Глава 2. Мои первые похороны

Я проснулся от того, что ко мне в комнату без стука зашёл отец. И почему я ещё не поставил замок?..

- Доброе утро, страна! - жизнерадостно пробасил он.

Шаркая тапочками и держа в руках охапку рубашек с вешалками, папа приблизился к моей кровати и скинул груз на неё, по дороге чуть не споткнувшись об палас.

Если честно, сам не знаю, как привык к его бесцеремонному поведению. А ничего другого просто не оставалось. Спорить с ним бесполезно, рано или поздно даст по морде. Мне полагалось лишь смириться и дать себе установку: «я таким не буду. А если всё же стану – пристрелите».

- Будь другом, погладь, я опаздываю.

- А мама …?

- Мама занята, – не сводя с меня строгих глаз, с нажимом произнёс отец. Уходя, он уже гораздо тише, будто в развернутый кулачок, добавил: - хоть на чём – то сэкономим.

- Постой, - крикнул я, вставая, - какую сперва?

- Серую! – проорал из коридора папенька и громко топоча, спустился по лестнице.

«Ну это просто наркомания уже какая – то», подумал я и поплёлся с рубашками в «прачечную», не забыв взять с собой плеер. Про Лизу он даже не вспомнил. Подумаешь, опалила утюгом пуговицу. Ну и ничего, пусть бы и училась себе! Приступил к заданию. Оживил маленький mp3-проигрыватель, чуть больше чем обычно раздражаясь его кодировкой. То есть, если Ваша песня на русском языке, то отличить её от других, подобных ей, по названию - не представляется возможным. Это неудобно, когда накачиваешь всего и всякого, а на малюсеньком экране -  бегущая строка из нецензурных букв. Благо, что русских. Ладно, в чём суета: сегодня нашей небольшой семье предстояло явиться на похороны. Сын усопшей – старый армейский друг моего бати – позвал и нас. Он немало постарался и согнал вместе всю родню и  друзей окрест – Настасья Семёновна, всё-таки, была старшей в роду. Хоть и жила одна. Отцовская самодисциплина не вовремя подвела, и я смутно слышал, как в панике собираются домашние в режиме бега. Накрыли воспоминания о старой женщине. Но озвучивать их сегодня не уместно. Ведь все в округе знали, она - препротивнейшая старушенция. Та сухонькая женщина восьмидесяти с малым лет запомнилась дневным кошмаром мне ещё с детства. В первую очередь, своими практически не мигающими глазами на выкате. За это качество отец дал бы кличку. Он и дал, после неудавшегося бабушкиного покушения на его машину.  Когда мы только переехали сюда, то первый же человек, встретившийся нам здесь - была Настасья. Мама ещё сочла это недобрым знаком -  то ли в шутку, то ли всерьёз. Я тогда не понял. Между тем, бабуся до последнего не уступала по социальной активности молодым и зрелым, держа в своих цыплячьих лапках весь район. Безумная старуха – бывшая учительница, и все понимали, откуда ветер-то дул. Прямых потомков у неё не было, поэтому она уделяла время всем вокруг, прогоняя своё одиночество. Всё, что она делала – своеобразная попытка обратить на себя внимание. Раньше мне было решительно не ясно, зачем гонять малышню клюкой. Агрессия также сочеталась у бабули с редким миролюбием: как-то раз она отобрала у меня пистолетик и тут же сломала его. Не иначе, проявление пацифизма. В мою бытность мелким на меня это произвело большое впечатление. Отец тогда лишь пожал широкими плечами:

- Да не реагируй ты так на старческие причуды! Относись ко всему с добром, с юмором.

- Даже когда на тебя замахиваются тростью?

- Не спорь. Что с неё взять?

- Но…

- Морду расправь!

Теперь, когда с хлопчато-бумажными изделиями покончено, я с чистой совестью переоделся во всё чёрное и направился в столовую. Ведь к ней любовь не новая, согласно стихотворению, разученному мной – страшно подумать - ещё в начальной школе.

Невыносимый запах выпечки танцевал вместе с пылинками в лучах света. Родные, рядочком усевшись за круглым столом, чинно допивали чай. Мама-хозяюшка присела на минутку, не сняв фартука. Её новая волнообразная прическа блистала, обрамляя вороной рамкой белое лицо. Как всегда, моя самая любимая женщина спокойна и отрешена. По левую руку от неё - русая зажигалочка Лиза. Сидит комочком, как мышка, смешно поджав ноги под себя. Наверное, опять что-то натворила. Я с ней в хороших отношениях, несмотря на то, что мы брат и сестра. Папа поминутно бросал взгляд на свои часы. Скудный завтрак преобразовал его густые усы в новогодние – покрыл крошками. Мама подняла на меня взгляд и улыбнулась:

- Давай, налетай! Бери всё, что на тебя смотрит.

Я зевая прошел к джезве на плите.

- Нельзя ли посерьёзней? –  вдруг спросил отец.

- А что такое? – встрепенулась Лиза.

Я тоже из любопытства обернулся. Батя молча поводил пальцем у своей шеи, намекая на мой галстук.

- Тебе же эта бабуля всё равно никогда не нравилась! – попробовал возмутиться я, сев напротив.

Водянистые глаза, обращённые ко мне, спокойно выражали одну мысль – «не доводи до греха». Действительно, чёрная полоска из полиэстера с фиолетовыми нотками – верх неприличия. Что делать, снял.

- Иди, Санёчек, а то пригорит ещё, - дал совет батя. И добавил уже прекрасной половине семьи, устремившись во двор:

- Давайте, в темпе.

Вышеупомянутые тут же завозились. Ко мне пришло понимание, что нормально поесть не удастся, поэтому быстро начал глотать кофе. Мама, проходя мимо, шутливо взъерошила мне волосы на макушке:

- Не торопись.

Лиза, убегая, хихикнула:

- Не подавись только.

Я бросился вон из кухни практически сразу за ними. Наш уютный дворик встретил меня дневными лучами, бьющими по глазам. Малая задержалась в проходе, приоткрыв калитку. Что-то строчит в телефоне, надувая жвачку. Мама приглаживает складки тёмно-шоколадного платья трепетными пальцами. Пытается разглядеть своё отражение, глядя в затенённое окно. Батюня громогласно вызывал такси:

- Что? Не хочу «девятку»! Алло… да, Вольный переулок! Вот так бы сразу!

Высокий бас беспокойного мужчины стих только после того, как подъехал чёрный седан и мамины пироги были погружены в багажник. Батейник сел предпоследним, и машина всколыхнулась, как будто он прыгнул на переднее сиденье бомбочкой.

Мы с сестрой не знали, чего ждать от похорон. Я нацепил наушники на голову. Криво, чтобы одним ухом быть в курсе, если кто-то из родителей со мной заговорит. Выглядит со стороны, наверное, по-идиотски. Лиза, как обезьяна, повторила за мной, достав свои – попроще. Воткнула в ухо один, также соблюдая приличия. Неожиданно вибранул телефон в руке, и я искоса глянул на мелкую непоседу, прочитав сообщение:

- Включи «Джимм».

Я «зашёл» в «цветочек»:

- Алё.

- Дашь новый выпуск почитать?

Я подумал и набрал:

- Лады, только с «Неотложкой» не заигрывай. («Неотложка» - рубрика в Одном Молодёжном Журнале. Представляет собой вопросы-ответы и статьи о половом воспитании.)

- Почему?

Обожаю, когда она так делает. Даже в письменном виде мне чудится интонация. Она особенная: «у» на несколько тональностей выше, чем всё остальное. Никто так не говорит. Только Лизун. И я сейчас не о зелёном призраке из мультика «Охотники за привидениями».

- Тебе ещё рано об этом думать.

- Ну да, младший надзиратель… Лучше, конечно, будет, если я вообще ничего не буду знать! – понаставив много смайликов-рож разной степени отвратительности, ответила Лизаветта.

Перемежающиеся звуки «бзз» и «о-о», как и следовало ожидать, заинтересовали папеньку. Он поднапряг грузное тело, оглянувшись и приподняв брови:

- Секретики?

Мы синхронно встретились с ним взглядами, пряча мобильники. Мама, сидящая между нами, взяла за руку сначала дочь, потом меня и тихо спросила нас:

- Помните, о чём мы договаривались?

- Угу, - промычал я. Лиза энергично кивнула кудлатой головушкой.

- Хорошочко, - одобрила мама.

Мы вылезли из машины и увидели, что торжественное прощание уже началось.
Папа скромно объял вкусно пахнущую корзинку и тихо сказал:

- Скорее, Кучеглаз ждёт. Угораздило же припозориться...

- Ну зачем ты так? – умело скрыла улыбку мама.

- Смотри-ка, - обратился ко мне отец, взяв под локоть, - да ты в теме!

- Ты о чём? – спросил я.

- Смотри вперёд, мух считаешь! Да вот об этом, - пальцем указал он на толпу. - Наконец-то! Твой наряд уместен!

Действительно, собрались люди, но мало кто решил сегодня утром облачиться в траур. Но что папаню так пробрало? Редкий случай выбраться и «помянуть» или предстоящая деловая встреча? До сих пор подмывает шутить про неформалов, или же просто профессиональная наблюдательность? Я завистливо вздохнул. При всех его подколах, он забавный. Папе надо было стать юмористом.

Мы поспешили к толпе, сурово кивнув знакомым. Малая часть контингента рада появлению наших родителей. Насколько это возможно проявить, учитывая атмосферу. Отбившиеся от стада дети играют в прятки средь могил. Резво нарезают круги. Неправильно. Да кто запретит? Пёстрые скорбящие внимательно слушали молодого батюшку, стоявшего над пропастью. Требник у него в руке подрагивал в такт могучему голосу, помахивая тканевой вышитой закладкой. Священнику периодически аккомпанировал нестройный хор бабушек. Я смущен: прихрюкивающие в силу возраста голоса сбивают с толку. Практически никто не шмыгал носом. Папин друг выглядел уставшим, а его прекрасная жена изо всех сил старалась не испортить свой густой макияж.
Уже под конец чина погребения Лиза шепнула мне на ухо, показывая взглядом на священнослужителя:

- А он ничего!

Я молча щёлкнул пальцами её по руке. Не больно, но понятно. Так отправляют в полёт неведомую соринку или насекомое. Она ответила мне тычком. Я продолжил останавливать пубертатное возмущение сестры, незаметно, как мне казалось, толкнув её. Рядом стоящая мама мягко положила мне руку на плечо, призывая к порядку. Я присмирел и продолжил наблюдать. Большинство стало прощаться с телом, легонько касаясь восковой кожи. Позже гулкие комья земли постепенно скрыли от глаз то, что ещё недавно было живым.

Так и не избавившись от чувства «не по себе», я поехал с остальными на поминки. Из состояния сомнамбулы меня аккуратно вывел бесцеремонный папин голос:

- Кулер, мы, кажется, договаривались.

Как видите, заботливый родитель дал кличку и мне. Неслучайно вышло, что она звучит, как название некой марки пива. И применение прозвища оправдано, на самом деле. На автомате я и сам не заметил, как привычным движением налил себе рюмку. Папа не одобряет. Я, по сути, взрослый человек. Самостоятельный. Правда, живу с родителями. Но, когда дело доходит до алкоголя, то, по мнению бати, я эту самостоятельность теряю. Иногда в смысле, что ноги не держат.

Мысленно сбросив из головы клочья размышлений, я кротко подвинул свою рюмку отцу.

- Хороший мальчик, - потрепал он меня, как по холке.

Зря улыбаетесь, руководитель кличек как-то проговорился, что прочитал статью в журнале про систему поощрений. И иногда экспериментирует с воспитанием.

- Ну как там у вас деревушке? Гуси-утки на крыльцо не гадят? – неожиданно спросил папенька, резко переключившись на старого друга.

- Та ни, в кои веки зажили спокойно, - жуя варёную курицу, промычал дядя Никита.

- Не скучаешь по городу-то? – откинулся на стуле батя.

- А шо по нём скучать? Езды – пятнадцать минут досюда. А люди какие! Здесь днём с огнём таких не сыщешь!

- Наталья, ты слышала? Твой муж говорит, что здесь хороших людей нет! – шутливо вклинилась в беседу мама.

Тётя Наташа помотала головой, задумчиво собирая крошки со стола. Висячие серьги тоже пришли в движение, а в красивых глазах начали плясать весёлые искорки.

- Да в городе тебе скорее под дверью подарок оставят, чем у нас, - не успокаивался старинный друг.

- Ну, положим, нам это не грозит, - произнесла маман, поправляя платье.

Наталья отпила ситро и поморщилась:

- Я хочу сказать, что мы не зря переехали. Выйдешь за калитку – тишь да гладь. А у вас, куда ни плюнь – попадёшь в чью-то рожу.

- Никакой личной жизни, - деловито поддержал супруг, задержавшись взглядом на мне. – У нас все при деле, на глупости время нету. А твой-то подрос, я смотрю! И даже по форме пришёл!

- Он всегда так ходит, - грустно пошутил отец.

Радует, что обо мне не забыли. Но я решил не делиться этим ощущением со старшими. Подали мамины пироги с вишней, и молчать стало удобнее. Она редко радовала нас выпечкой, но никто не настаивал. Глянул на Лизу. Она, бедная, должно быть, думала, когда это всё закончится. Сидит, подперев голову и разглядывает зал. Главным образом, потолок.

Мама вернула прежнее направление беседе:

- А я думала, всё как раз наоборот: это же вы постоянно видите знакомые лица. Сколько у вас там населения? Триста человек? Пятьсот?

Никита, конечно, занят выковыриванием изюма из риса, но тема ему интересна. Всё лучше, чем пытаться вспомнить о Настасье Семёновне что-то хорошее. Я не виню его за это, действительно очень сложно. Он куснул пирог, показав большой палец  моей маме и ответил:

- Мила, у нас много ещё осталось знакомых, живущих в конуре друг у друга на голове. У нас свободного места поболе, как ни крути. И вообще – этот город, - мужчина широко провёл в воздухе окружность, - одна большая деревня.

- Да? С последней фразой согласна. Я тоже всегда так говорю! – подавшись вперёд, порадовалась мама.

Постоянно удивляюсь, как ей удаётся так соответствовать своему имени. Не выходя из образа, каждый раз являя самую суть. Роскошная, артистичная. О последнем я только предполагаю: мама почти не рассказывала, какой она была, чем занималась, пока не появились мы. Она именно милая, и никак иначе. Мило улыбается, тактично говорит. Что, впрочем, не мешает ей осаживать людей, не входящих в круг тех, кто имеет право именовать её «Милочка».

Оставив нас мириться с фактом, что мы всё равно колхозники, и ничем не отличаемся, судя по всему, хозяева засобирались по делам. Перекрикивая поток гостей, мы попрощались с четой. И услышали в ответ приглашение в гости. А что, я вот не против. Хорошо помню, как отдыхал в деревеньке. Правда, приезжал я туда в последний раз лет девять назад. И тогда, по большей части, я больше опасался гусей, чем мог оценить преимущества «первобытной» жизни. Заманчивыми на тот момент были море конфет и пышущий самовар. И конечно, стол, накрытый во дворе и добрые лица людей. Бесхитростные беседы и смелые взгляды, не испорченные цивилизацией. Отдельный мир, имеющий сомнительное будущее. Но притягательный своей свободой от хитросплетений и стрессов, свойственных городам. Привлекательный своей волей избегать одинокой жизни в плотном окружении таких же, как ты.

… Комнату нагрело солнце, и теперь она пахнет утюгом. Лучи нашли тёмную поверхность и вознамерились раскалить её добела. Я собирался на пешую прогулку, а после - на турники, и потому примерял одну из своих лучших рубашек. Фу, как официально – белый верх, дальше знаете… Поглощённый мещанской трудностью выбора, я и не заметил, как приоткрылась дверь. В образовавшемся пространстве показалась улыбающаяся физиономия Лизки. Увидев меня в белом, она спросила:

- Всё, больше не грустишь по бабушке?

Я демонстративно включил телевизор. Хотелось кинуть ещё и пультом в девчонку, но она бы обязательно увернулась. И наябедничала бы. С неё станется, она же подлиза.

- Ты прям как мама, - всё ёрничала пятнадцатилетняя оторва. – Соринки все на месте, проверил?

Ну, похожи мы с мамой. Но не делать же на этом такой акцент! В конце концов, я не являлся таким всегда. Визуальное сходство между нами проявилось не так, чтобы давно. Кроме того, графичная внешность набирала обороты популярности. И я не сильно уповал на непостоянные вкусы общества. На всякий случай не терял возможность набраться девятипроцентными оборотами той же популярности, только несколько другого пошиба. Чтобы не робеть. Здесь уже я позволил себе улыбку на тему, что я - «алкаш».

- Настолько лестная параллель, что даже благодарить не хочется, - медленно проговорил я. - А ты – нет? На маму ничем не похожа?

- По росту сложил? – проигнорировала мой вопрос забияка.

- И как, ты думаешь, можно организовать соринкам построение?

Лиза показала мне язык и мудро изрекла:

- Тебе видней.

Я грубо всучил ей обещанный журнал. Поняв, что дальнейшего разговора не получится, умная деточка стремглав унеслась в свою комнату. А мне только этого и надо. Уже в тишине я остановился, глядя на пустой рюкзак. Предпочитаю не отягощаться, когда иду не на занятия. Возьму. Неподалёку от кухни слышно стрекотание швейной машинки и приглушённое пение. Мамино меццо-сопрано в прерывистом сопровождении механического шума обволакивало коридор странной атмосферой. Будто не все дома. На тумбочке, неподалёку от входной двери, меня уже ждали деньги. Мама оставила их, не чинясь, пока «главный» не видит. Папа сразу же после мероприятия умотал по делам. Являясь полгода как безработным остолопом, по выражению отца, я ценил поддержку мамы, без преувеличения считая её своим ангелом-хранителем.


Настроение послушать: Van Halen – «Ain't Talking 'Bout Love»