Еврейское счастье

Предуведомление
Этот текст был написан в середине «весёлых» девяностых, когда об этой проблеме ходили только анекдоты. И это – анекдот, написанный вместе с Мишей Коломеем.
1.
Моисей Соломонович Вайнтрауб жил трудно. Работал заведующим базой продтоваров. И все его долбали в хвост и в гриву. Был женат. И жена доставала его по поводу и без повода. И в свои неполные тридцать лет Моисей Соломонович был недоволен жизнью. Он так и говорил:
— Живу как женщина в гареме. Точно знаю, что употребят, только не знаю когда.
Он просыпался каждое утро в ожидании, когда его употребят. То ли жена, то ли товарищи по работе. То ли соседи по квартире. А к этому еще примешивалась такая мелочь, как  национальность. Трудно быть нацменшинством. Да и не очень приятно.
Жизнь надо менять, однажды понял Моисей Соломонович. В корне. Ведь сколько на земле всего интересного происходит! Сколько разных народов и национальностей! И что же мне теперь до смерти терпеть? Нет, решил Моисей Соломонович,- жизнь надо в корне  менять. Живу же, как женщина в гареме. А вот интересно, что чувствуют женщины в гареме? Что чувствуют мужчины, я знаю. Вот бы попробовать, что чувствуют женщины!
— Моисей! – дернула его за рукав жена, дородная рыжеволосая женщина. – Вчера по телевизору показывали одного придурка, которому сделали операцию и превратили в бабу! Вот идиёт! Он говорит, что всегда ощущал себя женщиной. И только теперь...
Но Моисей Соломонович уже ее не слушал.
— Вот оно! – разволновался Моисей. – Вот оно.
— Как такие операции называются? – спросил он у жены.
— Что? – не поняла та.– А с этим придурком. Транс... трасн...
— Транссексуалы,- вспомнил Моисей Соломонович.
— Вот, вот, – согласилась жена. – Именно. Ты знаешь, они этому,
вернее этой, сделали все-все как положено. Ну, все. И даже имя поменяли.
— А национальность?
— Что? Идиёт! Нет, ты просто идиёт.
— Ну, вот, – подумал Моисей, – снова она начинает.
— Говорила мне мама, – продолжала жена, – не иди замуж за тебя, идиёта. Не послушалась я свою маму, значит и я идиётка!
Надо в корне менять свою жизнь, не слушая жену, думал Моисей. Вот именно, в корне. А что? Может и я транссексуал? На работе – употребляют, дома – насилуют, соседи – наседают. Я даже начинаю ощущать себя существом противоположного пола. Я точно транссексуал.
— А кто делал эту операцию? – вне связи с предыдущими высказываниями жены спросил Моисей.
— Не знаю, в Москве у какого-то хирурга, – автоматически ответила жена. А потом, сообразив, недоверчиво и с опаской посмотрела на Моисея. – Ты что задумал?
— Ничего я не задумал.
— Ты мне мозги не пудри. Я тебя, придурка, насквозь вижу. Если ты что-нибудь такое задумал, учти, я развожусь сразу. Я не лесбиянка!
Но Моисей Соломонович жену не слушал, он размышлял: надо мотнуться в Москву, разыскать хирурга. Узнать, какие нужны документы. У нас же без справок ничего не сделаешь. Да, я наверное и в самом деле транссексуал.
А что вы думаете? Вы считаете, он не прав? Не знаю. По его меркам у нас в стране полно транссексуалов. Того дерут на работе, этого – дома, другого – друзья. А иных употребляют и дома, и на работе, и друзья не забывают. Так разве они не транссексуалы?
2.
Мысль о транссексуальности его натуры засела у Моисея  Соломоновича в мозгу гвоздем. И не выветрилась до утра. Значит надо действовать, решил Моисей. У него была такая привычка: откладывать все решения до утра. Если желание не проходило, то он действовал. Поэтому придя на работу, на свою базу продтоваров, и, выслушав утреннюю порцию от начальства, экспедиторов и кладовщиц, Моисей Соломонович набрал номер телефона передачи, в которой Москва показывала операцию транссексуала. Трубку телефона сняла молодая девушка.
— Я звоню вам по такому поводу, – несмело начал Моисей, – несколько дней тому назад в вашей передаче показывали хирурга, который делает операции транссексуалам.
— Да, – подтвердила девушка. – Показывали.
— Вы бы не могли мне дать номер его телефона?
— А для чего вам, если не секрет?
— Секрет.
— Сейчас, – сказала девушка,– минуточку.– И, положив трубку на стол, сказала кому-то в комнате. – Еще один придурок хочет телефон Солдатова.
— Богата наша земля, – пробасил мужчина в комнате и они с девушкой рассмеялись.
Девушка нашла нужный телефон и сказала в трубку:
— Алло, мужчина, вы меня слышите?
— Да, да, – отозвался Моисей.
— Пишите.
— Пишу.
— 22-488-46, – продиктовала девушка номер телефона.– Записали?
— Записал, – сказал Моисей. – Спасибо, – и положил трубку телефона.
— Так, – подумал он, – Рубикон перейден. Но Юлием Цезарем себя при этом не ощутил. Но почувствовал – обратной дороги нет. Поскольку сделан первый шаг. Что ему осталось? Сделать второй. И он его сделал. Снова снял трубку телефона и набрал номер хирурга Солдатова. На том конце трубку сняла опять молоденькая девушка.
— Я бы хотел поговорить с хирургом Солдатовым, – сказал Моисей.
– Все хотят с ним поговорить, – ответила девушка, – вы кто?
— Вайнтрауб.
— Ну и что?
 По личному вопросу.
— Тем более, – отрезала девушка.
— Это очень важно, – настаивал Моисей.
— Для кого?
— Конкретно для меня.
— Подробнее, – сказала девушка.
— Я по поводу операции транссексуалов, – решился Моисей.
— А, – засмеялась девушка, – ещё один придурок! – Но тут же спохватилась и официальным тоном ответила, – мы таких операций не делаем.
— А как же передача по телевизору?
— Это единичный случай. Исключение.
— Я тоже исключение.
— Другие исключения исключены, – сказала девушка и положила трубку телефона.
Моисей Соломонович сидел, растерянно держа телефонную трубку в руках. Что же делать, думал Моисей. Они даже не хотят разговаривать. Но не отступать же после первого поражения. Что же делать? Тут в его комнату вошла Клавдия Федоровна, старший кладовщик.
— Долго это будет продолжаться? – нагло начала она, уперев кулаки в толстые бока. – Сколько я тебя просила, Моисей, не умеешь, не берись.
— Чего ты ко мне прицепилась! – возмутился Моисей.
— Я к тебе? – грозно сказала Клавдия. – А ты что? Лезешь, куда не надо! Чтобы это было в последний раз, – отрезала Клавдия и вышла.
— Ну, вот, – грустно подумал Моисей, – это не жизнь. Надо делать операцию. Надо. Надо ехать в Москву и самому поговорить с этим Солдатовым.
— Клавдия! – крикнул Моисей. – Зайди.
Клавдия вошла и, молча, остановилась у двери.
— Что?
— Я еду в Москву, собери спецпаёк.
— Зачем тебе в Москву?
— По личным делам.
Клавдия не двигается с места.
— Честное слово по личным делам.
— Верю, – говорит она, – но смотри мне!
И ушла, круто повернувшись на каблуках.
3.
Приехав в Москву утром, Моисей Соломонович нашел клинику, где работал хирург Солдатов, только после обеда. Ехать пришлось в один из новых районов города. То ли в Отрадное, то ли в Медведково. А может быть даже и в Южное Бутово. В общем, к черту на кулички. Кабинет Солдатова в клинике Моисей нашел быстро. В небольшой приемной сидела миловидная блондинка лет двадцати пяти.
— Солдатов у себя? – деловито спросил Моисей Соломонович.
— Он занят, – как автомат ответила девушка.
По голосу Моисей понял, что по телефону говорил именно с ней.
— Мне на минуточку, – сказал Моисей Соломонович и открыл дверь.
Кабинет Солдатова был небольшой. В нём два шкафа, письменный стол. На стене вешалка на три крючка. За письменным столом сидит мужчина лет сорока. Черные волосы с проседью, черный костюм в полоску из-под крахмального халата. Мужчина разговаривает по телефону. Закончил разговор, положил трубку на рычаг и вопросительно посмотрел на вошедшего мужчину.
— Я приехал из Одессы, – сказал Моисей Соломонович.
— Очень приятно, – кивнул мужчина.
Механически переложил на столе бумаги. Стол был ими завален. Это создавало впечатление кипучей деятельности хозяина кабинета.
— Меня зовут Моисей Соломонович Вайнтрауб.
— Очень интересно, – сказал мужчина. – А меня зовут Виктор Петрович Солдатов.– В глазах хирурга промелькнули искорки смеха.
— Недавно по телевизору показывали операцию, которую вы проводили...
— Ах, вот вы о чем...
— Да, – ответил Моисей, – я транссексуал! В душе.
— Да ну! – съехидничал Солдатов.
— А почему вы смеетесь? Я серьезно.
— И я серьезно. Мы таких операций не делаем.
— А как же передача?
— Это исключение.
— Я тоже исключение.
— Вас, исключительных, раком до Владивостока не переставишь, – очень непосредственно отреагировал Солдатов.
— Мне только извращений не хватало, – сказал Моисей.
Солдатов внимательно посмотрел на Моисея Соломоновича и после паузы сказал:
— Это был несчастный человек, и мы ему помогли. Исключительный случай. А вообще такие операции у нас не разрешены. Поэтому освободите кабинет.
И Виктор Петров активно занялся перекладыванием бумаг на столе. И Моисею ничего не оставалось, как выйти в приемную. Куда идти, что делать. Неужели он даром приехал в Москву?
— Не стойте, мужчина, не загромождайте – окликнула его девушка-секретарь. – Или уходите, или присядьте. Тут и без вас тесно.
— С места не сойду, – сказал Моисей, – пока Солдатов не согласится.
И он присел на стул около окна, портфель, поставив на колени. Прошел час, второй, третий. Заканчивался рабочий день. Солдатов несколько раз выходил из кабинета, смотрел на сидящего у окна Моисея, и на немой вопрос девушки пожимал плечами. Казалось, он говорил ей: сидит и пусть сидит. В шесть часов вечера девушка отворила дверь в кабинет Солдатова и спросила:
— Виктор Петрович, я вам больше не нужна?
— Ты мне всегда нужна, – сказал Солдатов, – но сейчас можешь идти домой.
Девушка собрала бумаги в стол и ушла. Моисей понял, что наступил решающий момент. Он встал и направился в кабинет.
— Ну, ты настырный, – удивился Солдатов. – Садись, поговорим.
Моисей по-хозяйски сдвинул бумаги, освободив место на письменном столе. Солдатов с интересом наблюдал за ним. Он открыл портфель, достал из него бутылку хорошего коньяка, палку вкусной колбасы, кусочек провесного балычка, душистый сыр и сказал:
– Надо поговорить.
— Давай поговорим, – согласился Солдатов и достал из тумбы стола две медицинские мензурки.
Моисей налил, они выпили. Помолчали. Закусили. Помолчали. Моисей снова налил. Они опять выпили. Закусили.
— Хорошо, – сказал Солдатов, – говори.
— Жить трудно, – односложно произнес Моисей.
— Трудно, – согласился с ним Солдатов.
— Все насилуют, – сказал Моисей, налил и они выпили. Закусили.
— Это точно, – согласился Солдатов, – все насилуют.
— Живу, как женщина в гареме, – откликнулся Моисей и снова налил.
— Это точно, – согласился Солдатов, выпивая.
— Точно знаю, что употребят, только не знаю, когда, – закончил мысль Моисей.
— У меня так же, – грустно сказал хирург. – Как женщина в гареме.
Они снова выпили и снова закусили.
— Вот я и говорю, – произнес Моисей, – мне нужна операция.
— Какая операция? – не понял Солдатов.
— Транс... трасн...
— Моисей, – сказал Солдатов после паузы, – я тебя люблю.
— И я, Витя, тебя люблю.
— Нет, ты послушай меня внимательно. Я тебя, Моисей, люблю, зачем тебе эта операция?
— Давай, Витя, выпьем.
— Давай, только коньяк уже кончился, – расстроено сказал хирург.
— Да, – удивился Моисей, – кончился.
— Ничего, у меня спирт есть.
Солдатов полез в тумбу письменного стола и достал пол-литровую бутылку спирта.
— Неразведенный спирт пьешь? – спросил он Моисея.
— А ты?
— Я врач. Пю.
— И я пю.
— Тем более под такой закусон, – согласился хирург.
Они выпили спирта.
— Понимаешь, Витя, – сказал Моисей, – мне надо сделать эту операцию.
— Очень?
— Очень.
— Выпьем.
— Выпьем, – согласился Моисей.
Они выпили.
— Так что? – спросил Солдатов.
— Сделай, Витя, операцию. Очень надо!
— Надо? Сделаем.
— Когда?
— Как только, так сразу. Ты документы оформи, справки собери. От очевидцев, друзей детства. Из ЖЭКа.
— А из ЖЭКа зачем? – удивился Моисей.
— Ты имя будешь менять?
— Буду.
— Ну, вот.
— А национальность можно?
— Что? – переспросил Солдатов.
— Выпьем.
Они выпили.
— Национальность тоже хочу поменять, – сказал Моисей.
— Меняй, – разрешил Солдатов.
Выходили они из клиники в обнимку. На пороге стали прощаться.
— Приезжай, – сказал Солдатов Моисею Соломоновичу, – ты хороший парень.
4.
Приехав домой, Моисей Соломонович жены дома не застал. Вместо нее на кухонном столе лежала записка:
"Ушла к маме. Я не лесбиянка".
— Да, – подумал Моисей, – коротко и ясно.
Но если человек решился на большое дело, его не остановят мелкие препятствия в виде развода с женой. Тем более, что этот шаг надо было сделать рано или поздно. Поэтому Моисей Соломонович приказал себе не расслабляться и думать о деле.
В первую очередь он пошел в школу, в которой отучился десять лет. Директриса была та же, что и в то время, когда он учился. Высокая сильная женщина с благородной сединой в волосах.
— Здравствуйте, Вера Владимировна, – сказал Моисей, входя в кабинет директора школы.
Вера Владимировна чрезвычайно гордилась памятью на лица.
— Я помню всех, кто учился в моей школе, – любила повторять она.
Поэтому Вера Владимировна внимательно посмотрела на вошедшего и через минуту паузы сказала:
— Вайнтрауб! Здравствуйте. Чему обязана? Ведь еще не Восьмое марта.
— Через десять дней Восьмое марта, – ответил Моисей и достал из портфеля облегченный спецнабор: колбаса, сыр, консервы. – Это вам, Вера Владимировна, – сказал он. – С наступающим праздником.
— Спасибо, Вайнтрауб.
— Вера Владимировна, у меня к вам просьба.
— Слушаю внимательно, – сказала Вера Владимировна, пряча спецнабор в тумбу письменного стола.
— У меня в жизни сложились такие обстоятельства, что мне нужна справка от школы о том, что я, когда у вас учился, больше тянулся к девочкам, но не как к девочкам, а как к девочкам, понимаете?
— Нет. Зачем это вам, Вайнтрауб?
— У меня в жизни должно кое-что измениться.
— За границу едете?
— Не совсем.
— Что значит не совсем? В космос летите
— Не так, чтобы в космос, но что-то в этом роде.
— Так бы и сказали, Вайнтрауб, что это связано с безопасностью Родины.
— Да, да, Вера Владимировна, – согласился Моисей. – Именно.
— Для безопасности Родины ничего не жаль, – сказала Вера Владимировна. – Какой должен быть текст?
— Вот, я тут набросал, – торопливо сказал Моисей и положил на стол директору школы листок бумаги с готовым текстом. – Вам надо только подписать и поставить печать.
Вера Владимировна быстро пробежала глазами текст. В тексте было написано, что Вайнтрауб М. С. за время обучения в школе (годы учебы) проявил себя с наилучшей стороны. И дружил только с девочками, за что его даже дразнили "бабой". Вера Владимировна на секунду задумалась. Потом вспомнила, что это надо для безопасности Родины, и  размашисто расписалась внизу. Вынула из сейфа печать и приложила ее к подписи.
Из кабинета директора школы Моисей Соломонович выходил с довольной улыбкой. Далее ему надо было взять справку в ЖЭКе, что они к нему, Вайнтраубу М. С., никаких претензий не имеют. А какие они могут иметь к нему претензии? Он их снабжал продуктами по первому требованию.  Поэтому он и зашел к Зиночке, паспортистке ЖЭКа, чтобы та написала все, что надо и без лишних вопросов. Но Зиночка неожиданно уперлась и сказала, что такое важное дело она сама решать не может.
— А кто вообще тогда тут что-то может решать? – с легким недоумением спросил Моисей Соломонович.
— Иван Семенович, – ответила Зиночка.
— Кто это?
— Новый начальник ЖЭКа.
— И он что-то решает? – не поверил Моисей.
— Он всё решает, – строго ответила Зиночка.
— Пошли к твоему начальнику, – согласился Моисей.
Они вышли из комнаты  паспортисток, небольшого бетонного склепа в стандартной девятиэтажке, заставленного письменными столами, книжными шкафами, пропахшего бумажной макулатурой. На столах – папки с бумагами. На подоконниках – ящики с картотекой. В шкафах – и то, и другое, плюс электрический чайник, минус чистота.
Они вышли в полутемный коридор, длинный и извилистый, как судьба квартиросъемщика. И такой же темный. Прошли мимо комнаты диспетчера, где среди голых стен стоял ободранный письменный стол. За столом сидела одуревшая от ругани и телефонных разговоров женщина, если ее еще можно так назвать, и говорила с очередным звонившим по телефону.
Потом они прошли мимо комнаты мастеров ЖЭКа. В ней висел табачный дым, водочный перегар и русский мат. Поскольку только в такой микрофлоре может существовать сантехник жэковский, как биологический генотип.
Коридор заканчивался дверью, которая в далекой молодости была белого цвета. И об этом еще можно было догадаться. Зиночка потянула за ручку двери, прикрученную на двух шурупах вместо четырех, и они вошли в кабинет начальника ЖЭКа. Кабинет резко контрастировал с остальными помещениями. Панели из красного дерева, импортный линкруст на стенах. Чистый вымытый пол и на нем толстый ворсистый ковер. Вдоль стен выставка импортной сантехники. Итальянские унитазы, перуанская кафельная плитка. И еще много такого, чьи названия ускользают от понимания рядового жильца. За письменным столом темной полировки сидел невысокий плотный мужчина с внешностью Ноздрева и грустно смотрел на вошедших в кабинет Зину и Моисея Соломоновича.
— Иван Семенович, – сказала Зиночка, – вот мужчине нужна справка, что мы к нему претензий не имеем.
— А мы к нему как? – спросил Иван Семенович.
— Нормально, — ответила Зиночка. – Претензий не имеем.
— Ясно, – сказал Иван Семенович. И немного помолчав, добавил, – оставь нас.
Когда Зиночка вышла, он сказал Моисею:
— Излагай.
— Что? – переспросил Моисей.
— Причины, – коротко пояснил управдом.
— Безопасность Родины требует, – односложно ответил Моисей.
— Так. Конкретнее.
— Конкретнее не могу.
— Коньяк пьешь?
— Пью.
Иван Семенович потянулся к сейфу, достал из его недр бутылку коньяка и два стакана. Налил. Выпили. Посидели немного молча.
— Изложи яснее, – попросил управдом.
— Жена сука, – сказал Моисей.
— Да, – согласился управдом. – Ваня, – и протянул руку Моисею Соломоновичу.
— Моисей, – пожал протянутую руку Моисей.
Иван Семенович опять налил коньяка в стаканы.
— Выпьем, – сказал он.
Они выпили.
— Дальше говори, – попросил управдом.
— Сослуживцы сволочи.
— Святая правда.
— Соседи гады.
— Это точно.
— Поэтому обороноспособность Родины требует, – сказал Моисей, – справку.
Управдом недоверчиво посмотрел на Моисея и сказал:
— До этого места я все понимал, – помолчал и добавил, – додолбали? Хочешь свалить?
— Да, хочу свалить. Можно и так.
— Правильно делаешь. И я бы свалил. Давно. Но не могу.
— Почему?
— Понимаешь, сослуживцы сволочи.
— Понимаю.
— Начальство гады.
— Святая правда!
— Жена подлюка!
— Это точно.
— Но шоб не она, я бы тут не сидел. Ее отец знаешь кто!
— Кто?
— Поэтому я тут и сижу. И хрен ее бросишь. Даже в дворники не возьмут. Пей. – Иван Семенович налил в стаканы остатки коньяка.
Они выпили.
— Так что тебе? – переспросил Иван Семенович.
— Справку, что вы ко мне не имеете претензий.
— А какие могут быть к тебе претензии? – недоуменно спросил управдом и нажал кнопку звонка.
Прибежала Зиночка.
— Выпиши ему, – сказал Иван Семенович, – все что он хочет, я подпишу.
5.
Придя на следующее утро на работу, Моисей Соломонович занялся ликвидацией дел. Он так это назвал. Моисей выдвигал ящики стола, пересматривал бумаги, некоторые уничтожал, некоторые клал назад. И тут к нему в комнату вошла Клавдия.
— Чем занят? – спросила она.
— Ничем.
— Но я же вижу! – не отставала Клавдия.
— Что ты видишь? – огрызнулся Моисей.
Клавдия оперлась руками на стол и наклонилась к Моисею могучим бюстом.
— Слышь ты, сказала она жарким шепотом, – транссексуал! Ничего у тебя не выйдет!
— Что у меня не выйдет? – испугался Моисей. – Откуда ты знаешь?
Клавдия выпрямилась, презрительно усмехнулась и сказала:
— Хочешь от ответственности ускользнуть? Не  выйдет! Я тебя везде найду, будь ты хоть бабой, хоть кем!
Она круто повернулась и вышла из комнаты.
Под конец рабочего дня к нему в кабинет открылась дверь, и на пороге вырос начальник районного отдела милиции Сергей Петрович Никитин.
— Привет, Моисей, – громко сказал он. – Обвешиваешь?
— Обвешиваю, – согласился Моисей. – Заходи, Серега.
— Как дела? – спросил милиционер, деловито, как хозяин, усаживаясь на стул.
— А что?
— Праздники идут, – неопределенно сказал милиционер.
— А-а-а! – протянул Моисей.
В это время в дверь кабинета заглянула Клавдия. Она кивнула на милиционера и спросила:
— Как всегда?
— Да, – кивнул Моисей и Клавдия исчезла.
— Вот это воспитание, – засмеялся милиционер.
— Стараемся, – ответил Моисей.
— Старайтесь, – разрешил милиционер.
— Выпьешь? – спросил Моисей. И не ожидая ответа, достал из тумбы письменного стола бутылку водки и два стакана. Налил. Они выпили. Глаза милиционера потеплели.
— Мировой ты мужик, Моисей, – сказал милиционер.
— Просьба есть, – сказал Моисей.
— Проси, – разрешил милиционер.
— Хочу национальность поменять.
— Зачем?
— А так.
— Ну и зря. Тем более, что бьют не по паспорту, а по морде, –
захохотал милиционер, довольный своей шуткой.
Моисей снова налил водки. Они опять выпили. Вошла Клавдия с пакетом. Отдала его милиционеру и вышла.
— Так как? – поинтересовался Моисей.
— Как хочешь. Приходи завтра с утра, сделаем.
И милиционер ушел. Вошла Клавдия с двумя пакетами по размеру такими же, как и для милиционера.
— Я пошла домой, – сказала она. – Сегодня склад закроешь сам. Сейчас придут еще пожарник и этот из органов.
— До свидания, – ответил Моисей. – Я закрою сам.
Клавдия ушла. Моисей спрятал наборы в стол. Минут через пять действительно пришел пожарник Витя.
— Привет, – сказал он, входя,  самовозгораний нет?
— Что сгорит, то не сгниёт, – ответил Моисей.
— Огнетушители заряжены? – не отставал пожарник.
— Чего ты хочешь, Витя? – спросил его Моисей.
— Проверить пожарную безопасность. Добровольная пожарная дружина работает?
— Работает, – ответил Моисей. – На, держи, – и он достал из тумбы стола пакет. Пожарник взял пакет, взвесил его на руке и сказал:
— А ящик с песком есть?
— Есть.
— Багры, лопаты?
— Я не пью.
— Понял, – сказал пожарник, – до свиданья.
И он ушел. Кто у меня еще, стал соображать Моисей. Чекист Толя.
— Здравствуйте, Моисей Соломонович, – вежливо и предупредительно сказал представительный, аккуратно одетый мужчина лет сорока трех.
— Анатолий Александрович! – сказал Моисей.- Здравствуйте! Проходите, присаживайтесь.
Чекист сел, положив ногу на ногу, и спокойно подождал, пока Моисей сядет на место. Потом, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Когда операция?
— Какая операция?- переспросил Моисей.
— Да, ладно, – примирительно сказал Анатолий Александрович. – Так когда же?
— Еще не знаю.
— Ясно. Значит это надо для безопасности Родины?
— Что? Нет.
— Понятно. А эти двое уже были?
— Кто? – сделал вид, что не понимает, Моисей.
Но так как Анатолий Александрович молчал, явно ожидая ответа, Моисей кивнул и сказал:
— Да, уже были.
— Ясно.
— Праздник скоро, – сказал Моисей.
— Да, – согласился Анатолий Александрович, – скоро уже праздники.
— Это вам, – сказал Моисей, доставая из тумбы стола пакет, и вручая его чекисту.
— Спасибо, – сказал он вежливо. – Так что, Моисей Соломонович, в путаны подались? Будете валюту зашибать у Метрополя?
— Да что вы такое говорите! – замахал руками Моисей.
А Анатолий Александрович засмеялся тихим домашним смехом.
— Я пойду, – сказал он. – Дел много. Надо всё успеть.
И чекист ушел.
6.
Сегодня Моисей должен был выполнить неприятную, но неизбежную процедуру. Пойти на свидание с бывшей женой. С тяжелым сердцем он шёл к ней. Он бы и не шёл, но нужно было ее согласие на то, что он собирался сделать. Так сказал хирург Солдатов. Хорошо еще, что тещи и тестя не было дома. И он мог спокойно поговорить с ней. Начала она, как всегда:
— Чего пришел?
— Ты должна написать заявление.
— О чем, гермафродит?
Чувствовалось, что она научно подковалась по этому вопросу.
— О том, что ты не возражаешь.
— Не возражаю, гермафродит. Давай свою бумажку.
— Какую бумажку?
— Ту, что принес. Ты ведь уже написал текст моего заявления.
— Да, да, – спохватился Моисей, – конечно.
И он стал рыться в портфеле.
— Конечно! А то я тебя не знаю. – Она помолчала и добавила, – а вот выходит, что я тебя не знала.
— Что? – переспросил Моисей.
— Проглядела я тебя, гермафродит. Давай свою бумагу.
Он подал жене лист с напечатанным на нем текстом. Женщина внимательно его прочла. Помолчала. Посмотрела на Моисея и внезапно сказала:
— А как это Клавка переживет?
— Какая Клавка?
— Подружка твоя. Раньше бы я сказала любовница.
— Ты подпишешь?
— А  мне наплевать на тебя и на твою Клавку. На всех вас мне наплевать. Где надо подписать?
Она размашисто, разрывая бумагу ручкой, подписала заявление.
— Доволен?
Моисей промолчал.
— Изверг ты, а не человек! Доволен? Не молчи, идиёт! Не молчи! Смотри, до чего меня довел! Идиёт! Гермафродит. Иди, чтоб глаза мои тебя не видели, идиёт.
И Моисей ушел. Домой он отправился пешком. Далеко, конечно, но на ходу легче думается, и быстрее успокаиваешься.
— Да, – думал Моисей, – тяжелая была сцена. Конечно, ей не просто. А мне? Мне не тяжело? Кто меня пожалеет? Она меня никогда не жалела. И не будет жалеть.
— Моисей!- окликнул его парень лет тридцати. – О чем задумался?
— А, Вадик, – обрадовался Моисей. – Как хорошо, что я тебя встретил.
— Конечно, хорошо. Давно же не встречались. А еще друзьями считаемся.
— Ты даже не знаешь, как это хорошо, что я тебя встретил.
— Расскажи, буду знать.
— У меня такая запутанная ситуация!
— Без пол-литры не разберешь? – засмеялся Вадик.
— Вот именно. Пошли ко мне.
— А жена?
— Ее дома нет, пошли, посидим.
Чувствовалось, что Моисей с Вадиком сидят уже давно.  Кухонный стол украшала почти пустая бутылка водки.  Они сидели, молча, и смотрели друг на друга. Из кухонного крана неторопливо по капле капала вода. На газовой плите закипал чайник.
— Да, – сказал Вадик, откинувшись на спинку стула, – ты, Моисей, даешь! – Вадик немного помолчал. – В В конце-концов, ты уже в таком возрасте, что имеешь право все решать сам. – Вадик ещё немного помолчал. Ну, ладно, я напишу тебе то, что ты хочешь. Как друг детства.
— Спасибо, Вадик.
— Ради Бога! Моисей, тебе жить. Только смотри, – улыбнулся Вадик, – когда будешь бабой, веди себя прилично, сразу не давай, поломайся для приличия.
— Понятно, – улыбнулся Моисей.
— А хочешь, я на тебе женюсь?
— Перестань.
— А что, брошу свою Лидку, мегеру. Ради тебя. Женюсь. Характер у тебя хороший, фигурка тоже ничего.
— Иди ты!
— Куда? – поинтересовался Вадик. – В ЗАГС?
— Да, ладно. Ты хоть на вокзал придешь меня проводить?
— Конечно, приду.
Потом они пили чай и еще долго разговаривали.  О том, что было и почему. О том, что есть и по какой причине. И о том, что будет. И почему оно будет именно так, а не иначе.
7.
Поезд мягко перестукивал колесами на стыках рельсов. Это по одной версии. А по другой, научно обоснованной версии, учитывая, что площадь круга равна пи эр квадрат, то стучал именно этот квадрат. Моисей Соломонович ехал в поезде Одесса-Москва и это именно в данном поезде квадрат стучал по рельсам. Вагон был мягкий, спальный, купе на двоих. Вторым в купе был полный лысоватый мужчина. Он пришел в купе чуть позже Моисея Соломоновича. По-хозяйски осмотрелся и сказал:
— Борзов, – и протянул Моисею Соломоновичу широкую ладонь.
— Вайнтрауб, – ответил Моисей Соломонович и пожал протянутую руку, и после паузы добавил, – пока.
— Почему пока? – не понял Борзов.
— Это я так, – смутился Моисей Соломонович, – неудачно пошутил.
— Неудачно пошутил, – строго согласился Борзов. – Не надо больше так шутить.
— Слушаюсь! – сказал Моисей Соломонович и вытянулся, сидя на диване.
— Куда следуете? – спросил Борзов.
— В Москву.
— Значит вместе до конца.
В купе вошел проводник.
— Устроились, Константин Иванович? – спросил проводник Борзова.
— Да, Дмитрий, спасибо. Ты нам это...– Борзов остановился и посмотрел на Моисея Соломоновича, – ты не откажешься по рюмашке?
— Да, да конечно, – сказал Моисей Соломонович.
— Ты нам, Дмитрий, сообрази бутылочку коньячка, – достал из кармана крупную купюру и отдал проводнику.
Проводник вагона, молча, ушел.
Моисей Соломонович и Борзов в расслабленном состоянии сидели за столом. На столе стояла бутылка коньяка, выпитая почти до конца, копченая колбаса, шпроты, сыр, балык.
— Да, – сказал Борзов, – жизнь прожить не поле перейти.
— Как это верно! – сказал Моисей Соломонович. – Как это правильно!
— Конечно, правильно, – сказал Борзов. – Всё же на своём горбу испытал, – и он звучно и смачно похлопал широкой ладонью по холке. – Всего добился сам! Всего. Не веришь?
— Верю, – покорно ответил Моисей Соломонович.
— Жидовская ты морда, – сказал Борзов, – но хороший человек. – он задумался. – Скажи, а почему вот так получается, как хороший человек, то обязательно жид. А как сволочь, то или хохол, или кацап?
— Ну, почему же, – не согласился Моисей Соломонович, – и среди евреев есть сволочи.
— Есть, – сказал Борзов. – Но почему? Вот вопрос, вот парадокс Жизни! А? Проблема.
— Проблема, – согласился Моисей Соломонович.
— То-то и оно, – подвел итог Борзов. – Выпьем. – Он налил остатки коньяка в стакан. – Пей, щас Дмитрий еще принесет.
Они выпили. Пришел проводник, принес еще одну бутылку коньяка.
— А на кой тебе в Москву? – спросил Борзов.
— На операцию еду.
— А с виду крепкий, – удивился Борзов. – Что тебя скрутило?
— Жена – подлюка, – сказал Моисей Соломонович.
— Точно, – согласился Борзов.
— Задолбала.
— Да, – эхом отозвался Борзов.
— Сослуживцы – сволочи.
— Золотые слова!
— Начальство – гады.
— Да, да, да, – закивал головой Борзов.
— Соседи.
— Вот именно! – подхватил Борзов. – Соседи – суки!
— Живу как женщина в гареме, – окончил длинную мысль Моисей Соломонович.
— Да ну! – удивился Борзов. – Это как?
— Точно знаю, что употребят, только не знаю когда.
— Золотые слова!
— Что? – отозвался Моисей Соломонович.
— Ты – гений!
— Ой, бросьте.
— Нет, Моисей, ты – гений. Фи-ло-соф! Вот. Иди ко мне работать. Я тебя завхозом назначу. А то мой – ни рыба, ни мясо.
— Не могу, Константин Иванович, я на операцию еду.
— И что тебе будут отрезать?
— Я транссексуал.
— Чего? – не понял Борзов. – Гермафродит что ли?
— Из-за этой жизни стал, – покачал головой Моисей Соломонович.
— Какая  глубокая мысль! – подумав, сказал Борзов. – Из-за этой жизни станешь. Я вот тоже живу, как женщина в гареме.
Моисей Соломонович молчал.
— Да, – продолжал Борзов, – как ты прав! Ты даже себе не представляешь, Моисей, как ты прав. А что, может и мне сделать эту операцию?
— Новые ощущения, – сказал Моисей Соломонович.
— Ну, нет, жид, врешь! Я с операцией подожду. Я этим сволочам ещё покажу, кто такой Борзов! Они у меня еще попляшут! Они у меня!.. – Борзов задохнулся и замолчал.
К перрону Киевского вокзала Москвы они доехали без происшествий.
— До свидания, – сказал Моисей Соломонович Борзову.
— Счастливо, – ответил Борзов. – Я тебя понимаю, крепись.
8.
Только после обеда добрался Моисей до клиники хирурга Солдатова. Было шестое марта. В приемной сидела все та же миловидная блондинка.
— Здравствуйте, – сказал Моисей Соломонович.
— Здравствуйте, – ответила девушка.
— Я к Солдатову, он мне назначил на сегодня, моя фамилия Вайнтрауб.
Девушка встала и вошла в кабинет Солдатова. Через минуту вышла и сказала Моисей Соломонович:
— Пожалуйста проходите.
Он вошел.
— Все-таки приехал, – встретил его Солдатов.
— Да,  ответил Моисей Соломонович, – все-таки приехал.
— Ладно, раз приехал, будем делать операцию. Справки привез?
— Привез, – сказал Моисей Соломонович и вынул из портфеля папку с документами.
Солдатов внимательно перечитал справки.
— Хорошо, – сказал он. – И даже есть разрешение от милиции на смену национальности? Хорошо!
Моисей Соломонович заулыбался от полученной похвалы.
— Какое имя примешь? – улыбаясь, спросил Солдатов.
— Чего? – переспросил Моисей Соломонович.
— После отстрижения, какое имя примешь? – повторил свой вопрос старый циник Солдатов. Впрочем, все врачи, как правило, циники.
— Алевтина Васильевна Подкопаева, – сказал Моисей Соломонович.
— Аля, значит, – кивнул Солдатов. – Так и запишем.
Он открыл рабочую тетрадь и что-то в нее записал.
—Удачно приехал, – сказал Солдатов.
— Что значит удачно?
— Завтра предпраздничный день. Лишнего народа не будет. Завтра и сделаем операцию. В клинике будет только дежурный персонал и моя бригада.
— Ясно.
— Так что джигит...ка готовься к операции. Сделаем из тебя женщину – пальчики оближешь!
Вошла миловидная блондинка.
— Знакомься, – сказал Солдатов блондинке, – это Моисей Соломонович. А это Светочка.
— Очень приятно, – сказала Света.
— Моисей Соломонович будет у нас оперироваться по поводу перемены пола, – добавил хирург.
— А, так это он! – вырвалось у Светы.
— Что? – переспросил Солдатов.
— Нет, ничего, – поправилась Света.
— Устрой его в шестую палату, и никого туда не подселяй.
— Ясно. Чтобы лишние не знали.
— Вот именно. И даже лучше, чтобы сегодня ты подежурила в ночь. Сможешь?
— Конечно. Если это необходимо.
Солдатов улыбнулся, посмотрел сначала на Свету, потом на Моисея Соломоновича и сказал:
— Только не шалить!
— Вы о чём? – переспросила Света.
— Так, ни о чём, – улыбнулся Солдатов.
Света повела Моисей Соломоновича по больничным коридорам в палату номер шесть. Палата оказалась небольшой, но уютной. В ней стояло две кровати.
— Выбирайте любую, – сказала Света.
Моисей Соломонович выбрал ту, что стояла у окна.
— Устраивайтесь, – сказала Света, – а я пойду к старшей сестре, скажу, чтобы вас поставили на довольствие.
И Света вышла, оставив в комнате исчезающий запах хороших духов. А Моисей Соломонович открыл сумку, с которой приехал в Москву, вынул из сумки спортивный костюм и переоделся. Снятые вещи аккуратно сложил и положил в шкаф, который стоял в палате. Потом сел на кровати и задумался. О чём он думал? О том, правильно ли поступает, соглашаясь на операцию по поводу перемены пола, как выразился хирург Солдатов. Думал о том, что это вопрос, по преимуществу, философский, поскольку почти все население страны живёт в состоянии постоянного употребления со стороны родных, близких, товарищей по работе или начальства. И это было хорошим предлогом для любого пойти на операцию по поводу перемены пола. Ибо такова жизнь. В это время в палату вошла Света и сказала:
— Я все устроила. Если вам что-нибудь понадобится, я в приемной.
— Подождите, я с вами, – сказал Моисей Соломонович, наклонился к сумке, достал из неё черный пластиковый пакет, и пошел вместе со Светой в приемную хирурга Солдатова.
В приемной задерживаться не стал. Прошел в кабинет Солдатова, сдвинул бумаги на столе, освободив место. Вынул из пакета бутылку коньяка и сказал:
— Надо поговорить.
Солдатов улыбнулся и кивнул. Нагнулся и достал из тумбы стола две медицинские мензурки. И они посидели с хирургом Солдатовым, поговорили о том, о сём. О правде в жизни. О неправде в жизни. О том, что каждый мужчина имеет право на поступок, в том числе и на такой, который превращает его в женщину.
Вечером, часов в десять в палату к Моисею Соломоновичу пришла Света.
— Как дела, пациент? – спросила она, улыбнувшись.
— Да, так, – ответил Моисей Соломонович.
— Грустишь?
— Грущу.
— А хочешь, я тебя развеселю?
— Как?
— Очень просто. Сейчас мы с тобой по разные стороны баррикад, а завтра будем товарищи по оружию, – засмеялась Света.
— Ты об операции?
— А о чем же еще.
Они немного помолчали, потом Света пересела поближе к Моисею Соломоновичу и положила ему руку на плечо.
— Хочешь, я буду твоей последней женщиной?
— Что? – не сразу сообразил Моисей Соломонович.
— Кто у тебя была первая женщина?
— Жена.
— Неужели ты хочешь, чтобы она была и твоей последней женщиной?
— Нет, не хочу.
— Тогда поцелуй меня, – сказала Света.
И Моисей Соломонович поцеловал Свету прямо в губы. Свою последнюю женщину. И они упали на постель и сделали то, ради чего совершается столько безумств. Потом они со Светой лежали, и Моисей Соломонович по-новому ощущал действительность. Правда жизни била его больно. И не заслуженно. Употребляли его все, кому ни лень. И вот настал в его жизни момент, когда он последний раз ведет себя как мужчина.
— Почему ты затих, милый? – спросила Света. – Не думай ни о чём.
И она опять привлекла его к себе и снова поцеловала долгим поцелуем. И они ещё раз совершили самый древний обряд на земле. И потом в течение ночи повторяли его ещё и ещё. Так что, когда наступило утро, и надо было расставаться, Света сказала:
— Не пойму, Моисей, зачем тебе нужна эта операция. Ты такой темпераментный мужчина!
— Жизнь такая сволочная, — сказал погрустневший Моисей Соломонович. — Дерут все, кто хочет. Надоело притворяться. Хочу, чтобы все было по-честному. Хочу стать тем, кого дерут.
— Дурак, – сказала Света. – Вот я женщина, так что ты думаешь, только меня все время используют? Нет, иногда и я кого-нибудь тоже. Разве так важно, кто сверху, а кто снизу? Есть и другие критерии.
— Но все-таки тебя чаще, чем ты...
—Да. Но зато уж если удаётся мне, тогда уж я отыгрываюсь!
Они немного помолчали.
— Ладно, – сказала Света, – я пойду. Сейчас шеф придёт, надо быть на рабочем месте.
9.
Около десяти часов утра в палату к Моисею Соломоновичу пришел Солдатов.
— Ну, как? – спросил он.
— Что как?
— Ощущения человека, который последний день мужчина, – уточнил Солдатов.
— А иди ты! – обиделся Моисей Соломонович.
— А может передумаешь?
— Нет, – Моисей Соломонович немного подумал и добавил, – нет, не передумаю.
— Смотри, – сказал Солдатов. – Тогда готовься часа на три-четыре. Операция длится три часа, так что к семи вечера ты у нас будешь полноценной Алевтиной.
И Солдатов ушел. А Моисей Соломонович остался. Один на один с самим собой Он лежал поверх одеяла и думал. О чём? Обо всем сразу. О нашей необъятной стране, где живут люди в большинстве такие же, как он. С такими же, как и у него проблемами. Неужели им всем надо сделать операции по поводу перемены пола? Что же тогда получится? Сплошная неразбериха начнется во всей нашей стране. А почему, собственно, он должен думать за всю страну? Ему бы за себя успеть подумать. Ему бы собственную жизнь устроить. Кто упрекнет Моисея Соломоновича за такую постановку вопроса? Никто.
— Не хочу больше терпеть издевательства. Не хочу быть женщиной в гареме, – зло подумал Моисей Соломонович. – Хочу быть просто женщиной.
И он приказал себе больше об этом не думать. И задремал. Проснулся от того, что кто-то тормошил его за руку. Это оказалась Света.
— Пора, – сказала она.
— Куда? – не понял Моисей Соломонович.
— Какое сегодня число? – вместо ответа переспросила Света.
— Седьмое марта, – автоматически ответил Моисей Соломонович.
— Ну?
— Сообразил, – сказал Моисей Соломонович и улыбнулся. – Подожди, я сейчас.
Он вытащил из-под кровати дорожную сумку, открыл ее, и, порывшись в вещах, вынул черный пластиковый пакет.
— Что это? – удивилась Света.
— Усиленный спецнабор.
— Как это?
— Колбаса, сыр, консервы, балык, ну, там, коньяк.
— Что?
— Хороший, грузинский.
— Ясно, – сказала Света и они пошли.
В комнате, куда они пришли, было уже полно народа. Мужчины и женщины в белых халатах. Появление Светы встретили криками восторга.
— А мы без тебя не хотели начинать, – сказал Солдатов.
—Я ходила за пациентом, – ответила Света.
— Проходите, садитесь возле меня, – пригласил Солдатов.
Моисей Соломонович сел, поставил на стол принесённое с собой. И это не осталось незамеченным.
— Пить не будешь, –  сказал ему Солдатов, – если хочешь делать операцию.
— Тогда я лучше пойду, – ответил Моисей Соломонович. – Кто же такое выдержит. Только и ты тоже не пей, если хочешь делать мне операцию.
— Договорились, – засмеялся Солдатов.
И бурное застолье началось. А Моисей Соломонович пошел в палату. Лег на постель и лежал, уставившись в потолок.
Около трех часов дня Солдатов встал и сказал:
— Так, моя бригада, концерт окончен. Пошли готовиться к операции.
Из-за стола вышли хирург Солдатов, хирург Вова, который всегда ассистировал Солдатову при операциях, Света и  хирургическая сестра Иванова. А так же врач-анестезиолог Валера, высокий полный мужчина с колоритным громким голосом.
— Приводим себя в порядок и в четыре начинаем, – сказал Солдатов.
— А где Костя? – спросила хирургическая сестра Иванова, высокая полная женщина с благородной сединой в волосах и строгими беспощадными глазами.
— Я его от операции отстранил, – ответил Солдатов. – Он не в форме после праздника.
— Пойду, – сказала Света, – надо сделать клизму нашему трасвеститу.
10.
Комната, в которую ввели Моисея Соломоновича, была светлая и полностью облицована кафельной плиткой. В центре стоял операционный стол.
— Ложитесь, больной, – официальным голосом сказала Моисею Соломоновичу операционная сестра.
Моисей Соломонович поставил ногу на маленькую скамеечку, которая служила ступенькой. И в последний раз огляделся по сторонам, как мужчина.
— Все-таки жизнь была прекрасна, – подумал Моисей Соломонович.
— Давай ложись, – улыбнувшись, сказал Солдатов.
Моисей Соломонович улегся на жестком столе. Глаза смотрели в потолок, на огромную круглую операционную лампу. Боковым зрением он увидел, как ходят по операционной врачи и медсестры. За стеной операционной было слышно пение гулявших медиков "Бродяга Байкал переходит", – пели они громкими пьяными голосами. И слышался говор и смех, и стук ножей и вилок по тарелкам.
— Наркоз, – сказал Солдатов и Моисею Соломоновичу приложили к лицу маску.
Больше Моисей Соломонович ничего не помнил. Очнулся он в палате. У его изголовья сидел Солдатов. Увидев, что Моисей Соломонович проснулся, он встрепенулся и спросил:
— Как тебя зовут?
— Моисей.
— Молодец. А я кто?
— Ты Солдатов.
— Умница. Тогда еще немного поспи.
Моисей Соломонович закрыл глаза и покорно уснул. Когда он проснулся опять, у его изголовья по-прежнему сидел Солдатов.
— Который час? – спросил Моисей Соломонович.
— Восемь утра, – ответил Солдатов.
— Как прошла операция?
Солдатов молчал. Моисей Соломонович напряженно посмотрел на него. Попытался поднять голову, но ощутил необычную тяжесть.
— Понимаешь, – после длинной паузы сказал Солдатов, – от этого никуда не уйдешь. Прими это мужественно. Главное, что всё обошлось.
— Что обошлось?
— Ну, слушай. Дали мы тебе наркоз и приступили. Операция сложная и состоит из двух этапов. На первом – мы оперируем мужские гениталии, а на втором – женские. Так вот, начали мы первый этап. Я успел прооперировать фаллос, и тут нас обесточили.
— Что?
— Свет отключили. Но, правда, быстро включили.
— Что значит быстро?
— Минуты через три. Но, пока не было света, произошел, конечно, небольшой переполох.
— Какой переполох?
— Небольшой. Ты, Моисей, только не волнуйся. Все хорошо. Так вот, переполох еще немного продолжался даже когда включили свет. И в это время мой ассистент хирург Вова, очень способный молодой человек, кстати, пришил фаллос тебе на лоб.
— Куда? – Моисей дернулся и схватился рукой за лоб.
— Да, на лоб.
— Мясники!
— Ну, почему же так грубо. Вова сделал все классически, – обидчиво произнес Солдатов. – С точки зрения практической хирургии – великолепно. Он подключил фаллос по всем правилам нейрохирургии.
— Мясники, – с безнадежностью в голосе сказал Моисей Соломонович.
— Света, – позвал Солдатов, – сделай ему укол.
Подошла Света и сделала Моисею Соломоновичу успокоительный укол в мягкие ткани. Моисей Соломонович немного полежал и успокоился.
— Продолжай, – сказал он Солдатову после длинной паузы.
— Что же продолжать? Вот, собственно, и все. Мужские половые железы мы оставили на прежнем месте.
— А почему вы не вернули все на свои места?
— Что? – переспросил Солдатов.
— Как я теперь на улицу выйду?
— Это невозможно.
— Мне теперь и на улицу не выйти?
— Я не об этом. Понимаешь, Вова – хирург от Бога. Он так все подключил, что если мы захотели бы всё вернуть на прежние места, это бы полностью разрушило твой головной мозг.
— Виртуозы!
— Да, виртуозы!
— Алкаши вы! Тут операцию делают, а за стенкой водку пьют. Алкаши! Поперепивались так, что всё на свете перепутали.
— Ну, уж, и алкаши. Да, немного выпили, но были, что называется, в тонусе. Вова, например, произвел на головном мозге тончайшую операцию и в рекордный срок, если ты хочешь знать.
— Гнать твоего Вову надо из медицины поганой метлой!
— Ну да!
— И тебя с ним за одно!
Они замолчали. Посидели несколько минут, глядя друг на друга. Потом Солдатов вздохнул и сказал:
— Ты, Моисей, не переживай. Всё будет хорошо. Я тебе сделал переключение сосудов в теле...
— Что ты мне сделал? Что ты ещё там мне сделал!
— Понимаешь, как получилось, железы внизу, а все остальное наверху. И мне пришлось решать очень непростую задачу: восстановить физиологический цикл. Как это сделать? Либо вывести все катетерами по наружи...
— Воздушкой?!.. Ты хотел кинуть воздушку!
— Дай мне договорить. Я же провел уникальную операцию. Впервые в мире провёл переключение сосудов внутри человеческого организма. И таким образом восстановил тебе физиологический цикл, эрекцию и эйякуляцию. И ты у нас, Моисей, остался полноценным мужчиной.
— Это точно, полноценным, – Моисей Соломонович глубоко вздохнул и добавил. – Это моё еврейское счастье!
— Почему еврейское? – не понял Солдатов. – Вот национальность тебе мы поменяли. И теперь ты – русский.
— Конечно, русский. Кто же ещё может ходить с этим самым на лбу!
— Ничего, Моисей, головой работать будешь, – засмеявшись, сказала Света.
— Глупые шутки,- ответил Моисей Соломонович.
11.
Из больницы Моисея Соломоновича выписывали через неделю.
— Как самочувствие? – спросил Солдатов.
— Нормально, – ответил Моисей Соломонович. – Начинаю привыкать. Правда, иногда болит голова.
— Когда женщину видишь? – пошутил Солдатов.
— Вот я тебе приготовила, – сказала Света, протягивая Моисею Соломоновичу кепку с длинным козырьком. – Видишь, снизу пришит гульфик на змейке. Очень удобно. И, главное, незаметно.
— Спасибо, – сказал Моисей Соломонович.
— Пожалуйста, – ответила ему Света.
— Мясники! – произнес Моисей Соломонович.
— Ну, уж, и мясники, – не согласился Солдатов. – Ты не понимаешь, что оказался уникальным экземпляром. Тобой интересуются крупнейшие клиники мира.
— Одень шапочку, – сказала Света.
Моисей Соломонович одел.
— Удобно?
— Удобно, – хмуро сказал Моисей Соломонович.
— И совершенно не заметно, – добавила Света.
Когда Моисей Соломонович вместе со Светой и Солдатовым выходил из клиники, их обступили репортеры. Фотографировали, лезли с вопросами.
— Никаких комментариев, – сказал Солдатов.
Они пробились к машине, которую выделила клиника, чтобы отвезти Моисея Соломоновича в аэропорт.
— Летишь домой максимум на неделю, – сказал Солдатов. – И назад. Я должен тебя обследовать. Первое время тебя необходимо держать под наблюдением. Если вдруг что, звони, я прилечу. Ну, счастливого пути.
В аэропорт Моисея провожала Света. Прощаясь перед посадкой в самолет, она ему сказала:
— Пока, Моисей. Ты такой молодец! – Она немного помолчала и добавила. – А знаешь, этот новый способ, в нём что-то есть! Совершенно необычные ощущения.
И Света поцеловала его в щеку.
В Одессе Моисея Соломоновича никто не встречал. Он взял такси и поехал домой. В квартире было пусто и неуютно. Холодно и неприветливо. Моисей Соломонович пошел на кухню и сел. Немного, молча, посидел. Вздохнул. Встал, налил в чайник воды, зажег газ и поставил чайник на плиту. Снова сел. Когда чайник закипел, Моисей Соломонович прозевал. Он заметил это только, когда из него выкипела вся вода. Он снова налил в чайник воды и опять поставил его на газ. Когда он пил чай, в коридоре зазвонил телефон. Он подошел и снял трубку. Звонила жена:
— Приехала, идиотка?
— Ты это кому?
— Тебе, дура, кому же ещё. Как тебя теперь зовут? Марфа? Дуня?
Моисей отвечать не стал, а, молча, положил трубку на рычаг. И пошёл на кухню допивать чай. Когда он допил чай, аккуратно вымыл чашку и поставил ее на полочку, в коридоре снова зазвонил телефон. На этот раз звонила Клавдия.
— Приехал?- спросила она.
— Да.
— Я всё знаю, щас буду у тебя, – сказала она и положила трубку.
Через двадцать минут Клавдия звонила в дверь.
— Привет! – громко с порога сказала она. – Ты только не отчаивайся, живут же люди и без него. А у тебя он все-таки есть.
— Есть, – медленно повторил Моисей Соломонович.
— Это не повод, чтобы падать духом, – энергично сказала Клавдия.
Они прошли на кухню, сели.
— Ты надолго в Одессу? – спросила Клавдия.
— На неделю.
— Вот и хорошо, эту неделю я поживу у тебя.
— Зачем? Не надо.
— Я лучше знаю, что надо.
Они помолчали. Потом Клавдия погладила Моисея по колену и спросила:
— Эта звонила?
— Звонила.
— Стерва!
— Клава, так нельзя.
— Можно. Она стерва.
— Мне придётся уйти с работы, – после паузы сказал Моисей Соломонович.
— Напиши заявление, я все сделаю. Незачем тебе у нас появляться.
Неделя в Одессе прошла бестолково. Ежедневно, утром и вечером звонил Солдатов, интересовался самочувствием.
— Нормально, – односложно отвечал Моисей Соломонович.
Клавдия беседовала с Солдатовым подробнее и подолгу. Пришло время летать в Москву.
— Я еду с тобой, – безапелляционным тоном заявила Клавдия, – потому что этот Солдатов облапошит тебя как ребёнка. Он ещё тот фрукт!
12.
Во Внуковском аэропорту их встречали Солдатов и Светлана.
— Знакомьтесь, – сказал Моисей Соломонович, – это Клава.
— Очень приятно, – сказал Солдатов.
— Очень интересно, – сказала Светлана.
— Твой интерес закончился,  резко ответила ей Клавдия. – Ясно?
— Ясно, – сказала Света.
— Мы едем в клинику, – сказал Солдатов, – надо поговорить.
В клинике они прошли прямо в кабинет Солдатова, сели, и Солдатов сказал:
— За неделю у нас произошли кое-какие события. Нашей операцией заинтересовались в Англии, в Оксфорде. И несколько дней назад пришло очень перспективное предложение. Нас приглашают в Оксфорд для проведения комплексных научных наблюдений. Дорогу, проживание и карманные расходы на все время проведения экспериментов они берут на себя.
— Мы согласны, – сказала Клавдия.
— В контракте прописаны только мы со Светланой и ты, Моисей, – сказал Солдатов, не обращая внимание на Клавдию.
— Он без меня не поедет, – сказала Клавдия.
— Я без нее не поеду, – повторил, как эхо Моисей Соломонович.
— Мы едем туда работать, а ты зачем? – удивилась Светлана.
— Это ты едешь в Англию работать? – возмутилась Клавдия. – Знаю я, зачем ты туда едешь!
— Виктор, скажи ей! – взмолилась Света.
— А ну, Виктор, скажи мне! – грозно сказала Клавдия и встала, выпятив могучий бюст. Потом повернулась к Свете, – Пусть твой Виктор только пикнет!
Солдатов встал.
— Куда! – грозно сказала Клавдия.
— Мне надо позвонить.
— Куда?
— Может ещё не поздно исправить контракт.
— Ну, звони,- разрешила Клавдия.
Рейсовый самолет Москва – Лондон быстро разбежался и легко оторвался от московской земли. Потом чуть накренился вправо и сделав разворот, лег на нужный курс. В салоне первого класса сидели и мирно беседовали Солдатов со Светланой и Моисей Соломонович с Клавдией. О чем? О новых землях и городах, о новых людях, о новой незнакомой жизни. О научном подвиге, который они совершили, и том научном подвиге, который они едут совершать.
ЭПИЛОГ
Жена Моисея Соломоновича не долго ходила холостой. Она нашла себе капитана дальнего плавания. Он ей понравился по двум причинам. Во-первых, зарабатывает много денег, во-вторых, подолгу не бывает дома.
Иван Семенович, начальник ЖЭКа, на работе не удержался. Правда, сначала его выгнала жена, за пьянку. Теперь он работает дворником.
Начальника Борзова с должности сняли. И не помог даже его визит в Москву.
Хирурга Вову с работы не сняли. И, слава Богу! Теперь он известнейший в стране нейрохирург, профессор, и на его счету множество уникальных операций.
Моисей Соломонович, Клавдия, Солдатов и Света живут в Оксфорде, занимаются научной работой. Моисей Соломонович написал несколько книг. Все они стали на Западе бестселлерами. Например, книга под названием "Как я был завбазой", или "Как я был транссексуалом", или "Как я жил в стране транссексуалов". Поэтому с деньгами у них хорошо.
Их, четверых, общим хозяйством правит Клавдия. Она сразу взяла всё в свои могучие руки, и казнит, и милует.
Хирург Солдатов стал нобелевским лауреатом за достижения в области медицины. Света стала, наконец, его женой.
В общем, все устроилось. В этом мире всегда всё устраивается более или менее хорошо.