Обеденный перерыв

ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ


РАССКАЗ

           – У меня муж по струнке ходит, – объясняла Шурочка.
           Начался обеденный перерыв, и на своём столе она развернула «тормозок» с дешёвой буфетной колбасой, поджаренной на сливочном масле. Уплетала её Шурочка, смачно заедая крупными ломтями хлеба и закрывая от удовольствия глаза.
          Герман Германыч некоторое время задумчиво смотрел на Шурочку, затем вздохнул, из верхнего ящика стола достал бутерброд и стал откусывать от него маленькие кусочки, – без особого желания и молча.
           Кроме них в отделе сидели молодой инженер Паша с нервным лицом от постоянно достававшей его изжоги, и недавно разведённая секретарша Катя, забежавшая якобы на минутку поболтать.
           – Да ну? – съехидничал Паша. – Так уж и по струнке?
           – Ходит – подтвердила Шурочка, запивая колбасу крепким горячим чаем. – Ещё как ходит. Бывает, как закачу ему сцену, когда с работы позже придёт, – только пух с него летит. Знаешь, какая я ревнивая? Ого! Зато на следующий день приходит обязательно с подарком – и я его благосклонно прощаю.
           – Сбежит он, вот посмотришь, – ухмыльнулся Паша. – От Кати её бывший сбежал, и твой улепетнёт.
           – Ну уж нет, – воспротивилась Катя. – Я своего сама выгнала. Иди, говорю, гуляй, ты мне такой не нужен. Тоже сначала ревнивца изображал. Один раз к моему двоюродному брату приревновал. Приехал тот в гости, а я своему и говорю, мол, за бутылкой нужно сбегать, гостя угостить. А он говорит: только с тобой вместе. Да как же гостя одного оставлять, ты об этом подумал? А он своё: пойдём вместе, и всё. Пошёл он, конечно, всё-таки сам, но потом такое устроил! Соседи прибежали узнать, что у нас за шум, а это он гонялся за мной, кричал, что убьёт!
           – Ты же не за это его выгнала, – уточнил Паша.
           Герман Германыч с интересом вслушивался в перепалку, но молчал – видно, сравнивал со своей жизнью, в которой, по слухам, и не такое происходило.
           – Конечно, не за это, – вздохнула Катя. – Нашёл себе сорокалетнюю стерву… Пусть и живёт с ней теперь, пока она не усохнет.
           – А ведь тебя, наверно, до сих пор тянет к нему? – с невинным видом спросил Паша.
           – Ты знаешь, ничуть, – живо, с мстительной улыбкой возразила Катя. – Да если
знаешь, я себе сотню таких найду, а вот он пусть попробует после своей старухи молодую
найти – чёрта с два!
           – Найдёт, – сказал Герман Германыч явно со знанием дела.
           Он с сомнением посмотрел на оставшуюся недоеденной половину бутерброда и с отвращением отодвинул её в сторону.
           Катя обиженно фыркнула. Шурочка строго посмотрела на мужчин и переменила тему.
           – А у нас одно плохо, – начала она, – денег не хватает. Мой подарков мне надарит, да я кой-чего куплю – и кошелёк пустой. Дорогая жизнь пошла.
           Шурочка тоже покончила с «тормозком» и с наслаждением допила остатки чая.
           – Так перестаньте разоряться на тряпки, а то привыкли каждый месяц наряды менять – тут конечно никакой зарплаты не хватит, – заметил Паша.
           – А ты что, свою жену не хочешь видеть красивой? – парировала Шурочка.
           – Но не каждый же месяц по новому платью, – отмахнулся Паша, покраснел и тяжело вздохнул.
           – Не каждый месяц, – согласилась Шурочка. – Но муж у меня всё-таки слабохарактерный. На его работе можно большие деньги делать, а он, дурак, боится.
           – Это что же, взятки брать? – сказал Паша вкрадчивым голосом.
           – А ты будто не брал бы? При первой возможности все брали бы.
           – Да почему же ты судишь по себе? – вскипел Паша. – Я в жизни ещё ни копейки не взял и сам не давал.
           – Тебе просто ещё не давали, – уверенно заявила Шурочка.
           Паша только развёл руками и побледнел – у него начался приступ изжоги.
           – Все берут, – продолжала Шурочка. – Я вот когда на хлебозаводе работала, это дело хорошо узнала. Там после работы каждый выносит что-нибудь в сумке.
           – А на проходной что, не обыскивают? – поинтересовался Паша, чайной ложечкой размешивая соду в стакане воды.
           – Вахтёрам тоже кое-что перепадало, вот они и смотрели сквозь пальцы. Я сначала пробовала не брать, так на меня все набросились, говорят, что ты, лучше других. Вся Россия, говорят, на этом стояла и стоит, и не тебе, мол, отменять.  Пришлось брать, а что делать?
           – Да отказалась бы, и всё тут – поморщился Паша, выпив полстакана содового раствора. – За это не убивают.
           – Ну что ты, в самом деле? Герман Германыч, вот Вы бы взяли на моём месте, или пошли бы против России?
           – Конечно, взял бы, – подтвердил Герман Германыч.
           Паше сода не помогла, он поморщился и промолчал.
           – Вот видишь, молчишь! – торжествовала Шурочка.
           Катя мечтательно улыбалась. Она зарабатывала восемьдесят рублей в месяц, немного перепадало от бывшего мужа, и ей с маленькой дочерью едва хватало этих денег, чтобы не влезать в долги, занимая у сотрудников до получки.
           Герман Германыч и Шурочка убрали остатки еды со своих столов и раздумчиво молчали, не мешая процессу пищеварения.   
           Паша в голодном озлоблении громко сообщил, что перерыв закончился.
           Катя, испуганно ойкнув, бросилась вон, вспомнив о каких-то срочных делах. Герман Германыч полез в стол за бумагами, а Шурочке позвонил муж.
           – Как это – задержишься? – строго говорила она в трубку. – Много работы? У тебя всё не слава Богу, хоть бы раз в кино сводил. Постой, ты никак выпивши? Какой такой день рождения? Ты мне и вчера то же говорил, выходит – врал? Нет? Вот я позвоню твоему шефу, тогда посмотрим, какая у тебя срочная работа. Что, и он тоже задерживается? Ну, кобели… Да это я так… Ну, хорошо, уговорил. Целую.
           – Завтра точно что-нибудь подарит – похвасталась Шурочка, положив трубку.
           «Как же всё-таки тяжело, когда мучит изжога», – досадовал Паша, с остервенением оттачивая карандаш.
           Герман Германыч вытащил из ящика стола недоеденный бутерброд, завернул его в лист бумаги и вышел из отдела. Он шёл, чуть согнувшись, худой и не очень молодой мужчина, и нёс в правой руке свёрток. Открыв дверь курительной комнаты и убедившись, что она пуста, бросил свою ношу в переполненную урну, и для верности несколько раз с остервенением придавил рукой. Затем подошёл к зеркалу, висевшему на стене, внимательно всмотрелся в своё длинное, с глубокими морщинами лицо, потрогал мешки под глазами, попробовал их расправить, – безрезультатно, – вздохнул и вышел в коридор, громко хлопнув дверью.    
         
11 января 1979 г.


ВАСИЛИЙ ТОЛСТОУС   


Рисунок Владимира Ивановича Оберемченко.  г.Макеевка.


Рассказ опубликован в книге: ВАСИЛИЙ ТОЛСТОУС "Осенний сад" г. Донецк, "Издательский дом Анатолия Воронова", 2021 г., стр. 79.