Письмо Астрид

Хроники Вечного Прошлого. Письма издалека. Письмо Астрид

«Далеко -далеко, на том конце радуги я буду ждать тебя. Я буду сидеть, обхватив руками колени. Услышу шаги и подниму голову: Ты?».

Этот листок я привезла с собой из Гейдельберга. Он и теперь у меня. Буквы поблекли, скоро совсем исчезнут. Почти тридцать лет и три года. Почти полный круг. Тогда был расцвет социальной Европы, начало перемен. И мы- молодые, полные надежд. Весь мир у ног. Из Германии, Испании, Румынии, России. Устраивали вечеринки, гуляли в замке, ели мороженое. Я не буду менять имена, какой теперь смысл? Помнишь, над Берндтом
смеялись, когда он Свету в кафе пригласил: А теперь ты должен на ней жениться! Уехал в Штаты от недостаточно пассионарной родины. Света за своего физика замуж вышла. Ванька бегал каждое утро 20 километров по стадиону и просил меня мерять платья для жены- тот же XS. Их дети давно взрослые, а Иван и Марья счастливы вместе.
На Сашу все девушки западали. Кристоф в меня был влюблен. Вот к кому присмотреться надо было. Спокойный и надежный. Осталась только открытка с видом 42 Авеню «Прости, я ненавижу прощания.». Это прощание навсегда оказалось.
А твоего Тидо в городе тогда не было- очередная стажировка. Я видела, как ты влюблена и все думала: Какой он? Ты у нас лидером была, объединяющим началом, нашей надежной гаванью. Это я сейчас так аллегорически пафосна. А тогда мы просто все к тебе тянулись. Помнишь, ты постучала ко мне часа в 3 ночи:
-Марина, вставай, мы пьем шампанское!
- Я сплю…
-Ты жизнь проспишь!
Смотрели потом на город с высоты. Фахверк, барокко, красная черепица. Старинный мост через Неккар. Несколько лет спустя деревья на кладбище мировых войн вырастут, и город скроется из вида. Нашего Гейдельберга не станет. В наш я возвращалась год за годом при любой возможности. Однажды во дворе Института переводчиков встретила Урсулу. Она уже собиралась переезжать в Люксембург. “Das ist doch die Marina!” Она и сейчас бы меня узнала. Тот же цвет волос, то же каре. Вот только седину приходится закрашивать.
А потом вы все разъехались. И, приехав в очередной раз, в этой красоте я остро почувствовала себя чужой и одинокой.
Без вас бросила монетку в кувшин Нептуна. Одна гуляла по Тропе философов, куда меня когда-то привел Берндт.
От Берндта целая пачка писем. Мы долго писали друг другу. В память о нашей любви. Мы все потеряли в этом городе свое сердце. Мы вообще были поколением разбитых сердец. Берндт любил Илону. Илона любила себя. Я любила мечту. Ты- Тидо. Он-- никого.

Года через 2 я увижу его в Москве. Высокий, красивый. Очень умный и харизматичный. Искренний и теплый, чудовищно теплый. Счастье- не встретить такого. Убьет медленно и страшно. Многомерной иллюзией любви. Раздавит гусеницей танка, ржавой и вычурной. Такие раны только зарастают травой, но не теряют свои жестокие очертания. После него будут странные мужчины вокруг, подозрения на angina pectoris. Работа на износ и безжизненная жизнь.

Когда он попытается приблизиться ко мне, волчья интуиция вмиг лязгнет защитой. Через смотровую щель я увижу: она-не она- не важно-не надо—все будет-хорошо -пусть. Убереги меня Создатель от такого жуткого дзэна!
Мой Молох безжалостен был. Бил без пощады, размазывал в пыль, насылал ад. Но он любил, всегда любил. Сердце оставил. Не тронул мечту. Приношу черные розы к ногам и благодарю за милость. Долго сижу там и вспоминаю тебя.
Мы не смогли тебе помочь. Бывает, что просто нельзя помочь. Хоть хороводы води, хоть в бубен бей. Есть только ты и твоя боль.

Я потеряла тебя. Искала по всей Европе, звонила, оставляла сообщения и записки. Ты никогда не поднимала трубку и не перезванивала. Не приехала в Прагу. Не хотела вспоминать? Кто захочет вспоминать собственную смерть?
Поисковая строка Фейсбука выдает десятки имен. Но это не ты. Я верю, когда-то наши радуги окажутся рядом. И молю Молоха, чтобы на своей радуге ты была не одна