Журнал Kалейдоскоп номер 7 вторая часть

Журнал Kалейдоскоп 7  «Мы родом из СССР»  2-ая  часть

Л И Т E Р А Т У Р Н А Я    С Т У Д И Я    «Н О В Ы Й    Э К С П Е Р И М E Н Т»  7-ое Ноября, 2019 год

               
Ж У Р Н А Л  «К А Л Е Й Д О С К О П» № 7   «Мы родом из СССР»   


Предлагаем вашему вниманию очередной номер нашего литературного журнала "Калейдоскоп" № 7.
Тема: "Мы родом из СССР".
Большинство авторов "Прозы.ру" родились в СССР поэтому эта тема нам всем близка и неисчерпаема.
Наш Журнал не занимается политикой, мы просто публикуем интересные истории.
Это воспоминания авторов "Прозы.ру" о жизни в стране, которой больше нет.
Спасибо всем, приславшим свои произведения для публикации в этом номере!


@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@

Большая просьба к читателям - если журнал вам понравится и вы хотите,
чтобы о нём узнали все, нажмите зелёную кнопку "Понравилось". Спасибо.

@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ ЖУРНАЛА  «К А Л Е Й Д О С К О П»

ДИНА  ИВАНОВА 2
ЕВГЕНИЯ  СЕРЕНКО
Ф О М А    ПОРТКОВ
ЛЮБОВЬ КИРСАНОВА


@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


НАШИ АВТОРЫ (В ПОРЯДКЕ ПУБЛИКАЦИИ НА СТРАНИЦАХ ЖУРНАЛА):


@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


Р У Б Р И К А:     «ДЕТСТВО УШЛО, ПАМЯТЬ ОСТАЛАСЬ»

1. Александр Козлов 11
Вовка и Танька, это было так давно...

2. Валерий Слюньков
Майка

3. Татьяна Кочегарова
Соседи на все времена

5. Нина Павлюк
Баня моего детства

5. Елена Беренева
Телевизор

6. Татьяна Фролова 4
Мы наш, мы новый




@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


Р У Б Р И К А                «МОЗАИКА  ИСТОРИИ  СССР»


1. Зинаида Малыгина 2
«Три очерка - говорят члены общества Мемориал»

2.  Алексей Жарёнов
«Прощальный обед»

3.  Александр Жгутов
Войной рождённый

4. Олег Михайлишин
Украина от расцвета до заката

5. Александра Шам
Линии судьбы

6. Валентина Васильева 4
Поцелуй Чаниты

7. Ирина Христюк
Никогда не брошу камень в историю моей страны

8. Юл Берт
Встреча над Днепром

9. Нина Радостная
Диво дивное

10. Пётр Качур
Суд праведный

11. Татьяна Кочегарова
О пафосе без пафоса

12. Полковник Чечель
Есть женщины в русских селеньях

13. Марина Белухина
Отрывок из повести "Зойка"

14. Борис Киселёв
Самострел

15. Валерий Олейник               
«Семья Ивана Кузьмича»

16. Ян Архипов
"Маленький мёртвый поэт"

17. Валерьян Николаев
"Слепой дождь"




@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@



ДОРОГИЕ  ЧИТАТЕЛИ!          НАПОМИНАЕМ:

ЕСЛИ  НАШ  ЖУРНАЛ ВАМ ПОНРАВИТСЯ, НАЖМИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ЗЕЛЁНУЮ КНОПКУ  "ПОНРАВИЛОСЬ"!!!


@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


Р У Б Р И К А     «ДЕТСТВО УШЛО, ПАМЯТЬ ОСТАЛАСЬ»


1. Александр Козлов 11
Вовка и Танька, это было так давно...

Вовка стоял в углу около входной двери. Мать наказала его за промоченные валенки.  А дело было так. На дворе конец марта, днем снег тает, на дороге образуются лужи, а ночью мороз, и лужи покрываются льдом. Во время прогулки Вовка решил пробежаться по льду одной из таких луж. Лед был тонкий, и на самой середине лужи, не выдержав веса Вовки,  проломился. Вовка обеими ногами оказался в воде, которая  моментально заполнила оба валенка. И хотя, выскочив из лужи, Вовка быстро вылил из валенок воду, портянки оказались мокрыми, сколько не пытался Вовка выжать из них воду. И, тем не менее, наказания можно было избежать, если бы высушить портянки на печке так, чтобы не заметила мать. Можно было бы, если бы не эта ябеда – Танька. Она быстро
 побежала домой и рассказала все матери.

Танька – это его младшая сестра, ей пять лет и она на два с половиной года младше Вовки.  Сколько себя помнит Вовка, Танька всегда была его «хвостиком», наверное с того момента как сделала свой первый шаг.  Куда бы он ни шел, чтобы он не делал, Танька всегда была рядом, и Вовка должен был следить за ней, гулять с ней, помогать ей, выполнять все её прихоти, иначе Танька жаловалась родителям, и Вовка получал наказание.

И вот снова из-за этой Таньки, Вовка с обеда стоит в углу и  изучает рисунки на обоях. А эта ябеда  играет со своей куклой, специально громко с ней разговаривает, чтобы ему, Вовке, было еще обидней.  Вовка вздыхает. Ладно, ладно! Он еще отомстит ей, припомнит ей  её предательство.

Танька водит куклу за ручку, словно гуляет. Проходя мимо кровати, она отодвигает подзоры (подзоры – это занавеска на кровати , прим. автора) и показывает кукле Вовкин самодельный парусный корабль. У Вовки кончается терпение, и он громко кричит ей из угла: «Не трогай мой корабль, ябеда! Отойди от кровати!» « А то, что ты сделаешь? Из угла выйдешь? Тогда и завтра будешь там весь день стоять! Мама так сказала!» - съязвила Танька. Вот зануда. Вовка и сам знал, из угла без разрешения - ни ногой! Это закон, который нарушать нельзя. Так заведено!

А Танька продолжала знакомить свою куклу с кораблем и разговаривать с его капитаном - Врунделем. Так называл Вовка самодельную куклу-матроса, которого помогла сделать мать из белого лоскутка материи. Скатав шарик из ваты, она положила его на середину лоскута, свернула лоскут в кулек и перевязала шарик суровой ниткой. Получилась голова куклы. Потом ножницами она раскроила лоскуток так, что получились руки, туловище и ноги. Затем она прошила края среза иголкой с белой ниткой, постепенно набивая внутрь вату. Получившуюся фигурку мама разрисовала черным карандашом. На голове она нарисовала глаза, нос, рот, закрученные усы и бескозырку.  А на туловище до пояса она нарисовала тельняшку, а ниже пояса просто закрасила все в черный цвет. Этого матроса Вовка и  назвал Врунделем,  присвоил ему звание «капитан» и поручил командовать парусным кораблем, сделанным из перевернутой вверх ножками маленькой скамеечки, на которую садился отец, когда занимался починкой обуви.  И вот сейчас, пользуясь беспомощностью Вовки, Танька  нахальным образом играла его кораблем.  «Еще раз говорю, оставь мой корабль в покое», - строго проворчал Вовка.

«Ну и ладно, Катенька, пойдем отсюда, пусть этот Врундель один скучает!» - опять съязвила Танька, расправила подзоры и повела куклу в другой угол комнаты.

День подходил к концу, уже смеркалось. Родители были в гостях у теток, которые жили по соседству, в этом же доме, за стенкой, но вход к ним был с другой стороны дома. Поэтому через общую стенку было хорошо слышно, как они веселились.  Возвращаться домой родители видно не торопились. В избе стало сумрачно, Вовка присел на порог. «Сейчас ты попросишь, чтобы я включил свет», - позлорадствовал про себя Вовка.

Однако Танька не стала просить, а сама влезла на лавку и, встав на цыпочки, дотянулась до черного выключателя и щелкнула им. Единственная лампочка в черном патроне, висевшая под потолком в середине комнаты, ярко загорелась, и в комнате стало светло.  Вовке стало досадно, что Танька справилась без его помощи. Ничего, еще попросит что-нибудь.

Танька ушла в сторону своей кровати, из Вовкиного угла не было видно, чем она там занимается, мешала печка, стоящая почти посередине комнаты. По звукам можно было догадаться, что она укладывает свою куклу спать. При этом она громко уговаривала её: «Не плачь Катенька, этот противный Вовка не дал тебе поиграть с Врунделем, он злой сегодня, потому что его наказали. Завтра он будет добрый и разрешит Врунделю прийти к тебе в гости». Потом она что-то стала нашептывать кукле и через некоторое время за печкой наступила тишина.

Вовка нарушил закон, и потихонечку вышел из угла. Прижимаясь спиной к печке, он осторожно продвинулся вдоль неё и заглянул за угол печки в сторону Танькиной кровати.  Танька лежала на не разобранной постели, в одежде, обняв куклу. Она спала.

«Вот, зануда, даже валенки не сняла. Вот так и лежи, мать придет и всыпает тебе за то, что в одежде на покрывало влезла», - прошептал Вовка. Он уже собрался вернуться в угол, но что-то его остановило,  что-то непонятное, необъяснимое, словно шевельнулось у него в груди.

Вовка, уже не скрываясь, смело вышел из-за печки и подошел к Танькиной кровати.  Танька лежала на боку спиной к стенке, поджав ноги.  Что-то жалобное и беззащитное было в её позе, в том, как она прижимает к себе куклу,  как свернулась в комочек, в её валенках, со стертыми почти до дыр подошвами. И тут  Вовка почувствовал, что снова в сердце что-то затеплилось, появилось ощущение, что кровь наполнилась мелкими пузырьками, как в стакане с шипучкой, и эти пузырьки вихрем двигались внутри Вовки.  Вон, валенки как стерлись, носится за ним везде «хвостиком», проходу нет, даже ребята на улице иногда издеваются и дразнятся: «Жених и невеста, ходили в одно место».  Вовке - то  от этого обидно, какая она невеста!  А Танька маленькая, не понимает, что это обидно, наоборот, жмется к нему и улыбается. А недели две назад, мать послала в магазин за буханкой хлеба, так эти вредные Глобус и Гунька хотели у него сдачу отнять. Танька не испугалась, как налетит на них со своими кулачками, кричит: «Отстаньте, сейчас мамку позову!»  Отстали!

«Ну что, ябеда, попадет тебе за валенки на покрывале» - как-то уже без злобы подумал Вовка.  Вздохнул. Подошел к кровати и осторожно стащил с Танькиных ног валенки. Танька слегка вздрогнула, но не проснулась, а только посильнее прижала к себе куклу.

Вовка вернулся в свой угол. Веселье за стенкой продолжалось, родители, похоже, домой не торопились. Вовка почувствовал желание сбегать «до ветра», но одному выходить во двор ночью было страшновато.  Обычно в таких ситуациях выручала Танька, она всегда соглашалась, и они, набросив на себя пальтишки, выбегали на улицу за дом. А там сарай с незакрытыми воротами, в котором может быть нечистая сила, недалеко колодец с журавлем – там водяной, а вдвоем и не страшно. Но сейчас Танька спала, и Вовка один идти на улицу не решился, потом мать проводит.

Посидев немного на пороге, Вовка на коленках подполз к своей кровати, где за подзорами стоял его парусник.  Парусник выглядел шикарно - мачта с парусами, груз, капитан. Мачта крепилась веревочками к гвоздикам, вбитым в задранные вверх ножки скамеечки, как будто настоящими канатами. Возле мачты пустые спичечные коробки, это сундуки с драгоценностями пиратов, рядом бочка с ромом, это был бочонок от лото с цифрами 11, «барабанные палочки». Этот бочонок где-то нашла Танька и подарила его Вовке. Рядом с бочонком сидел капитан Врундель.

«Ну что, капитан, не захотел ты сегодня поиграть с Катькой?» - полушепотом спросил Вовка у Врунделя. Вовка оглянулся и посмотрел на Таньку. Видимо ей что-то приснилось, потому что она  глубоко вздохнула, а выдохнула медленно, с тихим стоном. Вовка встал на ноги, подошел к Танькиной кровати.  Лежать Таньке было неудобно, её голова сползла с подушки и, сильно согнув шею, прижалась к плечу. От этого её курносый носик будто бы еще больше задрался вверх. И вновь ощущение шипучки внутри, и Вовкино  сердечко стало медленно сжиматься от жалости к этому беззащитному и родному комочку.

Вовка влез на придвинутый к Танькиной кровати табурет, осторожно завернул покрывало и одеяло от стены, переложил подушку на открывшуюся простыню. Встав на край кровати коленками, поочередно передвинул Таньку, вначале голову на подушку, потом ноги на простыню. Танька даже не проснулась, только опять тяжело вздохнула и повернулась на правый бок, не выпуская из рук куклу. Вовка укрыл её одеялом, а покрывало завернул и повесил на заднюю спинку кровати.  Поставив табуретку на место, он опять присел на корточки возле парусника.

«Ну ладно, Врундель, иди, поиграй с Катькой» - сказал Вовка, взял капитана, отнес его на Танькину кровать и положил рядом с куклой.  Он вернулся на порог, сел и задумался:  «А может быть Танька и не ябедничать побежала к матери, когда я провалился в лужу, а наоборот, испугалась за мою жизнь и побежала за помощью? А я её – ябеда, да ябеда!»

 Вовка опять присел на коленках перед своей кроватью и, сунув руку под матрас в изголовье, достал металлическую банку из-под зубного порошка с крышкой.  В этой банке он хранил свои ценные вещи – пару значков, три старинные монеты, небольшой осколок магнита. Отдельно в спичечном коробке лежало несколько сверкающих новых монет  этого, 1961 года, целое богатство – сорок семь копеек.  Но Вовка достал коробку не из-за монет. Там  ещё лежала шоколадная конфета «Красная шапочка» из новогоднего подарка, которую он хранил уже третий месяц.  Вовка достал конфету, и понюхал её. Кажется, она до сих пор сохранила запах Нового Года.  Вовка закрыл банку  и сунул её на прежнее место.  Потом он тихонько подошел кровати, на которой спала Танька, и положил конфету под  её подушку.
Вернувшись на свое место, Вовка сел на порог, уперся локотками рук в колени, положил голову на кисти рук, сжатые в кулаки и подумал: "И че я её зову Танька, да Танька? Может быть поласковее называть - Таня, Танечка?"


2. Валерий Слюньков
Майка

Всё далеко во времени,
но так близко на памяти.
Зачем достаёт из невозвратного
и неизменимого далека?
И тревожит… Вот опять…


 --Растёшь помалу, челэк? – баба Дуня щурится, привстаёт на скамейке, рассматривая меня – в школу-то кады?
 --Скоро уж. Осенью – я ей каждый раз рассказываю про школу, а она спрашивает и спрашивает. Сказать бы ей: «Забыла что ли, баб Дунь?», да как-то понимаю, что так нельзя.

 И опять она "челэк" говорит...Ей как-то бабаня моя сказала, что надо "человек" говорить, а баба Дуня ей "так я же не выг...выг...не выгребаю" и они обе давай смеяться. Ей бабаня: "тогда по имени, раз не выговариваешь "человек". А та: "Ишшо лучше удумала! Вокруг стольки народишша? Рази запомню кого как кличут?"

 --Ну-ну! Учися! Выучисся – большой челэк будешь.— отворачивается от меня, снова опускает голову на руки, скрещённые на посохе.

 --Большой, как дед Афоня? – я про соседа нашего, крупного старика с белой бородой.
 --Ну тебя – машет на меня рукой и смеётся – Афоня, большой челэк! Он лбом широк, да дело то в энтом рази. Опять опускает голову и прикрывает глаза.

 Я бы давно убежал от неё, но понимаю, что баба Дуня хороший «челэк». Недавно, когда мы с братом утром встали, бабаня налила  пустого чаю и по кусочку малому хлеба дала. Такого малого, что на один зуб, и, отворачиваясь, «идите на улицу, поиграйте». Просить не приучены, значит нету… Брат, тайком от меня, что бы «не увязался», убежал к друзьям. А я слонялся у ворот, и подошла баба Дуня, поглядела на меня и спросила: «Накормила бабанька тебя?». И я честно, врать нехорошо, «Не-а, нету ничего».

«Пошли-ка»… и зашаркала к своему дому, «жди». Подождал, уже убегать собрался, и тут бабушка вынесла  здоровенную пластину жмыха. В нем я знал толк. Хлопковый  невкусный, а этот сладко пах жареными семечками. «Отдай бабаньке сваёй, она знат как его расколотить». Я, приученный, чать не малыш, «спасибо» сказал и вприпрыжку домой, на бегу вгрызаясь в угол пластины.

И вот терпеливо стоял, улучая момент что бы убежать.
 -- Мамка-то работат? – не поднимая головы – куды ей деваться ноне? Иван, батька ваш, там осталси. Война проклята… Ваш-то хоть горе тако, но знаете, что погиб,  а мой сынок…жив ли, али где сгинул?  Уже и войны-той нету, а о нём не слуху… - потёрла сухие глаза… Ладно, челэк, Чего это я… Куды бёх-то?

 -- Майку встречать – говорю гордо, потому как не доверяли мне раньше одному встречать из табуна  козу Майку, брат ходил, или вместе с бабушкой.
 -- Ну-ну! Только глянь, туча-то кака заходит! Быстрей домой поспешай...

У переезда через железнодорожные пути, где дорога уходит в приречные поля, небольшая толпа ребятни и бабушек, встречающих своих Зоек и Ночек. Вот вдалеке запылил табун, и все с тревогой посматривали на чернеющую половину неба, успеть бы к дому до дождя. Козы выбегали к своим хозяевам и табун на глазах таял. Но Майки не было. Я забежал в гущу коз и звал «Майка, Майка».

 -- Эй! Твоей козы нет? – пастушка тётя Поля повернулась ко мне.
 -- Да, Майки нет, нашей…
 -- Заболела видать. Табун-то не остановишь… легла там – махнула рукой куда-то в сторону поля.

Наша Майка… где-то там, в поле одна. Вот бабаня горевать будет, что меня послала, не приведёт, мал ещё…. Одним махом забежал на переезд, всматриваясь в полевую дорогу. Пусто. Значит где-то дальше. И только тут посмотрел на небо, и стало страшно. От края и до края  перекрыла чёрная клубящаяся туча, и видно было, как быстро она надвигалась прямо на меня. Уже был слышен глухой рокот грома и отсветы пока ещё далёких молний.

Больше старался не смотреть на небо. Быстро, как мог, бежал по тёплой пыли дороги, стараясь не зашибиться об камни. Вихрь поднял стеной пыль, прошёл дальше и сразу грянул ливень, не оставивший на мне сухой нитки, и мало мне, ещё и град начался. По лбу, голове защёлкали градины и на моё счастье – столб у дороги, прилип к нему и град не доставал. Молнии хлестали, казалось рядом, а от грохота грома в страхе приседал.

 Но вот гроза, вроде, потише...сильнее гремит в стороне города, града нет и ливень перешёл просто в ровный дождь. Что мне дождь? Как говаривал дед, когда нас, бывало, прихватывала непогода на огороде, мол, не сахарны, не растаем. Бежать по дороге не получалось, пыль превратилась в грязь расплывалась под босыми ногами - скользко, и побежал краем дороги, колючей травой.

Сквозь стену дождя наконец-то увидел  Майку. Она медленно брела с опущенной головой, тяжело переставляя ноги. Издалека, с каким-то облегчением, заорал: «Майка! Майка!». Коза резко подняла голову и заблеяла, и даже сделала попытку побежать ко мне, но остановилась, не сводя с меня взгляда. Обнимал и гладил, жалея и чуть ни плача: «Ну пойдём, давай…потихоньку»…
 
Пытался расшевелить, взбодрить козу. «Ну, Майка, быстрее… ходи…». Она, вроде старалась, но тут же останавливалась без сил. И я перестал торопить и так мы и брели под неутихающим дождём. Вода стекала струями с козьих боков, с понуро повисших ушей Майки. Дождь, вроде бы тёплый, всё-таки вытянул из меня тепло и не заметил, как начал постукивать зубами, не успевая вытирать лицо, глаза от заливающей воды.
 
Поднялись на переезд, и вижу у будки возле шлагбаума, из под навеса смотрит на меня пожилой человек в железнодорожной фуражке.
 -- Что у тебя, парнёк? Коза-то чуть плетётся...Вымок, простынешь ведь
 -- Заболела она - еле выговорил. Зубы не хотели разжиматься
 -- Да, дела... - и зашёл в будку.

Ну, Майка! Уже недалеко... давай, а то я что-то замерзаю...И тут кто-то набросил на плечи тёплую и сухую одежонку.
 -- Погрейся чуть...потом занесёшь в будку, любому отдашь --железнодорожник повернулся и заспешил под дождём в свою будку. Попытался, но не смог выговорить "спасибо", поплотнее заворачиваясь и радуясь теплу.
Уже заходили с Майкой во двор когда закончился дождь.

 -- Слава Богу! Явился...Уж не знала что думать, куда бечь? Брат твой, как на грех, на огороде. Послала не вовремя посмотреть... картоху пробовать подкопать. Может в балагане у караульщика пересидел, или такой же явятся -- Бабаня стащила с меня мокрую одежду. -- Что случилось-то? Застыл весь. Где коза? Потерялась, и шут с ней, нашлась бы, зачем мок-то?
 -- В сарае она...заболела.

Потом пил горячий чай с каким-то девясилом, травой такой, лечебной, так бабаня сказала, и лёг спать, хотя ещё рано было. Ночью проснулся от того, что замёрз, трясло и клацал зубами, хотя под тёплым одеялом. Подошла мама, и стала накрывать меня ещё чем-то, и тогда снова уснул.

Сколько-то дней проболел, вставал, но всё начинало крутиться передо мной, и снова ложился. Мама говорила, что надо бы к доктору, да бабаня "куда его? На ногах не стоит. Перебаливает уже. Образуется..." И однажды встал, и ничего не вертелось, и потихоньку всё стало забываться. Правда, вспомнил про пиджак, что дал мне железнодорожник, и бабаня сказала, что брат отнёс на переезд. И про Майку сразу спросил, как она.

Бабаня, почему-то отвернувшись, сказала
 -- Да соседа нашего, Фёдора, попросила...в отгон определил, пусть оклемаетца до осени
Я, было, удивился – в отгон, в пригородную деревню отдавали малых козлят, они на воле хорошо росли, а вот взрослую козу…


Шло время. Новые важные перемены  отвлекли от привычного в моей жизни. Шутка ли – школа, новые друзья. Осень пролетала, и однажды увидел первые снежинки. Предвкушая радость зимних забав, полез в сарае разыскивать санки. И вдруг, в самом дальнем, тёмном углу увидел… висевшую на жердине, шкуру.

Сразу и ярко вспомнилось вдруг ещё недавнее - грозу-ту, мокрую жалкую Майку. Вспомнился взгляд, которым она смотрела на меня сквозь дождевые струи, с надеждой и радостью, что или, или  тогда так показалось. Защипало в глазах, но перетерпел. Гладил холодную шерсть и ощущал в себе незнакомое раньше по малолетству чувство невозвратности прошедшего, совсем недавнего былого. Тогда разве понимал, что это начало моего будущего прошлого,  встреч и потерь.  Начало жизни.


3. Татьяна Кочегарова
Соседи на все времена

Неотъемлемая и любимая часть моего стоквартирного тех лет – ближайшие соседи. Дядя Володя, тётя Света, Лариса и Серёжа живут в квартире напротив. У них такая же двушка как у нас, только в зеркальном отображении. Дядя Володя работает на заводе сварщиком, тётя Света в отделе сбыта, Лариса, невозможно красивая, учится в школе, а мы Серёжей, пока ещё безработные и беззаботные друзья – не разлей вода. Большую часть времени двери между нашими квартирами не закрываются. Мы играем в разведчиков, банду «чёрная кошка», «жителей», нарисованную страну, роботов, Бабу-Ягу и непослушных детей, марки, пробки, фантики, индейцев и ковбоев, инопланетян. С таким другом можно обходиться и без подружек, но вот в кукол Серёжка играть отказывается и мне приходится дружить и с девочками. Впрочем, с девочками у Серёжи отношения нормальные, он никого не дёргает за волосы, не обзывается и, самое главное, умеет прощать и не обращать внимания на девчоночьи закидоны. Иногда дядя Володя, Серёжкин папа беспокоится, что сын вырастет недостаточно мужественным и собирает пацанские команды для игры в хоккей и тому подобные игры для мальчиков. Я обожаю эти игры, у меня есть своя клюшка и хоккейные ободранные коньки старшего брата. Не знаю, насколько эти игры добавили Серёже мужественности, но мне пацанских замашек добавили определённо. Я ловлю ящериц, не боюсь мышей и высоты, с лёгкостью залезаю на любые деревья, прыгаю с крыши самого высокого гаража и придумываю сюжеты для игр в войнушку.

По прошествии лет тридцати с того счастливого времени тётя Света рассказала, что в их семье звали меня «придачкой». Поначалу мне это показалось обидным, но вспомнила: соседи на речку - и я с ними,соседи  в лес - и я с ними,  соседи в гости к родственникам, к деду Феде и бабе Сане на Барашево – и я тут как тут. Конечно, как им не пошутить между собой «и Татьяна в придачу». Слава Богу, что согласны вы были, мои дорогие, на такую «придачку», фантазёрку, не по годам серьёзную, капризную в еде и привязанностях. Я воспринимала соседскую семью, как часть своей семьи. Одна часть – мои мама и папа – много работала, часто ездила в командировки, другая часть семьи, недосягаемая и притягательная, мой старший брат – училась и развлекалась по-взрослому, с мотороллерами, гитарами, танцами и драками, зато мне доставалась часть семьи в виде соседей. Я согласна была ездить с ними стирать паласы, окучивать картошку, собирать грибы, ловить щеглов, стоять в очереди за карпами, которых все брали в больших количествах и солили на зиму в нержавеющих бачках.

Мои бабушки жили далеко, а у Серёжки под рукой были целых две бабушки и один дед. Да ещё какие колоритные. Дед Федя постоянно надо мной подтрунивал:
-Кто это к нам пришёл?
- Таня…
- Кто? Не слышу!
- Таня…
- Кто-кто? Марфа?
-Нет, Таня!
- А-а-а, Фёклаа..
- Ну, нет же, Таня!
- Таня? Не знаю такого имени…
Я верещала и твердила, что в орфографическом словаре есть такое имя, а дед Федя с высоты своего немаленького роста снисходительно улыбался и качал головой. Баба Саня носила бордовое вельветовое платье  и раскладывала по окнам цветы из поролона. Интересней всего была баба Нюра, которую дети брали к себе жить по очереди. Она, как белоруска, звала нас исключительно Серожа и Танка. Мы, будучи взрослыми, вспоминали: «Серожа, иди, к тебе Танка пришла». Когда все уходили на работу, она ставила тесто для пирожков, а мы, балбесы эдакие, считали наивысшим шиком, стащить у неё из кастрюли кусок сырого теста и, быстро запихав его в рот, съесть. Она бегала за нами с мокрым полотенцем (до сих пор не могу понять, как можно было бегать по кухне «хрущёвки), норовила хлопнуть по рукам или по спине и пугала, что у нас обязательно животы заболят. Животы у нас не болели, они были приучены и к более интересной пище в виде вишнёвого клея, кусков гудрона, зелёных яблок с солью, конского щавеля и всяческого подножного корма. Баба Нюра ругалась на нас, обещала пожаловаться родителям, но мирилась, как с неизбежным. И вот однажды, в праздник, мама, как обычно усадила меня подписывать поздравительные открытки для родственников, друзей, соседей. Когда она продиктовала обращение: «Уважаемая Анна Трофимовна!», удивлению моему не было предела. Я абсолютно точно никого не знала с таким именем. Мама объяснила, что баб Нюра – это и есть Анна Трофимовна, что баб Нюра жизнь прожила нелёгкую, растила детей в войну, работала у известного хирурга Быстрова и достойна не только уважения, но и почестей. Тогда я очень призадумалась. Много лет прошло, как баба Нюра обрела вечную прописку в Белоруссии. Светлая память Вам, Анна Трофимовна, за Ваши пирожки, труды, ворчанье и прощенье наших шалостей, а главное, за Вашего сына Владимира Ивановича, моего обожаемого крёстного, всеми любимого соседа и просто редких душевных качеств человека.

Мои родители довольно часто уезжали в командировки, иногда случалось так, что командировки совпадали и ребёнка, т.е. меня тогдашнюю, не с кем было оставить. Бабушки жили в разных концах Советского Союза, в двух днях пути от нашего благословенного городка, затерянного в российском чернозёме. Я росла девочкой серьёзной, ответственной, вдумчивой не по годам, знала чуть не всех пассий старшего брата, песни Высоцкого и Вилли Токарева, правила игры в преферанс и принципы  дворовой чести. Друзья брата, позволяющие себе иногда «по пивку», научили меня классифицировать и мастерски чистить сушёную рыбу, но, пожалуй, на этом мои практические кулинарные навыки заканчивались. Умные и интеллигентные родители не рисковали, с взрослым братом надолго не оставляли, уезжая в командировки, отправляли меня ночевать к соседям. Для меня существовал немалый выбор: пойти ночевать к маминой заместительнице Аллочке на соседнюю улицу, к бабе Поле и Татьяне Андреевне в соседний дом, к главбуху Валентине Ивановне в соседний подъезд, к Ларисе Густавовне и дяде Саше этажом ниже или к соседям напротив. Самый частый и предпочтительный вариант – самые близкие соседи. Не нужно было собирать с собой никаких вещей, надолго разлучаться с братом Санькой, привыкать к новому укладу, ведь соседи – часть семьи. Если честно, то мне до сих пор не очень понятно, как мы все размещались в их «двушке», где вдобавок к людскому племени постоянно обитали рыбки, птички, а то кошка или собака. Собака, кстати, доставляла мне порой неприятные моменты. Не помню, откуда в квартире взялся этот чёрный брехливый лохматый комок, но помню, как этот шпиндель с гордым именем Ричард загонял меня на табуретку и, прыгая снизу, старался тяпнуть меня за щиколотку или хотя бы за большой палец ноги. Впрочем, уживались все мирно.

Не забыть совместных праздников. Так уж было заведено в нашей большой семье, что праздник отмечался в двух квартирах сразу. Половину праздника проводили в одной квартире, половину в другой.  Может из-за тесноты, а может из-за каких-либо ещё соображений, сейчас уже никто сказать не может. Например, Новый год встречали у нас,  после боя курантов шли гулять, а возвращались уже к соседям смотреть «Голубой огонёк» и домашние постановки. Или начинали застолье у дяди Володи с тётей Светой, а танцевать шли к нам. Неизменные атрибуты – крутящаяся ёлка, бенгальские огни, маленькие хлопушки с сюрпризами, маски из папье-маше, самодельные костюмы. Маме очень удавалась роль лисы, Серёже шёл костюм ковбоя, мне же очень хотелось быть и Красной шапочкой и Снежной королевой и чертом сразу.  Сценки, танцы и гулянье чередовались с застольем. И, хоть шли времена дефицитные,  столы наши радовали неизменно обилием всяких вкусностей. Мама делала салат из варёной говядины с чесноком и грецкими орехами, тётя Света запекала свинину. Мама делала форшмак, тётя Света жарила карпа. Папа приносил из подвала компот вишневый, дядя Володя ставил на стол компот клубничный. Мама делала ароматнейшие фаршированные перцы, тётя Света изумительные голубцы. Папа тушил или жарил вкусную картошку, дядя Володя солил невероятное сало, от которого нам разрешалось отгрызать самые мясные кусочки, оставляя жирок взрослым.  Думается мне, что взрослые за столом выпивали, но не помню, ни одного раза, чтобы кто-то был пьяным.

Новый год приближался с массой волнительных мелочей. Мамы по вечерам и ночам шили нам костюмы для утренников, крахмалили марлю, нашивали мишуру, мы рисовали плакаты и клеили на них битые ёлочные игрушки для блеска. За неделю до праздника родители приносили из профкома приглашение на ёлку в заводской дом культуры, это приглашение на открытке со штампом являлось и пропуском для получения подарка. Примерно в это же время начинали заготавливать ёлки. Почти во всех семьях с детьми в нашем стоквартирном это выглядело, если не одинаково, то очень схоже. Папа приходит с мороза с зелёной, чуть заиндевевшей сосёнкой и через всю квартиру проносит её на балкон, где она будет дожидаться своего часа, чтобы не пожелтела. Ближе к празднику папы извлекают деревца с балкона и осматривают на предмет ущерба. Очень часто требуется в одном месте ветки подрезать, в другое подбить, ствол подтесать для крестовины, ну и что-то там ещё подправить. Потом в центре зала на клеёнку водружается конструкция, у кого-то в ведро с песком, у кого-то в крестовину, а дядя Володя всегда ставил ёлку так, чтобы она вращалась. Умельцев на Химмаше было много и конструкции для этих целей сооружались самые разнообразные. Наша ёлка славилась самодельными гирляндами, которые собирал брат под моими восхищёнными взглядами. Самое заманчивое, пожалуй, в подготовке – это поход пап в подвал за коробками с ёлочными игрушками. Открываешь такую и дыхание замирает от предвкушения. Мои родители как люди занятые и очень умные, безоговорочно доверяли украшать ёлку мне самой. Только гирлянды контролировали папа или брат. А размещение игрушек – моя привилегия, как младшей. Я своей привилегией пользовалась с удовольствием и желательно дважды. Наряжая свою ёлку и участвуя в украшении Сережиной ёлки. У них на эту церемонию собиралась вся семья. Даже сейчас помню тот восторг открывания  коробки, где сверху лежит газета, под ней слой ваты, а ниже разноцветное великолепие со сверкающими боками: шары разных цветов и размеров, домики, фигурки животных и людей в национальных костюмах, космонавты и ракеты, колокола и шишки, диковинные фрукты и овощи, сказочные герои. Их нельзя было развешивать, как попало, мы с Серёжкой буквально священнодействовали. Потом под ёлкой или возле неё можно было играть и столько всего придумывать. Там же, рядом подписывались поздравительные открытки, там ставились Деды Морозы, переходящие из поколения в поколение. У Серёжи Дед Мороз был старинный, как мне тогда казалось, а у меня обычный, из магазина Детский мир, поэтому мне тоже хотелось чего-то особенного. Здесь придётся признаться в одном не совсем благовидном поступке. Возле заводской проходной, где сейчас стоянка машин, в то время ставили огромную ёлку, окружали её заборчиком, наряжали c вышки. Одним  из элементов украшения были дешёвые пластмассовые фигурки Дедов Морозов и Снегурок, на улице они теряли свой цвет и выглядели ледяными. В один их вечеров, когда дядя Володя собрал мальчишек играть в хоккей на катке возле завода, естественно, я там тоже присутствовала, в наших головах родился план «особый дед Мороз». Мы с Серёжкой под прикрытием хоккейной команды  кидали ледышки в ёлку до тех пор, пока не сшибли одного из Морозов. Этот Дед Мороз и вправду стал особенным, он четвёртый десяток лет ежегодно охраняет подарки под ёлками в моём доме. Конечно, взрослые нас ругали тогда, прочли лекцию о недопустимости подобного поведения, о том, к чему приводят такие поступки, пришлось даже временно спрятать добычу, чтобы родители успокоились. Потом, когда наше безобразное поведение подзабылось, я раскрасила Деда лаками для ногтей. Он и сейчас красавец.

Воды с тех пор утекло много. Нет уже в живых моего любимого папы, болеет тётя Света, давным-давно все мы переехали из стоквартирного. Закадычный друг мой Серёжка живёт в Майами, у него замечательная семья, пятеро детей и жена Света, бизнес и вроде всё хорошо. Мне тоже на жизнь жаловаться не приходится, она может быть и не богатая, но моя, с моим счастьем и моими проблемами. Мой старший брат уже на пенсии, красавица Лариса стала бабушкой. Дяде Володе удалось воспитать хоккеиста, пусть не из сына, а из внука Якова: Яков радует нешуточными успехами и победами. Моя мама трудится уже не на благо завода, который недавно еле выбрался из очередного банкротства, а на Совет ветеранов нашего городка. Всё по-другому, о нашей большой общей семье вспоминаем лишь иногда, за праздничным столом. Чаще всего в мой День рождения. Только и без воспоминаний они, члены нашей семьи – в сердце и в душе на все времена.


5. Нина Павлюк
Баня моего детства

Двадцатый век, годы пятидесятые, город невест - Иваново. Баня у нас была большая двухэтажная. Она была поделена на два отделения и называлась "Посадская." Одна половина женская, другая - мужская. Залы для мытья были огромные, находились они на втором этаже. В зале было множество каменных лавок и несколько кранов с горячей и холодной водой, которые постоянно ломались. В баню приходили мыться семьями:
бабы с детьми в одну сторону, мужики - в другую. Стоять приходилось по несколько
часов - очереди были огромные. Все шли с узелками в которых было мыло, мочалка
и чистое белье с полотенцем, в основном, самодельным. В предбаннике стояли деревянные шкафчики с номерами и длинная скамья, на которой можно было сидеть, раздеваться и одеваться. Люди по очереди входили, занимали освобождающиеся места
раздевались и кричали во весь голос: "Дежурный-й-й.!" Тот приходил, закрывал шкаф
и отдавал вам номерок. Этот номерок вешался на шею, и человек шел мыться.
В огромном зале, где множество голых людей стояло, сидело, лежало надо было найти освободившуюся каменную лавку, что было делом весьма трудным. Найдя желанную
лавку, ее несколько раз обливали кипятком, то есть обеззараживали, только после этого начинался процесс мойки. Тут были и дети: мальчики до шести лет приходили с мамами. Мальчики постарше мылись на мужской половине. В процессе мойки часто возникали заминки: ломались краны. Бабы начинали свирепеть, звать слесаря.
Слесаря испокон веков были мужики. Вот тут-то и начиналось веселье. После войны
мужиков было ох, как мало, дефицит, который трудно восполнить. Кто при виде мужика кричал:
"Ох, Ах "!,а кто своими забористыми шутками приводил мужиков в смущенье.
Долго после этого стоял визг и хохот. Вид обнаженных тел в таком количестве и таких разных меня как-то смущал. Я была уже девушкой лет двенадцати- тринадцати
и всеми силами старалась прикрыть свою наготу волосами, благо они были ниже  пояса. Особенно, мне запомнился день, когда в бане сделали душ. Их поставили
несколько в ряд. Что тут началось? Одно дело, когда ты выльешь на себя таз воды, и совсем другое, когда стоишь голый, распаренный под льющимся дождем.
И здесь стояла очередь. Люди, как малые дети, постояв под душем минуту, бежали в конец очереди и опять ее занимали.
Вымывшись, люди выходили распаренные в предбанник и кричали требовательно:
"Дежурный, Дежурный"! Одни одевались, другие раздевались, третьи голые не могли дозваться дежурного. Часто бывали случаи, когда человек терял номерок от шкафа,
приходил, а шкаф его пуст. Слезы, крики сочувствия.
В бане был, обязательно, буфет, а там продавали морс и газировку. За прилавком
всегда стояла дородная тетка с белыми крашеными волосами и ярко накрашенными губами. Пальцы у нее тоже были ярко крашенными от сиропа. Запах бани передать нельзя, это запах детства. Этот запах я чувствую даже спустя много лет.
Раньше поход в баню был интереснейшим событием.


5. Елена Беренева
Телевизор


***Мой самый лучший день рождения!      


          Мы вышли из школы и остановились на крылечке.
          – Всё-таки здорово, что последний урок отменили. Да? – и Оля посмотрела на меня.
          – Точно, – согласилась я.

          Мы застегивали одинаковые коричневые курточки на ходу и торопились домой.
          – Слушай, а ты чувствуешь, что нам уже десять лет? – Мы обе были взволнованы. Сегодня был особенный день – наш день рождения! – Ну, ты чувствуешь или нет? – снова спросила я.
          – Да, десять лет это здорово, круглая дата! – весело ответила моя сестра.

          Оля была намного меньше меня в комплекции, просто перемотина какая-то. Дохлая, тощая, с синими губами. Она всегда падала в обморок, когда не надо, и мне приходилось тащить её домой. У сестры было слабое сердце с рождения. Меня всегда удивляло, как она могла занимать первые места в беге на все дистанции. Упрямая и сильная. Я была не похожа на неё. Чуть-чуть повыше, немного пухловатая (как мне самой казалось), медлительная и спокойная. Я, наоборот, никогда не бегала никаких дистанций. У меня было хорошее здоровье, но не хватало выносливости даже на 100 метров. Мы были сёстрами, двойняшками, но такими разными. В семье нас прозвали "Ослик" и "Толстик" соответственно.
          – Десять, десять лет. Так здорово, – повторяла я. Такая красивая цифра,да? Это не восемь или девять лет, а целых десять! Две цифры: один и ноль, а вместе десять! Мы уже не первоклашки с тобой. Как ты думаешь?
          – Да это здорово, – согласилась она.
          – Слушай, а может поиграем в черепок? – и Оля достала что-то из кармана куртки. Две крышки, пластмассовая и металлическая, были вставлены одна в другую и набиты песком.
          – Ну давай, – согласилась я.

          Ослик бросила черепок перед собой на клетчатый пол школьного крыльца и ловко запрыгала. Она сделала круг и повернулась ко мне.
          – На, теперь твоя очередь.
          – Нет, ты знаешь, без Катьки неинтересно. Пошли домой? A? – стала канючить я.
          – Ладно, – она кивнула, мы спустились по ступенькам и пошли по дороге. Мы редко ссорились, обычно легко договаривались.

          Нам повезло, школа была совсем рядом с нашим домом – пять минут ходьбы и мы на месте. Я и Оля не пошли по дороге как полагалось, а свернули на тропинку, которая шла прямиком по газону. Мы пролезли через дыру в заборе и вышли на асфальт. И дети, и взрослые ходили этим путем потому, что так было короче и, наверное, веселее. Было холодно, начало весны, и все лужи были во льду. Мы шли и давили хрупкий лёд сапогами.
          – Слушай, чтобы ты хотела, чтобы тебе подарили сегодня? – спросила я, затаив дыхание.
          – Велосипед, – быстро сказала Оля и побежала к новой замёрзшей луже давить лёд. Я удивилась и обрадовалась
          – Да, хороший подарок, прямо мечта! Слушай, а вдруг и впрямь купят? Было бы классно! Ведь сегодня наш день рождения, нам ведь уже десять лет. Мы себя хорошо вели, и нам не нужно два велосипеда, одного хватит! – Мне казалось, что я была очень умной в этот момент.
          – Ослик, a какого цвета ты хочешь? – снова спросила я.
          – Наверное, зелёного, – задумчиво сказала она.
          – Да, да, давай зелёного, мне тоже нравится. – Мы так рассуждали, как будто стояли в магазине.
          – А ты хочешь с багажником или нет?
          – Ага, с багажником и ещё с кисточками на руле с двух сторон.
          – Да, красиво.
          – А ты хочешь с рамой или без?
          – Нет, не надо рамы, главное, чтобы был блестящий звонок.
          – Да, хороший подарок! – и мы засмеялись.
          – А чтобы ты хотела? – сестрa задала мне тот же вопрос.
          – Часы на руку, – и я посмотрела на своё запястье. Вот сюда их надену, – и я вытянула левую руку перед собой. – Ты знаешь, я уже научилась "читать" время по большим часам в большой комнате. Я хочу часы на руку с ремешком как у дедушки. –Думаешь, хороший подарок? Думаешь, купят? – заволновалась я.
          – Да, наверное, – неуверенно сказала Оля. – Может быть.

          Мы быстро дошли до арки и остановились. Когда ты маленький, всё кажется тебе большим и огромным. Высокий забор и деревья, большая комната и стол со стульями. А потом, когда взрослеешь, всё вокруг уменьшается. Арка в доме была всегда холодная, огромная, с высоким розоватым потолком и трещинами на стенах.
          – Ну давай пошли, Толстик, – поторопила меня сестра и унеслась вперёд.
          – Ух, холодрыга.

          Я поправила розовую шапку, подняла ворот куртки до самого носа и побежала за ней. Ветер сдувал меня с ног и не давал идти, я зажмуривала глаза и пробивалась вперёд. На другом конце я встретилась с Олей, и мы засмеялись.
          – Нам десять лет, нам десять лет! – заорали мы. Конечно, никакая погода не могла испортить нашего настроения. Потом как-то мы притихли и одновременно сказали.
          – Нам не купят велосипед, это очень дорого. Иногда к нам приходили одинаковые мысли в голову и мы произносили их хором. – Не купят, денег нет... Мы обе понимали это.

          Мне кажется, когда мы были маленькими, мы были намного умнее и храбрее, чем сейчас. Мы понимали такие вещи, которые я сейчас во взрослом возрасте не понимаю. Наши родители работали на шинном заводе сборщиками браслетов. Они собирали большие колеса для самолётов на станках и называли себя просто "сборщиками". Было всегда интересно отвечать на родительских собраниях на вопрос "Кем работают ваши родители?". Были учителя, инженеры, врачи, маляры, повара, а наши были сборщиками. Это звучало очень круто! Весь класс поворачивался к нам и переспрашивал. Мы с сестрой очень гордились нашими родителями и любили их.
          – Да, не купят...Hо подожди, у нас ведь есть ещё наручные часы! Это ведь тоже хороший подарок! – утешила я сестру.
          – Да, согласилась Ослик, – ладно, пусть будут часы.

          С разговорами мы быстро подошли к нашему подъезду. Оля подбежала к круглой чёрной колонне, которая тянулась от козырька подъезда и до самого пола. Она обняла этот холодный столб и крутанулась вокруг него пару раз. Дети не могли пройти мимо этой балясины и постоянно висли на ней. Я посмотрела на обглоданную пустую зелёную лавочку. Никого не было, все бабульки сидели по домам. Было холодно сегодня. Мы было уже открыли дверь подъезда, как вдруг услышали голос позади нас.
          – Ой, невесты, подождите, подождите, не закрываете дверь! Двое молодых мужчин вытащили большую коробку из машины и направлялись в нашу сторону.
          – Подождите, подождите, придержите нам дверь! – громкo сказал мужчина. Мы отошли в сторону, открыли им дверь и пропустили взрослых вперёд. Они аккуратно поднялись по ступенькам и остановились перед лифтом. Один мужчина был постарше, с тёмными усами и в кепке. Он много шутил и смеялся.
          – Ну что, девчонки, вызывайте нам лифт, а то у нас руки заняты!

          Оля нажала красную вдавленную кнопку и лифт заурчал. Мне понравилось слово, которым он нас назвал – "невесты". "Да, мы уже взрослые, нам десять лет", – думала я про себя. "Ещё вчера было девять,а сегодня уже десять. Один день сделал нас старше на целый год!" Лифт шёл долго с последнего этажа, и мы рассматривали незнакомцев, а точнее коробку, которую они несли.
          – Смотри, – Ослик показала на коробку и шепнула мне, – кто-то купил телевизор.
          – Да, хороший, – прошептала я. Может быть Костерины с седьмого этажа или Лебедевы с девятого? Они богатые.
          – Не знаю, – сказала Оля, – но это ТОЧНО не к нам. Мужчина с усами улыбался и подмигивал нам.
          – Ну, где же лифт-то? Что-то долго его нет, – сказал второй мужчина. Он был намного моложе усача и нетерпелив.

          Лифт шёл с последнего этажа, мы это знали по звукам! Вот он остановился на шестом, там всегда какой-то скрежет был, потом болтанулся на втором, всё – открылся.
          – Так, Валера, давай, бочком, бочком. Заходи! Осторожно, коробка! Давайте, девчонки, с нами, места всем хватит! Заходите, заходите! – Мы юркнули в лифт, и двери закрылись.
          – Невесты, а теперь нажмите наш этаж. Ах, как же хорошо, что мы вас встретили-то! – И он снова нам подмигнул. Мы переглянулись и захихикали.
          – Какой вам этаж, дяденька? – весело спросила Оля.
          – Какой нам, Валера? – громко спросил балагур, глядя на своего товарища.
          – По-моему, четвертый. Я не уверен, – и он перемялся с ноги на ногу. Видать коробка была тяжёлая и у него затекла спина.
          – И нам четвёртый, – хором заорали мы и все дружно засмеялись.

          Казалось что-то необычное произошло в эту минуту! Праздничное настроение передалось нам всем, и мы хохотали всё время пока ехал лифт.
          – Урррааа! Нам всем четвёртый, нам всем четвёртый! – дружно орали мы все.

          Лифт быстро доехал до нашего этажа и двери открылись. Мы вышли первыми и свернули направо.
          – Спасибо вам, девочки, хорошего дня, – сказали нам взрослые и аккуратно вынесли коробку на площадку.
          – До свидания, – сказали мы хором.
          – Так, Валера, где здесь пятьдесят вторая квартира? – И они начали отходить от одной двери к другой. Так, смотри - сорок девятая, пятидесятая, пятьдесят первая, а вот и пятьдесят вторая!
          – Но это НАША квартира! – удивленно сказали мы. Воцарилась мёртвая тишина на несколько секунд. Первым опомнился дяденька в кепке.
          – Ну так жмите на звонок, – радостно сказал он. – Значит, это вам!
          – Мама с папой купили телевизор! – закричали мы с Олей. – Они купили нам телевизор на день рождения! Телевизор, телевизор, у нас будет новый телевизор! Ура!

          Вдруг зазвучало шарканье тапочек и мама открыла  дверь.
          – Ой, сколько вас всех много! – заулыбалась она. Мама была одета в домашнее платье и цветастый фартук.
          – А вы почему дома так рано? Вы же должны были придти в час? – спросила она радостно и удивлённо, казалось мы разрушили её планы и приготовленный сюрприз.
          – А у нас урок отменили, учительница заболела, – наперебой стали отвечать мы.
          – Мам, а мы купили новый телевизор? Да? – Мы бегали по коридору и сшибали всё на своём пути.
          – Куда, куда в сапогах, – заругала нас она, – куртки, куртки снимайте и идите обедать.

          Я и сестра побросали портфели и мешки со сменкой на пол, обувь разлетелась по разным углам, а куртки полетели на журнальный столик в маленькой прихожей. Мы остались стоять в школьных формах и черных фартуках. Мы не слушали взрослых и побежали сразу же в большую комнату. Я и Оля не видели как носильщики отнесли тяжёлую коробку в кухню и покинули наш дом.

          Старый телевизор был очень большой и громоздкий, казалось он занимал так много места.
          – Вот здесь, вот здесь мы поставим наш с тобой телевизор! Вместо этого страшного и старого. Д-aа, класс!
          – Ну, пойдём, пойдём  посмотрим! Где они там все? – и мы побежали по коридору в кухню.

          Мы вошли... и онемели. На белом столе стоял красивый торт! Он был огромный, пятиярусный с красивым оформлением. Розовые, красные и жёлтые розы с зелёными листочками тянулись серпантином с нижнего яруса до верхнего. Круглый, огромный торт с белым кремом уходил куда-то вверх. Первый ярус был самым большим, потом шли ярусы поменьше и на самом верху был маленький ярус весь в цветах.

          Мама подошла сзади нас, присела на корточки и обняла нас обеих сразу.
          – С днем рождения, мои маленькие, это ваш подарок! – Её глаза были добрые, добрые... и она плакала. Мы повисли на её шее и тоже стали плакать, а потом смеяться.
          – Ослик, – я повернулась к своей сестре, – нам подарили торт! Смотри – торт! Это был не телевизор! – Она засмеялась и спросила меня:
          – Ты ещё хочешь часы на рукy? – я отрицательно покачала головой.
          – А ты ещё хочешь велосипед? – задала я ей аналогичный вопрос. Она сморщила нос и засмеялась. Мы поняли друг друга с полуслова.
          – Так, – мама стала суетиться у плиты, – идите мыть руки и будем обедать. Есть борщ и макароны с котлетой. Что вы хотите? Мы с Олей хитро переглянулись и хором заорали:
          – Мы хотим торт!


6. Татьяна Фролова 4
Мы наш, мы новый

 Детство золотое!И чего мне в садике не сиделось!)))
     Сколько себя помню в детстве,одно сплошное счастье!Во дворе мы "боролись" с какими то кондалами,которые скованы.
     В классе на стене висел плакат:-Мы не рабы!Рабы не мы!
     На улице плакат кричал о том,что мы закончим пятилетку досрочно!
      Мы пели песни,про то как мы новый мир построим и кто был никем,тот станет всем!
      А уж речевки:-Им салютует шум прибоя!В глазах их небо голубое!Ничем орлят не испугать!Орлята учаться летать!
       А взвейтесь кострами синие ночи!Мы пионеры дети рабочих!
       А первые в космосе!12апреля отмечали как свой день рожденья!
      А песни пели,до сих пор их помним и любим!Земляне,Синяя птица,да мало ли чего!
      Все отболит и мудрый говорит,что каждый костёр когда то догорит!
      Прогорели наши пионерские костры,но его искры ещё греют наши сердца!!!
      Я люблю свой СССР!!!




@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


Р У Б Р И К А                «МОЗАИКА  ИСТОРИИ  СССР»




1. Зинаида Малыгина 2
«Три очерка - говорят члены общества Мемориал»

1) Насонова Ольга Васильевна (1926 г.р)

            «В детстве у меня не было детства» (М.Горький)

О себе я могу  вспомнить только с возраста  5-6лет. Помню, что жили мы на хуторе (названия не помню) в Архангельской области в бедности и голоде. В доме не было мебели, спали на полу, а вместо посуды использовали черепки и старые горшки. На хуторе было всего 8 домов, ни магазина, ни связи с городом, ни электричества.

Кроме меня, у моих родителей было еще четверо, двое постарше, я – средняя по возрасту. Двое старших ходили в школу за 5 километров, а на мне было все хозяйство, когда родители уходили на работу, да еще и присмотр за младшими детьми.

В 6 лет я должна была принести 10 ведер воды, подмести и вымыть домишко, присмотреть за младшими, приготовить лучину для вечера да еще и скотину накормить. Я вспоминаю Золушку из сказки, которой так же, как мне, давали задание на день. Ни одной минутки у меня не было свободной, а если я не успела что-то сделать, то отец меня строго наказывал.

Вечером отец при свете лучины плел лапти, а мама сидела за прялкой. Разрешили мне ходить в школу только до 4-х классов, так как в этот год умерла моя мамочка и учиться мне больше не довелось, хотя я очень любила ходить в школу. Стала я в 10-11 лет настоящей хозяйкой в доме: ведь нужно хлеб испечь для всей семьи, и корову подоить, и овец накормить, да еще в доме были куры и поросенок! Отец будил меня в 5 часов утра, чтобы затопить печь, нагреть воду, накормить скотину и дров напилить.

Старшему брату отец разрешил учиться, Ваня уехал в город Вельск, там закончил школу, а потом стал учителем. Сестра уехала учиться на курсы трактористов, а я опять занимаюсь непосильным трудом по дому, да еще рослую девочку 13 лет заставляли работать в колхозе. Я и плугом пахала, боронила, работала на сенокосе и молотьбе как взрослая.

Быстро взрослели дети во время войны, на хуторе оставались только женщины и дети. К тому же посылали еще и на лесозаготовки по очереди от каждой семьи. Меня в 15 лет послали за 50 километров от дома пилить дрова, а в напарницы мне дали взрослую женщину, которая не смотрела на мой возраст и покрикивала на меня, если я от усталости хотела отдохнуть. Хорошо, что отец спас меня от истощения и отхлопотал меня домой.

А дома мачеха появилась за время моего отсутствия, к тому же она ждала ребенка, и ей было трудно справляться с нашим большим хозяйством. Опять домашнее хозяйство легло на мои плечи, так как женщина не выдержала трудной работы и ушла из нашего дома, прихватив одежду моей любимой мамы. Впоследствии она родила мальчика, нашего брата.

Впряглась я опять в работу по дому и уходу за скотиной, опять у меня нет ни минутки отдыха….. Приходит очередь посылать кого-то на лесозаготовки от нашего хутора. Опять посылают меня в Архангельск на деревообрабатывающий завод, который работал круглосуточно. Но случилась беда: в мою смену перегорел мотор, а раньше могли за такое дело посадить в тюрьму.

Вот мы и решили со своей подружкой бежать  тайно с работы, незаметно пробраться на пароход, отходящий от причала. Спрятались за большой пароходной трубой, но нас заметили и высадили на берег. Что делать? Решили мы отправиться домой пешком, а идти–то нужно не одну неделю. Хорошо, что дело было летом, мы помогали в деревнях работать на огороде, и сердобольные люди кормили нас и даже дали хлеба на дорогу.

Недели через две добрели до дома, а там нас ждет сообщение, что нас нужно наказать за самовольную отлучку. Подружка была совершеннолетней – пришлось ей идти в тюрьму, а меня по молодости лет пожалели и отправили в город Хибиногорск на принудительную работу разнорабочей на Опытном заводе (тогда мне было 15 лет). Опять не повезло: украли мою рабочую карточку в общежитии! Директор Селезнев быстро перевел меня на другую работу в Кандалакшу, где мне и выдали хлебные талоны, что и спасло меня от голода.

Опять живу в общежитии без родных, переживаю тяготы войны, да еще и бомбежки с воздуха случались. Все работают для фронта, и я в свои 15  лет работаю наравне со взрослыми по погрузке и разгрузке вагонов, и мне дают взрослую хлебную карточку. В работе опять мне не делают поблажки на мой возраст, ведь мне пришлось рано повзрослеть.

Выучилась я работать на прицепном грейдере в 16 лет, и тогда меня послали, как специалиста, работать на станцию Лоухи. Там я и встретила окончание войны и прожила до 1951 года. В этом году получила вызов в город Кировск для работы в автотранспортном цехе. Только здесь я впервые получила Трудовую книжку с записью: рабочая дробильной установки.

Вредный цех и пыль сделали за многие годы свое дело: грыжа, больная печень, выпадение зубов, удаление желчного пузыря…. С такими «подарками» и вышла на пенсию.

Теперь нужно внуков поднимать, отдыхать некогда. Ведь сына и дочь я воспитывала одна (муж умер в возрасте 44 лет). Теперь помогаю растить внуков, а они меня радуют!

Иногда вспоминаю свою трудную жизнь, ведь в ней мало было радости, только непосильная работа и забота. Но унывать все же не хочу! Очень тянусь к общению с хорошими людьми, которые объединены в Хибинское общество «Мемориал». Здесь меня встретили, приветили, и это общение с хорошими людьми помогает мне жить и преодолевать жизненные трудности.

На досуге сочиняю   частушки на местную тематику и с удовольствием исполняю их  на праздниках, которых так было мало в моей жизни. Спасибо моим товарищам, которые тоже многое пережили, понимают и не обижают меня!
 
 
2) Быкова Софья Яковлевна (1930 г.р)

               
Безрадостное детство


В марте 1930 года семью моих родителей Дониных  раскулачили и отправили из Астраханской области в Мурманскую. Родилась я в дороге, и мама с новорожденной должна была сесть на пароход для дальнейшего следования в неизвестность.

На пароходе ехали несколько недель, а новорожденную не во что завернуть. Несколько женщин сняли нижние юбки и пожертвовали их на пелёнки. На море шторм, дождь со снегом. Маме освободили место у трубы парохода на открытой палубе. Прижавшись к тёплой трубе, мама согревала меня под телогрейкой своим телом.

Полуголодные люди умирали. Как только появлялся покойник – появлялись и акулы. Они не давали плыть пароходу, преграждая путь  и стучась о борт. Люди прятали своих умерших родственников, но при появлении акул команда догадывалась об этом и начинала поиски. Мертвецов выбрасывали за борт. Акулы отступали, и пароход мог продолжать плавание.

На пароходе питались сухарями, что стало для моей мамы болезнью желудка на все последующие годы. Высадили спецпереселенцев в Териберке, где поселили в бараках и задействовали в ловле рыбы.

Опытные в ловле  спецпереселенцы применяли кошельковый лов, что до них не применяли, и этот метод стал ведущим в Мурманской области.
В 1937 году отца арестовали по навету, мама одна поднимала троих малых детей, работая в сетевязальной мастерской. Мне было семь лет, но я уже помогала маме в работе, обвязывая сеть «куклу». Сеть тонкая, ячея мелкая, работа трудная и однообразная для 7-летней девочки. Мне хотелось бросить работу и убежать, но я не могла ослушаться маму.

В 1939 году началась война с Финляндией, и всех переселенцев вывезли в Дальние Зеленцы, а потом в Африканду.
В первые же дни войны Африканду бомбили в связи с близостью железной дороги и военного аэродрома. Женщин и детей повезли в эвакуацию, где по дороге в Волховстрой наш эшелон подвергся бомбёжке. До Татарской АССР мы ехали более двух недель. Это были дни голода и дорожных мытарств.  Потом на многие годы осталась  боязнь летящих самолётов.

В деревне Каразерек отнеслись к переселенцам хорошо. Каждой семье был выделен огород. В обмен на вещи наша семья купила козу и обзавелась своим хозяйством, завела кур и получила просо и гречиху на мамины трудодни. С местными жителями разговаривали языком жестов, а переводчиком был мой брат Шурик, который быстро выучил татарский язык.

Печки в татарских домах были сложены на манер русских печей, только без лежанки, а « чело» ниже, чем в русских печах. Сбоку был вмазан котёл, в котором варили еду, а в печке пекли хлеб и пироги. Татарские семьи подружились с русскими семьями, и при расставании в 1944   году  мы услышали много добрых слов. До сих пор я вспоминаю этих людей с добротой и благодарностью.
После эвакуации поселились в Титане.

Хлеба на 7 человек мы получали 3 кг 300 грамм. Каждый день я получала в столовой один обед и делила его на 5 человек. Всё время хотелось есть, всё время ощущали голод. Выручил табак-самосад, который мы привезли из Татарии.  Табак мы выменяли на овёс и отруби. Из овса варили кисель, а из отрубей пекли лепёшки. В школе выдавали 100 грамм хлеба и чайную ложку сахарного песка на завтрак. Так и выживали.

Об арестованном отце мы узнали только в 1957 году. Он умер в заключении в мае 1945 года. В том же году мы получили свидетельство о его реабилитации. Мы выросли без отца,  невинно арестованного, что грустно и обидно. Остался он в моей памяти добрым и ласковым, красивым и умным.

Мама была неграмотна, но мечтала, чтобы все дети получили образование. Мой брат Саша окончил Ленинградский медицинский институт и работал долгое время  вместе с женой в Апатитской городской больнице. Моя сестра Люба работала делопроизводителем в совхозе «Заполярье», я же много лет проработала продавцом в обувном магазине Кировска заведующей отделом, награждена знаком «Отличник социалистического соревнования».

Вот и жизнь прошла – трудная, но честная и достойная. Я всегда помогала родственникам, заботилась о старенькой маме, воспитывала внуков. У меня хорошие дочери и внимательные внуки. С чувством горести вспоминаю своё безрадостное детство…
 
 
3) Зайцева Мария Гавриловна (1925г.р.)
   
Дети шалманов

Родилась я в деревне Захарово Вологодской области четвертым ребенком в семье крестьян- тружеников.  Семью репрессировали летом 1931 года в год массовой коллективизации в количестве 10 человек.

Всех привезли в Котлас, погрузили вместе с другими выселенными страдальцами на небольшой пароход, чтобы доехать до железной дороги. На пароходе у всех стали отбирать документы и увидели, что мой отец был инвалидом войны 1914 года и его семью не должны были репрессировать. Комендант долго думал, но что делать, если семья уже на пароходе, и решил: «Пусть едут со всеми по назначению».

Так и оказались мы в товарном пульмановском вагоне поезда, который имел северное направление.  Мне было 7 лет, но я хорошо помню, что всю длинную дорогу я просидела у маленького зарешеченного окошечка,  а на остановках никого не выпускали. На полу вагона была проделана дыра для сливания нечистот. Все пользовались одним помойным ведром вне зависимости от половой принадлежности.

Мама была беременная (на сносях),  и поэтому очень тяжело переносила духоту и скученность. Родила она сразу по прибытии на станцию Хибины, где нам пришлось целую неделю жить под открытым небом. Моя сестра Оля родилась под елкой, помню, что около роженицы хлопотали женщины и прикрывали ее пологом. Через неделю нас повезли к шалманам, откуда успели выселить заключенных, их раньше называли  «услонцами».

Новорожденную девочку поселили вместе со всеми на нарах, где все спали вповалку: мужчины, женщины, дети. Нашей семье разрешили сделать полог для кормления новорожденной. Эту клетчатую материю семья, не привыкшая ничего выбрасывать, хранит до сегодняшнего времени.
Шалман – это длинное сооружение, покрытое со всех сторон толем – не задерживает тепла, поэтому все мерзли зимой, хотя  круглосуточно топили печку- буржуйку.

Трудно расти детям в такой тесноте и скученности, они болели и умирали без лекарств и нормального питания. Но моя сестренка Оля все же выжила, хотя и отставала в развитии и болела рахитом. Ходить она начала только в два года, а ноги выпрямились только в семилетнем возрасте.

Через некоторое время семье дали комнату 8 метров в бараке (Хибиногорская, 20) на 10 человек, такое жилье показалось нам дворцом.
Учились мы все в двухэтажном деревянном здании на улице Новой, а позднее уже в каменном здании школы №11.

1933 год был особенно голодным, поэтому мы, все четыре сестры, стояли с протянутой рукой у хлебного магазина, где отоваривались вольнонаемные и просили добавки (довески) к хлебному пайку.  Больше всех довесков доставалось маленькой Оле, и мы делили всю добытую милостыню поровну.

Мама  работала санитаркой в больнице, а отец, инвалид войны, - сапожником в артели «Заполярный артельщик». По вечерам отец чинил обувь соседям по бараку почти бесплатно. За эту работу ему давали кусочки хлеба, что помогло нам не умереть с голоду в этот голодный год.

В 1937 мама надумала тайно поехать на родину, чтобы восстановить отобранные на пароходе свидетельства на детей. Приехала уже через три дня, но кто-то доложил об ее отсутствии начальству, и поэтому ее посадили до суда в комендатуру.
За самовольную отлучку в те времена судили очень строго, и ей пригрозили расстрелом.

Мама сказала: «Расстреливайте вместе с детьми». Когда мы трое пришли навестить маму, то помню, что солдат направил в нашу сторону винтовку, сказав, что будет нас расстреливать. Выстрела не последовало, но я до сих пор помню эту минуту ужаса. Не знаю, было ли это методом устрашения или все было всерьез.

Прибежал главврач больницы, где работала мама, и отпросил свою хорошую работницу- санитарку в больницу: началась эпидемия сыпного тифа, а рабочих рук на хватало. До сих пор помню имя нашего спасителя. Звали его Григорий Васильевич.

Началась война. Две мои старшие сестры уже получили учительскую специальность  и работали по направлению, а мы – трое младших с родителями -  были вывезены в эвакуацию в Татарию. Отец  имел слабое здоровье и не был призван на фронт в связи с ранением. Умер он в возрасте 45 лет в эвакуации.

Возвратились мы в Кировск только в 1946 году. Мама опять пошла работать санитаркой в больницу (ее очень ценили на работе), а мы стали доучиваться в школе и получать специальность.

Сестра Оля, родившаяся под елкой на станции Хибины, стала учителем и проработала в школах города Кировска 40 лет. Моя профессия была связана с общепитом, в этой сфере я проработала до выхода на заслуженный отдых.
   
Жизнь была тяжелой. Когда вспоминаю о своих родителях, сестрах, брате, которых уже нет, то с трудом сдерживаю слезы. Ведь я живу одиноко и борюсь одна со своими болезнями. Все родственники уже далече…..

Записано мною из устного рассказа. Из книги "Живая история", ред. Малыгина З.Я.


2.  Алексей Жарёнов
«Прощальный обед»

Эту историю я слышал множество раз. Но снова слушаю маму, которой 83 года, и не решаюсь перебивать её рассказ. Я помню, как перебивал речь отца: умничал, что-то говорил своё, как казалось, более современное, а сейчас вот, когда отца уже нет, очень жалею, что внимательно и молча не слушал его.
-1941 год – страшный год для нашей семьи был! Война тогда началась, а к нам в семью смерть ходить повадилась! Сначала братик Толечка помер от воспаления легких, а ему всего 8 месяцев было. В ноябре умер брат Лёня от менингита, а он уж большенький был – 4 годика. Сестра Ольга катала его на санках, привезла к дому, а он встал, да и повалился.  А в декабре папа умер.
И осталось нас у мамы четверо. Четверо девчонок. Мне тогда двенадцатый год шёл. Мама вся заплаканная ходила, она тогда вся даже как-то почернела от горя.  А что толку плачь- не плачь, а жить-то дальше как-то надо! Нас кормить нужно, а тут ещё это война проклятущая! Жили-то мы в Матренине. Деревня к Городцу примыкала.  Сейчас – это улица Новая, самый центр города. А в войну – сельская местность. Получала мама на каждого из нас 300 граммов муки в месяц.
-В месяц? – изумлённо переспрашиваю.
-Да, в месяц! Говорю, что мы к сельской местности относились. За счёт подворья своего и земли жить должны были. А у нас работников-то не было. Жили впроголодь. Есть всегда хотелось. Мама нам свой хлебушек отдавала. «Ой, - говорит, – девчонки, я сегодня есть не хочу – разделите мою горбушку!» А мы и рады! Выручало нас только мамино умение шить да швейная машинка «Зингер».
Начался 1942 год. Нам на постой пятерых новобранцев поставили. Их месяц должны были обучать и на фронт. В каждом доме солдаты были – где меньше, где больше. Спали они на полу. К нам относились хорошо: помогали, чем могли, в лес за дровами ходили.
И вот в последний день перед отправкой на фронт к одному новобранцу отец приехал из Мурома, хорошо это запомнила. Всех солдат на обед увели, а отец, видать, сына попрощаться у командиров отпросил. Пришли они к нам в дом, дома только я на печке сидела. Выложил отец на табуретку хлеб, сало, тушенку самодельную, пирожки, молоко в бутылке. Целое богатство! Обнялись отец с сыном, уткнулись лоб в лоб и стоят молча!  «Что же это они не едят ничего? – думаю. – Может, они не хотят?» Слезла я с печки потихоньку, стою, рот разинула. Заметил меня отец. «Это кто? – спрашивает. «Дочка хозяйская, - тихо сын ответил. Отец отрезал толстый кусок хлеба, положил на него тушенки, да ещё сверху кусок сала. «Возьми-ка, милая!»( Мать моя заплакала, потом вытерла слёзы и продолжила).
-Залезла я с этим куском на печку счастливая! Хотела половину оставить сестре Оле, да где там! Всё и съела! Такая вкуснотища!
А солдат после обеда построили, посадили на машины и увезли на вокзал. Бабы потом судачили у колодца, что разбомбили немцы эшелон с нашими солдатиками, что все они почти погибли. Не знаю, жив ли тот парень из Мурома остался? Да. Вот такой у них с отцом тогда прощальный стол был! На всю жизнь я это запомнила!

3.  Александр Жгутов
Войной рождённый

               
            Войной рождённый или Задушевный разговор с внучкой.



                « И стоит шаг пройти заносит время след.
                Обратного пути у жизни просто нет…»               
                «Поверь в мечту» И. Кохановский.

                «Словно ветер в степи,словно в речке вода,               
                День прошел - и назад не придет никогда.               
                Будем жить, о, подруга моя, настоящим!               
                Сожалеть о минувшем - не стоит труда»
               
                Омар Хайям.
               
               
 


               
               Виктория!
        Ты не поверишь,но,как только ты родилась,я, сразу же,начал вести с тобой свои задушевные беседы.
 Может быть,ты сейчас читаешь эти строки ещё при моей жизни.Тогда,у тебя есть шанс успеть спросить что-то у меня живого.
    А может быть,ты дальше предисловия и вообще читать не будешь? Как знать?

 Но сегодня я точно знаю,что в силу своего ума и природного дара,отношения к жизни и стремления к познанию, ты твердо удержишь нить своей судьбы и жизни.
      С 1917 года и до 90-х годов прошлого столетия люди старательно умалчивали о своих родословных.
 Поэтому мы очень мало знаем о своих предках. Причиной тому то,что мир в 1917 году раскололся на «белых» и «красных» - дворян и пролетариев,которых столкнули между собой в революционной борьбе за «светлое будущее пролетариев всех стран».
 Однако, обещанный к 1980 году коммунизм в советской стране построить не удалось.
    Как только  стараниями союзных властей был уничтожен  СССР - Союз Советских Социалистических Республик,все начали искать свои родовые дворянские, графские, княжеские и прочие султанско-эмирские корни.
    Но если ты «…из грязи в князи,то где взять столько грязи на князей…»
    Даже те,кто до 1917 года был дворовым человеком у князя Голицына или сенной  девушкой у графа Шереметьева начали примазываться к их родам.

    На стены,в своих двухкомнатных келейках,они начали,без зазрения совести,  приколачивать  фамильные гербы бывших своих хозяев,причисляя себя к их титулованным семейным кланам.
 И смех,и грех,беда прямо с народом нашим.
   Так вот,Вика, я тебе скажу,что в нашем роду,ни «графьев»,ни дворян,не наблюдалось.
    Вообще наш род получается молодой. Не уходит он корнями своими ни к рюриковичам,ни к испанским грандам.
     Помнишь,как-то ты  мне сказала:- Ты,дедушка,у меня не самый лучший экземпляр.
    -Это правда. Но,извини, за неимением у тебя других дедушек,довольствуйся таким, какой у тебя есть.
     Родился я не в Москве и не заграницей,а в самой, что ни на есть,глухой деревушке Ступново,окруженной лесами,в 20 км.от поселка Шексна и в 60 км.от Череповца. Однако, для меня и моих односельчан это самое любимое место на земле,которое смотрит в Мир с высоты  209 метров над уровнем мирового океана.
    «Историческую справку» о месте моего рождения и последующего гнездования написал твой папа Алеша в своем школьном сочинении,когда был учеником начальных классов средней школы № 2 в городе Вологда.

                Сочинение  Жгутова  Алексея
                « История села Чаромского»


      "В Шекснинском районе Вологодской области есть колхоз «Советская Россия».
 Центральная усадьба колхоза находится в селе Чаромское.
 Каждое лето я приезжаю в это село,в гости к бабушкам.
 История создания села Чаромского,в котором родились мои родители,относится к 17 веку.
   До этого времени люди жили в деревнях,которые были недалеко от сегодняшнего села Чаромское.
   Эти деревни назывались: Воропаиха, Шовырино, Микитино, Лукьяново,Тишино. В 1612 году по этим местам прошли польско-литовские войска. Они беспощадно выжигали деревенские постройки,убивали мирных жителей.
   После изгнания врагов,в этих местах вновь стали появляться новые люди,первые поселенцы. Они построили новые деревушки недалеко от прежних и дали им другие названия: Алексеево, Тарасово, Чаромское, Тимшино,Ступново,Назарово.
    Деревни Алексеево, Тарасово и Чаромское потом объединились в одно село, которое назвали в честь первопребывателя Бороничева-Чаромского.

 Один из дальних родственников Бороничева, Чаромский стал известным ученым в области самолетостроения.
На месте,где когда-то были старые деревни,теперь леса и пастбища.
 В селе Чаромском в 18 веке была построена каменная церковь.
 Деревня Тимшино стоит там,где стояло Тишино,а деревня Назарово,где Микитино.
    Во время войны в 1941  году многие жители поднялись на защиту Родины и отважно сражались с фашистами.   Жителю Чаромской местности,Фёдорову Т. В. присвоено звание Героя Советского Союза.
 В селе Чаромском  поставлен памятник односельчанам, погибшим на войне 1941-1945 годов.
 В настоящее время в Чаромском построены; больница,школа,клуб,магазин,скотные дворы.  По маршруту Шексна–Сизьма ходит рейсовый автобус."
      Это сочинение Алексей написал примерно в 1982-1983 году. Оно отражает  именно то время и совершенно отличается от нашего времени. Многое изменилось в этих местах за прошедшие годы.
     Я понимаю,Вика,ты живешь в активном  ритме. Но найди время,отложи в сторону гранит наук,и прокатись с отцом в места,где я жил,где он проводил свои детские беззаботные летние дни и отдыхал от душанбинской жары.
    Ты будешь знать,где родились,жили и обрели вечный покой твои: прапрабабушка Анна, прабабушки Лиза и  Вихирева Александра, красавец прадедушка Малков Василий Арсентьевич.
     А ещё!!!
    Ты с высоты местности,где когда-то была деревенька Ступново,увидишь  удивительную красоту российских далей.
  Вокруг поля,где раньше колыхалась под летним ветерком золотая рожь,нежным цветом голубели льны, а за ними повсюду виднеются темнеющие изумрудом зеленые леса,с голубыми глазницами лесных озер у кромки горизонта,серебрится в багряном закате солнца гладь реки Шексны.               

    Куда бы меня ни забрасывала судьба,я в самые трудные и отчаянно грустные минуты своей жизни пути всегда возвращался памятью к этим картинам детства.
    Это мне возвращало жизненные силы,помогало выжить и вновь идти вперед.
     Твоя прапрабабушка Анна родилась в 1889 году,а как вышла замуж,переехала жить в большой деревенский дом в соседней деревне Дёмино.
     Этот дом своими руками построил мой прапрадед Иван Жгут примерно в  60-х годах 19 века.
   Из этого дома моя бабушка провожала в 1915 году своего мужа, твоего прапрадедушку Ивана,на Первую мировую войну.
    Твой прапрадедушка Жгутов Иван Никитич, родился в 1895 году. После возвращения с германского фронта он окунулся в революционные события и в 1918 году его избрали делегатом Всероссийского съезда Советов.
     Затем он участвовал  в гражданской войне и воевал на Туркестанском фронте.
 Бабушка Анна рассказывала мне,что во время гражданской войны один красноармеец, вернувшийся с  туркестанского фронта рассказал,что лично видел,как басмачи в бою изрубили саблями её мужа Ивана Никитича.
 Однако, через некоторое время дедушка вернулся живой и совершенно невредимый.
    В огне не сгорел и не утонул.
 Теперь,когда я смотрю кинофильм "Белое солнце пустыни",всегда вспоминаю своего деда Ивана,который внешне чем-то напоминает героя кино Сухова.
     Погиб же мой дедушка во время Великой Отечественной войны в Сталинграде.
     Брат бабушки Анны-Смирнов Константин Игнатьевич (она в девичестве тоже носила фамилию Смирнова) был крестьянин.В 1932 году его,так же,как и  большинство других трудолюбивых крестьян,имевших хорошие хозяйства,раскулачили и  выслали на поселение в город Кандалакшу на Кольском полуострове. Где он и прожил свой остаток жизни.
    В 1941 году  прапрабабушка Анна навсегда рассталась со своим сыном Кельсием, погибшем в бою с фашистами 27 августа 1941 года в Коростене Житомирской области в Украине.
Твоя же прабабушка Лиза во время Великой Отечественной войны тоже ушла добровольцем на фронт. Она,вместе со своим младшим братом Михаилом и моим отцом служила на военно-санитарной летучке в составе полевого эвакопункта 203. На этом поезде они,прямо с поля боя, из-под Ленинграда и Тихвина,вывозили тяжелораненых бойцов на излечение в тыловые госпиталя. Я родился 21 декабря 1944 года.


4. Олег Михайлишин
Украина от расцвета до заката

                Глава 1.

        Мой отец родился на Западной Украине, в городе Ивано-Франковск (до 1962 года  Станислав), который был основан в 1662 году польским гетманом Анджеем Потоцким, как крепость для защиты от набегов запорожских казаков и крымских татар. Город был назван в честь его отца Станислава Реверы и, по иронии судьбы, утратил свое исконное имя в трехсотую годовщину.
        Отец моего отца служил в Австрийской армии, сохранилось фото где он в военной форме с саблей. Мать отца была из богатой крестьянской семьи. У них была своя земля, обрабатывать которую нанимали батраков. В 20-е годы ее старшие брат и сестра уехали в Аргентину. После прихода в 1939 году Советской власти, землю отобрали и отдали бедным крестьянам, которые на них работали. Бабушке пришлось устроиться гувернанткой. Во время войны дед был мастером слесарного цеха. Немцы платили приличное жалование, достаточное для содержания прислуги. Бабушка могла уже не работать. «То я була служниця, а тепер я пані», – говорила она. Им дали квартиру на втором этаже дома, где находился цех. До этого она принадлежала евреям. Когда их расстреливали, бабушка тронулась умом от душераздирающих криков. После войны дед продолжал работать на том же месте и хотя зарплаты, чтоб содержать прислугу уже не хватало, был очень благодарен Советской власти за то, что все трое его сыновей получили высшее образование. Свекр очень любил мою маму.               
       Недавно мы с женой и дочкой были в Ивано-Франковске. Старожилы, до сих пор, называют его Станиславом, с ударением на втором слоге и считают австрийским городом.
       Младший брат бабушки Роман во время войны попал в концлагерь, там он работал в шахте. После освобождения принимал участие в отрядах так называемой Украинской повстанческой армии (УПА). По его рассказам – это были разрозненные вооруженные группы, которые ночью ходили по селам, отбирая у крестьян продукты и вещи. По иронии судьбы, к Роману тоже приходили подобные партизаны, тогда им с женой чудом удалось остаться в живых. Потом у нее увидели платок, принадлежавший убитой женщине из соседнего села. Так, после немецкого концлагеря, Роман попал в ГУЛАГ, где отсидел еще 15 лет. Обе его дочери вышли замуж и уехали в Симферополь и Калининград.
       Старший брат отца Мирон, после службы в воздушно-десантных войсках, поступил в Московский институт легкой промышленности и женился на однокурснице из подмосковного Орехово-Зуева. По окончании института они получили квартиру в Калининграде московской области. Все родственники завидовали брату-москвичу.
       Младший брат отца Иван, окончил Львовский институт физкультуры. Вместе они занимались греко-римской борьбой. Отец отдавал брату часть своего питания, так как тот считался более перспективным. В 1968 году Иван стал чемпионом СССР, а в 1969 – бронзовым призером чемпионата мира в Аргентинском городе Мар-дель-Плата. Там он познакомился с победительницей конкурса на звание мисс и после бурной ночи проиграл одну схватку. Тогда сборная Советского Союза с большим отрывом заняла первое место, завоевав 10 золотых, 2 серебряных и 6 бронзовых медалей. Для Ивана – это была трагедия, так как за золото или серебро присваивали звание заслуженного мастера спорта с предоставлением жилья в Москве, а за бронзу он получил всего лишь двухкомнатную квартиру во Львове. В Аргентине Иван встречался с родственниками, выехавшими туда в 20-е годы.
        Отец был невысокого роста, но очень крепкий, коренастый. Когда мы с ним были на встрече выпускников физического факультета Львовского университета, они, в шутку, мерялись силой. На моих глазах, отец поднимал однокурсника на голову выше себя, при том, что тот его поднять не мог.
        После окончания университета отца направили на работу учителем физики в сельскую школу. Там он познакомился с мамой. После свадьбы отец устроился лаборантом во Львовский политехнический институт, где его избрали председателем жилищного кооператива. Дом строился в живописном месте, недалеко от центра города, возле цитадели. Отец выбрал себе лучшую квартиру на третьем этаже, но вздумал помочь получить жилье какому-то КГБисту, считая его нужным человеком. Для этого решил отобрать квартиру у одного из преподавателей: «Мы ему предложим трехкомнатную, вместо двухкомнатной и у него не хватит денег на вступительный взнос». Так этот преподаватель, в считанные дни, сумел собрать необходимую сумму, а отца, на собрании, исключили из кооператива. Получилось, что и преподаватель, и КГБист квартиры получили, а мы остались без жилья. Но сотрудники института оказались очень порядочными людьми и поставили маму в следующую очередь, хотя она там и не работала.
        В скором времени ситуация повторилась с точностью до наоборот. Теперь у нас не было денег на трехкомнатную, а все двухкомнатные были уже заняты. Мама в слезы, а пожилая женщина в правлении сказала: «Деточка, радуйся, теперь у тебя будут три комнаты, а деньги на них ты найдешь». И действительно, родители обошли всех друзей и родственников, кто дал 10 рублей, а кто и 100. С горем пополам, необходимая сумма была собрана. Деньги потом очень долго отдавали.
       Во время строительства дома, вдруг, вместо моей мамы, в очередь поставили другую учительницу, мать которой была директором магазина. Мама решительно пошла к заведующему облОНО и пригрозила, что если это безобразие не будет исправлено – тут же поедет на проходивший в то время в Москве съезд ВЦСПС. Таким образом, справедливость была восстановлена и мы получили новую трехкомнатную квартиру, но уже не в живописном месте, далеко от центра и на последнем, девятом этаже. Родители не догадались дать взятку за более престижный этаж, наивно тянули жребий, как билеты на экзамене, не подозревая, что все лучшие этажи были уже отобраны. Потом оказалось, что по распоряжению председателя кооператива, строители сделали в его квартире выше потолки и шире комнаты, за счет соседей, которые еще долго его вспоминали. Сын у него вырос не от мира сего, ни с кем не дружил и не общался.
       До этого мы три года жили на квартире в особняке на Погулянке (лесопарковая зона Львова). Это была семья проректора зооветеринарного института. Во Львов они переехали после войны из Средней Азии. Немцы уничтожили значительную часть профессорского состава Львовских вузов и он возмещался учеными из других регионов Советского Союза. Особняк, изначально, принадлежал польскому архитектору. Перед отъездом поляки разбили все люстры и засорили канализацию. В особняке был гараж, но так как дом был государственным, а у новых хозяев не было даже мотоцикла, гараж отдали другому профессору, заведующему кафедрой урологии мединститута. Автомобиль можно было купить, но там всем заправляла служанка, которая посчитала, что убирать еще и гараж ей будет ни к чему и отговорила от приобретения машины.

   
5. Александра Шам
Линии судьбы

Как странно закручиваются линии судеб!

Это поразило меня еще в  юности, когда из рассказов родителей, я узнала об истории их жизни.

Молодая девчонка Галинка из небольшого русского городка Шуя Ивановской области и парень Леонтий – Лешка, как все его называли, родившийся на  Украине. Что могло случиться, как должны были сойтись звезды, чтобы они встретились? А ведь так вышло.

И имя этому чуду  - ЦЕЛИНА.
Как и почему туда приезжали люди? Мне, выросшей в маленьком  целинном поселке, всегда, почему-то, стремившейся уехать из казавшегося мне скучным и пустынным степного края в город, трудно понять это.
Я знаю, что первой туда приехала мама моего отца, моя бабушка, Александра Алексеевна Перепетайло, приехала из  шахтерского городка Снежное Донецкой области. Что привело ее?

Александра из бедной семьи, жившей в деревне Тараны Донецкой области. Ее мать, Татьяна Тимофеевна -  добрая умная, хотя всего четырех классов образования, вынянчила всех внуков, согревая их теплом, лаской, старинными напевами и стихами. Отец  Алексей Алексеевич  –   постоянно уходил в поисках работы, особо не помогал семье, в войну пропал где-то, как я поняла, он укрывался от мобилизации, потом появился, пил, гулял, стал замкнутым, суровым и неразговорчивым. В глубокой старости был очень колоритен – я его застала живым, с длинной, белоснежной, раздваивающейся  кучерявой бородой. Никого не узнавал из родных, только мужа  моей тетушки Муси – своей внучки, признавал, говоря:  «А, Костик пришел!», зная, что можно с Костей выпить рюмочку.

 Александра рано вышла замуж за моего деда Ефима Егоровича Шамрина – увела его от женщины, с которой он жил. Дед Ефим родом из села Мариновка, говорят, род  Шамриных когда-то завезен был  с Кавказа барином, обменявшим  собак на семью крепостных (может быть это просто легенда). Мать Ефима - Ольга, а отца звали Егором, больше сведений о них не сохранилось. Ефим до войны был женат, но жена умерла при родах, и ребенок долго не прожил. Дед воевал и был тяжело ранен, ему ампутировали руку. Вернувшись с войны,  работал кладовщиком на пекарне, сошелся с женщиной Анной, старше его на одиннадцать лет, взял ее с двумя детьми, а своих так и не родили. Вот и увела его молодая Шура, сразу забеременела, правда первый ребеночек умер. Ну, а в 1948 году, родился мой отец,  назвали его Леонтием, следом и доченька Маша в 1949.

Но жизнь бабушки с дедом так и не сложилась, слишком разные они были. Александра -  молодая, заводная, веселая, замечательная певунья, а дед Ефим строгий был, даже суровый.

Родители разошлись, трудно детям в разбитой семье. Как поругают у отца – детвора к матери, как с мамкой не поладят – бегут к отцу.

Александра   вышла второй раз замуж за Николая. Они построили  дом, а потом, рассорившись, продали его, затем вновь сошлись, а дома-то нет, вот и уехали «куда глаза глядят» (так сказала мне тетушка Муся, значит, так говорили тогда в семье).

 Вот так в 1962 году и оказалась  Шура на целине, работала там не покладая рук, бабушка большая труженица была. Зачем она там оказалась?  Нужно было уехать подальше от бывшего мужа?  Сохранить новую семью? Заработать денег на новый дом?

 Дети вначале остались с отцом и мачехой - Ефим вновь сошелся с Анной, потом Александра забрала Машеньку, да отправила через год обратно, в Снежное. Там Леша и Маша в 1966 году окончили школу вместе (так случилось, что отменили одиннадцатилетнее обучение) и сразу после выпускного сели в поезд и поехали к матери на целину.  Что влекло их туда? Поиск лучшей жизни? Материнская  любовь? Вечное желание молодых людей уехать подальше от привычных надоевших мест?

Но что же Галинка? Галинка Константинова, так называли мою маму в детстве, да и потом, когда мы ездили к бабушке Жене  и деду Мише, она для всех вокруг, из уважаемой учительницы Галины Михайловны, вдруг превращалась снова в Галинку. У нее дружная большая семья – мама Женя - Евгения Абрамовна Голикова, папа Миша – Михаил Григорьевич Константинов, две сестры Таиска и Надёнка и старший брат Володя. Бедное, но очень счастливое послевоенное детство, лесные походы с краюхой хлеба, посыпанного солью, Павловский сад с детским клубом, площадкой и танцами, речка Теза, которую Галинка легко переплывала  вдоль и поперек, кинотеатр «Безбожник», названный так по причине того, что устроен был в здании бывшей церкви, школа, друзья, подруги. Галинка после школы два года работала на ткацкой фабрике, в браковочном цехе, «карточницей» - наклеивала карточки с наименованиями на различные рулоны тканей. Потом окончила педагогическое училище в городе Юрьев-Польском, после начала работать учителем начальных классов в деревне Першково Владимировской области и поступила на заочное отделение пединститута на факультет географии, блестящее сдала экзамены за первый курс и…
Поехала на целину!.

-  Почему? - спросила я ее.
- Не знаю даже, подружка Алька Салова предложила, вот мы и решили ехать - так ответила мама, а папа подшутил: «Замуж захотелось. Иваново – город невест».

Две молодые девчонки – весь гардероб в чемоданчике - через всю огромную страну Советов поездом до Целинограда, четверо суток в пути с двумя пересадками, они едут в полную неизвестность. Представляю, как им было волнительно и весело ехать, беседовать с соседями по вагону, такими же энтузиастами, молодыми искателями приключений, выходить на неизвестных станциях – чем дальше, тем все меньше деревьев, а в конце и вовсе голая, волнистая, бескрайняя, пыльная, жаркая августовская степь.
Наконец, Целиноград - девчонки ищут работу: Алевтина – повар, ей везде рады, в любом ресторане с удовольствием принимают, а Галинка – учитель… - Извините, у нас штат набран!
- Что же мне делать?
- А в Державинском районе учителя нужны, поезжайте, скоро поезд.
- А сколько он в пути?
- Всего-то пятнадцать часов.
Ну что же,  Галинка и Алевтина – не бросать же подругу - прибывают на станцию «Державинская».
В державинском общепите, опять–таки, Алевтине очень рады, а вот в РайОНО оказывается, что вакансий учителя в начальной школе Державинска нет. В полной растерянности наши подружки сидят в коридоре, как вдруг, слышат вопрос: «А вы чего здесь сидите? Вы кто?»
-  Я учитель начальных классов - отвечает Галинка.
- Вот вас-то мне и надо! - говорит Евгения Васильевна Паскаль – первый директор новой  Костычевской школы.
- Поехали со мной. Хотите?
- А место повара найдется?- спрашивают девчонки.
- Да, конечно
- Садитесь в машину, едем!
И наши подруги на открытом грузовике, опять-таки, бесстрашно и весело едут еще 50 километров до зерносовхоза имени Костычева.

- Мама, – спрашиваю я, - ну как же тебе показался совхоз, когда ты впервые увидела его?
- Ты заешь, доченька, было сразу очень здорово! Яркая киноафиша, великолепное здание нового клуба, отличное общежитие. Нас  покормили в прекрасной столовой, сразу же в этот день были танцы! Жизнь закружилась и понеслась изо дня в день бурно, весело, интересно. Школа, ученики, коллеги, новые друзья, танцы, концерты, театральные постановки, вокальные номера (мама у меня поет замечательно).
А еще ребята и девчонки  – молодые, свободные, веселые, работящие. Через год приехал Лешка, такой красивый, крепкий, коренастый, черноволосый, сверкающий белозубой улыбкой, а сам гордый, немногословный. Конечно, я влюбилась. Лешку в армию призвали, а ровно через девять месяцев ты у меня родилась. Я написала ему сразу, что ни к чему не принуждаю, но папа ваш ответил, что очень рад и, когда вернется, мы поженимся обязательно.

Так и вышло. Галинка с Лешкой поженились. Седьмого января пошли они через буран пешком два километра в соседний совхоз, где был сельсовет, и расписались, даже свидетелей не взяли с собой. Сыграли вечерок для самых близких «человек двадцать». А я маленькая им на свадьбе еще и пела «В лесу родилась елочка», стоя на табуреточке.

 Поженились, родили троих детей и живут уже 49 лет вместе в том же совхозе. В следующем году планируем праздновать золотую свадьбу наших любимых родителей.

Да и Алька Салова – мамина подружка - нашла свое счастье. Вышла замуж, правда они вернулись с мужем на родину в Шую.
Сестра Маша с папиным другом Костей Бункиным поженились и уехали в Снежное.

А бабушка Александра, в честь которой меня назвали, умерла очень рано, отказавшись делать операцию на колене. Она  боялась остаться хромой, ведь у нее был молодой муж, работа на целине, хорошие заработки и планы на всю жизнь. Очень жаль, что мы с нею не встретились. Говорят, что я очень на нее похожа.

Так что же влекло людей таких разных:  русских, белорусов, украинцев, молдаван, татар, казахов на целину? Желание  любить, строить семьи, заработать на жизнь, продолжать жизнь?

Александра Шам жизнь может, это сама ЖИЗНЬ вела их путями таинственными и по-своему мудрыми для того чтобы она, и ЖИЗНЬ, продолжалась?


6. Валентина Васильева 4
Поцелуй Чаниты

       После освобождения нашего Бессарабского края от немецких и румынских захватчиков, город Измаил стал областным центром, принявшим для проживания в нём многих талантливых людей: военных, инженеров, учителей, врачей, артистов. В городе начали строить заводы, расширять площадь порта, развивать медицину, образование и культуру. Перед руководством города Советское Правительство поставило сложную задачу – убедить население, находившееся продолжительное время с 1918 по 1940 годы, а потом опять с 1941 по 1944 годы под оккупацией Румынского государства, в преимуществе социалистического развития общества перед капиталистическим. Поэтому в соревновательном противостоянии двух систем были задействованы лучшие специалисты во всех областях деятельности. И, вскоре, слава города Измаила, этой жемчужины юга Украины, гремела по всей стране. Из Измаила во все социалистические страны отправлялись многочисленные теплоходы с туристами, а также «все флаги в гости» были в Измаиле. Суда прославленной китобойной флотилии «Слава» ремонтировались на верфи судоремонтного завода ИСРМЗ. Во все концы огромной страны отправлялась продукция Консервного комбината: соки, томаты, тушенка, зеленый горошек, кабачковая и баклажанная икра, а также очень вкусное яблочное, грушовое, сливовое повидло.

       В это время расцвета города мне посчастливилось жить в Измаиле. И вот я, сельская девушка, впервые попала на премьеру оперетты с интригующим названием «Поцелуй Чаниты». В основном, всё, что происходит у человека впервые, запоминается надолго и меня не оставила равнодушной повесть о чистой любви. В оперетте прекрасно было всё: артисты, музыка, танцы, костюмы. Вот краткое её содержание. В одной Латиноамериканской стране, несколько студентов: трое парней и одна девушка, ездят по стране и поют свои песни, зарабатывая на поездку в Европу на международный фестиваль молодежи и студентов. Они хотят своим творчеством донести миру, что простые люди их страны хотят жить со всеми в мире и согласии, хотят видеть чистое небо над своей головой. От главной героини, студентки консерватории Чаны не возможно было оторвать взгляд, а её голос очаровывал и уносил зрителя за океан, хотя действие происходило на подмостках сцены. Её песня запомнилась, как глоток свежего ветра свободы: « Я вышла к морю - волны пели Чана, деревья и ручьи звенели Чана, цикады серенады пели Чана, и в звуке водопада слышу Чана!...Мне слышать это было странно, ведь нет ещё любимого у Чаны!». Между Чанитой и одним из студентов зародилась чистая любовь. Актриса настолько была красива, каждый её жест, поворот головы, выражал такое достоинство, казалось сама Любовь и молодость сошли на землю с неба. Поэтому, глядя на нее, каждый мужчина желал завладеть её сердцем. И когда один старичок пошутил, что готов заплатить за её поцелуй большую для него сумму реалов, то один из друзей подхватил эту шутку и объявил аукцион на ПОЦЕЛУЙ Чаниты. Мужчины из толпы стали выкрикивать сумму, которая все время возрастала. Тут же на площади находился местный богач – кандидат в мэры города и он назвал свою цену за поцелуй и уплатил её немедленно. Чанита запротестовала, что всё это всего лишь неудачная шутка и захотела вернуть деньги богачу Чезаро. Но он уже воспылал страстью к девушке и решил подлым путём принудить её стать его женой. Зрители с замиранием сердца вовлечены в борьбу любви, добра, справедливости со злом, коварством и насилием. Но в конце побеждает Любовь!

       Самое светлое и сильное чувство человека - это ЛЮБОВЬ! Ей посвящают песни, стихи, поэмы, о ней рассказывают в романах, легендах, трагических историях.
Одна из самых «загадочных» книг Библии посвящена Любви и называется «Песни песней Соломона»! Её читали миллионы людей и восхищались словами: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её – стрелы огненные; она – пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют её. Если бы кто давал ВСЁ БОГАТСТВО дома своего за ЛЮБОВЬ, то он был бы отвергнут с презрением». (Песни песней гл.8 ст.7,8)

       Есть такое высказывание: «Умри, но не давай поцелуя без любви!», предостерегает неопытных юношей и девушек высоко ценить Любовь и дорожить ею, как драгоценным Подарком Судьбы!


7. Ирина Христюк
Никогда не брошу камень в историю моей страны

            

          Помимо событий личного, семейного, характера, пережитых в начале шестидесятых годов двадцатого века, запомнились и те, государственного масштаба, что коснулись жизни каждой семьи, и оттого запали в память на всю жизнь.

          К ним, в первую очередь, можно отнести денежную реформу 1961 года.  Она началась сразу после нового года и проходила в течение всего первого квартала. Бумажные денежные знаки образца 1947 года и серебряные, никелевые, медные и бронзовые монеты, выпущенные в СССР, начиная с 1921 года, изымались из обращения и менялись на новые в соотношении 10:1. Обмену не подверглись и остались в обращении монеты СССР номиналами 1, 2 и 3 копейки. С первого января 1961 года были выпущены банкноты нового образца достоинством 1, 3, 5, 10, 25, 50 и 100 рублей и чеканились монеты нового образца достоинством 1, 2, 3, 5, 10, 15, 20, 50 копеек и 1 рубль. О предстоящем обмене денег население было проинформировано заранее. Уже во второй половине 1960 года в магазинах на товарах цена указывалась и в старых, и в новых деньгах. Конечно, нашей семье особо менять было нечего: стройка забирала все средства, но кампания эта запомнилась. Многие, у которых были кое-какие запасы, испугались не на шутку. К слову сказать, с новыми купюрами и монетами мы прожили довольно долго. Они оказались наиболее долговечными за всю историю СССР, хоть и потеряли свой вес по отношению к доллару. Если дореформенные 10 рублей содержали 2,22 грамма золота, то 1 рубль 1961 года в 2,25 раза меньше - 0,99 грамма. Валютный курс, с 1950 года составлявший 4 дореформенных рубля за 1 доллар, после реформы составил 90 новых копеек (вместо 40). Если честно, нас это не особенно волновало, так как валюты мы в глаза не видели, за границу не выезжали, импортными шмотками не торговали. В таком неизменном виде советские деньги просуществовали вплоть до 23 января 1991 года, когда началась их замена на купюры новых образцов. Может, просуществовали бы и дольше, но распад СССР предопределил появление новых стран и соответственно новых денежных знаков. Но история не имеет сослагательного наклонения… В Республике Молдова, в частности, национальная валюта - лей (молдавский), равный 100 бань, введён с 29 ноября 1993 года. Обмен всех наличных и безналичных денежных средств, находящихся в обращении на территории Республики, в том числе вкладов населения, производился при огромных давках до! 18.00 часов 2 декабря 1993 года по обменному курсу 1 лей равен 1000 купонов (рублей). И стала копейка не то, что рубль, а тысячу рублей беречь…

          Но вернёмся в 1961 год. Не успели отойти от денежного потрясения, как через 12 дней совершенно неожиданная, ошеломляюще приятная новость: человек в космосе. Телевизоров в селе ещё не было, но торжественно-тревожный голос Левитана по радио передавал правительственное сообщение о том, что «сегодня, 12 апреля 1961 года, впервые в мире совершён полёт человека в космос». Его имя – Юрий Алексеевич Гагарин. Гордость переполняла людей от мала до велика. Наверное, это была первая всеобщая послевоенная радость. Со времени первого полёта человека в космос прошло уже более 56 лет, но ликования не забыть. Многие женщины после этого стали называть новорожденных мальчиков Юрой. А каждый год потом и до сегодняшнего дня, отмечая день рождения моей подруги Маруськи Тиминской 12 апреля, обязательно освежаем в памяти и день космонавтики. Припоминаю, как во время учёбы в Кишинёвском государственном университете, сокурсница приносила фото её родных с Гагариным во время посещения им вместе с женой и двумя дочерьми нашей республики. А я, обычная ученица первого класса, под впечатлением полёта Юрия Алексеевича начала собирать газетные материалы о космосе. За многие годы набралось довольно-таки много интересных публикаций и снимков. Одно только фото со свадьбы Валентины Терешковой с Николаевым, где посажёнными родителями были Никита Сергеевич Хрущёв с супругой, чего стоит! Там они все молодые, красивые, с бокалами шампанского в руках. Но в один день всё исчезло в неизвестном направлении. Да, то было время первых полётов в космос и небывалой популярности профессии лётчиков и космонавтов. Сто восемь минут полёта Юрия Алексеевича перевернули мир и наше представление о нём…

          У каждого человека своё детство и своя молодость хороши в любое время. Проходят годы, но мы бережно храним воспоминания, по большому счету, положительные: добрых, улыбчивых людей, дружных соседей, весёлые праздники. А главное - чувства, оставшиеся в далёких забытых воспоминаниях. Помню счастливых родителей, родных, гостеприимных друзей и близких. Помню многое. Но не закрывались от нас и проблемы. Всё обсуждалось за столом в семье. И «секреты» из хаты не выносились. Воспоминания всплывают разные: и тяжёлые, и болезненные, и те, что не хочется ворошить. Но это - история моей страны и моей семьи. И я никогда не брошу в неё камень. Переделать её - невозможно. Можно только извлечь уроки.

          Одним из кризисных и бедственных макрособытий, что зафиксировала  память – разразившийся в начале шестидесятых годов хлебный кризис. По всей республике стояли длинные вереницы людей за хлебом. Сначала в 1962 году повысили цены на мясо и масло. А в 1963 году случился неурожай, появились перебои, затем дефицит хлеба и некоторых других видов продуктов питания. Во многих сёлах и районах республики хлеб выдавали по спискам в определённые дни, кое-где каждый день, но в строго ограниченном количестве. Объясняли тем, что после первых лет приличных урожаев целина с начала шестидесятых годов подвергалась воздействию эрозии и уже не могла приносить весомой отдачи. Но народ-то наш трудолюбивый, к трудностям привыкший, и страна богатая. Виноваты, наверное, во многом были руководители страны, республик и местные власти.
Чтобы купить буханку хлеба, нужно было простоять в длинной очереди по пять часов. Доходило до того, что одолев её, уходили ни с чем. Наша семья в сельских списках не значилась, так как туда включали, в основном, инвалидов войны, труда, детства и одиноких престарелых. В списках был родной брат отца – уйко Андрий. Бывало, стою долго в очереди, знаю, что нас в списках нет, но всё равно называю фамилию с надеждой, что может что-то за день изменилось. Иногда, очень редко, продавщица жалела и отпускала буханочку. Казалось, ещё день-другой - и угроза голода станет всеобщей. Но голод в мир гонит. И стали родители отправлять меня, десятилетнюю девочку, с подружкой, соседской Марусей, за двадцать километров в районный центр – Рышканы. Не зря говорят, проголодаешься, так хлеба достать догадаешься. Прознали откуда-то, что там, на краю посёлка, недалеко от стадиона, в железной будке отпускали хлеб без списка. Давали мне рубль: 40 копеек на дорогу автобусом туда и обратно, 48 копеек – три буханки серого хлеба (кирпич) и оставшиеся 2 копейки – на газировку. Незадолго до описываемых событий был открыт автобусный маршрут «Глодяны – Рышканы». Он пролегал через наше село Дану, колхозный сад, соседнее село Балан, Лупарийский лес, Нагоряны и конечный – Рышканы. Путь от автостанции до хлебной будки тянулся через весь посёлок. И топали, и стояли в очереди, и боялись потерять деньги, зная, что родители сейчас в поле, а вечером будут ждать нас с хлебом. Порой, у ларька бывала такая толкотня, такая давка, что, если стоишь у прилавка, то с большим трудом выходишь оттуда. Да ещё надо было не выдать себя, что мы с другого района. Но выстояли, выжили и, приблизившись к последней черте, за которой начинается продовольственная катастрофа, запомнили на всю жизнь слова: «Будет хлеб, будет и обед», «Хлеб ногами топтать - народу голодать».

          И ныне во многих наших семьях, особенно, где ещё живы пожилые и старые люди, перенесшие голод 1947 или хлебный кризис 1963 годов, господствует почти религиозное отношение к хлебу: Слову - вера, хлебу - мера, деньгам - счёт. И не надо пытаться стереть из памяти то, что пережили. Страна – это большой организм. И у него тоже случаются недомогания, болезни, упадки сил и страдания. Он, в свою очередь, также нуждается во врачевании, терапии, а иногда и в хирургии.
Не будем предаваться забвению, ведь ВСЁ, ЧТО ПЫТАЕШЬСЯ СТЕРЕТЬ ИЗ ПАМЯТИ, ОСТАЁТСЯ НА СОВЕСТИ. А мне хочется, чтобы пережитое мною, моими родителями, дедушками и бабушками обрело своё место в памяти детей, внуков и правнуков, тех, кто идёт на две-три  жизни впереди нас, и несёт в себе наши обычаи, традиции, наш язык, частичку нашей жизни, нашей души, нашей совести …


8. Юл Берт
Встреча над Днепром

               
                Кто был студентом - видел юность
                Кто был курсантом - видел жизнь

Июнь 1975 года. Среди второкурсников Львовского пожарно- технического училища необычное оживление - прошёл слух, что сроки начала стажировки немного сместили. Значит, мы чуть раньше покинем стены училища и разъедемся по стране.

Готовят и объявляют списки на стажировку по областям и краям. Я, в составе группы из сорока человек, попадаю стажироваться в Волгоградскую область. Что ж, неплохо, это рядом с моей родной Астраханской областью.

Внезапно оказалось, что из - за переноса сроков стажировки билеты на железнодорожный маршрут от Львова до Волгограда ( с пересадкой ) оформить не смогли и мы будем двигаться до места стажировки комбинированным способом - до Киева самолетом, там ночевка, а дальше до Волгограда поездом.

Для курсантов, привыкших коротать дни и ночи в стенах училища, это целое приключение.

Недолгие сборы, инструктаж, поездка в аэропорт и вот уже самолёт взмыл над старинным, по - европейски респектабельным  Львовом, чтобы через пару часов приземлиться в столице Украины, "матери городов русских" прекрасном Киеве.

В Киев мы прилетели вечером и сразу оправились гулять по его улицам и площадям. Большинство курсантов были впервые в этом городе и он нас совершенно очаровал.

Однако, наступала  ночь, а вопрос с ночлегом решён не был, так как не одна гостиница не могла принять группу в сорок человек.

Мы устроили небольшое совещание и решение было найдено - скоротать ночь на пляже в Гидропарке, заодно  искупаться и отдохнуть. Сказано - сделано, наша группа отправилась к мосту, ведущему в Гидропарк, но столкнулась с неожиданным препятствием. Оказалось, что в ночное время проход по мосту запрещён, вход  охранялся двумя сотрудниками милиции.

Но мы привыкли не пасовать перед препятствиями, а преодолевать их. Офицер, командовавший группой, достал служебное удостоверение, курсанты тоже предъявили заветные красные корочки с гербом Советского Союза, на развороте которых, рядом с фотографией, красовались крупные буквы "МВД СССР". Милиционеры, пообщавшись с кем - то по рации, разрешили нам пройти.

Мы спустились на пляж, разделись, аккуратно, чтобы не помять, сложили форму и начали купание. Для меня и некоторых моих товарищей из Астрахани и Волгограда это было двойное удовольствие - в детстве и юности мы купались в первой реке Европы - Волге, а теперь во второй - Днепре. На очереди третья - Дон.

Некоторые из моих товарищей, после купания, легли прикорнуть прямо на тёплый песок, а другие стояли или сидели и смотрели на воду и на противоположный берег, на котором вовсю бушевало веселье. Небо озарялось вспышками фейерверков и салютов, над водой далеко разносилась громкая музыка и песни, от пристани отходили прогулочные теплоходы - в школах Киева проходили выпускные балы: бывшие школьники, их родители и учителя веселились на набережной.

Быстро пролетела короткая июньская ночь, нужно было уходить. Прозвучала команда, все быстро привели себя в порядок, оделись и поднялись на мост.

В это время на противоположном конце моста милиционеры разрешили проход и навстречу нам двинулась большая толпа.

Мы шли не строем, а тесной сплоченной группой. Я потихоньку оглядел своих товарищей - такие разные, но в чем - то похожие друг на друга парни. Короткие аккуратные прически, волевой решительный взгляд, развёрнутые плечи, упругая пружинистая походка. Все одеты в одинаковую, тщательно подогнанную форму.

Да... многочасовые занятия и тренировки, марш - броски и выезды на реальные пожары буквально преобразили нас, спасибо преподавателям и наставникам. Приятно было ощущать себя членом такого коллектива. Вероятно, такие же чувства испытывали и  мои товарищи.

Мы сблизились с толпой - это были выпускники, но вид у них был уже далеко не праздничный. Симпатичные девушки со сбившимися прическами, в измятых бальных платьях и растекшейся косметикой шли, в основном, босиком. Туфли они несли в руках или отдали своим кавалерам. Юноши в расстегнутых рубашках и помятых брюках, ссутулившись, еле переставляли ноги. Праздничная суета и выпитое спиртное сделали своё дело.

Перебрасываясь шутками и междометиями наша сплоченная группа прошла сквозь толпу, которая вызывала щемящее чувство жалости, сочувствия и чего-то ещё. Ведь это была встреча с нашей юностью, с нашим недавним прошлым: мы тоже были такими два - три года назад! А теперь ... Теперь за каждого из этих выпускников мы были готовы, да и обязаны, шагнуть в огонь и дым. Ведь это наш выбор, наша профессия.

Толпа выпускников ушла в сторону пляжа, а наша группа - в город.
Они шли встречать рассвет, а мы свой рассвет уже встретили.

Фото: группа курсантов ЛПТУ у мемориала " Родина - мать" г. Волгоград. Фото из архива автора


9. Нина Радостная
Диво дивное

 Милой мой, Витюша, ты чё? Ой, пошто старой  бабке такой тиливизер то? Мне и с этим хорошо. Подарок? Дорогой ведь поди?
   
   Пришёл поздравить, ну токда посиди. Чаю попьём. А я расскажу, как первый тиливизер в деревне появился, хорошо помню. Сорок лет прошло уж как никак. Ой да, парень, даже больше сорока. Саньке, отцу твоему немного было, ещё под стол пешком ходил. А ему этим летом пиисят отмечали. Давно это было.
   
   Вот, глядим, в какой-то день, зимой, у Кати Финагиной у дома мужиков набралось!  И трахтор тарахтит, Идет, деревину из-за рУчья тащит.  Мужики  стали деревину обтёсывать.  Справились быстро, сделали токо так. Сразу и яму выкопали. А потом трахтор стал поднимать её, деревину то.  Мужики  помогали, держали. Поставили, глядим, а сверху то железяки приделаны. Всей деревней смотрели. Интересно было, чё же дальше то. Так вот,деревину антеной, значит, назвали.
   
   Спросили у Катерины, не скрыла, сказала, что Генка тиливизер привёз из города.Теперь людей можно будет смотреть и слушать. Спросили, когда можно придти посмотреть то. Сказала:
   - Вечером, как обрядимся, да  поужнаем, так и приходите. После семи часов.
   
    Милой, деревня невелика, а народу набралось! Ладно ещё, дом большой. Кто де. Ребята маленькие на полу. Мужикам да бабам на лавках да на стульях место нашлось. Сидим и ждём, смотрим на тёмный ящик. Генка тут пришёл, на чё то понажимал. Засветился  тиливизер, а потом как музыка заиграет. Громко то. А нам  не верится.      Глядим, там люди шевелятся. Сказали, что будет,  как его,оркестр играть. Заиграли. Больше часА мы сидели и смотрели. Да слушали, не уйдёшь ведь. Интересно, чё дальше  то будет. В этот вечер мы досидели, пока не кончились все передачи. Домой уж к ночи пошли.
   
   А в какой-то вечер сказали, что спектакль будет. На всю жиззь запомнила. Барабанщица назывался. Мы всё ходили и смотрели. Как уж нам понравилась постановка! А как деушку  жалко было, убили её немцы.
 
   В эту же зиму стали фигуристов показывать. Мы опять просим Катерину, чтоб пустила. Больно добро тогда катались. А нам то в диво, не видали ещё.
Потом глядим, у Нюры антену ставят. И та, значит, купила. Вот так помаленьку и стали  с тиливизерами жить.  Привыкли теперь уж. И нам не в диво.
   
    А уж этот твой больно баскОй. Гляди, и места занимает немного. На стене дак. Спасибо, внУчёк!



10. Пётр Качур
Суд праведный

            
        I.Как мне пришлось однажды обращаться в советский суд.
 
         В 1986 году у нашей мамы случился инсульт.  У неё была парализована одна сторона тела, и в селе жить она уже не могла. И мы решили перевезти нашу маму к себе в город.

Это было летом 1986 года. Мы хотели было  уже оставить всё её хозяйство – хату, огород, засеянный подсолнухом, картошкой, кукурузой и всеми овощами, но соседи решили купить у нас всё, чтобы иметь возможность воспользоваться урожаем и хатой, и тогда все расходы компенсируются зразу…
Наша мама согласилась, и я поехал в районный центр, чтобы узнать, как оформить куплю-продажу. Там мне ответили, что на следующий день приедет их служащая и оформит, только чтобы мы были дома. И на следующий день приехала молодая девушка, осмотрела всё, выписала нам необходимые документы купли-продажи  имущества и уехала. На всё про всё ушло минут пятнадцать, не более …

         И вот мы привезли маму к себе домой. Квартира у нас была в пятиэтажке, трёхкомнатная, с большой проходной комнатой, на втором этаже. Всё было хорошо: мы с супругой были в одной комнатушке, дети – в другой, а проходная была общей комнатой с телевизором и шкафами для одежды и книг. Но когда мы привезли больную маму, то её мы разместили в детской, а детей в проходной комнате, и возникло много неудобств. Я ознакомился с Жилищным кодексом СССР и понял, что нам должны улучшить условия, так как мне, как полковнику, положен был по Закону отдельный кабинет, а маме, как инвалиду первой группы, вдове ветерана, инвалида Великой Отечественной войны, положена была отдельная комната. Я обратился к руководству академии, но мне отказали. Раньше Начальник академии Герой Социалистического Труда Генерал-полковник Фёдор Петрович Тонких обещал, но не успел - его срочно с наступлением перестройки уволили. А новый начальник академии просто не захотел.  В Москве тогда Первым Секретарём Московского городского комитета КПСС был Б.Ельцин, он в армии не служил и о службе и жизни офицерской представления не имел, и он запретил улучшать жилищные условия офицерам и выдавать и квартиры в Москве, и, видимо, это и сыграло свою роль. Я обратился с рапортом к Главнокомандующему, и тут меня уволили из армии … Как всегда у нас: «Нет человека – нет проблем».

          Но, к нашему счастью, нашлась женщина с тремя детьми, которой дали недалеко от нашего дома трёхкомнатную квартиру с раздельными комнатами в новом доме. Но, к сожалению, в новой квартире столько было недоделок и работ по её освоению, что у одинокой матери не было средств на это. И квартира их ещё пустовала. И она решилась на обмен.
          Мы вместе подали заявку на обмен в Бюро обмена, всё было хорошо, но вдруг в Бюро обмена нам объявили, что председатель райисполкома против нашего обмена. Я вспомнил снова про указание Б.Ельцина не давать квартиры офицерскому составу, и мы решили пойти на приём к председателю райисполкома. Он нас принял, но заявил твёрдо, что он против обмена и документы не подпишет …

          Разочарованные мы пошли домой, но по пути мы увидели Юридическую консультацию и решили зайти, узнать, есть у нас шанс. Юрист, скучавший без посетителей, сразу же, даже не дослушав нас, заявил, что нам надо идти в суд, что не мы одни с этой проблемой столкнулись , что обмен через обменное бюро стоил бы нам 300 рублей, а через суд – 30 копеек, что это всё ему знакомо, …
          Суд был недалеко. Зашли. В помещении была только секретарь, которая представила нам лист бумаги и сказала, чтобы мы писали заявление. И я написал так, как я понимал ситуацию…
          Через некоторое время нам пришли повестки в суд.
          Пошли. От Исполкома представитель не явился.

          Судья выслушала меня. Я рассказал о необходимости для нас трёх раздельных комнаты.
          Судья обратилась к женщине, желавшей обменяться с нами. Женщина рассказала о проблемах в новой квартире, где надо менять замки, делать карнизы для штор, и всё другое, и что всё это платно, а у неё средств для этого нет, чтобы сделать всё для уютной жизни с детьми,…, что её устраивает больше наша квартира, так там пол там паркетный, а в новой – линоленовый, что у нас всё уже оборудовано, только «въезжай и живи, и что здесь совсем рядом поликлиники детская и взрослая, …».
           Выслушав обе стороны, судья ушла для принятия решения, а вскоре вернулась и объявила Постановление суда: «Бюро обмена произвести обмен квартир и выписать обменные ордера».

           Представили Постановление суда в Бюро обмена. Там с явным неудовольствием, но обменные ордера выписали…


11. Татьяна Кочегарова
О пафосе без пафоса

О пафосе без пафоса
Они шли понурые и неразговорчивые, шаркая ногами по неровному льду вчерашнего тротуара. Человек пятьдесят выплеснулось из дверей проходной завода. За неуплату на предприятии отключили электроэнергию. Людей отправили по домам, оформив вынужденный простой. Я шла в последних рядах и видела спины жизнерадостных, в общем-то, людей. Многих из них я знала с детских лет, с кем-то познакомилась, работая. Все они, да и я тоже, понимали – это удар по заводу, не первый и не последний, просто новый.
Больше всего резануло, когда незнакомая женщина (в лицо, конечно, я её знаю, все мы здесь друг друга, так или иначе, знаем), подошла и спросила: «Всё? По домам отправили? Неужели всё?» Столько тоски было в её голосе! По инерции и профессиональной привычке попыталась что-то разъяснить, явно понимая при этом: ни к чему. Мне, возможно, как никому другому, была понятна тоска, сформированная из ошмётков былого величия, гордости и утраченной уверенности в завтрашнем дне.
Я выросла на Химмаше. Бабушки жили далеко, тысячи километров мешали отправлять меня к ним на выходные и каникулы. Поэтому родители, пренебрегая техникой безопасности, брали малявку с собой на завод, что, впрочем, никого не удивляло.
На моршанском заводе химического машиностроения работали мои мама с папой, старший брат, соседи, родители подружек и друзей, одноклассников, словом, долгие годы Химмаш казался целым миром. Да он практически и был таковым. Семьи работающих получали квартиры в заводских новостройках. Детишки ездили в заводской пионерский лагерь, молодёжь отдыхала на заводской турбазе. Наверное, только в таких условиях было возможно появление особой породы людей: химмашевцев.
Задумалась, парадоксально или напротив, закономерно произошедшее: люди, приехавшие в маленький городок из разных концов Советского Союза, не только остались здесь, но и образовали своеобразное сообщество. Так, мой папа приехал из Ленинграда, а папа подружки из Кемерова. У моей одноклассницы мама - донская казачка, а соседи по улице приехали из Алтайского края. В основном попадали в Моршанск по распределению после ВУЗов. Молодые специалисты приезжали поднимать завод: из маленького канифольного заводика строить Лесхиммаш, а затем Химмаш, возводя его на новые невиданные высоты, обзаводились семьями и врастали корнями накрепко в тамбовский чернозём. Пожалуй, от этих самых корней и пошла благородная поросль настоящих химмашевцев. Люди жили с заводом одной жизнью. Осваивали новое, росли, развивались, верили, строили планы, испытывали гордость. Поверьте, Химмаш был для них огромной частью жизни, знаю, общалась с представителями разных категорий и профессий. Друзьями папы были грамотнейшие начальники цехов, а друзьями брата – молодые водители из транспортного цеха, моими крёстными стали главбух и сварщик-сосед. Журналистское шило уже тогда не дремало и заставляло меня задавать вопросы людям, по их ответам я понимала, что причастна к чему-то уникальному.
Спустя годы, когда эти люди видели уже не только рождение, рассвет, но и угасание завода, ставшего родным, они не изменили кардинально своего к нему отношения. Знаете, на что похоже отношение сегодняшних химмашевцев к заводу? На отношение к близкому человеку, больному алкоголизмом, временами невменяемому, но всё-таки любимому и дорогому.
Я закругляюсь. Возможно, будет продолжение, если будет свет.


12. Полковник Чечель
Есть женщины в русских селеньях

После развала Союза осталось очень много бесхозной боевой техники. Дабы она не попала туда, куда не надо, блок НАТО её разделку взял под строгий контроль. Например, на Украину прилетает в Киев какая-нибудь специально назначенная делегация, и в течение двух часов её должны доставить в любую точку Украины, куда она ткнёт пальцем. Поэтому к прилёту делегации стоят в готовности к немедленному старту: самолёт, вертолёты, поезд, машины, лошади и т.д. В тот раз прилетела английская делегация, которую возглавлял адмирал Джон ( фамилию не озвучиваю, иначе будет международный скандал).

Ткнул адмирал Джон пальцем в карту Украины и попал в аэродром Кульбакино (Николаев), где Владимир Иосифович Шубельняк как раз командовал авиационно-технической базой , в которую её успешно переименовали из 540 мрап. К тому времени на аэродроме уже успешно порезали и привели в негодность аж 4 «стратегических» бон… блин… бом…бардировщика ТУ-16. Всё бы ничего, да вот незадача, первый бомбардировщик сварщик «по пьянке» разрезал не по кабине, а взял на 10 сантиметров правее, т.е. кабина цела, а это значит, его восстановить можно, если, конечно, сильно постараться.

«Это не порядок, - сказал адмирал Джон. Мы это отметим в акте». А это значит, доклад идёт сразу на самый верх, президенту Кучме. Командир базы пытался урезонить Джона: «Да Бог с ним, подумаешь 10 см». Но Джон был не умолим: «Отмечаем в акте и баста! Вот только остальные самолёты проверим, а то вдруг ещё такие есть». И Володя Шубельняк понимает, что ему не только моей должности не видать, но и со своей теперешней придёться распрощаться, т.к в таких случаях одна дорога – «на дембель», а может быть и без выходного пособия. Но полковник Шубельняк прошёл школу обучения в Советское время. Эта ситуация могла смутить кого угодно, только не его, верного коммуниста и партийного «ленинца».

Он тут же меняет согласованный и утверждённый Начальником Центра план и передаёт адмиралу, что вместо запланированного одного «уикенда» на третий день работы комиссии их будет два, причём первый сегодня. «Ну, со своим Устафом в чужой монастырь не лезь», - соглашается адмирал Джон, демонстрируя глубокое знание русских поговорок. В итоге, комиссию везут сначала на экскурсию на местный пивзавод «Янтарь», угощают не фильтрованным пивом разных сортов с воблой и копчёными лещами. После чего везут на берег лимана, где прямо на траве стол накрыт, всё так скромненько: жареный поросёнок, как экипажу обычно после успешного практического пуска ракеты вручали, а ещё: икра чёрная, икра красная, икра заморская баклажанная и море всякой вкуснятины, типа «рашен водка».

А англичане приехали со своими рюмками. Мы их прозвали «мензурками», потому что они высокие и с делениями. И одноразовая норма, которую можно зараз выпить 50 грамм. И если англичанину наливаешь больше, он сразу: « Ноу, Ноу…», - и лишнее отливает. Короче начали, вернее, продолжили «банкет» и Владимир Шубельняк произнёс первый тост «За содружество!» Выпили – налили. Второй тост произнёс адмирал Джон: «За гостеприимство! Выпили – налили. И только хотел замполит своё веское слово вымолвить, как произошла заминка. Дело в том, что для накрытия стола со столовой взяли официантку Люду. А у Люды бюст 9 размера, причём грудь не висит, как вымя у коровы, а стоит, как дай нам Бог мужикам, чтобы у каждого так стояло. И вот Люда перед очередным, третьим по счёту, кажется, или четвёртым? Ну, неважно, тостом перегибается через плечо адмирала Джона и доставляет там ещё тарелочку с колбаской и огурчиками.

Когда грудь Люды попала в поле зрения адмирала Джона, он прервал на пол дороге умную мысль, которую приготовил для разговора и робко спросил у Володи: «Мистер Шубельняк, а Люде можно предложить с нами выпить?» Вопрос был задан через переводчика, но мистер Шубельняк его смысл понял сразу, т.к. в этот момент он тоже смотрел на Людину грудь.

«А что Вы у меня спрашиваете, ответил коварный мистер Шубельняк, - Вы лучше у Люды и спросите. Вопрос перевели Люде.

«Конечно, могу, а почему бы нет. Вы же от чистого сердца предлагаете», - ответила Люда. Адмирал ей свой фужер подаёт, а Люда говорит: «А я из такой посуды не пью».

Джон ей: « А из какой Вы пьёте?»

Люда берёт со стола гранёный стакан и говорит: «А вот из этой». Адмирал переливает ей в стакан содержимое своей мензурки, получается как раз на донышке, а Люда ему: «А я по стольку не пью».

Он: «А по сколько?» Она берёт со стола бутылку водки, демонстративно ставит её стоймя вертикально и наливает полный стакан. После чего: «Ну, Ваше здоровье!», - и в три приёма залпом это дело в себя опрокидывает.

Джон в шоке тянет ей бутербродик с килькой, а Люда ему: «А я после первой не закусываю». Джон: «Что ещё?» Люда: «Конечно». Тут же наливает себе второй стакан и также лихо выпивает, как и первый. Только после этого позволила себе закусить предложенным бутербродиком.

«Ну, ладно, благодарствую за угощение. Вы тут продолжайте, а я всё-таки на работе, и Люда стала дальше заниматься своим делом официантки. У англичан после этого пошёл разговор: «Как Люда пьёт!» А в конце «банкета» адмирал Джон дал команду: «Везите сюда акт, мы его переделаем». Листочки эти оказались тут же. Прямо на компьютере всё отпечатали по новой, и все остались довольны. Так официантка Люда спасла своего командира. И заметьте, он её об этом не просил - сама догадалась!!!


13. Марина Белухина
Отрывок из повести "Зойка"

Не спеша поднималось над деревней яркое рыжее солнце, обещая погожий день. Звонкая и громкая трель щеглов дружно перекликалась с неразборчивым посвистыванием скворцов, расщедрилась горько-медовым ароматом буйно распустившаяся в этом году черёмуха, радовала глаз свежая, будто омытая дождём,  молодая зелень, чернели на её фоне недавно вспаханные совхозные поля. Но ничего этого не видел, не слышал и не чувствовал торжественно сидящий в до блеска отмытом директорском «козелке» Егорыч.

Добромыслов всё же сумел убедить Чернова в том, что Тимофея Егоровича обязательно надо предупредить о вручении ему награды. Немного подумав, Константин Николаевич согласился с его доводами и дал добро.
В честь такого случая Егорыча собирали чуть ли не всей деревней. Каждый норовил дать ему что-то из своего гардероба: кто штаны, кто белую рубашку; несколько мужиков принесли свои новые, купленные для особо торжественных праздников галстуки; Пётр Морозов притащил лакированные ботинки, оказавшиеся на три размера больше, чем у Егорыча.

- Ничего, дед! Мы ваты туда напихаем, будут как раз впору. Ты, главное, ноги высоко не задирай, скользи ими по полу, и всё будет в порядке. Да ещё сядь поближе к столу Президиума, чтобы идти не так далеко было.

Уж на что с Устиновной они вечно находились в состоянии холодной войны, но и та приняла активное участие в его сборах, перешивая и подлаживая пиджак Хромова под него.

- Ну и худосочный ты, Егорыч, - ехидно заметила она, стрекоча швейной машинкой. – Заново перешивать надобно.

- Я, чай, не девка, чтоб соком-то наливаться! Энто ваша с Людмилой приви…приви…, - запнулся было Егорыч, - привилегия! Кость у меня крепкая, а для мужика это важнейший, я тебе скажу, показатель!

- Иди, примерять будем, показатель!

Пиджак сел  как влитой.  Покрутившись у зеркала и, не найдя к чему придраться, Егорыч демонстративно склонил перед Прасковьей свою плешивую головёнку:

- Руки у тебя, Устиновна, золотые! Ещё б язык тебе такой – цены бы в красный день на базаре не было!

- Чего дура подрядилась обшивать тебя?! Ехал бы, что пугало огородное… - начала выговаривать Прасковья.

- Полюшка, я там печурку в летней кухне поставил. Шла бы глянула своим хозяйским глазком, - прервал её сердитый поток Хромов, чувствуя нарастающую очередную перебранку, норовившую, как всегда, перейти в ссору.

Разохавшаяся и разаховшаяся Устиновна, забыв про свой недавно перенесённый инсульт, пробкой выскочила из дома.

- Ожила Прасковья-то, слава тебе, Господи! - махнул в сторону двора Егорыч. – А то ведь ровно труп лежала. Я, грешным делом, думал, не поднимется.

По радио зазвучал голос Клавдии Шульженко.

«Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч…»

- В сорок втором, в госпитале она пела эту песню, только слова были другие. Я же её, как тебя сейчас, Василич, видел, - глаза Егорыча повлажнели, шмыгнув носом, он приложил ухо к низко висевшему на стене радио.

В глубоком молчании друзья дослушали до конца песню, и только когда затих последний аккорд, Хромов возмущенно произнёс:

- Даже не похвастался никогда!

- Нечем хвастаться-то, Василич. Ты же знаешь, что я на Волховском фронте воевал. Бил фашиста, не давая прорваться к Ленинграду. Все болота на брюхе проползал. В том числе и Синявинские.

- Я про Шульженко! - с некоторой даже обидой в голосе сказал Хромов. - Ты с сорок первого на Волховском?

- С него самого. Привезли нас в теплушках на станцию Жихарево, выгрузили, дали в руки по ружьишку, в лучшем случае, и отправили воевать. Немец прёт на нас с автоматами, а мы… Эх, да что говорить! Сколько наших солдатушек в болотах этих осталось… Вечная им память!

- Всем досталось, Егорыч. Трудный был год. Не готова страна наша была к войне, - вздохнул Василич, доставая их-под кровати припрятанную чекушку.

- Я станковым пулемётчиком всю войну прошёл, - после выпитой стопки разговорился Егорыч. – В марте 1942 года жуть, как свирепствовал фашист, обстреливая нас со всех сторон, дивизия наша недалеко от Волхова в обороне стояла. И вдруг пришёл приказ о наступлении. С утра взмыла в воздух наша авиация, заговорили «катюши», - ох, и любили мы их! Ну и мы дали, конечно! В том бою крепко меня зацепило. Привезли в госпиталь, два осколка военврач второго ранга из меня вытащил. Душевный был человек, я тебе скажу...

- Не успела за порог переступить, как они уже с бутылкой сидят! – хлопнув дверью, вошла в дом Прасковья.

- Как печка-то, Полюшка? Угодил? – как ни в чём не бывало, спросил Павел Васильевич.

- Прям картинка, а не печь. Летом хоть в доме топить без надобности будет. Спасибо, Василич! – голос Прасковьи потеплел, а руки, вопреки её мыслям, уже выставляли на стол закуску.

- Садись и ты с нами, не суетись. Мы по стопочке выпили, помянули товарищей своих.

- Я вот рассказываю Василичу, как Клавдию Шульженко своими глазами видел, - похвастался захмелевшей от стопки Егорыч.

Прасковья недоверчиво посмотрела то на одного, то на другого:

- Брешет, поди?!

- Ничего я не брешу! Говорю же – в госпитале лежал. Как сейчас помню, 5 апреля собрались мы все - кто пришёл, кто приполз, кого привели, а кого и принесли, в актовом зале - школа там раньше была. По всему видать было, хорошая! Стёкла звенят, фашист обстреливает, вонь стоит от нас жуткая, а она - в длинном концертном платье, в туфельках на каблучках - стоит перед нами и поёт! Да так душевно, что мужики и те слёзы вытирали!

- Да, всё дальше и дальше уходит от нас война, теперь уж одни воспоминания о ней, да незаживающие на сердце раны, - тихо проговорил Хромов.

От его слов Прасковья вздрогнула и молча посмотрела на свои загрубевшие руки, с непроходящими когда-то кровавыми мозолями от тяжёлых носилок с ранеными...

                *********

В честь празднования 25-летия Дня Победы город встретил их развевающимися флагами и звучащей из репродукторов музыкой. Огромные, переливающиеся, что чистой слезой, витрины магазинов были украшены многочисленными плакатами и детскими, доходящими до сердца рисунками с военной тематикой.

Подъехав к зданию райкома партии, Добромыслов взглянул на часы:

- Час ещё до заседания, давайте-ка зайдём в буфет, перекусим.

- Вы идите с Василичем, а я тут посижу, аппетиту нет, кусок в горло не лезет уж какой день, - засопротивлялся Егорыч. Последнюю неделю он и, правда,  ничего не ел, капал вечерами в стопку корвалол, выпивал залпом и ложился в кровать, кутаясь с головой в старое, потёртое байковое одеяло, купленное женой ещё до войны для Сёмушки.

- Э, нет! Так дело не пойдёт! – покачал головой Добромыслов. – Столовая здесь добротная! Мы сейчас для поднятия боевого духа фронтовые сто грамм на грудь примем, закусим гречневой кашей со сметаной и чайком запьём.

- Так до одиннадцати-то ещё долгонько ждать, - взбодрился слегка Егорыч, услышав про фронтовые сто грамм.

- Не переживай, Тимофей Егорович! Буфетчица здесь  - золото, а не женщина, - рассмеялся Михаил Антонович.

Егорыч, боясь оторвать от пола ноги в лакированных ботинках Петра Морозова, ровно на лыжах, проехал по покрытому лаком паркету прямо до дверей буфета.
Одиноко стоящая за прилавком дородная дама стрельнула на Добромыслова своими раскосыми зелёными очами с густо наведёнными фиолетовыми тенями, кокетливо поправила на голове крепко накрахмаленную кружевную наколку, больше напоминающую корону, и только после этого широко улыбнулась в свои тридцать два, большей частью золотых, зуба.

- Здравствуйте, Римма Борисовна! Всё хорошеете! – начал с комплимента Добромыслов. – С праздником! Нам бы позавтракать, да поплотнее, ну и…

- Всё поняла, Михаил Антонович! Присаживайтесь вон за тот дальний столик. Я ай момент!

Пока мужчины устраивались за небольшим, покрытым цветастой клеёнкой, столом, Римма Борисовна всё расставила по своим местам, не забыв о «минеральной водичке», как ласково назвала она фронтовые сто грамм.

- Приятного аппетита! Кушайте на здоровье! Всё самое свежее!

- Спасибо! – ответили они хором и взялись за стаканы.

- С Днём Победы, товарищи! – как можно тише проговорил Добромыслов, искоса поглядывая на входную дверь буфета.

- Хорошо пошла! – отставив в сторону пустой стакан, крякнул Егорыч.  – Свежая, что утренняя роса, как стадо гоню на пастбище.

- Так из холодильника, поди, - перемешивая ложкой рассыпчатую гречку с приличным по объёму куском сливочного масла, пояснил Хромов.

На выходе Михаил Антонович, проходя мимо буфетчицы, незаметно подмигнул ей, положив на прилавок шоколадку.

- Антиресная женщина, я тебе скажу, энта Римма Борисовна! – вынес свой вердикт Егорыч.

- Ноги высоко не задирай! А то будет тебе «антирес»! – предупредил его Хромов, добродушно улыбаясь.

- Ой, мать твою ети! Забыл совсем! – тут же споткнулся на ровном месте Егорыч, но вовремя был поддержан Добромысловым под руку. - На кой чёрт нацепил на себя эти ласты?! А всё Петруха! Надевай да надевай…

В зале для заседаний уже начал скапливаться народ. Добромыслов усадил Хромова с Егорычем недалеко от окна.

- Здесь не так жарко будет. Сидите, а я пойду насчёт обещанного кирпича узнаю у директора комбината.

- Начинаем, товарищи! Прошу тишины! – постучал по графину секретарь райкома. Гул в зале начал смолкать. Егорыч испуганно посмотрел на Хромова. Тот кивнул головой и едва заметно сжал лежащую на коленях старческую ладонь.

- Дорогие товарищи! Сегодня наша страна и весь советский народ празднует самый светлый и дорогой для нас праздник – 25 годовщину Победы в Великой Отечественной войне… -  негромкая речь Чернова проникала в самое сердце присутствующих на собрании коммунистов и ветеранов. Тишину зала лишь изредка нарушало серебристое позванивание орденов и медалей.

Минутой молчания почтили память всех, кто погиб на полях сражений, ветеранов и тружеников тыла, кто не дожил до этого светлого праздника. Захолонуло сердце Егорыча, стянуло, что жгутом внутренности,  горько-солёным комом встали в горле невыплаканные мужские слёзы.

- Слово предоставляется военному комиссару райвоенкомата полковнику Зырянову Юрию Степановичу.

Слегка повернув голову, Хромов с опаской и в то же время с гордостью посмотрел на сидящего рядом с ним деда.  От волнения руки Егорыча тряслись мелкой дрожью, ходуном ходили колени, голова слегка повёрнута вправо – туговат стал он на левое ухо. Но при всём держался молодцом: плечи расправлены.

К Зырянову Павел Васильевич относился всегда с уважением, знал его давно, ещё со времён Великой Отечественной. Хоть и невысокого роста, но мужик крепкий, с военной выправкой, подтянутый, всегда гладковыбритый. Предлагали в Москву, но отказался, остался в родном для него райвоенкомате, откуда когда-то, будучи безусым мальчишкой,  уходил на фронт.

«Указом Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик от 20 февраля 1944 года за исключительное мужество, отвагу и бесстрашие, проявленных в январских боях с немецко-фашистскими захватчиками  - зачитывал полковник хорошо поставленным командным голосом, - при штурме города Новгорода, гвардии старший сержант Рябчиков Тимофей Егорович награждается орденом Славы III степени…"

Хромов недоумённо посмотрел на Добромыслова, но тот лишь пожал плечами. Встрепенулся всегда спокойный  Чернов, недоверчиво заглянул в лежащие рядом с ним на столе бумаги, но Зырянова прерывать не стал.
Егорыч даже не вздрогнул. Мысли его были далеки, в том горящем от огня и плавящем от снарядов Новгороде.
-…в тяжелейшем бою уверенно управляя огнём своего орудия, уничтожил более 50 немецких солдат… - продолжал зачитывать военком.
 
Кто б их считал – немецких солдат… В этом бою погиб его «второй». Совсем ещё юнец – Ваня Спиридонов. Русский богатырь! «Максима» его, что игрушку с места на место перетаскивал. И зачем он тогда поднялся во весь свой рост, не понятно. Ответа на мучавший его на протяжении всей дальнейшей жизни вопрос, Егорыч так и не нашёл, но по сей день винил себя – не доглядел. Помнит только широко раскрытые, удивлённые глаза чубатого мальчишки и последнее слово: - «Мама…»  Какая светлая мечта была у парня! Обязательно выучиться после войны на хирурга. Спасать людей, продлевая самое дорогое – жизнь человека. Вот тогда и озверел он! Впервые за все годы войны, не думая об опасности, не кланяясь пролетавшим над головой снарядам, не падая ниц, с остервеневшей злобой, без устали строчил из пулемёта. Кто-то подносил ему пулемётные ленты, он не видел кто, не хотел видеть, потому что так было легче, стыдно было встретиться взглядом с тем другим. С ним рядом был его Ванюшка. Дым от горящих с белыми крестами машин застилал глаза. Он не почувствовал боли, упал как от усталости и провалился в небытиё. Очнулся в двигающем на юг санном обозе, везущем в тыл тяжелораненых. Третье серьёзное ранение, теперь уже в голову, в результате которого списали его, как негодного…
Хромов подтолкнул друга в бок.  Спокойно поднявшись со своего места, Егорыч, насколько позволяло его хилое, с выпирающими ключицами тело, выпятил колесом грудь, забыв про большие ботинки, высоко поднимая ноги, направился к столу. Замер зал. Военком открыл маленькую картонную коробку, извлёк награду и прикрепил её на грудь бывшего пулемётчика.

- Служу Советскому Союзу! – с дрожащим подбородком отрапортовал когда-то гвардии старший сержант Тимофей Егорович Рябчиков дребезжащим голосом.

Гордость за друга затуманила глаза, отблеском огня засверкала  шёлковая муаровая лента с чёрно-оранжевыми полосками, заслуженно возвышаясь над рядами других наград.

Отгремел аплодисментами зал. В перерыве к ним подошёл Чернов.

- Чёрт знает, что такое творится! По всем поступившим к нам документам числится медаль «За отвагу», а конверт мы, естественно, вскрывать не стали, решили в торжественной обстановке. Хорошо, Юрий Степанович не растерялся, провёл награждение, не дрогнув ни одной мышцей, - одобрительно кивнул он в сторону подходящего к ним военкома.

- Дрогнули, Константин Николаевич! Я не сразу и сам понял, что орден Славы вручать буду. Но потом решил, что вряд ли ещё такой чести удосужусь, - улыбаясь и пожимая Добромыслову с Хромовым руки, ответил Зырянов. – А где ваш орденоносец? Что-то не вижу.

Хромов молча указал на смотрящего в окно Егорыча.

- Крепкий старик! Я больше него расчувствовался, а он стоит напротив меня с абсолютно сухими глазами, кажется, смотрит – и не видит меня, не слышит. Стержень!

- Не сломить русского человека ни бедой, ни радостью, так силён он духом!  Всё выстоит, выдержит, стерпит, - спокойно, как о чём-то само-собой разумеющемся,  сказал Чернов.

Перед возложением венков Егорыч взмолился:

- Мужики, сил нету! Заедем на минутку к куму, у нас с ним одна нога. Мне его чуни в аккурат подходят.

Естественно, одной минуткой не отделались. Круглолицый, румяный, что колобок, Назар Тихонович, от души поздравляя Егорыча, тут же выставил на стол бутыль с первачом. Выпили, дружно закусив хорошим шмотком сала с хлебом.
Бережно завернув морозовские туфли в три слоя газеты, Егорыч сунул свои уставшие от напряжения ноги в растоптанные кумом старые ботинки и просиял лицом.

- Теперича  куды хошь! В таких и в гробу сподручно лежать будет...
 
Продолжение:  http://www.proza.ru/2019/01/15/136


14. Борис Киселёв
Самострел
      

       Витя распахнул дверь балка, и в полумраке заметил, как вспугнутый зверёк шмыгнул под нары.
– "Кошка, что ли?" – подумал он и, взяв попавшийся под руку веник, полез за ним.
– Ого, их тут двое. А ну брысь! – Крикнул он, пытаясь достать «кошек» веником.
 Зверьки быстро ретировались и выскочили в раскрытую дверь в нескольких шагах от подходившего Николая. Увидев их, бывалый охотник так и присел на месте.
 "Да, такого я еще не видел за  десять лет работы в экспедиции", – подумал он, и с ходу набросился на Виктора:
– Ты что двери раскрыл?
– Кошек выгонял.
– Откуда здесь кошки? Это соболя!
– А я их видел?
– Теперь уж точно не увидишь.
– Ну и рабочего ты себе взял,– обратился Николай к шедшему следом Михаилу, – оставил нас с тобой без шкурок.
 Стояла поздняя осень, начало ноября. Снега до сих пор не было, но морозы уже сковали озёра и болота. Группу из четырёх топографов перебросили на новый участок работ во второй половине дня последним рейсом вертолёта. Старший в группе Михаил Постика, –двадцатисемилетний мужчина, внешне похожий на Михая Волонтира в роли Будулая, из кинофильма «Цыган». Сходство с этим образом углубляли своеобразный молдавский акцент, и будулаевская обстоятельность в суждениях. Постика руководитель бригады. В его подчинении двое рабочих, – опытный  Сергей Иванович, высокий, сухощавый сорокалетний мужчина, и новичок Витя . Четвёртый в группе Курдаяков  Николай , – кадровый рабочий экспедиции, смуглый от природы, но с ещё более потемневшим от постоянной работы на открытом воздухе лицом.
За десять лет Николай успел поработать и в геологии, и в топографии, и на строительстве балков. Он легко сходился с людьми, и не гнушался никакой работы. В настоящее время он работал в другой бригаде топографов. Для того чтобы попасть на необжитый участок, где, пока есть время, можно и поохотится и порыбачить не в ущерб работе, он не поехал домой на Ноябрьские праздники, а договорился с Михаилом, тоже заядлым охотником, лететь вместе с его бригадой. Бригадир Курдаякова вместе со вторым рабочим уехали в Свердловск к жёнам, а Николай холостой, особо в город не рвался. Всё оборудование и снаряжение бригады он вывез с собой. Ребята приедут из отгулов, здесь же работать будут. Всё складывалось удачно. Николай уже мысленно планировал завтрашний день.
– Коля, а ты меня с собой на охоту возьмёшь? – вывел его из раздумий Витя.
– Я один хожу, – буркнул Николай, и помолчав добавил,– если хочешь поохотиться, я найду тебе ружьишко. Есть у меня ещё одно, старенькое, на всякий случай вожу с собой, – сказал Николай, – разберёшь, почистишь, потом, глядишь, и куропаточек постреляешь. Их здесь много, и ходить далеко не надо, и подпускают они близко.
  Витя, самый молодой в группе, небольшого роста, светло-русый и круглолицый. Он из Свердловска, как и большинство работников экспедиции. В этом году он закончил среднюю школу, но не выдержал вступительных экзаменов в ВУЗ.  Устраиваться на работу в городе он не торопился. От одной только мысли, что надо  ежедневно выполнять однообразную работу, на него находила тоска. Проболтавшись пару месяцев, он как-то разговорился с Андреем, жившим по соседству и приехавшим в отгулы из Нижневартовска, где работал  водителем в изыскательской экспедиции. Всё что ему рассказывал старший товарищ, было необычно и интересно. И заработки там лучше, чем в городе, и свободы больше. А жить в тайге?! Рыбалка там, охота, неизведанные места. И Витя загорелся, у него появилось желание поработать самому в тех условиях. Не откладывая дело в долгий ящик, он дозвонился по телефону, который ему дал Андрей, до начальника экспедиции и поговорил с ним. Начальник  сообщил о потребности в рабочих, и согласился взять его временно до Нового года. Потом добавил, что для оформления на работу необходимо  по месту жительства пройти медкомиссию, с указанием условий труда. Родители возражать не стали.
– Поезжай Витя, поработай. Понравится, так хоть определишься с выбором профессии. –рассудил отец.
 На сборы и прохождение медкомиссии ушло три дня. Ещё сутки он добирался поездом до Нижневартовска.  И вот наконец Витя прибыл в экспедицию.
С первого же дня он почувствовал себя как-то неуютно на новом месте. Чувство подавленности у него возникло сразу же после знакомства с Михаилом. Этого крепко сложенного бородача, весело разговаривающего с товарищами на крыльце экспедиции, Витя заметил сразу. Поэтому, когда начальник вызвал их обоих в кабинет, и представил друг другу, Витя даже приветливо улыбнулся, как бы обрадовавшись, что попал именно к нему. Михаил молча пожал Виктору руку, и сразу перешёл на строгий деловой разговор. Может так  и надо? Но в его обращении чувствовалось какое-то подчёркнутое превосходство. После оформления на работу, прохождения инструктажа, получения спецодежды и индивидуального снаряжения Михаил с Виктором пришли в общежитие. В большой комнате царило веселое оживление, ребята готовились к отъезду домой.
 – Знакомьтесь, это Витя, сегодня приняли, будет вторым рабочим у меня, – обращаясь ко всем, сказал Михаил. Все подходили, пожимали руку, представлялись, напутствовали,  шутили. Только один человек даже с кровати не встал, взглянул, как Ленин на буржуазию, и снова в книгу уткнулся.
–  Это Сергей Иваныч, –  кивнул в его сторону Михаил, – твой старший рабочий.
От нескрываемого пренебрежения со стороны Сергея, чувство подавленности у Виктора ещё более усилилось.
Потом все разошлись – одни на вокзал, к поезду, а Михаил с Сергеем ушли в соседнюю комнату играть в преферанс. Николая звали, но он не пошёл, остался с Виктором.
– Я завтра с вами лечу, – сказал, Николай, приветливо улыбнувшись.
– Что-то они не очень мне рады, – ответил Витя, – лучше бы в другую бригаду взяли, если я этим не нужен.
– Сергей хотел, чтобы я с ними поработал, но я отказался. Сказал, чтобы брали себе рабочего. А ты, Витёк, не торопись в другую бригаду поработай сначала с ними. Это далеко не худший вариант для новичка.
– Это Сергей-то не худший вариант?
– Да Сергей! Что-то в жизни у него не сложилось. Сорок лет, а ни семьи, ни своего угла, и не хочет рассказывать, почему так получилось. Это с виду он такой неприветливый, а мужик он честный, работящий и хозяйственный. Ты на него не обижайся, поживёшь вместе, поработаешь, поймешь.
  – Витя, ты что загрустил? – прервал Михаил его воспоминания, – завтра дежурить останешься, скучать будет некогда. В балке маломальский порядок наведёшь, клюкву пособираешь. Видел, сколько её на болоте, прямо у вертолётной площадки? Болото промёрзло, снега нет. Возьми совочек, и веник она хорошо будет браться. Болото моховое, чистое. Морс сваришь, да поесть что-нибудь. Надеюсь, макароны с тушёнкой сможешь сделать?
– Всё сделаю!– бойко ответил Витя   
– Я, Миша, пожалуй, тоже останусь,– сказал Николай, помогу ему, да и дров надо заготовить, воды натаскать. Время останется –  и клюкву пособираю. Успевать надо, пока снега нет. А к вечеру баньку затопим.
– Всё правильно,– согласился Михаил. – Пойдём вдвоем с Иванычем на рекогносцировку.Сергей Иванович, работал с Михаилом уже пятый год. Они понимали друг друга с полуслова.Он,и сейчас молча,кивнул.
 Ночью Витя долго не мог уснуть. На душе было как-то неспокойно. Снова перебирал он в уме все разговоры, обращения, даже взгляды. Раздумывал, что же он не так делает? Откуда такое недоверие, и даже пренебрежение к нему в бригаде? Хорошо еще, что Николай с нами полетел. Он если и шутил, то не обидно.
Надо проявлять себя,а то так и будут помыкать, – думал Витя, и с этой мыслью, наконец, уснул.
А, Сергей, в тот же первый день знакомства с Витей, оставшись наедине с Михаилом, все-таки высказался: “Я, что ему сопли подтирать буду? Не мог толкового рабочего найти?”
– Все толковые при деле, – ответил Михаил,– а нам с тобой вдвоем трудно бы пришлось. Пойма заросшая, много рубки будет. А сроки сдачи установлены жёсткие. И потом, Сергей, по работе посмотрим, что судить заранее.
Сергей промолчал, но мнения своего не изменил.
  Вот, вот, все как люди домой поехали, а я буду с пацаном возится. И ни куда не денешься, –  думал он и ещё больше мрачнел.
 Утром Сергей проснулся первым и затопил печь. Михаил тоже встал, и пока Сергей разогревал завтрак, вышел по графику на утреннюю связь. Антенна предусмотрительно была установлена с вечера. После завтрака каждый занялся своим делом. Михаил, достал карту и стал внимательно рассматривать местоположение балков. Сергей стал распаковывать мешки и доставать всё необходимое  для предстоящего маршрута. Николай пристроился у порога точить топоры. А Витя  занялся ружьём. Сергей сделал ему замечание:
– Тебя, Витёк, на хозяйстве оставили. Разбери все ящики, мешки. Разложи всё в балке поудобнее. Полки дополнительные сооруди. А ружьём в свободное время займёшься.
–  Успею,– отозвался Витя. Он уже собирал наскоро почищенное ружьё. Очень ему хотелось настрелять куропаток, и удивить всех царским обедом.
 Сергей посмотрел на Михаила, но тот уткнулся в карту и что-то измерял.               
– Что мне, больше всех надо,– подумал Сергей,– и стал, молча укладывать всё необходимое в рюкзак.
Собрав ружьё, Витя зарядил его. Он хотел закрыть ствол, но у него это не получалось, потому что патрон не вошёл в патронник до конца. Боясь спросить, и посоветоваться со старшими, чтобы избежать очередных наставлений, он прикладывал все силы, чтобы сложить ружьё.
 А у Михаила, продолжавшего заниматься с картой,– к тому времени, возникло подозрение в правильности нанесения местоположения балков. На краю болота балок, у ручья баня. Ну и что? А болото ведь здесь больше чем то, на котором показаны балки, и вариантов вдоль ручья,–  сколько угодно можно предполагать. А вдруг вообще не на те балки забросили,– подумал он, и сам испугался этой мысли. Да, нужно идти вдоль ручья, как бы в сторону участка работ, и по пути по контуру ручья, точно опознаться, а тогда уже и принимать решение идти дальше, или возвращаться в балок. Ну и пару пустых мешков под шишки, взять надо, их уже с кедров посдувало. Ружьишко……….
Грохнул выстрел. Едким дымом заполнило балок.
– Ты что,– вскрикнул Николай, и, схватившись рукой за бок, стал медленно оседать. Но упасть ему не дали. Сергей подхватил раненого, и вместе с подоспевшим Михаилом, они уложили его на спальный мешок...  Продолжение: http://www.proza.ru/2019/02/26/313


15. Валерий Олейник               
«Семья Ивана Кузьмича»


Иван Кузьмич проснулся с хорошим настроением.
Этому способствовало воскресное утро . Осеннее солнце по летнему  ласково пригревало.
Пожелтевшие  листья на деревьях радовали золотом осени, создавая предчувствие
перехода и новых приятных ощущений.

 -Странная штука жизнь - лежал и думал Иван Кузьмич - вчера было отвратительное настроение, в добавок целый день лил дождь, а сейчас появилась надежда на лучшее.
-Слава Богу ! - Иван Кузьмич перекрестился - спасибо Господи, что послал мне ещё один день жизни .
 Выйдя на улицу, пройдя квартал Иван Кузьмич встретил своего армейского друга, с которым ему пришлось пройти огонь и воду.

-Ну что Андрейка, рад видеть тебя в добром здравии, опять ты хромаешь, - делать тебе нечего в такую погоду.
Иван Кузьмич улыбнулся и похлопал по плечу своего друга.

-Тебе Кузьмич только хихоньки - хахоньки, а тут дела серьезные - нога болит.
-Что такое одна нога по сравнению с вечностью - Иван Кузьмич опять улыбнулся - ты бы внукам своим радовался, забавные они у тебя.

Андрей Михайлович Захаров услышав предложенную тему, заулыбался, -  о своих внуках он мог говорить часами, поскольку любил их безмерно.
В эти моменты друг Ивана Кузьмича забывал о своих болячках, настроение менялось, как и отношение к жизни.
Внуки были для него той отдушиной, ради которых стоило жить и радоваться.
-Кузьмич, ты же меня знаешь, только дети имеют для меня значение.
Андрей улыбнулся.

-Знаю, знаю, дружище -  поэтому и спрашиваю - Иван Кузьмич посмотрел на небо, мысленно отметив  какая хорошая погода.

- Поехали Захар ко мне на дачу, ударим по шашлычку, посидим молодость вспомним.
-Не могу Кузьмич, правда - сегодня сын внуков привезёт, сам понимаешь...

-Ну да, ну да - Иван Кузьмич пожал руку Андрею и двинулся к магазину, стоящему напротив, через дорогу.

Его мысли вернулись во время службы в Афгане, когда он вытаскивал раненого друга с поля боя.
Патроны закончились, осталась одна граната, Кузьмич оставил её на случай - если их окружат и возьмут в плен.
Захар, которому он показал гранату, все понял и кивнул головой.
Рана была серьёзная,  Андрей уже несколько раз терял сознание но стойко держался,
не выпуская автомат, намотав ремень на свободную руку.

Их спасла " вертушка", которая вовремя подлетела , зависнув на этой высоте.
Следом за ней подошла вторая, обе были боевые вертолеты Ми-24.
Очередями из пулеметов начали косить "духов". Кузьмич запомнил фонтаны пыли и двух "духов" прошитых пулями из четырехствольного  пулемета ЯкБ 12,7
Пули вылетали со скоростью четыре- пять тысяч в минуту, от полученных выстрелов разлетелись в разные стороны руки и ноги.
Душманы боялись этих вертушек с их пушками и пулеметами. С такой скорострельностью
машину разрезало пополам. А бронебойно- зажигательные пули даже броню БТРа пробивают насквозь.

"Духи" отступили
От всей роты Кузьмича , в живых осталось три бойца.
Третьим был Руслан, которого уже нет.

Год назад их третьего друга не стало - не выдержало сердце.
Руслан жил на Дальнем Востоке -  присутствовать на похоронах ни Иван Кузьмич, ни Захар не могли, просто не имели такой физической возможности.
Отправив вдове свои соболезнования, они на несколько дней уехали на дачу , где молча переживали  потерю друга.

В магазине Кузьмич, закупив продукты, дошёл до гаража, благо тот находился рядом.
Машина завелась с пол-оборота, хотя аккумулятор был уже старый, впрочем как и сама
машина.
Это была десятилетняя Тойота - королла.
Не смотря на свой возраст его "ласточка" оказалась надёжная и особых хлопот своему хозяину не доставляла.

Иван Кузьмич заехал домой, забрал жену.
Ирина Николаевна, в молодости Рукосуева, - красивая женщина, высокая, стройная сибирячка, с густыми черными волосами, падающими на плечи.
Её лицо с прямым носом, широко посаженными глазами, морщинками в уголках, излучало
доброту и весёлый нрав.
В отличии от Андрея жена называла Ивана Кузьмича ласково - Иванушка.
Но когда сердилась - Иван.
Кузьмич зная эту особенность вёл себя соответственно.

- Ириша, я уже скупился, продукты в машине, давай сумку.
-Ну Слава Богу ! Поехали Иванушка, Витя с Машей и Женей тоже должны подъехать.

-Да ?- они звонили ?
-Как хорошо, - обрадовался Иван Кузьмич - давай заедем ещё тортик купим, Женьку порадуем, довольно улыбнулся Кузьмич.
Он любил своего внука, чего нельзя сказать о невестке.
 С Машей у него с самого начала, как только сын начал с ней встречаться,  не заладились отношения.

Девушка чувствовала, что пришлась  "не ко двору"
С Виктором они часто ссорились, Кузьмич считал, что Маше следует усмирить её
высокомерный характер, но сам по этому поводу высказываться не стал.
Поговорив с Виктором Иван Кузьмич понял - сын любит невестку, что- то говорить по этому поводу бесполезно.

И все пошло своим чередом, очень скоро родился внук , Кузьмич в нем души не чаял, да и Ирина, жена его, тоже.

Дорога к даче занимала полтора часа, иногда два - в зависимости от пробок на дороге, на выезде из города.
Иван Кузьмич любил эти места - трасса проходила по лесам средней полосы, где хвойные деревья перемешаны с берёзой и осиной, обильно заправлены кустарниками бузиной, можжевельником, барбарисом, жимолостью, калиной.
В любое время года красота пейзажа радовала глаз,  особенно Кузьмич любил
золотую осень.

Именно в это время природа отдыхает.
Буйство красок добавляло свою лепту и свои звуки в этот оркестр.
Вырвавшись из цепких рук города , двигаясь по трассе, Иван Кузьмич опустил боковое
стекло в машине, ворвавшийся свежий воздух вливался потоком, вызывая ощущения будто ты пьёшь его, словно родниковую воду.

- Иванушка, пожалуйста, не гони - езжай потише, мы и так успеваем к приезду гостей.
Ирина Николаевна всегда на этом участке дороги осаждала мужа.
Здесь дорога была прямая, широкая и многополосная , Иван Кузьмич любил "притопить", как он выражался, на своей "ласточке"

-Ладно тебе, Ириша, машин не много, а какой русский не любит быстрой езды.
-Красота- то вокруг какая, а как хвоей пахнёт, неделю мечтал - скорее  на дачу.

-Тут Иванушка я с тобой согласна. Ирина тоже любовалась красотой золотой осени.

-Ой смотри Иван, заяц выскочил на поляну ! - в восторге закричала Ирина Николаевна.
Но машина неслась дальше, Иван Кузьмич не успел увидеть зайца, он смотрел на дорогу, думая о своей даче.
Сегодня предстояло заниматься сбором урожая - выкопать картофель, собрать кабачки,
огурцы, сорвать яблоки.
Завтра опять на работу - сегодня придётся пораньше уехать.

На даче Виктор со своей семьёй уже ждали родителей.
-Женя, внучок, - Кузьмич бросился обнимать внука - соскучился за дедушкой ?
Внук обнял деда за шею, тот поднял сорванца и закружил.

-Иван Кузьмич, не надо кружить Женю, детям это  вредит- заметила невестка.

Дед поставил внука на землю.
-  Маша, Женя будет космонавтом, я ему вестибулярный аппарат тренирую - правда Женя ?
-Правда деда, покружи меня ещё - радостно закричал внучек.
-Хватит, хватит, а то мамка ругается, пойдём с тобой в лес - грибов соберём, утром прошёл дождик, сейчас уже маслят полно.

- Иван не торопись, через пол - часа обед будет готов, осталось только разогреть, я все из дома привезла, вот только салат сделаем - Ирина Николаевна попросила Машу сорвать с грядки огурцы и зелень.

К отцу подошёл Виктор.
- Пап, разговор есть, пойдём поговорим.
Кузьмич понял, что это серьёзно, сын редко вызывал его на разговоры, такое было всего несколько раз и то по особым случаям.

Зайдя в горницу, закрыв дверь , присев за стол Виктор сначала замялся, затем глядя в глаза отцу произнес - Папа, мы с Машей решили развестись

Иван Кузьмич слушал сына и в первую секунду не воспринял сказанное, но потом до него дошёл смысл.
-Витя, ты в своём уме , а как же Женя ? - Мальчику нужна полноценная семья, вы об этом подумали ?!
-Да, папа, но не все так просто, мы уже не любим друг друга, и потом Маша тебе никогда не нравилась.

- При чем здесь я или мама, есть Женя, а ты не имеешь права распоряжаться своей жизнью, как тебе вздумается. - Пойми сынок, жизнь не состоит из одних радостей, очень часто надо переступать через себя.

-Папа, но я не хочу приносить себя в жертву, я ещё молодой, мне жить хочется, а с Машкой мы уже не находим общий язык - Виктор досадно скривился, посмотрев себе под ноги.

-У тебя кто- то появился ? Кузьмич внимательно смотрел на сына
Виктор молчал, не поднимая головы.

-Отвечай когда тебя спрашивают ! - взорвался отец.

-Да у меня есть другая женщина, подозреваю что у Машки тоже.

- Час от часу не легче ! - воскликнул Кузьмич.
На минуту его захлебнула волна безнадежности, он почувствовал, что теряет внука.
Его жизнь в один момент потеряла смысл.

- Вы оба идиоты ! Забудь о разводе, пока не поднимите на ноги ребёнка, я не позволю травмировать его психику, - что хочешь делай, бейся головой об стенку, трахайся с кем хочешь, но ты должен сохранить семью, или ты не мужик.
Твоя забота о себе должна пройти через самопожертвование, только так ты потом
сможешь смотреть в глаза собственной совести.

Виктор молчал, он знал, что отец крут, спорить с ним бесполезно.
В душе сын понимал - отец прав, Женю он любил и мысль о том, что с сыном прийдется
расстаться была невыносима.

-Вот стервец - думал Иван Кузьмич - весь в меня пошёл.
Кузьмич вспомнил свою зазнобу Нину Пантелееву - секретаршу начальника, их бурный
роман тоже чуть не закончился разводом, но благодаря такту Ирины, её любви и заботы удалось сохранить семью.
 - Но сейчас ситуация сложнее - если Машка тоже гуляет.
Подумав об этом Кузьмич скривился и сжал кулак.

 -Сынок , подумай над моими словами, маме пока не говори, не хватало её ещё травмировать с её слабым сердцем.
Через две недели мы вернёмся к этому разговору.

Выйдя на улицу и подойдя к беседке, где уже был накрыт стол.
Женька сидел и улыбался, жуя пирожок с сыром - это были его любимые, которые
пекла бабушка.

Ирина Николаевна взглянула на мужа, потом на сына - она все поняла, но не подала виду.

-Проходите садитесь, уже все готово, нам ещё урожай надо собрать,
картошку выкопать, яблоки сорвать.
-Женя поможешь бабушке яблочки сорвать, в этом году их много - Ирина улыбнулась внуку и погладила его по голове.
-Конечно бабушка, я залезу на самый вверх.

- Иванушка, у меня завтра выходной, я останусь с детьми на даче, а завтра Витя завезёт  меня домой, - надо закончить с урожаем, а тебе сегодня пораньше уехать.

Кузьмич с благодарностью посмотрел на жену, он понял, что дело не в урожае - Ирину не проведёшь , она уже обо всем догадалась.

Закончив с обедом, все подключились к сбору урожая.
Иван Кузьмич изредка посматривал на сына и на невестку.
Маша вела себя как  обычно, следила за сыном, что - бы он никуда не залез и ничем не испачкался.

Ближе к вечеру,  после ужина Кузьмич попрощался со всеми, загрузил часть урожая, поцеловал внука и сев в свою "ласточку" выехал домой, на свою городскую квартиру.

Настроение у него было паршивое, Иван Кузьмич понимал, что от его желаний мало что
зависит, сын поступит по своему - его кровь.

Закат окрасил верхушки деревьев, казалось лес горел в золоте, но эта красота Кузьмича не радовала, больше всего ему было жаль внука.
Мальчишка пострадает ни за что, ни про что - да и видится он будет с ним редко, наверняка   по суду  ребёнка оставят с матерью, а Маша все сделает, что- бы оградить ребёнка от контактов с отцом и дедом.

Горько размышляя Иван Кузьмич доехал до прямого участка дороги.

-Ну ласточка, давай ! - в сердцах выпалил Кузьмич и нажал на газ.
Двигатель взревел и машина рванула, набирая скорость.
Она неслась, мелькали деревья, машины , которые он обгонял, тут же оставались далеко позади.

Вдруг его обогнал шестисотый "Мерс".
Немец шёл легко и при обгоне нарушил правила, пересёк сплошную и обогнал по встречной полосе.

-Дуракам закон не писан - пробормотал Кузьмич, от злости добавив газ, понимая, что
за "Мерсом" ему не угнаться.
Солнце село, но машины продолжали ехать на включённых подфарниках.
Ближе к городу поток увеличился.

И тут Иван Кузьмич увидел как с горки ему навстречу спускается КАМАЗ - контейнеровоз, у него в прицепе 40- тонный контейнер и его обгоняет ехавший
за КАМАЗом  "жигуль", который теперь нёсся по полосе, по которой двигался Иван
Кузьмич.

Но впереди, перед Кузьмичом, на высокой скорости шёл мерседес.

Обогнав КАМАЗ  жигулёнок выскочил на встречу "Мерсу".
Удар был такой силы, что тяжёлый мерседес несколько раз закрутило со" смятой мордой", а превращённый в лепёшку "жигуль" отбросило под  колёса КамАЗа.

Водитель КамАЗа  резко затормозил, но тяжёлая машина продолжала двигаться, подминая под себя остатки "жигуля", при этом его контейнер развернуло поперёк дороги... Продолжение: http://www.proza.ru/2016/06/11/38


16. Ян Архипов
Маленький мёртвый поэт

   
 Избавляясь от никому не нужной теперь книжной библиотеки и связывая книги в стопки, чтобы сдать в макулатуру, Сергей Петрович наткнулся на маленький поэтический сборник с дешёвыми картонными корочками голубого цвета и непритязательным названием: «Стихи и поэмы». Автор- Ильгиз Калимуллин. Ильгиз…. Как давно это было! Он отложил сборник в сторону.

   Сергей учился тогда в Казани и дружил с девушкой–студенткой из педучилища. Однажды она объявила ему, что они идут в гости к одному необычному человеку.
 Ну что же-пойдём, так пойдём. Человек этот жил в строгом  тёмно-сером старом доме сталинской архитектуры позади памятника татарскому поэту Габдулле Тукаю.  Открыла дверь им пожилая женщина, впустила и указала в сторону зала. Они разулись и прошли. Сергей увидел маленького человека в кресле-каталке со скрюченными ногами и руками. Голос у него  был тихий, больше похожий на сиплый шёпот. Это и был Ильгиз Калимуллин.     После небольшого приветственного разговора и знакомства с Сергеем, он попросил, чтобы они ему почитали. Зрение у него было слабое, да и в руках  он держать долго ничего не мог. Только что прислали ему новые книги, в том числе двухтомник воспоминаний о Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе. Они читали с девушкой по очереди.
 Старая забытая традиция чтения вслух оказалась увлекательной. Общие переживания, смешные моменты и обсуждение только что прочитанного очень сближали всех читателей. Складывалось впечатление, что они знакомы друг с другом очень давно. И текст хорошо запоминался. До сих пор помнит Сергей Петрович из прочитанного как молодой Маркс с друзьями решили однажды посетить каждую из многочисленных пивнушек в городе, а потом, когда их выгнали из очередной, разбили уличный фонарь камнями и убежали. Он изучал в институте «Капитал»  Маркса. В библиотеке красовалась чудесное, вдохновлявшее его изречение Маркса-«В науке нет широкой столбовой дороги и только тот может достигнуть её сияющих вершин, кто, не страшась усталости карабкается по её каменистым тропам». Величайший учёный, седобородый «Мавр», как звали его близкие, оказывается был самым что ни на есть обычным человеком, не чуждый ошибок молодости.

  Сергей узнал от девушки, что Ильгиз-поэт, настоящий. Однажды Сергей даже бегал по поручению Ильгиза в Таткнигоиздат по поводу его нового сборника.
 Потом он закончил учёбу в Казани и уехал. Эту голубую книжку он купил в книжном магазине через четыре года после окончания учёбы. Вспомнил, что был знаком с поэтом, но стихов его так и не читал. Потом забыл  об этой книге и вот, спустя двадцать лет наткнулся на неё опять.
    Сергей Петрович полистал книгу.  Предисловие было написано человеком, хорошо знавшем Ильгиза. Из предисловия Сергей Петрович узнал, что в детстве после перенесённой болезни у поэта отнялись ноги и ослабли руки. Упорно ходил в школу на костылях, а когда руки совсем ослабли и не мог держать костыли-ползком добирался до класса. Затем поступил в университет, на филологический факультет, но обучаться пришлось дома.  Пожилая женщина, которая открывала дверь, когда они приходили навестить его, была его сестрой Розой. Она заменила ему маму.
Почитал стихи. Сборник начинался с сонетов. Сонет –строгая поэтическая форма и чтобы писать сонеты, надо было обладать значительным талантом и трудолюбием. Сонеты действительно были хороши!
     ***
Зовут пути, волнуя неизменно,
Суля земную радость и печаль
Не обрастут мозолями-как жаль!-
Мои ступни в скитаньях по Вселенной!

Воображением раздвинув стены,
Я ухожу с весёлым ветром вдаль,
Туда, где рдеет мак, цветёт миндаль,
Где плещутся хлеба, горят мартены…

Не подковать блохи моим рукам.
Но мне сподручен стих. Он дал мне крылья,
Чтоб странствовать по суше и морям-
Такой прекрасный мир в пути открыл я!

Я новой дали «здравствуй» говорю.
Я весь в дороге, ибо я творю…

 Кроме сонетов были стихи и поэмы о революции, Ленине, Пушкине, гражданской и Великой отечественной войне.
   Он был человеком своего времени-советским человеком и искренне верил в светлые идеалы коммунизма.
Из стихов посвящённых Пушкину Сергею Петровичу особенно понравился один о том, как работники  Царскосельскоо лицея закопали в парке памятник молодому Пушкину  перед приходом  в Царское Село фашистов.  И так это всё было красочно описано- как немецкий полковник-«книгочей» искал памятник и как потом освободили Царское Село бойцы Красной гвардии.
……………
«Здесь родина пушкинской музы,
Места эти дороги мне»,-
Промолвил гвардеец безусый,
На танковой стоя броне.
Дал клятву за камни Лицея,
За милый поруганный парк
Врагу отомстить.
Лиходеи-
Разбиты, и выветрен прах…

 Судя по стихам, посвящённым Пушкину, Ильгиз очень хорошо знал биографию поэта, цитировал в стихах друзей и близких поэта  и конечно cтихи самого Пушкина. Это была большая, неподдельная любовь к творчеству великого русского поэта. Он даже пытался подражать Пушкину, писал стихи «пушкинским ямбом».

 Да...всё это было в прошлом. Прошло тридцать лет со дня его смерти. Что осталось? Сергей Петрович набрал в поисковой строке в интернете:
«Калимуллин Ильгиз Нуруллович». Вышла информация на две строчки из Татарского энциклопедического словаря:(1929-1989) поэт. Писал на рус. яз. В стихах К. филос. раздумья о жизни, мужестве, душевной стойкости человека. Сб. стихов «В строю» (1956), «Священный зов» (1975), «Гимн Земле» (татар, пер. «Жирге медхия», 1977), «Стихи и поэмы» (1989).

  Стихов и поэм Ильгиза в открытом доступе не было. Может и можно было бы их найти, если очень упорно покопаться в интернет-архивах государственных и научных библиотек. Там, в архивах его 4 книги сохранились. Но никто их никогда не искал и не запрашивал.Исчез мир, Вселенная, наполненная борьбой против боли и счастьем обретения смысла и причастия к человечеству.
Такая маленькая, простая и забытая всеми жизнь.

  «Мёртвый поэт»- подумалось Сергею Петровичу. «Откуда вообще это выражение- «мёртвый поэт»? Фильм был такой американский с Робином Уильямсом в главной роли- «Общество мёртвых поэтов». Фильм вышел в том же году, когда умер Ильгиз. И вот теперь, тридцать лет спустя имя его, не громкое и не популярное, покрыто забвением.

  Перед Ильгизом, с молодости ставшего бесполезным для общества инвалидом, как ни перед кем другим из людей остро стоял вопрос смысла жизни. Он обрёл его в творчестве, не имея возможности сделать что-либо ещё. Сергей Петрович вспомнил, как Ильгиз упомянул однажды с сожалением о своём друге-инвалиде, который так и не смог стать творцом. Не получалось.
Способность творить оправдывала его существование на земле и делала бессмертным.
***
Гнусавит скептик: «Всё на свете тленно»,
а мне иная мудрость дорога:
я жить хочу, как властелин Вселенной,
как рода человечьего слуга.

Я сын земли российской-ей обязан
Тем, что меня всё лучшее зовёт.
Я тысячами нитей с нею связан-
И, кажется, их смерть не оборвёт.

На взлёте лет творя, мечтая, споря,
Я денно-нощно маленькой рекой
струюсь в огромное людское море,
делю его бурливый непокой.

И становлюсь мудрей, сильней, моложе.
Бессмертно море, с ним и капля тоже.
 
    Наивный человек. Не сделало его творчество ни бессмертным, ни великим.
И всё-таки он очень достойно прожил свою маленькую жизнь, преодолевая недуги и боль.Творчество само по себе, не для потомков, наверное, единственный вид деятельности, наделяющей  смыслом  и значением человеческое существование.   
 А что касается бессмертия, то по разумению Сергея Петровича, и после смерти никто его не обретает. Просто каждому из живших и живущих уготовано своё время памяти.  Нет никого о ком бы помнили всегда.Всё пройдёт и забудется.
 Сказано Экклезиастом : «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после».
Так оно и идёт и наши попытки сохранить память о прошлом остаются тщетными или , в лучшем случае, с очень недолговечным результатом.

                ****************************



17. Автор "Прозы.ру" Валерьян Николаев ушёл из этой жизни навсегда.
Ссылкa на его страницу: http://www.proza.ru/avtor/msmirnoff35

Сраницу ведёт вдова автора - Елена Владимировна Николаева.

Елена Владимировна Николаева
О рабкоре Николаеве
http://proza.ru/2019/10/15/582

Спасибо Елене Владимировне - она прислала для нашего журнала рассказ:

Валерьян Николаев
"Слепой дождь"

Взошел Мишкин сладкий горох. Иду в лес нарезать подставок, чтоб не упал горох, а весело и задорно вился.

Ярко светит солнце. По небу ползут редкие, причудливых форм облака. Из-за леса на деревню наползло небольшое серенькое облачко. И хлестанул дождь, как из ведра. Я стою у кромки леса, до дома - рукой подать. На лес не упало ни одной капли, а по деревне хлещет дождь. Полоса дождя разделила ее пополам и, у везунчиков, поливает огороды. Поливает и Мишкин горох.

Из-под пронизанной солнышком полосы дождя выскочил Акиндинов петух и, низко пригнувшись, распустив крылья, запылил по сухой дороге, впереди своего тревожно квохчущего гарема, к дому.

Опомнившись, остановился, сконфуженно покрутил головой по сторонам – не видел ли кто. Быстро навел порядок в толпе подбежавших подружек и, успокоившись, с пьяной бесшабашностью заорал на всю округу.

– Вот донесу хозяину, не миновать тебе горшка, паникеру.

В какую-то долю секунды дождь прекратился, исчезло прекрасное явление природы, называемое в народе слепым дождем.

А над деревней встало семицветное коромысло радуги, одним концом утонув в пруду возле дома бабки Симы.

А вот и сама бабка Сима идет, шаркает, на клюшку опирается. Согбенная нелегким крестьянским трудом спина, неопределенного цвета волосы, в стоптанных туфлишках, в застиранном платьишке.

Мне так захотелось, чтобы вошла она в радугу.

Вошла. Смотрю и не узнаю. У бабки спина распрямилась, и походка не старушечья. Волосы позолотой отливают. Даже расцветка платьишка стала ярче.

 Вот потом и говори, что на свете чудес не бывает.

02.10.1986г.





@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


СПОНСОРЫ Студии «Новый Эксперимент» и Журнала «Калейдоскоп»               
(В алфавитном порядке):

Александр Андриевский http://www.proza.ru/avtor/glinkoa               
Александр Жгутов      http://proza.ru/avtor/ahgutov
Алёна Кор http://www.proza.ru/avtor/redsun               
Анна Дудка http://www.proza.ru/avtor/sireng   
Анна Шустерман http://www.proza.ru/avtor/ashusterman               
Верико Кочивари http://proza.ru/avtor/korolenko059
Влад Вол http://www.proza.ru/avtor/walldemart
Владимир Погожильский http://www.proza.ru/avtor/vladimirych         
Владимир Цвиркун http://www.proza.ru/avtor/raisa19               
Дина Иванова 2 http://www.proza.ru/avtor/divanova08               
Евгения Брагина http://www.proza.ru/avtor/bragina2               
Евгения Серенко http://www.proza.ru/avtor/vitcan5183
Евгений Говсиевич http://www.proza.ru/avtor/mm1005               
Зайкина Мила http://www.proza.ru/avtor/mixailova
Зинаида Малыгина 2 http://www.proza.ru/avtor/zinaida8               
Игорь Лебедевъ http://www.proza.ru/avtor/lii2008               
Игорь Исетский   http://www.proza.ru/avtor/isetski90
Ирина Арапова http://proza.ru/avtor/ina55
Ирина Анди http://www.proza.ru/avtor/andii1               
Карин Гур   http://www.proza.ru/avtor/karin
Любушка 2 — http://proza.ru/avtor/lubushka2006               
Марина Белухина http://www.proza.ru/avtor/uevfybnfhbq               
Марина Шатерова http://proza.ru/avtor/volnucha
Михаил Бортников http://www.proza.ru/avtor/oldmike               
Михаил Шнапс   http://proza.ru/avtor/mihailshnaps               
Надежда Кучумова 2   http://proza.ru/avtor/nadejda14
Надежда Франк       http://proza.ru/avtor/nadezhdafrank
Нина Радостная http://www.proza.ru/avtor/89211490807               
Николай Иванович Кирсанов http://www.proza.ru/avtor/kni41               
Ольга Постникова http://www.proza.ru/avtor/helgasof
Ольга Сангалова      http://proza.ru/avtor/osipenko1960
Роза Исеева     http://proza.ru/avtor/grmroza
Семён Лившиц    http://proza.ru/avtor/slivshin   
Тамара Брославская - Погорелова http://proza.ru/avtor/t0ma2007               
Тамара Полухина http://www.proza.ru/avtor/issabella32               
Татьяна Ботанова http://www.proza.ru/avtor/starway               
Татьяна Микулич  http://proza.ru/avtor/tatmik
Фаина Нестерова http://www.proza.ru/avtor/fainafaina               
Фома Портков       http://proza.ru/avtor/fomaportkov
Эрна Неизвестная http://www.proza.ru/avtor/erna_neizv               
Эльмира Пасько http://www.proza.ru/avtor/pasko               
Эль Ка 3 http://www.proza.ru/avtor/69marcus19               
Ян Архипов http://www.proza.ru/avtor/riplikant   
Валерьян Николаев   http://proza.ru/avtor/msmirnoff35
Елена Владимировна Николаева  http://proza.ru/avtor/lenavlad51

            

РЕДКОЛЛЕГИЯ ЖУРНАЛА СЕРДЕЧНО БЛАГОДАРИТ ВСЕХ СПОНСОРОВ ЗА ДОБРОТУ И ТЕПЛО ДУШИ!!



@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@@


Дорогие читатели! Большое спасибо за прочтение нашего Журнала «К А Л Е Й Д О С К О П».
Будем рады, если вы захотите поделиться своими впечатлениями.
Даже, если эти впечатления не самые восторженные.
С пожеланием счастья!


РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ ЖУРНАЛА  «К А Л Е Й Д О С К О П»:

ДИНА  ИВАНОВА 2
ЕВГЕНИЯ  СЕРЕНКО
Ф О М А    ПОРТКОВ
ЛЮБОВЬ КИРСАНОВА


P.S. ДОРОГИЕ  ЧИТАТЕЛИ!  НАПОМИНАЕМ  ЕЩЁ  РАЗ:

ЕСЛИ  НАШ  ЖУРНАЛ ВАМ ПОНРАВИТСЯ, НАЖМИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ЗЕЛЁНУЮ КНОПКУ  "ПОНРАВИЛОСЬ"!!!