Большой папа

Опера, opera, сочинение.
Состоит из арий, хоров, речитативов и т.д.
Тесно связана с национальной культурой и эпохой.
Прошла сложный путь развития.

Советский энциклопедический словарь.
Издание третье. 1985



   Я люблю свою маму. Я поняла это совсем недавно. Моя мама большая, подвижная и

 тёплая. Мама всегда сварит нам с мужем кашу на сухом молоке с рынка и добавит

 туда много топлёного масла. Мой муж любит мамину кашу. А мою не любит. Я не

добавляю в кашу топлёное масло.

   Мама любит Оперу. Она различает в громком хоре нужный голос нужного тембра, от

 которого можно заплакать. Я искренне плачу лишь в том случае, когда чищу лук. Я

 люблю яичницу с луком. Мама любит селёдку с луком. Но плачу от лука только я.

 Моя мама чистит лук под тонкой струйкой холодной воды и бережёт эмоции для

Оперы.

   Мама любит кормить нас с мужем. Иногда она жарит огромную сковородку картошки,

 которую мы съедаем за два вечера. Мы любим вкусно поесть. А вот Оперу не любим.

 Я вспоминаю далёкое детство, когда мне приходилось ходить в Оперу. Моей маме

очень хотелось иметь Друга. Я помню большой бутерброд с икрой и цветочком из

масла, купленный в буфете для приманки. Я съедала цветочек, а икру оставляла. Это

 сейчас, когда мама не успевает почистить картошку, я открываю банку

 консервированной икры и съедаю её большой фамильной ложкой. В детстве я честно

 сидела на стуле, затянутом в красный колючий бархат, и несколько часов не

 шевелясь смотрела, как из оркестровой ямы торчит чужая мужская голова. Перед

головой всё время что-то быстро мелькало. Когда мне надоедало смотреть на голову,

 я начинала разглядывать большую хрустальную люстру у потолка. Люстра терялась в

темноте, но всё равно загадочно поблёскивала. Когда надоедало разглядывать

 люстру, я начинала беспричинно смеяться. Я помню приступы длительного удушающего

 веселья. Мамины слёзы просыхали и она начинала веселиться вместе со мной.

Иногда. Чаще какие-то драматические события, происходящие на сцене, настолько

 захватывали её, что она не обращала на меня внимания. Мама любит Оперу. С годами

 она перестала любить многие важные вещи, а вот любовь к Опере осталась.

Ещё мама любит книги о тяжёлой судьбе. Особенно её тревожит тяжёлая детская

 судьба. Помню книгу Без семьи, которая долго лежала на моём столе. На обложке

 был изображён мальчик в рваной одежде. Что хотела сказать этим мама, я так и не

 поняла. Меня привлекал  Фенимор Купер. Простая мужская дружба Чингачгука и

Кожаного Чулка была мне близка и понятна уже в раннем детстве. Помню ощущение

 огромных лесных пространств и озёр, где по суровым биологическим законам жили

 сильные ловкие люди. Мама не любила Купера. Она никак не могла произнести слово

 Чингачгук. Я рисовала индейцев на обоях своей комнаты. Мама недоумённо молчала.

 В отместку мне покупались нарядные девичьи кофточки. Где мама их доставала в

 период строжайшего дефицита, я не знаю. С возрастом и временем Кожаного Чулка

 сменили Фродо Сумникс, Гэндальф и Арагорн. Мама переключилась на трагические

мемуары. Мама любит кулинарию. Ей ничего не стоит нажарить тридцать мясных котлет

 из самодельного фарша после продолжительного рабочего дня. Я вскрываю банки

кукурузы Бондюэль и консервированную кильку в томате.

   Хорошо помню день, когда я шла по подземному переходу через Невский проспект.

 Меня остановил человек с длинными волосами в странной кожаной одежде.

 Английский? Немецкий? Французский? Испанский? Я отрицательно качала головой.

 Никакого секса. Ты знаешь, кто такой Курёхин? Мне было семнадцать лет. Новые

приятели могли произнести слово Чингачгук. Ещё они разрывали на куски мои

поэтические сборники и прятали страницы в карманы помятой одежды. Приятели

 оценили мамины котлеты и мою отдельную комнату. Последовали предложения руки и

 сердца. Какой-то незнакомый парень вывел меня на лестничную площадку и на

 ломаном русском языке предложил мне вступить с ним в брак. А что так быстро,

 спросила я. Люблю домашнюю пищу, ответил парень. Молодой человек был чуть младше

 меня. Из России он возил цветные металлы, а в Россию секонд хенд. Бизнес шёл

 хорошо. Ещё он слушал Регги. Мы смотрели на плывущие по реке грузовые баржи и

 слушали Регги, пользуясь одним комплектом наушников. В брак вступить не удалось.

 Мои родители не поняли Регги. Нашу большую четырёхкомнатную квартиру наводнили

 приятели. Мама робко выходила на кухню. На подоконнике сидели молодые

длинноволосые парни и шевелили голыми ступнями. В миксере постоянно готовился

 коктейль из лесных ягод с сахаром и молоком. За полгода мы съели весь мамин

запас.


   Мама тяжело работала. Мы ели. Ещё были фестивали Рейнбоу. В большой рюкзак

 загружались продукты из холодильника и вся команда отправлялась в лес на далёкое

 глухое озеро. Когда продукты заканчивались, мы возвращались. Чем увлекалась мама

 в этот период жизни и ходила ли она в Оперу, я не знаю. Я носила короткие

джинсовые юбки и цветастые кофты из секонд хенда. Мама затаилась в своей комнате.

 Поток котлет иссяк. Мы поняли, что надо менять дислокацию. Мне досталась

небольшая отдельная квартира в центре города и модная работа. Компания

перебралась вслед за мной.  На правах хозяйки я стойко зарабатывала на рис и

пиво. Рис варился в большой кастрюле. Пиво продавалось под окном. Оказалось, что

 мне не передались мамины кулинарные способности. После работы я сразу забиралась

 под одеяло и засыпала. Приятели требовали внимания. По мере того, как исчез рис,

 исчезли и приятели. Осталась модная работа. Мама гордится своей работой. Я нет.

 Меня привлекает новизна. На работе не было фестивалей Рейнбоу. Кроме того, никто

 не знал, кто такой Толкин. Я быстро поняла, что такое курилка. Через неделю

 курилка надоела. Бытовые разговоры меня не интересовали. Модная работа оказалась

 рутинна и однообразна. Я недоумевала.

  Мама сказала, что так зарабатывают деньги. Мама любит бытовые разговоры. Я

 вспомнила мальчика с обложки в рваной одежде, но всё равно это не вызвало у меня

 сочувствия. Я слышала, что женщина находит себе самца, который её кормит. Но мои

 приятели не хотели меня кормить. Мы ходили на поэтические вечера. Часто

 прибежищем служили обыкновенные домашние квартиры. Я смотрела на пожилых людей,

 которые суетились, настраивая аппаратуру и разогревая нехитрую снедь и чай.

Здесь не было моей мамы. Здесь не обсуждали бытовые темы. Никто не пел оперным

голосом. Вообще было не принято обсуждать проблемы. Я чувствовала, что здесь нет

 жалости. Иногда кто-нибудь попадал в какой-нибудь катаклизм. Об этом не

говорили. Приятели жёстко шутили, что мол не повезло, и продолжали пить пиво. Это

 напоминало отношения Чингачгука и Кожаного Чулка. На стенах квартир моих

 приятелей сушились скальпировальные пряди. Секс, деньги и продукты делились

 поровну. Иногда кто-нибудь откалывался, женился или уезжал. У друзей начали

появляться дети.

  С годами всё изменилось. Мы с мужем живём у мамы. Мама готовит нам еду. Почти

 всегда. Большое застолье она берёт на себя. Мне так и не удалось уехать от мамы.

 Мама тяжело работает, слушает Оперу и читает мемуары о трагических судьбах. На

 работе она обсуждает бытовые темы. Я иду в ателье, чтобы починить мужу куртку.

 На стене висит портрет Большого Папы. Я воспринимаю это как должное. Пусть будет

 Большой Папа.  У него тяжёлая работа. Я знаю, он гордится ею. Я горжусь тем, что

 у меня хорошая мама. Жаль, что я не умею плакать. По счастью, есть лук.