Возвращение

  Двадцать пять лет меня не было в стране исхода — в моём Тбилиси.
Лето изо всех сил боролось с ранней осенью. Иногда небо окрашивалось в свинцовый цвет, и облака-медузы приоткрывали краны — шёл дождь. Он омывал пыльные улицы, усыпанные первыми листьями, и словно пробуждал к жизни город, когда-то родной до боли.

Город моего детства. Моего взросления. Моей первой любви.

Я бродила по его кривым улочкам, по знакомым переулкам, вспоминая эпизоды юности. Улица Леселидзе... рядом — площадь Руставели. Спускаюсь вниз — и вдруг будто переношусь в Иерусалим, на улицу Бен-Йехуда.
Мелькают ресторанчики, лавки, кофейни. Запах утреннего кофе, тёплый хачапури — сыр тянется, как жвачка... Я в маленьком тбилисском раю.

В Иерусалиме мучает бессонница.
Хамсин. Песок за окном.
Где-то стреляют. Кто-то молится Богу —
по-разному. И каждый — о своём.

А в Тбилиси — черепичный бисер домиков,
разбросан над взъерошенной Курой.
До боли всё знакомо мне. До коликов —
старинных улочек язык живой.

Священный город — ты не домысел.
Притягиваешь, как земной магнит.
Ты для врагов — пылающая молния,
сплошной «мировотворческий» гамбит.

Наивность итальянских твоих двориков,
вкус Мукузани и Мтацминды высь...
Ты — тёплый, гордый, полный историей,
Тбилиси, словно сказочная рысь.

Я не страдаю чёрной меланхолией,
не верю в силу чар и ворожбы.
Моя зависимость — почти алкогольная:
любовь к двум городам моей судьбы.

Мой зять — коренной тбилисец, как и двое моих детей, родившихся в этом городе, — организовал мне транспорт на каждый день. Его друг детства, Заза, оказался удивительно разговорчивым и обаятельным. Каждое утро его машина уже ждала у гостиницы.

Завтракать я не успевала — с утра начинались грузинские застолья: у бывших соседей, друзей, одноклассников. Испытание кухней я прошла на «отлично» — плюс два килограмма за десять дней к моему и без того нескромному телу. Отказаться невозможно. Не есть — почти оскорбление.

Холодильник в гостиничном номере на Леселидзе был забит до отказа домашними деликатесами. Моему приезду были рады все. Особенно — одноклассники. Я охотно делилась угощениями и воспоминаниями.

Я ходила, как в тумане. Видела только хорошее. Всё остальное — не интересовало.
Может, боялась: вдруг реальность испачкает яркие воспоминания.
Жизнь, как клавиши рояля, — белое и чёрное. А я приехала на короткий визит. Омрачать его не хотелось.

Про раннее детство стараюсь не вспоминать. Его, как такового, и не было.
Память о нём — это море слёз, спазм в горле, скачки давления.
Теперь душа требует только эйфории.
Прошло 25 лет — подавай ей восторг, благодарность, восхищение.
«Не отвлекайся на беззубые рты своих одноклассников и пустые холодильники — тебе нужны эмоции», — шепчет внутренний голос. Моё второе Я.

Дезертирка.
Рынок моего детства, куда мы с отцом ходили раз в неделю.
Название уходит в двадцатые годы — дезертиры продавали здесь обмундирование, оружие, краденое.

Теперь это — царство шума, прилавков, криков, грузинского радушия и полного хаоса. Больше похоже на туристическую достопримечательность, чем на базар.
Здесь принято пробовать, торговаться, хвалить до небес и «взвешивать с походом».
Здесь можно не только попробовать джонджоли, но и нырнуть с головой в грузинскую душу.

Слава Богу, со мной Заза — пакеты до дома одноклассницы дотащить помогает.
Холодильник заполнили. Не навсегда, конечно... но хватит.

— Не отвлекайся! — напоминает внутренний голос. — Продолжай восхищаться!
Вот и Леселидзе. Её бы подлатать, конечно... (Это опять во мне кто-то вредничает.)
Магазины с церковной утварью. Кресты, иконы... Стоп! Не туда. Назад — в эйфорию.

Утро в Тбилиси! Волшебное! Свежесть, запах дождя.
Это — у гостиницы.

А в Глдани… крысы, размером с кошек, снуют по улицам, как хозяева.
Запах мусорных баков... Мусор, похоже, никто не вывозил.
Прямо как у нас в Меа-Шеарим в Шаббат.

— Снова не туда! Вернись! Срочно! На центральную площадь!
А то эйфория испарится… а жаль ведь.

Для полного счастья сюда нужно прилетать максимум на три дня.
Жить в хорошей гостинице, не покидать её пределов и не вылезать из-за стола.

Грузинская кухня — тема особая. Недавно прочитала, что застолье признано культурным наследием.
Не согласна.
Вот живопись, балет, театр, математика, кино, спортсмены и красавцы — это да. Вот это — достояние.

«Когда в нации есть и воры, и проститутки — значит, у неё есть государство», — вспоминал слова Жаботинского Хаим Нахман Бялик.
Истинно так. У нас были свои Ротштейн, Абарджиль, Альпероны.
У грузин — свои.

Некоторых я заметила в районе Цирка — молоденькие девочки... на панели.
Нет, нет! Снова не туда!

Восхищайся, я сказала!
Даже если на рынке стащили кошелёк — впитывай эмоции. Радость. Свет.

Ты вернулась туда, где когда-то дышала. Не для анализа. Не для сравнения.
А чтобы — снова вдохнуть.
И вспомнить, как это — быть дома.