Бунт хранителя

     К православному Рождеству, нынче модному празднику,  а заодно к юбилею Российской  Федерации,  в городском музее  Усть – Сыровска готовили художественную выставку.  Мудрить с анонсом не стали, заказав плакаты с большой надписью «Нам 30 лет!». На них, под  трехцветными буквами,   проступали контуры Кремля, танки с самолетами, а также  купола с крестами и березки.  Внизу, серой  полосой, изображался  народ в массе, - без лиц, с мутными кляксами  – головами.
     Строить выставку руководство  решило из творений "певцов" родного края. Им отдали узкий зал, убрав с подиумов  колбы с земноводными.  В фойе разместили городских художников.  А в  большой выставочный зал пригласили столичного портретиста – миллионера. По новым законам, музей был обязан зарабатывать. И на модного художника цену на билеты  повысили.
     Развешивать картины и фотографии  позвали Глеба Ивановича, хранителя фондов музея, предпенсионера,   и молодого грузчика по прозвищу  Вольтер.  Оба подрабатывали на выставках, а хранитель еще трудился слесарем, ремонтируя  музейные унитазы.
    Работали несколько дней. Развеска  процесс утомительный. Залы высокие, стремянки качаются, а узелки на веревках не должны быть заметны. И – главное – постоянные переделки. Музейный художник укажет  – так, завотделом – этак, а  у замдиректора свое  мнение. К вечеру ноги дрожат, под глазами – круги, как тут не выпить!
      Привезли и ящики с картинами московской знаменитости. Агент художника суетливо расставил полотна у стены как требует концепция, заказал нужную высоту… Глеб Иванович обошел зал, разглядывая работы. Такого видеть ему не доводилось. Портреты большие, техника  искусная, но – кто на картинах?  Известные политики, бизнесмены, поп – идолы… Льстивая мазня.  И все как - будто из средневековья.
    Правитель государства, тот, что все время лжет и обещает  – в костюме короля на троне, министры – в шубах баронов, патриарх и шоу-крикуны в доспехах с пушистыми прибамбасами.  Смотреть противно…
     И еще эти кошки и псы. На больших картинах царили  уроды: до шеи они были людьми,  а выше –  морды животных.  Женщины, как полагается, с кошачьими ушками и усами, а мужики – овчары, бульдоги… И все так тщательно выписано, волосок к волоску…
     Глеб Иванович, скрепя сердце, развесил вождей правительства,  а к барбосам  так и не притронулся, - отвратно. Его напарник Вольтер, тощий «эзотерик», как он себя называл, развесил остальной зверинец.
      -   Мне пофиг, Иваныч! Главное, чтоб ровно было. Рамы дорогие…
      -   Ты из другого времени. А я – прежний,  внутри имею…
      -   И что? Смотреть не будут? Валом пойдут… Даже купят за 50 тысяч…
     -   То и оно… – мрачно сказал старый хранитель и ушел в зал местных художников.  Там хотя бы река и городские дворы угадывались.

       Здесь ему вызвался помогать молодой  художник Веня, спортивного вида, с бородкой и приветливым взглядом. Он быстро освоил задачу и вязал петли быстрей, чем опытный Глеб Иванович.
      Они разговорились. Оказалось, работы Вени тоже прошли отбор. Вот только место для них подобрали неважное, у двери туалета. На трех небольших акварелях художника боролись отчаяние  суицидника и желание выстоять, жить.  Серо-коричневая гамма,  вороны на дереве без листьев, а выступающий острый сук приглашал к самоубийству. И заходящее солнце за горизонт пустыря…
       -  Твое? – удивился Глеб Иванович. –  Тоска! Ты же – веселый…
        -  Это раннее,  депрессуха, -  пояснил  Веня. – Я тогда  закончил колледж, жил впроголодь.  Работал в школе… А хотелось, как понимаешь,   денег, квартиру... И – творить. Словом,  конфликт мечтаний и возможностей…
      -   Выходит, выжил?
      -  Справился. Помогли природа, спорт…  Пошли  и другие пейзажи, светлые.  Но хочу окончательно попрощаться с собой бывшим. Сейчас  на трех работах. Пишу на дежурстве…
     -  Не обидно выставляться  у туалета?
     -  Чего уж…. Тут старики  выставляются впервые… Успею.
     -  Мужик!  Держи краба…
     Во время развески молодой художник делился планами. Он хотел писать лица людей и смотрел на Глеба Ивановича,  как на модель для портрета. Лик музейного слесаря привлекал его выражением народа  в эпоху олигархов и торжества потребительства…
       На открытие выставки Веня не пришел,  отсыпался после смены. В малом зале теснились  художники, скрывая  на лицах  воодушевление. Они благодарили устроителей, досталось похвал и развесчикам картин.  Как водится, появились и выпившие.  Но по совету Глеба Ивановича из зала заранее убрали стекло, а на окна мастер навесил деревянные решетки.
     Внезапно в музей ввалились социальные активисты с самодельными надписями  на фанерках.  Они выступали против московского мусора на северной земле. Один из них воззвал: - «Российская Федерация – незаконна! Вот документы, доказывающие обман!»  Но художники, будучи подшофе, вели себя мирно и обещали прочесть листовки.
     Затем в зале  заметили  потного Деда Мороза. Видимо, кто-то спутал Рождество с новогодним празднеством. Но гостю были рады и спрашивали про Снегурку. Торжество продолжалось…

      Через неделю в город приехал и модный портретист. Деловой, в куртке с соболиным воротником.  Шарфом прикрывал шейные морщины.  Походил  на плешивого ловеласа. Было холодно,  и художник  успел  согреться конъячком...
      К тому времени веревки, удерживающие  рамы, растянулись,  и строй картин нарушился. Живописца сопровождало начальство музея. Вызвали из подвальной слесарки Глеба Ивановича.
      -  Ты развесил? – сказал, не глядя на хранителя, художник. – Поправь линию.  И смени местами  две картины, - он небрежно прочертил  зигзаг в воздухе   двумя вытянутыми пальцами.
      Делегация уже отвернулась, когда Глеб Иванович выдавил: - Не  сменю!
     - Что? – повернулся к нему   художник. – Почему?
     - Переставлять не буду. Порядок установил ваш агент. И работу приняли все комиссии. Дело закончено…
     -  Верно. Но я автор выставки. Вижу несовершенства… В чем проблема?
   -  Проблем нет, - Глеб Иванович, волнуясь,  старался говорить медленно, твердым голосом. -  Выставка не ваша, общая. Мы  здесь все трудились, - художники, рабочие… А что вы сейчас придумали  -  так стремянка в коридоре, под лестницей. Сами  поправьте…
    -  Глеб Иванович! – краснея, сказала директор. – Переставьте картины, как нужно художнику. И зайдите  ко мне…
    -  Отчего не зайти?  А трогать картины не буду…
    -  Уважаемый,… - сказал, глядя на него с интересом, художник. – Я не приказываю, а прошу.  Общее видение меняется…- от света,  высоты зала...
    -  А в чем смысл? Что изменится при перестановке этих … собак?
    -  То есть? – стал заводиться художник. – Ты понимаешь смысл в искусстве? Больше меня?  Займись своим делом!
    -  А где  оно, искусство?  Ты думаешь, мы  болваны?   Съедим? Ну, облизал олигархов, - понятно. А зачем людям морды ящеров? Прославиться?
    -  Не тебе судить! Рассуждаешь… Вяжи   узлы!
    - Не сужу. Выражаю мнение. Как зритель…  – сорвался  хранитель. – А руки не испачкаю… Павлин!
    - Прекратить! – закричала директор. -  Позовите Володю!
    - Болен! – съязвил  бунтовщик . – Заразился... От этих картин всем дурно!
    -  Глеб Иванович! – вмешалась зам директора. – Вы опытный работник,  мы вас ценим. Зачем тут конфликт? Принесите стремянку, вместе поправим…
    -  Под лестницей! – предательски дрогнул голос музейщика. – Пусть принесет!  Зачем вы гнетесь?  Он кто, - художник? Пустой! Мы – культура, а  показываем   это… -  Грех!
       Наступила пауза. Все нервно дышали, соображая как поступить. Слесарь - хранитель стоял непривычно упрямо, как молодой бык перед боем.
     -  Хватит! Вы – уволены!  - выдохнула директор.  -  Придет Володя,  мы поправим картины. Простите за инцидент…
     -  Кадры у вас…
      И тут  к  Глебу Ивановичу впервые в  жизни  спустился  ангел красноречия. Тихий голос его зазвенел силой правды  интеллигента – труженика.
     - Вы, госпожа,  меня уволите. Знаю. Двенадцать лет я работал на музей, чистил вам унитазы, менял прокладки, строил выставки…Я получал копейки и  грамоты,  и даже принял  кактус на юбилей. И вот за этот пустяк  вы   хотите меня выбросить?  Перед пенсией…  Не я тут должен  бороться. А вы сами. Вы!
       Кажется, Глебу Ивановичу попала в глаз соринка. Он прослезился и резко вытер его  рабочей рукой. На мгновение всем показалось, будто  солнечный свет,  падающий из-за спины хранителя, окружил его голову светлым ободком.  И будто от фигуры старика отделился эфемерный двойник, поднимаясь  к окну. Там, на сплетении оконного переплета, призрак   трагически распластался,  удивляя  присутствующих.
    И лишь когда Глеб Иванович, не выдержав,   вышел прочь,  - светлая тень сошла с креста и, улыбнувшись,  растаяла  на солнце, что едва просвечивало сквозь прохладное январское небо.