Санька Нытик

Жила в деревне за Волгой семья: отец с матерью и двое сыновей-погодков. Старший сын Мишка, крепкий, как грибок — отцов любимец, а младший всё при матери, заласканный, да зацелованный. Санька Нытик по прозвищу.
Станут ребята в "куру" играть или чехарду, так Санька Нытик всю игру испортит, да матери нажалуется, будто обижают его. Отцу досадно, а матери жаль своё дитя, утешит, слёзы подолом вытрет и пряник сунет.
Время шло, а Санька Нытик таким же нытиком и остался, не парень, а недоразумение одно. Злым и завистливым сделался, всё подмечал: кто ест сытнее, кто пьёт слаще.
Женился Санька, взял в жёны девку сварливую да склочную. Кошка с собакой и то дружнее жили, чем Санька Нытик со своей Анной.
Придёт Санька к матери, начнёт жаловаться на Анку. И кричит она, и дерётся она, и за хозяйством плохо следит. А у Мишки жена Иришка и добрая, и миловидная, и деньги-то водятся. А у Анки, как в бочку бездонную утекают.
Мать поохает, пожалеет кровиночку, да денежку сунет. На, мол, Санечка, купи себе пряничка.

Старший Михаил скопил со временем деньжат, купил коня и кобылу на племя, стал лошадей разводить. Дом добротный построил. Уважение заслужил, все по имени-отчеству его кличут: Михайло Иваныч. А Саньку всё Нытиком называют.
Чернее тучи Санька ходит, косится на брата, копит злобу. А в глаза улыбается, по плечу похлопывает.
И решил не хуже зажить любой ценой. Всю голову сломал, пока думал. Как стемнело, пошёл Нытик к ведьмаку. Дурная слава о том ведьмаке шла, обходили его деревенские десятой дорогой.
—Чего припёрся? — поприветствовал Нытика ведьмак.
—Я это… хочу быть на месте брата! Чтоб и дом, и деньги, и конюшня моими были, — выпалил Санька.
— Ишь ты! А брата куда?
—Ну… конюхом при конюшне будет, хорошие работники завсегда нужны. А жена его у меня в прислугах ходить будет. Кофий мне подавать.
Расхохотался ведьмак, как филин заухал:
– Ладно. Хы-хы… Два червонца, деньги вперёд... Слушай сюда. Пойдёшь к Михаилу в дом незаметно и сделаешь как скажу...

На другой день едва дождался Нытик, когда брат с женой из дома уехали, пробрался тихо мимо конюха и юркнул в дверь. Огляделся: нет никого. Схватил щепоть соли из солонки, отломил кусочек хлеба от каравая. Стал рыться в одежде, выбирая рубаху. И вдруг замер, услышав голосок:
— Дядя Саша, ты чего ищешь?
Глянул на печь, а там дочь Михаила сидит, играет со своей городской куклой.
Чуть в штаны на надел Нытик от страха. Стал лепетать, что в голову пришло:
— Варенька... я рубаху порвал, у тятьки возьму, а потом верну. Не говори никому, эге?
— Ладно, не скажу, — пообещала Варя. — Дядя Саша, да ты бы у тяти спросил, он тебе сам рубаху даст.
— Я знаю, тятька твой добрый.
Перевёл дух Санька и поспешно ушёл со своей добычей.

И начались с той поры неприятности у Михаила. Цыгане свели со двора племенного жеребца Лютика. Средь бела дня волки загрызли любимую кобылу Лиску... И самое страшное: захворала дочь Варенька. Стала грустной, сонливой, ручки-ножки прозрачные; перестала играть со своей любимой куклой. Худеет и тает на глазах.
Доктор приезжал, руками развёл. Неизвестная болезнь, говорит, в Питер везти надо к профессору.
Надо так надо, чего не сделаешь ради дочки единственной. Стали собираться в дорогу, Иришка свои и Варины вещи укладывает, чтобы в Питерскую больницу ехать.
Варенька наблюдала, как мать рубашонки и платья перебирает, и вдруг вспомнила:
— А дядя Саша рубашку тятину вернул? Синюю такую с вышивкой.
— Он брал рубашку? Вот эту? — удивилась Ирина.
— Да, эту. Значит, вернул, как обещал. И хлебца кусочек отщипнул, он наверно кушать хотел...
— Расскажи всё подробно, Варенька...
Варя рассказала.
— Ох, неспроста этот завистливый братец здесь рыскал, — нахмурилась Ирина.
— Мам, а мы поедем в Питер?
— Нет, Варенька, мы поедем в монастырь, как дядя Антип советовал.
Вышла Ирина во двор, переговорила с конюхом, велела запрягать тарантас, не мешкая.

А Санька Нытик сидит ждёт, когда на него богатство посыплется. Стал злиться, беспокоиться: лишней копейки нет, жена поедом ест, хоть домой не приходи. Что-то не так пошло.
Сунулся, было, к ведьмаку, да то его на порог не пустил.
Мается Нытик, плохо ему, тошно ему. Тянет его душонку поганую в дом к брату, а почему — понять не может. Едва ночь пережил.
Утром пришёл к Михаилу Санька Нытик, колотил в закрытые ворота, пока не выглянул на шум конюх Антип.
— Чего шумишь, уехали хозяева.
— Куда уехали?
— А я почём знаю? По своим хозяйским делам.
— Впусти меня!
— Не велено, — буркнул Антип.
— Это как - "не велено"? Не узнал, что ли? Я же брат Мишкин.
— А мне что? Хоть брат, хоть сват... Ирина Матвеевна сказала не пускать.

Санька Нытик и сам не знал зачем пришёл, кружил вокруг дома до вечера. Совсем худо ему стало, трясётся весь, то в жар, то в холод его кидает. Едва до дома доплёлся и повалился на лавку.
В избу влетела разгневанная Анка.
— Где ходишь весь день? Корова заболела, еле привели сейчас с пастухом. Да вставай, разлёгся тут! Сдохнет корова, тогда сами околеем!
— Я вперёд коровы околею... Анка, мать позови...
Анка разразилась бранью, но мать позвала.
— Мама, куда Мишка уехал?
— Я не знаю. Да зачем он тебе? Тебе дохтур нужен.
— Скажи, как приедет, поговорить надо.

Дорога до монастыря не близкая. Трясётся с по пыльной дороге тарантас, устали путники. Прикорнула Варя на подушке, спит беспокойно, мать её по головушке поглаживает. А вот и монастырь показался, слава богу, приехали.
— Кто такие? — у них спрашивают.
— К отцу Фёдору болящую отроковицу привезли.
Открыли ворота, заехала повозка на широкий двор. Сам отец Фёдор навстречу спешит.
Посмотрел на Вареньку, благословил её и родителей. Велел послушнику отвести их в комнату.
Рассказала Ирина о болезни дочкиной, о неприятностях, как из худой бочки полившихся. Нахмурился отец Фёдор и промолвил:
— Опять люди греховными делами занимаются. Ибо в Писании сказано: «Когда ты войдешь в землю, которую дает тебе Господь Бог твой, тогда не научись делать мерзости, какие делали народы сии: не должен находиться у тебя приводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии-то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего». Будем зло прогонять святою молитвой, Бог даст — поправится отроковица.

— Отопри, Христом-богом прошу, — скулил под воротами Нытик.
— Шёл бы ты домой, Лексан Иваныч, надоел ты мне хуже горькой редьки, — сплюнул Антип, — а пускать не велено.
Не час и не два сидел Нытик, пока жена Анка не увела его. И как раз вовремя: показался на дороге хозяйский тарантас с лошадью.
— Никак хозяева едут, — проговорил Антип. Поспешил навстречу открыть ворота.
— С приездом, Михайло Иваныч и Ирина Матвеевна!
— Спасибо, Антип Николаевич. Как дома?
— Слава Богу. Как съездили? Давайте помогу Варю в дом... Спит?
— Да, спит. Хорошо съездили, расскажу после, устали, — ответила Ирина.
— Этот поганец так и ходил возле дома все дни. А рубаху я сжёг, не сумлевайтесь.
— Отец Фёдор поклон передаёт, на Покров ждёт к себе.
— Спасибо. Непременно... Слава Богу, что помог, отца Фёдора я давно знаю...

Саньку Нытика на станцию в больницу возили. Пролежал месяц, а потом поехал работать в город на завод, сосед Митька позвал. Работал и деньги жене слал, да дураку везде плохо. Связался с разбойника ми, которые супротив царя. Посадили в тюрьму Саньку, там и сгинул...