Пролог.
Письмо.
«Здравствуй. Не хотелось писать тебе длинное послание. Знаешь, не люблю я эти сопливо-лирические письма-прощания. Но и исчезнуть, не попрощавшись, я не смогла. Думаю, не секрет, и для тебя в том числе, то, что люблю тебя. Люблю ровно с того самого дня, как судьба неожиданно столкнула нас по жизни. Надеюсь, ты простишь меня, простишь за мои чувства, за мои переживания. Я ни в коем случае не хочу заставить тебя чувствовать в чем-либо виноватым. Пойми, то, что я испытываю к тебе, не преследует никаких корыстных целей, мне даже не обязательно быть с тобой рядом. Я просто люблю тебя. Для меня главное – знать, что ты просто есть и что у тебя все в порядке. Пожалуйста, лучше не отвечай мне. Нет, я очень-очень хочу, чтобы ты ответил! Но если я узнаю, что мои чувства не взаимны, я все равно буду переживать. А если и взаимны, то вместе быть мы все-таки не сможем. Это судьба такая. Дар это или наказание, я не знаю. Но так есть. Не хочу говорить «Прощай»... Это звучит как-то чересчур пафосно, но, пожалуй, в данном случае это уместно. Прощай. Возможно, мы никогда больше не свидимся. Люблю. Катя.»
«Отправить»
Ответа не последовало.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Глава первая.
Дождь.
Казалось, дождь никогда не прекратится. Он беспрестанно лил уже целую неделю. Мутное небо, затянутое тучами, ежедневно роняло на землю тонны воды. И солнце появлялось так редко, что город стал похож на однородную серую массу, в которой смешались воедино здания, улицы, машины, случайные прохожие, по воле обстоятельств оказавшиеся на улице в эту промозглую, сырую погоду. Столица впала в осеннюю, хмурую спячку. Даже завсегдатаи дворовых скамеек попрятались по домам, пережидая природный катаклизм перед телевизорами. А у телевизионщиков в свою очередь резко подскочил рейтинг самых бестолковых программ на свете: о вредной пище, о маньяках и мошенниках, о чужой красивой и не очень жизни, ну, и, конечно, хит сезона – «мыльные оперы», в которых мешалось все вышеперечисленное с тонкой ноткой насилия, несчастной любви и неизменного хеппи-энда. И только у тех, у кого всегда мало времени, кто слишком занят для того, чтобы узнать самые последние новости, всё оставалось по-прежнему. Такая мелочь, как дождь, или даже снежная буря, не могли помешать беспокойному ритму жизни таких людей.
В тесную арку меж двух пятиэтажек неторопливо втиснулся солидный черный внедорожник – чистокровный американец, бессменный приятель бизнесменов середины девяностых и любимец современных эмансипированных дам. В сером пейзаже московского двора, среди построек «кукурузной» державы джип смотрелся как минимум нелепо: его черное блестящее тело с ярким, хромированным кенгурятником говорило о сдержанности и элегантности, напористости и умении добиваться своего. Однако было в этом образе что-то и от легкости, новаторства, так свойственных людям по ту сторону железного занавеса. Чужак уверенно взгромоздился на тротуар, сделал несколько движений взад-вперед, чтобы припарковаться поудобней, и замер, прекратив довольно урчать. Спустя пару минут из распахнувшейся двери показался сначала раскрывающийся зонт, а затем тонкая, изящная ножка в легком красном сапоге осторожно коснулась подножки автомобиля в то время, как вторая уже скользнула на мокрый асфальт, едва не угодив в лужу. Капли дождя монотонно барабанили по натянутой ткани зонта и, не проникая внутрь, собирались в полноводные реки и маленькие ручейки, стекающие водопадом, почти полностью заслонявшим лицо хозяйки упомянутых ножек.
Женщина торопливо достала брелок сигнализации, нажала на кнопку – в ответ железный конь преданно мигнул – и направилась в сторону одного из подъездов. На ходу застегивая клетчатое, осеннее пальто, она напряженно о чем-то размышляла, видимо, переваривая события прошедшего рабочего дня. А день, надо заметить, был напряженным. Впрочем, как всегда. Давно пора бы уже к этому привыкнуть, но напряжение – как наркотик: даже если удастся ненадолго расслабиться, через некоторое время начинаешь по привычке искать проблемы, потому как ровное, однородное состояние не приносит удовлетворения. Нужен новый взрыв, новая, желательно недостижимая, цель и привычная суматоха.
Женщина на автомате набрала код на двери, быстро протиснулась внутрь, стряхнула закрывшийся зонт и спокойно поднялась по ступеням к лифту, машинально здороваясь с консьержем. Лифт легко и почти (насколько это может позволить старая советская механика) беззвучно поднялся на пятый этаж. Выйдя на лестничную площадку, наша незнакомка привычным движением нащупала в кармане звенящую связку ключей, подошла к новенькой, только что поставленной железной двери, облицованной деревом цвета венге, и начала открывать верхний замок, как вдруг из-за спины неожиданно показался рослый силуэт в черной кожаной куртке и крепкой, тренированной рукой ухватил женщину сначала за лицо, стараясь полностью закрыть рот, а затем, второй рукой – за талию так, чтобы ей тяжелее было вырваться.
Женщина дернулась в испуге, издала глухой звук сопротивления и выронила ключи.
Глава вторая.
Элен.
Тишину лестничного пролета резко разорвал звук звонкой пощечины.
– Катерина Васильевна, это же шутка! – голос оправдывающегося ничуть не дрожал, в нем была отчетлива слышна досада и нотки скорее легкой иронии, нежели раскаяния. Голос продолжил оправдываться впопыхах: – Не, ну, правда ж...
– Ну, и шутки у тебя, Элен! – дама в клетчатом пальто пыталась сохранить спокойствие и чувство самообладания, что получалось у нее крайне неуверенно.
От второй пощечины она едва сдерживалась, понимая, что Элен и впрямь пошутила, так же грубо и ни к месту, как обычно она шутит всегда. Екатерина Васильевна, сделав несколько успокаивающих вздохов, наконец, собралась с мыслями, нагнулась за упавшей связкой ключей и открыла с трудом поддавшийся новый замок.
Тем временем Элен никак не хотела униматься. Она без остановки оправдывалась, в двадцатый раз клялась, что больше так не будет, упорно лезла обниматься в знак примирения – бесполезно. Она в очередной раз сумела сделать так, чтобы ее возлюбленная сердилась и негодовала. Ну, а что, собственно, от нее еще можно ожидать? В ее дружном рабочем коллективе так шутят все! Более того, работники автомойки (а именно там уже около года Элен вкалывала почти ежедневно) свои не всегда остроумные приколы непременно обильно приправляют не менее «смешными» комментариями и крепким словцом. По крайней мере, при Кате Элен старалась не выражаться (что само по себе, между прочим, дорого стоило).
– Кать, ну ёп!.. – она не успела договорить, Катя резко развернулась и в упор вперилась синим взглядом в лицо юмористки. – ... п-р-с-т… – подытожила Элен и смолкла, решив, что лучше перенаправить свою пылкую активность, чтобы помочь даме разоблачиться из пальто.
Катерина Васильевна, расстегнула сапоги, и с удовольствием расслабленно ступила свободными ногами на теплый домашний пол, устеленный ламинатом в сдержанных светлых тонах. Она поправила рукой длинные вьющиеся волосы, которые струящимся черным потоком лежали на плечах, убрала с глаз челку, улыбнулась своему отражению в зеркале, и лишь тогда ее скачущее сердце снова вошло в привычный спокойный ритм. Тем временем Элен упорно ковырялась с безнадежно сломанным замком своей кожаной куртки. Иногда она напоминала слона в посудной лавке: за менее чем пятиминутное пребывание в Катином доме она уже успела порядком наследить забившейся в протектор ее рабочих кроссовок грязью и чуть не свернуть неустойчивую напольную вешалку. Пока на пороге продолжались смертельные бои с верхней одеждой, Катя, не обращая на это ни малейшего внимания (ибо данная сцена уже стала привычной), свернула в ванную и уверенно захлопнула дверь на щеколду, что надо понимать как «Меня полчаса нет, меня не беспокоить».
Справившись с непослушной молнией, Элен все-таки разделась, выскользнула из кроссовок путем наступания на задник (развязывать, как, впрочем, и завязывать, шнурки она разучилась еще в пятом классе средней школы) и на цыпочках прокралась в детскую, откуда сквозь полупрозрачную матовую вставку в двери были видны сине-белые мечущиеся зарева, свидетельствующие о том, что маленький хозяин комнаты явно чем-то очень занят. Элен просунула в приоткрытую дверь сначала лохматую голову, хитро сверкнула карим глазом, поняла, что осталась незамеченной, а затем бесшумно просочилась в комнату полностью.
Егорка сидел спиной к двери на полу и ожесточенно сражался с лютыми захватчиками неизвестных земель, терзая в руках несчастный джойстик от Xbox. В отличие от своей мамы, он никогда не обижался на бестактные шутки Элен. Более того, тетя Лена (или все-таки дядя Лена?..) сразу стала ему лучшим другом, подругой и корешем в одном лице. Каким-то удивительным, почти магическим образом Элен умела ладить с детьми. Все, начиная с грудничкового возраста, ребятишки, независимо от пола и уровня образования, тянулись к этой странной девушке, которую и за девушку-то трудно принять, по крайней мере, пока не увидишь соответствующую отметку в паспорте или наличие вторичных половых признаков (коих, надо заметить, она не была лишена).
Осторожно, чтобы не спугнуть очередную жертву (Элен все-таки решила повторить трюк с неожиданным появлением, который с треском провалился пару минут назад), девушка подкралась к Егорке и резко, чтобы малыш не успел опомниться, заключила его в объятья. Послышался сначала визг испуга, а затем раздались радостные детские крики:
– Тетя Лена! Тетя Лена!
Егор повис на шее у своей любимой подружки, смеясь и обнимая ее. Он стал наспех тараторить что-то о том, что мама купила ему какую-то новую игрушку, и надо немедленно ее опробовать, а тетя Лена непременно должна ему в этом помочь. Элен схватила мальчишку, повалила его на спину и начала обычную для их встречи шуточную возню, делая вид, что отчаянно сражается с неугомонным маленьким воителем.
Иногда такие игры доходили до настоящих синяков и даже небольших травм, но выдавать Катерине Васильевне, почему оба находятся в таком безобразном состоянии, никто не собирался. Мужская солидарность, как никак… Катя могла на это лишь сердито покачать головой: современной бизнес-вуман трудно перевоплотиться в ребенка и внезапно стать своему шестилетнему сыну непросто мамой, а настоящей подружкой, способной понять и детские интересы, и обиды, и маленькие, но уже вполне серьезные проблемы. Она лишь видела, как за прошедшие годы ее знакомства с Элен Егорка не только стал веселее и живее, но и перестал замыкаться в себе – так благотворно на него влияла тетя Лена. Вырастить социофоба никоим образом не входило в Катины планы, поэтому даже чудные, на ее более чем серьезный взгляд, игры (как то – «самураи захватывают супермаркет» или надевание презервативов на выхлопную трубу автомобиля) она старалась не пресекать, по крайней мере, полностью.
Спустя полчаса, или чуть больше, в детской появилась Катя: в красном шелковом халате с тюрбаном из махрового белого полотенца на голове она выглядела вполне довольной и умиротворенной. Она застала в комнате самую привычную за то время, как в доме появилась игровая приставка, картину: Элен и Егорка, периодически пихаясь локтями, «мочили» друг друга на виртуальном ринге. Катя присела на край Егоркиного дивана, сняла полотенце и начала просушивать им волосы, косясь в монитор, на котором ни на секунду не стихала схватка.
– Может быть, пойдем ужинать?.. – спросила она.
– Угу... – раздалось невнятное дружное мычание, но никто не сдвинулся с места.
– Ладно, пойду что-нибудь приготовлю сама.
– Угу… – лица игроков так же напряженно смотрели на экран, не в силах отвлекаться на что-то другое.
Катя вздохнула, улыбнулась сама себе и отправилась в кухню добывать пропитание.
За небольшим квадратным столиком вся троица дружно собралась к вечерней трапезе. Катерина Васильевна, объявившая себя на сегодня шеф-поваром, подала слегка пережаренные котлеты супермакетного происхождения и макароны, которые варить не умеет разве что беспомощный младенец. Повар из Кати был, мягко говоря, так себе. Элен спокойно пережевывала пишу, будучи вполне привычной и неприхотливой к подобной еде, Егорка лениво ковырялся в котлете. Ужин проходил в суровом молчании.
Первым смог нарушить тишину Егор:
– Мам, а тетя Лена останется сегодня у нас?
Катя чуть было не подавилась, закашлялась, а Элен между тем, постукивая по спине подругу, скосилась на мальчика.
– Солнышко, мне вставать с утра рано. Я завтра приеду после работы, – Элен нежно улыбнулась и заботливо погладила Егорку по голове.
В ответ большие голубые глаза мальчика грустно посмотрели ей в лицо – он не в первый раз задавал этот вопрос.
Катя встала из-за стола, достала из пачки длинную белую сигарету и закурила, стоя у окна. По кухне немедленно разнесся запах приторного ароматизатора, а из открытой форточки упали на подоконник несколько капель бесконечного осеннего дождя. Еще одна капля вдруг приземлилась прямо на зажженный кончик сигареты, и, издав шипящий звук и выбрасывая в атмосферу густую порцию едкого ароматного дыма, огонь моментально погас. Женщина некоторое время рассматривала испорченную сигарету, как бы пытаясь понять: «А не знак ли это? Может, все-таки стоит бросить свою пагубную привычку?», затем просто попрощалась со своей несбывшейся порцией никотина, выбросив остатки сигареты в окно.
– Егорушка, милый, ты покушал? – обратила Катя к сыну.
– Да, мам, спасибо, – Егор встал из-за стола, отнес грязную посуду в раковину и удалился в свою комнату продолжать завоевывать мистические земли.
Катя отошла от окна и приблизилась к столу, за которым все так же сидела Элен. Уходя в комнату, Егорка по привычке щелкнул выключатель, и теперь пространство мира, где остались наедине две влюбленные женщины, освещалось только скупым светом уличных фонарей. Этот свет, рассеянный и беспощадно холодный, сливавшийся с серыми полосами непрекращающегося ливня, придавал всем предметам в обычной московской кухне какое-то нереальное свечение, а чертам лиц и тел неестественно четкие очертания. Катя стояла спиной к окну, потому лица ее почти не было видно. И только блестящий шелковый халат из ало-красного превратился в хищно-бордовый со стальными переливами. Элен подняла глаза и протянула руки навстречу приближающейся подруге, Катя взяла их и положила к себе на талию, а сама устроилась на коленях Элен. Она прижалась всем телом так, как дети в испуге льнут к матери, чтобы почувствовать защиту и тепло.
Всегда спокойная, даже холодная, Екатерина Васильевна Шубская, порой внушала страх и покорное уважение коллег и партнеров компании. Вряд ли кто-то из них мог представить такую, казалось бы, несвойственную для нее сцену. Однако Элен была как раз из того привилегированного слоя Катиных знакомых, кто знал ее в том числе такой. А еще Элен прекрасно знала, что даже сильные женщины умеют плакать, умеют устраивать истерики, умеют много и не в меру пить крепкий алкоголь, умеют жаловаться на жизнь… Совершенно, как обычные, не считающие себя сильными, женщины. Впрочем, надо отдать должное Элен за то, что дальше ее глаз и глаз случайных свидетелей (если таковые вообще имелись), эти истории никуда не уходили. Да и случались они, по правде говоря, крайне редко. Но сегодняшнее поведение Кати, пожалуй, было несколько необычным: она редко решалась на столь открытое проявление нежности, и даже в моменты после бурных ночных игрищ, всегда старалась держать себя в руках, не рассыпаясь на сопливые комплименты.
– Зайка… – как-то неуверенно начала Катя. «Зайкой» Элен бывала в двух кардинально противоположных случаях – когда совсем молодец и когда наоборот. Сейчас случай для этого слова был какой-то не вполне подходящий. Но Катя поборола краткий миг неуверенности и продолжила мысль: – Зайка, я вот подумала: может, и правда ты сегодня останешься?..
Катя подняла голову, ее мягкие волосы прошлись струящейся волной по шее Элен, заставив ту невольно улыбнуться. Она вопросительно подняла одну бровь и скорчила гримасу, которую сама она обычно охарактеризовала как «Я вот че-то ща не понял…», и посмотрела прямо в Катины синие глаза. К слову сказать, синими глаза становились не без помощи специальных цветных линз, и, конечно, Элен об этом прекрасно знала. Но особенно сейчас, в ночном свечении уличных фонарей, этот мистический цвет в сочетании с еще влажными длинными черными волнами был чертовски к лицу такой бесподобной Катерине Васильевне.
– Я… Я чет не понимаю… – наконец, сформулировала фразу несколько озадаченная Элен.
– Господи, да что тут не понятного? – воскликнула Катя, соскочила с колен и быстро прошлась по кухне в поисках куда-то запропастившейся пачки сигарет, но тут же вспомнила, что сама пару минут назад кинула ее в карман халата. Она достала зажигалку и как-то нервно прикурила, наскоро выдыхая дым. – Мы знакомы почти три года. У нас все хорошо. Егорка тебя любит… – не спеша констатировала Катя, взвешивая каждое слово. – Жить мы можем все здесь. До работы тебе отсюда ближе, чем из твоего Одинцова в электричках трястись… – Катерина глубоко затянулась и замолчала.
Элен смотрела на нее во все глаза. То, что сейчас озвучила Катя, не было чем-то сверхъестественным или неожиданным. Если уж на то пошло, то еще на первых свиданиях Элен предлагала жить вместе. Конечно, это было сказано в романтическом порыве. Кроме того, Катя только недавно сделала ремонт в этой квартире и переехала, но все-таки…
– Ну, я… я не знаю…
– Не знаешь?! – зашипела Катя, нервно туша сигарету. – Ты сейчас что, издеваешься надо мной?!
– Не, Катюш, погоди, – Элен встала из-за стола и примирительно обняла разнервничавшуюся Катерину, – я ж стока раз пыталась завести этот разговор. А у тебя по жизни куча отмазок. Типа ты занята, и всё такое. А сейчас ты как будто перед фактом меня ставишь.
– Если ты против – так и скажи.
– Не против я, – Элен улыбнулась. В данный момент она еле сдерживалась от того, чтобы по привычке не начать применять великий русский во всех его проявлениях, но ругаться в присутствии Кати, да еще в такой важный момент, было бы кощунственно.
– Так что мы решаем? – Катя подняла сердитый требовательный взгляд к лицу Элен, которая была выше почти на целую голову, и посмотрела в карие, казавшиеся сейчас почти черными, глаза.
Конечно, Катерина Васильевна с самого начала знала ответ. Но, решаясь произнести вслух настолько серьезное предложение спустя почти три года тесного общения, она все равно очень сильно нервничала. Ведь, как человек деловой, она не могла не предусмотреть и такую минимальную возможность, что по каким-то необъяснимым причинам, возлюбленная может спасовать. Тем не менее, ничего подобного не произошло. Вместо ответа Элен сильнее притянула Катю к себе и нежно поцеловала, как это умела делать только она. Внешне почти не отличимая от мужчины, она всегда целовала своих многочисленных любовниц как самая чуткая и отзывчивая девушка, с нежностью и безудержной страстью. Целовала как в последний раз, до дрожи в коленях, до мурашек по коже…
Стоит ли говорить, что более всего «случайной» ночевке тети Лены в доме обрадовался маленький Егорка? На всякий случай, было решено пока не сообщать ему о великом переселении тети Лены, и оставить это в качестве сюрприза. Но и без того остаток вечера радостный малыш не слезал с Элен. И можно с уверенностью сказать, что в тот момент это был самый счастливый ребенок на Земле.
Глава третья.
Санчес.
Утро, как всегда, еще не настало, но пора было уже вставать. Элен спала с безмятежным личиком, изредка постанывая и похрапывая сквозь сон. Катя вылезла из-под одеяла, осторожно переложила руку Элен со своего тела на опустевшую кровать. При этом девушка недовольно поморщилась и тут же заключила в объятья близлежащую подушку.
Тихонько закрыв за собой дверь в ванную, Катя осталась наедине с собой: она очень любила эти моменты добровольного одиночества. Горячая вода, смывая остатки беспокойных снов и унося по каплям прожитую жизнь, давала надежду на новое утро, новый день, новый рассвет. Катя посмотрела в запотевшее зеркало, которое ответило ей неясным взглядом из туманного, потустороннего мира. Ей нравилось скользить пальцем по влажной поверхности стекла, создавать причудливые узоры, частично открывавшие картинку отражения, как будто кто-то с абсурдной логикой рушил мутные тонкие стены и освобождал призраков Зазеркалья. Сегодня Катя нарисовала сердечко, но собравшие в ручейки капли, вопреки задумке, начали стекать вниз длинными полосами, и сердечко в итоге вышло «в полосочку». Девушка вытерла ладонью часть зеркала и начала наводить утренний марафет.
Обычно ей никогда не удавалось попить с утра кофе и хорошенько позавтракать, особенно, если об этом не заботилась Элен, которая в этот день решила немного задержаться на работу и еще даже не проснулась. А потому Катя голодная, но заметно посвежевшая выпорхнула на улицу, когда дневной свет только-только начал пробиваться сквозь ватное небо, а ночные фонари гасли один за другим. Город уже жил своей повседневной жизнью. Удивительно, как много людей встают еще засветло и наполняют улицы машинами, шуршанием газет, топотом спешащих шагов, звонками мобильных телефонов – всем тем, что делает большой город отличным от провинциальных. В Москве почти никогда не бывает затишья, и горожан настолько много, что практически в любое время дня и ночи можно найти людей на ее бесконечных улицах.
Катя уселась в удобное автомобильное кресло и завела Малыша, как она нежно величала свой черный внедорожник. Затем включила печку, обогрев сидений и дворники: на удивление дождя с утра не было, но за ночь нападало на лобовое стекло много чахлой листвы и маленьких веточек. Послышался легкий скрип резинок о стекло, желтые листики заерзали перед глазами.
«Скоро заморозки», – подумала Катя, разглядывая пейзаж двора через приоткрытое окошко – как всегда, рабочий день начался с одной сигареты натощак. Катя затянулась сильнее и поежилась в кресле, выпуская новую порцию дыма с примесью пара изо рта. Ей было слегка зябко – тело еще помнило уютное одеяло, согревающий душ и горячие объятья Элен. Отметив в мысленном блокноте, что на следующей неделе неплохо было бы «переобуть» машину, Катя отправилась на работу.
Офис располагался довольно далеко от центра города, где жила Екатерина Васильевна Шубская – коммерческий директор одного из направлений деятельности крупного московского холдинга. Дальность обуславливалась, конечно, арендной платой, ведь на одной территории были умещены и офисы сотрудников фирмы, и небольшая производственная база, и несколько складов. Сам холдинг занимался практически всем и сразу: начиная от обоев и напольных покрытий, заканчивая мебелью, окнами и оконной фурнитурой. Последнее, собственно, и было направлением, которым руководила Катя.
Рабочий день коммерческого директора компании, работавшей под торговой маркой «Велигор», начинался задолго до того, как в офис приезжала секретарь Светлана (которая, по правде сказать, почти всегда опаздывала) и заканчивался уже после того, как закончит уборку тетя Рита – местная блюстительница порядка и чистоты. И дело было не только в том, что прямых обязанностей у Катерины Васильевны было очень много (хотя и их хватало), но и в том, что довольно часто она брала на себя работу, которую выполнить надо, только некому. Вот, например, сегодня Светлана воодушевленно сообщила, что к трем часам приедет какой-то то ли фотограф, то ли не фотограф из какой-то фирмы, которая занимается чем-то вроде печати.
«Очень хорошо», – буркнула Катя, нащупывая в ящике стола пепельницу и одновременно раздумывая над тем, кто же этот кто-то и когда она успела его пригласить на встречу.
Она извлекла на стол хитроумное приспособление, которое рекламировалось как «пепельница-антидым», и производитель оного заверял, что при помощи встроенного всасывающего устройства можно сократить распространение неприятного запаха в помещении аж на 93%, и записную книжку-ежедневник, где обычно фиксировались все предстоящие встречи. Пометка на четверг, 23 октября гласила: «Поговорить о каталогах!!!». Подчеркивание и три восклицательных знака свидетельствовали о том, что дело важное, но есть вероятность о нем забыть. Что, собственно, и произошло.
– Ну, конечно, каталоги для салонов… – Катя задумчиво облокотилась на руку, держащую сигарету, и попыталась сконцентрироваться на предстоящем разговоре. В голову, как назло, ничего не лезло. – Наверное, как всегда, будет куча вопросов: «Как Вы это видите? Чего бы Вы хотели от данной рекламной продукции? Может быть, вам стоит задуматься о более креативном, современном решении?»
По правде говоря, приближался конец месяца, и голова болела совсем другими проблемами: тут и там начнут потихоньку дергать с отчетами склад и бухгалтерия, производственники в очередной раз потребуют повышения зарплаты (ну, или хотя бы своевременной выдачи ее). И все это куда важнее, чем каталоги… Которые в свою очередь дизайнеры на точках требуют уже чуть ли не год. В общем, как всегда.
Катя захлопнула ежедневник и приступила к повседневным заботам: звонки, вопросы менеджеров, ругань с электриками, которые уже вторую неделю не могут справиться со сбоями электричества. И так незаметно офисный день двигался в своем привычном русле.
Без пятнадцати три раздался звонок из секретарской, и Светлана своим фирменным высоким голоском объявила, что прибыл господин Смирнов из «МоскоуПолиПринт»:
– Катерина Васильевна, я Вам там на стол кинула пачку документов – распишитесь, пожалуйста, а то щас водитель приедет, ему надо отдать, – защебетала секретарь.
– Подпишу. Как господина зовут?
– Сансаныч.
– Светлана! Сансаныч – это дядю твоего так могут звать, а господин Смирнов, видимо, все-таки Александр Александрович! – укоризненно сказала Катя, прекрасно понимая, что красавица-Света совершенно неисправима.
Ну, что взять с девушки, которая недавно раздосадовано жаловалась на Word за то, что тот не знает, как правильно писать «кардинаты» или «кординаты», и совершенно искренне удивилась тому, что это слово пишется с двумя «о».
В трубке послышалось бодрое «Ага!», а затем гудки. Катерина улыбнулась, глядя на пачку документов, первый же из которых предательски был отмечен пятном от шоколадки. Все-таки хороший у нее секретарь, веселый…
Катя приступила к своим не самым приятным, зато самым муторным обязанностям – подписанию вороха документов. На самом деле, все-таки это была привилегия генерального, но Игорь Николаевич редко бывал в офисе, а потому свое право подписи ежедневных бухгалтерских бумажек он великодушно возложил на Катю.
Дверь в кабинет скрипнула, и на пол упала чья-то серая тень. Гость помялся на пороге, но Катерина Васильевна, не поднимая головы, жестом пригласила войти.
– Я прошу прощения, Александр, присаживайтесь. Я через минуту освобожусь, иначе я могу задержать водителей. Вы располагайтесь. Меня зовут Екатерина Васильевна Шубская. Можно просто Екатерина, – она продолжала листать документы, наскоро ставя подпись. – А вы пока расскажите мне, что вам понадобится для работы над каталогом, чем я могу посодействовать…
Александр Александрович молчал. Он застыл в метре от стола и почему-то никак не хотел усаживаться на предложенное кресло. Катя подняла голову.
С минуту в кабинете висела густая, вязкая тишина. Катя в упор смотрела на голубоглазого мужчину с папкой в руках.
– Санчес, – наконец констатировала она, после чего нащупала ладонью сигарету и спокойно прикурила. Александр Александрович продолжал молчать. Катя выдавила подобие улыбки: – Вот уж не думала, что из всех фотографов Москвы по имени Смирнов Александр Александрович ко мне пришлют именно тебя.
Она откинулась на спинку кресла, чтобы разглядеть гостя получше.
– Я тоже, – ответил Санчес и все-таки сел на стул напротив стола.
– С каких это пор ты увлекся фотографией?
– Ну, не совсем фотографией… – Санчес бесцельно порылся в папке. – Я руковожу отделом верстки в нашей компании. В штате фотограф, несколько дизайнеров. Я иногда их замещаю, иногда руковожу – вот такая ситуация.
– А ты сейчас замещать или руководить приехал? – как-то с издевкой спросила Екатерина Васильевна, однако в ее облике не было ни тени злорадства. Скорее напряженное ожидание, как будто вот сейчас человек напротив возьмет да и скажет, что она обозналась и никакой он не Санчес, а самый обычный Сансаныч... Но этого не происходило.
– И того, и другого по чуть-чуть, – Саша улыбнулся. – Хорошо выглядишь, я не сразу узнал. Сколько мы не виделись? Шесть?..
– Семь, – поправила Катя.
– Семь лет, – он снова улыбнулся и как-то радостно добавил: – А они тебе на пользу пошли!
Катя сразу стала еще более серьезной, пальцы резко напряглись, и не скинутый вовремя уголек с сигареты прямиком упал на стол мимо чудо-пепельницы. Девушка потушила сигарету, выдохнула, сцепила пальцы в замок и положила на них подбородок.
– Да, эти годы были довольно насыщенными, – констатировала она. – Однако, мы не за тем здесь встретились, чтобы трепаться о прожитых летах, так ведь?
– Ой, да ну, брось, Кать!.. Мы ведь не чужие друг другу люди, ей-богу!
– Ладно, – голос Кати все же смягчился, она опустила взгляд. – У меня сейчас и впрямь куча дел, я бы поболтала…
– Так вот давай и поболтаем! – обрадовался Саша. – Ты сегодня после работы что делаешь?
Как назло, именно сегодня планов на вечер не было никаких, а врать старому знакомому всё же не хотелось. Можно, конечно, подольше задержаться в офисе, но опять же, по странному стечению обстоятельств, именно сегодня Катя пообещала не мешать тете Рите с ее ежевечерним колдовством, потому как завтра собрание, и та решила устроить ген-уборку дабы блеснуть перед высшим руководством.
– Часов в семь закончу…
– Вот и чудно! Я тебя подожду, а пока поковыряюсь у вас на производстве, пофоткаю ваши образцы.
Катя развела руками – пришлось сдаться.
Еще не настало семи часов, как в офисе началось беспокойное шуршание и бодрые разговоры: работники дружной толпой собирались по домам. Катерина Васильевна бросила взгляд на мобильный – на нем было восемнадцать пятьдесят. Она захлопнула ноутбук, закрыла глаза и несколько раз вдохнула и выдохнула. Потом выглянула в секретарскую и застала Светлану в естественном для этого момента состоянии: выразительно хлопая глазками, Света тщательно подводила и без того пухлые губки ядреным розовым блеском. Она была так увлечена сим занятием, что не обратила внимания на Катерину Васильевну, даже когда та, подойдя вплотную, начала внимательно наблюдать за действиями секретаря.
– Светлана, а что Вы делаете? Рабочий день еще не окончен.
Света дернулась, резко обернулась и, весело заулыбавшись, пояснила:
– Ну, он ведь почти закончился?
Сильный аргумент. Против такой логики не попрешь. Для пущей убедительности Света просияла во весь рот белоснежными зубками и кокетливо взмахнула ресничками.
– Постарайтесь, пожалуйста, впредь начинать свои приготовления ПОСЛЕ девятнадцати ноль-ноль. Договорились? – Катя не сердилась, более того, она уже почти улыбалась в ответ этому обаятельному существу, с которого только комиксы писать.
– Хорошо, Катерин Васильна! – только и ответила Светлана и невозмутимо продолжила свои прихорашивания.
Катя вздохнула и уже собиралась возвратиться в свой кабинет, как вдруг Света невзначай заметила:
– А вас там, в коридоре этот… как его… Сансаныч ждет!
– Давно? – даже забыв в очередной раз понравоучать Светлану, обеспокоено спросила Катя.
– Ненаю, – промакивая губки, невнятно ответила Света. – Час, может, полтора… Может, два…
– А почему ты мне не сказала?
– А он просил вас не беспокоить до семи часов, – Светлана на полшага отстранилась от зеркала, чтобы лучше разглядеть себя: втянула живот, поправила начес на затылке и снова сногсшибательно улыбнулась своему блистательному отражению.
– Позови его ко мне, – попросила Катя и вернулась в кабинет.
– Угу… – Света с трудом оторвалась от зеркала и упорхнула по направлению к коридору.
Спустя минуту Саша уже стоял у двери, терзая в руках все ту же зеленую папку.
– Я закончила, – на полном серьезе объявила Катя. – Мы можем поговорить.
– Здесь?! – Саша удивленно развел руками. – Я, вообще-то, собирался тебя в ресторан пригласить.
Мяться и паясничать не входило в принципы Катерины Васильевны, а жеманничать она отучилась еще на первом курсе института.
– Поехали, – она заперла на ключ ящик стола, сняла с вешалки свое пальто, выключила свет, предварительно критически оглядев пространство кабинета, и вышла вместе с Санчесом в секретарскую.
На проходной Катерина отдала ключ от офиса на охрану, пояснив, что тетя Рита придет через полчаса и будет делать уборку. Охранник кивнул, крякнул что-то неразборчивое, распространив вокруг едкий запах вечного перегара, и бесцеремонно отвернулся, чтобы продолжить ковыряться в никому не нужных бюрократических бумажках.
На улице дул сильный ветер, он срывал слабые листья с полуголых деревьев и тряс ветки, с которых летели прозрачные капли недавнего дождя. На стоянке перед проходной стояло всего несколько машин сотрудников производства, задержавшихся после работы, и Малыш Катерины Васильевны. Катя уже было начала рыться в кармане пальто, нащупывая брелок сигнализации, как вдруг донесся бодрый Сашин голос:
– Ну, что? С ветерком? Как в былые времена? – он хитро подмигнул и кивнул в сторону одиноко припаркованной красной «Хонды-Прелюд» образца 1997 года – праворукий спорт-кар некогда был мечтой девчонок и мальчишек, выросших на кинофильмах «Форсаж» и «Такси». Но времена меняются, а машины остаются.
Катя сглотнула, покосилась на Малыша, но, всё же сохранив невозмутимость, отправилась к красному мачо. Санчес тем временем уже довольно разгребал соседнее с водительским сиденье от всякого рабочего и не очень барахла, предвкушая умопомрачительное впечатление, которое он был просто обязан сейчас произвести на Катю.
Неловко протискиваясь в незнакомое пространство, Катерина Васильевна попутно успела удариться лбом о низкую крышу и застрять каблуком в дырявом резиновом коврике. Когда же Катя всё-таки забралась внутрь, она моментально проассоциировала себя с «лягушонкой в коробчонке»: складывалось устойчивое впечатление, что колени и пятки находились в одной, параллельной асфальту плоскости, а крыша у автомобиля создана специально для того, чтобы биться об нее головой, наезжая на каждый лежачий полицейский.
– Погнали! – воодушевленно произнес Санчес и вдарил по газам.
Катерина едва успела защелкнуть ремень безопасности, как ее моментально вдавило в кресло, а уши заложило от грандиозного рева, доносящегося, казалось, отовсюду.
В дороге Саша беззаботно болтал о том, о сем, попутно переключая радиостанции, подпевая и даже подтанцовывая любым песням, попадавшимся там. Надо заметить, что у него довольно ловко это получалось, должно быть, он часто проделывал подобные трюки за рулем, а может, банально репетировал. Однако скептически настроенная Катерина Васильевна мысленно учла, что, хоть водитель из Саши вполне сносный, во-первых, ему медведь на ухо наступил, а во-вторых, актера бы из него не получилось – не убедительным было его веселье.
«Хонда» притормозила у какой-то забегаловки, гордо именовавшей себя суши-рестораном. Саша вышел первым и любезно помог выбраться из «коробчонки» Катерине Васильевне. Поднявшись по узкой лестнице, они оба вошли в небольшое помещение с мягким диваном и плазменной панелью на стене – видимо, зал для ожидающих гостей. У прохода, завешенного коричневой шторой из грубой ткани, имитирующей, по всей видимости, «природность» материала, их встретила низкорослая хостес с азиатскими чертами лица – скорее бурятка, нежели японка.
– Вечер добрый! Вас будет двое? – пропела она заученный мотив.
– Столик на двоих в курящей зоне, – деловито отозвался Саша. – Да, и куда-нибудь в уголок, поинтимнее.
Хостес поклонилась, взяла со столика у входа два меню и повела гостей сквозь зал. Надо отдать должное этой сотруднице ресторана – Сашино пожелание было исполнено, как нельзя точно: квадратный стол, устеленный узкой скатертью все в том же «природном» стиле, располагался в самом конце ресторана, в углу, около окна, сквозь которое можно было любоваться оживленной жизнью центральной части города. Катя, не раскрывая меню, которое знала наизусть (Егорка и Элен часто заказывали на дом суши из этого ресторана), достала сигареты и закурила.
– Не голодна? – поднял бровь Саша.
– Да нет, перекушу что-нибудь. Я сегодня без обеда, – ответила Катя, пожав плечами, а про себя подумала: «И без обеда, и без ужина, и без полдника…»
Раскосая официантка живо приняла заказ и бесшумно удалилась.
– Помнишь?.. – Саша сделал круговое движение головой, описывая пространство ресторана.
Некоторое время Катя молчала, угадывая, на какой именно ответ рассчитывает Санчес, а какой ответ будет выгоден лично ей.
– Помню, – спокойно сказала она и снова глубоко затянулась.
– Надо же… – казалось, Саша растерялся. Он заискивающе улыбнулся. – Да нет, честно, я бы не подумал, что ты вспомнишь…
– Ну, амнезией я вроде не страдаю, – Катя скривила губы в попытке изобразить улыбку, но со стороны это скорее выглядело, как оскал.
– Хех, черт… Точно! – Саша засмеялся, но его смех не был поддержан.
Он замолчал, откашлялся и достал из нагрудного кармана голубой рубашки смятую пачку крепких сигарет. В этот момент Катерина Васильевна внезапно почувствовала какую-то странную резь в глазах, как будто в них случайно попал концентрированный табачный дым.
– Я на минутку, – она схватила сумку и удались в дамскую комнату.
Катя облокотилась ладонями о раковину и вперилась взглядом в зеркальное отражение: так и есть – предательски лопнул маленький сосудик, и теперь белок левого глаза стал похож на японский флаг. А ведь офтальмолог предупреждал ее – постоянное ношение цветных линз до добра не доведет. Катя отвела глаза от зеркала и запустила руку в сумку, откуда, немного поковырявшись, извлекла тонкую черную раскладушку. Она открыла верхнюю крышку и посмотрела на экран – оттуда ей беззаботно улыбался Егорка. Катя провела пальцем по изображению, потом уверенно надавила на кнопку с красной трубкой и телефон погас.
Когда она вернулась за столик, официантка уже принесла их заказ и как раз собралась менять пепельницу, в которой догорала пирамида из трех плохо потушенных толстых бычков. Саша уже схватился за четвертую никотиновую порцию и глядел в окно.
– Кушать подано! – воскликнул он, заметив Катю. – А у тебя неплохой аппетит!
Катя довольно заулыбалась.
– Ну, я же без обеда. К тому же, я люблю японскую кухню, а ты сегодня угощаешь – можно и оторваться! – она ловко ухватила палочками близлежащий ролл и тут же закинула его в рот.
Ее лицо мгновенно прояснилось – все-таки каждому, особенно напряженно работающему человеку, надо плотно питаться, а также полезно баловаться себя маленькими приятностями на вроде суши или сладостей.
Дальше разговор потек в более-менее спокойном русле, и со стороны могло бы показаться, что это пара бывших одноклассников или сокурсников, которые делятся достижениями прошедших лет. Саша усердно пытался держать планку всепоглощающего позитива, а Катя больше не хотела сопротивляться задуманной им игре. Она послушно улыбалась его не всегда остроумным шуткам и поддакивала в вопросах, где не вполне была согласна. Просто ей стало все равно: жизнь преподнесла ей странный и непонятный сюрприз в виде призрака прошлого, значит, рассуждала она, это зачем-то нужно.
– Ты замужем? – вдруг спросил Саша.
– Я?! – Катя засмеялась, заглатывая в себя уже третью порцию «Мохито». – Нет.
– И не была? – Саша сделал круглые глаза.
– Не-а, – она игриво погрызла соломинку. – Мне не нужно было, у меня работа.
– А дети?
– Ты что, тут допрос решил устроить?
– Да нет…
Катя потрясла сигаретную коробочку, в ответ – тишина. Саша протянул свои и запалил зажигалку.
– Спасибо… Чего ж ты тогда не спрашиваешь, судима или нет? Или там, если ли водительские права…
– Ну, про права я давно догадался!
Катя вопросительно подняла брови.
– Я, когда еще только парковался, уже заметил серебристый «Опель» на стоянке…
Тот самый «Опель», о котором шла речь, принадлежал слесарю Гарику, точнее, его супруге. Свой «Фольц» Гарик совершенно недавно неаккуратно приложил к фонарному столбу, с тех пор ездит на «позорной бабской тачке».
Катя закусила губы и отвернулась в сторону.
– Неужели не угадал?..
Катя отрицательно покачала головой, еле сдерживаясь от смеха.
– М-м-м… – Саша закатил глаза, напряженно размышляя, какие еще авто он успел запомнить. Потом, видимо что-то все-таки вспомнив, он в упор посмотрел на Катю: –«Хаммер»?..
Катя самодовольно улыбнулась: как это приятно – маленькая, по большому счету, бессмысленная, но победа.
– Мой Малыш, – гордо ответила она. – Тебя что-то смущает?
– Нет. Не смущает, – и по лицу Саши едва заметно прошлась тень грусти.
Они еще долго беседовали, но получая ответ на новый вопрос, Саша как-то постепенно мрачнел. Ближе к полуночи, они рассчитались, слегка покачивающаяся Катя при поддержке Санчеса спустилась по лестнице и уже более уверенно и смело юркнула в «Хонду». Сидеть с левой стороны в качестве пассажира было немного непривычно, но интересно. Катя поймала себя на мысли, что подсознательно ищет ногами педали. Саша сел рядом и повернулся к ней.
– Куда поедем?
– Ну… Домой?
– Домой?! Время еще детское! Покатаемся? – Саша несколько фривольно закинул левую руку на соседний подголовник.
– Нет, домой, – отрезала моментально протрезвевшая Катя.
– Хорошо, – он кивнул, завел машину и резво вырулил на дорогу.
В квартире было темно и пахло жареной колбасой – по всей видимости, Катины домочадцы ужинали пиццей. Катя решила не зажигать свет, дабы никого не разбудить, и потихоньку начала стягивать сапоги, придерживаясь свободной рукой о стену – все-таки четыре «Мохито» давали о себе знать. В этот момент свет зажегся сам: в коридоре, напротив Кати стояла Элен со скрещенными на груди руками. Не вполне трезвой Катерине Васильевне эта поза показалась крайне комичной: в домашних хлопчатобумажных шортах и мужской майке Элен с такой абсолютно серьезной и даже суровой миной не хватало разве что чудовищно волосатых ног и мохнатых подмышек. От собственных мыслей Катя едва не рассмеялась, но все-таки ей удалось сдержаться.
– Ёпт твою мать, Катя! Это что еще за херня? – шепотом, чтоб не потревожить Егорку, процедила Элен.
– У меня разрядился телефон, – выдала Катя заранее приготовленный ответ.
– Да ну что ты?! А там, где ты полночи шлялась, пряма ни одного телефона не было?! – Элен долго и с чувством материлась, размахивая руками и постепенно повышая голос.
А Катя вдруг села на корточки и оперлась спиной о дверь. Ее опустевшие глаза смотрели в потолок. И было неясно, то ли она о чем-то думает, то ли наоборот – пытается не думать ни о чем.
– Смирнов, – тихо сказала она.
– Че?.. – не поняла Элен.
Она присела рядом и попыталась заглянуть в Катины глаза.
– Смирнов, – еще раз спокойно повторила Катя, все так же глядя в никуда. – Я виделась с ним сегодня.
– Подожди, какой Смирнов? – не унималась Элен.
От ее гнева уже не осталось и следа, она держала любимую за руку, пытаясь нащупать пульс.
– Смирнов Александр Александрович. Отец Егора.
Глава четвертая.
Кэт.
Это началось тринадцать лет назад: в далеком 1996 году, когда одиннадцатиклассница Кэт только вступала на путь познания мира во всех его красках. В шестнадцать лет жизнь кажется древней, как экскременты мамонта, и, совершая очередную ошибку, чувствуешь себя взрослым и умудренным опытом. Для молодежи, родившейся в Советском Союзе и живущей в Российской Федерации, уже понимавшей, что в стране творится что-то не то (но что именно в силу возраста понять было трудно), как и в былые времена, спасительным айсбергом и проводником на жизненном пути становилась музыка. Панк-движение, первым прорвавшееся сквозь железный занавес, отходило на второй план и неизбежно скатывалось в немодное подполье, в то время, как кардинально другая философия и культура, тесно связанная с культом индейцев Америки, уже завоёвывала сердца и умы подрастающего прогрессивного поколения.
Они называли себя рэйверами. Они свято верили, что не одиноки во Вселенной и в качестве знаков отличия избрали яркие одежды цветов воспаленного сознания, рассказы фантастов, которыми заслушивались в прямом эфире модной радиостанции, а после еще целую неделю пересказывали друг другу, и синтетические наркотики. Что касается последних, в них недостатка не было. Тут играло роль всего два фактора – связи и деньги. Причем материальная составляющая была зачастую важнее.
Зеленоглазая девочка Кэт знала всю кислоту наизусть, ну, или почти всю. Она родилась в семье, где финансовые проблемы были самыми незначительными из всех, а значит, карманные расходы без сожаления тратились на всяческие «птички» и «марки». После каждого химического опыта над своим телом и душой впечатление от состояния измененного сознания (или, как принято выражаться, СИС) складывалось в специальную мозговую копилку со множеством преувеличений и даже откровенной лжи. Сказать по правде, «прикалывать» наркотики прекращали почти сразу: очарование таяло буквально на глазах, стоит только критически рассмотреть их воздействие на неокрепший организм и последствия. Это была искусственная романтизация культуры СИСов, истиной целью которой было всего лишь общение, а именно – нахождение общих тем. Действительно, в любой момент в компании кто-то доставал новое впечатление из личной копилки и делился со всеми: ведь здесь эта запретная и одновременно сказочная тема понятна и приятна каждому.
Кэт почти сразу и как-то незаметно, даже для самой себя, поняла эту самую главную идею и стала одним из яростных «коллекционеров». Но почему-то это все равно не помогало ей стать счастливой. Была еще одна тема, часто обсуждавшаяся в ее компании и доселе неизвестная для самой Кэт, – любовь и секс. Безусловно, пальма первенства здесь принадлежала общепризнанному лидеру – явлению под названием «оргазм». Начитавшись умных книг (по крайней мере, тех, что смогла достать), воображение взрослеющего подростка захватил странный и абсолютно законный наркотик, но для его добычи необходимо сначала обзавестись любовником, причем таким, чтобы корень «люб» в этом слове был отнюдь не случайным.
Герой для неискушенного девичьего сердца появился довольно быстро. В каждом коллективе, группе или тусовке обязательно найдется «свой в доску парень», душа компании и естественный фаворит практически всех особ женского пола. Таковой разыскался и в маленькой кучке кислотно-ориентированных подростков. Согласно сложившейся моде, он всегда надевал на себя все самые яркие и несуразные футболки, больше всех знал историй о «неповторимом грибном трипе» и сочинял самые идиотские, а оттого самые необычные стихи. В общем, как говорится, он «и чтец, и жнец, и на дуде игрец». Конечно, таких юных дарований тогда было с избытком на любой дискотеке, но для Кэт Санчес стал тем самым единственным, неповторимым и глубоко обожествляемым существом, которого она так долго искала. И, конечно, романтический герой с удовольствием поддался ее чарам: ведь ему досталась самая красивая и одухотворенная девушка.
Кэт по чуть-чуть и как будто по кусочкам становилась счастливей. В тот момент жизни, можно было с уверенностью сказать – она отдаст за него жизнь, если потребуется, даже если не потребуется – все равно отдаст. Наверное, такая уж эта женская натура: жертвенность и драматизм должны постоянно идти бок-о-бок с любовью и счастьем. Иначе эти самые любовь и счастье получаются какими-то ненастоящими. И, возможно, в этой довольно заурядной лавстори можно было бы поставить точку, если бы ни одно «НО» – Санчес действительно ничего не умел делать по-человечески: ни любить, ни ненавидеть, ни расставаться. Его незаурядность, пожалуй, более всего проявлялась в неадекватности поступков. И когда ему в очередной раз взбрело в голову расстаться с Кэт (а надо заметить, расставались они регулярно), он просто исчез. Будто не было его вовсе, не оставив никому из знакомых и родственников ни единой координаты.
Сначала Кэт искала его. Она наизусть знала номера больниц и моргов, адреса и явки всех местных дилеров, прошлась вдоль и поперек по семейным узам Санчеса, познакомившись даже с внучатой племянницей первой жены двоюродного дяди по папиной линии. Результатов это не приносило. Потом она решила уйти из жизни: раза три резала вены, бросалась под машины, даже как-то раз купила три грамма почти чистого героина, твердо намереваясь всадить его разом в вену, но в последний момент все же передумала и кому-то подарила. А затем наступила депрессия. Глухая, почти безболезненная, пульсирующая тошнотой и безволием тягучая субстанция апатии накрыла Кэт с головой.
Можно было бы пить, но алкоголь с утра отпускал и не оставлял ничего, кроме похмелья. Можно было бы податься в секту, например, к кришнаитам или еще каким-нибудь духовно просветленным. Но Кэт резко перестала верить в любых, даже самых экзотических богов. Можно было бы продолжить собирать в и так переполненную копилку различные, а чаще – такие же грустные и однообразные, СИСы. Но веселые картинки из страны Зазеркалья для страдающей души могли обратиться страшными видениями и кошмарами. Кэт знала о таких вещах не понаслышке, а потому и этот вариант отпадал. Оставалось только трахнуть всех знакомых и незнакомых Санчеса – быть может, он как-то узнает и будет очень и очень злиться… Но секс для Кэт так и остался чем-то непонятым: быть может, у Санчеса было мало опыта, быть может, он врал, и опыта у него не было совсем, а быть может, дело было в самой Кэт. Но так уж получилось, что таинственный оргазм остался для зеленоглазой девочки всего лишь книжным термином. И она постепенно склонялась к мнению, что это ровно то же мистическое удовольствие, как и обожествляемый всеми кислотный трип.
Шло время, школьные годы быстро исчерпали себя, было необходимо сделать новый ответственный шаг. Но, по понятным причинам, никаких шагов Кэт делать не хотелось. С большим усилием и за серьезную сумму ее родителям удалось пристроить девочку в какой-то не очень известный, но зато государственный ВУЗ, где ей предстояло грызть гранит науки в течение пяти лет, готовясь стать заурядным экономистом. За это время сознание Кэт изменилось: во-первых, все-таки она перестала быть Кэт. Теперь она стала Катериной, Катей и даже Катюшей. Во-вторых, старые друзья сменились новыми: кто-то пропал сам, кого-то Катя вычеркнула из своей жизни, некоторые умерли или почти умерли. Ну, а в-третьих, она больше не испытывала чувства любви. Нет, влюбленности случались. А принимая во внимание то факт, что Катерина была весьма недурна собой, происходило это с завидной частотой. Но любить по-настоящему, как тогда, в той самой, казавшейся прошлой, жизни – не получалось. Будто что-то перегорело, перестрадало, ушло в неизвестность вслед за Санчесом. Но она не переживала по этому поводу. Скорее наоборот: эта самая любовь так тесно связана с болью, что лучше уж и не знать, каково это – любить. А когда родители поставили ребром вопрос о замужестве, Кате даже и сопротивляться-то не хотелось. Ну, какая разница от кого рожать детей и кому готовить ужин?
Как оказалось, в постели все мужчины плюс-минус одинаковы: есть спринтеры и стайеры, есть молчуны и есть любители побеседовать, бывают доминанты и те, кто больше любит подчиняться. Однако всех их объединяла одна огромная общность – они не умели по-настоящему хотеть. Да, конечно, животный инстинкт заложен в каждом. Правда в подавляющем количестве случаев он проявлялся лишь в утреннем «солнцестоянии». Но тут дело было в другом…
Как это объяснить?.. Когда твой партнер хочет именно сейчас и именно тебя, когда желание окутывает его с головой, когда человек сам порой не отдает отчета в том, что делает… Наверное, точнее всего подошел бы термин «аффект». Таким был в глазах Кати Санчес. Или ей уже спустя столько времени это казалось? Быть может, ее психология начинала неизбежный процесс приукрашивания прошлого? Да, похоже на то. Но это не имело глобального значения. Катя твердо знала: вот сейчас ей подыщут лучшую партию, через год они распишутся, а еще через некоторое время у них родится первенец, потом, возможно, и еще один малыш, а затем будет ползти по накатанной серая, тусклая жизнь ни для чего и ни за чем. Кое в чем она не ошиблась.
«Лучшую партию» звали Серёжей. Он был племянником какого-то папиного партнера по бизнесу. Серёжа был среднего роста, хрупкого телосложения, близорук и косил на один глаз. Однако это не было его самым худшим недостатком. Самым ужасным Кате казалось его постоянная привычка безудержно хвастаться своими даже сомнительными достижениями. Причем он умудрялся делать это так, что семейство Шубских буквально впадало в групповой экстаз за вечерней трапезой, выслушивая очередную басню в исполнении Серёженьки. Со временем Катя научилась пропускать эти моменты мимо ушей, точно так же, как и научилась говорить ему «я тебя люблю». Лишь поначалу было трудно, но потом вошло в привычку и стало даже отчасти приятным.
По сути, Серёжа был хорошим человеком и, возможно, даже как-то по-своему любил свою невесту. По крайней мере, он самый первый начал взахлеб говорить о свадьбе, будущих потомках и об уютном семейном гнездышке. Это была серьезная, нормальная перспектива, о которой мечтают очень многие девушки. И Катя свято верила, что ей повезло, что именно так выглядит настоящее женское счастье, что именно с этим человеком она пройдет рука об руку свой жизненный путь.
Свадьба была определена на начало осени. К этому времени Катя должна была защитить свой дипломный проект, сделать все соответствующие приготовления в Москве и улететь к Серёже на остров Сахалин, где он занимался становлением собственного бизнеса и находился аж с конца мая. Родители с обеих сторон сгорали от нетерпения. Например, Катина мама на всякий случай запаковала дочери чемодан еще тогда, когда Катя только готовила диплом. А папа любезно подыскал два скромных обручальных колечка с бриллиантом. В свою очередь Серёжа прислал невесте небольшой предсвадебный подарок: на имя Екатерины Шубской в Москву прямиком из Японии в контейнере отправился трехдверный Mitsubishi Рajero с правым рулем. Это серебристое чудо жених откопал на каком-то аукционе и купил, естественно, за копейки, правда просчитался, что пересылка за три девять земель будет прилично стоить. Но горевал он недолго: дела набирали обороты, Серёжа уже обжил к приезду Кати четырехкомнатную квартиру (которая стоила примерно как «однушка» на окраине Москвы) и целомудренно дожидался конца лета.
Наверное, с тех пор у Кати проявилась страсть к большим машинам, ведь на тот момент она только получила права, и Джерик (как уменьшительно-ласкательно звала она свой «Мицубиси») стал ее первенцем. Она часами обкатывала машину по ночной Москве, вдыхая такой родной загазованный воздух столичных улиц и во все глаза глядя на блеск красных звезд башен Кремля, на притягательное свечение плодящихся со скоростью света неоновых вывесок, на огни, обрамляющие мосты, здания и арки. Катя мысленно прощалась с лучшим местом на земле, и более всего она боялась больше никогда не увидеть свою маленькую родину, где прошло детство, юность, где она когда-то научилась любить и страдать совершенно по-настоящему. Это была ее «персональная» Москва, окаймленная прямоугольником окошка машины.
Но так уж распорядилась судьба, что планы несколько изменились. И один, почти невинный звонок заставил опуститься душу Кати в самые пятки. Просто до боли знакомый голос теплым вечером третьего августа сказал в трубку: «Привет!».
***
Девушка на автомате ответила то же «Привет», но мысли ее уже начинали беспорядочно шевелиться, примеряя варианты развития событий. Конечно, голос принадлежал Санчесу. Кроме него в этом мире больше никто не умел так совершенно искренне и безрассудно радоваться. Его позитив иногда даже пугал. Но сейчас приподнятое настроение было скорее всего маской, скрывающей неуверенность и нервную дрожь.
– Как дела? – невзначай поинтересовался он.
– Все хорошо, – улыбнулась в трубку Катя, принимая правила игры.
– Здорово, у меня тоже! – Санчес продолжал разговор в такой непринужденной манере, как будто он только вчера звонил по этому же номеру. – А я вот думал, все там ты живешь или нет. На всякий случай решил звякнуть. Ты чем сейчас занимаешься?
Катя сползла на пол и села, как-то по-детски обнимая колени руками.
– Да ничего. Вот собиралась принимать душ…
– Душ? Вау! А можно мне посмотреть? Ха-ха! Шучу! Может, увидимся?
– Ну... Можно. Когда?
– Ты ведь у родителей сейчас? Я могу быть у тебя через сорок минут.
– Хорошо…
– Ну, тогда до встречи!
В трубке послышались гудки, а Катя все прижимала крепко-крепко ее к уху и не верила тому, что услышала секунду назад.
Нет, она не удивилась тому, что Санчес жив, она почему-то знала это всегда. Безосновательно, знала и все. Просто не могло в мире произойти так, что Саши не станет, это было бы неправильно. Скорее ей было непонятно, ЗАЧЕМ он звонил ей? ЗАЧЕМ ему надо ее видеть? Что ему нужно? Чего хочет? Он жил в ней, все это время жил, иногда она даже умудрялась помолиться за его здравие и благополучие тем самым богам, в которых сама не верила, но для Санчеса делала исключение. И все же как так получилось, что он не забыл о ней? Почему не объявился раньше? Почему сейчас, когда билет в один конец до острова Сахалин уже лежит в гостиной под хрустальной вазой, Саша все-таки позвонил?..
Наверное, в этот вечер она собиралась на свидание точно так же, как когда-то в первый раз шла на встречу к какому-то прыщавому пацану. Она даже умудрилась зачем-то сделать эпиляцию и несколько раз почистила зубы. На удивление сегодня Санчес был, как никогда, пунктуален. Ровно через сорок минут (ну, или сорок с небольшим) зазвонил домофон, и Катя стрелою вылетела за дверь. Перед домом, напротив подъезда припарковался незнакомый черный Galant. Катя заглянула в окно и обнаружила там Санчеса, который упорно делал вид, что оказался тут совершенно случайно. Он замахал руками, радостно улыбаясь и одновременно разгребая всякий хлам с кресла, на которое жестом пригласил Катю.
– Куда рванем? – просиял улыбкой Саша.
– Ну, ты мужчина – ты и выбирай!
Катя знала, что он ждал этот ответ, она никогда не позволяла себе решать за мужчину, даже в мелочах. Поэтому Саша подмигнул и уверенно вырулил по направлению к заранее намеченной цели.
– Я тебе сейчас мое любимое место покажу! Оно может тебе показаться слегка экзотичным, но уж не обессудь, такова моя экстравагантная натура, – Саша буквально светился переполнявшими его чувствами важности и гордости.
Катя же тем временем мило улыбалась и поглядывала на своего бывшего, подмечая те изменения, что с ним произошли.
Несомненно, он изменился. Но как ни старался (а Саша, по всей видимости, все-таки очень старался), выглядеть стильно и одеваться со вкусом ему не удавалось никогда. Даже сейчас, когда адские футболки сменились более нейтральными, а в гардеробе появилась такая вещь как пиджак, который Смирнов не побрезговал надеть, все вместе это смотрелось нелепо. Завершали ансамбль джинсы с въевшимися напрочь пятнами масла, наскоро поглаженные, а оттого с корявыми заломами. Значит, подумала Катя, он может работать где-нибудь в автосервисе. Саша слегка раздобрел, с тех пор как она его помнила сопливым мальчишкой, и из-под голубой футболки просматривалось солидное пузико, образовавшееся скорее всего в связи с появлением машины и заменой психоделических средств на щадящее пиво. С родом деятельности Катя все-таки ошиблась. Автомобили были Сашиным хобби.
– А теперь, – взахлеб вещал Саша, провожая Катю по лестнице, ведущей в ресторан, – я готовлю целый проект: собираю под свое начало гоночный клуб рейсеров. Мы станем первыми независимыми гонщиками в Москве, а потом – и целой России!
Катя оглянулась вокруг: как она и подозревала, ее привезли в суши-ресторан, пытаясь произвести максимально положительное впечатление. В то время, суши были на пике популяризации и считались заведениями для состоятельных граждан. Но поскольку Серёжа, её жених, никогда не был человеком нуждающимся, он постоянно водил свою ненаглядную по разного рода злачным местам, в том числе в рестораны. К слову сказать, конкретно этот он считал «столовкой», так что здесь Катя действительно была впервые.
– Ты, кстати, китайскими палочками умеешь пользоваться? – хитро сощурился Саша.
– Ну… – Катя затруднялась ответить, хотя бы потому что не хотела ставить Санчеса в неловкое положение. – Пробовала пару раз, – и она виновато улыбнулась, состроив глазки.
– Ой, ладно, ну! Не стесняйся! Я тебя сейчас быстро научу, вот увидишь – это очень и очень просто! Главное – практика, – самодовольно мурлыкал Санчес, даже не замечая на входе поздно спохватившуюся хостес и увлекая Катю за собой вглубь зала.
Они уселись на места для двоих рядом с окном, прямо напротив того места, где они будут сидеть вновь спустя семь лет. Саша еще много и увлеченно рассказывал о своих больших гоночных планах, обещался пригласить Катю на ближайшие гонки, упоенно сыпал какими-то специальными автомобильными терминами, в которых Катя совершенно ничего не понимала и в свою очередь все больше молчала да улыбалась, с каждой минутой понимая, что ее всё сильнее затягивает в водоворот этих голубых глаз напротив, этого такого знакомого голоса. Ее даже умиляло слегка расплывшееся от лишних килограммов лицо и неподстриженные вовремя лохматые пряди волос, торчащие в разные стороны смешными русыми антеннами. Она еще не знала об этом, но уже прощала его за все. На самом деле, она простила его еще тогда – пять лет назад, когда в перерывах между сдачей экзаменов в школе мчалась на другой конец города за новостями – не появился ли где-нибудь Санчес? А Саша искренне думал, что вот теперь все в порядке. Вот теперь – он молодец, и сделал всё, как нельзя лучше. За то время, пока они не виделись, он часто размышлял о том, правильно ли он поступил? Но сейчас он абсолютно точно знал – правильно. Ведь перед ним сидела красивая, цветущая, молодая девушка. Повзрослевшая, но расцветшая, помудревшая, но умеющая все так же очаровательно, игриво улыбаться. Кроме того, в рукаве у него остался еще один, совершенно безотказный козырь, от которого млеют все девушки без исключения.
Закончив трапезу, они вышли на улицу. Саша прикурил сигарету и, приблизившись к Кате, тихо спросил:
– Может, прокатимся?..
– Прокатимся…
Сквозь духоту московских дворов, по шоссе, мимо домов и чужих судеб, обгоняя попутные машины и рассекая надвое плотный августовский воздух, мчался блестящий черный «Галант», практически не сбавляя скорости на поворотах. Что-то выкрикивали из окон водители, где-то уже успел мигнуть красный свет, слышались возмущенные сигналы машин… Катя не слышала ничего этого. Она мягко оплывала в своем кресле, впитывая, как податливая губка, любое слово, любой жест человека, который так уверенно и бескомпромиссно управлял этой сказочной ракетой. И это было похоже на фантастический полет. Почему-то ей даже в голову не приходило, что они могут разбиться. По большому счету – это было все равно. Ей давно не было настолько легко, давно так не колотилось сердце, и душа не трепетала так нежно и ранимо.
Утекало время, над городом поднимался багряный рассвет. Они вдвоем стояли на набережной, о чем-то беседовали. Саша все так же воодушевленно мечтал о грядущих гоночных победах, Катя тихо улыбалась и подбадривала его. Но надо было возвращаться домой.
У знакомого подъезда автомобиль притормозил с оглушительным визгом, нарушая тишину спящего двора. Саша помолчал.
– Ну… Пока… – скорее вопросительно произнес он после некоторого раздумья.
– Пока, – отозвалась Катя, но осталась неподвижна.
Снова наступила неловкая пауза.
Катя отстегнула ремень и дернулась за ручку – дверь заблокирована. Она повернулась к Саше – тот как-то нервно гладил руль.
– Откроешь?..
– Угу… – Саша потянул время еще немного и наконец нажал кнопку разблокировки.
Девушка щелкнула замком, и дверь поддалась. Уже заходя в подъезд, она услышала шаги позади себя. Это Саша мчался за ней.
– Я еще раз хотел попрощаться… – он улыбнулся, но на сей раз это получилось у него как-то совсем наигранно.
– Ну… – Катя неотрывно смотрела в его глаза. Она снова видела того самого человека, в которого умудрилась влюбиться. Сердце сжалось внутри так сильно, что стало больно дышать. – До встречи?..
– До встречи, – Саша сделал шаг вперед.
Катя на мгновение замялась, потом как, будто что-то вспомнив, шмыгнула за дверь и помахала игриво рукой. Расстроенный Саша сделал тот же жест в ответ и, сгорбившись, побрел прочь к машине.
Девочка Кэт чувствовала, что ей вновь шестнадцать. Она не стала вызывать лифт, а бросилась бежать по ступеням – напрямик на шестой этаж. Так много было в ней сил и энергии! Она не бежала, нет. Она летела! И даже не заметила, как уже очутилась дома, громко дыша, с горящими глазами она смотрела на свое отражение в зеркале и узнавала те самые юные, безраздельно любящие черты, которые, казалось, угасли навсегда.
Вдруг зазвонил домашний телефон, она поняла, что забыла оставить Санчесу номер своего мобильного, но к тому же вспомнила, что не взяла телефон с собой в принципе.
Катя схватила трубку.
– Я просто хотел пожелать спокойной ночи! В смысле… Доброго утра…. Короче, сладких снов. Ну, ты меня поняла, – Саша усмехнулся сам себе. – В общем, спи крепко, и пусть тебе снятся плюшевые мишки и голубые облака.
– И тебе… Добрых снов, – улыбаясь, она положила трубку.
В этот момент взгляд упал на мобильник, валяющийся на полу: видимо, он звонил и от вибрации свалился с тумбочки. Так и есть – на дисплее светилось пятнадцать непринятых вызовов.
***
В течение всей недели Катерина несколько раз ссорилась и мирилась с Серёжей. «Случайно оставленный дома телефон, пока гуляла с подружками» – ему казался минимум неубедительной отмазкой. Ревнивый жених бесился от невозможности хоть как-то проверить те данные, что предоставляла ему Катерина. Вот вчера она была на Дне рождения у Ирочки (Кто такая эта Ирочка? Почему он ее не помнит?!). А сегодня они с Аллой собрались на распродажный шопинг (С каких это пор Катя так интересуется распродажами?!). А завтра… А завтра у Катерины столько дел, что вообще некогда будет поговорить. Серёжа негодовал, он бессильно ругался в трубку, потом судорожно извинялся и снова повышал голос. В прямом смысле слова он считал дни до двадцать девятого числа, когда самолёт Москва – Южно-Сахалинск коснется своими шасси той самой земли, где они с Катей буду жить долго и счастливо. А сейчас ему оставалось лишь уныло соглашаться с тем, что рассказывала ему ненаглядная.
Но рассказывала она ему, надо заметить, чистую правду. За исключением того самого небольшого эпизода, когда на мгновение в её жизни появился Санчес. Но, как он появился, точно так же и исчез. Почти целую неделю от него не было вестей. Катя корила себя за то, что не обменялась с ним номерами, что не может вспомнить ни один из его прошлых телефонов, что не в состоянии никак с ним связаться. Она даже начала думать, не случилось ли чего с ним, и нарочно спешила домой пораньше, чтобы не пропустить звонок, если Санчес вдруг позвонит. К тому же Катя впервые в жизни сделала запись на автоответчик, которым прежде ни разу не пользовалась. Но все предпринятые меры оказались бесплодны. Телефон предательски молчал, записи на автоответчике оставались кристально чистыми. Потихоньку Катя спускалась с небес на землю и все чаще поглядывала на белый прямоугольник, лежавший в гостиной под хрустальной вазой.
Она вдруг осознала, что до сих пор не сделала одной очень важной вещи – не купила белого платья для будущей церемонии. Почему-то очень не хотелось его покупать, но Катя прекрасно понимала: там, на острове ей будет хотеться этого еще меньше, хотя бы потому, что со свадебными салонами там напряжёнка. Наконец, она решилась. Позвонила Алке, с которой пару дней назад отоварилась в новом гигантском торговом центре, и договорилась, что в субботу они все-таки что-нибудь подберут.
Была пятница, за окном вечерело. Июльскую духоту безудержно развевал ветер грядущей близкой осени. Катя стояла на балконе и сладко затягивалась табачным дымом. Курить она давно бросила, но иногда, когда стоят такие теплые и абсолютно спокойные вечера, и можно гулять хоть ночь напролет, когда родители уехали в продолжительный отпуск и окопались на даче, так было приятно вдумчиво затянуться раз-другой, размышляя о прошлом, о будущем, о настоящем. Сейчас она принимала мир таким, какой он есть: простым и сложным, легким и тяжелым, мудрым и вечно юным. Ей больше не хотелось сопротивляться ни предстоящей свадьбе, ни переезду из любимого города, ни жизни вдали ото всего, что так любо ее сердцу.
Однако размышления эти были прерваны телефонным звонком. Катя, даже не туша сигарету (поскольку предков-то все равно нет), вальяжно и не торопясь, подплыла к трубке. Она прекрасно знала, что скорее всего это Алка. Вот сейчас она расскажет, что совершенно неожиданно у нее появились планы, тысячу раз извинится, обвинит во всем обстоятельства, а в итоге Катя будет искать свадебный наряд в гордом одиночестве.
Но это была не Алка.
– Привет!
Голос на том конце провода скорее всего принадлежал человеку, который только что выиграл миллион. Иначе откуда еще столько радости?
– Привет.
– Как дела?
– Да нормально всё…
– Че делаешь? Опять в душ собираешься?!
Даже через расстояния Катя, как наяву, видела поблескивающие хитрецой глаза Санчеса.
– Нет, не угадал! – засмеялась она. – В душе я уже была. А сейчас собиралась посмотреть какое-нибудь кино…
– Вот и отлично! Я минут через двадцать буду у тебя, поедем вместе на гонки!
– Куда?! – Катя не поверила своим ушам.
– На гонки! Ну, помнишь, я рассказывал? Так вот стихийно получилось, меня самого только полчаса назад предупредили, я только и успел, что побриться да схватить кое-какие шмотки. Гонки будут во Владимире. Там столько народу собирается!..
– Минуточку! – резко оборвала его Катя. – Как это во Владимире? А жить там где? И вообще…
– Кэт, не парься! Все будет хорошо – я те обещаю! Будет весело, будет куча пиплов, куча драйва и красивых тачек! Ну?.. Я почти у тебя! Решайся!
– Ну… Хорошо…
– Класс! Всё, я лечу! – послышались гудки.
Мозговой аппарат начал оперативно соображать: первое – надо звонить Алке и придумать какой-нибудь повод, чтобы не идти в магазин завтра; второе – надо что-то вразумительное сказать Серёже, он же сейчас позвонит, он всегда звонит по вечерам; третье – надо ведь что-то взять с собой! А что? Как одеться? Может про запас что-то взять? Сколько надо денег?
Катерина шустро металась по комнате, на ходу сочиняя сначала подруге, а потом и жениху истории болезни, занятости и прочих независящих от неё обстоятельств. Санчес стоял уже у дверей, когда она пыталась найти хоть каких-нибудь два одинаковых носка, ибо давно уже не одевала кроссовки, а из одежды на ней были разве что незастегнутые джинсы. Саша топтался на пороге, изредка поглядывая на часы, и краем глаза следил за Катиной обнаженной спиной, которая то и дело мелькала в дверной щелке. Ему даже стало неловко от этой картины.
Наконец, Катерина решительно появилась из своего убежища, держа в руках пакет с каким-то девичьим барахлом.
– Я готова! – гордо заявила она.
На ней были голубые джинсы, туго обтягивающие длинные стройные ноги, и белая футболка, едва прикрывавшая поясницу. Вдобавок Катя решила нацепить короткую джинсовую курточку под грудь (ну, все-таки ночь на дворе, холодно). В таком прикиде ей и впрямь можно было дать, если не шестнадцать, то восемнадцать максимум. Не понятно зачем, она вставила в уши огромные серьги кольцами и намалевала «незаметный боевой раскрас».
Санчес сглотнул и выдохнул:
– Поехали?
– Поехали!
Уже в машине он посвящал свою спутницу в план действий:
– Значит так: ща едем на точку, веселимся, разогреваемся, держим позитив, а потом часам к двум ночи – на трассу. Там в это время никого, там и будет настоящий драг!
– А что такое драг? – робко поинтересовалась Катя.
– Блин, ну, я же те говорил! Короче, две тачки стартуют одновременно, разгоняются до максимума и на финише – БАМ! Кто, кого, на сколько капотов обставил – тот и молодец! Ясно?
– То есть это соревнования наперегонки? – сумничала Катя.
В ответ Санчес возмущенно зарычал:
– Ой, ну, что вы женщины любите всё так опускать? Это ж не просто наперегонки! Наперегонки ты с девчонками в школе на физре бегала! А это – драг! Суть разная. Не просто обогнать, а насколько капотов обойдешь, как технически это сделаешь… Понятно?
– Понятно, – лучше было согласиться.
На «точке» народу было и впрямь много. И машины кое-какие были – разношерстные, как и их хозяева. Тут стояло несколько припаркованных «Селик» (видимо из одного клуба), там стоял какой-то красивый гоночный «Субару», в центре деловито потеснила всех в стороны невзрачная отечественная «Восьмерка», а где-то вдалеке приветствовал толпу мощным рычанием серьезный спорт-кар, марку которого разглядеть было невозможно, но зато слышно – очень хорошо. Мальчики и девочки относительно юного возраста, а также солидные дяди и тёти, толпились у машин с пластиковыми стаканчиками в руках и что-то оживленно обсуждали. Катя легко различала «владельцев», «увлеченных» и «багаж» – то есть точно таких же, как и она, в основном девушек, которых взяли с собой исключительно за компанию. Похоже, большинство людей были знакомы между собой, должно быть, они часто собираются примерно в одинаковом составе. Оттого Катя то и дело отмечала на себе любопытные и просто оценивающие взгляды. Один раз услышала тихую фразу:
– Смотри, смотри! Санчес телку какую-то приволок!
С неподдельным удивлением и огромной радостью она разглядела в людской массе пару знакомых лиц – Тима и Костика. Еще тогда, когда в их отношениях с Санчесом царила какая-никакая гармония, они были знакомы и даже неплохо общались. И Тим, и Костик уже знали о том, с кем приедет Саша, и встречи они этой ждали. Тим, потому что девушка эта ему нравилась в самом широком смысле, и, если б не связывала его с Санчесом крепкая мужская дружба, он бы давно рискнул постучаться в Катины двери. А вот Костик просто по-дружески соскучился по старой боевой подруге, и пообщаться с ней сейчас было очень кстати, потому как в гонках он понимал столько же, сколько в ядерной физике.
Тем временем Санчес куда-то испарился. Как объяснили ребята, это нормальное явление: с шилом в одном месте Саша живет от рождения, а если уж дело касается гонок, то действие того самого шила возрастает многократно. Время летело быстро. По сути, Катю сами гонки особенно не тревожили, зато предаться ностальгии можно было сполна, вспоминая лихие школьные годы.
Около половины второго объявился Санчес.
– Развлекаетесь?! – возбужденно поинтересовался он. – Так, короче, сейчас все по машинам и – на трассу. Только что пацаны отзвонились, что перекрывают.
И он тут же исчез. Катя пожала плечами, не зная, куда же ей теперь податься. Тим любезно предложил поехать втроем с Костиком в его машине, потому как велика вероятность того, что Саша даже не вспомнит, что должен кого-то откуда-то забрать.
Когда они прибыли на обозначенное для драга место, там уже было значительно больше и людей, и машин. Судя по всему, некоторые решили обойтись без разогрева и сразу приехали на трассу. Хотя трассой назвать это было трудно: две полосы в одну стороны, две – в другую, разве что покрытие неплохое, наверное, недавно был ремонт. Перекрывающие стояли далеко до начала старта и преграждали дорогу под предлогом ДТП, сообщая стартерам (тем, кто давал отмашку начала заезда) по рации о ситуации на дороге.
Наблюдать за гонками оказалось довольно скучно: во-первых, всё самое интересное происходит на финише, куда, кроме специальных людей, никого не допускали в целях безопасности. Во-вторых, Катя никого не знала, а на улице постепенно холодало. Ну, а в-третьих, единственный известный ей «Галант» в эту ночь не блистал – один раз победил, оторвавши на два капота, а остальные попытки были куда менее удачными.
Видя, что Катя начинает промерзать, Тим сначала заботливо кинул ей на плечи свою куртку, а когда и это перестало помогать, предложил отправиться ненадолго в машину и погреться там. Троица с облегчением направилась к авто, припаркованному где-то у черта на куличках, так как лучшие и самые близкие места к их приезду уже были заняты. Тим включил печку, настроил радио на непринужденное тихое журчание джаза и приоткрыл окно, чтобы выходил дым от сигарет. Мальчишки травили какие-то анекдоты, Катя рассказывала им о студенческой жизни, но на вопросы личного плана предпочитала отвечать уклончиво. Почему-то ей не хотелось рассказывать о том, что она без пяти минут замужем.
***
Над Владимиром поднимался рассвет. Некоторые местные жители, удивленные несвойственному для этого городка шуму на рассвете, с любопытством и порой раздражением выглядывали из окон, наблюдая за тем, как пестрая колонна московских стритрейсеров покидает их город. К этому времени Катя уже мирно спала, свернувшись, насколько это было возможно, клубочком на заднем сидении «Галанта», куда ребята осторожно перенесли ее из машины Тима.
Проснулась Катерина уже в Москве, точнее, ей пришлось проснуться – кто-то настойчиво будил ее, бесцеремонно дергая за куртку. Она открыла один глаз и не сразу поняла, кто этот нежданный будильник и где она в данный момент находится. Оказалось, она все еще была в машине Саши, но его самого поблизости не было.
Катя задала первый пришедший в голову вопрос:
– А где Санчес?..
– В магаз пошел за топливом. Вставай, блин! Машину отогнать надо!
Каким топливом? В какой магаз? Спросонья понять было очень трудно. Оказалось, будила Катю какая-то незнакомая девушка лет девятнадцати, нетерпеливо вертя в руках ключи от «Галанта». Как удалось выяснить несколько позже, то была одна из бывших Саши, с которой они решили остаться друзьями. На что подвыпивший Костик сипло усмехнулся и пробубнил нечто вроде: «Дружить – от слова жить». Впрочем, в данный момент эти прелюбопытнейшие подробности отходили на второй план.
Катю терзало сразу несколько вопросов, самым простым из которых был: «Который час?». Слава богу, в это время очень кстати подкатил Тим и, помогая выбраться еще не до конца очнувшейся девушке с заднего сиденья, пояснил, что находятся они где-то в районе Химок, где Санчес снимает квартиру, а времени сейчас около девяти утра. Это вполне объясняло, почему Катя чувствовала себя настолько разбитой: ей удалось поспать не больше трех часов, если это вообще можно было назвать сном – на заднем сидении легковой машины спать крайне неудобно.
Она протерла глаза: вокруг возносились к небу новенькие многоэтажки. Район только недавно был сдан, и большая часть квартир пустовала, дворы были одинокими и безжизненными, их даже еще не успели облюбовать заботливые владельцы собак. Катя заметила, что людей, которые, судя по всему, приехали погостить у Санчеса, оказалось довольно много – с десяток юношей и чуть меньше девушек. Все шумно о чем-то болтали, курили, кто-то уже успел где-то раздобыть «топливо» и прямо во дворе заправлялся пивом из банок.
– А это все с нами народ? – поинтересовалась Катя.
– Ну да, – спокойно ответил Тим. – Сейчас, может быть, еще Бумер приедет. Ты Бумера знаешь?
Катя покачала головой, от чего эта самая голова отозвалась глухой болью. Она поражалась тому, откуда у людей, не спавших всю ночь, проведших значительное время в дороге и потративших столько эмоций на гонках, оставались еще силы дальше гулять и пить? Удивительно. Ее совершенно искренним желанием сейчас были одеяло и подушка, но она уже догадывалась, что скорее всего поспать ей в ближайшее время не удастся.
Минут через двадцать подъехала какая-то незнакомая машина, которую все громко приветствовали, из нее вывалился уже успевший расслабиться Санчес и еще пару незнакомых граждан. Вся развеселая компания плавно перекочевала в квартиру.
В понимании Кати «квартира» – это когда, помимо стен, еще есть хоть какие-то предметы интерьера. Но, судя по всему, Саша был страстным поклонником минимализма: в его жилище был только компьютер, разобранный на части с торчащими в разные стороны проводами, холодильник, который предсказуемо оказался пуст, и надувной матрас на полу – всё! На стенах даже не было обоев, разве что пол был устелен серым, немытым как минимум месяц линолеумом. Катя поморщилась от сего зрелища. Она уже давно вышла из возраста, когда свободная хата, какой бы она ни была, это уже по определению круто, а понятия «комфорт» и «уют» перестали ограничиваться матрасом на полу. Но компания Сашиных друзей была вполне довольна и рада даже этому.
Дальше события пошли по вполне предсказуемому сценарию: вся честная компания разместилась по принципу «кто где упадет». Как водится в таких ситуациях, выпивалось бесчисленное количество алкоголя, пелись какие-то песни времен расцвета русского рока, а в довершение ко всему в дверь позвонили, и через минуту с грохотом и смехом к гулянию присоединилась троица новых персонажей, которая возглавлялась товарищем Бумером.
Бумер, он же Григорий Бумагин (отсюда столь пафосное прозвище «Бумер»), был недавним приятелем Санчеса и, по сути, новеньким во всей этой тусовке. Личность его представлялась весьма темной и скользкой, однако его с легкостью принимали, просто потому, что Бумер никогда не приходил с пустыми руками. Вот, например, сегодня он принес гашиш или, как его чаще величали здесь, «пластилин». Пластилин – вещь довольно коварная, особенно если раскуривать его после принятия алкоголя. Все вместе это может выдать совсем непредсказуемые эффекты. Катя прекрасно знала об этом, а потому отказалась сразу. Непонятно, по каким причинам, но Тим ее в этом поддержал. И, так как они оказались в меньшинстве, пришлось пересесть в другой угол, пока в соседнем творилось таинство раскуривания трубки Мира.
Тим оказался на удивление приятным собеседником. Он рассказывал о том, что планирует сделать карьеру юриста, любит путешествовать, а недавно увлекся горными лыжами. И все бы ничего, однако Катя чувствовала себя «не в своей тарелке». Она оказалась среди людей, чуждых ей, а тот, кто затянул ее сюда, похоже, сейчас вовсе о ней забыл, развлекая своих гостей на кухне играми в словесный понос. Если бы не Тим, Катя вообще давно развернулась и ушла. Ее мучил один вопрос, на который Тимофей, скорее всего, знал ответ, но она все не решалась спросить. Вопрос этот касался, конечно, Санчеса.
Но внезапно Тим ни с того ни с сего заговорил сам:
– Знаешь, когда Саня мне сказал, что виделся с тобой, я очень удивился.
– Удивился? Чему?
– Ну, как чему? – Тим сделал круглые глаза. – Он ведь тебя бросил! А ты согласилась с ним увидеться, причем даже не послала его.
Катя замолчала. На минуту ей представилось со стороны, как выглядит она сейчас: каким глупым и нелепым оказывается ее положение. И, что самое страшное, Тимофей это понимает! Но она мгновенно расслабилась: ну, какая разница? Она уже сделала безнадежно идиотский шаг – открещиваться было поздно. И Катя, как ни в чем не бывало, продолжила диалог:
– Просто мне стало интересно, как он поживает и куда тогда делся. Кстати, он так мне этого не сказал, где же он пропадал несколько месяцев?
– Да нигде не пропадал, – Тим сделал глоток пива из банки и продолжил: – Шлялся у каких-то непонятных знакомых по хатам. Потом, когда уже жрать не на что было, вернулся домой. Чуть мать в могилу не загнал. В общем, кругом дел натворил, – Тим грустно улыбнулся. – И о тебе постоянно трындел: «Мы с Катькой то, мы с Катькой это…». Я тя однажды в каком-то магазине видел. Ну, мне показалось, что это ты была. Так вот, Саня потом еще неделю допытывался в подробностях, что да как…
Он отхлебнул еще пива и смолк. Катя была поражена. Нет, это мягко сказано, ее буквально зазнобило от осознания того, что Санчес не забыл о ней и, похоже, очень переживал.
– Ты-то хоть скучала по нему? – вдруг спросил слегка окосевший Тим, и голос его неожиданно дрогнул.
Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, если бы вдруг в тот момент не подлетел к ним разгоряченный Саша с воплями о том, что настало время для танцев. Он схватил Катю за руку и потащил на кухню. Он был совершенно не в себе, может, даже не понимал, кого и куда так упорно тащит. Катя что-то сказала ему, высвободила руку и пошла на балкон курить в гордом одиночестве. Ей надо было подумать. Надо было понять, что происходит, что произошло, что будет еще происходить в ее жизни.
На часах тем временем был второй час дня. Народ, подкрепленный алкоголем и наркотическими воскуриваниями, потихоньку сдавал позиции и укладывался на ночлег в самых неподходящих для этого местах. Катя решила, что если сейчас упустит момент, то спать ей придется скорее всего на коврике в прихожей. Так что она решительно вернулась в комнату, нашла какую-то рубашку Санчеса, которая валялась рядом с общественным лежбищем, и нисколько не смущаясь (ибо смущаться было уже некого – люди вокруг окончательно потеряли последние задатки разума), скинула джинсы и вместо своей футболки накинула эту самую рубашку. Затем подвинула возлежавшие на матрасе тела. По стечению обстоятельств, одним из тел оказался Тим, который проглотил к тому времени еще одну банку пива и отрубался.
Катерина едва успела закрыть глаза, как на нее обрушился тяжелый и густой сон без сновидений. Он упала в черную яму усталости, и лишь изредка к ней возвращались обрывки сознания в тот момент, когда кто-то в очередной раз неловко колыхал матрас. Последний такой момент случился, когда чья-то неясная тень мелькнула перед ее лицом, а затем заботливая рука накинула сверху что-то теплое и мягкое. Катя улыбнулась сквозь сон и расслабленно вздохнула. Тень исчезла.
Она проснулась от острого ощущения, что за ней кто-то наблюдает. Катя приоткрыла глаза и увидела Санчеса, который лежал рядом и пристально всматривался в ее лицо. На улице было темно, судя по всему, наступила ночь, а в комнате не было больше ни звука – все гости куда-то испарились. Лицо Саши, ярко освещенное лунным светом, было бледно-голубым, а блестящие глаза его приобрели невероятный синий оттенок и светились мистическим светом. Он молчал и, не моргая, глядел в Катины глаза. Дышал он настолько часто и глубоко, что в этот момент девушке стало жутко. По телу побежали мурашки, сердце дико застучало, она невольно отшатнулась от него.
Он продолжал смотреть, потом сделал движение вперед, а затем резко всем телом навалился сверху на Катерину и замер. Он весь дрожал, а спина покрылась холодной испариной.
– Саша… – тихо начала перепуганная девушка.
Санчес не отвечал. Холодное синее пламя в его глазах горело в полную силу, а черты лица стали хищными и жесткими, почти неузнаваемыми. Скулы свело, а рот приоткрылся. Из него вырывалось учащенное горячее дыхание. Саша коснулся своими губами Катиных губ. Сначала едва-едва, будто в ожидании, что ему сейчас ответят, но Катя все пыталась отстраниться.
– Саш, не надо… – тихо попросила она, но слова уже не долетали до его мозга.
Саша прильнул к ней еще сильнее и начал медленно и сладостно целовать. Катя попыталась отстранить его руками, но он крепко взял ее запястья и сцепил их над головой девушки, чтобы она не могла сопротивляться. Все мощнее и напористее ласкал ее губы. Эмоции закипали и рвались изнутри. Саша начал покусывать, а затем больно и с полной силой вцепился зубами с нижнюю губу, прокусив ее. Катя вскрикнула, но крик получился глухой и почти неслышный, потому что Саша уже сдавливал ее шею и продолжал целовать, не отпуская ни на секунду. Ей стало душно. Горячо, душно, тесно, больно и очень страшно. Но к этому калейдоскопу ощущений примешивались новые, совершенно непонятные чувства, дать определение которым сейчас было нереально.
Саша продолжал безумствовать: он целовал Катино лицо, глаза, шею, и очень медленно, лаская каждый сантиметр, опускался все ниже и ниже, отодвигая ворот рубашки – единственный предмет одежды, который был сейчас на ней, не считая белья. В конце концов он вцепился обеими руками за воротник, пытаясь разорвать одежду надвое. Полотно лопалось со страшным хрустом, в разные стороны полетели пуговицы, безвольными обрывками свисали полоски ткани, выдранные и застрявшие в петлицах.
Катя больше не сопротивлялась, ее состояние было близко к обморочному. Она часто дышала и стонала, откликаясь на Сашины действия. Мир вокруг таял. Саша прильнул к ней всем телом и заглянул в глаза, в это время рукой он скользил по животу, запуская пальцы в пространство под бельем. Тут его лицо исказилось довольной гримасой, когда он нащупал пульсирующую, влажную плоть. Он повозился еще немного, разбираясь с предметами своего гардероба, прижался к щеке Катерины, закрыл глаза и начал медленно соединяться с ее телом.
Катя закусила губу. Внутри все вибрировало и колыхалось. Ей хотелось кричать. Саша схватил ее за волосы, резко притянул к себе, пытаясь, как можно глубже войти. Он продолжал двигаться, не останавливаясь ни на секунду, в каждое новое движение вкладывая все больше сил и напора. Его глаза уже заслезились, предвкушая скорую кульминацию, и всё остальное потеряло свое значение. Саша сильнее и сильнее сжимал руками шею Кати так, что ей уже трудно было дышать, еще жестче и глубже врезался зубами в ее плечи, скреб ногтями по спине и рвал волосы. Он задыхался, рычал, он готов был разорвать эту женщину на части. А у Катерины мир окончательно потерял свои ясные очертания. Разум затуманился и утопал в первобытном блаженстве. Ей хотелось обнять Санчеса, но руки не слушались. Она будто падала в пропасть, и волнами накатывало странное ощущение, что внутри нее что-то горит, и, разливаясь по всему телу теплом и дрожью, где-то на тонкой грани между болью и наслаждением, выходит вместе с надрывными стонами.
Катя уже забыла, где есть она и где все остальное. Уже не осталось сил кричать, она почти потеряла сознание, когда все тело сотряслось судорогой и замерло, прекратив шевелиться. Лишь учащенно с тихим хрипом работали легкие, и сердце вырывалось, как сумасшедшее. Спустя пару мгновений Саша тоже остановился. Вниз по лицу с влажной челки капал холодный пот, заливая глаза и испаряясь на горячем Катином теле. Саша покачнулся в сторону, упал на спину и несколько минут лежал неподвижно, глядя остекленевшим взглядом в потолок, шумно выдыхая открытым ртом.
Какое-то время они лежали молча и не двигаясь. Сине-серебряная комната наполнялась лишь биением сердец, и свет луны отражался в прозрачных каплях, покрывающих два влажных тела. Возможно, прошла вечность прежде, чем Саша смог вновь пошевелиться. Он приподнялся на локтях и посмотрел на Катерину: она лежала с закрытыми глазами, раскинувшись на матрасе. Санчес мягко коснулся пальцами низа живота, Катя вздрогнула от этого прикосновения, и вся покрылась мурашками. Тогда он встал, сошел на пол и, присев на корточки, начал подымать Катерину на руки.
– Ты что делаешь?.. – едва слышно прошептала она.
– В душ. Мыться, – твердо заявил Санчес. Похоже, он уже почти пришел в себя.
– Нет, погоди, не надо…
Сопротивляться было бесполезно. Катя чувствовала, что ей все еще не по себе. Ее мутило, очень хотелось пить, но шевелиться не хотелось совсем.
Душем оказался обложенной плиткой поддон со шторкой и прикрепленной сверху металлической лейкой. Саша поставил Катерину ногами на пол, для верности облокотив ее спиной к стенке, и включил воду. Прозрачные струи мгновенно окатили два обнаженных тела, пройдясь сначала прохладной водой. Саша намылил губку и бережно стал омывать Катерину сверху вниз. Понемногу ей становилось легче, горячая вода возвращала к жизни, Катя успела сделать пару глотков, чтобы совсем не зачахнуть от жажды. В голове шумело. Смутные воспоминания того, что произошло несколько минут назад, роились в голове словно дикие пчелы. Между тем Санчес заботливо очищал тело своей подруги, нежно массируя пенистой губкой, и, похоже, процесс этот ему очень нравился. Катя ощущала его движения, похожими на приятную щекотку. Вся поверхность ее кожи превратилась в сплошную эрогенную зону, и Катя вновь стала незаметно погружаться в состояние возбуждения.
Внезапно Саша отбросил в сторону губку, встал на колени и начал ласкать губами Катин живот, сползая левее и ниже, к тазобедренному суставу, проходя языком во внутренней части бедер. Катерина задрожала. Как-то удивительно чувственно получалось это сейчас у Саши, никто прежде не делал это ТАК. Ее снова захватило ощущение медленно нарастающего взрыва. Оно вцепилась пальцами в косматую голову. Ей хотелось, что это продолжалось бесконечно и никогда не заканчивалось.
Пульсации внизу живота бились все ярче, разгорались все активнее, что-то неистовое рвалось в глубине. Снова стало очень душно, то ли оттого, что горячий пар заполнил все небольшое помещение, то ли от чего-то другого. Катя вновь стонала, как раненый зверь, не в состоянии контролировать себя. Вдруг она замолчала, глаза закатились, колени задрожали и подогнулись, и Катерина поползла спиной по стене вниз. В этот момент Саша выпрямился, подхватил падающую девушку, плотно-плотно прижался, вдавливая в стену, и снова слился с ней в единое целое.
Кричать было уже невозможно, невозможно было произнести ни единого звука. Мысли подернулись туманом, а тело обмякло и стало полностью податливым. Уже теряя сознание, Катя успела различить, как сквозь дымку в голове до нее пытались достучаться звуки надорванного голоса Саши:
– Катя… Катюша… Ты слышишь? Ты слышишь меня, Катя?.. Катя?..
Он крепко держал ее за волосы и бил головой об плитку. После второго удара, девушка потеряла всякую способность что-либо соображать и отключилась.
***
Катерина проснулась, когда на улице уже вовсю светило солнце, а город жил своей обычной воскресной жизнью. Санчес обнаружился неподалеку. Он сидел с сигаретой в руках, медитируя на «Косынку» в мониторе компьютера. С первыми мыслями пришли и первые ощущение земного мира: страшно болела голова, монотонно пульсировали разорванные губы, ощущался какой-то дискомфорт в пояснице, и все мышцы стонали, как после тренажерного зала. Немного мутило. Желудок был абсолютно пуст, но есть не хотелось. А еще какое-то неясное предчувствие билось где-то в глубине души. Катя привстала, и Саша, услышав это, повернулся:
– Доброе утро! – сказал он в своей обычной манере, но почему-то глаза его сейчас не сияли.
– Привет, – прохрипела Катя. Голос сел, а горло побаливало.
– Завтрак?
– Нет, я домой. Надо…
Саша молча встал, натянул джинсы, разыскал запропастившееся ключи от машины и сделал вопросительное выражение лица. На это Катерина послушно сползла с матраса, оделась и побрела к выходу.
Ехали они молча. Катя не знала, о чем говорить, да и Саша был удивительно молчалив. Он только курил, курил, курил…
«Галант» притормозил у родного подъезда, Катя отстегнула ремень, открыла дверь.
– Эй!..
Катя повернулась.
– А на прощанье?.. Поцеловать?..
Катя перегнулась через сиденье, пресно чмокнула в щечку и удалилась.
***
Катя смотрела на свое отражение в зеркале: за неделю губа почти зажила, а синяки и шрамы практически сошли, даже темные следы от зубов на шее сильно посветлели. Лишь изредка гудела голова, видимо, все-таки имело место легкое сотрясение мозга. Санчес больше не звонил, но Катя знала о том, что он не позвонит. Просто знала и всё. Почему? Потому что это Санчес. Другого ответа у нее не было.
По понятным причинам, Сережа бесновал. Разговор с ним был длинный и жесткий. Он непреклонно требовал, чтобы Катя прилетела немедленно, но кое-как его удалось утихомирить.
Платье Катерине пришлось покупать в гордом одиночестве, дабы не объяснять любопытной Алке, откуда она такая красивая со следами Бородинской битвы. До отлета было совсем немного времени. Сложно сказать, почему Катя это сделала, но она позвонила Тиму и попросила электронную почту Санчеса. Без лишних расспросов он продиктовал адрес, и тогда Катерина написала то самое письмо, которым, как она надеялась, все и должно было окончиться. И, конечно, она не знала, что сейчас всё только-только началось. А узнала она об этом совсем скоро, когда за четыре дня до вылета поняла, что у нее задержка.
Нет, это была не паника. Две полоски на тесте – это еще не паника, но уже приговор. Катерина отложила в сторону бумажный тест, пошла на кухню и достала из шкафчика нож. Попробовала на палец лезвие – вполне острое. В одном форуме она как-то вычитала, что резать вены под горячей водой не больно. Так вот, это неправда. Еще как больно, просто боли она тогда не почувствовала. Катя резко и уверенно, без слёз и истерик полоснула ножом поперёк запястья. Кожа треснула надвое, обнажая синюшные вены и бордовую жидкость, которая медленно начала выливаться наружу. Катя села на пол и смотрела, как темные кровавые пятна покрывают все вокруг. Спустя минуты три голова закружилась, ощущение тошноты застряло в горле противным вязким комком. Катерина легла на спину, закрыла глаза и ее унесло туда, где нет этого странного и жестокого мира.
***
Она открыла сначала один глаз: квартира была все той же квартирой, лишь лужа на полу свидетельствовала о том, что в царство Аидово она еще не перенеслась. Рука слиплась с кровавым месивом, свернувшимся в бордово-коричневую субстанцию и закупорившую порез на запястье, собственно, поэтому она и осталась жива. Первое, что Катя припомнила, это то, что на том же форуме, где она откопала полезнейший совет о горячей воде, был и другой: резать вены надо не поперек, а вдоль. Почему – она уже сейчас понимала. Раненная конечность стонала, но боли больше не было, как не было и страха. Катя перемотала порез каким-то полотенцем и спустилась на улицу в парикмахерскую.
В этот день она впервые в жизни покрасила волосы – в черный цвет.
Глава пятая.
Мама.
Монотонно на белую эмаль раковины капала из крана вода. Катя пристально смотрела на незнакомого человека из Зазеркалья и глубоко дышала: сначала медленно втягивала ноздрями воздух, затем так же медленно, через приоткрытый рот выпускала. Вот так: вдох – выдох, вдох – выдох… Она пыталась слиться с ритмом каплющей воды и, как мантру, повторяла про себя: «Спокойно, спокойно, спокойно…». Катя закрыла глаза, впустила в сердце тишину и несколько минут стояла неподвижно, созерцая тьму.
Сердечный ритм сбавил обороты, мышцы, наконец, расслабились. Катя открыла глаза.
– Давай еще раз, – размеренно произнесла она незнакомке в зеркале, – что мы будем делать?
Незнакомка не торопилась с ответом, думала, а потом, взвешивая каждое слово, начала свой монолог:
– Все будет хорошо. Слышишь? Все будет хорошо. Не реви, не реви. Первое: нужно новое жильё. Все равно отсюда, скорее всего, выгонят. Поняла? Надо снять квартиру. Комнату. Что-нибудь. Но как можно скорее. Второе: нужны деньги. Нужно много денег. Слышишь? Это самое главное. Значит, нужна работа. Хватит реветь, всё. Спокойно, спокойно, спокойно. У тебя диплом, тебя возьмут куда-нибудь, но сначала квартира. Или комната. Сначала найди жильё.
Катя беспомощно поглядела в зеркало.
– А деньги на жилье? Говорят, надо оплачивать сразу два месяца…
– Спокойно. Родители дадут. И точка. У тебя есть девять месяцев, потом ты не сможешь работать.
– А Серёжа?.. Что я ему скажу?
– Ты скажешь ему ПРАВДУ, – отрезала девушка с черными волосами. – Правду. Он уйдет сам. И это будет уже не твоя проблема. Платье продай. За билеты тоже еще можно вернуть деньги. Всё, больше не плачь. Слышишь? Больше нельзя.
Катя села на пол, вытащила из кармана джинсов мобильник и набрала знакомый номер. Звонок через пару мгновений раздался на далеком острове Сахалин.
– Алло! – радостный Сережин голос разливался теплом в трубке. – Алло, любимая!..
– Серёжа…
– Да, зайчонок, приветик! – довольная улыбка Серёжи сияла даже через расстояния.
– Я беременна, – пауза. – Я беременна от другого мужчины, – и Катя отключила вызов.
Подумав еще мгновение, она отключила телефон совсем.
***
Спустя неделю Сережа вернулся в Москву, но больше с Катей они не виделись, он навещал ее родителей, однако Кати в доме Шубских больше не было. Она уехала, точнее – ее выставили за дверь. Собрали кое-какие вещи, сунули пару тысяч на аборт и убедительно «попросили» вернуться уже после избавления от возникшей проблемы.
Так Екатерина Васильевна Шубская, коренная москвичка с высшим образованием, родом из интеллигентной семьи, которая ни одного дня в своей двадцатидвухлетней жизни не работала, оказалась матерью-одиночкой без крыши над головой и стабильного заработка.
Первое время она скиталась по друзьям, пытаясь подыскать подходящие варианты жилья, но друзья закончились, и деньги тоже. Жильё так и не нашлось: Катя не уставала поражаться тому, как дорого в Москве стоит снять квартиру. Возвращаться к родителям она даже не думала: не позволяла гордость и принципы, а папа всегда учил её быть упёртой девочкой. Вот и пригодилось учение… Тогда Катя приняла решение, которое рвало ее душу на части, но это был единственный выход: она продала Джерика. Почти за бесценок, каким-то случайным людям по генеральной доверенности, но зато в течение двух дней у неё были деньги. Прощалась Катерина со своим «первенцем» так, как хоронят друзей и любимых. Если кого и могла она назвать своим самым лучшим мужчиной, то только свой автомобиль.
Вскоре кто-то из знакомых нашел ей комнату в квартире с хозяйкой: престарелая одинокая татарка, Айгуль Закировна, была женщиной строгой, но не жадной. Плату требовала небольшую, но своевременную, гостей не чествовала, детишек любила. Катерина показалась ей почти родной кровинушкой: стройная черноволосая девушка с большими зелеными глазами вполне могла сойти за юную татарку. Катя переехала в просторную комнату. Плюс этого варианта состоял и еще и в том, что метрополитен, который, по правде сказать, Катя недолюбливала, отсюда был в шаговой доступности, а офисов, куда мог бы потребоваться молодой специалист в области экономики, – предостаточно. Но вот как раз с работой оказалось гораздо сложнее. С одной стороны, молодым везде у нас дорога. Тем, кто только что окончил высшее учебное заведение и работал по специальности, гарантировались многие льготы и привилегии. С другой – в нашей стране частным работодателям закон не писан. Они, хоть и платят больше, но никаких гарантий давать не желают, а желают иметь человека с большим опытом в своей области. Катя как-то услышала, что секретари в некоторых компаниях получают иногда больше старших менеджеров, и она решила не брезговать этой профессией, если предложат солидный оклад.
На первом же собеседовании низкорослый мужчина в черепаховых очках, на вид – махровый еврей, внимательно рассматривал Катино скупое резюме, теребя листок формата А4 в своих волосатых пальцах и, причмокивая, что-то соображал. На самом деле человек этот, Всеволод Ааронович, которого при встрече в метро можно было легко спутать с простым московским нищим, был весьма значимой персоной. Он возглавлял довольно крупную компанию по производству и продаже мебели и уже имел наполеоновские планы, если не по захвату вселенной, то, по крайней мере, по сращиванию нескольких промышленных гигантов в один холдинг под свое зоркое око и острый ум. Он шестой раз пробежался глазами по бумажке и, страшно картавя, задал вопрос:
– Катерина Васильевна, а почему вы желаете поработать секретарем?
– Ну, видите ли… – начала было Катя, вспоминая заученный дома текст на тему «новое, интересное направление, в котором хочу расти и развиваться и т.д.», но Всеволод Ааронович, пронзительно взглянув на нее поверх очков, добавил:
– Деточка, только скажите мне правду. Очень не люблю я лгунов, – он мягко улыбнулся и приготовился слушать.
У Кати застрял ком в горле. Неужели прям вот сейчас сказать правду?!
– Послушайте, – наставительно начал снова потенциальный работодатель, – вот у вас здесь сказано, что оба родителя с высшим образованием, отец – предприниматель, а также имеет ученую степень в юриспруденции. У вас у самой неплохой диплом, и можно сделать карьеру в более престижной должности. Вам с бумажками ковыряться и на звонки отвечать зачем?
Катя сглотнула.
– Деньги очень нужны. Прям сейчас. А экономисты поначалу мало получают.
Всеволод Ааронович снял очки и потер глаза, затем встал с кресла и прошелся по комнате. Ему нравилась это красивая девушка с непонятной повязкой на руке. Она волновалась и делала это абсолютно искренне. Его посетило чувство, которое обычно никогда не подводило, а потому он все же принял решение довериться ему снова.
– Хорошо, – прокартавил он. – У вас будет месяц испытательного срока. На работу не опаздывайте – не люблю. «Косынку» раскладывайте сколько желаете, лишь бы работу всю сделали. Да, и ещё… Не приходите в джинсах.
Счастливая Катя выпорхнула на улицу. Город кружился над ней сочными, зрелыми красками, которые из последних сил стремились к жизни, предчувствую скорое увядание. Улицы наполнились осенними ароматами, а дни стояли теплые и ясные. Бабье лето цвело, даруя привыкшим к непогоде москвичам прощальные солнечные лучи.
Сегодня можно было побаловать себя чем-нибудь очень приятным, и Катя зашла в любимую кофейню, которую стала посещать всё реже и реже. На столе в белоснежной круглой чашке с матовой гладкой пенкой поверху грелся капучино. От него шел потрясающий карамельный аромат, терпкий и насыщенный, а вкус его был мягкий, сладкий, слегка горьковатый, такой приятно бодрящий и глубоко любимый. Вот бы начинать каждое утро с такой чашки!.. Но ведь когда-то так и было… И Сережа никогда не сковывал Катю ни в чём: хочешь каждый день капучино в кофейне – запросто; хочешь суши на ужин – легко; хочешь каждый вечер кино или театр, или боулинг – нет ничего проще. Так почему же всё это не ценилось? Почему оборванец из Химок, чьего ребенка Катя сейчас носила в своём теле, сыграл в её судьбе такую значительную, может быть, даже решающую роль?..
От всех этих мыслей болела голова и хотелось курить, но какое-то крошечное существо, которое сейчас похоже скорее на червяка, нежели на человека, запрещало делать это. Катя, ещё не до конца осознавшая, на что подписалась, уже потихоньку начинала ощущать свою ответственность. А ещё, она упорно согревала себя мыслью, что вот теперь она хотя бы не одинока. Друзья, подруги, любовники… Кто они все? Даже родители выставили за дверь. И машины больше нет. Есть соседка тетя Айгуль, есть Алка, которая все реже звонит, а больше нет никого, ни одного человека в большом, огромном муравейнике. Нет того, кто бы тебя ждал. А вот червячок внутри непросто ждёт, он не может жить без тебя, и это давило на самолюбие.
Чтобы вновь не впасть в уныние, Катя поглядела в окно и заставила себя заулыбаться: «Всё хорошо, всё будет хорошо…»
Срывая маски. Роман. Отрывок
© Copyright: Майя Анатольевна Миронова, 2019
Свидетельство о публикации №219110600804
Свидетельство о публикации №219110600804
Рецензии