Мангазея

                Мангазея.

                Всё разрушается, всё падает, но ничто не умирает,
                и если даже умрёт, тут же  переходит в другое..
                Пришвин М.

Приснилось мне однажды, что я отдыхаю где-то на островах в Океании и пью пина-коладу, нахожу две горсти солцезащитных очков и разные мелочи приятные, а ещё я шныряю, ныряя между скалами и коралловыми рифами. Там же, нелегально проник на тайное собрание неких русских барыг и просочился на фуршет, где закусывали комодскими драконами. И вдруг, в самом конце, является неведомая площадь в кошмарности и невыносимости, где и произошёл злосчастный диалог, со "студентками" испаноязычными, а были ещё и симуляторы болванов. Но обо всём - по регламенту.
Муссоны. Эти жаркие и устойчивые ветра, рождённые на границе земли и воды, материка и океана, несущие обильную влажность и кучевые облака. Однако этот сон не был похож на микс из фантасмагорических и параноидальных видений моего усталого разума, но и на послание тонких сфер, на готовый сценарий или фильм, что часто транслировали мне в мозг раньше - тоже не походил. Скорее - он был как клочья туч, что антициклон собирает на горизонте, а потом все эти барашки марева и обрывки курева, заполонили целую реальность вокруг. Так густо, что и пальцы вытянутой руки не видно. Сладкой сахарной ватой, нимбус постепенно таял, тягучей и липкой патокой стекая по моей коже и волосам - и вот я выскочил из купели тумана прямо на пляж, живописный, тропический рай с прозрачной водой и белым песком. Залитой ослепительным светом, курорт был поистине первостатейный, однако солнца нигде небыло видно, а небо было тёмным и без звёзд, как в самую промозглую, осенннюю мглу.  А все тени были непроглядными и непроницаемыми, словно лунными. Плюхнулся я на песок, ножки в голубую волну присунул и балдею. А по сторонам - людишки всё какие-то праздные шляются, курортники всех мастей штабелями, юные мулаты на банане плещутся. Встал и я, окунулся, пописал в море, прогулялся вдоль набережной - со мною было ещё двое сопровождающих, парень и девица, я неожиданно понял, что уже знаю их, ведь однажды эти знакомцы мне снились, в том же обличии, но в совершенно другом сне. Парень - сёрфер и псайкобильщик, музыкант наверно, саксофон у него был с собой в футляре и баба, suiside girl, вся забитая, в партаках, шла не отставала, курносая такая, полненькая блондинка, звать - Маринка. Бегала по линии прибоя за нами, что чайка. Вообще вся эта начальная часть сновидения, была приятным, даже забавным квестом по пляжу, без определённой цели, без надоедливых фриков, лёгкость бытия в действии, не как в захудалом реалити-шоу, напротив - я катался на виндсёрфинге, а это весело, инда если марится. Вот, если вы слышали песенку Isley Brothers - Shout, где-то так примерно. Не менее. Может меньше, но чуть-чуть. Незначительно. Плавая по заливу, я приметил выпуклый мыс, на другой стороне бухты и мордатое строение на нём, здание очевидной, прямо единоутробной постройки, явный брутализм, сборная солянка, нечто среднее между Большим концертным залом Красноярской краевой филармонии и замком Бран в Трансильвании, более известным как охотничий домик Дракулы. Сделав ручкой на прощание своим спутникам, они метались по пляжу как тараканы на свету и бешено жестикулировали, будто упреждая меня, а я тем временем вырулил к глинистому обрыву, причалил и решительно поднялся по серпантину ржавой лестницы прямо ко входу. Минуя такую же, ржавую оградку из вострых пик, я увидел массивные, дубовые двери, у которых стояли двое охранников, угрожающего вида, но несколько апатичных с виду, со вглядом таким, знаешь, это словно, то чувство, когда тебя жрут живьём гиены или птицы-падальщики.
- Фамилия - спросил по-русски тот, что справа, бритоголовый коротышка с маскообразной мордой и безжизненными, как у бычьей акулы глазами, баламутными, будто стеклянные шарики для таксидермии.
- Левченко - не задумаясь соврал я, схитрив и назвав фамилию не свою, но и не тритагониста культового телефильма и книги братьев Вайнеров, что погиб от меткой пули из штатного парабеллума капитана НКВД; а своего однокашника Васьки, что плоховато играл на баяне, сломал ногу пьяный на берендейской горке и переехал в Киев, ещё при Щербицком.
Квадратный коротышка долго вглядывался в планшет, потом достал перетянутую скотчем мотороллу 90-х годов и ещё дольше, пристально смотрел и туда. Второй охранник, стоял в тени и был сначала вообще невидим, но по очертаниям, заметно было, что это верзила и притом замечательного роста.
- Номер - опять интересуется низкий карла.
- Номер? - загадочно переспрашиваю, склонив голову набок и приподняв брови.
Тут верзила делает пол-шага выходя на свет и подсказывает безразличным голосом: "В левом кармане".
Рост его был прекрасен - не менее восьми с половиной футов, налицо были признаки заболевания гигантизмом, длинные руки свисали плетьми, а ноги напоминали ходули цирковые. У него была маленькая, пропорционально крупу головка, словно сушёная тсантса, с голой, серой кожей, без волос, как у грифа и крупные, выпуклые кости черепа - оставляли вам неизгладимое впечатление; на груди пришпилена табличка, бейджик - С.С. Зверинцев, я так удивился этому его появлению, что без распросов, а был я одет только в бермуды до колен, полез в карманы, обеими руками и в левом кармане действительно обнаружил кусочек картона, то была белая визитка, а на ней от руки криво начертано 913, а с обратки, визитку украшал вензель, выполненный готическим шрифтом, литера "М" и мелким текстом - ООО Блотнефтегаз, а под ним - Мангазея. Я никак не мог вспомнить, где я раньше уже встречал это слово "мангазея". Что это вообще, имя или река, имхо - мазь от трипера. А может в криминальных новостях услышал или из реклам остаточные глюки. "Нет, так наобум и сразу - не вспомню", - решил я.
- Есть - усмехаюсь и не успев удивиться как следует, протягиваю карле календарик, тот молча забрал, поглядел бегло и вложил в кошелёк, узкий и длинный, как у кондуктора в поезде.
Потом осмотрев меня с головы до ног, несколько замялся и заёрзал на месте, как будто хочет прыгнуть на меня, но в самый последний миг типа сдержался. Тут снова второй охранник сделал шаговое, минимальное движение ко мне и проурчал: "Код" - скорчив такую вымученную улыбку, что я её вовек не забуду; и затем подаёт Зверинцев мне, странную то ли гимнастёрку, на тремпеле, золотисто-коричневую, то ли мрачную, малиновую косовротку в крапинку (у меня начались приступы синестезии, со мной порой такое бывает) и в ней меня эти торопыги заторможенные, почтительно впустили в загадочное здание, уже когда я облачился в камзол, мне ещё галстук сунули, но я его не повязал и по дороге выкинул. Внутри было красиво и богато, царство морфея с колонным залом, шикарный фонтан, в три секции, саудовский блеск, хрусталь, мрамор, лифт, лестница широкая как в том дворце, пальмы живые, в кадках, папугаи в клетках, аквариумы и музыка атмосферная играет - Eagles, hotel colifornia. А странные люди вокруг меня, были вроде обычные пижоны, но было заметно, что они нервничают, жуя свои сырные пирожные, нехило причём, зубные протезы о бокалы мерно постукивают. Ждут, а чего или кого - военная тайна. А кстати, что они там в Микронезии фестивалили, мне не совсем ясно - не Таиланд же, в начале я вообще думал на Гавайи, но не похоже - гавайцев-аборигенов не было, изображений Элвиса с гирляндой на билбордах и тому подобного разгильдяйства. И зелёных купюр в карманах моих, также не шуршало. Вот - и началось собрание у нервно-паралитических королей этих, у газовщиков. Графики разноцветные проэцировали, отчёты зачитывали скучные по очереди - потом я анкету заполнил и шабаш, после объявили перерыв на обед. Спускаемся мы всем табором вниз по ступенькам, а лестницы как в школе широкие, просторные и открываются резные дверцы, а там – большая зала, коктейль-холл, несколько баров, столы шведские прямо фазанами жареными ломятся, ни дать, ни взять - столовая короля троллей из сказки, я подошёл и выпил коктейль с креветками, даже вкус алкоголя ощутил, мне скорее приятно было - я же с бодуна засыпал, под аспирином и сонниками, а дальше был большущий бар, где мясо-гриль жарили, подали мне жирный шмат с кровью, коньяк там был французкий, у жлобов, у официантов – я им объясняю:" Грамм двести плесните", - а они что-то неладное почуяли и морды скривили козьи, то ли талон я должен был предъявить, то ли фигу с маслом показать им, видно коньяка грамм по сорок наливали, на одного рептилоида. Размышляю теперь: а может это бредовый лимб был, такая наркология трансцедентная, или уже сразу - мрачный и заскорузлый ад, вроде платного, загородного, христианского концентрационного лагеря для заблудших эпикурейцев. Подумываю:"Надо слинять отсюда, бог с ним, с бухлом и с бефстроганов", - бросил мясо и ушёл к другому столику, что в следующем баре. Был там ещё клоун, что гостей развлекал, быдлота с ним фоткалась, шаман с клюкой, негритос колоритный такой - придурковатый, с катарактой на глазах и косточкой в носу, я его сразу приметил, когда мы вошли, вместе с музыкантами-индейцами и официантками полуголыми в юбках из пальмовых листьев, с орхидеями в косичках и тёмно коричневыми как какао, сосками. А тут я с ним случайно столкнулся, или неслучайно, но после этого я почувствовал то ли укол лёгкий, а может мне показалось. Тогда я рассмеялся и колдун, виновато так гоготнул и сразу пропал в сторону, в толпу. И вдруг меня повело, как от наркоза или что-то вроде гибридной реальности обрушилось, я увидел на полу тонкую линию света и пошёл за ней, а она всё ярче горела и на миг полностью ослепила меня и тут уже зала превратилась в улицу, скорее в бульвар, с ларьками и уличными забегаловками, как на набережной или на ярмарке, у меня закружилась голова от этого и я присел на корточки на минутку, потом подошёл к ближайшему духану – там мне плеснули бурды ещё слабоалкоголки, дайкири или коколоко, может фламинго, короче гадость - но я выпил штуки три и есть мне вдруг очень захотелось, даже супу простого, куриного или сандвич с сыром, я уже как бы во сне часов восемь находился, говорю: "Дайте мне сандвич", - а там вместо мулатов-квартеронов, вдруг откуда не возьмись тётка славянской внешности - схожая с мисс Крабтри из Саус Парка и мужичонка кривой с нею, сзади за палаткой с надписью совхоз им. Тельмана, газель его стояла, микроавтобус, супруг её. Достала мисс Крабтри колбасу сырокопчёную, сыр российский – я ещё так удивился, откуда это на тропических островах!? Или где мы там были, в Гвинее или в созвездии Большой Медведицы. И просит с меня – двести сорок рублей за сандвич, это вроде я уже из vip-зоны вышел куда-то на набережную. Удивился я первый раз серьёзно и задумался, откуда у меня во-первых рубли и притом на другом конце света, я уже и не помню, что эти фанты из себя представляют. И что вообще собственно, тут творится. Но тогда эти мысли мимодумно просвистели в дремлющем сознании, далёким отголоском, майским громом. А я гуляю себе дальше, тем временем, по кулинарной долине моих грёз. Собственно за этой совхозницей, ларьков и столов уже не было. Но присутствовало нечто странное и крайне необычное, что меня несказанно поразило и можно сказать доканало. Столов с элитной едой не было – последние закончились и еда лежала уже на земле, на траве, на песке – но это была не совсем пища, точнее не еда и не упаковка, то были жуткого вида ящерицы,  отвратные ящеры подобные комодскому варану, здоровые такие эукариоты земноводные, до трёх метров, а весят под центнер и они все были разноцветные, как леденцы, а скорее как бастурма или кошачий корм, подкрашенная  пищевым красителем, типа билтонг южноафриканский – мясо вяленое на солнышке. Сначала то были мелкие особи, размером с игуан,  потом всё - больше и больше. Иные, словно вяленая вобла на скелете в пивнушке, были надкушены, а то и частично - их тушки были обглоданы, обсосаны, у других торчали рёбра и суставы из плоти,  из этого жуткого вида билтонга, а у некоторых существ даже хвосты, лапки и черепа прокушены до кости или шкура ободрана.  А я иду, курю сигарету и боковым зрением, подмечаю что там происходит. И что драконы вроде бы шевелятся, двигаются как живые! Их изображение было чёткое и не расслаивалось на отдельные сегменты и я столбенея, посматриваю на животных и вижу - что ящеры, некоторые даже без голов, натурально, чудесным образом оживают, ползают и копошатся. Но только - я фокусирую свой взор на них, смотрю внимательно в упор – и они опять замирают, словно хамелеоны, застывают в той позе, приобретая окраску вяленого пожирадла, скверного кошачьего корма. Всё это, настолько походило на галлюцинацию, что я даже глаза тёр, однако картинка тоже менялась, это значило, что происходящее - воистину вялотекущее чудо и истинная правда. И это настолько поразило меня, что я ретировался оттуда, из пасти безумия, со всех ног удрал, как мартышка от питона, чтобы всё обмозговать и перевести дух. Окружающая натура быстро менялась, то ли в городской парк, из которого ваш покорный слуга, уже передвигался не рысью обитателя спальных районов, но мчался галопом дикого, обескураженного происходящим подранка-бизона, двигался со спокойной и омертвелой скоростью эфиопского марафонца-паролимпийца на дружеском, оптическом прицеле чернорубашечника-макаронника из рядов bande, что партизанили в Абиссинии отстреливая англичан, то бишь мчался, со всех копыт на третьей скорости. "Вот что важно", - почему-то думал я. А ещё я искал каличную (аптеку), по известной причине, чтобы хоть как-то устаканится, успокоится с помощью спирта, в народе - красной шапочки, прозванной за алый цвет колпачка. И тут я встречаю двух «туристов», опять из наших, русаков-нерд. Поспрошал их о карте местности, но они не могли помочь мне дельным советом, хотя один, в футболке группы Venom, заметил, что по прибытию туда, на острова, очень давно, мучился желудком и мигренью и единственная каличная где-то тут всё же имеется и он там даже был, но точное местоположение найти не может снова. Когда мы уже прощались, этот паренёк незаметно от второго, дёрнул меня за руку и сунул в неё смятую бумажку, шепнув вполголоса: "Потом". Он вёл себя так, будто этот второй, рыжий симпатяга в соломенной шляпе - был его соглядатаем, а у того рыжего, была огромная родинка на щеке, с подгнившими, сочащимися сукровицей краями - то есть было в нём нечто мерзкое, несмотря на смазливость, что-то ненаше. Я отошёл и развернул мятую салфетку, на ней еле заметно, горелой спичкой было накалякано: "Покажись!" "В головку напекло", - решил я и пошагал дальше, навстречу своей судьбе.
 Далее я неожиданно выскочил с тенистых переулков пригорода, на невероятного размера площадь с брусчаткой и фонтанами, вроде римской у базилики св. Петра, где присутствовало огромное стечение разного народа, толпы в основной своей массе латиноамериканской и индейской национальности, как в карнавал или в религиозное празднество или шествие. Взрывались шутихи и петарды, в чистых небесах парили разнообразные цветастые змеи. Огромные стаи голубей застили проявившееся эрзац-солнце. Из столбовых громкоговорителей неслась оглушительная этническая симфония, растворяясь в звуках невидимых духовых оркестров и уличных музыкантов с пан-флейтами. И солнце, тут оно сияло, пекло, просто с какой-то невероятной, водородной силой. 
Я подошёл к группе пританцовывающих жгучих брюнеток, невероятной, телесной красоты и разговорился. Мы говорили минут десять-пятнадцать, на чистом почти, на карибском диалекте, испанского языка, которого я в помине не знаю и не мог бы так быстро выучить – даже во сне, поэтому я думаю это были духовные создания, духи, проще говоря, а говорили мы о зелёном анархизме, об антиглобализме, о фредди перлмане ещё, да несколько витееватых комплиментов дамам, я воистину нашёл в них родственные души и прекрасных собеседниц, как мне сперва показалось. А общались мы телепатически, я так думаю, но вот слова, построение фраз, предложений, части речи – по-испански и я всё понимал, как будто вырос где-то в Сантьяго-де-куба или на Антигуа. Но это был лишь иллюзия, обман. Неожиданно, одна из них, необычная с чёрными как уголь очами и свежим шрамом на щеке, передала мне некие особые эзотерические знания, откровения которые я не могу забыть и, хотя сам пока не до конца понимаю их природу, теперь обязан огласить не позднее ..., такова их воля и я не могу ослушаться потому что кара за отказ столь сурова, что ей просто нет названия, здесь в этом измерении, проклятье жестоко и так необычно, что всему живому нет силы противиться ему. Толпа будто полноводная река медленно продвигалась, все пели и плясали, это был какой-то парад по-видимому и постепенно, ведь сначала мы беседовали под памятником, у фигуры в латах и на коне, мы приблизились к сцене или не знаю как назвать это место, людей там не было, на лобное место чем-то похоже, только больше, много больше по размеру и вот когда я оборачиваюсь, ведь через мгновение я уже пробудился, вижу словно в детстве, читая о массовых репрессиях, этнических чистках - казнях индейцев конкистадорами, как их собаками травили, расчленяли, вспарывали животы наживую, пытали и сжигали в стиле инквизиции тех лет и тут на сцене происходило то же, только мучали и убивали не живых людей, а странные, биомеханические болваны, куклы или навроде киборги в натуральный размер, детали и сходство поражали – даже кровь из артерий фонтаном била, только не красная, а серая, как зимние сумерки. А творил всё это немыслимое светопреставление, я думаю лукавый, невидимый демон, а теми зрителями - были духи и приведения. Нечистый выглядел облачком, фантомом, словно размытое, нечёткое изображение или кирпичики смазанные. Окаянный хватал, кромсал эти бедные макеты и отрывал им конечности, словно сорванец своим игрушкам, отламывал головы, вырывая хребет под бурные овации восхищённой публики. На секунду мы встретились глазами, точнее я смотрел будто в бездну, но зная, что смотрю прямо в его сущность, почувствовал это, как и то, что и демон очень удивился, повстречав там живую душу – то есть меня и тут я машинально громко воскликнул:
- Покажись!, - и потом от ужаса, там потерял сознание, а здесь проснулся - откинулся у себя в постели. Меня бил неслабый озноб. Закутавшись в плед, став голыми ступнями на один тапок, я открыл форточку и закурил папиросу. Было около шести, рассветало. Моя белая кошка Бьянка запрыгнула на подоконник и мяукнула о необходимости регулярного питания и своевременного кормления домашних любимцев.
Было начало апреля, до этого всё распускалось и зеленело, но тут опять стало холодно, промозгло как в ноябре. За окном падали курчавые снежинки. Я посмотрел на письменный стол где лежал мой бумажник и увидел выпавшую из него визитку с литерой М. "Не может быть... - ёкнуло у меня на сердце, - такой же готический вензель, этого не может быть в реале, я наверно ещё не проснулся, это быстрое сновидение должно быть", - меня опять начало слегка лихорадить. "Ан нет, это другая бумажка, Milano, пиццерия Milano, это демократичное место с солнечным и тёплым интерьером а-ля средневековая Венеция, это всё замечательно, чудесно просто", - рассеяно бормотал я. "Как же, этот город их назывался, газовиков, а-а-а, Мангазея... - осенило меня, подняв том большой советской энциклопедии из стопки в углу комнаты я прочитал: "Легендарный сибирский город, златокипящая Мангазея, северный торговый центр Московии, исчезнувший уже в начале 17 века, повторив судьбу гомеровской Трои". "И черешня в этом году, не уродит", - с грустью додумал я.
Снег шёл всю ту ночь и к утру засыпал, будто белым, глухим забвением, весь зелёный и цветущий, весенний город..

Д.Ю.К.
Апрель. 2017.