Смерть

- Давай поговорим о чем-нибудь.

- Давай, – бордово-зелено-желтые макушки деревьев виднелись за окном — Вот смотри, уже вторая осень за этим окном!

- Хочу что-нибудь другое. Надоела осень. Надоела вся эта обыденность. – Послышалось в ответ.

- Ну хочешь про грязь или говно поговорим? Ты, кажется, только вчера рассказывал про свой сон и общественный туалет в нем.

- Может быть и хочу, но есть тема, которая никак не дает мне покоя.

- Ну. Слушаю тебя.

- Я про то, что люди не живут так долго и не живут так счастливо как хотелось бы. И все мы так боимся умереть и так боимся болеть, что убеждаем друг друга отдаться судьбе. Мы гладим друг друга за руку и, поддерживая, говорим, что все равно не выйдем отсюда живыми. Мы закладываем друг другу сигареты в руки, в губы, в рот. Мы наливаем алкоголь, кормим сладким и делаем всё лишь бы не умереть в одиночку и несчастными

- По-моему, то, что ты говоришь, это какой-то абсурд.

- Возможно. Но я хочу жить и хочу наслаждаться жизнью. Хочу жить долго и счастливо. Я хочу курить. Ну и что?! Ну что, что другие покрутят у виска. Может сигарета красного кэмела — это мое счастье. Может только в ней заключается мое счастье.
Я хочу есть пирожные на завтрак и поздно ночью, пить чай перед сном с печеньями и не бояться, что умру от сахарного диабета. Я хочу курить на балконе, чувствуя запах осени, предвкушать новый год. Я не хочу думать, о том, что каждая сигарета приближает меня к смерти - к мучительной, болезненной смерти. Что лицо мое снова опухнет от химических составляющих сигареты, и что спустя одну неделю курения, я по утрам опять буду похож на старого бомжа – алкоголика.
Я хочу попить кока колы. Ну и что, что она вредная. Съесть отличный мягкий бургер и попить кока-колы! Чтобы аж заболело в горле и в пищеводе от холодных пузырьков газа.
Я хочу пить алкоголь и не думать по утрам, что у меня может образоваться рак пищевода и, что я из-за этого умру голодной смертью. А ведь это всего лишь повышенная кислотность от выпитого за ночь до этого не фильтрованного пива. Или это уже сигнал, звонок, красная лампа, скажите вы?! «Завязывай выпивать!» добавят другие. Вот я обо всём об этом.
Я хочу жить и умереть счастливым, а не думать о том - «а что будет если наш машинист в метро не справится с управлением и врежется в перрон. Или «а что будете если террорист решить взорвать бомбу, начинённую гвоздями и болтиками на самой станции». Они ведь, в этом ограниченном пространстве, будут лететь с такой скоростью, что пробьют и вагон, и стекло и уж, наверное, несколько человек стоящих передо мной. Попадут в меня, и дай бог, если мне повезет умереть сразу.
А ведь на нашей планете есть смерть и пострашнее – от экспансивных пуль, например, которые влетают в твой организм крутясь, а попав в ткани раскрываются и продолжают крутиться, разрывая все органы на своем пути, и превращая их в лохмотья. А есть виды пуль, которые на входе образуют маленькую дырку, словно для медицинского катетера, а на выходе дыру, размером с круглую дыню, растущую в южных регионах нашей страны.

- У кого-то синдром повышенной тревожности, я смотрю?

- Не отрицаю. Просто всё вокруг нас убивает нас. Одни говорят убивает загрязнение воздуха, мол оно приводит к бесплодию и заболеваниям дыхательных путей. Другие или те же самые, что пестициды – это зло. И, наверное, поэтому уже десяток детей в регионе, где ими обрабатывали поля кукурузы, родились без конечностей. К сожалению, правительство задушило это тему еще в утробе, как бы говоря - мы и так не выйдем отсюда живыми.
Пестициды, сульфаты, излучение!
Не ешьте гмо, не мойте голову обычным шампунем, не кладите телефон у изголовья!
Но ведь мы все равно не выйдем отсюда живыми!
Может меня настигнет злополучный кирпич, или вирус или зарядка у телефона взорвется, оставив мои мозги на стене, в виде свеже нарисованной картины современного художника.

- Все может быть, я согласен. Но помимо следующей за нами по пятам смерти, есть еще люди, которые просто, по своей натуре, постоянно думают о ней. Не страшась, не убегая, а словно разговаривая со своим призрачным другом....
Знаешь.... там, где я рос, за нашими пятиэтажным домом была проезжая улица. Она была широкая с островком безопасности посередине. Светофор был недостаточно долгим, а зеленый свет загорался только после нажатия кнопки «Пешеход». Имея три полосы в каждую сторону, дорога - ребенку десяти-тринадцати лет - казалась просто огромной. Иномарки, проезжающие мимо на скорости, виделись ему сверхскоростными машинами, так четко описанными Реем Бредбери в одном из своих произведений. Когда же наконец загорался зеленый, он успевал пройти только часть пути, останавливаясь посередине и ожидая пока у тротуара очередной прохожий не нажмет кнопку «Пешеход».
Каждый раз стоя на островке и наблюдая как проносится очередная машина, я ловил себя на мысли, от том, что думаю - «а что будет если сделать шаг вперед». Каждый раз повернув голову направо, и завидев мчавшуюся машину я замечал, как моя голова поддавалась вперед. Но не в тот момент когда машина была далеко и была возможность перебежать дорогу на красный свет, а когда она была совсем близко - в двух метрах от стоящих справа от меня людей.
Однажды мы с моей соседкой стояли на островке, и я спросил:
- «А тебе никогда не хотелось сделать шаг вперед?»
- «Нет конечно», - удивленно ответила соседка. – «А ты что думаешь об этом?» -  спросила она секундой позже.
- «Да бывает. Хочется иногда так - раз и шагнуть».
Она повернулась, посмотрела на меня сверху вниз, скорее в силу своего роста, и по-доброму засмеявшись, произнесла:
- «Ну и смешной же ты!»
Тогда я понял, что она об этом не думает, как и многие другие, наверное, и уже больше никогда не поднимал эту тему.

Я разговариваю со смертью только наедине. Я не пересказываю никому наши с ней разговоры. Я не заглядываю вперед, не представляю какой она будет, и не размышляю над тем «а что будет после». Не ищу ее и уж тем более не предвкушаю.
Мы ведем с ней наш особенный диалог. О ее возможностях, ее всевластии. Она великая, и несмотря на то, что в моем языке она женского рода, я затрудняюсь ответить какого она пола на само деле.