Право на предательство. Глава 3

      Глава 3. ПРОВИНЦИЯ



      Сойдя на перрон, Алёша несколько раз потянулся, сгоняя остатки утренней дрёмы. Асфальт был светло-серым и сухим, в небе — ни облачка и  уже высокое, но ещё утреннее солнце, воробьи оглушительно чирикали, прерываясь только на растаскивание по крошкам огрызков пирожков, булок и бутербродов. Несмотря на ранний час, на импровизированном базаре, начинающемся прямо от центральных скамеек, уже кипела жизнь. Осанистые тёти в цветастых платочках расположились вдоль ящиков, на которых лежали горки солёных огурцов, пирамиды красных помидоров, грибы в связках и в банках, яблоки в вёдрах и холщовые мешки с маленькими гранёными стаканчиками в центре на горках жареных семечек. На привокзальной площади стояли ветхозаветные «Жигули» и «Волга», прочь от неё, куда-то в неизвестность отбывал автобус с десятком пассажиров в салоне. Сельское великолепие венчала телега, запряжённая упитанной лошадкой. Гужевой транспорт приютился у центрального магазина, который, вопреки гордо заявленному на вывеске «Супермаркет», назвать таковым можно было разве что с большой натяжкой. Тем не менее Алёша оказал внимание и маленькому рынку, и магазинчику: разжился огурцами и банкой грибов, насыпал в карманы пару стаканов семечек, в почти пустую спортивную сумку сложил пакет с пирожками и дополнил её содержимое куском сыра, пачкой масла, палкой варёной колбасы и батоном хлеба, купленными в торговой точке. Основной его багаж с книгами, дисками и сластями, запасёнными в столице на случай их дефицита в провинциальной глуши, составлял новенький чемодан на колёсиках с убирающейся ручкой; сомнений в том, что он изрядно пострадает в дороге до дома деда, не было никаких, так как полотно асфальта за пределы привокзальной площади не выходило. Алёша решил опробовать средство передвижения, до сих пор знакомое ему только по телевизионной картинке, и направился к телеге. «Бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая» пришло на ум. Ямщик был на месте, естественно, без тулупа с алым кушачком.

      — Здрасьте! Виноградная далеко отсюда?

      — Полторы версты… и пятьсот рэ, — возница, крепкий дед, рассуждал здраво, сразу опознав в спрашивающем залётную штучку из мегаполиса.

      — Двести и ни копейки больше — исключительно из желания опробовать новый аттракцион.

      — Садись.

      Алёша бросил чемодан с сумкой на солому дилижанса и погрузился сам. Лошадка взяла с места мелкой рысцой, обогнула здание вокзала, пересекла хлипкий дощатый настил железнодорожного переезда и углубилась в местные красоты, созерцанию которых Алёша не уделил ни малейшего внимания: ещё насмотрится.

      — Дед, связь здесь ловит?

      — Чё?

      — Межгород, говорю. Мобильник работает?

      — А как же! Издалека?

      — Из Москвы.

      — Ого! Из златоглавой?

      — Ага.

      — А к нам чё?

      — К деду на месяц.

      — Дачник, — определил возница. — А как деда зовут?

      — Виталий Яковлевич Горняков, Виноградная, 1. Знаете?

      — А, наш доктор. Ещё бы!

      — Что, он вас лечил?

      — Было такое. — И после описания незначительного недомогания старик углубился в воспоминания о том, как двадцать лет назад к ним на практику прибыл Константин Валентинович Королёв, поступил под начало Виталия Яковлевича, влюбился в докторскую дочку и по окончании стажировки увёз красавицу в столицу. Не особо познавательное для Алёши сказание о том, что его отец ныне заведует хирургическим отделением в частной московской клинике, а мать преподаёт литературу, было прервано лошадкой, поравнявшейся с началом Виноградной улицы.

      — Всё в порядке, и вам не хворать. Держите! — Алёша протянул деньги.

      — Будешь уезжать — оповести. И пятьсот приготовь — за спецзаказ.

      — Вряд ли, — рассеянно ответил Алёша, отряхивая солому с джинсов и разглядывая открывшийся пейзаж. Разновеликие весёлые домики — и каменные, и деревянные — стояли по двум сторонам прибитой песочком улицы. Винограда на Виноградной за палисадами не просматривалось нигде. «Что и следовало ожидать», — подумал Алёша и толкнул низенькую калитку, легко открыв её с внутренней стороны поворотом деревянной щеколды. Дворик был опрятен и чист, словно выметен веником; по бокам росло несколько яблонь и груш, у забора — кусты малины и смородины. Огромная лейка стояла на маленькой скамеечке у наполненной водой бочки; грабли с лопатой опирались черенками о пристройку, в которой угадывался сарайчик для садового инвентаря и прочей утвари. Домик был так же миниатюрен, как и всё остальное; вообще картина рождала ассоциации с чем-то детским, игрушечным. Окошки, наличники, ставни, труба и красная черепица на крыше… Сумку с чемоданом Алёша оставил посередине двора и поднялся по трём ступенькам крылечка к выкрашенной светло-синим деревянной двери. Пару раз дёрнул. Ни ответа, ни привета. День был обыкновенный, будний — конечно, дед на работе. Что же делать? Спросить у прохожих, где поликлиника? Багаж можно оставить во дворе. Деньги и документы в кармане, а на диски, книги и сыр с колбасой вряд ли кто-то позарится. Алёша вышел на улицу, та просто вымерла: ни машин, ни людей, да и телега словоохотливого старика уже давно скрылась за поворотом. Шум во дворе соседнего дома выдавал чьё-то присутствие, парень прошёл к нему и остановился возле забора. Во дворе на траве лежал разобранный велосипед, перед ним на корточках сидел пацан и сосредоточенно вертел в руках снятое колесо.

      — Извините, вы не подскажете, как пройти к поликлинике?

      Мальчишка вскинул голову и поднялся сам. Увиденное Алёшу не впечатлило: узкая хитроватая физиономия, уже сильно загоревшая кожа, фигура стройна, но неопределённа, задница… задница скрывалась в столь разношенных джинсах, что оценить её не было никакой возможности.

      — А зачем тебе поликлиника?

      Бесцеремонность и праздное любопытство Алёшу удивили.

      — Если вы ответите на мой вопрос, я отвечу на ваш.

      — А ты думаешь, я не знаю? Ты же к Виталию Яковлевичу в гости приехал — значит, его внук. Он ещё неделю назад о тебе говорил.

      — За информацию не благодарю, она мне не помогла. — Алёша рассудил, что мама сориентирует его быстрее, вытащил мобильник, не обращая внимания на «ой, какие мы, москвичи, обидчивые!», и вернулся к дому деда.

      — Мама, привет! Да, всё в порядке… Нормально доехал… Нашёл, только войти не могу… Ах вон оно что…

      Как же он сразу не догадался! Ну конечно, дед оставил ключ под ковриком. Сверху на косяке, сбоку под консервной банкой или снизу под половиком — все в деревне поступают так. Алёша нашёл старый железный внушительных размеров ключ и умилился: это было нечто из, как ему казалось, допотопных времён. Дверь отворилась с лёгким стуком, парень втащил сумку и чемодан, поставил их посреди маленькой комнаты, окна которой выходили во двор, и огляделся. В домике были ещё две комнаты: средняя, самая большая, с ковром, хрустальной люстрой и диваном лет сорока, и прилегающая к ней с другой стороны маленькая, приспособленная под кабинет. Впрочем, в холодные зимы дед легко обходился одной — главной; две остальные таким образом становились дополнительными воздушными прослойками, и даже мало загруженная дровами печь прогревала помещение основательно. Прихожая была крохотная и занимала с кухней, туалетом и ванной не более пятнадцати метров. Водопровод работал, газ горел. Первым делом Алёша поставил на плиту чайник, вытащил из шкафчика три стакана, кинул в каждый по пакетику, чтобы долить их кипятком, когда вода закипит, и оставить на день: летом приятнее пить холодный чай. Пока раскрывались окна и скидывались кроссовки, пришло и чувство голода: наверное, деревенский воздух и отсутствие завтрака сыграли свою роль. Алёша поскрёб затылок, но выхода не было, кроме как достать из холодильника яйца с молоком, из сумки — колбасу и сварганить пышную яишенку. Парень взялся за сковородку. Торопливый стук в дверь застал его в ответственный момент переворачивания жарящегося с одной стороны на другую.

      — Кто там, чёрт…

      Алёша цеплял вилкой разрезанное для удобства манипуляций на три части блюдо и следил, чтобы из него ненароком не вывалились ломтики колбасы.

      — Здорово! Готовишься к приёму гостей? Помочь?

      Алёша закончил ответственную операцию и поднял глаза. Вошедших в дом без приглашения было двое: недавно увиденный в соседнем дворе паренёк и девица — тех же лет, щуплости и окраса, но явно более привлекательнее своего спутника. Назойливые посетители новоприбывшему не были нужны, и он решил, что на деревенскую бесцеремонность надо отвечать соответственно.

      — После стука обычно дожидаются, откроют или нет дверь…

      — Ой, да брось! — Девица рассмотрела Алёшу, осталась очень довольна увиденным и перевела любопытные глаза на полураспакованную сумку. — Давай знакомиться. Меня Мила зовут, а это Коля. А тебя?

      — Вам что, непонятно? Я вас не приглашал.

      — Да брось, — повторила девица, — здесь никто никого не приглашает. Это твои вещи? — И нахалка прошла в комнату.

      Алёше почему-то пришло в голову, что к Жене так никто бы не вломился. «У меня, наверное, внешность такая. Черты лица слишком мягкие, выражение соответствующее, и в голосе холода нет — все воображают, что в моём присутствии могут делать что хотят. А Женька вообще вертит».  Воспоминание о друге сделало своё дело: Алёше не нужны посторонние — в его мыслях так же, как и в личном пространстве. Парень уцепил девицу за руку и потащил к двери.

      — Ты что?

      — До свидания. У меня сегодня не приёмный день. В следующий раз после стука дождитесь ответа. — И Алёша обернулся к пацану: — К вам это тоже относится.

      — Ты с ума сошёл? Здесь всё по-простому. Мы никогда у дяди Вити разрешения не спрашиваем, он нам всегда рад.

      — Я не дядя Витя.

      — Но это его дом.

      — Вот и обговорите свободу его посещения с дядей Витей, когда он с работы придёт.

      — Да хватит тебе придуриваться! Ты же приготовился: три стакана на стол поставил. Перестань нас разыгрывать.

      «Ах вот что её ввело в заблуждение! Впрочем, дверь они распахнули, об этом не зная».

      — Все три стакана для меня, а с вами чаи я распивать не намерен. — Алёша наконец подтащил Милу к Коле и выталкивал их из дома, упираясь в спины. — Избавьте меня впредь от своих домогательств. Калитка воон там, видите?

      — Грубиян! — ворчала Мила. — Зазнайка московская, штучка столичная!

      — Ты же один от скуки здесь подохнешь! — вторил Коля. — Ну и внучок у такого хорошего деда!

      — Все характеристики за калиткой. Прощайте!

      Парочка, возмущаясь и чертыхаясь, наконец выбралась на улицу. Алёша закрыл дверь, на этот раз для безопасности — на засов, и прислонился к ней, переводя дыхание. Мила была сильна и увёртлива как кошка: очевидно, сказалась привольная жизнь на дикой природе — и Алёше стоило больших трудов выпереть её из дому. «Хорошо ещё, что этот Коля в дело не влез. С ними двоими я бы не сладил. Ну и деревня! Идиотизм! У меня тут с Женькой проблемы, да ещё английский, а они прутся со своими посиделками. Теперь ещё и на улице обходи их за версту».

      Особенно горевать Алёше было некогда так же, как и передыхать у двери: яичница наверняка уже прожарилась и со второй стороны, сковородку надо было составить и проверить, не подгорел ли завтрак. Вывалив его на тарелку и убедившись, что с ним всё в порядке, Алёша наскоро накрыл стол салфеткой в «своей», как он окрестил её, маленькой комнатке и быстро расправился с яичницей. Поглаживая себя по животу, подивился тому, как быстро набитое брюхо успокаивает раздражённые нервы, и занялся обустройством на новом месте. Первым делом надо было разложить по полочкам привезённую одежду, еду и книги с дисками, после — выяснить, есть ли выход в сеть. Выход нашёлся, и Алёша засел за дедов ноутбук, проверяя сообщения в «Facebook». То, что Женя слал ему послания как ни в чём не бывало, успокоило: может быть, и женитьба окажется пустой вздорной мыслью, так же легко вылетевшей из мозгов родителей партнёра, как легко и влетела. В любом случае Женьку стоило вытащить в прелесть провинциального Елегорска, и Алёша принялся за рекламу блаженства в деревенской глуши, попивая остывший чай и покуривая сигарету. «Предки одобрили. Заказываю билет. Бермуды надобны?» в ответах ободряло. Г-н Меньшов-младший действовал оперативно, и через полчаса на мобильнике Алёши уже сияла SMS-ка с датой прибытия и номером вагона; парень успокоился совершенно, скинул рубаху, раскрыл окно, так как готовка завтрака и уже высоко стоящее солнце основательно прогрели небольшой домик, уселся за стол, положив перед собой толстую тетрадь в коричневом клеёнчатом переплёте, но, развернув её, стал заполнять страницы не английской грамматикой, а выражением своих чувств к Жене и сомнениями по поводу того, являются ли ответные вздохи достаточно убедительными и стоит ли им верить. Вскользь брошенные слова о женитьбе, конечно, и сейчас поражали неприятно, но — как знать? — может быть, это действительно была просто блажь старшего поколения, имевшая в виду лишь отдалённое будущее? В любом случае прояснить ситуацию мог только приезд Жени, а в первые минуты после встречи они займутся вовсе не разговорами… Алёша улыбнулся. Определённо, провинция и зелёная травка легко перемалывали и стирали в пыль печальные раздумья. Предаваться им вовсе не хотелось  — Алёша вышел в сад, развалился в гамаке и нашёл на мобильнике какую-то примитивную стрелялку.



      Оказавшись за забором, Коля излил своё негодование на столичный фрукт в долгих возмущениях, смысл которых сводился к следующему: козёл; слишком много из себя воображает; всё равно свихнётся от деревенской скуки и попросится в наше сиятельное общество. Условия, на которых Алёшу примут, Коле озвучить не удалось, потому что, ища подтверждение и горячее одобрение на лице подружки, он с удивлением обнаружил, что Мила поддакивает вяло и планов страшной мсти не строит.

      — А ты это чего? Запала на столичную штучку? После того, как он нас попёр?

      — С чего ты взял? — вспыхнула Мила.

      — У вас, куриц, одно на уме.

      — Зато ты кукарекаешь производительно. Парень — зазнайка и хам, не спорю, но откуда ему знать, что мы к дяде Вите запросто в любое время забегали?

      — Мы ему об этом сказали.

      — А он в первый раз услышал. Привыкнет — и перестанет от всех шарахаться. Они там в своих столицах по квартирам как сычи сидят. «Мой дом — моя крепость» и всё такое. А действовать надо не прямо на него, а на дядю Витю. Ясно? Это у тебя бла-бла-бла, а у меня всегда по делу.

      — Делу, делу, — проворчал Коля. — Ладно, закончу с великом — и на речку. Через час за тобой заскочу.

      — Давай. — И Мила толкнула свою калитку, расположенную точнёхонько напротив калитки дома почтенного сельского врача.


      Слова даны людям для того, чтобы скрывать свои мысли; к женщинам это относится в первую очередь, и не было ничего удивительного в том, что Коля, зайдя за подружкой через час, обнаружил её лежащей перед чердачным окном и усердно пялящейся в бинокль на Алёшин профиль в соседнем доме. Уличить Милу в грехопадении не стоило никаких трудов: достаточно было только выхватить у неё бинокль и сдвинуть её задницу с облюбованного места.

      — Так и знал: втюрилась! Тупица, совсем гордости нет?

      — Это моё дело. Ты мне не любовник и не указ. Дела — делами, а в мои чувства не лезь.

      — Чувства! — передразнил Коля. — Умора! Забей, у него наверняка в Москве девка есть. И поумней тебя будет, а ты тут пост устроила. Идём, работа не ждёт, вечером будешь глазеть на своё чудо.