Поэма

       (рассказ)

      Он уже и не помнил, сколько издательств обошел за последний год. Никто не брал его рукописи. В каждом издательстве  его ожидал отказ и один  и тот же короткий диалог.
 - О чем у Вас?,- спрашивал издатель, не поднимая головы от стопки разложенных на столе бумаг
- О любви..., - отвечал он.
- Этого материала у нас, голубчик, завались, - отвечал издатель, - нам бы что нибудь революционное, для поднятия боевого духа пролетариата! 
      С поникшей головой он выходил из кабинета, куда тут же вбегали какие -то разгорячённые люди с манифестами и листовками, и он слышал за спиной оживленный голос издателя: " Ну что же вы так долго? Революция ждать не может..."
     Морозный воздух щекотал ноздри, кругом горели костры, люди в шинелях с горящими глазами бурно обсуждали происходившие события, нервно курили, где-то рядом пели частушки под гармонь и смеялись. Какие-то сердобольные женщины в цветных платках поверх телогреек разливали горячий кипяток молодыми студентам, промерзшим  на злом  ветру в своих куцых пальтишках.
     Он и сам остро чувствовал этот воздух непримиримой борьбы нового со старым, отжившим, летевшим камнем в бездну истории...
   Его стихи тоже были из времени ушедшего, они пахли травами старой усадьбы,  светились лунной дорожкой и её  бледной и нежной кожей рук...
         Оставалось последнее издательство в городе, и он со вздохом обреченности, но твёрдым шагом поспешил туда, чтобы  окончательно покончить с этим вопросом, и устроиться на работу в одну контору, где ему предложили полставки корректора.
        Он поднялся  на второй этаж. Было странно тихо. Никаких толп с листовками и плакатами, одни высокие, почти до потолка стеллажи  книг в хороших и дорогих переплетах. Он бегло пробежался по именам авторов. Достоевский... Толстой...Пушкин...Байрон...Шиллер...
    Войдя в небольшую комнату,  он увидел пишущего за столом человека.  Тот рукой предложил ему место напротив и взглянул на него острым прищуром веселых глаз.
 - О чем, батенька, пишите?, - спросил человек и резко подался вперёд корпусом. Вся его фигура и необыкновенно живое лицо, не смотря на маленький рост и лысую голову, излучали удивительную внутреннюю  энергию  и  неподдельное любопытство к сидящему перед ним поэту.
 - О любви..., - потупив взгляд,  сказал поэт.
  - О любви, говорите? - удивился Издатель, - это архиинтересно, а то ко мне, батенька,  всё с манифестами да листовками идут, - пошутил  издатель, вставая  из- за стола. Он зашагал по комнате размашистыми шагами.       Потом подошел к оторопевшему поэту и взял из его рук рукопись, сел в свое кресло и стал внимательно читать его стихи...
    Поэт долго вглядывался в его лицо, пытаясь понять, нравится ли издателю содержимое рукописи, но понять это было весьма трудно. Лицо Издателя было сосредоточено, только глаза его быстро бегали по строчкам, как будто он и не читал вовсе,  а глотал залпом эти, выстраданные поэтом,  строчки. Ладони Поэта вспотели от напряжения и он украдкой вытер их о колени...
   Издатель всё читал. Потом вдруг поднял свой острый взгляд на поэта и
сказал:
     - А знаете, это ведь очень хорошие стихи, дорогой товарищ! Когда мы окончательно и бесповоротно вернем нашему рабочему классу его место в истории, Ваши стихи станут главной созидательной идеей нового общества. Ведь без Любви нам не удержать нашу Победу.....не удержать....
    Издатель снова резко встал из- за стола, подошёл к окну и застыл, как памятник.
    Поэт долго сидел, не зная, что делать. Потом тоже  встал и подошел к окну. Взглянув на Издателя, он вдруг увидел, что его глаза и мысли находятся очень далеко,  даже не за пределами этой комнаты, а много дальше. Он думал о чем-то очень сосредоточенно,  и это вдруг стало передаваться и самому Поэту, транслироваться мощной энергетической волной прямо в душу, как четкие буквы телеграфа.  Поэт тоже посмотрел  в окно. Там было всё тоже, что он видел в последнее время на улицах города.  Флаги, люди в шинелях у костров,  проходящие стройным шагом матросы, повозки с мешками,   нищий простой люд в потертых телегрейках и валенках.
Там,  среди всех, ему бросилась в глаза  молоденькая розовощекая девушка, которая задорно махала листовками и смотрела снизу прямо в их окно...   
        Её поднятая рука оголилась почти до локтя, и он отчетливо увидел сквозь белые хлопья начавшейся пурги нежное и хрупкое  запястье девушки. Такое беззащитное и такое пронзительное. Точно такое же ощущение он испытывал  к бледным рукам своей возлюбленной в старой  усадьбе с резной беседкой ...
     Он вдруг что-то осознал в своей душе, но пока точно и сам не знал что. В его голове вдруг стал складываться сюжет необыкновенной мистерии, которая надвигалась тревожно-ошеломляющим, но радостным знаменьем, и  которую он был должен, нет, был обязан,  донести будущим поколениям. И именно он, волею судьбы и  самой истории, находиться в гуще этих исторических событий. Он поспешно схватил свои рукописи и бросился вниз по лестнице, пытаясь  как можно скорее донести до дома свои ощущения, не потеряв ни одного вспыхнувшего  нюанса,  и все свои, наспех скомканные, чувства излить на голодный лист черновика.
   Он почти бежал, задыхаясь от нахлынуших чувств. Морозный воздух набатом влетал в его легкие, обжигая новыми, до селя неизвестными,  смыслами. Он вдруг отчетливо осознал, что Бог на стороне происходящего, что мир, перевернувшийся в одночасье, никогда уже не вернется назад, в  прошлое, в ту старую усадьбу, где он когда- то с замиранием сердца ласкал ее бледную руку...
       Всё будет сметено и брошено в горнило истории. Новая,  неизвестная жизнь засияет другими гранями и идеями, которых уже не остановить. Он напишет об этом свою поэму. И он уже знал, как она будет называться....
    Вбежав на второй этаж своей крохотной квартирки, он схватил лист бумаги и твердой рукой написал: "Двенадцать".
   
 © 2019 Эльвира Игоревна