Сказы Сибирского тракта - из 5 т

Сказы Большого сибирского тракта
               


  Говорят, приятно и здорово путешествовать.

Может быть! - скажу я взявшим бумажный знак на почтовый пароход, чтобы ехать на Запад и в Европу, и никак не скажу этого тем из моих знакомых, которые заручились билетом, чтобы ехать в пасмурную Москву и в морозную Сибирь.

При одном слове "путешествие по Сибири", в воображении должны вставать десятки ужасов, начиная от путевой пыли летом, и до глубоких ухабов зимой, до хмельных станционных смотрителей и скрипучих почтовых экипажей, во всякое бурное время года".

Сибирская зима кажется вечной, когда задует здесь северный ветер -хиуз, и снесет снег на дорогу под скрип старых сосен и шепот волнующихся под метелью елей.

Бывало, переменится ветер и ударит в лицо снежной крупою, поземкой, и медленно плывет против сильного дуновения морозного воздуха усталая тройка. И только бубенцы в сумраке чистым звоном напоминают о теплом доме впереди.

Возьмем те слова русского путешественника, писателя Сергея Васильевича Максимова, в качестве предисловия и совершим поездку по Большому сибирскому тракту, познакомиться с сибирским дорожным бытом девятнадцатого столетия. Узнаем все с помощью дорожных записей, оставленных различными лицами, бывавшими в
Сибири с 1830 годов по 1890 год.

Начнем со сборов в дорогу. Жителями Сибири были выработаны навыки, позволявшие преодолеть тяготы климата и долгого пути по малонаселенной местности. Приезжие старались следовать их советам или же, в противном случае, приходилось гостям горько раскаиваться.


Отправляясь в долгий путь морозной и ветренной зимой, сибирские путники облачались, как говорили, в "две шубы".

Было их дорожное одеяние многослойным и бывало сходно с одеждой трактовых торговых возчиков. Кроме верхней одежды одевали полушубок,а сверху его доха или тулуп. Многие часы на ледяном ветру одна шуба не могла защитить хозяина сибиряка.

 Лучшей для Сибири зимней дорожной обувью  считались валеные сапоги, валенки, без которых пускаться в дорогу в мороз считалось, как выражались тогда,положительно немыслимо.

Охотно пользовались путешественники предметами зимней одежды
северных народов.

Замечали, что сибиряки в дорогу "надевают самоедские шапки с
большими наушниками, которые могут служить шарфом. Швейцарский ученый и бытописатель Эйрие, проехавший по Тобольскому северу в первой половине века, оценил по достоинству предложенное ему тобольским казаком "остяцкое платье", прочное и хорошо спасающее от холода.

Народ остяков охотился и рыбачил по берегам сибирских рек и видом своим напоминал тунгусов.

Заморский гость Сибири Француз Руссель в 59 году избавился в Томске от своей "шюба", куплен- и
ной в немецком магазине в Москве. Да и приобрел для дальнейшего пути "даху" из оленьей кожи, чрезвычайно легкую и недоступную действию внешней среды" (правда ее во время остановок надо было оставлять в санях, поскольку в тепле станционных домов, доха из оленьего меха линяла.

Как и ныне, многие путешественники прошлых веков, отправляясь в путь, запасались обильной провизией, пополняя ее в каждом губернском городе. Это было необходимо не только из соображений бережливости.

Павел Иванович Небольсин  (один из основателей Русского географического общества, немало поездивший в 1840-х гг. по Сибири,) наставлял: "что найдешь... в большом городе, того не найдешь в крестьянском доме, как бы оно не казалось необходимым для каждого". Многое приходилось запасать в дорогу в большом багаже.

Особенно жаловались на "русский пост" иностранцы, чьи
гастрономические вкусы, по крайней мере, первоначально, плохо воспринимали простую
крестьянскую пищу.
 
Путешественники закупали мед и позднее белый сахар, заморский кофе, сдобные булки, белый хлеб, холодные мясные закуски и, конечно,нахваливали китайский чай - "бесценный напиток во всех частях света, а в Сибири - настоящий нектар!".

Как дорожное лакомство, запасливый сибиряк захватывал с собой "жареные слив-
ки", молочные сливки, пережженные с сахаром, добавлявшееся в чай.

Пока западноевропейские путешественники закупают в дорогу ветчину, балык, икру
и заботливо укладывают в "особо устроенный плотно закрывающийся ящик с мягко уст-
ланными отделениями" бутылки с вином, познакомимся со снаряжением готовящегося к
отправке возка.


"Теперь надо... поклажу уложить так, чтоб, если сани опрокинутся..., не быть раздавленными и ушибленными до смерти нашими чемоданами и шкатулками", - этому искусству Руссель научился у своих спутников-сибиряков.  Внутри саней с обеих сто-
рон продевалось по железному кольцу, к ним веревками привязывалась вся кладь.

В ка-
честве приложения к зимней или летней повозке опытные путешественники настоятельно
советовали брать с собой подушки и матрасы, чтобы по возможности сделать дорожные
толчки и тряску менее мучительными.

Тем более необходимо это сделать для путешествия по Сибири, когда несколько суток путники проводили в повозке, заменявшей им и диван, и постель.
"На дне кошевки, саней-повозки на одну лошадь, расставлены были чемоданы и шкатулки с разною поклажею. Все поставленное там нами выровнено с особой аккуратностью.  А еще сверх них раскинута была широкая перовая перина.

   В головах под подушками помещен небольшой самовар, медный чайник, кулек с
угольями, горшочки с мороженными щами и пельменями, мешок с белым хлебом и по-
гребец с приятными столовыми принадлежностями.

  Сверх перины лежало большое меховое одеяло, а сверх
одеяла две большие рогожи...

Так снаряжались в долгую зимнюю поездку, например, на легендарные
золотые прииски, отважные сибиряки с достаточными средствами и опытом путешествий.


Для езды на почтовых в России недостаточно одного паспорта, нужно еще иметь
и особую подорожную… позволение брать беспрепятственно почтовых лошадей. Всю же значительную часть пути в Сибири можно было проехать и без таковой, если путешественник пользовался услугами личной вольной почты и вольных возчиков.


 Вольные почты представляли собой монополию на почтовые перевозки, передаваемую правительством какой-либо частной артели или лицу на определенных условиях и
на довольно протяженном участке почтового тракта.

Частный пассажирский извоз в этих местах был запрещен. Вольные почты, устроенные в Сибири с 1847 г, "преследовали" путешественника от Казани до Шадринска и Тюмени. Проезжавшие отмечали достоинства вольных почт, большее удобство экипажей, в сравнении с "мучительными форменными
телегами, какими... щеголяют обыкновенные почтовые тракты", отсутствие необходимости расплачиваться на каждой станции, поскольку поездка оплачена заранее, и конечно почти беспрепятственная выдача свежих лошадей.

Но что, впрочем, во время большого съезда или разъезда с ярмарок нарушалось. В Сибири на участке с вольными почтами были созданы комфортные
условия для остановок проезжающих в меблированных гостиницах при станциях, отмечались также достоинства кухни пристанищ для путешественников - то, что так резко выделяло эту дистанцию тракта от его остального протяжения, но и удорожало стоимость проезда.

В качестве темных сторон вольных почт местными людьми назывались различные последствия исключительного их владычества на большом участке дороги. Упоминалась   дороговизна, ведь там плата за проезд превышала обычную втрое. Заметна бывала особая неприветливость и даже грубость станционных смотрителей.

Там встречались сонные ленивые ямщики и "измученные лошади, животные разбитые и охромевшие, на которых ямщики везут с бережливостью, - как пресное молоко. "Нет, как хотите, - завершает свой обзор  известный русский бытописатель Сергей Васильевич Максимов, - а путешествовать по России и дорого и неудобно и вольная почта ни мало не исправляет этого недостатка.

Самочувствие в пути зависело от состояния дороги. В Европейской России к 1880-м
годам сложилось несколько расхожих мрачных представлений о Сибири, с которыми
сталкивался путешественник, впервые в своей жизни рискнувший пересечь Уральский
хребет.

 Пугали смельчака рассказами об "ужасных" дорогах, почти непроезжих. И в то же время легенда о скорой сибирской езде превратилась почти в азбучную истину.

 Картинка "сибирский ездок" красовалась в одном из российских букварей.
К концу XIX столетия, действительно, сибирские дороги пользовались дурной славой.

О Большом сибирском тракте в предуральской части, Николай Михайлович Ядринцев писал:
 "Состояние дорог в Западной Сибири крайне неудовлетворительно. Местами
дорога представляет вид... пашни, изрезанной продольными бороздами... приходится то
подскакивать и биться теменем о верх тарантаса, то качаться из стороны в сторону...
Станцию верст в тридцать приходится ехать часов семь или восемь".

Многие жалобы на "каторжный" Михайловский тракт - от Екатеринбурга до Тю-
мени - относятся к последним десятилетиям века. Не могу судить о том, как этот участок выглядел ранее. Но соседнее ответвление тракта - от Шадринска до Екатеринбурга - иркутянин Паршин, проехавший здесь в 1849 году, наградил эпитетом "благодетельное шоссе".


На состояние тракта в соседней Пермской губернии сетовали в 1876 году немецкие
ученые Финш и Брем. Они же упрекали своего соотечественника Александра Гумбольдта за его комплимент этой дороге, сделанный в 1829, что она "лучше английских".

Но, оказывается, не только Гумбольдт находил уральскую часть сибирского тракта превосходной, написав о ней: "Лучшая дорога в России".,


"Дорога, усыпанная хрящиком, налаженная в былые поры и поддерживаемая до сих пор в состоянии самородного, естественного шоссе... завидная на Руси дорога"
- так оценил ее С.В.Максимов, проезжая по ней погожей осенью в середине столетия.

Вероятно, рост перевозок по тракту во второй половине века, устаревшие способы  поддержания исправности и починки, которые и проводились, видимо, уже не так старательно, стали причинами такой перемены облика старого пути.


Дорога по степной части Западной Сибири признавалась всеми авторами терпимой,
ведь в случае необходимости, ее можно было просто объехать по полю: "Дорога раздваивается, расстраивается и часто с одного ее конца до другого... версты две или около".

От Томска на восток тракт, проходивший уже по холмистой местности, снова повер-
гал путешественников в отчаянье. "Я не видел в своей жизни худшей дороги", "самая...безобразная дорога во всем свете", - единодушны в оценке и американец Джордж Кеннан в 1885 году, и сам Антон Павлович Чехов во время своего путешествия на Сахалин в 1890 году.


Им не повезло: они проезжали в самое неудачное время - в распутицу. Между тем, в
те же годы тот же самый участок пути других приводил в восхищение.
А Николай Михайлович Ядринцев утверждал, что таких дорог вообще "мало в России...

Дорога вышла совершенно гладкая и ровная, как пол, так что в состоянии привести проезжающего в восторг. Этот участок тракта, в отличие от находившегося западнее Томска, был укатан с гравием и щебнем.


И хотя современники говорили о его ухудшении в конце столетия, но и в
начале двадцатого века еще отмечалось хорошее его состояние, ремонт требовался только на подъездах к большим населенным пунктам.


Так что поговорка "в Сибири плохие дороги" в путевых записках XIX в. выглядит не
столь однозначно. По Сибирскому тракту можно было проехать вполне сносно, исключая
"Михайловский" тракт под Тюменью и время распутицы.

 Зимний, санный путь, с ноября до конца марта казался особо благоприятным для скорого путешествия. Но являлись новые испытания. Езда по разбитой интенсивным движением зимней дороге, да еще по пересеченной местности, была особенно чревата катастрофами.

 Очевидец пишет, что длинные караваны саней съезжают с гор с такою быстротою, что делают в снегу страшные, глубокие рытвины... В санях нельзя спускаться тихо с горы возница гонит лошадей в галоп, по сугробам, по кочкам, по пням, не обращая внимания ни на какие препятствия.

 Когда сани достигают, наконец, в своем бурном крушении подошвы горы, то оказывается, что они опрокинуты вверх дном, пассажиры и вещи растеряны по дороге и сам ямщик выброшен неизвестно куда.


Под Красноярском и Читой, путешественников могла ожидать другая напасть – сильными ветрами, метелями, на десятки верст с дороги сносило снег, и сани не ехали,
так что порой приходилось пересаживаться на колесные летние повозки.

Но пока мы миновали Шадринск – недалеко от Тюмени. Здесь многие путники сворачивали с почтового тракта на купеческий. На нем "хозяевами" дороги были частные,
"вольные" возчики, "дружки", как их называли в Сибири.

 Именно они прославили своей
быстрой ездой сибирский тракт. Возчик доставлял путника к своему "дружку" в следую-
щем селении, где возницу и седока и кормили, и чаем поили; этот "дружок" - вез к следующему и так далее - "по веревочке".

Стоимость проезда при этом осталась той же, о которой договорился первый возчик за три копейки серебром или даже "семитка, две копейки на тройку" в 1860 году.

"У первого дружка везла скоро отличная тройка, но плохой экипаж, какая-нибудь разбитая, мочалами связанная кошева или легонькие саночки... Большая часть лошадей бешеные, какие-то угорелые, непослушные.

Мне всегда почти случалось садиться у крыльца в сани в то время, когда ворота на улицу были заперты, и тройку, сильно храпевшую и рывшую ногами снег, держали двое-трое под уздцы.

Ямщик бросался в кошеву, обматывался вожжами. Отпирались скрипучие ворота, сподручники отскакивали в сторону. Храпящая яростная тройка бешено вырывалась на улицу...разметая комья снега, налетала на соседский дом, в ближайшие открытые ворота, а через двор в
огород: из огорода в ... овраг, куда выкидывала и меня, и ямщика, и мои чемоданы…

Пол-дороги потом лошади нас мчали вскачь, редко по главному полотну дороги... и только с пол- пути, усталые и измученные от собственной безрассудной рьяности, начинали превращаться в настоящих разъездных лошадей, с крупною и быстрою рысью".


Впечатляющие картины схожей бешеной езды наблюдались не только в Барабинской степи. Невольными участниками таких скачек оказались Иван Александрович Гончаров в Приленском крае, польский бунтарь Феликс Яковлевич Кон в Забайкалье,
немецкие ученые - доктор Финш и знаменитый Александр Брем на Алтае.

Резвые и полудикие степные лошадки, свежие, не заморенные постоянной ездой,
как на оживленных почтовых трактах, порой "в течение первого часа" преодолевали пе-
регон в двадцать и даже все тридцать верст. Одна верста состояла из тысячи двухсот метров. Означалась она по обочине верстовыми столбами. Двендцать верст в час - скорость, предусмотренная почтовым ведомством для шоссе (для грунтовых дорог - 10) - в Сибири считалась ездой шагом.

Здесь был обычен карьер - верста в 3 минуты, по подсчетам доктора Финша. За сутки по хорошей дороге путешественники преодолевали верст двести.


По Сибирскому пути запрягали еще степную киргизскую лошадку, стойкую к холоду.
Купленные у кочевников, степные лошади ценились выше, нежели другие сибирские. Кроме того, они паслись на воле круглый год, содержались в больших табунах и относительно редко запрягались, что объясняло их дикость и резвость.

    Однако сибирские лошади не были сильными, и, если случалось вновь выезжать на
недавно вернувшихся из поездки, то через некоторое время, утомленные животные пере-
ходили на шаг. Потому-то их запрягали в большем, чем обычно количестве, к удивлению
проезжающих.

Отличались и сами сибирские возчики от их собратьев в Европейской России: "Это
не тот "ямщик лихой", которого мы знаем у себя, с его песнями и разгульными жестами,
- писал Павел Иванович Небольсин, - «... он увесисто сидит на козлах, и только для вида,кажется, держит в руках вожжи. Лошади несутся сами вперед, и он только по временам
подогревает их рвение легкою острасткою кнута.

Перерывистые крики: "Гай! Шевель,бычок-батюшко!.. А чтобы те язвило! У, чтоб те пятнало!.. - вот все, что вы от него услышите, он песен не поет - они или неизвестны ему, или недоступны для его серьезного расположения.

В то же время удаль и привычка к опасностям сибирских ямщиков, вызывала изум-
ление. Лошади понесли - ямщик с мчащейся повозки прыгает на дугу коренной - и оста-
навливает тройку.

Байкальские возчики, не моргнув глазом, перелетают на санях через
метровые трещины во льду озера. Если разлом широк, "то ямщик удивлял путников уловкой, он скалывал лед вокруг повозки и на
льдине, как на пароме, переправлялся через полынью.

А о лихой скачке, невзирая на препятствия, от которой у седока душа замирала, вспоминал не один путешественник, переживший ее.

Сибирские вольные возчики также отличались расторопностью "как леопарды" бро-
сались они на лошадей, завязших в снегу, приметно и приятно были услужливы и дру-
желюбны.
Такие же качества выказывали сибиряки, работавшие на перевозках через многие си-
бирские реки - шуга ли, ледоход, сильный встречный ветер. Бросались вперед сибирские ямщики смело и презирая опасность, они брались перевезти почтальона или же отчаянного путешественника. Для этого, по словам путника Небольсина, достаточно было выставить на всех ведро водки и наградить "синеньким кредитным билетом" -на пять рублей и сорок четыре копейки.


Под Канском коммерческий тракт сливался вновь с почтовым, опять можно было
воспользоваться услугами почты. Под Томском возчиками служили "бухарцы" - татары
пригородных деревень.

В малолюдной и протяженной Сибири путешественники, "по сибирскому обыкновению" тысячеверстные расстояния проезжали почти без остановок. И лишь на станциях или у
"дружков" задерживались минут на двадцать для перепряжки лошадей. Путники в это время рассчитывались за проезд, успевали выпить стакан чаю и редко где-либо задерживались дольше.

Таким образом, и днем, и ночью, ехали несколько суток кряду. От Екатеринбурга
до Томска резвые тройки могли добраться дней за восемь.

Беспрерывная езда на большие расстояния, дорожная тряска, недосыпание, порой
недоедание, зимние бураны и морозы утомляли странников и даже расстраивали их здоровье. В Томске путники, едущие далее, как правило, делали остановку, хотя бы на несколько дней - для необходимого для сохранения здоровья отдыха.


Отсюда на восток путешественники направлялись уже на почтовых. Стоимость
проезда от Тюмени до Красноярска составляла копейку с половиною за лошадь на версту - самый низкий ценз в России. Но из-за дальности расстояний поездка в целом обходилась недешево.

К проезду надо прибавить по пяти и до пятадцати копеек возчикам на согревающую и лечащую водку, отдельную плату за подорожную, одну копейку за версту (по приблизительным подсчетам для проезда на почтовых только от Томска до Иркутска требовалось более 100 рублей.


  Почтовая станция - обычно "очень хорошее здание", к которому примыкает обширный двор с навесами и конюшнями. "Почтовая станция обычно очень хорошее здание", к
которому примыкает обширный двор с открытыми навесами, где хранятся сани, телеги,
упряжь. Станции "отмечаются щитом с изображением герба, названием места и расстоянием от Петербурга.

Внутри: немногие "жесткие как камни" диваны или деревянные ска-
мьи, занятые приехавшими раньше».

Путешественники сетовали, что на сибирских почтовых станциях, "несмотря на вы-
вешенные... прейскуранты, кроме обычного самовара трудно что-либо добыть" впро-
чем, то же самое можно было наблюдать и на трактах Европейской России. Но француз-
ский путешественник, проезжавший здесь в 1850-х годах и остался ездою доволен.

Во время двухнедельного вояжа по Западной Сибири он обедал в крестьянских домах и "отучился" есть ножами и вилками. В сибирском столовом обиходе крестьяне кушали деревянными ложками.

Перейдя на почтовый тракт, француз столкнулся с другой картиною: "Удобнее
всего останавливаться на почтовых станциях, там всегда бывает готовый стол, приборы, тарелки и все, что необходимо для благородного человека, исключая, впрочем, постелей, которых я не встречал нигде от самого Урала до Японии. Все спят на лавках или на диванах или по крестьянскому обычаю, на печке, а если эти места заняты - то запросто на дощатом полу, да на теплых овчинах.


Почтовое ведомство в Восточной Сибири, видимо, не испытывало соперничества со стороны вольных возчиков. Потому здесь во второй половине века
чаще встречались жалобы на задержки с отправкой даже более суток.

Эти заминки, возможно, не всегда были вызваны "разгоном" лошадей. Про Томскую почтовую контору, например, в 1880-х г. ходили слухи, что ее служащие с помощью волокиты "подмазывают" взятками свои экипажи. По свидетельству С.В. Максимова, такое поведение было свойственно и для почтовых станционных смотрителей европейской России.

"На станциях получаешь какие-то темные, неопределенные советы об осторожности при проезде, вечерами в потемень, и по ночам, и короткий совет, мол, "варнаки, де, гуляют, пошаливают, а места глухие". Местами не безопасен бывал проезд по тракту от нападения лихих людей.

Покушения на пассажирскую почту происходили, в основном, во время большого съезда
купцов на ярмарку. Мошенники "в былые и недавние времена, выезжали на лихих
тех тройках, навстречу проезжей тройке, путали упряжь, кричали, суетились. Отвлекали шумом путников на себя.

 Да в то время скрытые и валявшиеся в канаве соучастники выходили на дорогу. Прорезывая тихо задок экипажа, воры ловко срезывали чемоданы, выхватывали сундуки и  что попадалось под руку.

Причем, дорожными грабителями, по слухам, являлись не только беглые, но некоторые местные жители и даже падшие представители власти, сами не брезговавшие лихой добычей.

 Так, по свидетельству современника, в 1890 году там была разоблачена
шайка грабителей, нападавшая на почты между Верхне-Удинском и Читой, во главе нее
оказался читинский городничий Алексеев, разоблаченный и схваченный.


Атрибут почти каждого перегона по Сибирскому тракту - трупы павших лошадей. Их черепа и кости белели вдоль уходящей за край земли дороги.

"Курьеры те заматывают ямщиков и коней. Очень уж крепко-много наезжает их, - объясняли ямщики.

Курьеры-скороходы, выслуживаясь, загоняли несчастных коней, били и мучили криком ямщиков.

А иные жестокие чиновники, следующие по "казенной надобности", для которых не существовало, по выражению Николая Ядринцева, "непогоды, времен года, природных препятствий", гнали тройки напропалую. Безумцы те всякой бранью и побоями понуждали ямщиков к сколь можно быстрой езде, чем загоняли насмерть почтовых лошадей, лишая возчика источника его заработков.


Зато про сибирских курьеров говорили, что они пролетают по Сибири "как бомбы" почти по триста верст в сутки.

При движении имелись главные правила и порядки.

При езде по тракту все должны были сворачивать, уступая дорогу курьерам и государевым ценным грузам, охраняемым стражей возам с приисковым золотом. Сокровища те добывались на тайных царских приисках мрачными невольниками, каторжниками в кандалах.

Из таежных лагерей вооруженные казаки вывозили намытое золото на сибирский тракт. Стражникам царского золота для быстроты освобождался путь всеми проезжими. Едущих на почтовых по казенной надобности другие также были обязаны беспрепятственно пропустить.

"В остальных случаях признается правилом, что отдельные
сани, или малое число их, должны сворачивать перед большим санным поездом".
 
Впрочем, эти правила не всегда соблюдались. Для узких дорог в Сибири существовали и другие неписанные народные правила, возчики говорили, мол, "У нас, кто молодше, - тот и в сугроб".

 Мещанин купцу уступает дорогу, а купец честь отдает чиновнику, а уж те чинами верстаются.


Разными были и сроки путешествий.
На проезд от Томска до Иркутска путешественники тратили около недели.
К концу XIX в., когда Европа покрывалась сетью железных дорог, езда по Сибир-
скому тракту выглядела почти анахронизмом, вызывала больше нареканий, тем более что
и число проезжающих значительно увеличилось.

Но и тогда некоторые ее стороны даже у бывалых людей вызывали восхищение. Все-таки, несмотря на досадные сбои, значительная надежность сообщения, русская крестьянская дешевизна, скорость - и все это на протяжении тысяч верст.

В середине же века девятнадцатого, как можно судить из записок путешественников, эти качества, предположительно, сделали бы Сибирский тракт лучшим в России. Не помешай тому  не суровость зимней погоды, если бы не малолюдность края и слабость человека, с трудом превозмогавшего тяготы перевозки на громадные сибирские расстояния.

Вдоль великого пути, в каждом селении раз в год крестьяне выходили править свой участок дороги. На телегах доставляли к пути инструмент и дресву-гравий для покрытия дороги. Ровняли рытвины, да очищали тракт от веток и мусора. Подсыпали дресву и снова ровняли путь. 

Миновало время и навсегда ушло значение Сибирского тракта. Запустел он после строительства Сибирской железной дороги. Грузы и люди покинули старую колею и помчались на железных дымящих паровозах по чугунным рельсам, мостам и главным станциям. Пришло новое время. Поехали люди другими путями. Затерялся среди лесов и полей Большой сибирский тракт...



  по материалам томского краеведа
Андреева Е.А.
(Томский областной краеведческий музей)_

Источники
54 Ф. Кон… С.9.
55 Там же. С.135.
56 Семилуженский [Н. Ядринцев]. Трактовая дорога и герои бойкой езды // Восточное обозрение.
14.02.1885. С.11.
57 Руссель-Киллуга... С.31. Почтовые правила для курьеров предусматривали скорость 15 верст в час.
58 О. Финш... С.23.
59 П.И. Небольсин... С.209.
60 Например, см.: Дж. Кеннан... С.51-52.
_50 Путевые картинки (от странствующего корреспондента "Восточного обозрения") // Восточное обозрение.