Глава 3. Первый день в деревне

Старики вели жизнь спокойную размеренную.
На содержании имели десяток кур, горластого петуха Арчибальда – названного в честь именитого полководца и бодливую корову Аврору, названную в честь не менее известного крейсера.
Аврора давала каждый день по шесть литров молока.  Арчибальд, как положено, нёс свою нелёгкую службу, какую обычно несут петухи. Феликс Карлович все дни пропадал в мастерской, а Варвара Степановна хлопотала по хозяйству.
Старик был рад, что внука ему отправили на целое лето. Наконец-то он сможет заняться его воспитанием! По такому случаю он даже разработал специальную методику, и ему не терпелось применить её в деле.
На следующий день после приезда внука, он разбудил его пораньше. 
- Утренняя зарядка  должна стать твоей первой любимой привычкой, - весело сказал он, посматривая на неохотно приседающего внука. - А холодное обливание второй, - вылил он на него ведро студёной воды.
Пока Егорка недовольно фыркал, растираясь махровым полотенцем, Феликс Карлович тихо посмеивался в усы.
- Так мы из тебя быстро человека сделаем!
- А я что не человек? – огрызнулся мальчик.
- Ты? – почесал голову дед. – Человек, - согласился он.  - Только вот здесь у тебя пусто, - постучал он по его груди.
- Там у меня сердце! – буркнул Егорка.
- Там одно название от сердца, - возразил он внуку. - Наслышан я о твоих проказах.
И как ты старую соседку ведьмой обзывал, и как  вороне из живого уголка колокольчик к лапе привязал, и как отцовские именные часы на квоптер какой-то выменял.
- Квадрокоптер, - буркнул Егорка.
- Какая разница, - махнул рукой дед. - Часы то эти ещё я твоему отцу подарил. А мне они от  моего отца достались, а ему от его деда, - вздохнул он. - Но ничего! Глядишь, к концу лета, уму-разуму и наберёшься, - усмехнулся он, и приобнял внука за плечи.
После завтрака они отправились в мастерскую, где  до обеда пилили, строгали, резали и красили. А после, дед зевнул, и потянувшись сказал:
- Теперь старому капитану полагается поспать, а молодому юнге я даю вольную до ужина.
- Слушаюсь! – пробормотал Егорка и поплелся во двор.
Вечером, когда полуденный зной миновал, и солнце неспешно катилось к горизонту, Феликс Карлович вышел из дома. Настроение у старика было отличное. Он сел на крылечко, и залюбовался птахой сидящей на дощатом заборе.
«Фьюи-Фьюить» - негромко выводила она.
Вдруг пронзительно вскрикнув, птица упала на землю. Феликс Карлович подбежал к ней, краем глаза заметив мелькнувшую в густых зарослях вихрастую голову внука.
- Твоя работа? - спросил он вытаскивая его из травы
Тот, насупившись, молчал.
- Знаю, что твоя! - вздохнул дед и отобрал рогатку, которую Егорка прятал за спиной.
Голыми руками он сорвал несколько стеблей крапивы и погрозил внуку:
- Сейчас я тебе задам!
Мальчишка, испугавшись жгучей травы, попытался вырваться из цепких рук деда, но дело это было бесполезное и, смирившись, он уныло поплелся рядом.
- Совсем душа твоя очерствела. Сердце красоты не видит и жалости не знает. Негоже человеку таким быть! -  сказал старик и посмотрел на птицу.
Та не шевелилась. Грудка её тихо вздымалась, лишь это выдавало, что она ещё жива.
- Зачем птицу из рогатки сбил? – сердито спросил он его.
- Я не специально, - хлюпал носом Егорка. Я в дырку в заборе целился.
- Эх ты, пустая голова! - сказал старик, и хлестнул мальчишку по босым ногам жгучей крапивой.
Егор вздрогнул и исподлобья посмотрел  на деда. Перечить ему он боялся.
Дед был суров, но справедлив!
- Будешь всю ночь стоять в углу за печкой. Может поймешь тогда, что натворил! – сказал он.
Надо заметить, угол тот Егорка недолюбливал. Там было темно, и кто-то постоянно скрёбся. 
- Мыши, наверное, - всякий раз отмахивался дед на вопросы внука.