Право на предательство. Глава 4

      Глава 4. ЧИСЛО ДАЧНИКОВ ПРИБАВЛЯЕТСЯ, НО ОНИ ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ НУЖДАЮТСЯ В СБЛИЖЕНИИ С ТУЗЕМЦАМИ



      Если бы кто-нибудь сказал Алёше, что вставать раньше девяти утра может быть приятно, он, конечно бы, не поверил, но свидетельству тела своего нельзя было противиться. Минувшей ночью он, следуя укладу деревни, лёг очень рано, и утром достаточно было лёгкого окрика уходящего на работу деда, чтобы парень проснулся. Алёша блаженно потягивался в постели, чувствуя себя вполне выспавшимся и осознавая, как с каждой секундой всё быстрее и веселее бежит в жилах молодая кровь. Ласковое, ещё не палящее солнце давно высветило комнату, в которой не было и в помине никакого будильника, и, ориентируясь на мобильник, легко можно было посчитать, что до прибытия Жени в славный городок оставалось не более полутора часов. Алёша не спеша выкурил пару сигарет, выпил чашку чая и, умывшись и одевшись, прогулочным шагом отправился на вокзал, отгоняя утреннюю прохладу предвкушением предстоявших жарких хлопот. С местом обитания друга в течение ближайших недель всё было улажено ещё вчера: дед только обрадовался, когда внук попросил его о приюте для товарища. Старик, добрый и по складу характера, и по профессии, легко привечал у себя дома молодёжь и совсем не тяготился ни шумом, ни новыми лицами, поэтому разрешение Жене занять дальнюю от двора комнату в доме, условно — кабинет Виталия Яковлевича, было получено незамедлительно; об оплате, учитывая приятельские отношения, деда Витя благополучно забыл.

      Итак, Алёша шёл навстречу старой любви, рассеянно поглядывая по сторонам и внимая запоздалому кукареканью и протяжному мычанию коров, очевидно, так радующихся сочной травке на пастбище. Солнце светило, небо синело, деревья зеленели, и слова Жени о предполагавшейся женитьбе, так ранящие ещё позавчера, слова, которые заставили Алёшу в стремлении убежать от них подальше в тот же вечер купить билет и через несколько часов погрузиться в поезд, воспринимались теперь лишь лёгким облачком, уже растаявшим в свете разгорающегося дня. Их так легко было вычеркнуть из головы, когда всё вокруг было мирно, покойно и погоже, что Алёша практически уверился в том, что брак друга — событие только намечающееся и отстоящее так далеко по времени от настоящего момента, что сотня причин и тысяча обстоятельств легко могут благополучно списать его в архив. Каким образом именно это произойдёт, Алёша не думал. Почему? Да просто потому, что день был светел — один из таких, в котором определённо не должно было случиться ничего плохого. Просто потому, что вот-вот поезд привезёт его сокровище, и пойдёт у них старая, прежняя славная жизнь, которая, скинув с себя напряжённый ритм мегаполиса, станет ещё слаще и восхитительней.

      Поезд шёл по графику, без опозданий; до прибытия оставалось менее получаса, и Алёша, присев на скамейку, лузгал семечки, пил колу, курил и улыбался мысли о том, найдётся ли в интернете приложение о железнодорожном движении и насколько время, занятое получением нужной информации, будет больше тех десяти секунд, в течение которых он узнал всё необходимое у первой же встреченной в форме железнодорожников мадам.

      Наконец голова состава показалась вдали и начала медленно расти, погромыхивая на разбегающихся путях и стрелках и оглашая окрестности вечно бередящим сознание гудком. Алёша бросил недокуренную сигарету, получил утвердительный кивок на свой вопрос «этот?» у той же ранее выдавшей информацию тётки и пошёл вдоль перрона от метки остановки первого вагона. Женя ехал в шестом и уже стоял за спиной проводницы, перекинув через плечо лёгкую спортивную сумку. Увидев его, Алёша расцвёл в глупой счастливой улыбке, получил в ответ такую же и стройное гибкое тело, легко спрыгнувшее с предпоследней ступеньки в родные объятия.

      «Легче. Здесь те же дикие нравы, как и повсеместно в России, и окружающие терпеть не могут традиции, если они древнее христианства»  проскользнуло в уме у обоих, и до поцелуев взасос дело не дошло: друзья лишь вполне прилично потискали и потрепали друг друга по голове и беспечно затараторили о наиглавнейшем.

      — Как доехал?

      — Как видишь. Ты обещал телегу…

      — Ага, обрадовался. Это у меня была программа VIP, а тебе она не светит. — И Алёша кивнул на привокзальную площадь. Ни телеги, ни вчерашнего деда действительно не было.

      — Дьявол. В тачку не сяду принципиально.

      — И то верно. Пойдём пешком, здесь минут двадцать, не растаешь.

      — Ага. И разомну задницу.

      — Ты как всегда предусмотрителен. — Алёша ткнул Женю в бок и оглядел облепленное узкими джинсами и полуприкрытое свободной рубашкой навыпуск вожделённое. — А я боялся, что ты в бермудах вылезешь.

      — Ну это всё-таки не тропики и не пляж. — Г-н Меньшов-младший с интересом оглядывался. — А что — мило!

      — Ага, даже коровы гуляют, — подтвердил Алёша. — Под ноги всё же поглядывай, здесь не Москва. Семечки хочешь? У меня целый карман.

      — Давай, погрызу. А спать я где буду? На сеновале не хочу: колется.

      — Не волнуйсь, поселишься через комнату от меня. Дед дал добро.

      — Ага. А это… он чутко спит?

      — В любом случае с утра уходит на работу, а в саду есть гамак.

      — А романтика на лоне природы? Лес, речка там, малинка в ротик…

      — Это пастораль… Обеспечим, но начнём с обыкновенной постели.



      Встреча старых приятелей была не единственным рандеву на вокзале: за пять минут до прихода поезда, напряжённо всматриваясь в редкие фигурки на платформе, вдоль касс в прохладном помещении навстречу друг другу пятились и наконец столкнулись задами Мила с Колей.

      — Ой!

      — О!

      — Ты здесь чего?

      — А ты здесь чего?

      — А ты чего пришёл?

      — А тебе чего нужно?

      Если у Коли была железная отмазка «мама в магазин послала» (такое действительно происходило практически ежедневно), то у Милы таковая напрочь отсутствовала. Очарованная внешностью и оскорблённая пренебрежением, устроившая на чердаке пункт наблюдения, продежурившая битый час с биноклем во влажных ладонях и нарезавшая пару километров по Виноградной в якобы вечерней прогулке, Мила оценила результаты своих усилий как сомнительные: несносные деревья мешали созерцанию расположившегося за столом topless Алёши, позиция в гамаке тоже просматривалась плохо, и вечерний моцион москвич не жаловал. Мила легла спать недовольной, спала мало и некрепко, встав поутру, еле дождалась вышедшего из калитки Виталия Яковлевича и, оседлав велосипед, быстро догнала шествующего в поликлинику почтенного старца.

      — Добрутро, дядя Витя!

      — А, здравствуй! Мама как поживает?

      — Спасибо, а вы? Коля говорил, к вам гость пожаловал?

      — Да, внучек из столицы прибыл.

      — Надолго?

      — Пока не надоест.

      — Так ему после Москвы, наверно, скучно. Пусть с Колей познакомится, не подскажете? — бросила Мила первую нехитрую наживку.

      — Вряд ли: он английским усиленно занимается, и, потом, к нему дружок должен подъехать.

      — Какой дружок? — растерялась Мила.

      — Обыкновенный. Женя. Студент, — простодушно просветил г-н Горняков — идеальный земский доктор, полная копия Антона Павловича, вплоть до бородки и соломенной шляпы. Разница с Чеховым заключалась лишь в очках, которые Виталий Яковлевич надевал вместо пенсне у классика.

      — И чего, он тоже у вас будет жить?

      — Ну да.

      — Да где?

      — В заднюшке, — вспомнил г-н Горняков показавшееся забавным вычитанное в словаре Даля обозначение дальних комнат в сельских домах.

      — В кабинете?

      — Да. — И, предварив вертящийся на кончике языка Милы вопрос, старик без всякого злого умысла похоронил все надежды на завязывание знакомства: — Так что можете не развлекать деда Витю, слушая дела давно минувших дней: буду москвичам свои истории травить да наставления за чаем читать. Свободны на месяц. — И сельский доктор коротко усмехнулся.

      — Да какие же наставления!.. Нам же скучно без вас будет!

      — Да это зимой, а летом сами не заметите, как до десяти вечера у Быстровки провозитесь, пока солнце высокое. — Виталий Яковлевич опять коротко усмехнулся в седые усы, на этот раз вспомнив Алексина: — Саша-Шура…

      — А вот мы их к себе переманим, — изо всех сил стараясь казаться беззаботно-игривой, предостерегла Мила, — вот и заскучаете, да ещё сами к нам напроситесь.

      — Это вряд ли, — засомневался доктор. — Они небось как в планшеты свои уткнутся, так до вечера и отключатся. Разве что на сигарету и обед оторвёшь. На велосипеде не сложно под мой шаг равняться? О, хорошо, что вспомнил: надо в сарае покопаться, там старые велосипеды должны быть свалены. Если не проржавели ещё, предложу для физзарядки новосёлам. Ты извести, как мама варенье начнёт варить, — я ей заказ побольше сделаю.

      — Ага. — Мила глупо кивнула головой и затормозила, упёршись в землю ступнёй. Виталий Яковлевич удалился на десяток шагов, готовый сорваться с уст девушки вопрос о времени приезда Жени замер на губах, Мила даже прикрыла рот рукой: что тут выведывать, когда таинственный незнакомец может приехать только утром, как вчера прибыл и Алёша. И если друга встречают, то… План выстроился сам собой: выследить Алёшу, пойти за ним на вокзал, сохраняя дистанцию метров в пятьдесят-сто, чтобы не бросаться в глаза, как бы случайно встретиться на перроне за пять минут до прихода поезда (причины для появления всегда найдутся: да тот же базар, надо, кстати, семечками для правдоподобия разжиться), увидать приятеля, нового дачника, вклиниться в тесную компанию, вбросить мысль о прелести велосипедных прогулок, а там… а тогда…

      Развернувшись, Мила поехала домой, не обратила никакого внимания на Колю, заинтересованно следящего за перемещениями подружки по Виноградной, оставила велосипед во дворе и стала ждать выхода Алёши.

      Представлялось вполне возможным завязать знакомство с ещё одной столичной штучкой, снисходительно простив вчерашнюю невежливость первой, но на вокзале всю композицию расстроил очень ревнивый к своему авторитету и к чести Елегорска Коля, которому выследить Милу не стоило никаких трудов, как и увидеть объект её собственных наблюдений, спокойно сидящий на скамье и лузгающий семечки. Однозначное «отвали» после тёплых приветствий не произвело на Колю никакого впечатления — наоборот, он стал ворчать, порицать, цеплять подружку за руки и лишил её и свободы передвижения, и осуществления гениальных замыслов. «Не пойдёшь», «не позорься», «где твоя гордость?», «он только бойкота заслуживает», «плевать он на тебя хотел» и тому подобное сыпались на Милу, несмотря на её притоптывания ногой и попытки высвободиться из цепких пальцев.

      — А чтоб тебя! Какого дьявола! Всё испортил, псих!

      — Чего испортил? Что ты ему на шею вешаешься? Думаешь развести на вечную до гроба взаимную любовь и въехать в столицу на белом коне прекрасного принца?

      — Хоть бы и так! Получится — получится, нет — нет. А ты после школы собираешься здесь всю жизнь проторчать на своём пароме? Смехота! Да хоть на рынок в Москве устроиться — и то больше заработаю!

      — Ага, или официанткой. Всё знаем: общественное питание — общественное потребление.

      — Сам потребляйся! А я не такая! — Миле удалось на короткое время высвободить правую руку из крепкого захвата и хлестнуть Колю как придётся. Пришлось по плечу и совсем не больно — и парень опять пошёл в наступление:

      — Много тебя там спрашивать будут!

      — Тупые нотации не будут читать! Тебе вообще какое дело?

      — Такое, чтоб ты не липла к этому дачнику и свою мать не позорила на весь Елегорск!

      — Да пусти, ****ь! Ой, блин! Уже поезд! Скотина, всё коту под хвост!

      И Мила с Колей прилипли к окну, следя за тёплой встречей друзей; на всякий случай Коля не выпускал из зажима своих пальцев девичий локоток.

      — Ага! Ещё один дачник!

      — Чёрт, и тоже красавчик!

      — Ты э'то у дяди Вити выведывала?

      — Шпион!

      — Сама! Я по крайней мере не таился! Смотри, как сплелись! Они ещё, может, и гомики! Ёбнулись твои планы, готовься в официантки или домработницы!

      — А ты в дворники! Тьфу, чёрт! Да пусти наконец!

      Изрядно раскрасневшаяся Мила попыталась пригладить всклокоченные волосы. Как её достала опека её нравственности противным Коляном! Как теперь к москвичам подъехать?

      Ворча, переругиваясь и пеняя друг другу, парочка отправилась следом за Алёшей и Женей. Мила продолжала негодовать на Колю и нервно покусывать губы; идеи покорения залётных на совместных велосипедных прогулках ещё жили в голове, но дышали на ладан. «А счастье было так возможно, так близко…»



      На полпути Женя вспомнил о родителях и передал Алёше сумку:

      — Держи, позвоню сейчас предкам и отрапортую о прибытии.

      — И… — Алёша провокационно посмотрел на любовника.

      — …отключу телефон, чтобы никто нам не мешал.

      — Правильно.

      Парни остановились, Алёша принял у Жени сумку, в ожидании конца коротких переговоров начал нетерпеливо вертеться на месте и, конечно, засёк дефилирующих в полусотне метров вчерашних знакомцев.

      — Развернись, глянь и запомни! Мила и Коля, весьма общительные и очень активные особы. Держи дистанцию.

      Женя кинул на парочку равнодушный взгляд.

      — Они кусаются?

      — Нет, эту привилегию я оставляю за собой. Двинули дальше. Вот тебе и Виноградная.

      — Без винограда?

      — Само собой. А вот и наш дом.

      Войдя в дом, Алёша сбросил сумку, оставшуюся у него на плече после звонка, и плотно задёрнул занавески. Знакомство Жени с обителью по вполне естественным причинам откладывалось на неопределённое время.

      — Итак…

      Алёша обвёл кончиком языка верхнюю губу; Женя, грациозно изгибаясь, стал расстёгивать рубашку…