Мертвый месяц

Выложен ознакомительный фрагмент. Книга вышла на ЛитРесе: https://litres.ru/lada-kutuzova-13084528/mertvyy-mesyac/

Аннотация: Группа студентов приезжает в заброшенную деревню, чтобы встретить Хэллоуин. Они не знают, что давным-давно в этом месте существовал культ бога, исполняющего желания. А несколько лет назад на старом кладбище погибло несколько человек. Теперь студенты стремятся выбраться из проклятой деревни, а мертвые просто хотят жить. Жить любой ценой.

Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана.
«Буду резать, буду бить
Все равно тебе не жить».
Пролог
Людей создали боги — это верно. Верно и обратное: люди создали богов. Разных. Добрых и злых, умных и не очень, кровожадных и милосердных. А потом люди придумали ритуалы, чтобы кормить богов.
Я — бог, исполняющий желания. Любые. Всего-то и надо, что прийти ко мне и сыграть в игру. Где ставка с моей стороны — мечта человека, с его — жизнь.

Глава первая. Моркина гора
Снег в этом году выпал рано. Обычно он ложился на землю ближе к Новому году, а тут решил побить все рекорды и нагрянуть в октябре. В Москве снег быстро таял: в большом городе слишком тепло от домов, фонарей и коммуникаций. А здесь, загородом, он задержался, заявляя свои права на мир задолго до наступления зимы. Никита не сомневался, что через неделю осень не оставит от снега и следа, но пока тот делал вид, что он тут навеки.
Сегодня утром Никита с друзьями приехал в деревню своего детства. Когда-то его отправляли сюда на все лето к прабабке дышать свежим, не то что в Москве, воздухом и принимать солнечные ванны. С тех пор прошло много лет, все изменилось: дома пустовали без людей, дворы поросли бурьяном, а провода и вовсе отсутствовали — их давно уже срезали. Одним словом, запустенье. Перед поездкой бабушка вручила Никите гостинцы для оставшихся в деревне жителей, наказав внуку передать от нее привет.
Он не спорил: надо — так надо. Младший брат на месте Никиты начал бы страдать, что у него много важных дел, да кому это нужно и все в том же духе, теряя из-за нытья еще больше времени. И все это вместо того, чтобы потратить от силы полчаса-час, пока топится печь в прабабкином доме. Сам Никита крепко запомнил то, что сказал отец: один из основных навыков человечества — умение общаться, заводить друзей. Можно быть семи пядей во лбу, но без связей и помощи своих ничего не добьешься. Никита был с отцом согласен, он и сам поддерживал со всеми хорошие отношения — так проще. А потому его чаще других из класса приглашали на дни рождения и праздники.

Прямо сейчас Никита стоял на крыльце соседнего дома вместе с Костей и Ниной. Ребята уже минут десять ждали, когда им откроют. Хотя из трубы шел дым, признаков жизни дом не подавал. Никита пожал плечами и начал разворачиваться, как дверь резко распахнулась.
— Я думал, мне померещилось, что стучит кто. А тут и на самом деле люди.
Возникший в проеме дед, казалось, перешагнул за столетний рубеж: тонкая, как пергамент, кожа, покрытая пигментными пятнами, тусклые глаза, пушок вместо волос. Дед был одет в теплую фуфайку, ватные штаны, на ногах — валенки.
— Здравствуйте, я Никита Кузьмин, — представился парень. — Правнук бабы Тони. Она в том доме жила, — он махнул себе за спину.
Дед близоруко прищурился.
— Какой Тони? — не понял он сразу. — А-а, Тоньки, которая у нас бухгалтером работала? Помню. Ее дочь в город забрала, она там пожила немного, да и померла.
Он присмотрелся:
— И тебя помню! Ты совсем мелким был, когда в последний раз приезжал — в первый класс собирался. Хвастался все.
Никита улыбнулся: дед перепутал его с младшим братом, но сообщать об этом не стал.
— А меня Николай Дмитричем кличут, — дед пригласил ребят в дом. — Давайте, я вас чаем напою.
Они сидели на кухне. Никите показалось, что дед здесь и ночует — тут же стояла железная кровать с пышным матрасом и двумя подушками. Наверное, из-за экономии дров — чтобы протопить избу, их много надо. Дед расспрашивал Никиту про родных, куда поступил.
— Нас тут всего два дома и осталось: мой да Зинаиды Павловны, все остальные пустуют.
— Не страшно? — в разговор влез Костя, который, похоже, успел заскучать, пока Никита выкладывал про свою жизнь.
— А чего бояться? — дед пожал плечами. — Брать у меня нечего.
— Ну если заболеете или вдруг что случится? — начал развивать любимую тему Костя.
Никита мысленно вздохнул: Костю хлебом не корми, дай нагнести. Вот и сейчас не удержался. Николай Дмитрич махнул рукой:
— Помру, так помру. Все равно у меня никого не осталось. А в интернат для стариков не хочу, лучше в своем доме доживать.
Никита спохватился и вручил пакет со сладостями:
— Это вам от бабушки. И привет от нее.
Дед обрадовался и от гостинца отказываться не стал:
— Помнит, значит! Спасибо ей передай. А то до магазина идти далеко, а продуктовая лавка редко приезжает. Да и как дождь пройдет, так все — не дорога, а болото, любая машина завязнет.
Николай Дмитрич разлил чай из самовара и подвинул ребятам конфетницу с лимонной карамелью.
— Пейте, не бойтесь, — подмигнул дед, — у меня можно. А вот у Зинки не советую ничего в рот брать, особенно ей.
Он ткнул скрюченным пальцем с желтым ногтем в Нину.
— Плохо готовит? — сострил Костя.
Дед зашелся в звонком хохоте:
— А ты юморист, парень. Давно так не смеялся. Не в этом дело. Зинка она… — дед замялся. — Она порченная. В ней будто кто живет.
Никита переглянулся с приятелями: немудрено сойти с ума в такой глуши, здесь телевизора нет, интернет не ловится. И телефонный сигнал слабый.
— И говорят, — дед перешел на шепот, — Зинка эту порчу передать может. Вместе с едой.
Никита кивнул. Дед недоверчиво посмотрел на него:
— Ну в общем, я вас предупредил. Так что не обижайтесь, если что.
Ребята посидели для приличия еще пять минут и засобирались обратно.
— Подождите, — спохватился дед.
Он чуть ли не бегом отправился в соседнюю комнату и принес оттуда книжку.
— Мне ее прошлым летом писатель подарил, — похвастался дед. — Специально за этим приезжал. «Мертвый месяц» называется.
Никита посмотрел на обложку: стального цвета с огромной бледно-желтой луной, на фоне которой темнел деревянный идол. Ни имя автора, ни название книги ему ничего не говорили. Николай Дмитрич пихнул книгу Никите:
— Мне-то она незачем, я и букв не вижу. А ты молодой, почитаешь.
Никита хотел отказаться, но книгу перехватила Нина:
— Я слышала про этого писателя, — сказала она, — популярный. А вы его знаете?
Дед, видимо, ждал этого вопроса.
— Я ему жизнь спас.
— Ого! — нарочито громко изумился Костя.
— Лет десять тому назад, а может, и поболе. Память уже не та, путаюсь.

Никита сделал зверское лицо: мол, зачем спросил? Теперь слушай все это. Но деваться было некуда, он встал в проеме двери, подперев плечом косяк.
— Тоже конец октября был или начало ноября, не помню, — задумался дед. — Дождь весь день шел. И вдруг ребята откуда-то приехали. Или пешком пришли, машины-то я не видал. Вроде четыре парня и две девки. В крайнем доме остановились, он давно пустовал.
Дед погрузился в себя: видимо, вспоминал.
— Точно! Тридцать первое октября было! Я протокол, когда подписывал, запомнил. А тогда ночь уж на дворе, я спать ложился. Вдруг слышу — стук в дверь. Открыл, а их двое на крыльце, почти без сознания.
Он оживился:
— Я их еле в избу заволок и побежал к Зинке-то, чтобы она скорую вызвала. У ей тогда еще аппарат работал. А сам обратно, этих в чувство приводить.
— А что с ними было? — заинтересовалась Нина.
— Так ничего, — дед развел руками. — Пришли в себя в больнице, все путем. А вот четверым меньше повезло. Их на старом кладбище нашли, мертвыми.
Воцарилась тишина.
— А что с теми произошло? — спросил Никита. Его пробил рассказ деда.
— Ничего, — кратко повторил тот. — Следствие ничего не установило. Сказали, что остановка сердца.
— У всех четверых? — недоверчиво протянула Нина.
— За что купил, за то и продаю, — отрезал дед.
Ребята переглянулись.
— А спасенные что-то говорили?
Дед помотал головой:
— Так без сознания были. А в больнице я их не навещал. Кто меня к ним пустит? Я ж не сродственник чей-то.
— А когда писатель приезжал, он что-то сказал? — Нину тоже зацепила эта загадка.
— Сказал, что в книге все написано. Если до отъезда прочтете, расскажите, что у них тогда произошло. А то я всю голову сломал.
Нина кивнула:
— Я быстро читаю. Завтра зайду.
Друзья, наконец, покинули дом Николая Дмитриевича. Нина сразу же залезла в книгу:
— Кажется, триллер, судя по аннотации. Причем с хоррором.
— Будешь читать? — Никита не сомневался в ответе.
— Так, загляну.
Ага, заглянет она. Полистает книгу, а потом окажется, что все прочитала. С пятого класса они вместе, но никто так и не понял, как Нине это удается. Но она во всем такая. Училась на одни пятерки, закончила лицей с медалью и с золотым значком ГТО. Да еще и поступила в один из самых крутых вузов для студентов с квадратной головой. Хотя Никитин вуз тоже находится в пятерке топовых институтов. Но все равно, Нина — это супермозг, никому за ней не угнаться.

Они вошли в дом Никитиной прабабушки. Дом уже прогрелся. Ребята, как приехали, первым делом затопили печь, благо в поленнице имелись дрова. Никита даже специально скачал себе гайд — учебное видео, потому как детских воспоминаний не хватало. Но все равно, инициативу перетянула Нина. Не было, наверное, ничего в этой жизни, о чем она бы не имела представление. Она едва не отправила Костю на крышу — чистить дымоход, но им повезло, печь подымила совсем немного, так что никому рисковать не пришлось.
— Так, — скомандовала Нина, — Вы двое на колонку за водой.
— Зачем? — удивился Никита. — Мы же с собой привезли.
Нина посмотрела на него, как на тяжелобольного.
— А уборку делать не надо? Вы собираетесь в грязи жить?
Никита чуть не застонал. И стоило из дома уезжать, чтобы и здесь столкнуться с нравоучениями? Но спорить смысла не было: Нина вручила им ведра.
Колонка работала. Никита дернул за ручку, и полилась вода, ледяная. Он не удержался и брызнул на друга, после чего пришлось прерваться и срочно убегать. Вернулись разгоряченные, но Нина велела ставить ведра на печь и тут же дала охапку половиков, мол, идите выбивайте. Костя расстелил дорожки на снегу, а Никита принялся стучать по ним хлопалкой, поднялась пыль. Вскоре снег вокруг посерел, а друзья расчихались.
— Вот так люди все портят, — философски заметил Костя. — «Серый снег, бурый лед на потрескавшейся земле», — переиначил он известную песню.
— Да ладно, — не согласился Никита, — пыль и без людей образуется.
— Но больше всего от человеческой кожи. Прикинь, мы дышим кожей твоей умершей прабабки. Заразимся через нее, состаримся и умрем!
Они рассмеялись.

…Нина, сколько себя помнила, всегда любила чистоту и порядок. И с других требовала. Дома за родителями все поправляла, здесь тоже взялась наводить порядок. Пока Никита с Костей ходили на колонку, Нина боролась с пауками. Залезла на табуретку и веником сгребла паутину с потолка, затем подмела пол. А тут как раз вернулись запыхавшиеся ребята.
— Ладно, — смилостивилась она, посмотрев на них, — полы мыть не будем.
Никита выдохнул. Нина приподняла брови: ну надо же — устал. И когда только успел? Небось, бесились с Костей, потому и раскраснелись оба и дышат тяжело.
Никита достал из рюкзака небольшую искусственную тыкву и водрузил ее на подоконник:
— Красиво смотрится.
— А скажи, тыква, — начал дурачиться Костя, — откуда у тебя такие большие глазки? И такой огромный рот с острыми зубами?
Он помолчал мгновение и продолжил, состроив злобную рожу:
— Их нарисовал художник, чтобы ровно в полночь с тридцать первого октября на первое ноября, в веселый праздник Хэллоуин, я вас всех сожрала.
Костя для наглядности пощелкал зубами.
— Молодец, — похвалила Нина и всунула в тыкву зажженную свечу.
Она расставила фигурки, купленные в магазине комнатного интерьера по полкам: мумию, ведьмочку, еще пару тыковок.
— Интересно, а почему у деревни такое интересное название: Моркина гора? — спросила Нина.
— Вообще-то, это село, — поправил Никита. — Тут раньше церковь была.
— Ну и? — не понял Костя.
— Так если в деревне имелась церковь, то она автоматически (деревня, а не церковь) становилась селом, — Нина не удержалась и подтвердила статус всезнайки.
— А Моркина — это от слова «мор», — продолжил Никита. — Тут когда-то моровое поветрие было. Говорят, что и гора — это типа кургана, куда людей хоронили.
— А почему не в могилы? — уточнил Костя.
— Так некому было. Живых мало осталось. Тела побросали в кучу, потом сожгли и забросали землей.
— Это что? Деревня на месте кладбища построена? — Костя перешел на зловещий шепот. — Вот в полночь-то покойнички ка-а-ак вылезут из могил, ка-а-ак придут к нам в домик. «Пустите нас переночевать. А то так жрать хочется, что сил терпеть нет», — под конец он перешел на бас.
— Не думаю, — ответил Никита. — Кладбище за деревней. И вообще нам пора Даню встречать. У него автобус через полчаса приезжает.
— Он один будет? Или с кем-то? — Нина наконец задала мучивший ее с утра вопрос.
Никита и Костя переглянулись, Нина все поняла без слов.
Глава вторая. Праздник к нам приходит
Даня досадовал: Оля надумала взять с собой подружку. Его Оля поставила уже перед фактом — в электричке.
— Знакомьтесь, — она указала на соседку, — это Тина.
Даня присмотрелся: рыженькая, что ли? Он выдавил из себя улыбку и кивнул, на что получил от Тины снисходительный взгляд. Ну не хочет общаться — ее проблемы. Даня потрогал Олину шапку.
— Мягкая, — он еще раз потрепал помпон.
Оля улыбнулась. Дане в этот момент захотелось подпрыгнуть, но он не рискнул — еще пробьет потолок в электричке. С его ростом прыжков в замкнутом пространстве лучше не совершать. Даня сел напротив, постаравшись коленом прижаться к Оле. Та отодвигаться не стала, и Даня чуть не взорвался праздничным фейерверком.
Он развлекал Олю разными байками, так что станцию едва не проехали. Хорошо, что Тина, которая молчала всю дорогу, не хлопала ушами, как остальные. Даня подхватил свой и Олин рюкзаки и побежал к выходу. Он выскочил на перрон и придержал двери, чтобы не захлопнулись. Электричка постояла мгновение, затем лязгнула, будто намереваясь откусить руку Дане, и отправилась дальше. Троица пошла искать нужный автобус.
Остановка находилась тут же, как и автобус, подъехавший к электричке. Ребята купили билеты у кондуктора и водрузились на задние сиденья, Даня сел рядом с Олей.
— Главное, не пропустить, где нам выходить, — озаботился он.
— Если вы двое перестанете пялиться друг на друга, а обратите внимание на окружающую действительность, то есть шанс, что не проедем, — Тина подала голос, и он оказался с довольно язвительной интонацией.
Оля рассмеялась:
— Ты чего завелась?
— Да на вас смотреть тошно, — Тина скорчила гримасу, — у меня скоро все слипнется, до того сладкие взгляды вы друг на друга кидаете.
Даня пробрался к кондуктору и попросил предупредить об остановке. Тина уже отвернулась к окну. Вот и ладно. Вообще непонятно, зачем Оля взяла ее с собой? С таким характером надо дома сидеть, а не портить настроение остальным. Даня не удержался и потрогал Олю за нос: теплый. Какая же она уютная. Чуть пухленькая — в самую меру, на щеках ямочки, вздернутый нос, серо-голубые глаза, светлые волосы, которые выбиваются из-под шапки. И красивая — безо всякой косметики.
— Эй, ребята, мимо не проедьте, — окликнула их кондуктор.

На остановке с запоминающимся названием «Моркина гора» уже ждали Никита, Костя и Нина, вся дружная компания бывшего одиннадцатого «А», физико-математического класса физико-математического же лицея. Даня первым вывалился из автобуса, помог спуститься Оле и даже подал руку Тине, которую она проигнорировала. Ну и пусть. Подошел Никита и ткнул кулаком в плечо, Даня ответил тем же. Затем повторил ритуал с Костей. С Ниной они обменялись двукратным постукиванием.
— Ну что, мушкетеры, все в сборе? — спросил он.
— И гвардейцы кардинала тоже, — похоже, какой-то злой джин вытащил пробку из горла Тины.
— Знакомьтесь, — он развернулся в сторону попутчиц, — это Оля. А это… — Даня сделал вид, что забыл, — это Ряска. Нет, перепутал! Какая-то водоросль, но болотная. — Даня ехидно улыбнулся. — Вспомнил! Это Тина.
Острить он тоже умел.
Даня позвонил своим, что добрался. А то потом будут звонками бомбардировать в неподходящий момент, поэтому лучше самому проявить инициативу. Заодно предупредил, что связь плохая — незачем, чтобы мать волновалась, у нее сердце слабое. Он и так приврал немного насчет поездки: меньше знаешь, крепче спишь.
От остановки пришлось топать в гору двадцать минут через молодой пролесок. Даня тащил свой рюкзак и Олин. У Тины сумку забрал Никита. Повезло ей, на месте Никиты он бы помогать не стал — пусть обломалась бы. Таким надо сразу место показывать, чтобы не воображали. Дом Никитиной прабабки находился в середине бывшей деревни, Даня отметил его на воображаемой карте. Да-а, мрачное место. Самое то — встретить здесь Хэллоуин, лучше не придумаешь. Тина резко остановилась.
— Это твой дом?
Даня закатил глаза: она, что, коттеджный поселок ожидала увидеть? С двухэтажными домами?
Он не стал дожидаться ответа и вошел внутрь. Да-а-а, могло бы быть и получше. Но, главное, в темноте не навернуться и не споткнуться обо что-либо. Здесь, как понял Даня, электричества не было вообще. Никита разжился где-то двумя керосиновыми лампами и несколькими свечами на вечер. Ну хоть что-то. А завтра днем они вернутся домой.
Никита повел их по дому, поделенному на две части: кухня и комната, особняком еще две. Кто-то, скорее всего Нина, повесил гирлянду из летучих мышей и расставил статуэтки. Даня взял одну из них: классическая ведьмочка с метлой в руках. Одета в полосатые гетры, остроконечную шляпу и платье с пышной юбкой, на ногах — деревянные туфли. Симпатично. Нужно было Оле такую подарить. И как он не догадался? И кстати, пока не забыл!
Даня вытащил из рюкзака две пачки чипсов, пачку печенья и две бутылки колы.
— Праздник к нам приходит, — пропел он.
— Мог бы и побольше притащить, — в шутку проворчал Никита. — Не обломался бы.
— Я дурак, что ли, тащить на себе? — деланно возмутился Даня. — У меня девушки под присмотром были.
— А у нас Нина, — влез Костя.
— Вот именно — Нина! — Даня задрал указательный палец вверх. — С нею не пропадешь.
— Ага. Мне мама тоже самое сказала, когда узнала, с кем еду, — подтвердил Никита. — Иначе бы не разрешила.
— Ладно, не нойте, — Даня вновь залез в рюкзак, — держите.
Он достал полбатона сырокопченой колбасы, полкило сыра и батон с черным хлебом.
— А жизнь-то налаживается, — Костя хлопнул Даню по плечу, за что сразу получил шуточный хук в солнечное сплетение.
Он упал на чистые дорожки и притворился потерявшим сознание.
— Что у вас происходит? — подтянулись девчонки.
— Плохо стало, — на голубом глазу соврал Даня. — Надо искусственно дыхание делать, рот в рот, но мы с Никитой стесняемся. Придется кому-то из вас.
Нина уже просекла, что Даня прикалывается, и лишь приподняла левую бровь. Оля испуганно дернулась к Косте, но все испортил Никита.
— Он шутит, — сообщил тот и почему-то покраснел.
Костя уже поднимался с пола.
— Актеры погорелого театра, — подытожила Тина. — Во ВГИК бы вас не приняли.
Даня мысленно согнулся пополам от хохота. Так вот что у нас — сам ВГИК! Небось, на актрису учится или целого режиссера. Конечно, куда им со своими вузами! Они всего лишь будущие инженеры.

Нина поставила разогреваться чайник на печку, а Никита повел дальше знакомить с домом. Даня нарисовал в голове примерный план. Итак, сени в виде вытянутого прямоугольника. В правом конце дверь на крыльцо, в левом — вход в чулан, там же лестница на чердак. Третья дверь за спиной — это вход в избу. Есть еще и четвертая напротив — в пристройку. Через нее попадаешь в подсобные помещения.
Даня внимательно изучил хозяйственную пристройку. Когда-то там был запасной выход во двор, теперь от него осталось лишь крыльцо, к которому слева примкнул туалет. После прилепили хлев и накрыли общей крышей, оставив место для чердака и поленницы. В хлеву, как сказал Никита, когда-то держали свиней, это по сохранившемуся запаху понятно. И еще один выход наружу.
Детективами Даня увлекался с раннего детства, одно время и сам мечтал о работе в детективном агентстве. Все эти логические умозаключения, захватывающие погони и перестрелки… Обязательно красивые девушки, влюбленные в сыщика, верные, слегка глуповатые друзья и опасные враги. Постепенно мечты уступили место реальности, Даня успешно поступил в Бауманку, но привычка, совсем не лишняя для будущего инженера, составлять мысленный план осталась. Вот и сейчас он не удержался.
Даня хотел уже обратно в избу, но наткнулся взглядом на Тину. Та стояла бледная и настороженная.
— Эта дверь запирается? — спросила она, кивнув в сторону дворового выхода.
Никита показал железную задвижку и подергал ее для убедительности.
— Я ее и открывать не стал.
— А это что за отверстие? — Тина указала на дырку в виде квадрата внизу двери.
— Для кошки, — ответил Никита. — В деревнях многие так делают. Что-то не так?
Тина пожала плечами и коротко ответила:
— Я видела твой дом сегодня во сне. И в нем было опасно.
Больше она ничего не добавила.
Через десять минут Даня и остальные поглощали чай с бутербродами. Шашлык было решено приготовить ближе к вечеру, через пару часов.   
— Чем займемся? — спросил он, когда Костя перемыл посуду в тазике с теплой водой.
— Мне еще надо к Зинаиде Павловне зайти, — сообщил Никита. — Бабушка просила и ей гостинцы передать.
— Ну так все вместе зайдем, — ответил Даня. — По пути с кладбища. Оно же тут есть? У нас сегодня Хэллоуин, на кладбище надо обязательно зайти.
— Это еще и Самайн, — подала голос Тина. — Праздник мертвых.
— Ну вот, — развел руками Даня, — сам бог велел.
Он обулся в берцы, натянул парку и вышел вместе с друзьями на улицу. Шел снег. Он придавал торжественность и праздничность всему окружающему. Зубцы забора в белых шапках, яблони, на которых еще висели поздние яблоки, припорошенные инеем, дорожка от дома — все подверглось волшебному превращению. Зима, пусть и нелюбимое для многих время года, делает мир вновь рожденным. Обнуляет все старое, дает ему новую жизнь, наделяет чудесами.
У Дани вновь возникло ощущение праздника, хотя до Нового года оставалось еще два месяца. И Дед Мороз пока не запряг свои сани, и даже не приготовил мешок с подарками. Наверное, еще и в списки не заглядывал, потому что их никто и не составлял. И Снегурочка, небось, отдыхает в теплых краях и не думает, что скоро ей придется отрабатывать на детских праздниках без выходных и проходных. А все равно, праздник уже чувствуется — всего два месяца до него.
Даня подошел к яблоне, сорвал яблоко и вонзил в него зубы.
— Съедобное, — с набитым ртом прокомментировал он, а затем дотянулся еще до нескольких.
— Помыть бы не помешало, — Тина и здесь не осталась в стороне. — А то туалет всего один.
Даня раздал яблоки и остановился перед ней.
— Извини, — сказал он, — тебе не хватило. Но ты ведь и не хотела, как я понял?
Но он недолго торжествовал.
— Ничего, я свое отдам, — Никита уже протягивал яблоко Тине, вновь залившись краской.
А та, вместо того, чтобы съехидничать на тему Адама, Евы и запретного плода, молча взяла фрукт раздора. Правда, протерла влажной салфеткой перед тем, как съесть. Но Даню беспокоило другое: Никита, что, запал на эту язву?! Вот это номер!
Глава третья. Старое кладбище
Странно идти по снегу, оставляя следы. В городе это непозволительная роскошь, там уже тысячи людей были на этой улице за мгновение до тебя и будут, спустя мгновение. Даже в полночь выйди с собакой погулять, все равно наткнешься на кого-нибудь. То на влюбленную парочку, то на попивающих пиво мужиков, которых давно ждут дома. А то на таких же собачников, как ты. Даже в три-четыре часа ночи со двора порой доносятся пьяные крики и громкая музыка. Это город, и здесь ты никогда не будешь один, пусть это и не спасет тебя от одиночества.
Оля брела с Даней позади остальных. Хорошо, что она согласилась на поездку. Здесь было спокойно, умиротворяюще, как сказал бы дедушка. Дедушка знал толк в таких вещах и мог вытащить всю семью в лес, где, кроме них, никого не было. Там они запекали в костре картошку, кипятили воду из источника, а потом пили чай, заваренный на листьях земляники и лесной малины. И никакого вульгарного шашлыка. Потому что, как выражался дед: «Мы сюда не жрать пришли, а природой любоваться». Жаль, что дед умер, жаль, что больше некому отвезти ее в место, куда не ступала нога человека.
Тина шла впереди, рядом с Никитой. Оле он понравился — неплохой парень, сразу видно. И Тина рядом с ним успокоилась, убрала свои иголки. А то целый месяц словно заведенная, язвит по любому поводу, все ей не так. Оля и позвала ее для того, чтобы подруга отвлеклась. Потом пожалела: Тина могла и другим настроение испортить, вполне в ее духе. Но было уже поздно. В электричке Оля думала, Даня и Тина переругаются. То, что они не понравились друг другу, было понятно с первого взгляда. Оба с характерами, оба не привыкли, чтобы последнее слово оставалось не за ними. Но как-то обошлось. Теперь главное, чтобы Тинины колючки вновь не полезли наружу.
По серо-голубому небу плыли перьевые облака, окрашенные по краям в розовый. Стоял один из погожих дней поздней осени, когда можно порадоваться даже минусовой температуре, потому что не в ней дело. Главное, нет серой хмари, которая почти полгода нависает над землей, медленно, но верно убивая радость. Сегодня наверху словно отворила створки огромная раковина, и теперь видны и жемчужина-солнце, и нежный перламутр облаков. И хотелось верить, что это надолго.
Идти по деревне было жутко. Будто они уже попали на кладбище — кладбище старых домов. Слепые окна, заколоченные досками, провалившиеся крыши, прорехи в сером заборе. Куда ни кинь взгляд — пустота. Для глаз, и для уха. Не слышно ни работающего телевизора, ни лая собаки. Даже то, что их здесь шестеро живых, не меняет того, что это место умерло. И надпись на карте — как табличка на могиле. И не по себе становится от того, сколько на самом деле таких мертвых деревень, сел и городов в мире.

Церковь высилась как последний уцелевший воин среди павших. Окна выбиты, крест давно рухнул, остался лишь остов из красного кирпича. Оля хотела войти внутрь, но Даня удержал:
— Давно кирпич по башке не прилетал? — недовольно спросил он.
Оля могла бы настоять на своем, и Даня бы отправился за ней следом, она была уверена в этом. Он бы волновался за нее, но неотступно бы шел, стараясь уберечь от опасности. Но Оля упорствовать не стала.
Оля любила гулять по кладбищам. Там, наверное, было единственное место, где можно побыть одному, не считая праздников, конечно. Сейчас она испытала знакомое спокойствие. Видно было, что на этом кладбище давно никого не хоронили. Свежая могила встретилась лишь в самом начале: некто Николай Дмитриевич Цыганков умер ровно год назад, о чем гласила надпись на деревянном кресте. Оля прикинула: девяносто пять лет прожил, нормально.
Снега мало, поэтому идти было легко, хотя дорожки здесь никто не чистил. Много пирамидок со звездами — захоронения военных и послевоенных лет, когда умирали от ранений и их последствий. С фотографиями воинов с медалями и надписями: красноармеец, гвардии сержант. Все молодые и красивые. Интересно, были ли у них семьи и дети? Страшно исчезнуть, не оставив после себя и следа. И кто расскажет правнукам, что их прадед в ближнем бою уничтожил одиннадцать немецких солдат или с гранатой бросился под танк? Оля смахнула снег с фотографии — молодой и красивый парень, всего двадцать три года.
Под некоторыми памятниками покоились целыми семьями: имя мужчины, рядом, видимо, жены — она пережила его на пятнадцать лет. Ниже — детей, умерших в пенсионном возрасте. Оля задумалась: были ли у тех детей семьи? И если да, то где похоронены их вторые половины? Но спросить некого. Кладбища — это история края. Можно догадаться, что прошел мор или какое-то несчастье, когда даты смерти совпадали у большого количества людей. А после только вбей в поисковик нужные параметры и читай, что здесь случилось. И вот уже история становится реальностью, а умершие — на время живыми людьми.
Много Чехиных и Власовых. Наверное, это были две основные фамилии в селе, от которых пошли все остальные. Такое часто бывает, ведь в небольших местностях все приходятся родственниками друг другу.
— Никита, — не удержалась Оля, — а у тебя в роду кто был: Власовы или Чехины?
— Чехины, это прабабушкина фамилия, — он совсем не удивился вопросу. — А прапрабабушку, кстати, звали Настасья Власовна. Правда, я не помню, где ее могила.
— Да тут, наверное, ваше семейное кладбище, — ответила Оля.
Никита кивнул.
Самое печальное — это детские могилы. Смотрит на тебя с фотографии Олечка, тезка, которой было всего пять годиков и никогда уж не исполнится шести. Смотрит и улыбается, а в руках у нее большая кукла, чуть ли не в Олечку ростом. И ощущение нечестности — так не должно быть. И исправить нельзя — умерли и Олечкины родители, и братья с сестрами тоже. Неизвестно, вспомнит ли кто о них, не говоря уже про Олечку — все могилы заброшены и надписи лишь с трудом прочитать можно.
Памятники разные. Есть гранитные, побогаче, в большинстве же железные кресты и пирамидки — из чего могли, из того и сделали. Оградки выкрашены в голубой цвет когда-то давным-давно. На многих краска облупилась, оставив пятна ржавчины. Пластмассовые цветы и венки пожухли и потеряли яркость, их давно никто не обновлял. И лишь фотографии… Ощущение, что это не просто снимки, кажется, что ты под прицелом сотен глаз. Они все смотрят на тебя. Оля потрясла головой: это наваждение, вызванное богатым воображением. Мертвая деревня, мертвое кладбище… Одни лишь они живые на несколько километров вокруг, но завтра они все сядут в автобус, а умершие останутся здесь навсегда.

Кладбище неожиданно разделилось на две части. Одну от другой очертили неглубокой канавой, заключив ее в круг.
— Интересно, это зачем? Чтобы беспокойные покойнички по ночам не шастали? — спросил Костя, еще один Данин друг.
Он был брюнетом среднего роста с модной бородой. Насколько Оля запомнила, Костя учился в Губкина, а раньше, еще в школе, покупал друзьям билеты на фильмы 16+ и 18+ как обладатель самой взрослой внешности. Об этом ей успел рассказать Даня.
— Это дренажная канава, — объяснила Нина. — Тут возвышенность, канаву прорыли, скорее всего, для того чтобы тающий снег весной не затапливал остальное кладбище.
Нина отметила: не зря Даня называл Нину супермозгом, похоже, девушка не только умная, но и много знающая. Медалистка, золотой значок ГТО и, естественно, учеба в МФТИ. Странно, что совсем не обращает внимание на свою внешность: ни грамма косметики, волосы зачесаны назад и собраны в хвост. А ведь Нина симпатичная, если приглядеться.
— Может, вернемся? — Тина не походила на себя.
Она кусала губы и напряженно всматривалась вперед, избегая встретиться взглядом с кем-либо с фотографий на памятниках.
— Возвращайся, если хочешь, — Даня не смог удержаться, чтобы не выступить. — Мы и одни прекрасно прогуляемся.
Он перепрыгнул через канаву, всем видом показывая, что никакой опасности не существует. Оля едва не прыснула: надо поговорить с ними, а то так и будут задирать друг друга. Детский сад какой-то! Она присоединилась к Дане, за ними подтянулись остальные. Лишь Тина оставалась стоять за рубежом, который разделил их.
— Ты идешь? — спросила Оля, на секунду почувствовав беспокойство.
Ну да, Тина же не отправится обратно одна. И она бы сама не пошла. Слишком пусто, слишком тихо, и мертвые смотрят в спину.
— Я могу проводить, — Никита перепрыгнул обратно. — А вы идите.
Тина поколебалась мгновение.
— Ладно, — решилась она, — я с вами.

Никаких стройных рядов тут не было, могилы оказались хаотично разбросаны по окрестности, словно злой карапуз-великан распинал их в разные стороны. Памятники разрушены, оградки снесены, ни венков, ни памятных лент.
— Странно здесь как-то, — Никита огляделся по сторонам.
Оля мысленно с ним согласилась: да-а, такого она еще ни на одном кладбище не видела. Ощущение, что покойников хоронили, как придется.
— Может, у них эпидемия случилась? — предположил Никита. — Кто выжил, потом занялся погребением мертвых.
Остальные промолчали, версий больше не было.
— А не про это ли место Николай Дмитриевич рассказывал? Где четверо померли непонятно от чего, а двое в больнице долго лежали. Один потом писателем стал, — вспомнил Костя.
Оля заинтересовалась:
— Расскажите нам.
Из услышанного она поняла, что несколько лет назад, как раз на Хэллоуин, на старое кладбище пришло шестеро. А вернулось с него лишь двое, другие померли непонятно от чего. И у ребят есть книга, которую Николаю Дмитриевичу подарил писатель, где вроде как описывается, что произошло в тот поздний вечер.
— Нина, ты еще не прочла? — спросил Костя.
— Когда? — раздраженно ответила та. — У меня время было? Сначала уборкой занимались, потом Даню встречали. Вечером если только.
— Да-а, загадка века, — сказал Костя. — Это их покойники погубили. Не зря, когда мы шли, у меня мурашки по спине бегали. Ведь они же смотрят с фотографий: мол, чего здесь делаете?
Оля вздрогнула: значит, не ей одной померещилось. Или Костя просто прикалывается? Она осмотрелась. Понемногу темнело. Не по-настоящему, а так, смеркалось. На небе появился месяц. Старый — по форме он походил на едва видимую букву «с». Синюшного цвета — мертвый месяц. А тут еще от земли начал подниматься туман, придавая окружающему ирреальность.
«Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана», — процитировал Костя.
От этих слов Оле стало не по себе. Словно они зашли за некую черту, пересекли невидимый рубеж, который живым нарушать не стоит. И теперь мгновения отделяют их от того, чтобы не остаться в мире мертвых навсегда, среди призраков. А то что призраки на старом кладбище есть, Оля не сомневалась. Тинино побелевшее лицо маячило в надвигающихся сумерках, будто она разглядела что-то в дымке. Оля тронула подругу за рукав, та вздрогнула.
— Надо уходить, — резко, будто пробуя голос после недельного молчания, произнесла Тина. — У нас мало времени.
И в тот же миг вдали раздался волчий вой.
Интерлюдия первая. Незваные гости
За несколько лет до описываемых событий.

С утра сыпал мелкий дождь, из тех, что вроде и зонт брать смысла нет, а с другой стороны, через пару часов не заметишь, как вымокнешь. Сувор поежился: надо было взять дождевик, а теперь поздно — вода стекала за воротник. Хлюпало и в кроссовках. Зря он решил выпендриться и надел их: лучше бы купил резиновые сапоги, а то и болотные. А ведь за кроссовки немалые деньги заплачены, два месяца пришлось горбатиться ради них в одной из забегаловок, куда толпами ходит народ. Он ругнулся: в обувь попал камешек, мелкий, но острый. Пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть его.
— Ты скоро? — окликнул Сувора огромного роста парень, известный другим как Челяба — сокращенно от Челябинска.
Сувор кивнул головой, потерял равновесие и ступил прямо в грязь. Вот черт! Он замешкался: что делать? Снять носок — не вариант, сейчас не май месяц, холодно, идти так — противно. А ладно! Все равно надо кроссовки сушить, на месте разберется. Он вытряхнул камень, надел обувь и прибавил шаг, чтобы догнать остальных.
До деревни добрались через полчаса. Сувор покосился на поржавевшую табличку: Моркина гора. Затем осмотрелся по сторонам: деревня казалась заброшенной. Заколоченные окна и двери, местами скособоченный забор с выломанным штакетником, засохший бурьян во дворах. Шева, еще один из компании, прозванный так от фамилии — Шевченко, двинулся к одному из домов.
— За мной, пионеры! — скомандовал он. — Шире шаг.
Челяба достал гвоздодер и вытащил гвозди из досок, преграждающих вход в чью-то избу. Затем потянул дверь на себя и пригласил прочих:
— Добро пожаловать в ад!
Внутри и правда было не особо: какая-то рухлядь, пыль. Сувор несколько раз чихнул, а потом чуть не навернулся, запнувшись о порог. Вдобавок дверь в жилое помещение оказалась низкой, и он со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами ударился лбом о притолоку, чем развеселил Челябу. Хорошо тому: высокий, под два метра, накачанный, внешность такая, что девчонки от одного взгляда плывут, да еще голос… С таким только в дикторы ночного телевидения идти. Сувор прошел на кухню и бросил на лавку рюкзак. Там уже сидела Котеныш: здоровая девица с крашеными в черный цвет волосами, с черными же тенями вокруг глаз и комплектом алых губ и ногтей. Девушка-вамп, мечта поэта. Пойми этих девиц: по какому принципу они себе кликухи выбирают? От противного, что ли? Котеныш совсем не походила на милого котенка, как и Горгулья на страшного каменного истукана. Сувор сделал мысленную заметку: сильно не напиваться, а то от такой непонятно, чего ждать.
Пятой в их компании была как раз Горгулья: афигительная красотка с набором всего того, что привлекает парней в девушках. Сувор сглотнул: об нее глаза ломать смысла нет, Челяба дал понять, что сам имеет виды на Горгулью. Еще бы: натуральная блондинка, с длинными волосами, в которые хочется зарыться, гладить их и... Сувор отвернулся: опять его понесло. Не, с Челябой лучше не связываться, а то прилетит, мало не покажется. Хотя самый отмороженный у них в компании Шева. Именно он предложил вызвать демона на старом кладбище. Мол, встретим Хэллоуин весело.
— Что расселся, Сократ? — Челяба склонился в шутливом поклоне перед Сувором. — Не пора ли печь топить, да ужин готовить?
Сувор нехотя поднялся.
— Сим-Сим, помоги, — Челяба обратился к шестому из компании.
Сим-Сим был не из их компании, Шева специально пригласил его. Вроде как тот обладал какими-то способностями, на это намекало и прозвище: «Сим-сим, откройся!» Внешне Сим-Сим застрял на пороге полового созревания: заморыш странного вида, одетый в мешковатые штаны и джемпер. Короткая стрижка, на носу очки с толстыми линзами. Неведомая зверушка, одним словом.
Появился Шева. Он без лишних слов вытащил из рюкзака бутылку водки и железные кружки.
— Много не налью, — предупредил он. — Только согреться.
Водка обожгла так, что Сувор закашлялся.
— Не в то горло пошла, — прокомментировал Челяба и протянул хлеб с копченой колбасой, — Закуси.
После водки и впрямь стало теплее. А тут и печь наконец прогрелась и прекратила дымить. Вскоре в алюминиевой кастрюле, найденной в рассохшемся буфете, вскипела вода, Челяба заварил в пузатом чайнике заварку, после поколдовал над ней и разлил чай по кружкам. Только сейчас Сувор ощутил, насколько голоден. Он соорудил из колбасы, сыра и хлеба несколько бутербродов, сверху уложил оливки — вкуснотища!

Горгулья откопала настольную игру. Видимо, ту оставили в старом доме за ненадобностью. Сувор посмотрел: прикольная. Игра называлась «Мертвый месяц»; побеждал тот, кто первым пересечет игровое поле. Фишек как раз было шестеро — на всех. Сувору выпал первый ход. Он подбросил кубик и передвинул фишку на пять кружков, неплохой старт. Сувор хотел подколоть остальных: мол, глотайте пыль за моими сапогами, как в тот же миг дом тряхануло, послышался звон разбитого стекла, с этажерки попадали книги.
— Землетрясение, что ли? — обеспокоился Челяба,
Они выждали пару минут, проверили дом, но больше ничего не происходило. Сувору фартило — фишка перла вперед, как бронепоезд. Зато у других дела обстояли хуже: они то застревали в ловушках, то фишки отбрасывало назад из-за неудачного хода. Так что Сувор первым закончил игру.
Он отогрелся и даже немного просушил ноги, когда Шева, постоянно сверявшийся с часами, велел:
— Баста, карапузики, пошли дело делать.
— Эй, мы же не доиграли, — возразила Горгулья.
— Потом, — отрезал Шева, — как вернемся.
Сувор приуныл. Будь его воля, не двинулся бы с места. После тепла и еды разморило, хотелось приткнуться куда-нибудь и отрубиться до утра. И плевать на все. Но с Шевой и Челяба не спорил, не рисковал — слишком уж Шева был отмороженным. Сувор вспомнил, как Шева сломал палец одному чуваку. Просто потому, что тот не согласился с Шевой. Безо всякого выражения на лице, без каких-либо угроз, раз, и все — чувак заорал не своим голосом. Сувор подумал, что точно так же Шева может и нож в почку воткнуть, а потом перешагнет через тело и отправится дальше. И все ради великих целей.
— Папочка сердится, — Челяба ввернул шуточку, когда Шева вышел во двор.
Сувор скривился: остроты у Челябы были слишком тупые. Нет уж, хватит с него. Пора завязывать с этими любителями темных обрядов.
Иногда Сувору казалось, что Шева лишь притворяется ушлепком — удобная маска. Он был слишком умен, слишком продуман и слишком незаметен. Ниже среднего роста, с правильными, но невыразительными чертами лица — идеальный шпион, которого захочешь описать, но не сможешь: человек без особых примет. Интересно, что понадобилось Шеве от сегодняшнего обряда?


Рецензии