Вдоль по речке по реке. Деревенская простота

 Скоро октябрь. Месяц в который ушла из жизни моя дорогая соседушка Маня Муравель. А помянуть мне её захотелось этим вот рассказом.
 В девяностых, весной мы первый раз приехали на дачу в нашу деревню. Дом здесь нам продали очень хорошие люди Настя и Миша. Срочный переезд к дочери в другую область вынудил их так поступить. Настя познакомила нас со своей родственницей, нашей соседкой Маней. Это невысокая, худенькая, сноровистая деревенская женщина лет шестидесяти трёх. Ходила она в простом платье, иногда в чёрном халате, в платке. Она сразу взяла над нами шевство. Земли нам досталось тридцать соток, из них семнадцать -поле под картофель. Маня нас учила как сажать, скородить, пропалывать, окучивать. К тому же у неё была корова, она с удовольствием продавала нам молоко.
 У самой было шестьдесят соток земли. Она их делила на участки и сажала поочерёдно то картофель, то зерновые, то клевер. Ей помогали сын с невесткой, внуки. Средний сын Колюшка с женой Светкой жили на железнодорожной станции и там работали. У них было трое детей. Младшая дочка Алёнка ровестница моему старшему, тогда им было лет пять и они иногда играли вместе. Колюшка Манин мужчина был пьющий и драчливый. Жене частенько переподало от него. Да и Светка, он её привёз из узбекистана, тёплых чуств к свекрови не испытывала. Помогать помогала, а вот душевных бесед или откровенных разговоров с Маней не вела. Детки у них были умные, трудолюбивые, бабушку навещали, не обижали.  У Мани был старший сын Сашка и младшая дочь Зинка, жизнь их занесла в узбекистан. У Зинки второй брак и два мальчика Сырдар и Валёк, да от первого брака две девочки старших. Жили вместе в Самарканде. Зина работала моляром и к матери в деревню приезжала очень редко, за двадцать лет что мы там жили раза три всего. Брат её Сашка тоже был мужик беспокойный, шебутной, легко вспыхивал и переходил в разговоре на бабий визг. Он и сидел за драку, и жён у него было не одна, да и детей тоже. Как то мы спросили его, многоль у него детей, он почесав затылок смело выдал:"Восемнадцать!" Хочешь верь, хочешь нет. Но двое Маниных внуков от Сашки к ней приезжали в гости с их матерью Надькой. Приедут налегке, а уезжают с полными сумками. Хоть и жили в двух часах езды на поезде, а помогать к бабке не дюже стремились. А Маня всем гостинцы давала:" А как же, родная кровь" говорила и с радостью принимала всех своих родных, и беленьких и чёрненьких и хохлов и узбеков и "явреев", ведь всеж кровь родная.
 Маня иногда заходила к нам на двор, отдохнуть, поболтать о том о сём. Рассказывала о своей жизни о родне. Некоторые её истории меня удивляли, некоторые вызывали негодование.
Мама её Варвара, местная, как и положено вышла замуж. Да детей у них сразу не было и молодушку родные укоряли за это. В ту пору по деревням ходили знахари. Кто-то из односельчан их пускал к себе, и там они принимали страждущих и недужных. Варварушка тоже пришла в таку-то вот избу, стоит стесняется. Знахарь её заметил, подошёл и тихо ей сказал, что завистники в момент венчания бросили под ноги молодым заговорённый платок. Варвара на него и наступила, поэтому и детки не получаются. Но справиться с горем можно. Дал скляночку воды заговорённой и велел пить и омываться. Пить водичку Варя побрезговала, а умываться, умывалась. И результат не замедлил сказаться, как пошли детки один за другим, без перерыва. Но тут война, мужа забрали. Потом он приходил на побывку, от этого у Мани младший братик Митя появился, да злые языки мамку осуждали, что без мужа понесла. А мужик уж домой больше не вернулся, погиб.Маня старшая, в няньках, мамка на ферме. В деревне и свои бабушки были умели болячки заговаривать. Одна Варваре передала заговор "рожи". Говорит, что память у девки хорошая, она молодая, пусть лечит. Односельчане ходили, лечились у матери. Кто благодарил, а кто с завистью слухи дурные распускал и калдуньей Варю называл. Положено было заговор передать старшему ребёнку в семье, а мать Маниной сестре его передала. А когда Маня спросила, почему не мне, то мать ей ответила, что мол ты дурочка, жизнь твоя и без того тяжёлая будет, и знать тебе этого не надо.
Сказала, как в воду глядела. Жизнь у Мани и впрямь была трудовая и очень тяжёлая. Замуж вышла за хохла приезжего, он вытворял что зря. Бил , вспыльчивый. Увёз Маню в Челябенск, там несколько лет работали, он климата не выдержал, вернулись обратно в деревню Манину. Она на ферме дояркой работала ,была в передовиках,  родила троих детей. Дети и мать помогали на ферме. Но труд был там ад сплошной. Коров до последней капельки выдаивали, бидоны с молоком на себе к речке таскали, чтоб не кисло до утра молоко, отёлы принимали, караулили чтоб с телёнком что не случилось. По колено в навозе, всю жизнь в резиновых сапогах. От этого на ногах вены страшнющие повылезали и ноги по ночам крутило.
Произошёл у нас в деревне случай. Мы летом приехали, Маня грустная. Рассказала, что к ней в погреб зимой залезли Цыгановы, её родственники дальние и вынесли всю картоху, несколько мешков. А Цыгановы, это наши соседи, но с другой стороны улицы. Маня сказала, что следы от погреба акурат к ним на двор вели. Приехала милиция, смотрели,проверяли, да вину Цыгановых не выявили. А почему не выявили, потому что участковый их младшенькому крёсный. И говорят, с ним поделились маниным урожаем. Маня не отступала, в город поехала, в прокуратуру заявление написала, да всё бесполезно. Ни картох, ни воров.
С тех пор Маню как бы переклинило. Как придёт к нам на двор посидеть, так всё про свои картохи рассказывает. А когда за водой на родник мимо Цыгановой хаты идёт , как кого из них увидит , кричит:" Ну что, наелись моих картох! Эх, как вам не стыднно то?!" И Цыгановы не признавались, не знаем кто, говорят, и всё тут.
И ещё случай был пренеприятнейший. Её сноха Светка, женщина дородная, красивая, работавшая сначала на железной дороге, а потом и председателем сельсовета, решила уехать на постоянное место жительства в Израиль к своим родителям, которые в перестроечное время, метались по стране, метались, да там и осели. Там условия были, если семьёй выезжаешь, то билет Израиль оплачивает. Светкин муж Колюшка был алкаш тот ещё. И пил и бил , весь в отца. Работал на железной дороге и был мужик мастеровой по природе, клал печи.
Светка с ним неоднократно развестись пыталась, да в последний момент мирилась. Были у них трое детей. Два парня уже большие, у старшего семья. Жил в городе, да и средний свою жизнь налаживал. А вот дочка в педучилище училась. Так мать и задумала втроём, семьёй выехать. Коля не хотел, но жена уговорила.
А Мане сказала, как бы в шутку, если пить будет там, я его угомоню. Уехали благополучно, бабушке письма пишут, мол всё хорошо, учим язык, работаем. Шло время. Маня с соседями в Гуркин лес за грибами поехала, они её позвали, идти далеко, а у них машина. Да Маня там заблудилась. Давно в лес не ходила. Да и про лес слухи плохие ходили. Говорили , леший там людей водит. Вечером, кой как вышла Маня к железной дороге, это остановок пять или шесть к городу будет, там мужики ей сказали как к деревне идти, в какую сторону. Она по однокалейке и пошла, и к двум ночи до дома добралась. Через пару дней в магазин пришла и там рассказывает что с ней приключилось и смеётся. От неё люди шарахаются, шепчутся, она обрывок слышит:" у неё такое горе, а она смеётся". Маня смущённая пошла домой, зашла к нам, рассказала свою историю и что в магазине случилось. Попросила мою маму сходить и узнать. Моей маме рассказали, что в Израиле помер её сынок Колюшка. Светка позвонила своей деревенской подруге, вся деревня узнала, а Мане никто не подумал сказать. Когда Маня об этом узнала, то очень горевала и приговаривала при этом:" Это Светка маво Колюшку угомонила, Светка. Она ж мне тогда так и сказала, пить будет, угомоню". С тех пор наши посиделки с Маней помимо картофельной истории дополнились и этой , со Светкой.
А тут приходит наша соседушка и рассказывает, что видела своего упокойника возля горожи, так изгородь у нас в деревне зовут. Стоит грустный и в окно смотрит. Маня выбежала, а там никого. А потом ей сон приснился. Коля во сне ей говорит:" Плохо мне, я не там и не там." А сам рукой вверх и вниз показывает. Дескать завис между раем и адом. А ведь самоубийцы между мирами и бродят, подумала я. Светка приезжала в деревню в отпуск. Хотела дом и землю в наследство оформить.Хозяином то Николай-упокойник был. Да свидетельство о смерти Колюшкино не привезла. Сначала сказала, что забыла, потом, что оно на иврите, перевод дорого стоит. Вобщем дело ясное, что дело тёмное.
Внучка Манина Алёнка в Израиле два года в армии отслужила, замуж вышла. Даже своего мужа бабушке показывала.К его родне на украину ехали, да по пути к бабушке и заехали. А бабушка простая и говорит :" Этот что ль твой яврей?" "Нет, говорит парень,- я украинец". Вот и поговорили. Даже в дом не зашёл, проездом были, повидались, да и ладно. У Алёнки сейчас три хорошеньких мальчишечки растут, Манины правнуки. Один чёрненький в отца, другой светленький, голубоглазый в мать, третий только родился, фотку не видела.
И быки Маню на девятое мая валяли. Об этом я уже писала в "Деревенской кориде". Бывало и обманывали её. Выпишут в конторе премию на Маню, а ей не выдают, сами получают. Мухлевали конторские, мухлевали, да и подожгли свою контору акурат когда там деньги  привезли, зарплату и в сейф положили. Сгорело всё и трудовые книжки. Многим из-за этого стаж не защитали. И люди, отработавшие в колхозе, пенсии свои не получили.
Да и газовые балоны Маня за полную стоимость покупала, хотя ей льготные были положены. Льготные то кто-то получал, ей журнал потом показывали, там и подписи за неё проставлены.
После перестройки начали восстанавливать щебёночный карьер. Фермерша москвичка объявилась. Колхоз уж не тянул. Так она хозяйство коровье купила. А землю в паи колхозникам раздали. Фермерше земля нужна, коров пасти, корма заготавливать. В селе собрание устроили, чтоб у колхозников их паи почти даром оттяпать. И Маня на собрание то ходила. По возвращении к нам зашла, как и положено. Села на лавочку, отдышаться. Я с ней про собрание речь завела. " А я что, я как все," - сказала Маня. Там очередь была, сагитированные в ней паи свои за бесценок продавали.
А уж когда Мани не стало, сын её Сашка , нашёл у неё в вещах папочку, а в ней свидетельства на землю. Он с этими свидетельствами к председателю. Говорит:
- Выделяй мне 12 гектар земли, материно наследство,
-Не могут у тебя быть её свидетельства, ведь фермерша все паи скупила у колхозников,- говорит председатель.
А Сашка ему возьми да и выложи те бумажки, что в папочке были.
Так-то вот. Видать Маня на том собрании встала в очередь, где люди землю свою продавали, постояла, постояла, да и домой пошла потихоньку. Не отдала свою земелюшку, потом и тяжким трудом заработанную. Вот она такая и есть простота деревенская.