Так и есть...
- 25 октября переселяемся на улицу 25 Октября. И номер у дома потрясающий. Первый! Значит, именно от него и начинается главная улица Тирасполя
Пятиэтажный белокаменный красавец-кооператив был построен и сдан за рекордные одиннадцать месяцев.
Тепло, воду и электричество без проблем провели от соседнего консервного завода им. Ткаченко, так как большинство пайщиков составляли его работники.
Мой отец был учителем, но в доме ещё оставалось несколько свободных мест. Одолжив у всех родственников по сто-двести рублей , папа успел сделать первый взнос к сроку.
Работая в дневной и вечерней школе, как каторжник , он уходил в семь утра, а возвращался лишь к одиннадцати вечера. Зато умудрился вернуть все одолженные деньги всего за год.
Нам несказанно повезло. Переехав из Сокирян в Тирасполь, мы снимали маленькую комнатку в частном секторе, по улице Котовского 54, всего пятнадцать месяцев. Папу тогда приглашали вступить и в учительский кооператив. Организовался он с консервщиками одновременно. Но сдали его много позже. Года на два-три.
Строился он много медленнее, и все там делалось через пень-колоду. Учителя, конечно, денег и опыта имели поменьше, да и связей-возможностей , по сравнению с богатым предприятием , был минимум.
От будущей улицы Правда наш дом отделяли ветхие цеха мясокомбината, отживавшего свой век. Окружал его большой и неаккуратный двор .
На месте улицы Федько, в ту пору , находились склады военной части, располагавшейся на территории старой Суворовской крепости. Ее земляные валы были невысокими и больше напоминали небольшие холмы.
От военных складов нас отделял широченный и глубокий ров с перемычкой - узкой дорогой, по которой мы , зачастую, подбирались прямо к колючей проволоке, чтобы подразнить часовых.
Слева от этого прохода , прямо в нижней части рва, расположились несколько старых одноэтажных домов улицы Водопроводной, а с правой стороны, стихийно возникла огромная рыпа, куда сливались разноцветные дурнопахнувшие стоки из цехов обработки мяса и сбрасывалось большое количество мусора.
В течение двух лет, экология этого места, особенно в тёплые дни, когда в воздух поднималось зловоние и тысячи мух, оставляла желать лучшего.
Однако все радовались. И наши папы с мамами, которым было едва за тридцать, и старшее поколение, состоявшее, в основном, из наших бабушек. Они ,с радостью и удивлением, ахая и охая, то включали, то выключали краны с горячей и холодной водой. Вновь и вновь, они проверяли работу этого исключительного преимущества над прежней жизнью в одноэтажных деревенских домах.
Бабушки немедленно оккупировали все скамейки перед тремя подъездами и начали активный обмен стратегической информацией о семейных историях, распрях, ленивых невестках, неудачных зятьях и самых лучших в мире внуках.
Разговоры немедленно прекращались только в моменты, когда мимо бабушек проходили молодые соседки. После этого явления минут десять яростно обсуждались слишком короткая юбка, глубокое декольте и вульгарная походка. Доставалось, конечно, и яркой губной помаде, и подведённым глазам, и густо подкрашенным ресницам.
Мы радовались тому, что в доме оказалось полно детворы. Все обрели себе новых товарищей. Почти в каждой из пятидесяти пяти квартир было по одному, а то и по два бодрых детсадовца или школьника.
К дому беспрерывно подъезжали бесчисленные грузовики с имуществом. Многие стали завозить новую утварь с полированными стенками «Аурика» и «Нистру». Все старались купить модные телевизоры «Рубин», престижные « Огоньки» и важные « Электроны».
У всех подъездов выстраивались на разгрузку целые очереди с высокими холодильниками «Днепр», менее габаритными « Нистру» и «Саратов», многочисленными стиральными машинами «Заря» , « Ока» и пылесосами «Ракета», «Вихрь» и «Буран», немного похожими на настоящие космические корабли или летающие тарелки. На «Ракете» мои двоюродные Маринка и Светка даже по квартире катались.
Но наш переезд проходил с осложнениями. Мама была уже на седьмом месяце беременности. Скарб был невелик, но понадрываться пришлось и ей. Болел живот, отваливалась поясница. Как результат, осложнённые роды, кесарево сечение, потеря новорожденной девочки и клиническая смерть.
Несколько дней папа дежурил в больнице. Прогнозы врачей были неутешительными. Помню, как критическим поздним вечером, меня зачем-то подняли из постели.
Из соседней квартиры привели моего сонного приятеля Аркадия Котляра, который был младше меня на год. Его попросили играть со мною в новенькие шахматы и домино. Их папа принёс этим же вечером. Не в его привычке было задаривать меня сразу двумя подарками. Видимо положение было очень и очень серьезным.
Я чувствовал, что все плохо. Но панически боялся спросить, чтобы не услышать ужасное. Никто ничего не говорил. Только шептались, с жалостью посматривая в мою сторону. Видно думали, что скоро надо будет идти прощаться с мамой навсегда.
Но этого, Слава Б-гу, не произошло. Может, мои детские молитвы помогли. Может, годы жизни, которые я себе назначил и накопил, найдя, ещё в Сокирянах , настоящую волшебную палочку.
С виду, она была вполне обычной. Сантиметров на сорок. Но я почувствовал всей Душой ее космическую энергию и попросил накопить на моем счету побольше лет жизни. Миллионы, миллионы, миллионы. И ещё секстильоны. Об этих цифрах я уже слышал и мог произносить, хотя и не понимал их захватывающей величины.
Палочку бережно погладил рукой и схоронил в снегу, под одним из кустов нашего центрального Сокирянского парка Шевченко . В серьезных жизненных ситуациях, я всегда обращался к ней за помощью, отдавая, порой, обратно миллионы лет. Лишь бы маме полегчало. Помню , даже в классах девятом и десятом, часто прибегал к своей палочке-выручалочке, когда после инсульта, иногда дважды в день , к маме приезжала скорая.
На несколько лет, после того нашего новоселья и неудавшихся родов, Мама оказалась прикованной к постели и бесконечным процедурам по восстановлению части руки. Ткани на внутренней стороне от ладони до локтя были сожжены уколом какого-то лекарства. Это было в панической спешке той срочной операции в роддоме.
Маме надо было срочно поднимать значения гемоглобина крови. Помню, что вместо нормального уровня в 13-16 единиц по прежней классификации, его значение долго не поднималось выше шести. Врачи прописали свежие соки.
После школы, первым делом, я быстро чистил яблоки и морковь. Затем, подолгу делал сок на допотопной соковыжималке , которую каждые несколько минут, приходилось вычищать заново. Яблоки и морковь в зимнем Тирасполе были тогда суховатыми и давали гораздо больше выжимок, чем сока.
Стоило чуть-чуть запоздать с очисткой легкой перфорированной центрифуги, как машинку тут же начинало бешено кидать из стороны в сторону. Казалось, она норовила сбежать от нерадивого мальчишки , не соблюдавшего нужного режима работы.
Через пару недель, мамины анализы крови начали показывать, что усилия не пропали даром. Гемоглобин достиг восьми. Мы удвоили усилия, и за пару месяцев, ситуация выровнялась окончательно.
Пришла солнечная весна. Маме присвоили третью группу инвалидности. Она стала с моей помощью выходить на улицу и немного общаться с соседками по скамейке.
Мои школьные успехи тоже пошли вверх. Мама часто, до самого окончания десятого класса, любила выслушивать материалы по истории, географии и даже английскому, которого она не знала.
Освоив в детстве румынский и латиницу, она вполне могла следить за текстом очередного отрывка, заданного к вызубриванию наизусть. Она никогда не заставляла. Только спрашивала, какие заданы уроки, и готов ли я доставить ей удовольствие выслушать мой прекрасный ответ.
Ещё Мама старалась побольше выспросить у меня информации о девчонках. Какие нравятся. Я никогда не говорил о сокровенном, но она легко вычисляла по наивным ответам и выражению лица. Мамин полиграф работал безошибочно. Сначала, она просматривала большие фотографии, которые делались в конце каждого учебного года. Затем, поглядывая на меня с улыбкой, уточняла фамилии и имена одноклассниц.
- Эта Н.., ещё та штучка! А Т..? Т - Скромница. Симпатичная. А как она учится? Л... мне тоже по душе. Взгляд добрый. А И..? Конечно, она красавица... Ну, ничего-ничего. Ты чего покраснел-то так ?
- Сильва, ты меня не люююбиишь?,- добавляя мне краски в лицо, иронично запевал отрывок из оперетты Кальмана мой папа. Краем уха он услышал работу маминого полиграфа. Разозлившись и теряя душевное равновесие, оглушительно хлопнув дверью, я решительно выскочил во двор.
А там уже вовсю буйствовал май. Цвело все, что только могло цвести под синими Небесами, ласковым Солнцем и добрым отношением окружающих.
Громко пели, свистели и щебетали настоящие райские птицы. Сменив строгие зимние выражения на лицах, улыбались в ответ девчонки.
Жизнь , расцвеченная всеми цветами Радуги, перебросившей своё гибкое тело в зеленеющий Кицканский лес, на другую сторону Днестра, казалась безоблачной и бесконечной.
Так и есть...
Свидетельство о публикации №219110901162