Злостный нарушитель воинской дисциплины

Наша часть состояла из одной роты, а рота состояла из одного взвода. Зато взвод состоял из четырёх отделений! В отделениях водителей, транспортников и механической мастерской служили солдаты, не имевшие технического образования, а в отделении радиомастерской служили ребята с высшим и средним техническим образованием.
 Армейская дисциплина мало сочеталась с моим характером, и процесс «применения мер убеждения и принуждения» моими командирами, согласно уставу, был малоуспешен. Через полгода моей службы у меня было уже восемь взысканий, и я возглавлял список злостных нарушителей воинской дисциплины нашей маленькой части, в которой я был единственным молодым солдатом, как тогда говорили – «салагой». Заместитель командира взвода, старший сержант Назаров, обзывал меня «Петербургским демократом», но относился ко мне почти по- дружески, в «личное время». Командир моего отделения, сержант Шатраускас, презентовал мне пуховую подушку вместо ватной, положенной солдату, а сосед по тумбочке, «старик» Миша Курцманас разрешил пользоваться его личной щёткой для чистки сапог. Тот, кто служил в рядах СА знает, что самое главное в службе, это всегда сверкающие сапоги. Если сапоги не блестят, то ты уже не солдат, а дерьмо, и всегда найдётся, за что тебя надо наказать.

Вскоре должно было состояться ежегодное отчётно-выборное комсомольское собрание. «Черпаки» при поддержке «стариков» решили сделать меня секретарём комсомольской организации части. Сначала я думал, что на их выбор повлияло то, что я родился в Ленинграде – городе трёх революций, а потом только до меня дошло, что они просто не хотели тратить своё личное время на деятельность, которая не приносила им никакой пользы.
Куратор от вышестоящей партийной организации очень удивился, когда узнал, что кандидат в секретари является первым в списке нарушителей воинской дисциплины, но успокоился, наверное, когда узнал, что я – не рецидивист, и все нарушения – разные. В итоге, я был избран – единогласно.
Как странно работает наша память! Я помню капитана Чумакова, который был начальником радиоцеха всего полгода, и ушёл на пенсию. А фамилию капитана, занявшего его место, и которого я знал ещё два с половиной года, я не помню. Я помню фамилию командира части, прошедшего войну, полковника Дугина, и не помню фамилию, его сменившего, подполковника с архитектурным образованием, которого больше волновали интерьеры радиомастерской, чем материальное обеспечение производства. Правда, благодаря ему я третий год службы занимался аквариумистикой больше, чем ремонтом радиостанций.
Наша радиомастерская располагалась в одноэтажном здании, по центру которого шёл длинный коридор. По обеим сторонам коридора были двери разных участков. Телефонисты сидели себе тихо, телеграфисты, как пулемётами, стрекотали своими телеграфными аппаратами СТ-35А и ему подобными. Ну а те, кто настраивал приёмники, сидели в наушниках с амбюшюрами, чтобы никакие посторонние звуки не мешали максимально точно настраивать контура усилителей высокой частоты. И только тем, кто настраивал передатчики, было всё равно – они работали на «эквивалент», сидя в дополнительно экранированной комнате.
Когда новый командир части осматривал нашу мастерскую, он давал указания по изменению интерьера: «Здесь будет комната релаксации в японском стиле. Стены будут разных цветов, а потолок будет чёрный, с белой решёткой. Стены и двери в коридоре – убрать! Вместо них будут декоративные решётки с цветами в кашпо!» Ну, тут я, как отъявленный рационализатор, возьми, да и брякни: «И аквариумы!» Командир: «Кто сказал - аквариумы? Как фамилия?» Я: «Рядовой Казин». Он: «Будете отвечать за изготовление аквариумов и содержание рыбок!»
На следующий день мне пришлось убрать с моего рабочего стола всю радиоизмерительную аппаратуру, и очередной ремонтируемый приёмник Р 154М. Вместо них появились металлические уголки, рамы, стёкла, цемент и канифоль. Пришлось изучить теорию аквариумистики, обзавестись специальной литературой. Большую практическую помощь мне оказал капитан Рак, который, как оказалось, не только был знатоком радиодела, но и аквариумистом. Он пригласил меня к себе домой и показал свой великолепный аквариум-ширму, в котором плавали десятки разных рыбок. А ещё он подарил мне книгу про разведение аквариумных рыб.
 Когда аквариумы были изготовлены, понадобились командировки в Москву на «Птичий» рынок за растениями, рыбками, кормом для рыбок. Эти поездки очень разнообразили рутину армейской службы. Когда мой папа, возвращаясь из санатория, навестил меня в Немчиновке, я показал ему мои аквариумы. Ему так понравились эти, как я называю, живые цветы, что, приехав домой, он купил себе аквариум, и потом долгие годы рыбки радовали его разнообразием живых красок.
 
   Самое суровое взыскание я получил за «невыполнение приказа» - пять суток гауптвахты. Приказ нового командира части был такой: «Изготовить макет Останкинской телебашни» для подарка какому – то генералу. Наша часть занималась не только ремонтом, но и хранением радиоаппаратуры. Процесс изготовления макета был уже близок к завершению, как в адрес нашей части пришли вагоны с радиостанциями, которые надо было разгружать на станции Сетунь, и, конечно, ночью – в целях секретности. И вот, после ужина, старшина Мохов объявляет построение роты. Рота построилась в коридоре казармы. Старшина встаёт перед строем со списком личного состава части, и предлагает, желающим поехать на ночную разгрузку вагонов, сделать два шага вперёд. Я, как опытный солдат, делаю два шага вперёд, и тем самым вхожу в привилегированную часть отряда. Поскольку желающих работать ночью маловато, старшина поднимает к глазам список личного состава части, наклеенный на фанерку, и объявляет: «А желают – следующие: …» и зачитывает ещё два десятка фамилий. Добровольцам, то есть мне и моему товарищу, сделавшему два шага вперёд, старшина приказывает взять с собой карабины и подсумки с патронами, а это значит, что мы будем не грузчиками, а караульными.
   Утром, после завтрака, всем работавшим ночью разрешают не ходить на работы, а спать в казарме, хоть весь день. Я – сплю.
 На следующее утро командир части спрашивает с меня макет. Моё объяснение, почему макет ещё не готов, его не удовлетворяет, и он объявляет мне взыскание – пять суток ареста. Но побывать на гауптвахте мне не пришлось, так как работы, по ремонту радиостанций, было очень много, а потом начались летние командировки, а в ноябре меня демобилизовали.