Рандеву

    Кончался август 1980 года. Родители школьников готовились к новому учебному году, а офицеры Военно-Морского Флота готовились к осенней проверке «боеготовности защитников морских рубежей страны Советов». Проверку производить должна была комиссия, во главе с адмиралом Горшковым.
  На наш завод пришла телеграмма с просьбой прислать специалистов на ТАКР «КИЕВ» для подготовки комплекса стрельбы крылатыми ракетами.
 
       В моей бригаде вычислительного комплекса работал регулировщиком Марик Янкелевич. Он и предложил мне совместную командировку в «солнечный Пилау». На мои возражения о несвоевременности командировки он заверил меня, что там «делов всего-то на пару дней». Я никогда раньше не был в Балтийске, тем более на тяжёлом авианосном крейсере, поэтому долго уговаривать меня не пришлось.
Когда мы прибыли в Балтийск, оказалось, что крейсер бороздит просторы Балтики, и нам придётся ждать его возвращения. Мы с комфортом расположились в местной гостинице, погуляли по пляжу, надеясь найти янтарь или что-нибудь ещё более ценное.
На следующее утро мы, прижимаясь к краю дороги от несущихся нам на встречу БТРов с морскими пехотинцами, пришли на базу, где у причальных стенок, построенных ещё немцами, стояли разные корабли, и нам сообщили, что на встречу с авианосной группой пойдёт танкер «ЛЕНА». И, что если нам надо попасть на «КИЕВ», то мы должны «быстренько дуть в гостиницу за вещами и грузиться на борт танкера».
 
На танкере нас поселили в каюту, где уже был молодой офицер, возвращавшийся из отпуска на свой корабль, и мы вышли в море. После знакомства с офицером, и обеда в столовой, мы отправились на ют, где только и можно было курить. Стала понятна поговорка: «Без юта – нет уюта». За кормой корабля бурлила вода от гребных винтов, над нами орали чайки, ожидающие подарков от кока, и время от времени пикировавшие в волны. Потом мы вернулись в каюту, и до вечера слушали рассказы о трудности современной службы на Северном флоте, о проблемах с наказанием матросов, и о взяточничестве начальника гауптвахты, который требовал бутылку за каждого приводимого к нему матроса.
На следующий день погода стала ещё хуже. Проход по коридору от каюты до трапа в столовую напоминал акробатические упражнения. Зато народа в столовой поубавилось - не все терпят качку, а порции увеличились – чему я был очень рад. У входа в столовую на стене висел плакат, на котором была изображена дозаправка топливом какого-то корабля с танкера на ходу. Очень здорово всё было нарисовано!
 
Придя в точку рандеву, танкер встал на якорь, и стоял как скала посреди моря. Волны налетали на него и с грохотом обрушивались на нижнюю палубу, а потом со злобным шипением убегали прочь. Но вот показался «КИЕВ» и корабли сопровождения. Один из них подошел к «ЛЕНЕ» с избыточной скоростью. Как вы знаете, у кораблей нет тормозов. И этот лихач своим форштевнем помял леера на «ЛЕНЕ» навалившись на неё, как пьяный матрос на портовую … Глядя на этот манёвр мы слегка взволновались, но слава богу и какой-то матери, про которую в мегафон орал капитан, кораблям удалось расцепиться. Дав задний ход, большой противолодочный корабль отошёл от танкера, и, наверное, когда капитан успокоился, он повторил подход к танкеру. Но перестраховался. Матрос, стоявший на баке (бак – нос корабля) не смог докинуть линь с грузом до танкера ни с первого, ни со второго раза. Естественно, вся эта операция сопровождалась злобными матюгами из мегафона капитана с обещаниями жестокой расправы с со всей швартовой командой, и всеми, у кого руки растут из ж…
Боцман нашего танкера не смог оставаться равнодушным наблюдателем этой позорящей флот картины, и взяв свой линёк закинул его на жаждущий топлива корабль. Затем к линьку был привязан канат. К канату привязали шланг для подачи топлива и перетащили на заправляемый корабль. Через час шланг нам вернули, и заправленный корабль освободил место для заправки следующего.
Следующий корабль подошёл очень аккуратно и был заправлен без приключений, так что и смотреть было неинтересно.
 
                Десант.

На подходе к нашему танкеру показался не очень большой катерок, по сравнению с нашим кораблём, и запрыгал на двухметровых волнах. Оказалось, что самой главной задачей нашего рандеву была передача на «КИЕВ» десяти бочек с лаком, которым матросы-бездельники должны были покрыть на крейсере всё, что нельзя было покрасить. Ведь на крейсере будет держать флаг сам адмирал Горшков!
Но сначала на палубу катера спрыгнули мы – Марик и я, с портфелем в руке. Нам было велено стоять в рубке и не мешать погрузке бочек. Может быть это и спасло нас от травм. Крановщик на танкере не всегда попадал бочкой в нужное место на палубе скачущего на волнах катера, и одной из бочек попал в матроса-такелажника, и сломал ему ногу. Загрузив все бочки, и ещё какие-то мешки мы направились к крейсеру «КИЕВ». С каждой минутой корпус крейсера становился всё больше, и когда мы подошли вплотную, превратился в огромный многоэтажный дом. Трап, который нам спустили для подъёма на борт корабля, оказывался то выше, то ниже, но никогда не на уровне нашего катера. Мне пришлось сначала бросить свой портфель, который поймали встречавшие нас моряки, а потом запрыгнуть самому. А вот матроса со сломанной ногой пришлось его товарищам закидывать на трап, как мне мой портфель.
Два офицера, встречавшие нас, повели в предназначенную нам каюту номер девяносто пять в сотом коридоре, не помню уже, на каком этаже. Помню только, что лифт был только для шести этажей. В каюте были: диван, столик и двухэтажная койка, со шорками со стороны головы и ног.
Знакомство с командирами комплекса.
Оглядев каюту, и убедившись, что в иллюминатор ничего не видно кроме неба, мы познакомились с офицерами, когда-то назначенными командовать матросами и мичманами, обслуживавшими «наш» комплекс. Потом нас повели в столовую на обед. Мы переходили по коридорам из одного кубрика в другой поворачивая то налево, то направо, но эта запутанная дорога запомнилась удивительно легко с первого раза.
Обед ничем особенным не запомнился, и вернувшись в каюту мы продолжили общение с офицерами-командирами. Оказалось, что один из них был специалистом по «АЛЛЕЕ», а другой – «тоже не по нашим гайкам». «АЛЛЕЯ» - это система от которой наш комплекс получал со спутников координаты целей для «автоматического целеуказания». На наш вопрос: «Как же они работали с комплексом?», офицеры сказали, что никак, но у них в команде есть мичман, который когда-то видел, «как включается комплекс». А на наш вопрос: «Как матросы-операторы тренируются назначать ракеты на цели?», они сказали, что: «Матросам показывают фотографии экранов с целями, и показывают, какие ручки надо крутить для наведения визира на отметку цели». Мы спросили: «А как же вы стреляли на прошлых учениях?». А они говорят: «Стрельбы были условные, комплекс у нас не работал, а комиссии мы вместо «распечатки» данных целе-назначений и команд управления ракетами, показали листочек с написанными нами от руки данными, которые мы рассчитали ориентировочно в уме. Сказали, что отказала «МП-16» - машинка, печатающая результаты расчётов ЭВМ, решающей задачи стрельбы и управления ракетами». У нас не было слов. Находчивость наших людей феноменальна!
      Первая ночь на крейсере.
 Марик, как бывший матрос, занял нижнюю койку, а я забрался на верхнюю. Задвинув фанерные щитки, предохраняющие нас от падения во время шторма, мы заснули. Не знаю, что меня разбудило ночью – качка на авианосце была незаметна. Но поглядев вниз, естественно, без очков, я увидел, что внизу плещется вода! Мне представилось, что мы находимся в гроте, заливаемом водой! Я стал будить Марика криками: «Нас заливает!». В ответ на мои крики Марик посоветовал мне проснуться и вспомнить, где мы находимся. Окончательно проснувшись и надев очки, я понял в чём дело!
Лунный свет отражаясь от бегущих волн через иллюминатор падал на потолок, покрытый блестящей масляной краской и отражался на линолеум пола, до блеска надраенный матросами. Было полное впечатление, что на полу плещутся волны.
Следующую ночь я спал на диванчике, и это было гораздо комфортнее.
                Момент истины.
Утром мы самостоятельно сходили на завтрак и вернулись в каюту. Вскоре появились «специалисты по стрельбе крылатыми ракетами» и провели нас в огромный зал, где находились приборы нашего комплекса. Зал был намного больше, чем наш цех на заводе, где мы изготавливали и сдавали ОТК и ПЗ комплексы. Офицер включил прибор «8» - прибор управления ЦВК и сказал: «Вот видите, комплекс неисправен! Табло «ГОТОВ» - горит, «ВКЛЮЧЕН» и «ИСПРАВЕН» - нет». Пришлось доходчиво объяснять условия выработки сигналов и необходимость включения всех, всех, всех приборов комплекса. А ещё посоветовали им почитать эксплуатационную документацию, где всё разжевано от «А» до «Я». Кончилось тем, что мы с Мариком сами включили все приборы, загорелся транспарант «ВКЛЮЧЕН», а после прохождения всех проверочных тестов – «ИСПРАВЕН».
Решать задачи, и тем более пускать ракеты мы не стали. Офицеры были счастливы уже тем, что убедились воочию, что комплекс жив и готов к стрельбе. Нас они отпустили, а сами остались потренироваться и закрепить полученные знания. Самостоятельно вернуться в нашу каюту нам не удалось. Мы заблудились в переходах по этажам и коридорам. А дело шло к обеду. В конце концов нам удалось найти телефон внутренней связи на какой-то переборке, позвонить нашим офицерам и попросить их отвести нас в каюту. Ну а дорогу от каюты до столовой мы запомнили ещё с первого раза!
      А тем временем на палубе…
После обеда мы вылезли на палубу, где ревели двигатели палубных штурмовиков - самолётов ЯК 38. Эти самолёты вертикального взлёта поднимались из ангара на огромных лифтах со сложенными крыльями.
 
По палубе самолёты перемещались с помощью тягачей, а командир корабля – на собственном «Москвиче». Потом самолёты расправляли крылья и готовились к полёту.
 
Самолёт немного приподнимался над палубой, а потом опять садился на неё. Наверное, лётчик отрабатывал какое-то упражнение, во всяком случае, нам сказали, что за три взлёта – посадки лётчик получает 25 рублей. По тем временам моя средняя зарплата была равна 17-18 рублей в день. Очень здорово смотрелось, как самолёт, заходящий на посадку, приближается к корме корабля на столбе воды, которую выдавливали струи раскалённых газов направленные вниз из двигателей самолёта.
 
Потом самолёт как бы наползал на палубу авианосца, зависал над ней и садился.
                Домой.
На следующий день мы подошли к Балтийску, но опять штормило и прогноз был неутешительный. Катером невозможно было доставить нас на берег. Вернуться в Ленинград к первому сентября не светило. Повезло нам с прилётом вертолёта, доставившего членов какой – то комиссии. Я нашёл офицера – дежурного по кораблю, который подписал нам командировочные предписания и разрешил нам улететь на возвращавшемся на берег вертолёте.
 
 Полёт на вертолёте с грохочущим двигателем не слишком большое удовольствие, но вид в окошке низколетящего геликоптера стоит того. Можно сравнить с полётом на мотоцикле, если бы он мог летать. На самолёт до Ленинграда билетов не было, поэтому пришлось улететь в Таллин, а из Таллина на поезде добрались до дома.