Пока море не высохнет. Глава 4

***
Коль может адюльтер кормить семью,
товаром станет честь, любовь и лоно…
***

*Габриэль

Забыты все обещания, забыты любви слова и просьбы о надежде, да только сердце не становится легче. Совсем скоро начнется религиозная война, и я понимаю, что если человек не хочет, то заставить его не в силах даже Бог. И вот в который раз, стоя перед иконой святой девы Марии, я шепотом прошу ее о помощи, прошу не скрывая слез о помощи людям, и королю, что так боится прикоснуться к Богу, просить его поддержки, просить его терпения и понимания, но только с каждым днем, мои мольбы словно становятся неслышимыми. С каждым новым днем я слышу настроение людей, что готовы встречать грудью буйство гугенотов, готовых биться за веру, а потом и за короля путем убийств, и надругательств с католическими поклонниками. Вздох. Люди молятся стоя на коленях прося о чем-то своем сокровенном, и только я, скрывая слезы от священника не боюсь плакать у ног святой девы. Она слышит, она понимает меня. Меня слышит та, что простила людей за убийство сына, что простила тех, кто надругался над верой, кто предал любовь, но только я…уснув на ее коленях, позволяю чувствовать свою боль, слезы…

Я думала, что смогу гордиться им…королем…Генрихом Наваррским, что доказал бы свое право на власть над Францией, но только с каждым днем, он словно делает все наоборот. Если раньше, когда я позволяла ему прикасаться к себе, то чувствовала настоящую власть, уверенность короля, что способен помочь государству, то сейчас…сейчас он, как ребенок, снова наслаждается другими женщинами, распитием вина и блудом. Мне было больно осознавать, что все мои слова были услышаны только на секунду, и те для того, чтобы я потешила королевскую слабость. Любовь…а была ли она? Я не знаю, но только сейчас…стоя у окна, где так любит проводить время его бывшая супруга Марго, я начинаю понимать, как прекрасно смотреть за горизонт, где жизнь меняет местами фигуры, играя по своим правилам. Почувствовав ноющую боль, я коснулась ладонями округлившийся живот, и печально вздохнула. Легкая пошатывание, и я чувствую, как крепкие руки сжали мои плечи. Обернувшись, я увидела молодого юношу, что прибыл сюда достаточно давно, чтобы считаться придворным мужем. Английский дипломат никогда не брезговал общением со мной, и эти разговоры были ни на что не похожи. Совершенно не проявляя ко мне любовного интереса, он помог мне осознать, что не все мужчины ужасны по своей натуре.

-Ах, Алистер.-улыбнулась я.-Вы снова спасли меня от падения. Скоро начну считать Вас своим ангелом хранителем. Там где за мной ступает по пятам беда, обязательно будете Вы, как мой спаситель.-вздох.-добрый вечер, забыла с Вами поздороваться. А почему Вы здесь, а не с придворными дамами при короле? Мне казалось, что король наш любит окружить себя распутными женщинами, и хорошими мужчинами, что помогают ему быть лучше в глазах блудливых девиц.
-Не скажу, что являюсь фаталистом, но видимо, какие-то силы направляют меня к Вам в самые нужные моменты.-Алистер улыбнулся своей мягкой улыбкой и лицо его в эти моменты начинало сиять от блаженства.-как Вы себя чувствуете? Все-таки появление ребенка должно как-то менять Вас? Или я ничего не понимаю в женских мироощущениях?
-Понимаете, и беременность, действительно, с каждым днем выводит меня из рамок спокойной жизни, и хотя я прекрасно понимаю, что сделанный на это мой шаг был уверенным, но все же, я боюсь, что простое материнство окажется не в моих силах, и ребенок…-прикоснувшись ладонями к дрожащему животу, я вздохнула.-и не дай Бог, чтобы мой ребенок умер в младенчестве. Алистер, я смерти своей так не боюсь, как этого будущего малыша. Простите, заболталась я совсем, что даже не спросила, как Ваши дела?
-Трагично, но не смертельно.-молодой человек вынул из кармана своего пурпэна свернутый в четыре раза конверт.-это письмо было перехвачено Викторией. Адресованное королю от одного маркиза…-Алистер посмотрел по сторонам.-к тому же,-голос его стал тише.-герцог Майеннский и лигисты уже собрали генеральные штаты, чтобы избрать нового французского короля, а крестьяне готовы принять новый выбор, ибо мы с Вами оба знаем, что люди устали от вечных похождений Генриха, которого только и можно найти под женскими юбками.
-Что говорит Виктория?-спросила с нескрываемым интересом я разворачивая письмо.

«Сир, нет нужды лукавить, через восемь дней Вы будете избраны королем Франции, и к вашим прежним противникам можно будет добавить партию католических принцев, папу, короля Испании, императора, герцога Савойского. Всему этому вам придется противостоять с вашей жалкой кучкой гугенотов, если только Вы не примете быстрое и галантное решение послушать мессу… Если бы Вы были глубоко религиозным принцем, я бы не осмелился говорить с Вами в таком тоне, но Вы ведете жизнь истинного бонвивана, и потому мы не думаем, что для Вас это будет вопросом совести. Боитесь ли Вы оскорбить гугенотов, которые всегда признавали за королями свободу совести, но которые, если вы их обидите, помянут вас в своих молитвах? Выбирайте сами, угождать ли вашим гасконским пророкам и продолжать таскаться по притонам, оставив всех нас в ситуации „спасайся, кто может“, дрожать ли перед Лигой, которая сама ничего так не боится, как вашего обращения, благодаря которому вы задушите прямо в колыбели нарождающуюся третью партию и через месяц станете абсолютным королем всей Франции, выиграв за один час мессы больше, чем Вы могли бы добиться в двадцати выигранных сражениях и за двадцать опасностей и трудов».»

С одной стороны, меня распирала гордость, ибо мои мысли были правильными с самого начала, а желание сменить веру короля было настолько правильным, что все значимые люди Франции это понимали, но только, что толку рвать волосы на голове, если король смачивает пальцы в слюне и возвращает их тебе на голову? Я аккуратно свернула письмо и отдала дипломату. Он снова осмотрелся по сторонам, как было свойственно ему в моменты нервного обдумывания. Мне становилось нехорошо. Последние месяцы проходили так тяжело, что я и забыла, как это дышать полной грудью. Странно мне становилось и от того, как король быстро потерял интерес ко мне, как к женщине узнав о скором появлении на свет наследника короны. Видимо, это не входило в его планы, как он так уверенно раздвигал мне ноги в неистовом желании испить настоящей любви.

-Виктория…-повторил Алистер смакуя ее имя.-она считает, что я должен наставить короля на путь истинный, но только…
-Только что?-спросила я нежно коснувшись его руки, и склонив голову на бок, я сдержала вздоха.-что, Алистер? Что останавливает такого хорошего дипломата, как Вы? Я, конечно, понимаю, что Вы нарасхват среди королей, и сможете обрести теплое гнездо у любой власти, но что будет с простыми детьми Франции если сейчас Генрих решит пусть все сквозь пальцы, как он, увы, но мы знаем, делает?
-Я поним…
-Что будет с простыми крестьянами?-мой голос становился тише, грубее.-что будет с теми, кто так далек от короля? От Версаля? От чертова Лувра?-шептала я.-впрочем, знаете…-я сделала шаг вперед.-я пойду, и сама скажу королю, что если католики прольют кровь обычных людей, отвечать придется ему.
-Габриэль, остановитесь,-Алистер сжал мою кисть поймав на ходу.-он сейчас в своих покоях с двумя придворными дочерями, и я не думаю, что он способен принимать у…
-Да плевать на них!-прошипела я.-пусть меня выгонят лично их покоев «ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА», но если сейчас я этого не сделаю, то кровь простых людей будет на его руках.
-Если сейчас он развлекается с блудливыми дамами, то он не заметит даже ворвавшихся в Версаль горячих католиков, что будут спускать шкуры с придворных.-Алистер вздохнул.-давайте же все оставив до утра.

Я была полна той уверенности, какой Виктория наделяет женщин эскадрона перед важным делом. Шаг становился уверенным, дыхание учащённым. Вообще, это чувство непоколебимой уверенности было схоже с животным удовольствием, когда лоно достигает своего апогея и не в силах сдерживаться, позволяет страсти выйти наружу, оставляя мокрые следы своего сока. Я слышала все: женское, задорное хихиканье, его голос, что в секунду превращался в сорванный стон, и это юное повизгивание. Все это выглядело несерьезно, и на несколько секунду я растерялась. Боль сковало сердце, и ребенок внутри меня впервые шевельнулся. Был ли это Божий знак или я просто теряю рассудок? Нельзя бросать то, что сделано наполовину. Уверенно толкнув двери в покои короля, я застала то, о чем меня предупреждал дипломат. Две девицы не старше пятнадцати так усердно удовлетворяли короля, что мне стало брезгливо даже смотреть на него, но только не прирученная ли я им птица?

-Га-габриэль?-вздрогнул король.-что Вы здесь делаете?-воскликнул он отталкивая блудливых девиц, и накинув на свое обнаженное тело халат, он подошел ближе ко мне, сжимая ладони своими холодными пальцами.-что Вы здесь делаете?
-Что здесь делаете Вы?-прошептала я.-я хочу понять только одно…-мой голос становился от волнения хриплым.-сколько еще Вы будете мучить меня? Сколько еще я должна буду вытерпеть, чтобы огонь угас в моем сердце и почему я должна волноваться за Вас, если Вам нет никакого дела до всего? Женщины, попойки и это безобразие…Боже мой, Генрих, Вам самому от себя не противно?
-Но…-прошептал король сжимая мои руки и прижимая к груди, старался как-то успокоить мою дрожь.
-Времени у Вас остается все меньше. Лига, словно смерть, дышит Вам в затылок, но Вы как будто уже мертвы.-я вздохнула.-Вы сможете добиться полной власти и спокойного существования королевства только двумя путями: первый — сила и армия; при этом придется принимать сильные решения, практиковать строгость, твердость и жестокость, то есть все то, что, по сути, противоположно Вашему характеру и вашим наклонностям, и поэтому Вам понадобится преодолеть тысячи трудностей, утомление, тягот, неприятностей, опасностей и трудов, беспрерывно трястись в седле, вечно в панцире, со шлемом на голове, с пистолетом в одной руке, со шпагой в другой, но, что еще важнее, раз и навсегда распрощаться с покоем, удовольствиями, приятным времяпрепровождением, любовью, любовницами, играми, собаками, птицами, замками, потому что в Вашем новом качестве Вам не избежать таких дел, как многочисленные захваты городов, частые сражения, обязательные победы и много пролитой крови; второй путь — освоиться с новой религией в соответствии с желанием большинства ваших подданных, и тогда Вы будете избавлены от тягот и трудностей в этом мире, а что касается иного, об этом я не стану говорить…слишком много сказано и так, и слишком много уже не услышано.   

Сильное головокружение заставило меня потерять способность уверенно стоять на земле. Боль сильнее сковывала все мое тело, и стоило мне сделать шаг вперед, как резкая, режущее чувство заставляло меня извиваться в его руках. Ничего не понимая, я могла только молиться, чтобы это поскорее кончилось, чтобы боль наконец-то прекратилась. Бросало то в жар, то в холод, то становилось дурно словно от хмеля, но только все внутри меня выворачивало наизнанку. Мне казалось, что я умираю. Настолько плохо еще никогда не было. Словно в бреду я повторяла имена, перемешанные с молитвами. Сколько это длилось по времени и сколько еще могло продолжиться…но я помню, как мне становилось постепенно легче. Когда в комнате появилась Виктория я не сразу заметила, но ее постоянное прикладывание ко лбу холодной тряпки ослабляло давление в голове… «Все будет хорошо»-шептала она с нескрываемой улыбкой. Я вспомнила, как в моем давнем сне, она сидела возле меня и все повторяла эту фразу, но только во сне я умерла…Сознание вернулось, когда я услышала громкий, раздирающий всю меня до сердца крик младенца.

-Мальчик?-послышался голос Виктории, и я посмотрела на ее блестящие голубые глаза.-мальчик. Поздравляю, моя дорогая. У Вас сын.
-Сын…-прошептала я.
-Да пустите же меня!-вопил король выбивая двери в собственные покои.-Габриэль…

***
И от покоя кружилась голова, как от самого бренного желания. Я чувствовала любовь. Любовь маленького мужчины, что нуждается во мне, как в воздухе. Разглядывая черты его маленького лица, я видела, как он похож на отца, как красивы его голубые глаза. Водя пальцами по его нежному личику, я не могла прекратить целовать розовые щеки, аккуратный носик, и эти маленькие ладони, в которых однажды окажется вся Франция. Я верила, я верила, что этот малыш сможет изменить жизнь, и если мою он изменил основательно, то что помешает Цезарю сделать это с этим государством? Ему уже пять дней, а я словно чувствую, что он снова должен появиться из моего чрева, но это все пройдет, и только связывающая нас пуповина навсегда соединит материнскую связь. В двери постучались, и я разрешила войти. Это была Виктория. Ее приход подобен исполнению самой давней мечты.

-Виктория…-улыбнулась я.-а мне все было интересно, когда Вы, моя милая, решите навестить нас.
-Знаете, что сказал мне сегодня утром король?-она нежно посмотрела на ребенка.
-Хм. И что же?-скривилась я.-лично со мной он не разговаривает уже четвертый день.
-Сегодня я вручаю ей свою душу, произнес он, крайне взволнованный, и предупреждаю, берегитесь, потому что оттуда, куда Вы меня ввели, я выйду только со смертью, в чем клянусь Вам и торжественно заверяю.-Виктория грустно улыбнулась.-когда он говорил о Вас, то на его глазах выступили слезы…может быть, это и есть любовь?
-Любовь…-шепотом повторила я….-как бы Вы описали это в стихах?
-Будь Франция державой из держав, Рим Генриха назвал бы многогранным…Рок д‘Эстре – предел душевным ранам…


Рецензии
Сколько веры в право дело и достоинства, Габриэль показала себя настоящей защитницей отечества, жаль, что это так не свойственно королю. Он на фоне его любовницы, поэтессы и дипломата выглядит таким ребенком. Хотя в разговоре с дипломатом ранее казалось, что он взялся за ум, но Генрих остается Генрихом, каким его помнит история.

Кабан   09.11.2019 18:24     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.