Жара

Однажды все помидоры мира сошли с ума и начали расти сами по себе, повсюду.

Птицы с громкими криками раскидывают их семена по Земле, а зелёные ростки, с треском пробивают горячий асфальт, ломают старые стены, забираются на крыши домов, рвут уличные провода, не давая фонарным столбам раскрыть свои поржавевшие глаза.

Источая пряный терпкий аромат, они превращаются в огромные бархатные деревья, увешанные красно-зелёными яблоками всех калибров. Закрывая собой солнце и разращивая в полдень прохладные тени, подобно лианам они оплетают наш мир.

В цветниках гроздьями вырастают помидоры черри, дети кидаются ими вместо зимних снежков, в огромных бычьих сердцах птицы вьют свои гнёзда.

В магазинах давно их уже давно никто не покупает: достаточно просто протянуть руку к любому кусту и просто набрать полные пригорошни алых бусин.

Их солят бочками. Маринуют. Сушат на солнце как дольки яблок. Посыпают солью, сахаром. Варят томатные супы, принимают ванны из томатного сока.

Женщины с тоской смотрят на новые вызревшие кусты, терпеливо варят варенье из помидор, лениво облизывая деревянные ложки, облитые пригоревшей карамелью.

Даже вороны и улитки давно пресытились этими красными ягодами всех мастей.

Их слишком много.

Слишком душно.

Слишком влажно.

Солёный пот стекает по ложбинке меж лопаток по бархатным спинам.

Лёжа лицом вниз на выгоревших дырявых гамаках, люди томно ждут ночной прохлады.

Одни, чтобы перевернувшись на спину, наконец-то уснуть, другие чтоб упиться забродившими соками, третьи, чтоб отправиться в путь – выхватывать совиный взгляд в свете слепых фонарей и упиваться друг другом.

По пульсирующим сосудам огромных стволов течёт настоящая жизнь.

Пьяный, пряный густой тёплый воздух дурманит.

Зовёт за собой во влажную ночь.

Мы с широко распахнутыми глазами ныряем в эту тьму.

Среди тёмного шумного леса, на огромной грядке, затянутой тонким замызганным целлофаном, они подобно спрутам шевелят своими огромными корнями во влажной чёрной земле, разрывают своими неподъёмными ветвями плёнку над нашими головами, открывая нам небо, полное звёзд, в непроглядной ночи.

Рядом трещат по швам рыжие тыквы, вполне себе годные для карет,
распуская свои цепкие лозы по краям глубоких оврагов. На заборах дуются нелепые патиссоны, похожие на карусели, кабачки, жадно наглотавшись воды, взрываются, фонтаном разбрасывая своё перезревшее семя на многие километры.

В воздухе взвесью висят густые душные масла всех пряностей мира.
В темноте, сверкая гематитовыми глазами, со свистом носятся летучие мыши, мы бегаем за ними с сачками из разорванных рыболовных сетей и стеснительных старых занавесок, а попадаются лишь неуклюжие винные бражники.

Мы смеёмся, распуская дымные дорожки за собой и поскальзываясь голыми пятками на мокрой росе.
 
Мы бежим прочь. За нами бродят комары, светят керосиновыми лампами нам вслед, мы пригибаемся, свет проходит высоко над головами подобно глухим радарам подводных лодок.

Нас не видно до самой зари.
Упиваясь сладостью ночи, под сон всего мира на дырявых гамаках вверх животами, мы прячемся в душных зарослях.

Зарываясь руками и ногами в жирную чёрную землю, мы вдыхаем звёздную пыль и ртуть через разбитые столбы люминисцентных ламп под разорванным небом.

Режем свои губы в кровь, закусывая языки от счастья.

Большая медведица сверкает над нашими головами, изливая из ковша сладкую негу до самого утра…