Уверенный в себе Эмин Бек и европейская...

Уверенный в себе Эмин  Бек и европейская красавица Ванда ханум

повесть 



Памяти ученого-историка Мовсума Алиева ,
мир его душе!



ЗАГЛАВИЕ
         
АВТОР

            Апрельские холода застали горожан врасплох. Выйдя из метро, люди торопливо расходятся, зябко поеживаясь и поплотнее запахнув ворот.
Немного выше метро, перед Бакинским государственным университетом – обветшалый, словно стоит здесь уже тысячу лет, камень, напоминающий надгробную плиту. На поверхности камня, стертой от прикосновений прохожих, надпись кириллицей: «Здесь будет установлен бюст выдающегося азербайджанского мыслителя, основоположника Азербайджанской Демократической Республики – Мамед Эмина Расулзаде».
На камне сидит, свесив ноги, юноша и читает книгу. Одет легко, но словно не чувствует холода. Длинные запутанные волосы, давно не бритая борода, старый шарф, как попало обернутый вокруг шеи – его небрежный вид может показаться отталкивающим, но книга, которую он увлеченно читает, сглаживает это впечатление. Мимо него проходят студенты в наушниках, с телефонами в руках, и заходят в пабы и кафе напротив университета. Одна из них – невысокая девушка в кедах и берете (тоже в наушниках) подходит к юноше и что-то говорит ему. Он закрывает книгу, и отвечает ей, настойчиво пытаясь объяснить что-то. Потом достает из нагрудного кармана и показывает ей сложенные листы, но собеседница, махнув рукой, уходит. Он кричит ей вслед:
– Хоть бы наушники сняла, прежде чем говорить... Эх...
       Чуть позже к нему подходит молодой человек в наушниках. Ворочая во рту жевательную резинку он окликает сидящего на камне юношу и увидев, что тот не реагирует, слегка толкает его:
– Ты что, сидишь здесь со вчерашнего дня?..
– Эй, полегче! Я чуть не упал! Ты обращал внимание на этот камень? – говорит он, вставая с камня.
–  Неет… А что?... Погоди, здесь какая-то надпись… (Шевелит губами, словно пытаясь разобрать надпись.) «Здесь будет….установлен бюст….ве-ве-ве …. аыыы…  Азербайджанской…. Мам… Амина… Рас…заде». И что?
– А то! Бестолковая твоя голова! – огрызнулся юноша. – Ты знаешь кто это? В то время как наши деды ломали шапку перед русскими, этот человек ради сегодняшнего независимого Азербайджана… 
– Ну все, все, Афка! Ты говоришь общеизвестные вещи. Господь написал ему на роду такую судьбу, а нашим дедам-холопам иную…
– Нет, не так! Человек сам автор своей судьбы. Этот человек сам выбрал свою непростую судьбу, сам написал ее…
– Ну и что нам теперь делать? Раз он выбрал себе нелегкую судьбу, значит и мы должны страдать, так? И без того страдаем… Знаешь, Афган, ни ты, ни я не застали советскую эпоху… Но те, кому довелось жить в советское время говорят, что булка белого хлеба стоила гривенник, мороженное тоже десять копеек, коробок спичек – всего копейку, мясо – два рубля, водка – три рубля шестьдесят две копейки, пиво – тридцать копеек, а пачка сигарет «Аврора» стоила всего четырнадцать копеек – за пятиалтынный тебе на сдачу давали коробок спичек… Ну и на что мне сдалась независимость на голодное брюхо?.. Нет уж, увольте! Как по мне – так утоли мой голод и можешь хоть на горбу у меня сидеть. И вот что: самым большим флагом в мире, ну, тем самым, что развевается на Площади флага на Баилово, сыт не будешь… Я ищу повод, чтобы бросить этот чертов университет, диплом которого нигде в мире, кроме Азербайджана, не признают, и сбежать за рубеж… А ты можешь и дальше сидеть на этом камне…
– Несчастный… Холопская душа…
– Так, послушай!.. Ты хоть знаешь, что твой хваленый Мамедамин тоже сбежал за границу? Причем бросив жену и детей! Женился там во второй раз!.. Так что ты, давай, не пудри мне мозги… Эта книга, которую ты сейчас так увлеченно читаешь, погубила многих, а теперь вот и тебя… Я иду в паб… Наскреб немного денег… Пошли, выпьем…
– …
– Не идешь? Ну смотри…
Он уходит. Афган, склонившись над камнем, с тоской в голосе говорит:
– Неужели мы действительно принадлежим к тому же народу, что и ты? Ты, Мирзабала Мамедзаде, Хойский, Юсифбейли, Гаджибейли и другие мужи… Неужели из нашего народа вышли эти люди? Тогда кто мы? Или что?
Ссутулившись, он закуривает, и, затянувшись пару раз, снова садится на камень и погружается в книгу…  В это время стайка студентов – человек десять – подходят к Афгану. Они о чем-то говорят, Афган настойчиво пытается что-то объяснить и им, но сокурсники, не пожелав дослушать его, уходят в паб на той стороне улицы. Немного спустя звонит телефон. По его ответам можно понять, что звонящий приглашает его в паб. Юноша находит отговорку, чтобы избавиться от звонящего, и снова возвращается к чтению…
Примерно через полчаса подходит невысокая девушка и, встав у него за спиной, закрывает ему руками глаза. Он, взяв ее руки в свои, целует их и встает с камня. Они обнимаются.   
– Отличный у тебя читальный зал. – Шутит она и, взяв книгу, читает с обложки: – «Сиявуш нашего века»? Скоро сессия – не это сейчас нужно штудировать.
Юноша вздыхает и гладит ее по волосам.
– Который нынче год?
– 2018-ый.
– Что произошло в Азербайджане сто лет тому назад?
  – Ммм… Погоди… Эммм.. Да, была создана независимая Республика…
– Молодец… Сегодня я хочу поговорить с тобой об этом… Ладно?
Девушка нежно целует его в щеку:
– Душа моя, говори на любую тему, мне приятно… И не забывай, что я и сама республиканка… А вовсе не монархистка… Пусть отец и дядя занимают высокие посты, я – в одном лагере с тобой…
Они улыбаясь уходят в кафе напротив.

***
– Я открою тебе секрет: я написал одни рассказ…
– Что?! – девушка вскрикнула так, что все, кто был в кафе, с удивлением обернулись на них.
– Тише… Почему ты так удивилась?
– Но ты собирался посвятить себя науке! Душа моя, скажи, что ты пошутил… Ты же знаешь, я всегда с опаской относилась к поэтам, писателям… Они бывают не вполне нормальными людьми…
– Не пугайся… Я написал всего один рассказ… Всего один… Да и тот скорее всего не издам… Ну, или издам в единственном экземпляре. Для себя…
– Ладно. Но пообещай, что больше не станешь делать ничего подобного!..
– Обещаю… А теперь я хочу прочесть тебе этот рассказ… Ну пожалуйста… Это займет всего час твоего времени. Всего один час…






Часть первая

ВАНДА ХАНУМ

Человек с рожденья – часть природы. Как бы он ни петлял на своем жизненном пути, куда бы ни сворачивал, в итоге все же вернется к природе, земле. В человеке всего понемногу – немного земли, немного воды, немного луны, немного солнца… А еще есть люди, у которых солнечных качеств больше, чем у всех прочих. Словно Тенгри создал их Полусолнцами, чтобы они заменяли Солнце, когда оно будет отдыхать от дневных трудов. 
Увидев его впервые я поняла, что он носит в себе солнце. У всех людей есть немного солнца в душе, но он был словно весь соткан из света. Его лучезарное лицо, казалось, сияло внутренним светом. Когда он вошел в зал все обернулись и посмотрели на него. Невольно обернулись даже те, кто смотрел в противоположную сторону! (Высокий лоб, зачесанные назад черные, густые волосы, открытое лицо, усы, так идущие ему, и неизменно улыбающиеся глаза под широкими бровями… Я впервые встречала человека с подобной внешностью.) Да-да, все было именно так… А я… Я человек строгих нравов. Из-за некоторых качеств, привитых мне в семье, люди, в особенности представители противоположного пола, обращаются со мной с некоторой осторожностью.  Как сейчас помню: когда мы учились в лицее у всех девушек были парни. У всех, кроме меня. За глаза меня прозвали «Ледяной» – Ледяная Ванда. Может именно по этой причине у меня до сих пор не было каких-либо серьезных отношений …
Но, что поделать, я не могла отвести глаз от этого человека. Вот он наконец заметил меня. На мгновение, всего на одно мгновение задержал на мне взгляд и тут же отвел. Сразу видно воспитанного человека. Настоящий пан! Джентльмен… Бек… (Последнее слово мне пока незнакомо. Одним из слов, которым меня научит этот человек спустя годы, будет это слово – «бек». Так на его родине обращаются к мужчинам…)
Сразу скажу, что люди, бежавшие от советской власти, были словно раздавленные, потухшие, со сломленным духом. Даже в глазах самого сильного из них – Троцкого я увидела некоторое смятение. Этот же человек шел твердой походкой, так величественно, что казалось, он никогда не наклонится, чтобы поднять что-то с земли, или поставить на землю, ни перед кем не склонит голову… Нет, нет! Такой никогда не склонит голову ни перед кем! В лучистых глазах этого человека читается, что люди склоняли голову перед ним… Но нет, такой никому не позволит кланяться ему… Этот человек не любит тех, кто сгибается в поклоне. Ведь в нем есть что-то от Солнца…
Человек-солнце отыскал меня глазами среди множества людей, собравшихся в фойе, и направился прямиком ко мне. (Это место – ворота столицы и страны, и я, оставив свою работу, ради интересов своей страны, руковожу здесь небольшой группой волонтеров, контролирующих въезд и выезд из страны иностранцев). Отчего-то меня слегка знобит, и я механически отвечаю на его вопросы, чувствуя, что в моей душе что-то происходит, просыпаются какие-то спящие чувства – свет этого человека озаряет меня, высвечивая мои доселе невидимые качества. От непривычных ощущений мороз по коже, но вскоре мимолётный страх сменяется душевным равновесием. Он благодарит меня за то, что я ответила на его вопросы, и говорит последние слова так почтительно, что я с трудом унимаю внутреннюю дрожь:
–  …мерси, мадмуазель…
И неожиданно спрашивает, как меня зовут. Я охотно отвечаю: – «Ванда». Он, улыбнувшись, так же воодушевленно повторяет:
– Пани Ванда…
Я тоже интересуюсь его именем, и он представляется. У него длинное имя. Его первая часть – это имя их пророка: Мухаммед. Вторая часть короче, но я не могу выговорить имя полностью. Он снова улыбается и свет этого человека-Полусолнца окончательно согревает меня, мою холодную душу обуревает теплая нежность: «Можно просто Эмин бек». (Много позже я узнаю значение и второй части его имени: уверенный в себе, на 100 % уверенный в том, что справится с любым начатым делом – Амин бек. На его родине так и говорят: Амин. А по-польски, да и по-турецки тоже – Эмин бек…). Эти слова, сказанные им по-русски, я мысленно перевожу на польский язык и удовлетворенно киваю.
Немного спустя я оказываюсь перед странными, однако интересными фактами: этот человек, под влияние которого я так легко попала, находится под личным наблюдением кровавого палача советского режима – Сталина, и смог спастись только благодаря счастливой случайности. Он чудом смог скрыться от преследований, уехав в Петербург, откуда перебрался в Финляндию, затем во Францию, а из Франции в Польшу. Однако, опасность еще не миновала - польское государство может депортировать его обратно в Россию. Во мне пробуждается наше семейное качество – великодушие и желание помогать людям, и я уверяю его, что любым путем найду возможность помочь ему…

ЭМИН БЕК

Одна восточная поговорка гласит, что если человек, пройдя через страдания, черпает из этого силу и поднимается на ноги – он становится несокрушимым. Я не люблю слово страдания, назовем это тяготы. Да, на мою долю выпало много тягот. Мне многое пришлось пережить. Еще в молодости мне довелось побывать в ряде зарубежных стран. Я примкнул к большевикам (но быстро понял свою ошибку и отдалился от них), общался с меньшевиками, националистами, поборниками религии. Некоторое время даже тесно общался с таким жестоким человеком как Сталин. Даже спас его от неминуемой смерти . 
Кто мог подумать тогда, в тот знаменательный день, когда прозвучало предложение учредить нашу партию, что эта организация станет самой выдающейся партией Кавказа, первой партией в стране, и именно ее члены провозгласят независимую Азербайджанскую Республику! В процессе создания и партии и государства, и в своих трудах и речах я старался избегать приключений, но мне это не удавалось. Впрочем, вся моя жизнь представляла одно большое приключение, полное преследований, тревог и страданий. И все-таки, какое же это было приятное приключение!
Я часто вспоминаю время, полное угроз, когда после падения Республики, скрываясь в Лагиче под именем Али Ахмедоглу, я написал труд «Сиявуш нашего века». Помните ли вы предисловие к этой книге?
(Большевицкая оккупация была тягостным фактом. Спустя примерно месяц мы, с одним моим товарищем, покинули Баку, чтобы перебраться в Грузию. Обстоятельства вынудили нас, пройдя много гор и долин, скрываться в известном поселке Шамахинского уезда – Лагиче. Мы остановились у одного из местных жителей, в доме которого имелась небольшая библиотека, где были книги и журналы как на тюркском, так и на персидском и русском языках. Мое внимание привлекла поэма Фирдоуси «Шахнаме». Спросив позволения хозяина, я стал читать «Шахнаме». Самое объёмное романтическое произведение Востока заворожило мою, в ту пору изнуренную до крайности душу.  Как много было здесь типажей, преданий, дастанов, перекликающихся с нашей жизнью, со всем тем, что нам пришлось пережить за последнее время. Я прочел затронувшую наиболее чувствительные точки моей души историю – дастан «Сиявуш». Сначала мне показалось, что я впервые читаю давно знакомый и любимый мною дастан. Он был так понятен и близок мне, что я прочел его снова, вслух для моего друга. Без сомнения, я был вдохновлён этим произведением и воскликнул: Друг, ты услышал Сиявуша нашей истории. Сейчас я напишу для тебя «Сиявуша нашего века». Мой друг был очень удивлен тем, что в столь тревожной обстановке, когда в любую минуту мы могли быть обнаружены, я задумал написать труд. Но, невзирая ни на что, я начал работу, однако, успел написал всего несколько страниц, как нам пришлось принять меры предосторожности и сменить место. Новое место было гораздо более подходящим, чтобы на некоторое время скрыться от преследований. В этом месте были самые благоприятные условия для того, чтобы излить на бумагу то состояние души, которое я переживал в тот момент – прекрасный вид на самую великолепную из Лагичских гор – Нихал, умиротворяющий шум текущего при свете луны Гирдыманчая, и маленький садик, скрытый от посторонних взглядов. Через шесть день мы снова были вынуждены сменить место. На пару дней нас поселили в другом доме. Здесь я закончил писать черновик последней части...»
На днях, будучи в Петербурге, я искал возможность перебраться за границу, как Муса  и другие единомышленники помогли мне. Я пересек Ладожское озеро по льду и перебрался в Финляндию. Едва я добрался до Хельсинки, как люди Абдуллы Баттала  отвезли меня к нему, где в мою честь был дан большой прием. С их помощью я переправился во Францию, но мы не смогли привести мои документы в порядок, и потому я не смог получить визу.  По совету друзей я вернулся в Лехистан . Надо сказать, что всякий раз, когда я попадал в тяжелую ситуацию, словно некая невидимая длань простиралась надо мной и спасала из безвыходного положения. Сейчас, когда мне грозит опасность, здесь, в пропускном пункте в Варшаве на меня падает взгляд одной молодой дамы, и я понимаю, что на сей раз спасительной десницей будет ее рука.
(Я оставил позади свою оккупированную врагами родину, тысячи друзей и соратников, семью – возлюбленную жену, детей, родню, и потому мне сейчас совершенно не до женщин. Единственное чего я желаю – перебраться через безопасные страны в Турцию и там продолжить борьбу за Азербайджан. На память приходят строки из «Шахнаме», которые точно передают мое состояние:

Мечи взметнулись, кровь текла рекой,
И содрогнулись небеса с землей…
Разграбили страну и разорили,
Народ страны той по миру пустили.
На смерть невинных сотни обрекли,
И небеса оплакали печаль Земли…)

Я подхожу к первой кабинке, где сидит смотрящая на меня дама, и отчего-то в моей душе рождается уверенность, что она непременно поможет мне… Ведь мне не раз в такие моменты приходилось быть спасенным протянутой с небес спасительной дланью. (Будучи в заточении в «смертном корпусе» на Баилово, я на удивление был очень спокоен. В любую минуту за мной могли прийти, чтобы увести на расстрел, но я сохранял хладнокровие. Единственное, о чем я беспокоился, так это об опасности угрожающей моим соратникам – товарищам по партии. В такие тягостные минуты группа вооруженных людей, сунув меня в машину, увезли, сказав на ухо: «Тихо! Коба  велел доставить тебя к нему». Так, оказавшись волею рока лицом к лицу со смертью, я, однако, был освобожден.

ВАНДА ХАНУМ 

Краем глаза я гляжу на этого загадочного человека. Ему примерно лет 30-35. Он невысокого роста. На нем ветхий, но сидящий точно по фигуре костюм и изящно завязанный галстук. Этот человек – средоточие всего, что составляет мужскую привлекательность. И, кажется, мой интерес к нему превышает все допустимые рамки. Я пытаюсь взять себя в руки. Увы, безуспешно! Он словно чувствует мой интерес к нему и улыбается своей обаятельной улыбкой. Но в этой улыбке нет ничего, кроме обычных человеческих чувств. Он столь учтив и обходителен, что я робею перед ним как ребенок.
Сама не знаю почему, но я утвердилась в мысли, что должна ему помочь. Несмотря на то, что его могут депортировать обратно в Россию, откуда он бежал, он держится мужественно. Он так спокоен и невозмутим, что заражает своей уверенностью меня. Его мягкая, приветливая речь и улыбка уроженца востока совершенно обезоружили меня. К тому же, кажется, рядом с этим человеком я начинаю чувствовать себя женщиной – часто смотрюсь в маленькое зеркальце, стоящее передо мной, поправляю волосы, которые утром второпях не успела толком собрать, пытаюсь накрасить бледное лицо. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, чтобы привести в порядок бумаги в своем портфеле, я успеваю слегка подкрасить губы. (На этой работе я словно превратилась в какого-то военного. Революционная романтика совершенно лишила меня женственности, я совсем не нахожу времени на себя. Несмотря на мизерную зарплату, мы вместе с волонтерами из числа молодёжи неустанно трудимся здесь во имя интересов нашей родины – Польши, совсем недавно провозгласившей свою независимость. Наша работа состоит в том, чтобы предотвратить незаконный въезд и выезд из страны, и вывоз ценных предметов, принадлежащих польскому народу. С восьми утра до восьми вечера я бываю на работе. Иногда выхожу на работу и в ночную смену. Такова служба родине – приходится полностью посвятить себя ей.) Наконец, я начинаю просматривать документы, которые этот учтивый господин достал из своего объемного портфеля, который мы называем «юк». (Впоследствии я узнаю, что слово «юк» перешло в польский и другие европейские языки из тюркского языка. Я узнаю от Эмин бека, что они называют вещи, которые несут в сумке и портфеле – юк.) Не дожидаясь вопросов, он начинает рассказывать о себе, и я понимаю, что мои предположения верны.
Он был председателем Национального Совета независимой Азербайджанской Республики, депутатом, а также председателем правящей партии «Мусават». (Позднее я узнаю, что этот молодой человек ко всему прочему еще и ученый и публицист. После того, как созданная им Республика пала под натиском русских, он скрывался в поселке, называющемся Лагич, и всего за пару дней написал историко-публицистическое произведение «Сиявуш нашего века». Оставив рукопись своим друзьям, он вышел в этот тяжкий и долгий путь. Если б вы знали, с каким нетерпением он ждал этой рукописи!..) Истинный борец за свободу… Его путь так похож на путь, пройденный моей семьей – родом польских революционеров, на борьбу за свободу Польши нашего близкого родственника Йозефа Пилсудского, который был арестован русскими и сослан в Сибирь, но преодолев долгий и мучительный путь, вновь продолжил борьбу... Он так же, как Эмин Бек, создает свою партию – Польскую партию социалистов, но поняв, что имеет дело с беспощадной Россией, больше верит в войну, в силу оружия, нежели в политику. Пилсудский приступает к созданию польской армии, создает военно-политический «Союз Стрелец». Он борется за свободу Польши, и в 1918 году, провозгласив независимость Польши, становится первым главой государства. В 1920 году Советская Россия объявила Польше войну. Маршал Пилсудский разбивает войско неприятеля, значительно превосходящее по силам польскую армию. России приходится признать независимость Польши...
Когда я рассказала ему об этом, он очень обрадовался. «Слава великому фидаину !» – сказал он, и опечаленно добавил: «Мы не сумели. Нашу страну раскололи на две части Россия и Иран. Если бы мы смогли объединить наши силы, мы тоже могли бы сразиться против этих кровопийц. Как жаль, что нам пришлось оставить это дело для будущих поколений…»

ЭМИН БЕК
Кажется, наше случайное знакомство перетекает в дружбу.  Ванда ханум пригласила меня на вечернюю прогулку по Варшаве. (Она работает на добровольной основе, но в очень напряженном режиме. Только по вечерам у нее бывает немного свободного времени.)  Мы прогуливались по берегу Вислы.
– Варсзава (Она произносит название этого города не как мы: Варшава. Вместо -ш- она произносит нечто среднее между -с- и -з-.) стала столицей в 1791 году, но история города насчитывает столетия. Он был основан в 1300 году польскими князьями…
Я рассказываю ей о Баку. О том, как мы впервые провозгласили независимую Азербайджанскую Республику в Тбилиси, как перенесли правительство АДР в Гянджу, и, наконец, перевели резиденцию в стольный град страны – Баку. Я рассказываю ей о живущих в Баку семьях ляхтского происхождения, о ляхтских архитекторах Гославском, Скибинском, Скуревиче, Плошко и спроектированных ими архитектурных памятниках – величественных зданиях в сердце Баку. Она чрезвычайно удивлена и не может поверить, что в Баку живут и работают ляхи…
Я отмечаю ее прекрасное владение русским языком:
– Вы прекрасно говорите по-русски…
– Да, – грустно отвечает она, – мы жили в той части Польши, что была оккупирована русскими, и потому почти все знаем этот язык… Но вы тоже владеете им в совершенстве...
– Лучше бы я немного владел лехским… Тогда не пришлось бы говорить по-русски!... – раздраженно отвечаю я. – Носители этого языка оккупировали мою независимую страну, расстреляли моих соратников… Они погасили мой очаг…
– Понимаю вас… Мне предлагали работу преподавателя русского языка и литературы в Варсзавском университете, но я отказалась…
– И вы, и мы, вдосталь натерпелись от русских. Мы никогда не смиримся с тем, что они оккупировали нашу родину, уничтожили ценнейших людей нашего народа, грабят наземные и подземные богатства нашей страны… Уверен, даже если так будет продолжаться сто лет, мой народ поднимется, и даст ответ этим оккупантам, остервенелым русским шовинистам… Вот почему я здесь. С помощью единомышленников – таких как вы неравнодушных людей, я переберусь в Турцию. Там у меня будет возможность поведать миру о правом деле моего народа и продолжить нашу борьбу.
Ванда ханум, замедлив шаг, берет меня под руку и глядя полным сочувствия взглядом говорит:
– Я могу представить вас Пилсудскому… Я говорила вам – он наш близкий родственник… Вы сможете остаться здесь и продолжить свою борьбу…
Я крайне удивлен:
– Правда? Это было бы замечательно!.. Но не в этот раз. Мы оставим это на следующий раз – я, с божьей помощью, еще вернусь в Лехистан. Если увидитесь с ним – передайте от меня привет пану Пилсудскому, скажите, чтобы не забывал о предосторожности – русский медведь уже вышел из пещеры… Что касается Турции… Турция – моя вторая родина. Те из моих соратников, кому удалось спастись, собираются там – в Анкаре.  Я непременно должен ехать в Анкару…
Я еще раз убедился в том, что пламя истины не затухнет! Как говорят у нас: «Коли горит пламя любви – то не задуть, а не горит – то не раздуть». Пусть те, кто стоит у нас на пути знают: правое дело Азербайджана нашло поддержу даже в далеком Лехистане! В лице этой мужественной ляшки .  Помните ли вы, что я писал в статье, опубликованной в газете «Азербайджан» в день празднования первой годовщины провозглашения независимости Азербайджана? «Преодолев все сложности, наш новорожденный достиг годовалого возраста. Шесть месяцев тому назад, в день открытия парламента Азербайджана, я сказал: «Единожды поднятое знамя никогда не опустится». В то сложное и смутное время мы не смогли поднять наш флаг на желанные высоты, но водрузили его над зданием парламента, и были вынуждены, скрепя сердце, выжидать. Некоторые пессимисты, обеспокоенные этим, говорили «А как же «Единожды поднятое знамя никогда не опустится» ?! Так пусть сегодня сердца этих пессимистов успокоятся при виде того, как столица Азербайджана утопает в море трехцветных азербайджанских знамен.» 
Знаете, о чем я думаю, прогуливаясь беспокойным шагом по берегу Вислы?  Я думаю о наших соотечественниках, которым предстоит жить сто лет спустя, и мысленно поздравляю их с тем, что они не дали опустить этот столь дорогой нашему сердцу флаг, с тем, что они могут с гордо поднятой головой жить в независимом Азербайджане…
– О чем вы думаете? – спрашивает Ванда ханум.
– Мой ответ покажется вам странным. Я реалист, но в моей душе всегда было место романтике. Некогда я даже писал стихи… То есть…
– Говорите, говорите… – с улыбкой настаивает она.
– Прогуливаясь с вами здесь, на берегу Вислы, я думаю об Азербайджане сто лет спустя… О своих соотечественниках…
– И каким вам представляется ваша страна и соотечественники?..
– Независимой… Мой народ возможно не был абсолютно свободным, живущим в достатке… Но наша страна была независимой… Этот флаг – наша величайшая святыня – развевался повсюду…
– Эмин бек! Мы, поляки, готовы сто лет жить впроголодь, лишь бы наша страна была независимой…
– Будет, ваша страна непременно будет независимой … Всегда получаешь то, к чему стремишься… Было бы желание…
Словно соглашаясь со мной, волны Вислы, с шумом, напоминающим рев ликующей толпы, неистово бьются о берег.

ВАНДА

На обратном пути, глядя на волны Вислы, Эмин бек вдруг спросил:
– Что означает ваше имя? Мне интересно его происхождение…
От неожиданности я растерялась. Не потому, что не знала ответа, а потому, что я не решалась высказать сокровенное человеку, которого пока так мало знала. Но это волнение продлилось недолго. Я вдруг поймала себя на том, что изливаю ему душу:
– Имя «Ванда» имеет ряд значений. На латыни «ванда» – название известного цветка. По-славянски – «ванда» означает милосердие бога…  Древнее польское предание гласит, что в городе Краков, расположенном на берегах Вислы, жил князь по имени Крак. Нынешний Краков берет свое название от имени этого князя. После смерти отца на княжеский престол взошла его прекрасная дочь по имени Ванда. Однажды к ней посватался один германский принц, но Ванда ответила ему отказом. Разгневанный принц подступил к Кракову с войском и началась война. Для того, чтобы спасти свою страну от захвата и разорения, Ванда совершила самоубийство – она бросилась в Вислу и погибла, а потрясенный случившимся принц вместе со своим войском отступил от стен города и война закончилась. Милосердие Ванды спасло ее страну. На берегу Вислы есть большой курган – там похоронена Ванда…
Эмин бек, внимательно слушавший эту печальную легенду, говорит:
– Я так понимаю, Ванда означает еще и спасительница, героическая дева, которая ценой жизни спасла свою страну и честь от чужестранцев…
– Да, это так, – отвечаю я, пытаясь стряхнуть с себя печаль, навеянную легендой. – Но есть и другая Ванда, легендарная польская революционерка и мой идеал – Ванда-Цезарина Константиновна Войнаровская! Она вела революционную деятельность в России, Франции и Польше, провела годы в заключении в тюрьмах европейских стран, но не отступилась от своих революционных убеждений…
– Да, думаю, в этом мы с вами едины. Посвятить свою жизнь революционному делу, национальному освободительному движению наших народов – это и есть милосердие, божественное милосердие…
Своими последними словами он сам того не зная зажег в моей душе пламя. Вспоминаясь, его слова «мы с вами едины» время от времени раздували это пламя не давая ему угаснуть…

Часть вторая 

АВТОР
 
Прошел примерно месяц. Мамед Амин бек перебрался в Германию, оттуда во Францию, и, наконец, в Турцию. После того, как он привел в порядок свои дела, он написал Ванде ханум. Так они переписывались на протяжении довольно долгого времени. Одно из этих писем было адресовано маршалу Пилсудскому, и доведено до адресата посредством Ванды ханум. (В письме он выражал благодарность Пилсудскому, за создание для азербайджанских офицеров возможности служить в польской армии, а также за поддержку, оказываемую им эмигрантской организации народов, стонущих под колониальным гнетом России – обществу «Прометей»). Это была переписка двух революционеров, двух соратников, поверяющих друг другу мысли. Кто знает, может эти официальные письма сыграли свою роль в том, что в будущем между двумя людьми возникла нежная любовь. 
Любовь – нежданная, негаданная напасть, от которой не спастись, не скрыться. Видимо, это была судьба. А еще нужда – потребность друг в друге двух людей со схожей судьбой, чья родина, язык, национальный дух были под постоянной угрозой уничтожения. 

ВАНДА ХАНУМ

Спустя годы после нашей первой встречи Эмин бек приехал в Варшаву. Он был очень подавлен и рассказал, что его родных преследуют – его супруга и дети и другие родственники арестованы и сосланы в области с суровым климатом. Но, невзирая на это, он был полон энергии и решимости действовать. Я познакомила его с маршалом Пилсудским. В завершение их продолжительной беседы Эмин бек принял предложение возглавить Экспозитуру – созданное в Польше особое служебное учреждение, ведущее разведывательную деятельность против СССР. Когда он рассказал, что парижское консульство не дает ему визу, пан Пилсудски сказал, что свяжется с друзьями, чтобы решить этот вопрос. Вечером я пригласила Эмин бека к нам и представила членам моей семьи. На следующий день я познакомила его с другим нашим родственником – министром иностранных дел Польши Беком. На семейном банкете я поняла, что они оба очень довольны этой встречей. Впервые за долгие годы я надела померанцевого цвета вечернее платье, а Эмин бек был этим вечером моим кавалером. В какой-то момент по просьбе присутствующих я сыграла на пианино «Марсельезу» и все хором пели этот гимн. Мы гневно пели строки Руже де Лиля:

Allons enfants de la Patrie
Le jour de gloire est arrive...

Я обратила внимание, что он поет на родном языке. Годы спустя я поняла слова, которые он пел:

Сыны Отечества, вставайте,
Великий, славный день настал!
Врагам на вызов отвечайте,
Их стан кровавый флаг поднял…
…К оружию, граждане!
Сомкните ряды,
Вперед, вперед!
Пусть кровь врагов
Зальет наши поля!...

Помню, я спросила у него, о чем они говорили с маршалом. Он стал пасмурным, устремил взгляд куда-то вдаль и сказал:
– О том, что нам пришлось пережить в годы национально-освободительного движения, о нашем самопожертвовании, о том, что мы в любую минуту могли быть осуждены на смерть, однако, не отступая назад, продолжали свою борьбу до последнего. Мы говорили о том, как готовили к этой борьбе наши народы – он лехов, а я азербайджанцев. Мы оба в первую очередь убедили в правоте нашего дела наши семьи, наших близких. Когда я сказал, что мой отец – религиозный деятель – жаждал национальной независимости, он сказал, что испытывает то же самое. Когда я рассказал ему что на первых порах нашей борьбы мне доводилось прятать Сталина от русских жандармов в мечети под минбаром, где сидел мой отец, спасая его от смертельной опасности, маршал расхохотался… «Жаль, что тебе это удалось» – сказал он, и мы засмеялись. «Но он вернул тебе старый долг – спас тебя от смерти» – сказал он.  Я сообщил лидеру Лехистана более обширную информацию о наших встречах со Сталином…
– Как вы называете мой народ? – спросила я с удивлением.
– Лехи… Лехистан… - Мы так называем поляков и Польшу.
Я повторила то, что он говорил своим приятным говором уроженца Востока, и мы засмеялись.
Неделю спустя Эмин бек благодаря визе, полученной при содействии польского правительства, смог уехать в другие страны Европы, где должен был встретиться со своими соратниками, организовать всю возможную помощь бывшим членам правительства, живущим в крайней нужде, а также выступить перед членами движения Сопротивления, собравшимися во Франции. (Но прежде всего его заботила судьба молодых студентов, некогда отправленных ими на учебу в страны Европы. После того, как пала Республика, эти молодые люди остались во Франции, Германии и других странах без средств к существованию. Из-за неуплаты за обучение они были исключены из университетов, и не имея средств даже на обратную дорогу, вели полунищее существование. Даже если бы они смогли бы возвратится назад, их в лучшем случае ожидала ссылка в Сибирь…)
Просто поразительно, откуда этот человек, на долю которого выпало столько бед и горя, черпал нескончаемую энергию для непрестанной, непрекращающейся борьбы и напряженного труда?!.

ЭМИН БЕК

Из Баку одна за другой приходили страшные новости. Моя супруга Умбульбану ханум, моя дочь, мой сын и все мои родственники были сосланы. Моя супруга и дочь погибли в ссылке, а сын Расул был расстрелян. О другом сыне Азере нет новостей.
Я много и напряженно работаю, так много, что часто болею. Язва желудка и диабет подрывают мои силы. Друзья настаивают на том, чтобы я создал семью, дабы рядом была женщина, которая позаботилась бы обо мне. Мне, конечно же, совсем не до этого, но, кажется, это неизбежно. Об этом я пишу из Анкары Ванде, и в конце вкладываю в конверт отдельное письмо.
 
«Дорогая Ванда!
Ты знаешь, что я человек бездольный. Такие как я умеют выдержать удары судьбы и, стойко перенося тяготы, только черпают в них силы. Однако, у всего есть запас прочности, и мой – видимо на исходе. Должен сообщить тебе прискорбные новости - сталинский режим уничтожил мою семью – мою супругу и детей.  Кажется, я уже не имею сил, чтобы в одиночку нести все бремя горя и бед, выпавших на мою долю.
Помнишь тот день, когда много лет тому назад, я впервые увидел тебя в Варшаве? В тот день я понял, что ты – женщина, которая оставит след в моей судьбе.  Не знаю, захочешь ли ты разделить со мной эти тяготы?
Должен сказать, что благодаря тебе я узнал и полюбил лехов. У нашего народа есть дастан, называющийся «Лейли и Меджнун» Он о судьбе двух влюбленных, которым было суждено воссоединится только в ином мире.
Не станешь ли ты моей Лейлой? Если ты примешь это предложение, не мешкая купи билет и выезжай в Турцию.

С уважением и любовью, твой Эмин бек.

P.S.
Лейл – означает ночь. А у всех ночей один конец – утро. Если решишься – приди как ночь, под покровом тайны, и озари мою жизнь, как утро.»

ЛЕЙЛА ХАНУМ

Я ждала этого письма много лет. Конечно, он часто писал мне, но это была не более чем переписка двух друзей, двух революционеров. Моя мать, догадывавшаяся обо всем, корила меня за то, что я отказываю молодым людям, делавшим мне предложение. 
Три дня спустя я уже была в Анкаре. Все в этом экзотическом восточном городе было в диковинку для меня, но совершенно не было ощущения чуждости, напротив – город показался мне родным. Может быть в некотором роде и из-за Эмина. С ним я отправилась бы на край света, хоть в Антарктиду!
Первым делом мы организовали небольшой прием где, участвовали только друзья – азербайджанские и польские мигранты. Соратники Эмина произносили тосты, читали стихи. Среди приглашенных была одна кавказская семья, много лет назад переселившаяся в Анкару. Их сын – школьник зачитал наизусть стихотворение Эмина «Майские чувства». Я была безмерно счастлива, что нахожусь среди этих людей, преисполненных надежды и веры. Недавно я сменила свое имя – взяла имя Лейла. Его это очень впечатлило – он прослезился, и поцеловав меня в лоб сказал: «Горжусь тобой». Так, волею судьбы, принадлежащая к роду польских революционеров Ванда стала Лейлой Расулзаде.

ЭМИН БЕК

Я знаю, что наряду со многими сторонниками меня, есть и у меня и противники. Сейчас, в самый разгар кровавого шабаша советов – их, пожалуй, стало еще больше. (Трагический конец Алигейдара Караева , угрожавшего мне оружием, в некотором роде закономерен.  Но, я знаю также, что такое положение продлится не вечно. Стоит Советам пасть, как все изменится с точностью до наоборот. Первым делом над всеми зданиями поднимут наши флаги – и без того их не спускали. Эти флаги развеваются в наших сердцах… И те, кто сейчас ругает нас, запоют совсем по-другому. Я имею ввиду, их можно понять. Иное дело пикирующиеся с нами, как тот ашуг, у которого закончились слова…)
Давеча мы с Лейлой были в Анкаре, на одном собрании. Один из присутствующих – бакинец – улыбаясь и подмигнув мне, спросил громко, чтобы услышали все: «Эмин бек, верно ли говорят, что ваша женитьба – это еще и политический брак?» Я и бровью не повел, но Лейла вся покраснела – ей явно было не по себе. И я ответил:
– Все верно. Я создал семью с женщиной, принадлежащей к роду лехских аристократов-революционеров. Ее настоящее имя – Ванда. Наш брак является кроме всего прочего, еще и выражением солидарности с революционер-демократами мира! Ванда-Лейла не только моя супруга: она мой переводчик, секретарь, врач, повар, и соратник в борьбе за независимость…. И самое главное – она мой друг, а наш брак – лучшее олицетворение дружбы лехского народа и азербайджанских тюрков, Лехистана и Азербайджана…
Всю обратную дорогу Лейла икала. Нет, не потому что, как это говорят у нас, какой-то юнец, задел ее. Вовсе нет. Она икала, потому что мой ответ пришелся ей по душе. Она плакала от радости…

ЛЕЙЛА ХАНУМ

У меня часто спрашивают: почему вы не возвратились в Польшу после того, как скончался Эмин бек? Ведь у вас не было детей. Что вас держало в этой стране?
– В этой земле спит, обретя вечный покой, человек, которого я люблю. Как я могу уехать, оставив его? Я хочу лечь в ту же землю что и он . Что касается детей… У нас с Эмином миллионы детей. Это азербайджанцы, живущие в Азербайджане, Иране, Турции, Европе… Наши дети создадут будущий свободный, как говорил Эмин, независимый Азербайджан … Он верил в это… И я верю. Вот почему я здесь.

БУЛЕНТ ДАНЫШОГЛУ

«Я познакомился с Лейлой ханум в 70-х годах. Она жила на улице Кызылырмак, в цокольном этаже здания, располагавшегося на месте нынешнего кинотеатра Анкапол. С того дня, как мы поселились на этой улице, мы видели, как она дрожащей походкой гуляет со своей собакой. Торговцы на нашей улице обращались к этой хрупкой, белолицей, улыбчивой, с лучистыми, несмотря на преклонный возраст, глазами женщине, почтительно называя ее «мадам». По ее говору было ясно, что она не турчанка. В один из дней моя мать пригласила ее к нам. Тогда я узнал, что мадам зовут Лейла. Впоследствии она рассказала нам историю смены своего прежнего имени Ванда на новое – Лейла. Ее возлюбленный супруг рассказал ей легенду о Лейли и Меджнуне и пожелал назвать ее Лейлой. Ее супруг – основоположник и первый глава Азербайджанской Республики Мухаммедамин Расулзаде…»
(Анкара, журнал «Кебикеч», 22-й выпуск)

АВТОР

Я направляюсь в Анкару, где в последний раз был три года назад. Мы с моим другом Ахмет беком  собирались посетить мавзолей Ататюрка, однако по дороге я попросил его остановить автомобиль и сказал:
– Друг мой, мы можем посетить мавзолей позднее, поезжайте пожалуйста на кладбище Асри. Там покоится лидер азербайджанских тюрков – Мамед Амин Расулзаде. Давайте посетим его могилу, а затем поедем в Аныткабир.
Он отнесся к моей просьбе с пониманием и мы вместе посетили могилу великого человека на кладбище Асри. Сфотографировались. Потом я написал об этом статью, вышедшую в журналах. Но как говорят у нас, огня без дыму и человека без ошибки не бывает. В то время я допустил одну ошибку – посетив могилу Эмин бека, я забыл отыскать могилу его верной супруги, его Лейлы – Ванды ханум. Сейчас одна из целей моего путешествия в Анкару – найти и поклониться ее могиле на кладбище Асри, восстановленной с участием азербайджанских мигрантов . И, конечно же, поклониться могиле её возлюбленного супруга – принадлежность к разным вероисповеданиям не смогла разлучить их при жизни, однако разлучила после смерти. Но похоронены они недалеко друг от друга – на одном кладбище, где упокоились великие люди. Земля им пухом…

Заключение

АВТОР

Мы всегда были такими. Никогда не думали о том, кто родной, а кто чужой. Тысячу лет по улицам ходит мужчина с гопузом, и бренча на нем, напоминает нам о совершенных им ошибках, дабы мы исправили их:
 
Не называл невесту разлучницей, я Деде-Коргуд,
Не называл сытным айран, я Деде-Коргуд,
Не называл иглу шьющей, я Деде-Коргуд,
Не называл шип порющим, я Деде Коргуд…

Невеста по-прежнему разделяющая, но мы все равно говорим «невеста». У нас вздулись животы от айрана, но мы по-прежнему называем этот напиток «айран». Вот уже тысячу лет шипы раздирают нас, но мы зовем их шипами. Иссохла игла, непрестанно зашивая распоротое шипами, но мы не отступаемся от своего – «игла», и весь разговор! Мы напрочь забыли о том старце, что ходил по улицам и пел, словно колыбельную, песнь о своих ошибках. И если бы не немецкий ученый Г.Ф.Диц мы бы не узнали ни о том, что у нас был праотец по имени Деде-Коргуд, ни о его книге…. Поглядите, что еще мы наделали: самых удалых мужей своего народа мы называли буйными: Дели  Домрул, Дели Хасан, Дели Али…
Своих дедов ханов и каганов, высекающих слово свое на камнях, мы забыли так, что не смогли вспомнить даже буквы, которыми они писали. Если, не приведи господь, случилось бы что-нибудь с европейцем Вильгельмом Томсеном, которого называли кяфиром , мы бы до сих пор не знали ни о Бильге кагане, ни о Гюльтегине, ни об этих каменных скрижалях, разбросанных по степи от Монголии до Сибирских просторов…
Долгое время мы думали, что наши отцы – это мужчины, что возлегли с нашими матерями и породили нас на свет… Но нет, это не так. Иначе в чем наше отличие от коней, что спарившись с лошадьми порождают жеребят, а спарившись с длинноухими порождают мулов…. Мужчины, породившие нас на свет в браке с нашими матерями – наши биологические отцы, наши родители. Нашими истинными отцами являются те мужи, что были отцами духа нашего… Может мы не от крови и плоти его, но этот беспокойно почивающий на кладбище Асри муж, имя которого написано на черном камне возле БГУ, бюст которого в Гяндже прикрыли чувалом  – отец духа нашего.  (На память приходят слова Ататюрка: «Отец моей плоти и крови – Али Рза эфенди, а отец моего мышления – Зия Гёйалп»)
  Да, он отец нашего духа. Подобно тому, как от света божьего был рожден Иисус, он даровал нам свет, возродивший души наши. Что с того, что долгие годы на наших улицах и аллеях воздвигались памятники чужим и чуждым нам отцам – Ленину, Сталину, Кирову, даже Шаумяну?
Знаете, откуда у нас такая любовь к отчимам?.. Этот грех идет от наших матерей. Родив нас на свет, пеленая нас они не шептали нам на ухо чьи мы сыны. Или, может, они что-то напутали?! Вот почему на наши головы упало нечто тяжелое, как этот КАМЕНЬ, и долгие годы мы не можем выбраться из-под этого.
Достаточно! Поднимем же этот камень, не оставим написанное на этом камне следующим поколениям. Иначе они также будут склонять головы перед возвышающимися на наших улицах памятниками отчимам…

П. С. (Послесловие)

Этот текст я написал много позже того юноши, который покончил с жизнью, сбросившись с верхнего этажа здания, в котором жил. Не сохранилась ни рукопись, которую он носил в кармане, ни файл на компьютере. Когда он прочитал черновой вариант произведения своей девушке, она поняла, что он выбрал писательское искусство, из-за чего в их отношениях наступил разлад… Потрясённая случившейся трагедией девушка, по моей просьбе постаралась вспомнить все, что слышала от юноши, однако смогла рассказать мне только костяк рассказа. Полагаю, услышанное от нее послужило толчком к созданию этого текста. Я написал о борьбе тех мужей, чтобы освежить нашу память.
С испытанием нас .
               
                Декабрь 2017 – февраль 2018


                Перевод Пюстаханум Ахундовой
 


  1. Ханум – почтительное обращение к женщине, обозначающее «госпожа».
  2.Мовсум Алиев (1939-1997) – один из первых исследователей АДР и жизни М. А. Расулзаде. В конце 1993 года был арестован, находясь в заключении перенес инфаркт, и, вследствие подорванного здоровья, трагически скончался после освобождения.
 3. М. Э. Расулзаде. «Воспоминания одного тюркского националиста о беседах со Сталиным» Стамбул, 1997 г.
 4. Муса Джарулла Бигеев (1875-1949) – известный татарский просветитель, живший в Петербурге. Был одним из организаторов побега Расулзаде за рубеж. 
  5.Абдулла Баттал Таймас (1883-1969) – один из лидеров тюрков Казани. В 1925 году он также переселился в Турцию, где долгие годы поддерживал близкие отношения с Расулзаде.
  6. Так в старину на Востоке называли Польшу.
  7. Коба – псевдоним Сталина в период подпольной революционной деятельности.
  8. Фидаин – человек, беззаветно преданный какой-либо идее, готовый пожертвовать собой во имя неё.
  9.Ляшка - (устар.). женск. к лях.
  10. Алигейдар Караев (1896-1938) – враг республики и М. А. Расулзаде.  27 апреля 1920 года он угрожал оружием депутатам Национального Совета, не желающим принять ультиматум депутата-большевика Г. Султанова о сдаче власти, сказав, что расстреляет на месте каждого, кто выскажется против. Впоследствии, имея целью стереть само имя Азербайджана из истории, он выдвинул предложение разделить страну на области и присоединить к России. Расстрелян в 1938 году как контрреволюционер.
  10. В конце мая в больнице Анкары, где лечилась от желудочного кровотечения, скончалась супруга М. Расулзаде в эмиграции Лейла ханум. Наш покойный национальный лидер М. Расулзаде провел 30 лет своей жизни, борясь с диабетом. В 30-х годах ХХ века М.Расулзаде занимаясь издательской деятельностью, активно издаваясь с средствах массовой информации и борясь на журналистском поприще с политическим, экономическим и культурным гнетом и колониальной политикой врага в отношении азербайджанских тюрков, с другой стороны боролся с подтачивающей его здоровье болезнью. Он должен был строго придерживаться диеты, бывшей главным средством от диабета. Это было возможно только при помощи любящей и верной жены. В итоге Расулзаде сочетался браком с полячкой Лейлой ханум. До той самой минуты, когда в марте 1955 года Эмин бек навеки сомкнул глаза, ни во дни относительного здоровья, ни во дни обострения болезни, Лейла ханум не отходила от его изголовья ни на минуту, и с огромной любовью и заботой ухаживала за больным. Она делала это не только как жена, и как человек, восхищающийся величием Расулзаде и его несокрушимым духом, но и как верный соратник в борьбе с общим врагом, Вот почему все, кто восхищался личностью и борьбой Эмин бека, испытывают искреннее восхищение и уважение к Лейле ханум. Вечная и светлая память Лейле Расулзаде. Анкара, журнал «Азербайджан», 1974 г.)
  12.Ахмет Йылдыз – турецкий писатель, автор ряда книг.
 13. Портал c;mhuriyy;t.net сообщает, что живущая в Турции журналистка Кёнуль Шамильгызы нашла могилу супруги М. А. Расулзаде - Ванды (Лейлы) ханум, расположенную на христианской части кладбища Асри. После ее обращения могила Ванды ханум была подобающим образом благоустроена.
 14. Дели (тюрк.) – буйный, удалой.
 15. Кяфир – нечестивец, неверный.
 16. Совсем недавно в Гяндже на бюст Расулзаде, расположенный на территории одного из государственных учреждений, был надет чувал, а один из депутатов из Гянджи, высказываясь об этом, заявил в оправдание этого – «он не мой лидер».
 17.  Суфийское выражение, имеющее в своей основе представление, что все несчастья и невзгоды – это испытания, посылаемые богом для того, чтобы человек рос духовно.