Лотерейка

Я стою в очереди на посадку в самолет. Зачем я встал в очередь на посадку в 14-40, хотя на посадочном талоне стоит время посадки 15-15, я не знаю. Все встали и я встал. Сейчас мне хочется сесть, но жалко. Вдруг уйдет очередь, пока я буду сидеть. Но я все-таки сел. К черту очередь. За мной села и рыжая девушка. Говорит, если бы я не сел, то она бы продолжала стоять. У нее жёлтые глаза, кудряшки и красные загорелые руки. Мы вместе летим в Симферополь. Девушка держит в руках журнал "Колыбель автотранспорта". Представил ее за рулем "Майбаха".
Получилось красиво. Черный Майбах и рыжая девушка с кудряшками. Но мы летим в синем самолете, а не едем в черном Майбахе.


"Волков Алексей, Волков Алексей, вылетающий в Петропавловск-Камчатский, куда вы пропали, мы ждем вас, мы ищем вас", - шепчет радио в аэропорте. Я вырос на Камчатке. Я сижу и думаю: "Может, это я Волков Алексей, и мне вместо Симферополя надо лететь в детство в Петропавловск-Камчатский". К вулканам, к гейзерам, к красной икре, к сивучам и камчасткому крабу. Но я не Волков Алексей. Мне 48 лет и я лечу в Симферополь к алуштинскому инжиру, грецкому ореху и черноморской ставриде. Мне немного грустно от этого, грустно и хорошо.


Я помню мы летели на Родос и ты вместо завтрака в самолете купила лотерейный билет за 2 евро. Красивый статный грек-стюарт так близко наклонился к твоему лицу, показывая лотерейные билеты, что я заревновал.
- Зачем тебе лотерейка, - сказал я, - давай я лучше куплю тебе гамбургер за 10 евро.
Но ты отказалась. Ты предпочла мифический дом на берегу Эгейского моря за 2 евро вполне конкретному гамбургеру за 10 евро.
А потом уже в России я все хотел спросить тебя, как поживает лотерейка, может ты что-то выиграла, например, дом на берегу Эгейского моря, но все забывал. Может у тебя теперь есть и дом, и гамбургер, но ты просто скрываешь это от меня.


И вот, по приезде в столицу, когда он только сходил с трапа самолета, набрал полную грудь горьковатого столичного воздуха, он вдруг заметил, что что-то неуловимо изменилось в нем. И потом еще в метро, просто на улицах, на проспектах он все думал, что же в нем изменилось, но не мог понять что. Ему просто было мучительно жаль всех этих людей, ему почему-то стало казаться что они попали сюда случайно, возможно даже насильно, что большинство из них с удовольствием уедут к морю или в деревни, или в Сибирь, но просто не имеют для этого возможности или сил или смелости. Он вдруг представил, что каждое утро мэр этого города усталый и измученный приходит в свой кабинет и не может понять, что он здесь делает. Мэра уже с утра раздражают москвичи, раздражает погода, ему не хочется руководить, его тянет на дачу в осенний подмосковный лес, на тёплую печку, к коту, расстегаям и парному молоку. «Бедный, бедный, мэр», - думал Иванов и никак не мог понять, что же изменилось в его душе.


- Да хороший был праздник 7 ноября, - говорит в автобусе бабушка внуку, - мы веселые ходили, радостные, песни пели, плакаты несли, глаза у всех светлые были.
- Да, - внучек ладошкой трет стекло, - хороший был праздник, нам учительница в школе говорила.
- Хорошая у вас учительница, - бабушка кивает головой.
Внучек молчит, потом подталкивает задумавшуюся бабушку и спрашивает:
- А что за праздник был?


В автобусе молодой айзербайджанец (сам сказал что из Баку) расспрашивал пожилую женщину о национальности. Долго спорил с ней. Говорил, что она крымская татарка, а не казанская. Заставлял ее произносить и слушать слова, которые женщина похоже слышала лишь в глубоком детстве (видимо очень долго в Москве). Потом пристал к смуглой девчушке, утверждая, что она точно с Кавказа, но девушка упрямо твердила о своих русских корнях. Автобус притих и слушал его рассуждения с видимым напряжением. В Москве разговоры о национальности всегда вызывают видимое напряжение.


- На, - сказала мне племяшка и дала златовласую куклу.
Я повертел куклу в руках и спросил:
- Кто это?
- Кукла Катя.
Еще повертел куклу Катю. Кукла Катя неожиданно подпрыгнула у меня в руках и закатилась под стол.
Полез под стол, тянусь, тянусь, не могу достать куклу Катю, спина заболела.
- Да, - вздохнула племяшка, достала куклу Катю из-под стола и дала мне медведя.
- Кто это, - спросил я, повертев плюшевого медведя в руках.
- Медведь Миша, - ответила мне племяшка.
- Красивый, - сказал я и стал рассматривать медведя Мишу. Неожиданно он выпрыгнул у меня из рук и закатился под сервант. Встал на колени, гляжу под сервант, вожу рукой, не могу достать медведя Мишу, спина болит.
- Да, - вздохнула племяшка, достала из-под серванта медведя Мишу и больше мне никого не давала.


Когда я садился в Южном городе на самолет до Москвы, было +14. Пели птички, бегали коты и собаки, я решил позвонить брату в Москву. Брат очень обрадовался и сказал: "Здорово, мы тебя ждем, тут все тебе рады, тут даже потеплело для тебя".
Я долго летел, катил на такси, потом еще ехал на электричке и вот вышел на платформе Куровская. Медленно падал снег, мои осенние ботиночки южного города разъезжались по льду, зябли руки.
"Да, потеплело", - подумал я.


В электричке прошли контролеры. Полвагона, включая моего соседа напротив, выбежали. Сосед оказывается в дороге пил водочку, открылась бутылочка на 250 гр. и запивка "Святой источник" без газа. Идущие за контролерами охранники зачем-то забрали эту бутылку. Типа, раз ты падла бесплатно ездишь, а мы за тобой не бегаем, то мы у тебя хотя бы водочку заберем. Мужик через минут 10 вернулся. Долго искал водочку, возмущался. Мне не верит, смотрит волком.




Так как зрение мое неважнецкое, то Аэробус, в котором я лечу, напоминает мне театр теней. В полете выключили свет, и только где-то вдалеке (а Аэробус односалонный и очень длинный) шевелятся какие-то странные еле заметные фигуры стюардесс и стюардов, будто это рыбы в огромном аквариума. Впервые лечу в самолете, где не дали ужин. Оказывается еда подается только в том случае, если ты заказал её при покупке билета. Никто конечно не заказал, но вся проблема в том, что человек пять заказали и бизнес-классу положено. И вот над всем голодным салоном витает запах еды, вызывающий обильное слюноотделение. Некоторые пассажиры спрашивают стюардесс:
- Посмотрите, может нам положено?
Стюардессы долго роются в каких-то бумагах и спокойно не моргнув даже отвечают:
- Нет не положено.
Правда воду разносили. Хотя было бы смешно не дать пронести воду в салон, а потом во время полета не носить воду. Вот пишу это и думаю: "Тише Слава, тише, они всё читают, отменят теперь воду, отменят из экономии".
Я сижу в хвосте. Слышу разговор стюардов.
- Нам нужен Мессия, - говорит стюард хихикающей стюардессе.
Услышав такое в полете на высоте 10000 метров я херею.
Стюардесса хихикает.
- Нет честно, нам нужен Мессия.
Мне становится страшно, мне хочется, чтобы в полете стюарды разносили ужин, а не обсуждали религиозные вопросы. К счастью объявляют посадку и разговор прекращается сам собой.
Корябаю все подряд от нечего делать. А чем еще заниматься в полете. Вот например девушка. Она может просто от скуки себя сфотографировать и выложить в социальную сеть, и это будет заметное событие для социальной сети, сопровождаемое репостами и лайками. Я же достиг такого преклонного возраста, что фотографии моего тела, даже откровенные, даже ню, вряд ли произведут какой-либо эффект кроме всеобщего отвращения. Поэтому мне приходится не фотографироваться, а писать белиберду.


Только что в кабине самолета, на котором я лечу в Москву, произошла революция. Сначала по радио выступил первый пилот, ну как обычно, высота, ширина, длина, полет займет 2 часа 40 минут и замолк. Но вдруг после него заговорил еще один пилот, второй. Он тоже говорил про длину, ширину и глубину, но время полета назвал уже 2 часа 15 минут. Наверное ему не понравилась информация первого пилота, он возмутился, выступил и уменьшил время полета.