Консорциум-3. Глава 1. Открой глаза!

Консорциум.
Книга третья.
И жизни мало...

ГЛАВА 1
ОТКРОЙ ГЛАЗА!

В преддверие Войны Грехов. Далекое будущее. На материнском корабле Арков.
Люцифер, один из братьев.

 Я спал, но не видел снов. Это состояние сводило меня с ума, не позволяло размышлять, рвало на куски мое естество. Это хождение между явью и дремой, которой и не было вовсе, повреждало разум, а вместе с этим и погружало в пустоту, поглощающую и бесконечную.
– Люцифер! – извлек меня из мыслей голос Септимуса.
Мое тело опустилось на пол, и я встал на ноги, хоть и какое-то время не ощущал их, все еще отходя ото сна. Я открыл глаза и оглядел белоснежное убранство своей каюты. В дверях стоял Септимус, неотличимый от меня и всех моих братьев, как близнец, словно смотришь в зеркало и видишь самого себя.
Он глянул на меня и недовольно покачал головой.
– Эти сны… или что ты там видишь, – произнес он настойчиво, поучительно и с волнением в голосе, словно переживал за меня, хотя я знал, что это не так, – они губят твой разум, повреждают рассудок… и я опасаюсь худшего, брат.
Септимус был на пару циклов старше меня и уже был на несколько званий выше по рангу. Его приставили ко мне, как учителя, наставника, в надежде, что меня еще можно исправить и направить на путь истинный. Септимус с нашей первой встречи не верил в мое исправление, но продолжал исполнять волю старейшин.
– Нам пора, брат! – произнес он и гордо поднял голову, а после махнул рукой в сторону коридора, такого же белоснежного, как и все убранство материнского корабля.
– Позволь мне секунду придти в себя, – ответил ему я, но он лишь недовольно покачал головой, посмотрел на меня, попытался прочитать мои мысли и, не получив к ним доступа, с недовольством вышел прочь из моей каюты.
Я еще не чувствовал ног, но понимал, что через некоторое время вновь обрету власть над своим телом. После каждого отдыха мне становилось лишь хуже. Первое время я не догадывался о причине этих последствий «сна», но после догадался.
Все началось еще несколько десятков циклов назад. Тогда я впервые понял, что могу закрывать свой разум от вмешательства извне. Все мы, Арки, я и мои братья, и сестры, словно подключены к одному разуму. Мы все – и есть этот коллективный разум. Каждый помнит о том, что видел другой. Принимает важное решение не один из нас, а все вместе. Мы всегда были вместе, один большой жужжащий рой в голове. Но однажды я проснулся и не услышал ни одного голоса своих сородичей. Слышал лишь тишину и свои собственные мысли.
Я был напуган этим открытием, тут же бросился к старейшинам в надежде, что они мне все объяснят, помогут. Но они не поняли, посчитали предателем, врагом всех Арков… и хотели избавиться от меня, как от опасного зверя, хищника, что мог сорваться и истребить если не всех, то многих. Они сами боялись меня.
А я ведь всего лишь был первым из многих, кто стал личностью, а не частью роя. Меня оставили в живых, считая, что смогут понять причины моего изменения, надеясь, что смогут сломить и подчинить вновь. С этой целью ко мне и приставили Септимуса, а также проводили опыты, которые так ни к чему и не привели. Остальных с подобным диагнозом – в утиль.
Им нужен был лишь я, как первый из Отрекшихся, – именно так негласно стали называть подобных мне, – живая игрушка на коротком поводке. Мне в спину всегда смотрели со страхом и скрытой злобой, да и общались со мной лишь старейшины, ученые и… Септимус, который меня недолюбливал больше остальных вместе взятых.
Так длились многие циклы, пока новые Отрекшиеся не прекратили появляться. Я же нашел способ, как вновь стать частью роя, а одновременно с этим и оставаться личностью. Старейшины приняли это известие с радостью: я – исцелен! А, значит, миновала и угроза для всех остальных.
Стать частью роя оказалось не сложно. Требовалось лишь открыть свой разум их влиянию, а после, когда я оставался наедине с собой, закрывать вновь, чтобы оставаться наедине с собой не только в прямом смысле этого слова, но и в переносном. Но это оказалось заразно, подобно инфекции, что пожирала меня медленно, но верно. Каждый раз, когда я открывался своим братьям и сестрам, я поддавался их влиянию и слабел. После каждого сна начинал чувствовать себя хуже, а через какое-то время терял чувствительность конечностей, но пока только на время.
И скажу лишь одно: быть личностью оказалось намного приятнее, чем частью роя…
– Люцифер! – вновь прозвучал голос Септимуса, явно недовольного моей задержкой.
И мне не стоило его злить, ведь только он знал, что я все еще могу уходить из-под власти коллективного разума, что ни раз и ощущал на себе, когда пытался прочесть мои мысли и не получал желаемого. Я блокировал его вторжения в мою голову, да еще и так, что остальные мои братья и сестры не чувствовали этого, а значит никто и не догадывался о моем секрете, кроме Септимуса, у которого и доказательств не могло даже быть.
Я научился открывать свой разум, но блокировать доступ к некоторым мыслям и воспоминаниям, чтобы никто ничего не заподозрил, так как боялся, что если старейшины вновь узнают обо мне, то в следующий раз мне не спастись от их суда.
Размял ноги, ступив с пяток на носки и обратно, а после направился в сторону двери, за которой маячил Септимус, вглядывающийся в щель и сверля меня своими бездушными пустыми глазами.
«Я готов», – произнес я Септимусу, вновь открыв разум для братьев и сестер. – «Пойдем!»
Мой наставник лишь презрительно хмыкнул, так как в очередной раз почувствовал мой переход от личности к части роя, но, тем не менее, ничего вслух не произнес, не то, что в первые подобные случаи, и направился вверх по коридору, продолжая следить за мной через открытый канал моими же глазами.
Дверь за моей спиной закрылась, и я неуверенным шагом направился за своим наставником, ощущая его присутствие внутри себя. Кто-то еще подглядывал за нами, но присутствие этого некто было столь слабо, что и открыть его моему взору было попросту невозможно.
Хотя одну особенность я отложил в закромах своего разума и подальше от глаз моих братьев и сестер: этот некто, что подглядывал за нами, так и не открылся Септимусу, лишь мне. Это было очень занятно, но сейчас было самое неподходящее время для подобных мыслей. В любой момент я мог дать слабину, а этого допускать было нельзя, ради собственной же безопасности.
А теперь мне стоило сосредоточиться на том, что ждало нас с Септимусом там, дальше, в главном центре, где нас уже ждали трое старейшин из семи. Их призыв был для меня неожиданностью, хотя и для Септимуса тоже. Но как только его проинформировали о призыве – хищно заулыбался, надеясь, что меня наконец-то предадут суду, а после и смерти. Возможно, так оно и будет и, честно, мне в какой-то степени было страшно. Но весь страх пришлось спрятать, ибо это было одной из непозволительных эмоций, ересью среди моих сородичей. А вместе со страхом пришлось спрятать и все мысли, что роем носились по голове и чудом не открывались моему наставнику: «Где я ошибся?»; «Что не предусмотрел?»; «Когда дал слабину?»
Взглянул бы на меня любой из моих сородичей прямо сейчас или попытался бы порыться в моих мыслях, увидел бы лишь сосредоточенность, стальные нервы и отчужденность от происходящего, холодность, что присуща всем нам. А на самом деле все было не так, но им незачем об этом знать.
Один белоснежный коридор сменялся другим, каждый переход между секторами сужал его, а после вновь расширял и нигде… нигде не было ни одного иллюминатора. Любопытство и вольность мысли – очередное табу. Закон, карающийся смертью. А ведь так хотелось увидеть хоть одну звезду перед возможной смертью, так хотелось погрузиться хотя бы глазами в бескрайнюю синеву космоса и быть поглощенным его светилами, но не судьба.
Мы продолжали идти. А по пути нам так никто и не встретился. Я знал, что все заняты работой, а это там, в отсеках, куда меня не допускают. Даже после моего «исцеления» мне не поручали важную работу, от выполнения которой зависели жизни всех нас, а лишь нагружали бессмысленной информационной волокитой, которую нужно было разобрать по полкам, разместить в нужных архивах. Обработка данных, так называлась моя работа и, кажется, кроме меня ей больше никто не занимался. Хотя, кто знает… кто знает…
И всюду эти сглаженные панели из смеси металла с какой-то странной материи, что нашли мои братья и сестры на далекой планете сотни циклов назад. Ни одного острого угла. Словно бояться пораниться, подумалось мне, и в закромах своего разума я улыбнулся. Кажется, это почувствовал Септимус и недовольно повернул голову в мою сторону, шикнул на меня и вновь отвернулся, не сбавляя шаг.
Еще пара переходов и мы вышли к круглому залу с потолками высотой в несколько десятков метров. Посреди зала находился большой голографический кристалл, через который связывались старейшины с другими материнскими кораблями. А вокруг кристалла, равно удаленно, создавая углы в 120 градусов, сидели старейшины, облаченные в большие то ли мантии, то ли покрывала, я, кажется, так никогда этого и не узнаю.
Старейшины были габаритнее всех моих сородичей раза в три, и с самого детства я знал, что они относятся к королевским кровям всего нашего рода.
«Старейшинами не становятся», – говорили мне в детстве, – «Ими рождаются!»
Раньше их популяция исчислялась десятками, а то и сотнями, но до наших дней осталось лишь семеро, и никто не мог объяснить причину их вымирания. Сами же старейшины объясняли это тем, что отдаленность от прародины убивает их, но мне всегда казалось это лишь вымыслом, легендой.
Правда, перебирая документы, я однажды натолкнулся на то, что якобы могло спасти их от вымирания. Некий «Камень Мира» или «Сердце Земли», я так ничего и не понял. Знал лишь, что он находится на нашей прародине, планете Земля, с которой нам пришлось уйти так давно, что уже и никто и не видел тех давних времен воочию. Из тех же данных я усвоил лишь одно: этот «Камень» был каким-то таинственным артефактом колоссальной мощи, в которой нуждался весь наш народ. Но деталей не было и я не стал вдаваться в подробности. Лишние проблемы мне были не нужны. И своих хватало по горло…
Мы с Септимусом выступили на трибуну между старейшинами Исну и Ламбти. Но и на двух других трибунах стояло по двое моих сородичей. Призвали не только меня и моего наставника, и мне несказанно полегчало. Значит не суд. Что-то другое.
Эта мысль появилась и в голове Септимуса и улыбка исчезла с его лица. Но помимо нее я прочел и другую: мы – избранники. Но для чего именно – оставалось тайной. И от этого я вновь напрягся. Ох, неспроста все это, неспроста.
– Избранники прибыли! – громом разнесся голос третьего старейшины, Акши. – Можно начинать собрание!
Зал погрузился во мрак и среди нагнетающей тьмы светом тысячи солнц засиял кристалл, ослепляя нас, кроме старейшин, что с самого рождения были слепы. Я пытался вернуть зрение и сделал свою первую ошибку, но после был несказанно рад, что ее никто не заметил.
Все были частью роя и смотрели теперь не своими глазами, а глазами старейшин, а вернее их чувствами, что были как эхолокаторы. Я же из-за своей привычки полагаться только на себя и вовсе забыл о коллективном разуме, но вовремя спохватился и присоединился ко всем.
Кристалл распался на составные части и открыл нам образ остальных старейшин: Ромула, Детриеля, Керуа и Сафти. Они находились в своих покоях и были призваны лишь с единой целью – коллективного решения старейшин по какому-то очень важному делу, о котором я сам еще даже не догадывался.
– Избранники прибыли! – вновь разнесся голос Акши, но уже обращенный к другим старейшинам. – Можно начинать собрание!
Старейшины мысленно согласились, но я услышал их громкое и внушительное согласие, отдающееся в самом разуме эхом.
– Люди, – протянул Ламбти, – они идут на нас войной!
– Невозможно! – воскликнул Керуа и его криком поддержал Ромул.
– Безрассудные создания! – вмешался Сафти.
– И глупые! – добавил Исну.
– И на что же они рассчитывают? – произнес Детриель, переходя сразу к делу.
– На победу, – смеясь, произнес Ламбти.
– Но это же смешно! – воскликнул Керуа и все старейшины залились смехом. Их поддержали мои собратья, а также и я, так как выделяться из толпы мне ни в коем случае не следовало. По крайней мере, не перед старейшинами.
– Стоит им только напасть на нас, – отсмеясь, твердо заговорил Детриель, – и мы их уничтожим!
– Для этого мы и собрались! – ответил Акши, самый мудрый из всех старейшин. – Мы должны принять решение на счет них.
– А что тут думать? – закричал Сафти. – Их пора уничтожить! Слишком долго они надоедали нашим собратьям, и пора избавиться от этой угрозы!
– Нельзя! – вмешался Акши. – Мы не имеем права истреблять целую расу! Не имеет права предавать ее геноциду!
– Но любой сорняк должен быть уничтожен, чтобы дать жизнь более полезным растениям! – вставил свое слово Ромул. – И с людьми стоит поступить так же!
Старейшины загомонили на все лады. Кто-то соглашался с Сафти и Ромулом, а кто-то поддерживал Акши. В спорах прошло не меньше получаса, и я стал уставать от этого гомона, а ведь между тем решалась судьба всего человечества. Я ни разу не видел этих созданий в живую, но не думал, что они представляют столь большую угрозу, чем ее раздули старейшины, да и другие сородичи. Но и спорить не мог, так как не знал наверняка.
– Тихо! – разлетелся по залу голос Акши. Все смолкли. Перестали думать даже мои сородичи, а я остановиться мыслить не мог и надежно таился в закромах сознания, оставаясь смотреть и слушать совет старейшин. – Мы должны принять решение!
– Голосование разрешит наши споры, братья! – произнес Детриель, и остальные старейшины согласились с ним.
– Начнем по старшинству, – добавил Акши и сразу за этим отдал свой голос: – Нельзя уничтожать человечество! Но если правильно подойти к делу, его можно обучить и жить вместе с ним бок о бок, как союзники.
Керуа не сдержал смех, и в его сторону обратились все старейшины, но даже после этого он не перестал смеяться.
– Прошу тебя, брат, успокойся, – произнес Детриель. – До тебя еще дойдет очередь и будет возможность высказаться.
И без желания Керуа унял смех, напоследок недовольно фыркнув.
– Человечество давно сует палки нам в колеса, – заговорил после недолгой паузы Сафти. – От них пора избавиться.
Следующим заговорил Ламбти:
– Простите, братья. Но я, как между молотом и наковальней, в своих мыслях. И не могу принять решения.
Старейшины не совсем добро, но, принимая решение брата, вздохнули и тихонько забормотали что-то себе под нос, укрыв это от остальных.
– Я не соглашусь с тобой, брат Акши. Людям не место среди нас! – громко произнес Ромул.
После голос был отдан Керуа и я догадывался, что он будет против человечества, даже дожидался от него громкой тирады из самых злостных слов, но он лишь фыркнул и сказал: «Я против!»
– Хоть люди глупы и самонадеянны, но имеют право на жизнь! – произнес Исну и погрузился в раздумья.
Остался последний голос. Слово самого младшего из старейшин, Детриеля. Он некоторое время сидел молча и его решил поторопить Акши:
– Давай же, брат Детриель. Все ждут твоего голоса. От него зависит судьба всего человечества.
Детриель взглянул на каждого из братьев. Кто-то смотрел своими слепыми глазами злобно, желая скорой смерти людей, а кто-то пребывал в задумчивости, верный ли выбор они сделали. И мне было ясно, что Детриель метался из одного стана в другой с такой частотой, что не решался сделать выбор.
– Мне достался самый сложный выбор, – подал он голос. – От меня зависит, выживут люди или нет. И я не знаю, понесу ли я тяжкое бремя на своих плечах за свой выбор, но я принял решение.
– И какого же оно, брат? – не сдержался Керуа, который ждал лишь одного и был даже уверен в том, что его сторона одержала победу в этом голосовании.
– Я отдаю свой голос против…
Сам не знаю, что произошло, но я ощутил, как внутри меня что-то умерло, рухнуло вниз, испарилось. Я никогда этого не ощущал и не мог объяснить, что это было, но само чувство… оно было страшным, болезненным и нагоняющим на меня отчаяние и все это за какие-то мгновения.
– Против того, чтобы человечество было уничтожено! – договорил Детриель и лица Керуа, Ромула и Сафти исказились от злобы. Зато во мне как будто что-то расцвело, и то ужасающее чувство исчезло бесследно. Если бы я знал это слово тогда, когда я стоял на трибуне, я бы произнес его, оставив в закромах разума. В те секунды внутри меня родилась надежда.
– К странному итогу мы пришли, – заговорил Акши. – Трое «За», трое «Против» и один из нас воздержался от голосования. И получается так, что мы пришли к тому с чего и начали…
Но Акши перебил Детриель:
– Брат, я знаю решение нашей проблеме.
– И какое, брат Детриель? – сдерживая злобу внутри себя, произнес Сафти.
– Мы можем договориться с людьми. Стоит отправить к ним посла и завершить наш конфликт миром.
– А если они откажутся? – это произнес воздержавшийся Ламбти.
Детриель тяжело вздохнул:
– Тогда они не оставят нам выбора… и нам придется принять второе решение.
Теперь на лицах тех старейшин, что были «Против» расцвели улыбки. Они согласились, как и все остальные.
– Я рад, братья, – после сказал Акши, – что мы пришли к соглашению. Но теперь у нас появилась еще одна забота: кто именно отправится на крейсера людей с дипломатической миссией?
– А разве у нас уже нет подходящих кандидатур? – ответил своему брату Исну, показывая рукой на трибуны. – Ведь вот они, как раз перед нами.
– Нет, они лишь избранные. Дети наши, что понесут слово, услышанное здесь всем остальным.
– Вот именно, брат Акши, – встрял Детриель. – Они присутствовали при нашем разговоре и знают, о чем мы говорили. Превосходные кандидатуры для нашей цели. Кому, если не им выступать от нашего имени?
Акши задумался, но после, нехотя, согласился.
– Но кто именно отправится к людям? Я сомневаюсь, что они примут сразу шестерых.
– А шестерых и не нужно, – произнес Керуа. – Отправим молодое поколение. Им будет проще объяснить людям то, что мы хотим до них донести.
А после в мыслях Керуа я услышал это:
«Или провалить свою миссию», – он хищно улыбался, сверкая своими слепыми глазами, как бы это странно ни выглядело.
Я заглянул в мысли Септимуса и остальных избранников, но никто из них не слышал этих слов, зато их прекрасно слышали другие сторонники Керуа. Они же и поддержали его слова, уговорив Акши и других отправить трех молодых избранников…
Молодых избранников…
Мысли стали крутиться в голове слишком медленно. Что-то столь ясное и понятное все никак не хотело усваиваться, но все так и крутились слова Керуа.
– На том и покончим! – произнес тем временем Акши и прервал связь через кристалл. Он собрался воедино, вновь погрузив зал во тьму, а после появился и обычный свет.
Септимус повел меня в мою каюту, что-то говоря по пути. Кажется, ругался вслух.
Но все это было неважно. Отошло на задний план. А на переднем была лишь одна мысль, которую я понял, лишь вернувшись в каюту:
«С дипломатической миссией отправляют меня!»
Меня и двух других избранников.
Но более важное было другое. Они отправили меня, Отрекшегося, который в силах объяснить людям, что их ждет, намного лучше собратьев. Почему-то я понял, что теперь только это и имеет значение.
И уж совсем невероятным стало то, что я начал симпатизировать тем, кого даже ни разу не видел вживую. Я стал симпатизировать людям…


* * *


Спустя одни сутки. Крейсер Объединенного Человечества.

– Входящее сообщение, – прозвучал механический голос прямо над головой женщины, раскинувшейся в кресле с бокалом изысканного напитка в руке.
Регина за последние несколько дней слишком сильно вымоталась, а кошмары, что являлись к ней почти что каждый раз, как она смыкала глаза, явно не придавали сил. Она нервно поставила бокал на стоявший рядом столик, что бокал зазвучал с характерным звоном от столкновения. Жидкость качнулась, и пара капель выплеснулось на стекло стола. Женщина потерла левую сторону лица, помассировав висок, и только после этого поднялась с кресла.
– Воспроизведи сообщение, Исинка, – произнесла Регина и направилась к рабочему столу, над которым и находились голографические панели.
– Я не могу его воспроизвести, – тут же ответила Исинка и, кажется, замялась. – Сигнал очень сильный, но я не могу его расшифровать. Он совершенно не похож на те кодировки, что используют члены Объединенного Человечества.
– А на что он похож? – разозлилась Регина, так и не присев в кресло у стола, лишь оперлась о него руками, не скрывая, что очень устала и не отказалась бы от хорошего отдыха.
И не успела Исинка ей ответить, как морщины на лице женщины разгладились от осознания, кто именно может связаться с ней. Сигнал не был от крейсеров Объединенного Человечества, а это значит, что тот, кто посылал сигнал, мог быть только…
– Арки, – с выдохом озвучила собственную же мысль Регина.
– Я предполагаю, что вы правы, мисс Малой, – тут же откликнулась Исинка, – но я никак не могу перевести их сообщение… ой!
– Что такое?
– Мисс Малой, я уже вызвала группу быстрого реагирования. Совсем скоро они будут у вас в кабинете, – быстро затараторила Исинка. Освещение в каюте мисс Малой резко окрасилось в красные тона, а слух Регины уловили сигнальную сирену, предвещавшую о вторжении извне.
– Что происходит, Исинка?! – закричала женщина.
– Мисс Малой, вам следует спрятаться до прибытия группы быстрого реагирования, – продолжала настаивать на своем искусственный интеллект.
– Исинка! – чуть не срывая голос, прокричала Регина.
– Это не сообщение, мисс Малой. Сигнал слишком сильный для обычного сообщения даже на таких расстояниях, – Исинка замолчала, что женщине показалась, что та обдумывала, стоит ли говорить следующую информацию или нет.
Сирена завывала еще громче. В коридорах послышались звуки паники, толчеи и криков. А после в дверь с наружной стороны что-то сильно ударило. Послышались еще какие-то звуки и крики, кажется, приказы той самой группы быстрого реагирования. Еще удар и еще.
И тут до Регины дошло самое страшное, что она только могла предположить. Дверь заклинило. Никто не мог попасть внутрь и точно так же, никто не мог покинуть помещение.
– Они уже здесь, – услышала Регина краем уха взволнованный голос Исинки. – Мисс Малой, советую вам спрятаться, пока группа быстрого реагирования не прорвется…
И тут голос Исинки смолк. Смолкли и все остальные звуки: крики, удары в гермодверь, сирена. Стало так тихо, что перепуганная женщина слышала лишь стук собственного сердца и редкое дыхание.
Регина за всю свою жизнь боялась часто, еще тогда, когда была матерью двух озорных мальчишек и верной женой своему мужу. Боялась, когда потеряла их всех. Боялась, когда впервые ступила в иной для нее мир – в линзу. Но страх исчез в тот же момент, как ее жизнь круто изменилась, приняв в себя таинственные фигурки из орихалка, порталы между временем и пространством, искусственные интеллекты и, конечно же, стоящую на грани вымирания судьбу всего человечества. И именно в этот момент страх вернулся с новой силой.
Красные лампы тревоги погасли, оставив Регину наедине со тьмой. Женщина ползком, ориентируясь наощупь и по собственной памяти, перебралась через всю комнату, скрываясь за мебелью, стоящей почти у стены, до самой гермодвери. Тихонько, пытаясь не создавать лишнего шума, коснулась ладонью невидимой панели на стене, и та плавно отъехала в сторону. Регина забралась внутрь небольшой ниши, поджала под себя ноги и сквозь слезы, боясь всем своим естеством, медленно сдвинула стену обратно, пока не послышался слабый щелчок.
Повисла гнетущая тишина, прерываемая лишь ударами сердца.

Я чувствовал ее страх даже сквозь стены, в отличие от моих братьев. И именно страх показал ее моему взору. Братья же лишь чувствовали какие-то эмоции, но не могли распознать ни их истинную природу, ни скопления ее концентрации. Я двинулся вперед, сам не понимая, что буду делать дальше.
– Что ты делаешь, брат Люцифер? – спросил один из братьев, Аргиль. Его слова эхом прозвучали в моем разуме, но я остался глух к его вопросу.
– Куда ты идешь? – тут же вопросил второй брат, Миний.
Но мне нечего было им ответить, да и смог бы я что-то ответить?
Я приблизился к стене, за которой видел эту женщину, человеческую самку, но видел лишь ее силуэт, обволакиваемый ее же эмоциями: страхом и еще чем-то ярким, теплым, сильным. Я не мог найти обозначения этому чувству, что переполняло ее.
Моя ладонь коснулась панели. Я не знал, что воистину скрывалось от чужих глаз, но я чувствовал эмоции женщины и то, что именно здесь находится какая-то кнопка, что позволит мне открыть эту створку и увидеть человека вживую. Она услышала это и сильные, осязаемые и чуть ли не оттолкнувшие меня прочь волны страха прокатились по всему помещению. Но это не сломило меня и панель сдвинулась с места. Я увидел ее…
…но она уже не могла видеть меня. Ее чувства угасли. Ни страха, ни той теплой эмоции. Лишь спокойствие, мирное, успокаивающее.
Я не знал, что произошло с ней за это мгновение, как сдвигалась панель, и испытал страх сам. И я не смог сдержать это сильное чувство, бурлящее внутри меня.
– Что с тобой, брат Люцифер? – спросил Миний, подходя ко мне вместе с Аргилем. – Это чувство. Оно мерзкое, противное мне.
Но мне нечего было ответить, да я и не хотел. Пусть думают, что хотят. Именно сейчас я был нужен этой женщине. И я коснулся сначала ее руки и мне в голову пришло твердое, но по-своему ласковое слово: «Регина».
– Остановись, брат! – воскликнул Аргиль. – Это ересь! Старейшины узнают о твоем поступке! Тебя ведь казнят! Остановись!
Но я не хотел останавливаться. Присел на колено и обхватил ее легкое тело обеими руками, достал из ниши и поднял. И только сейчас я увидел ее темные, струящиеся по моим прозрачным, что видны были жилы и вены, рукам, волосы, ее спокойное лицо. И я почувствовал ее легкое дыхание.
Я прошел мимо братьев, чуть ли не растолкав их в разные стороны, но они сами отскочили от меня, как от прокаженного, продолжая кричать внутри моей головы и утверждая, что я только что сам обрек себя на гибель. Аккуратно положил Регину, а ведь именно это имя носила эта женщина, на то, что называли люди диваном.
– Ты совершаешь серьезную ошибку, Люцифер! – положил мне на плечо свою руку Миний. – Мы должны остановить тебя, пока ты не навлек на себя еще большей беды.
Тут же на мое второе плечо упала рука Аргиля и я почувствовал, что они используют свои силы, чтобы сломить мой разум и дух. Только они не понимали, что ничего не смогут мне сделать, так как даже не предполагали, что я мог закрывать разум от их влияния. И как бы они не старались, у них ничего бы не вышло.
А в следующее мгновение мне надоели эти глупые игры. Мне надоели мои собственные братья, что никогда бы не смогли понять меня. Я резко развернулся и сам положил свои ладони на их головы и передал им свои мысли, те сильные импульсы страха, что прочувствовал недавно сам и, самое главное, запомнил так детально, что и сам испугался этой мощной силы. Я выдержал, но они не смогли и отключились, упав прямо на пол. На их лицах были маски страха, а в глазах так и виднелся не озвученный вопрос: «За что?»
Мне было жаль их. Но и одновременно с этим, мне были противны они до самой глубины души. Душа? Откуда я знал это слово? Что оно обозначает?
– Арки, – прохрипела позади меня женщина. Она пришла в сознание, и я вновь ощутил ее страх. Медленно повернулся, чтобы не испугать ее. И когда она увидела мое лицо, произошло следующее: – Ты? Неужели этот день настал?
У меня сложилось такое чувство, что она знала меня, чуть ли не всю свою жизнь. Это было видно по ее глазам, по удивлению на лице. Но как эта женщина, которую я никогда раньше не встречал, смогла отличить меня от всех моих братьев, с которыми я был идентичен буквально во всем, кроме строения разума?
– Это и вправду ты? – произнесла Регина и протянула ко мне руку. – Люциус?
– Простите, но я не Люциус. Вы ошиблись.
Женщина усмехнулась и, скинув ноги на пол, села, откинувшись на спинку дивана.
– Я не ошиблась, Люцифер, – сказала она. – Садись рядом.
И я сел рядом с этой женщиной, что знала мое имя. Это было для меня удивлением, еще одной сильной эмоцией, что я научился у нее же. И как только я сел, она взяла меня за руку.
– Я знаю, зачем ты здесь, Люцифер, но, кажется, ты не совсем понимаешь, для чего Ты здесь! Объяснять слишком долго, тебе просто нужно это увидеть и понять самому. А после ты примешь верное решение.
И Регина взяла мою руку и приложила к своему лбу.
Мой разум пронзила игла, мириады информации, чувств, эмоций, воспоминаний. Но она показывала мне не все, лишь то, что хотела. Она показывала мне чувства. Сначала я увидел любовь. Яркую, могущественную, позволяющую людям гибнуть и рождаться вновь и вновь ради высшей цели. И этой целью была Любовь. Потом я увидел еще одно сокрушающее чувство – Веру. Что позволяла людям подниматься и идти дальше, что давала еще одну цель: жить. Но так же, Регина показала мне и темную сторону этого чувства. Слепая вера развращала умы и губила жизни, разрушала мироздание и обращала людей друг против друга. Именно здесь я вновь почувствовал страх и… боль. Я чувствовал все эти эмоции разом, и они переполняли меня, и какого было мое удивление, когда я понял, что эти чувства делают меня лишь мудрее, сильнее.
И лишь в конце я почувствовал то, что уже видел ранее. Теплое чувство, греющее даже в самый холодный день (да, холод тоже стал ощущением, больше неприятным, но и в нем виделась красота их человеческого мира), придающее сил даже тогда, когда ты отчаялся идти дальше к своей цели. Это была Надежда.
Чувство, что никогда не извлечь из души человека. Чувство, что уже стало частью человека, а теперь и меня самого. Я боялся своей жизни, я боялся своего существования рядом с братьями, я боялся за мир между нашими расами. Но надежда придала мне сил верить в лучшее и самое светлое. Мои братья посчитали бы это глупостью, ересью.
Но мне никогда не удавалось ощутить хоть что-то более светлое, чем надежда. Она переполнила все мое естество, весь мой разум, и даже… душу. Хотя я и не был уверен, что она у меня существует. И даже здесь надежда придавала мне сил верить в это.
Эти чувства спали медленно, нежно, будто отпуская не хотя. Меня переполнило умиротворение, близость ко всему человечеству. И я сам для себя поклялся, что ни в коем случае не допущу, чтобы мои братья пошли войной против людей.
Да я видел не только хорошее, но и плохое. Я видел зло в людях, но видел и свет. И здесь и сейчас я видел в них добра больше, чем в собственных братьях. А война лишь все разрушит.
– Теперь ты видел, Люциус, – прозвучал голос Регины. – Теперь ты знаешь.
Она улыбалась мне.
– Спасибо, – я смог ей ответить лишь это, так как все еще был в состоянии некоторого блаженства. – Я никогда не забуду этого.
– Я знаю, знаю. А теперь нам пора прощаться, Люцифер. Ты должен открыть глаза и сделать правильный выбор.
– Но откуда вы знаете, зачем мы прибыли к вам?
– Придет время, и ты сам узнаешь, – лишь загадочно ответила Регина и ее веки опустились. Я знал, что эта женщина устала от того, что показала мне свои воспоминания. Она уснула.
Я поправил сбившуюся прядь ее волос, убрав ее со лба и заправив за ухо. Еще раз положил свою ладонь на ее, в последний раз пережив те человеческие и столь близкие мне эмоции и лишь тогда поднялся. И сам уставший от пережитого, меня качнуло из стороны в сторону. Зато теперь я догадывался, что отныне каждый мой сон будет наполнен чудесными воспоминаниями об этом чистом чувстве.
Но еще не все мои дела были завершены. Я коснулся лбом моих братьев, Аргиля и Миния, и сам воссоздал в их разуме ложные воспоминания о прошедшей дипломатической миссии. Теперь и я, и они сможем рассказать лишь одни слова: Люди согласны заключить с нами мир. Старейшины разозлятся такой новости, и я знал, что этот мир не продлится долго, но теперь я дам людям шанс если не выиграть эту войну, то пережить точно.
Я послал сигнал на материнский корабль, объединив свой разум с братьями, и наши тела тут же превратились лишь в информацию, что совсем скоро огласят решение людей перед старейшинами. И в последнее мгновение, когда я мог видеть каюту Регины Малой, я услышал ее тоненький голос, звучавший издалека, но понял каждое слово:
– Я была рада вновь тебя увидеть, Люциус.
Я улыбнулся…


* * *


Спустя трое суток. На материнском корабле Арков.

Они поверили нам, моей лжи.
И я почувствовал ярость некоторых из старейшин. Я слышал их мысли, ведь никто другой из моих братьев это слышать не мог. И лишь тогда я осознал, что не только меня можно звать Отрекшимся, но и всех старейшин. Ведь они могли принимать собственные решения, не полагаясь на коллективный разум. Каждый из них чувствовал и любовь, и злобу, и веру со страхом и, конечно же, надежду с отчаянием.
Они – первые Отрекшиеся моего народа.
Именно тогда я испытал к ним неприязнь. Они лгали нам, они лгали мне, посчитав бракованным, посчитав лишним. Но ведь я лишь следующая стадия развития нашего рода. Старейшин осталось мало, они погибают. А значит, их место должны занять такие, как я.
Но мне не нужно их место в совете. Оно меня нисколько не интересовало. Теперь мне были близки лишь люди и их тревоги. Мне были близки их эмоции и чувства.
Старейшины должны были понимать, что людям не нужен такой союз. Арки не смогут понять людей, не все, но многие. Но все же поверили в мою ложь.
Проходили дни, а мои сны были наполнены красками. Септимус уже ворчал меньше прежнего, понимая, что не сможет пойти против воли старейшин. Относился ко мне лояльно, хотя мне казалось, что видит во мне лишь мебель, бездушную, бесполезную, никак его не тревожащую.
А еще ко мне пришли мечты. Забыться во сне и мечтать о далеких землях, что когда-то населяли люди. Мечтать о лучшем будущем для наших народов, о мире между нами. Но я просыпался и с каждым днем лишь сильнее убеждался, что это невозможно. В моей памяти еще были сильны воспоминания о собственных братьях, что из века в век портили людям жизнь на их родной Земле. Ложь, обман и смерти невинных.
С каждым днем во мне зрела мысль, что я пожертвую собой, но дам людям шанс на новую жизнь. Ту самую, о которой они мечтают в своих снах.
А потом, работая с потоками информации, я совершенно случайно набрел на очень интересное воспоминание моих же братьев, что жили сотни лет назад. Это была маленькая фигурка из… орихалка. Того самого материала, к которым так тянулись старейшины, чтобы выжить. Фигурка морской звезды. Я узнал ее, так как увидел в воспоминаниях Регины.
В тех воспоминаниях было расплывчатое упоминание о странном явлении этого предмета на Арков, что он якобы убивал их. Любой, кто касался фигурки – быстро угасал. И все это было скрыто от разумов моих братьев. Тогда почему это увидел я?
Во мне поселился страх. Меня проверяют? Старейшины догадались, что я вру, и решили проверить на верность? Неужели я не смог сдержать своих чувств, и они все увидели? Мне было страшно… и любопытно одновременно. Список моих грехов перед собственным народом уже итак был велик, так что я решил, что терять мне нечего. И я решил на свой страх и риск узнать больше.
Фигурок из орихалка было множество. Почти все они были прописаны в каталоге, но у каждой из них в графе «местонахождение» значилось короткое слово: «утеряна». И лишь у морской звезды стояла надпись: «в хранилище». Что бы это только значило?..

Казалось, что мое любопытство даже никто не заметил, но я всегда ожидал, что в мою каюту войдет Септимус и поведет на суд старейшин, откуда я уже никогда не вернусь назад. Но время шло, и никто даже не намекал мне на то, что что-то знает. Эта неизвестность перед будущим угнетала.
Спустя неделю я решил полезть дальше в своих изысканиях. И нашел интересную информацию, в которой говорилось, что помимо фигурок странных зверей, которых угадывал, полагаясь на память Регины, существует фигурка Человека. Я был искренне удивлен и попытался узнать хоть что-то еще, но это было единственное упоминание о фигурке из орихалка, изображающей человеческую особь.
Зато набрел на еще одно любопытное воспоминание, в котором не то что говорилось, а скорее рассказывалась легенда, что если все фигурки собрать вместе, можно воссоздать тот самый камень мира, что так искали старейшины. Я просматривал эти воспоминания раз за разом, пока ко мне окончательно не пришло осознание вечной войны между нашими расами.
И человек и Арк на протяжении всей своей жизни коллекционировал эти фигурки, чтобы собрать вместе. Я не знал главной цели человечества, для чего это им. Но точно знал, для чего это моему народу. Мы лишь хотели вернуть свою родину воссоединиться с родной землей. Найти свой дом.
Теперь моя душа металась между людьми с их чувствами, что я впитал в себя, и своим народом, что всего лишь искал свой родной дом. Мне казалось, что я раскалывался надвое. Одна часть меня рвалась к людям, в желании помочь им всем, чем только смогу. А другая часть убеждала раскрыть истину той встречи с Региной Малой, как представителя Объединенного Человечества.
Моя душа, – есть ли она на самом деле? – разрывалась на части, и я не находил себе места. Это тут же заметил Септимус, предположивший, что мое расстройство лишь усилилось и тут же доложил это старейшинам. Те вызвали меня к себе. И я молил все высшие силы, что мое дело разбирали лишь трое из них: Исну, Ламбти и Акши.
– Прошу, покинь нас, брат Септимус, – произнес спокойно Акши. – Мы и сами разрешим ситуацию с нашим братом Люцифером.
Септимус заворчал внутри своего разума, что не укрылось от всех нас, меня и старейшин, но все же покинул зал, оставив меня наедине с теми, кому я уже не мог доверять, но надеялся, что именно они разрешат мои тревоги.
– Что мучает тебя, брат Люцифер? – прозвучал внутри моей головы голос Исну.
– Я все еще вспоминаю ту встречу с человеческой особью, старейшины, – начал я, понимая, что не смогу сказать истины и продолжу свою ложь, – И все еще впечатлен их сходством с нами и к тому же различиям. Только это, старейшины, и больше ничего. Я не могу понять, почему брат Септимус потревожил вас ради таких глупостей.
– Прошу не ври нам, брат Люцифер, – ответил Ламбти. – Мы прекрасно знаем о том, что ты так и не излечился от своего недуга и способен мыслить отдельно от своих братьев и сестер.
Я был удивлен и напуган. Они все знали, но молчали до поры до времени.
– Мы знаем, что ты любопытен и имеешь собственное мнение по всему, что видел, – продолжил мудрейший Акши. – А так же мы знаем, как на самом деле прошла та встреча, брат Люцифер. И мы прощаем тебе твою ложь и все то, что ты сделал.
– Ты не опытен и еще волен совершать ошибки, – заговорил Исну, – Но мы научим тебя пользоваться своими полученными знаниями во благо нашей семьи. Те новоприобретенные чувства и эмоции лишь помогут тебе в твоем предназначении.
– Предназначении? – удивленно спросил я, да так, что совсем позабыл обращаться к старейшинам с уважением.
– Мы умираем, – заговорил Ламбти, – И нам нужны приемники. Наш род на грани вымирания, а других уже не будет. И именно тогда появился ты, брат Люцифер. Кажется, таких как ты зовут Отрекшимися.
– Глупцы! – резко встрял в слова Ламбти Исну. – Лишь мы можем тебя понять, брат. Ведь в тебе течет наша кровь и может ты не из нашего рода, но ты близок к нам и волен думать собственным разумом.
– Братья! – воскликнул Акши. – Что вы набросились на нашего младшего брата? Вы ведь совсем запутали его. Брат Люцифер, послушай меня.
Мой взгляд устремился на Акши, самого старого и наимудрейшего из старейшин.
– Мы хотим, чтобы между нашими народами: Арками и людьми, воцарился мир, коего не было много тысячелетий ошибок и разногласий между нашими народами. Мы вправду желаем этого. Возможно не все, но многие. Но так же, мы смотрим в будущее и видим, что однажды мы уйдем в вечность и наши места должен кто-то занять.
Акши замолчал, переглядываясь с братьями, а затем продолжим:
– И мы хотим, чтобы именно ты, брат Люцифер, занял место того из нас, кто первый встретиться с вечностью!..

С той встречи со старейшинами прошло еще несколько дней, а я так и остался в нерешительности. Хоть тогда и произнес им, что согласен принять такую честь. Сейчас же я был не уверен. Не уловка ли это? Не проверяют ли они меня вновь? Я стал забывать о любви и вере. Единственное, что я ощущал, это страх и отчаяние, с которым почти не справлялась еле теплящаяся во мне надежда.
Я был разбит на мириады осколков, подобно зеркалу. В каждом из этих осколков был кусочек моей души, твердящий о чем-то одном. И сейчас они в один голос твердили мне разные решения. Но есть ли у меня решение?
– Мы всегда будем с тобой, брат? – услышал я в своей голове чей-то голос. – Мы будем с тобой до конца, первый из Отрекшихся.
И лишь сейчас я понял, что этот голос говорил только со мной, что больше никто его не мог слышать. Что обладатель этого голоса так же, как и я мог скрывать свой разум от остальных братьев и сестер. Еще один отрекщийся?
А затем в голове заговорил гомон голосов, казалось, что их не десятки, а сотни:
– Время придет, первый из первых! Мы сделаем то, что должны! Мы предупредим тебя, брат! Мы пойдем за тобой!
В это мгновение я понял, что не один. Нас много и все вместе мы можем исправить ошибки своего народа…
– Мы пойдем за тобой!..