Призыв в армию. часть 1

            ПРИЗЫВ В АРМИЮ. ЧАСТЬ 1 

      Группа в 25 человек, подстриженных налысо юношей, была построена у здания Пятигорского военкомата. Перекличка, проверка внешнего вида, инструктаж и посадка в автобус. Слезы, плач, объятия и поцелуи, напутствия и причитания, нарушили утреннюю тишину этого уголка родного города. Автобус медленно покидал территорию военкомата. Это мгновение, стало началом резких перемен в жизни и судьбе каждого из нас. Наши родители, братья, сестры, родные и друзья бежали за автобусом, вглядываясь в его окна, пытаясь еще какую-то секундочку обменяться взглядом со своими кровиночками, дорогими, ненаглядными мальчишками, которых по Закону Конституции увозил автобус в неизвестность, по одному лишь понятию: «Защищать Родину и мирный покой ее граждан!».
     Вот и проспект Калинина, в утренней дымке величавые Машук и Бештау, место дуэли Лермонтова, населенные пункты: Машук, Иноземцево, Бештау, Змейка, Минеральные воды и, наконец, широкая дорога, ведущая в город Ставрополь.
     Все разговоры призывников прекратились, наступила тишина, нарушаемая рокотом двигателя и шелестом колес. Каждый погрузился в свои думы и переживания. Мы не знали, в какой род войск попадем, какие обязанности и трудности нас ждут впереди, с чем придется столкнуться во время службы. Офицер, сопровождающий  нас, оказался очень грубым человеком, и на малейшую оплошность кого-то, бесцеремонно покрикивал, сопровождая свои окрики грубостями и оскорблениями.
     И вот мы на территории Ставропольского призывного военного пункта.
     - Выходи строиться! – послышалась команда офицера. – Побыстрей!.. Побыстрей, салажня! Здесь вам не папка и мамка, здесь армия! В армии никто не будет с вами сюсюкаться, гладить по головке! Здесь есть приказ и команда командира! Приказ и команду командира нужно выполнять быстро, точно и в срок! Понятно!..
     Мы, как несмышленые ягнята, выскакивали из автобуса  и становились в строй.
     - Растяпа, где твои вещи и головной убор?  В автобусе говоришь?! Забыл?..  Забыл бы лучше свою башку дурную! – кричал офицер, делая зверское выражение лица.
     «Зачем такая грубость и унижение человеческого достоинства?» - думал я, молча выполняя команды этого офицера. – «Ведь я же вырос в офицерской среде, моими друзьями были простые солдаты, сержанты, а тут – на тебе!?..».
     После переклички и инструктажа, сопровождающий офицер, подвел нас к стволу большого дерева,  приказал  расположиться в его тени, не расходиться,  ожидать следующих указаний, а сам удалился в здание Краевого военкомата.
     Нестерпимо пекло солнце за пределами тенёчка, в котором находились мы и жались друг к другу, чтобы спрятать свои тела от этого пекла. Неожиданно к нам подошел высокий капитан с Кавказской внешностью, который плохо владел русской речью, и провел небольшой, но запомнившийся инструктаж.
     - Я командант эта тэрыторыя, - представился офицер, - курыт на тэрыторыя запрышаю! Кто одна окурка бросат, будыт одын шас убырат туалэт! Кто два окурка бросат, будыт цели дэн убырат туалэт!
     Инструктаж был очень внушительный, мы переглядывались, восхищаясь его содержанием, убедительностью и уровнем. Угрозы офицера мне были не страшны, т.к. к этой вредной привычке у меня было воспитано  отвращение и глубокое убеждение о его вредности для здоровья.
     Через некоторое время подошел наш сопровождающий в компании с капитаном и сержантом.
     - Капитан Груздев, - представился офицер, - ваш командир до места вашей службы. Прошу все команды и распоряжения мои и сержанта Егорова  до места службы выполнять четко и беспрекословно. В пути следования строго соблюдать дисциплину.
     - Товарищ капитан, а где мы будем служить? – кто-то из призывников задал вопрос.
     - Как приедем на место, там и узнаете, - был его ответ. – А служить будете в войсках МВД СССР.
     Наш сопровождающий из Пятигорска пожелал нам доброго пути и на автобусе отправился в обратный путь.
     Через полчаса сержант Егоров посоветовал чем-либо подкрепиться из домашних продуктов, после чего приказал построиться, и мы пешим ходом покинули территорию сборного пункта краевого военкомата. Неведение и неизвестность будоражили каждого из нас, но спросить было не у кого, а капитан и сержант на наши вопросы не реагировали. И тут мы в полной мере ощутили армейское правило: «Солдату думать не положено, за него думает командир!». После недолгого путешествия мы оказались в пункте санитарной обработки. Поступила  команда:
     - Всем раздеться догола, вещи уложить в специальный мешок и сдать в комнату санитарной обработки.
     Нам вручили по кусочку хозяйственного мыла и приказали войти в душевую. В душевой было очень жарко и душно. Распарившись и обмывшись теплой водой, мы перешли в другую комнату, в которой, были  разложены у стенки наши мешки, от которых шел  пар. 
     - Одевайсь! – послышалась команда сержанта.
     Вещи были еще горячие и влажные, но жаловаться было некому.
     - Выходи строиться! Поживей!.. – скомандовал Егоров.
     Мы выскакивали из бани, на ходу натягивая на себя и застегивая  влажные вещи, а когда все были в сборе, по команде: «Бегом марш!», догнали, сформированный ранее строй и двинулись по центральной улице Ставрополя в сторону ж\д вокзала. Неожиданно небо заволокло черной тучей, сверкнула молния, послышались грозные раскаты грома, и пошел проливной дождь. Я думал, что наши командиры найдут какое-либо местечко, чтобы переждать непогоду, но не тут-то было, - небесные потоки не щадя поливали нас. Ручьи дождевой воды покрыли дорогу, ноги по щиколотку оказались в ней, куртки, рубашки и брюки  промокли, обжигая своей прохладой,  наши тела. Создавалось впечатление, что небесные силы решили в первый день, выпавших из родительского гнезда птенцов, проверить на прочность и показать, что домашний уют, родительские ласки, доброта и забота остались где-то там, далеко позади в мечтах и воспоминаниях.
     - Шире шаг!.. – непрерывно раздавалась команда наших командиров нам, шлепающим по лужам.
     Случайные прохожие прятались под козырьками подъездов, прижимались к стенкам домов,  защищая себя зонтиками, а мы шли под безжалостными «ласками» стихии. 
     Вот, наконец, здание вокзала. Промокшие, озябшие мы влетели в зал ожидания, в одночасье, оставляя на полу лужи воды. Не успев согреться, и чуть-чуть просохнуть,  нас вывели на перрон. Дождь, не переставая, лил, как из ведра. Через 20 минут подошел поезд, нам была дана команда: «По вагонам!».  Эту команду мы восприняли как божий дар, и выполнили ее быстро и четко. Войдя в общий вагон, мы ощутили тепло и крышу над головой. На спертый воздух никто не обращал  внимания – главным ощущением было тепло. Когда поезд тронулся, мы выбегали в тамбур, снимали одежду, выкручивали и выливали из ботинок воду. Усталость от дневных нагрузок валила нас с ног, и когда во влажной одежде я забрался на вторую полку, глубокий сон одолел меня. Проснулся я от нестерпимого холода и обжигающего холодного ветра, врывающегося в открытое окно вагона. Внизу, вокруг вагонного столика, сидели четыре бойца, они возвращались домой после дембеля, и по этому случаю, организовали праздничное застолье: распивали водку, курили, смеялись, громко разговаривали, желали друг другу здоровья и удачи. От выпитых горячительных напитков, им было душно и жарко. Не обращая внимания на нас, спящих в сырой одежде, они до предела опустили в купе вагонное стекло,  наслаждаясь свежим ночным ветром, свободой, приятными разговорами  и предстоящей встречей с родными.
      Меня охватил озноб, зубы стучали, как два молоточка, выбивая барабанную дробь. Я спустился с полки, чтобы спрятаться от пронизывающего сквозняка, но долго не мог прийти в себя.
     - Что, салага, замерз? – спросил один  из выпивших солдат.
     - За-а-а-мерз! – ответил я, не переставая стучать зубами.
     - Привыкай! На службе и не то будет! Выпьешь с нами? – он налил в солдатскую кружку  водки и преподнес мне.
     - Нет!.. Нет!.. Нет!.. - взмолился я. – Я не пью!
     - Что, маменькин сынок? Ну, как знаешь! – солдат одним глотком осушил содержимое кружки, заел кусочком селедки и  корочкой хлеба, отвернулся к друзьям, произнеся фразу:
     - Вот из такой зелени будет теперь состоять наша армия! Разве можно им доверить оружие, пушку или танк!?
     - Не переживай, Ваня! Научат, как и нас научили – и стрелять, и водку пить! За твое здоровье!.. – он мастерски опрокинул содержимое кружки, откинулся на перегородку купе и тут же захрапел.
     Поезд замедлил ход, приближалась станция Кавказская, По вагону пробежал сержант Егоров, он тормошил еще спящих призывников со словами: «Вставай, сейчас выходим, поезд стоит 5 минут, Не отстань!».
     Станция Кавказская встретила нас утренней прохладой и наступающим рассветом. Озноб не проходил. Мне казалось, что дрожит каждая частичка тела, и мелкие пупырышки покрыли его.  Хотелось немедля зайти в помещение, ощутить теплоту, согреться, но команда была - находиться на перроне,  ожидать поезд, идущий на Москву. Наступал рассвет, еще мерцали звезды, но эта утренняя красота не радовала душу, она казалась холодным, мерзким явлением, противным душе и телу. Мне хотелось скорее оказаться в душном вагоне, ощутить теплоту от дыхания спящих пассажиров. Мы вглядывались вдаль, ожидая луч прожектора, приближающего поезда, и эти минуты, минуты томления, казались вечностью.
     В общем вагоне пассажирского поезда «Баку-Москва» было мало пассажиров. Мы быстро нашли свободные сидячие места, разместились и стали наблюдать за быстро меняющимися пейзажами, мелькающими в утренней дымке. Под яркими, утренними лучами солнца, после обильного ночного дождя, парила вспаханная земля благодатного Краснодарского края. Полчища грачей важно бродили по пахоте, выискивая себе насекомых на завтрак. Мелькали телеграфные столбы, ж\д переезды, кое-где на лужайках пасся домашний скот. Паровоз  ревом оповещал округу о своем присутствии и окутывал вагоны дымом и паром.
     Я начал согреваться, влажная одежда успела на теле высохнуть, и тут какое-то неприятное ощущение охватило меня. Мне стало тяжело дышать, раскалывалась от боли голова, ломило в костях, болели мышцы. Мне стало в вагоне  как-то не по себе, хотелось побыстрее выскочить на воздух. Хотелось лечь в чистую теплую постель, ощутить ласковые прикосновения рук моей мамочки, услышать ее нежные  слова, глотнуть горячего чая с малиной. «Но где это все? – думал я. – Почему на мою долю выпали такие испытания и мучения?».
     Поезд снизил скорость, паровоз подал протяжный гудок, начали мелькать домашние усадьбы и жилые постройки, и вот, здание вокзала. Большими буквами на козырьке главного входа надпись «Тихорецкая». По команде мы вышли из вагона, быстро зашли в зал ожидания. Капитан Груздев сообщил, что следующий поезд будет лишь в 7 часов вечера. Мы заняли угол в зале ожидания, большинство ребят, как по команде,  принялись развязывать  свои кули, и с аппетитом жевать домашнюю пищу. Какое-то безразличие охватило меня. От запаха пищи и ее вида меня тошнило. На мое состояние обратил внимание мой земляк Петя Гулый.
     - Володя, что с тобой?
     - Не знаю, Петя, но мне очень плохо! Меня, то морозит, то бросает в пот, наверное, простудился, - ответил я.
     - Знаешь, тебе надо выпить грамм 200 водки, и все пройдет! – посоветовал мой товарищ. – У тебя есть деньги, давай я сбегаю куплю, пока наши командиры дремлют.
     Не прошло и 10 минут, как появился Петя, неся в рукаве куртки бутылку «Московской». Он ловко налил в кружку полбутылки водки, отрезал кусок хлеба и  колбасы.
     - Пей, пока командиры спят. Все пройдет!.. – деловито посоветовал он, и умело влил в себя остаток водки  прямо из бутылки.
     Выпитая порция водки, сделала свое дело – меня сморило, я улегся на скамейке и на какое-то время был охвачен сном.
     - Володя, вставай, - услышал я Петин голос. – Была команда «Строиться!».
     Не осознавая, где я? что со мной?  я машинально поплелся за Петей и занял  свое место в строю. После переклички и проверки, нас повели на посадку в поезд «Краснодар – Сталинград». Громкое название конечного пункта назначения не радовало мое воображение, все было безразлично и туманно, тело горело, меня морозило, я еле переставлял ноги.
     Вторая ночь путешествия к месту службы казалась мне кошмарным сном, температура не падала, силы мои таяли. В Сталинграде на мое состояние обратил внимание капитан Груздев. Он тут же приказал двоим призывникам отвести меня в медпункт. Врач, померив температуру, была удивлена.
     - Юноша, как вы себя чувствуете? У вас температура 40.9! Вас нужно немедленно госпитализировать!
     Эта перспектива меня не обрадовала,  стало  все безразлично, туманно; оставалось одно желание, чтобы все побыстрее закончилось.
     Появился капитан Груздев.
     - Ну, что с моим бойцом? – спросил он у врача.
     - Ваш боец серьезно болен, и его нужно немедленно госпитализировать! – был ответ.
     - Нет!.. Нет!.. Я его не оставлю, он поедет со всей командой!
     - Вы шутите, капитан, и берете большую ответственность на себя. У больного температура  сорок и девять, какое может быть путешествие, да еще в товарном вагоне!
     - В поезде есть санитарный вагон, в дороге поправится!
     - Тогда, сделайте, любезный, запись вот в этой книге, что ответственность за безопасность этого молодого человека вы берете на себя, - грубо потребовала врач.
     Мое мнение никого не интересовало, я не человек, я единица, которая должна была заполнить место в строю.
     Груздев быстро сделал запись в книге, вызвал из приемной двоих призывников, и они, подхватив меня под руки, как тряпку, потащили к поезду.
     Товарный поезд был сформирован из 20-30 четырехосных вагонов, платформы, на которой дымились 2-е полевые кухни, пассажирского вагона для офицерского и сержантского состава и одного двуосного вагона с большим красным крестом на боковой стене. Из открытых дверей вагонов раздавались мелодии гармошек, смех и песни.
     Меня затащили в вагон с красным крестом. В этом, моим друзьям, помог ефрейтор, который определил мне место на нижнем ярусе нар, оснащенным матрацами, набитыми соломой. Я оказался первым пациентом. Ефрейтор сделал запись в каком-то журнале, спросил:
     - Что, служба, температура, морозит?
     - Мо-о-о-розит?  - еле шевеля языком, прошептал я.
     - На выпей вот эти таблетки, - он протянул мне жменю каких-то лекарств и кружку с водой.
     Умастившись на соломенном матраце, натянув одеяло и солдатскую шинель, я почувствовал какое-то облегчение во всем теле. Меня стала покидать головная боль, боль в костях и мышцах. Ощутив облегчение, я крепко заснул, в моей памяти не отразился момент, когда тронулся поезд, в какой момент санитарный вагон заполнился больными. Была глубокая ночь, наш вагон болтало из стороны в сторону, а вместе с ним болталась моя голова. Создавалось впечатление, что эта болтанка стремилась взбить мои мозги, как когда-то бабушка Варя взбивала масло в бидоне.  Придя в себя, я был поражен, - нижние и верхние нары были заполнены людьми. Храп, стоны раздавались со всех сторон. Находясь в полусонном состоянии, я вдруг, почувствовал, что кто-то лезет по мне. Затаив дыхание я ждал развязки. Вдруг, с головы начало сползать одеяло, холодные руки обхватили горло. «Что это? – подумал я, цепенея от испуга. – Да ведь меня кто-то хочет задушить и занять освободившееся место!». Сознание немедленно вернулось ко мне, сработал инстинкт самосохранения, я собрался, и что есть силы, толкнул мерзавца. Как мешок он отлетел от меня и брякнулся на пол. Наш медбратик включил фонарь, увидев на полу призывника, спросил:
      - Ты что, служба?
      - Упал с полки, - был его ответ.
     Я не запомнил лицо этого парня, до утра не спал, ожидая повторного нападения, но мой урок видно не прошел даром – все спали. С рассветом я стал упрашивать ефрейтора – отпустить меня к своим ребятам. Тот согласился, рассказал, где найти наш вагон и на первой остановке высадил меня из санитарного вагона. Почувствовав землю под ногами, я побрел к своему вагону. Ноги и руки дрожали, свежий воздух одурманил меня. Но вот, наконец, мои земляки, они узнали меня, помогли забраться в вагон, расспросили о  самочувствии, предупредив:
     - Володя, вагон переполнен – все нары заняты, лежачих мест нет!
     - Ребята, я буду спать сидя, но только в вагоне, где вы - мои земляки! – взмолился я, вспоминая ночной кошмар.
      Раздвижные ворота вагона были открыты, перекладина упиралась в них и была опорой для наблюдающих и бодрствующих  пассажиров. По центру вагона располагалась буржуйка, рядом с ней куча угля и, примерно, такая же куча черного хлеба, наваленного прямо на пол.  В 10 часов утра дежурные принесли канистру с похлебкой. Похлебка напоминала жидкий суп с пшенной крупой, картофелем и заправленная пережаренным луком, на каком-то жире. Вкус ее мне трудно описать, но скажу одно – это было отвратительное  блюдо. Я через силу одолел пару ложек, заев их черным хлебом и запив, так называемым, чаем – жидкостью без сладости и цвета. Хлеб был настолько черный, что невольно возникал вопрос: «Хлеб, что с угольной пылью смешивают?». Так как хлеб в вагоне хранился на полу, я обязательно со своей порции срезал всю корочку и ел только мякоть. Некоторые ребята не соблюдали элементарных санитарных норм, ели все подряд, от этого у некоторых на второй-третий день нашего путешествия начался понос. Туалета в вагоне не было, поезд без остановки иногда двигался в течение 7-ми часов, в такие моменты, туалетом служила щель в вагонных воротах, в которую оправлялись новобранцы, выставив наружу свой зад, упираясь локтями в их створки.
     Быстро пролетел день, за сутки в пути, поезд приближался к Приуралью. В вагоне становилось темно и прохладно. В 10 часов вечера дежурные принесли бидон с такой же похлебкой, что и утром. Опять мученье через силу проглотить эту омерзительную пищу, но делать было нечего – голод брал свое – желудок не терпел пустоты.
     Когда все «лежачие» места на нарах и на полу  вагона были заняты, мне оставалась только лестница на верхние нары. Примостив свой зад на одну из ее перекладин, а затылком упершись в верхнюю, я начал дремать. Через какие-то полчаса мои ягодицы онемели, а затылок пекло как огнем, из носа потекла ручьем кровь. В ход пошли носовые платки, полотенце, которыми меня  снабдили родители. Спустившись с лестницы, я сел на лавку (доска шириной в 30 см., уложенная на упоры от одной до другой стенок вагона). И тут,  в голову пришла  рациональная мысль – приспособить лавку для спанья. Я улегся на лавку, подложив под голову свой чемоданчик, руки засунул за пояс, чтобы не свисали и не тревожили спящих под ней. После мучений  на лестнице, лавка показалась мне сказочным спальным местом, которое я занимал до окончания этого путешествия.