Маленький грешник

Михаил Михайлович Коцюбинский

Маленький грешник

I

Дмитрик, восьмилетний мальчонка, выскочил из низенькой, душной хаты, которая по самые окна вросла в землю. Во дворе было гораздо лучше, чем в хате. Солнышко поднялось уже высоко и пригревало. Снег так блестел, что Дмитрик  не мог на него смотреть и хлопал глазами. Была оттепель, с крыш капало, с пригорка сбегали, словно весной, ручейки талой воды, воробышки весело чирикали, еврейские козы бродили по площади, не осталось ли где на ней, хоть пучка сена, оставшегося после вчерашней ярмарки. Это тепло, как бы весеннего дня в середине зимы, растревожило Дмитрика, тянуло его вдаль, на волю, в город, который упирается в голубое небо куполами своих церквей, зелёными и красными крышами каменных домов. Но мать его, Ирина, выходя с вёдрами на каждодневную работу, велела ему сидеть дома. Поэтому-то Дмитрик был грустный. Он следил взглядом за матерью, которая, согнувшись под тяжестью ведер, полных воды, переходила улицу, видел, как в добротных хатах на другом краю улицы открывались двери, оттуда высовывались еврейки и кричали его матери:
- Ирина! Неси скорее воду, а то, кадка пустая!
Дмитрику на минутку жаль стало матери, которая, слаба, не слаба, а вынуждена каждый день носить воду, зарабатывая на хлеб. Но не такая была погода, что бы грусть задержалась в его сердце. Всё вокруг было такое радостное, весёлое, что из Дмитриковой памяти вмиг вылетели и мать, и её наказ сидеть дома, он сам не помнил, как ноги, обутые в здоровенные поношенные чоботы, вынесли его на улицу. Дмитрик дернул по дороге козу за хвост, и весело засмеялся, увидев, как коза недовольно закрутила рогатой и бородатой головой. Потом, прицепившись сзади к панским саням, доехал до моста, а оттуда, шоркая здоровенными чоботами и иногда падая, побежал по льду к городу.
На Дмитрике была старая порыжевшая материна доха с клоками ваты, которые вылезли сквозь дыры, пошарпаной одёжки, длинные рукава болтались ниже рук, мешали ему. Русую голову прикрывал старый картуз с разорванным козырьком. Но совсем не стесняясь своего, не гордого наряда, Дмитрик весело глядя на свет Б-жий своими большими серыми глазами, радостно поскакал по людным улицам.
В миг он остановился, скривил жалобную физиономию и протянул руку к какому-то пану, проходившему мимо по улице.
- Дайте копейку! … мать слаба… хлеба нет…
Пан посмотрел на бледный вид мальчишки, на его потрёпанную одежду и расстегнул кошелёк.
Дмитрик побежал дальше, тиская в руке медную монету. Это Гаврилка его так научил. О, тот Гаврилка умный и сильный, страх, какой сильный! А где же он, Гаврилка?
- Дмитрик, иди сюда!..
Дмитрик узнал знакомый голос и остановился.
- Ну, что? – поздоровался Гаврилка, подходя к Дмитрику.
- А посмотри, что у меня! – похвалился тем гривенником, который выпросил у пана.
- Мало! – решил Гаврилка. – Что за него купишь?
Проси ещё, не ленись, хорошенько кривись, как среда на пятницу, да причитай жалобно: «Дайте, милостивый пане, дайте…  мать умирает… я есть хочу!..» И не отставай, за одежду хватайся, пока не подаст.
Дмитрик усмехнулся.
– Разве я не знаю? Ты же меня учил… А ты, что не просишь? – спросил он у товарища.
- Вот придумал! Говорят же, малое, да дурное! Мне никто не даст, потому что я уже большой, мне десять лет, да и одежда на мне хорошая, не такая, как твоя доха… Ворон не лови! –  сказал Гаврилка, одновременно подтолкнув кулаком в бок Дмитрика.
Дмитрик понял, и побежал за каким-то паном, протягивая руку.
- Дайте, пане милостивый… хоть копеечку… мать умирает… два дня без хлеба сидим.
- Проси ещё! – сказал Гаврилка, забирая выпрошенные деньги. – Беги вон за той панной, у которой на шляпе перья колышатся.
Дмитрик побежал и ещё что-то принёс.
- А где же Марийка?- спросил он.
- Да тут, где-то на улице, с евреятами  ругается… Эгей… Марийка!
Через минуту прибежала Марийка, до такой степени замотанная в большой платок, что только острый красный носик выглядывал на свет Б-жий, словно разнюхивая, есть ли где, что интересного.
- Знаете что? – собрал совет Гаврилка, - имеем немного денег… а я сегодня утром такие пряники видел в пекарне, ну, такие, которые никогда не видел. Вот такой коржик, а на коржике как бы сметана, сладкая – сладкая… сверху намазано красным и посыпано маком… - Гаврилка сплюнул, так как, ему набежало полон рот слюны. – А на самом верху, представляете себе… вишня! Словно, её только что с дерева сорвали.
- Ого?! – разом вскрикнули Марийка с Дмитриком.
- Конечно же!.. Пойдём, купим!
- Пойдём!
- А на остальные возьмём сигарет,- добавил Гаврилка.
- И сырников.
И дети, словно стайка воробьёв, вскочили с места и двинулись вдоль по улице.
- Поберегись! – крикнул кто-то сзади, и на конной упряжке проехал мимо детей.
- Лови!.. лови его! – крикнул Гаврилка, и все трое побежали догонять сани.
Дмитрик с Гаврилкой прицепились сзади к саням и поехали. Но, оглянувшись на Марийку, они оба в голос засмеялись. Где же Марийка, а она, догоняя сани, поскользнулась и упала в лужу из талого, рыхлого снега. Холодная вода стекает с мокрой одежды, а Марийка стоит и смотрит на поцарапанные об лёд пальцы. На беду, возница, услышав смех, стеганул позади себя кнутом. Дмитрик с Гаврилкой, смеясь, попадали с саней на землю, и побежали к Марийке.
- Марийка, откуда ветер веет? – подшутил над ней Гаврилка, дёрнув за конец платка.
- Марийка, откуда ветер веет? – повторил с другого бока Дмитрик.
- Не дразнитесь, о то и в правду, маме расскажу! – захныкала Марийка, шмыгая красным носиком.
Мальчишки ещё немного посмеялись, а затем, вместе с успокоившийся Марийкой пошли на базар.
Гаврилка купил пряников, сигарет и сырников. Все трое примостились неподалёку под пустым прилавком, и разделили между собой сладости. Гаврилка, как старший, взял себе немного больше. Полакомившись, он достал сигареты и дал одну Дмитрику.
- Дай и мне! – попросила Марийка.
- На, если хочешь!
Дмитрик затянулся сигаретой и весь покраснел от едкого дыма, а из глаз потекли слёзы. Однако он не выбросил сигарету, боясь Гаврилкиных насмешек.
Марийка закашляла.
- Тфу на них! Такое горькое и противное курят, - сказала она, бросая сигарету.
- Вот, баба! – с гордостью сплюнул Гаврилка, хотя его самого тошнило от сигареты.
- А теперь пойдём бить того еврейчика, который дразнил нас вчера! – предложил Гаврилка.
Все поднялись и пошли к еврейским улочкам.
Еврейчика не нашли, а так и прошатались по городу до вечера.
- Смотри же, Дмитрик, приходи завтра! – повелительным тоном сказал Гаврилка.
- А если мамка не выпустит?
- Так убеги!
Дмитрик бежал через лёд, шмурыжа здоровенными чоботами, со страхом думая, что скажет ему мать за непослушание.
А мать ничего не сказала, она лежала на полу и стонала. Увидев вернувшегося Дмитрика, Ирина проговорила:
- И где ты бродишь, сволочёнок? Возьми, там, в печи кашу, и поужинай!
Дмитрик прямо из горшка съел кашу, лёг возле матери и сразу же уснул.
Ему снились воробьи, козы, сладости, и другие утехи бедных детей.

II

На следующий день Ирина еле поднялась с постели; она взялась за вёдра, чтобы идти на работу, но почувствовала, что совсем нет сил.
- Что-то я занемогла, Дмитрик, - промолвила Ирина, - сил нет… я немного полежу, а ты сбегай в город и купи хлеба… Вот тебе деньги… Да не задерживайся…
Грустно было Дмитрику, жалко заболевшей матери, но только до порога хаты. За порогом он забыл и мать и свои печали. Солнышко грело, как и вчера, небо синело в высокой чистоте, без облачка; ручейки переговаривались меж собой, по снегу прыгали синички и снегири. Весело! Дмитрик с радостным сердцем передвигался по льду, сжимая в руке деньги на хлеб.
Уже у самого города, появился Гаврилка с салазками, а на них сидела Марийка.
- Садись, подвезу! – крикнул он Дмитрику.
Дмитрик с разбега запрыгнул на санки, чуть не свалив Марийку, а Гаврилка повёз их, мотая головой и ржа, как конь.
- Тпру! Дай, Гаврилка, я повезу!
Дмитрик соскочил с санок и взялся за верёвку.
- А что у тебя в руке зажато? – взял его за руку Гаврилка.
- Деньги… мамка на хлеб дала.
- Дай сюда!
- Э, нет – мамка накажет.
- Дурной! Скажешь, что потерял, вот и не накажет. Давай!
Дмитрик, немного посомневавшись, отдал деньги.
- Вот что я вам скажу, - начал Гаврилко. – Я тому еврейчику, который нас дразнил, таки надрал вчера пейсы. Но еврейчик пригрозил, что соберёт ватагу еврейчат, и тогда, сказал,  нам несдобровать, лучше, не попадаться им в руки. А мы, знаете, что сделаем? Мы себе купим ножи, и еврейчики не посмеют к нам подойти, когда увидят у нас в руках оружие.
Мысль купить ножи всем понравилась. Дети побежали к кузнице и купили три ножа. Осталось у них два грошика, за которые они не знали, что купить.
- Я есть хочу! – сказал Гаврилка.
- И я!.. И я!.. – одновременно отозвались Марийка с Дмитриком.
- Беги просить, Дмитрик! – приказал Гаврилка.
Но как назло, сегодня не везло, хотя Дмитрик и очень жалобно корчил рожицы, и плакался, как сирота:
- Дайте сироте копеечку… сжальтесь над голодным!..
Никто ничего не давал, а есть хотелось.
- Да что там твои попрошайничества! Вот как тот дед слепой, который возле моста сидит, - ну, он-то имеет всякого добра полную торбу: там тебе и бублики, и яблоки, и пряники!.. облизнулась, посетовав Марийка.
В Гаврилкиной голове промелькнула мысль.
- Знаете что? та торба будет наша! – решил он.
- Ага, так тебе дед всё и отдаст: ты за торбу, а он тебя костылём! – усомнилась Марийка.
- Не бойтесь! Сделаем так: ты, Марийка, кипишь за два грошика булку и подашь её деду, а когда дед будет прятать её в торбу, мы вдвоём с Дмитриком, - я с одного бока, а он с другого, чиркнем ножами по лямке… Марийка схватит торбу и побежит, а мы за ней!.. Хорошо, Дмитрик?
- Ага, «хорошо», а если дед сверху костылём ударит?
- Не бойся, не ударит! Пойдём!
Слепой дед пел жалостливые песни и не догадывался о своей беде. Он, пряча в торбу булку, обещал Марийке «спасение души», как вдруг почувствовал, что его торба куда-то уползает, и её уже нет!
- Караул! Грабят! – закричал дед, но в ответ на его крик затопали ноги убегающих.
А Гаврилка уже делит добычу, остановившись со своей ватагой возле поленницы дров у еврейского дворика.
Дмитрик понимал своим детским сердцем, что так, как они сделали,  не следует поступать, но боится и признаться себе, потому что Гаврилка проходу не дал бы, глумясь над ним.
Вот уже и вечер. Дмитрик знает, что ему пора быть дома, но он боится появиться перед матерью без денег и без хлеба. Ведь мать наверняка накажет его! Эта мысль так грызёт Дмитрика, что он делится ею с Марийкой.
- Ночуй у нас! – решает Марийка. – А завтра мать забудет, и всё для тебя обойдётся.
И Дмитрик впервые в жизни ночует под чужой крышей, далеко от матери.
На следующий день снова игрушки, смех, сладости. Только перед вечером промычал, что ему, от чего-то, муторно на сердце. Почему-то вдруг захотелось к матери. Пусть даже и побьёт его, но лишь бы быть дома, слышать голос матери. Дмитрик больше не медлит, оставляет своих товарищей и бежит домой. Ему хочется прижаться к матери, просить прощения, поцеловать её руку, которая много раз нежно гладила его по голове. Да дома ли сейчас мать, не носит ли ещё воду? Вон идёт на встречу женщина, у которой они снимают хату, она, может быть, знает…
- Тётя, а мамка уже дома, или ещё воду носит? – подбежал к ней Дмитрик.
Женщина стоит и грустно качает головой.
- Относила она уже своё, деточка!.. Уже больше не понесёт! – со слезами на глазах произнесла женщина.
Дмитрик не совсем понял значение этих слов, но что-то кольнуло у него возле сердца. Он видит слёзы на глазах у женщины, и беспокойство охватывает его.
- Сиротка ты, несчастный!.. Уже твоя мать там, с Б-гом беседует… - громко зарыдала женщина, желая прижать к себе Дмитрика.
Но Дмитрик вырывается из объятий и кидается бежать дальше. Он всё понял, и страшная безнадёжность обволокла его сердце.
- Мамочка моя!.. – кричит он. – Мамочка!.. – Слезы текут по его лицу, маленькое сердце разрывается от боли, а Дмитрик всё бежит дальше и ничего не видит перед собой. Он давно уже потерял свой картузик, много раз падал на скользкой дороге, полы порыжевшей дохи, словно крылья, развеваются за ним от быстрого бега, а он всё дальше бежит и голосит:
- Мамочка моя!.. Мамочка, родненькая!..
Но что это? Чей это гроб везут на санях? «Это мою мамку везут хоронить», - подумал Дмитрик и что есть силы, ускоряет бег. Он не видит, что за ним несутся кони, не слышет, как кричат: «Поберегись!» А кони уже близко, вот они дышат горячим паром над Дмитриковой головой, вот спотыкаются над ним, рвутся вперёд, и Дмитрик падает на месте, под конскими копытами…

III

Дмитрик лежит в больнице. Сломанную его ногу неподвижно зафиксировали в колодке; нога уже не так сильно болит, как вначале, и Дмитрик может приподняться на постели. Он рассматривает просторную комнату, где лежат больные, смотрит на сестру милосердия, которая склонилась над больным, и останавливает взгляд на своём столике. Там. Между разними склянками с лекарствами, краснеет рукоятка его ножа. Ох, тот нож! Он напоминает Дмитрику  столько проказ, столько печали, что Дмитрик не может смотреть на него.
«Может, мама есть хотела, когда я его покупал… может, она голодной и умерла, не дождавшись хлеба… Не скажу матери, не признаюсь, потому что её уже нет на этом свете…и никого у меня нет… сиротка я безродный… Простит ли меня мамка за всё, что я натворил? – размышляет Дмитрик, не вытирая слёзы, которые катятся по его лицу. Это Б-г наказал меня: зачем было всех обманывать, прося для больной матери? Зачем было говорить, что я сирота?.. Вот теперь Б-г так и дал..  А всё тот Гаврилка, плохой он мальчик, он меня на всё подговорил… Нет, это я плохой, что слушался Гаврилку… Не простит меня Б-г, не простит…»
И Дмитрик смотрит в угол, где из тёмной рамы сурово смотрит на него икона, и думается Дмитрику, что не увидит он прощения, и никто не отпустит ему вины его…
«Что со мной будет?» - беспокоят мысли детскую голову. – Куда я подамся? Кто меня приголубит, кто оденет, калеку непотребного?.. Снова попрошайничать?.. Нет, не буду, не хочу и видеть того Гаврилку, который научил меня руку протягивать… Буду что-то делать, на хлеб зарабатывать. Добрые люди помогут… А где же они, добрые люди? Есть! Я знаю, что есть! Ведь матушка, всегда говорила, что свет не без добрых людей!..»

Винница  1911 г.

Переклад с хохлосуржика Хаим Гуревич, 2019 г.


Рецензии
Получается, правду сказал, что сирота.

Александра Казакова 2   24.03.2022 03:19     Заявить о нарушении