Проблема срыва в христианстве

 
Срыв это падение в начало, когда не дошел ещё до конца. Действительно, как избежать срыва и что надо делать иначе? И самое главное - нужно ли его избегать? Вспомним: "Нисшедший, Он же есть и восшедший превыше всех небес, дабы наполнить все."
Определимся с субъектно-объектными отношениями. Субъектом высказывания являюсь я в своем желании избежать срыва, сделать как должно, а объектом исследования тайный механизм моего сопротивления этому. Ясно одно, - это делаю я сам, а не внешние "сложившиеся обстоятельства". Все это произошло со мной потому, что именно я оказался причиной своей несвободы и предопределенности извне. Такая враждебная внутренняя деятельность моего сознания исходит из его природы. Суть ее в самоотрицании. Одна часть моей души стремится к косности, другая преодолевает косность в движении сознания к Духу. Но решение проблемы требует конкретности и зависит от результата рефлексии, в которой мне надо будет соотнести определенные особенности моей души друг с другом в контексте цели. Проще говоря, мне надо рационально оформить имеющееся во мне содержание и приобрести знание того, что я не знал ранее. Это подметили уже греки в известной спекулятивной фразе - Я знаю, что ничего не знаю. Эта фраза будет определять метод исследования проблемы, потому что мне надо узнать себя не только в знании срыва, но и узнать, что же я не знаю в себе. Пока мое движение идёт по такому пути. Вначале я знаю о проблеме срыва и в чем он состоит, в анализе обнаруживается мое незнание причин происходящего и в результате я прихожу к знанию того, что не знал ранее, к знанию этих причин в знании своего незнания. Это схема закона отрицания отрицания в диалектике утверждения. Мой материал для исследования это я сам. Что же я в себе не знаю, когда в желании делать доброе, делаю противоположное и, как сказал апостол, это делаю не я, а живущий во мне грех. Пока я не знаю, что мне мешает. Это находится явно вне сознания во внутреннем мире мой души. Область противоположная моему организованному логикой сознанию отличается непосредственностью чувства, восприятия и представления. В этой области живёт моя телесно-ориентированная самость. Она чувствует телесность, делает ее своей и теперь внешность тела выступает в качестве ее знака. Именно эта внутренняя часть моей личности занимается саботажем и усложняет исполнение рациональных планов моего эго. Она никак не связана с идеальностью языка и мыслительными определениями, потому что использует язык образов, чувственно реагирует на них. Теперь в себе я нашел некую внутреннюю определенность противоположную сознанию. Моя душа как нечто неразличенное в своем единстве, через рефлексию разделилась на два противоположных момента. Это первое отрицание. Что это дало? То, что я обнаружил не только источник сопротивления, но и некий иной мир причастный сознанию. Хотя рациональную часть я считаю главной, потому что именно она даёт возможность ориентироваться в смыслах и определять цель, но упавшее настроение, лишает меня всякого интереса к рефлексивному анализу. От этого, я хочу не того, что должно, а что должно не делаю. К сожалению, приходится признать, что отношения противоположных моментов моей души, пока ещё похожи на отношения двух сиамских близнецов один из которых алкоголик, а другой трезвенник. В этой негативной связи нельзя убить одного не убив другого. Более того они оба есть необходимые элементы целого. Но пока это отношение не гармонично. Претензия моего духа на господство рождает противодействие насилию в пассивной форме саботажа, и телесная сторона души отключается, впадает в депрессию и тупость. В традиции человек представлен в виде чаши наполненной духом, или как горящий светильник с маслом внутри, например, Христа представляют в виде золотой чаши, наполненной кровью, где кровь есть символ Духа Нового Завета, а сама чаша - Плоть Христова Учения. Но в моем случае чаша не имеет дна в своих телесных желаниях, а дух абстрактен, - витает в пустоте. Он ещё не погружен в конкретность природного, поэтому пытается оформить природную сторону извне проявляя насилие над ней. Обе стороны противостоят и отрицают друг друга в односторонности. В такой ситуации трудно прийти к согласию и сотрудничеству. Это классическая ситуация борьбы с грехом который невозможно победить. Но как покорить то, что не желает покориться? Ведь рабство отличается от свободы тем, что не имеет своей воли. Мое авторитарное эго, выслуживаясь перед мертвыми идеалами, рассматривает природные проявления моей души, как недопустимое своеволие, проявление которого возможно только с разрешения господина. Тем более, что мой дух - это вовсе не Дух Христов и не объективный Дух Божий, перед которым все склоняется в страхе и трепете. Призыв Христа погубить душу свою ради Истины в исполнении моего авторитарного рассудка, ничего хорошего не несёт. Страх перед Богом научает мудрости, а мой дух человеческий. В обоих моих сторонах не хватает мудрости, чтобы принять другую без осуждения. Мудрость же невозможна без любви. Ни одна моя сторона не желает возлюбить своего врага, из-за несправедливых претензий, причиненных обид и ран жестоких наказаний мести. Для моего рассудка принять женственную природу моей души в ее несовершенстве и хаосе желаний это только подготовительный шаг к любви. Это не означает согласия, а только лишь открытие взгляда на иное, которое было вытеснено как рационально не значимое. Первый шаг любви в жалости - "жалеет значит любит", делает беззащитным, нуждающемся в заботе ребенком, который наказан от своих глупостей и капризов. Второй шаг любви в жертве. Без жертвы любви нет, именно этим она определяется. В жертвенном отношении к другому, я принимаю его как он есть, отдаю ему себя, все что знаю и умею бескорыстно и этим отрицаю его как косную определенность. Поэтому мой рассудок проникая в природное уже не насилует его авторитарными приказами и страхом наказания, а проявляет заботу о слабом и немощном, придавая культурную форму архаичным страстям. Но такое проявление рассудка не вызывает во мне жалости и обозлённая душа требует смерти рациональности расценив проявление самоотдачи рассудка как слабость. Остервеневшая в ярости угнетения, она наконец вырвалась на свободу в своей жестокой страсти мщения. Но маятник чувства никогда не стоит на месте и сбросив пар ярости, она будет готова к отношениям на новом основании. Ведь мой бедный рассудок измучен в противоречиях которым не видно конца и только поддержка души в вере даёт ему силы к действию мысли. Проявление моей души в любви к рассудку теперь состоит не в том, чтобы слепо действовать по его указке, а поддерживать его на пути к самоизменению. Теперь моя душа в мудром своем проявлении уже не калечит рассудок и не использует его в слепую для служения себе, а напротив хочет любить его в Истине. Это отрицает рассудок как конечный. В самоотдаче своей жертвенной любви, моя душа теперь любит мой конечный человеческий ум в высшем Божественном проявлении ума Христова, в возможности достижения той высшей цели, ради которой его создал Бог, а рассудок благодарит душу за образ Истины и поддержку в движении самоотрицания, понимая, что желание души - это желание Бога.