Времена года. Осенний сон

   В конце августа Старик-Годовик спешил из дальних стран в своё имение. Он торопился на встречу с дорогими гостями – своими любимыми дочерями, которые собирались у него раз в три месяца.

   В саду, под раскидистым вечнозелёным дубом, был красиво накрыт стол. На нём красовались разнообразные угощения: свежие ягоды и овощи, домашние соленья и варенья, сытная картошка с грибами и первая весенняя зелень. Всё было приготовлено с любовью, учитывая вкусы каждой дочери.
Во главе стола восседал Старик-Годовик.  Справа и слева от него сидели его гости дорогие, дочери родные. Батюшка с нежностью любовался ими, и на сердце у него было радостно: его дочери были счастливы.
Старшая, Снежана, блистала в сверкающем белом наряде. Красавица Есенюшка была одета в золотое убранство. Летушка выбрала радужное платье, а младшенькая Веснянка – лёгкую зелёную накидку.
После сытного обеда гости перешли к десерту. Снежана изящно ела ванильное мороженое серебряной ложкой из хрустальной розетки. Веснянка наслаждалась освежающим берёзовым соком. Летушке пришёлся по вкусу целебный травяной настой. Есенюшка же лишь пригубила овощной сок и поставила высокий стакан на стол. Старик-Годовик бросил на неё внимательный взгляд.
— С кем это ты так часто стала прогуливаться в берёзовой роще? – неожиданно спросила Летушка младшую сестру.

— А мы в берёзовой роще и повстречались, – с сияющими глазами ответила Веснянка, словно только и ждала этого вопроса, чтобы поделиться своей радостью. – Теперь это наше любимое место для прогулок.
— В конце марта я увидела молодого художника с мольбертом в лесу. Я тихонько подкралась к нему, встала за спиной и наблюдала, как на белом холсте ожил и зажурчал ручеёк на проталинке.
— Так уж и зажурчал? – с лёгкой усмешкой переспросила Снежана.
Но Веснянка, нисколько не смутившись, парировала:
— Он очень талантливый художник.
И она продолжила свой рассказ. Рассказала, как трепетно и бережно начал ухаживать за ней добрый молодец, как со временем её сердце откликнулось на его чувства. Как от жаркой любви согрелась земля, как расцвели цветы и распустились листья на деревьях.

   Летушка, с нежностью глядя на младшенькую, всей душой радовалась за неё. Ей был знаком трепет сердца и жаркие объятья. Правда, со временем острота чувств у неё притупилась, покойно на душе стало у Летушки.
Старик заметил, что Есенюшка молчит, и неясное предчувствие кольнуло его сердце.
— Ты почему так тиха, дочь моя? — спросил он. — Для кого так нарядилась?
     Есенюшка застенчиво потупилась, щёки её залил яркий румянец. Летушка знала сердечную тайну Есении, но, взглянув на сестру, решила промолчать об осенней тайне. Веснянка же была поглощена своей историей. Снежана, увлечённая болтовнёй младшей сестры, не обратила внимания на молчание Есении и не стала её расспрашивать.

   Вскоре дочери попрощались с батюшкой, договорившись встретиться в конце ноября. Каждая отправилась в свои владения, где их ждали дела-обязанности, забота-работа.
Прошло три месяца, наполненные благородным трудом. Снова пришло время встречи.
Старик-Годовик стоял на крыльце своего дворца, ожидая дорогих гостей – своих дочерей.
Повеяло холодом. Снежана, с невероятно бледным лицом, явилась и поклонилась отцу. Она уселась за стол под дубом, подвинув к себе любимое лакомство – мороженое.
Со щебетом птиц и звоном голубых колокольчиков появилась Веснянка.
Обмахиваясь веером, степенно вышла на дорожку сада Летушка.
Девушки сидели за столом, делились новостями, беседовали. Ждали Есению.
— Что-то припозднилась наша сестрица, — переглянулись они.
Вдруг порыв ветра зашумел в кронах сосен. На этот шум выглянуло солнце, но, увидев запоздавшую гостью, нахмурилось и поспешило спрятаться за тучу.

   За столом смолкла беседа. Обеспокоенный Старик поднялся навстречу дочери. На садовой дорожке стояла Есения – серая, мрачная, растрёпанная. От её прежних роскошных золотых и багряных нарядов не осталось и следа. Вдали послышался печальный крик журавлей. Высоко в небе, унося с собой яркую прелесть ранней осени, летели перелётные птицы. Седовласый Туман холодными пальцами обнимал Есению за плечи.
— А где же твой пастушок? – потрясённо спросила Летушка. Новый спутник сестры ей явно не нравился, если не сказать больше. Есения хотела ответить, но лишь разрыдалась в ответ. Её спутник криво усмехнулся. Вопрос Летушки был ему не по душе, если такая вообще у него была.  Он холодными руками ещё сильнее прижал Есению к себе.
Сестры растерянно обернулись к Летушке, в их глазах читались вопросы: кто такой пастушок? Что случилось с их сестрой?

   Летушка сбивчиво рассказала, как однажды, прогуливаясь по берегу реки, услышала красивую мелодию. Заинтересованная, она пошла на звук. На пригорке увидела пастуха. В руках умелого музыканта была тростниковая флейта. Мягкое, мелодичное звучание услаждало слух. Волшебная мелодия, казалось, касалась неба, заполняла пространство, проникала в душу, лаская её и наполняя щемящей тоской, жаждой нежности и любви. Красивые звуки флейты рассказывали о какой-то сокровенной тайне.
"Не зря говорят", – вспомнила Летушка, – "что Кришна, главное божество индуизма, создал мир через красивое звучание флейты".
Летушка, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть мелодию, хотела выйти из леса, как вдруг увидела свою сестру Есению в бору, на высоком берегу. Она собиралась упрекнуть сестру за столь раннее появление в её владениях, но, взглянув на непрошеную гостью, замерла.

   Это был тот нечастый случай, когда слушатель затмил исполнителя своим талантом. Завороженная, зачарованная, полностью растворившись в музыке, Есень влюблёнными глазами смотрела на пастушка.
Летушка усмехнулась: даже громкий раскат грома, прогреми он рядом, не был бы услышан влюблённой сестрицей.
Тихо выйдя из лесной чащи, Летушка еще долго пребывала под впечатлением увиденного. С той памятной встречи она больше не виделась с сестрицей и не знала, как развивался их роман.
После рассказа Летушки в саду повисла тягостная пауза, нарушаемая лишь всхлипами Есении. Наконец Старик-Годовик, обращаясь к заплаканной дочери, спросил:
— Ты ничего не хочешь рассказать?

Есения отрицательно покачала головой, размазывая рукой слезы по лицу. Недобро, исподлобья, смотрел на присутствующих Туман, по-прежнему держа в цепких объятиях свою спутницу. Годовик тронул руку старшей дочери, указывая глазами на несчастную сестру. Снежана, взглянув на отца, понимающе кивнула и подошла к паре.
Туман встревожился, хотел что-то сказать, но не успел. Снежана легко коснулась его своей белой, холодной рукой, и в тот же миг Туман исчез. Зато рядом стоящая березка, словно в ответ, накинула ажурную белую вуаль. Иней ей был очень к лицу. Кокетливо передернув плечиками-веточками, она прошептала:
— Теперь можно покрасоваться перед поэтами и художниками.

   Полюбовавшись нарядной  березкой, Снежана перевела взгляд на Есению и подошла к заплаканной, растрепанной сестре. Участливо обняла ее, прижала к себе, утирая слезы.
— Пойдем ко мне. Отдохнешь у меня на пуховых перинах, наберешься сил. А придет твое время, снова будешь блистать в ярких, дорогих нарядах. Ты вновь будешь великолепна, и тобой будут восхищаться, любоваться. Ты снова будешь дарить вдохновение поэтам и художникам, восторг и радость многим людям.
Есения доверчиво взглянула на старшую сестру. Старик-Годовик, Веснянка и Летушка проводили глазами обнявшихся сестер, уходивших прочь из отцовского сада.
— До встречи! — крикнул им вдогонку отец. Уходящие, не оборачиваясь, кивнули.
— Да и нам пора, — засобирались в путь-дорогу взволнованные и растерянные Летушка и Веснянка.

   Старик согласно кивнул. Махая рукой уходящим дочерям, он смахнул непрошенную слезу и пробормотал:
— В природе – вечное движение, из года в год, из века в век…
Помолчав, он добавил:
— В повторе – новизна, хотя сюжет все тот же…