Кафель

 И снова вода льётся из крана. Зелёный кафель, сигарета, бокал пива. Похмелье. Самое время снова подумать зачем живут люди. Ну, вот точно не для того чтобы думать об этом в ванной с похмелья. Или для этого?
Листаю новостную ленту, слушаю "Говорит Москва". А Москва говорит, что в Ленинграде девушке отрезали руки и пытались утопить их в реке Мойка. Какая гадость. И почему именно с похмелья я лезу в эти ленты, слушаю эти гадкие новости? Почему Москва говорит про Ленинград? А он уже и не Ленинград вовсе. Это я, блин, из Ленинграда видимо тогда так и не уехал. Вся компания села в поезд, махнула руками мне на прощанье и уехала. А я остался. Как объяснить этот феномен супруге?
С малым у нас всё просто. Мы идём вечером купить конфет к чаю и мне пива. Я не пью чай вечерами. Я могу пить кофе до утра, но никак чай вечером. Со сладостями. Я пью пиво у окна, а семья шелестит конфетными обёртками.

- Ты не задолбался пить своё пиво?
- Пиво с конфетами не хорошо.
- Опять придуриваешься?

Я не придуриваюсь. Я просто сижу у окна и пью пиво. За окном светят чужие окна, капает дождь. Куда - то спешат люди. Может они тащут отрезанные девичьи руки чтобы утопить их в реке? Как вообще до такого можно додуматься? Ну, какой тут на фиг чай?

Когда я остался в Ленинграде, в том далёком 91ом, я и не думал, что будут исчезать не только географические названия. Исчезнет огромная страна, которая меня воспитала. Да, да. Воспитала меня именно Она. Мой двор, мои друзья. Мои родители.
Мои родители не заставляли меня читать книги. Это как - то само собой получилось. Книги в тысячу раз интереснее, чем телевизор с тремя каналами. Каналы поочерёдно обещали, что запад загниёт очень - очень скоро. Но всё случилось задом наперёд. Люди хотят чтобы было просто. Люди не хотят думать. Всё произошло так, как хотело большинство. Думать больше было не надо. Достаточно было отнимать деньги у одних и платить другим. Иначе могли посадить. Примитивно, но приятно. И понятно. Лёгкость бытия...
Зачем вообще думать?

В Ленинград я потом приезжал. И не один раз. Но так и не нашёл себя. Как можно найти себе в городе, который опять переименовали, в стране которой нет? Я бродил по Невскому под дождём, смотрел на лица людей. Всё было знакомо и не знакомо. Опять какая - то ахинея получается. Всё у меня как - то сложно. Мне постоянно нужно залазить в ванную с зелёным кафелем и думать не нужные мне мысли. Может дело в цвете кафеля?

Я сегодня прикручивал вешалку знакомому. Я не понимаю почему он сам не мог её прикрутить? Может потому, что его воспитали четыре женщины? Меня воспитывала Родина. Оплеухами, подзатыльниками и прочими вещами, которые озадачивали. А его воспитывали мама, бабушка и две тётки. И Родина ему почему - то не попадала ни по затылку в подворотне, ни в ухо в тёмном переулке. Родина любит тех, кого воспитывают женщины и тех у кого белый кафель в ванной комнате. Может действительно дело в этом долбаном кафеле?

Я люблю Ленинград так же, как люблю Москву. Напиться можно и там, и тут. Вообще какая разница, гда напиваться? Можно, конечно и в ванной напиться до помутнения, но где же тогда думать о том, что что - то не так? Куда лучше на берегу Невы. Закрываешь глаза - ночь. Открываешь - утро. Берёшь белую лошадь за хвост и выдавливаешь это пойло себе внутрь. А рядом сидит и улыбается красивая девушка. Она не спала всю ночь из - за меня. Она охраняла мой покой. Вдруг опять этого придурка скинут в Неву? А могли бы и в Мойку бросить мои отрезанные руки...

Ты была моим ангелом - хранителем. И опять я не смогу объяснить это супруге. Потому что супруга это любовь, а ангел это хранитель. У других это получается так, что это один и тот же человек. А у меня всё не так. С ангелом мы разбежались в разные стороны, точнее я убежал в Москву, а она осталась охранять Ленинград. Теперь всё на её белоснежные плечи. Весь этот город с его белыми ночами и белыми лошадями.

В этом городе никогда не заканчивался алкоголь. В этом городе могло закончиться, что блин угодно, но только не алкоголь. Я уехал в Москву и пить стал гораздо реже. Не потому, что я так вдруг поумнел, это вряд - ли произойдёт, просто теперь у меня есть ванная комната с зелёным кафелем. Я сижу в ванной и снова слушаю, как гремит о раковину вода. Совсем не похоже, как Нева плещет о пристань. Радио уже рассказывает мне о городских пробках. Какая мне разница, где в этом городе снова пробки, если в Ленинграде отрезали девушке руки?

Я мог бы написать ещё тысячу слов. Эту тысячу не нужных слов. Было бы достаточно посмотреть в мои глаза и мне вообще не нужно было бы писать эти слова. Я сегодня видел много глаз. Разных цветов. Не тысячу, конечно, но полсотни точно. У меня не было для них слов, я понимал их молча.