Возвращение с рыбалки

Три дня нашей рыбалки пролетели быстро. Вторую ночь мы ночевали в избе Бабы Нюры без каких-либо неожиданностей. Вечером она немного рассказала о своих детстве и юности, работе в рыболовецком совхозе. Все рассказы оказались удивительно к месту,  были такими же простыми и реальными, как прочные скамьи из грубых досок, на которых мы слушали. Никаких вышитых подушек или украшений из резьбы. Пили чай из железных кружек, закусывали баранками. Баранки мы купили в деревенском магазине...

Магазин располагался на самом высоком месте поселения, раньше здесь непременно построили бы церковь. Просторная изба оказалась битком набита мужиками. Я хотел бы сказать, что под потолком заведения клубился табачный дым, но он особо не клубился. Он резал глаза. Мужики орали и матерились. Они приехали из окрестных городов отдохнуть на празднике первого льда, но всю водку в магазинчике они же скупили ещё вчера вечером, в пятницу. А только что кончился и портвейн... В ассортименте остался лишь какой-то молдавский ликер в легкомысленной фигурной бутылке. Мужики орали и матерились перед тем, как совершить покупку. Многие покупали парфюмерию... Матерая, видавшая виды продавщица была невозмутима, мужицкие экзальтации после покупки «Шипра» сопровождала благосклонным кивком головы, возмущённые вопли парировала коротким флотским юмором, таким матершинным, что истерики смущались, а толпа взрывалась громогласным хохотом. Время от времени она брала из синего чайного блюдца папиросный огарок, поджигала его и делала пару затяжек. Я так и ждал, что сейчас где-нибудь в углу ударит по клавишам тапёр, а одноглазый боцман выстрелит в потолок или в трёхэтажную витрину, плотно уставленную банками с берёзовым соком. Но ничего, обошлось. Совместными усилиями наша группа пробилась к прилавку и, к удивлению всех присутствующих, купила баранок.

Мы отлично выспались, рыбы было уже очень много, и поэтому решили с утра не выходить на лёд, а неспешно собраться и выехать пораньше. Путь в Москву всегда длиннее.

Мы вытащили рюкзаки и мешки с рыбой на улицу, Валера, как всякий водитель перед дальней дорогой - весь хлам из машины. По старой русской традиции начали долго ходить кругами вокруг автобуса с настежь распахнутыми дверьми, чтобы как следует подумать, как всё правильно разложить. А потом быстро запихнуть скопом...
Наши серьёзные мысли прервали два мужчины, робко заглянувшие во двор. Один — интеллигентного вида, хоть и здорово помятый выходными. А второй — просто помятый.

«Мужики! Не возьмёте попутчика до Москвы?» Интеллигентный смутился и кашлянул в кулак. Второй снял шапку и кивнул.
Валера хмуро глянул на ребят: «А как он сюда приехал?»
«Приехал с нами, но теперь не влезает в машину...»
Валера засмеялся: «Чо, столько рыбы наловили?»
«Не, ну не то, чтобы... Просто он... не гибкий... тока лёжа можно... а у нас «Ока». И не влезает он теперь» Интеллигентный стал совсем красный. Второй смотрел куда-то за реку, и мял шапку обеими руками.
Валера глянул на нас: «Ну? Возьмём?»
Я говорю: «Ну, надо взять! Мы до Зеленограда только. Если без поклажи мужик, пусть едет»
«Без поклажи, без! Хоть до Зеленограда, там переложим... Спасибо, мужики... Мы за бензин деньги и чего там ещё... Ща, ща, мы быстро! Побежали, Сеня!» И мгновенно скрылись.
«Радикулит — страшная сила!» Отец понимающе покивал им вслед.

Из избы вышли Татьяна с Бабой Нюрой. С гостинцами — пирожками, вяленой рыбой, банками с грибами и вареньем и, конечно, варёными яйцами. Мы увлеклись укладыванием мешков с рыбой. Чтобы она не протухла, рыбу надо уместить за рядом задних сидений, и успеть захлопнуть двери, пока она не вывалилась обратно. Дело это непростое, особенно, когда вам пытается помочь огромная женщина. Баба Нюра в суете участия не принимала, благообразно сложив руки на животе, стояла в сторонке. «Ах ты, Господи, ё... твою мать!», низким голосом вдруг сказала она.
Во двор протиснулись наши недавние гости. За два конца они несли старую деревянную лестницу с крыши. А на лестнице лежал нечаянный попутчик. Ни цвет лица, ни приоткрытый рот, ни острый нос, ни запавшие щёки и тусклые глаза не оставляли ни малейших сомнений в состоянии гражданина. Бедолага скрючил и ножки, и ручки. Он был мёртв, причём явно не первый день.
Все мы ненадолго лишились дара речи.

«Это что же?!» Валера пытался подобрать слова.
«Мужики, войдите в положение! Мы в четверг приехали, ну... отметили. Все, как у людей. А Борисыч не проснулся утром. Ну как, утром... к обеду, поди... Мы встали, а он — деревянный уже...»
«А чего ж вы, суки, до воскресенья рыбу ловили?!!»
«Ну... в пятницу-то мы кривые совсем были... куда за руль. Вызвонили из сельсовета фельдшера, хороший мужик оказался -  помянул Борисыча, справку дал. Положили Борисыча в сенях, на холодку. Выпили как водится, за крещенную душу… Ну... день и прошёл. В субботу — снова с похмелья, да и рыбалку эту мы полгода ждали. А ему то уж чего, какая, извините, разница? Торопиться ему теперь некуда... Вот, сегодня всю деревню обошли — все на льду уже, да и такая здоровая машина только у вашей компании...»

Валера долго не хотел ничего слушать. Не помогали ни рассказы про то, каким уважаемым начальником цеха был Борисыч. Ни упоминание о милейшей, но ни о чём пока не подозревающей вдове. Положение спасла Татьяна; подошла, положила тяжёлую бабью руку на плечо. Что-то нашептала в ухо. Валера махнул рукой: «Грузите, черти, в проход покойника. Да накройте чем-нибудь, что ж он у вас синий, как птица счастья — высох весь... Смотреть невозможно»

Через 20 минут мы покинули нашу гостеприимную хозяйку, её деревню, и чудесную Мологу. На этот раз мы получили машину сопровождения. К сожалению, ржаво-белая «Ока» хоть и привлекала взгляды попутных водителей, но уважения им не внушала, и не могла развить половины скорости, на которую рассчитывал наш немецкий микроавтобус. Поэтому обратный путь обещал быть долгим. Труп, понятное дело, никто не омыл, и машина быстро наполнилась тяжёлым характерным духом. Солярка у нас была рассчитана впритык, и до ближайшей заправки в Красном Холме на кондиционер рассчитывать не приходилось.

Удивительное животное — человек. Через несколько часов неспешной езды мы принюхались к запаху, и настроение заметно улучшилось. Борисыч тихонько покачивался на поворотах, и старое армейское одеяло время от времени сползало с начавшего темнеть лица. Но в целом мужик вёл себя образцово для четырёхдневного трупа. Сказалось то ли воспитание, то ли длительное пребывание на морозе.
Потихоньку все мы, кроме Валеры, уснули...

Уже в темноте нашу компанию разбудил грозный и розовощёкий молодой милиционер на въезде в Московскую область. Меня всегда смущали речи экологов о вреде автомобильных выхлопов. Посмотрите на гаишников: среди них нет чахлых дохляков. Глядя на этих пышущих здоровьем пузанов, приходит в голову, что если строить санатории для чахоточных вдоль загруженных трасс, то страна быстро поправила бы своё плачевное состояние в части лёгочных заболеваний. Милиционер через приоткрытое окошко препирался с Валерой из-за документов на машину, безусловно, правый в желании получить хоть какую мзду за проезд мимо себя. Но Валера был тёртый калач, повидавший многие тыщи таких вот охранителей, и денег давать не собирался. Начало разговора все мы пропустили во сне, но сейчас страсти накалились, милиционер требовал к осмотру аптечку, знак аварийной остановки и документы у всех пассажиров. Аптечка и аварийный знак были надёжно завалены рыбой, документов у пассажиров никаких не было (зачем они на рыбалке?), а один из пассажиров вообще был труп. Всё это Валера понимал, но дело же всегда в принципе...

Вздохнув, я вышел из машины. Огляделся в поисках «Оки» со справкой о смерти. «Ока» моргала аварийкой в полукилометре впереди. Я требовательно помахал рукой в их сторону и решительно поздоровался со служителем закона.

«Сержант, мы четыре дня на рыбалке. Сил нету никаких. Хочется жрать, спать и помыться. Один, вон, вообще мёртвый. Денег нет; хочешь, мы тебе рыбы дадим?»
Сержант оценивающе посмотрел на меня.
«На хрена мне ваша рыба?.. Открывай салон!»

Я оглянулся на «Оку». Ни одна скотина из неё не вылезла. Кажется, машина даже чуть отъехала от нас. Открыл дверь. Из сумрака автобуса испуганно глянули заспанные Татьяна и отец. Борисыч лежал в проходе на правом боку, демонстративно подставив под взгляд милиционера вогнутую спину. Милиционер обвёл салон суровым взглядом. Татьяна и отец его не заинтересовали.

«Ну и вонища у вас тут. Вы чо тут, срёте, что ли?!» Сержант брезгливо поправил шапку, и решительно постучал жезлом по плечу трупа. «Товарищ, просыпаемся, предъявляем документы». Как и следовало ожидать, образцовый начальник цеха и ухом не повёл. «Гражданин!» Прежде, чем я успел что-то сказать или сделать, сержант протянул руку, схватил Борисыча за плечо и повернул к себе, одновременно наклонившись к нему. Такого звука я не слышал ни до, ни, хвала всевышнему, после этой поездки. Отогретый за время пути Борисыч громко и продолжительно рыгнул, с каким-то бульканьем и переливами. Навроде тирольского пения, только басом... Даже я, стоявший на свежем воздухе в двух шагах от машины, содрогнулся от запаха.
Сержант выпустил плечо Борисыча, отскочил от машины, едва не упав в кювет. Согнулся, зажав нос и рот рукой. Я задвинул дверь салона, поднял его шапку, отряхнул о колено.

«Что ж вы, гады, пьёте там такое, на своих рыбалках? О-о-о, надо ж так нажраться! Как он только не сдох!» Согнутый в три погибели милиционер боролся с приступами рвоты.
«Мы поедем потихоньку, ладно?» ласково спросил я. Страж порядка пару раз кивнул и, вроде бы, махнул рукой. Я осторожно вытащил у него из нагрудного кармана валерины права, одел на коротко стриженую голову шапку. Сел на переднее сидение. Тяжело вздохнул - «А ведь и правда, попахивает, да?» Валера посмотрел на меня слезящимися глазами поверх ворота свитера, который натянул на нос; согласно кивнул. «Поехали домой» И мы поехали. Ржавая «Ока» виновато плелась за нами...

В Зеленограде мы свернули к «Танку», памятнику, у которого отмечаются все местные свадьбы. В этот час, разумеется, никого на мощённой площадке не было. Я выпрыгнул из кабины и отодвинул дверь салона. С весёлым стуком вывалилась полосатая палка. В другой ситуации мы посмеялись бы, а теперь я просто забросил её в лес ногой. Выгрузили Борисыча на лавочку. Оказывается, у нас была остановка в Бежецке, пока мы спали, интеллигент позвонил в Москву из почтового отделения, и за начальником цеха должен кто-то приехать. Теперь оба приятеля выглядели просто помятыми, от былой интеллигентности не осталось и следа.

Валера отказался от денег за услуги, но пожелал узнать, какого чёрта мужики не принесли справку о смерти, когда мы в ней так нуждались. Бывший интеллигент что-то промямлил про то, что машина-то Борисыча, а у них только одни мотоциклетные права на двоих. И те — в деревне у Сени. А потом достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо тетрадную страничку в клетку. Валера развернул. Украшенная треугольной печатью для рецептов, посередине листа красовалась кривоватая надпись, сделанная синей шариковой ручкой:

«Предъявленный к осмотру гражданин действительно мертв»