09 01. Внизу 3

   На фотографии вид, с Пятнадцатого поста на Руху.


      Утром какого-то очередного дня нам по радиосвязи сообщили, что операция на Пьявушт закончилась. Сколько дней и ночей наша рота проторчала в стылых, ветреных горах, сказать трудно. Может быть неделю, может быть полторы недели. Следить за календарём на высоте свыше трёх тысяч метров хотелось меньше всего. После того, как наша рота заняла позиции, тела бойцов довольно быстро остыли. На подъёме люди вкалывали, потели и хрипели от натуги. Во время обустройства позиций ворочали камни, кряхтели, обливались пОтом. После того как активная физическая работа была выполнена, люди повалились прямо на голый горный грунт. А куда там ещё можно было повалиться? Там нету ничего, кроме стылого грунта. Бойцы упали, кто где был, их тела быстро потеряли тепло. Осенью в горах очень холодно. А кроме того, засушливо и насчёт жратвы небогато. На холоде, как известно, человеку требуется усиленное питание. Если такового питания не предоставить, то неминуемо настанет этому человеку «гомОн». Жратвы у нас с собой было на трое суток, соответственно, «гомОн» настал практически сразу. Бойцы понимали, что за трое суток операция не завершиться, поэтому экономили продовольствие с самого первого вечера. А значит усиленного питания не получали. Холод, голод и отсутствие воды навалились на нас, доставали за любым укрытием, проникали под любую скалу, забирались в любой СПС. Оказалось, что холод и жажда вовсе не исключают друг друга. Раньше я, в силу молодости и некультурности, полагал, что жажда напрямую связана с жарой. На холодном пыльном, продуваемом горными ветрами хребте я выяснил, что нифигища подобного.  Жажда очень способна возникнуть при самом невероятном холоде. При этом оба трудных для человека ощущения умудряются объединить свои мерзкие усилия и навалиться на бойца, как говорится, всем своим весом, всем, так сказать, салом. У каждого из нас ощущения слились в единое состояние тоски и мрака. Мрак вытеснил из головы все прочие чувства совместно с желанием рассматривать календарь.
Люди на хребте были едва живы. Они пытались прятаться от холода за естественными укрытиями, однако, голая холодная горная порода и ледяной пронизывающий ветер высасывали из людских тел тепло. Бойцы прятались в скалах, лежали в полуживом состоянии, кутались в брезентовые плащ-палатки. Лишь наблюдатели просматривали вверенные им сектора обстрела. Все остальные болтались между сном и явью. Однако, вверенный для обороны участок горного хребта никто не покинул. Любому человеку понятно, что броситься на вражеский танк с гранатой в руке – это героический поступок. А бесконечно долго и нудно выполнять боевой приказ в нечеловеческих условиях, и выполнить его, разве это меньший героизм? Уверяю, что именно в этом заключается каждодневный подвиг солдата.
       После переданной по связи команды наша рота поднялась с позиций, бойцы быстро упаковали военное имущество. Рогачев подал команду начать спуск с хребта на Пятнадцатый пост.
     Что наш полк наоперировал за эти десять или двенадцать дней я не понял. Теперь мне всё понятно, а тогда, в те дни, должность моя была столь невысока и незначительна, что докладывать мне оперативную обстановку не считали необходимым.
Чем моё командование руководствовалось – я не понимаю. Пытались соблюдать секретность? Ну дык после операции могли бы провести политзанятие. Могли бы пояснить чего я на том хребте делал, зачем я голодал-холодал, для чего таскал на гору вещмешок с железом. Без этих политзанятий и разъяснений я местами начинал сомневаться в грамотности моего командования. У меня начинали возникать в голове мысли о том, что для командования я просто серая вошь, на которую можно наложить большую кучу с высокой начальнической колокольни. Поэтому меня загнали в гору как бесплатную рабочую силу и не церемонятся насчёт содержимого моей головы. Я для них примерно, как осёл для душманов. Пинай его, вези на нём боеприпасы и всё будет хорошо.
       После того, как Рогачев скомандовал начать спуск, мы понеслись с хребта вниз по тропе. Тропа зигзагами уходила вниз по серому склону, посыпанному мелкими серыми камешками. Я спускался, созерцал с высоты птичьего полёта пейзаж неимоверной красоты - вид с Пятнадцатого поста на Руху.
 
     Спуск с хребта в районе 15-го поста был крутой, тропа петляла между камней, как наскипедаренный уж петляет между кочками. Периодически мне под башмаки попадала мелкая и немелкая щебёнка. Буквально пальцами ног я ощущал, что вот-вот камешки провернуться под подошвой, и полечу я с горы на своей личной сраке, как бобслеист на салазках. Не то, чтобы мне было страшно. Мне одновременно было и страшно, и радостно, что возвращаемся и дух перехватывало от высоты и от того, что красиво. Все эти эмоции переполняли меня одновременно.
Рота неслась вниз, я почти бежал с горы. Спускаться всегда тяжелее, чем подниматься. Наши (человеческие) мышцы природой рассчитаны на работу по преодолению, а не на работу на уступку. Поэтому сдерживать вес тела и вес вещмешка труднее, чем поднимать его. Было очень тяжело, очко сжималось от страха и от восторга одновременно. Я тяжело дышал, но дышать с каждым десятком секунд становилось легче и легче. Ежеминутно закладывало уши от перепада давления. Скорость спуска гораздо выше скорости подъёма, значит скоро это всё закончится. Почти довольный я петлял вниз, продувал носоглотку, любовался пейзажами и пытался сравнить операцию, которая только что завершилась с прошлой операцией в это ущелье. Когда погибли люди Пазина. Что тогда произошло? Что произошло не так, как на этой операции?
       В прошлый раз душманы обороняли три хребта. Тот, по которому шли мы, тот на котором дали звездюлей Шестой роте (людям Пазина) и тот, который уходит от Семнадцатого поста. Везде оборона душманов включала в себя крупнокалиберный зенитный пулемёт ДШК. На нашем хребте Рогачев со Старцевым при помощи артдивизиона подавили духовские укрепрайоны, наша рота вышла на указанную задачу без потерь. Можно было бы сказать, что без боя, потому что лично я ни в кого не стрелял, рота непосредственно бой не вела. Духам Рогачев вломил с дистанции. А Шестая рота (на прошлой операции) здесь же вступила с духами в ближний бой. Раз лупили в друг-друга трассерами и кидались гранатами, то это значит, что подразделение вступило в очень плотный ближний бой с душманами. Как это могло произойти? Мне представляется только одна ситуация – головной дозор «про@бал вспышку». То есть прошел мимо засады и не заметил её. У душманов Шапка-Невидимка и железные нервы что ли? Залегли-замаскировались, пропустили дозор, оказались между дозором и основными силами роты? А по пятаку получить не страшно было? Духи умышленно, по доброй воле, полезли в окружение? Ерунда полная, так не могло быть.
      Вывод у меня напрашивался только один – Рогачев и Старцев ошибок во время операции не допустили. Поэтому я остался жив. Бежал вниз, любовался невероятным пейзажем, побздёхивал от восторга и продувал слуховое отверстие. А в Шестой роте живы остались не все. Потому что кто-то что-то сделал не так. Кто? Комбат Пазин?
А может старший дозора Саня-гуцул? Он теперь убит. На него проще всего свалить все концы. Он теперь в свою защиту ничего сказать не сможет. Саня-гуцул был командиром гранатомётно-пулемётного взвода. Это самый тяжело вооруженный и самый тяжело нагруженный взвод любой роты. Кто-то додумался такой взвод поставить в дозор. Кто? Вряд ли я теперь об этом узнаю. Вряд ли кто-нибудь признается, что лично он сотворил такую тупость. Гранатомётчики – это сила, ударная мощь роты. Они должны идти под прикрытием пехотинцев. Либо в середине ротной колонны, либо в конце той колонны. Какого хрена гранатомётчиков поставили под первый удар? Они тяжело нагруженные, они шли в полуобморочном состоянии. Если по ним в упор сыпануть из автоматов, то пока они гранатомёты на станки установят, душманы уже отстреляют по одному магазину в 20 патронов и убегут в горы. Зачем Саню-гуцула направили в дозор с его гранатометным взводом? Кто это сделал?
         Всё-таки моей роте свезло с Рогачевым. Прав был Пудин: Рогачев всем нам очень сильно пригодится. Теперь слова Пудина для меня развернулись во всей красе.
      И со Старцевым нашей роте свезло, так свезло. Старцев спуску солдатам не даёт, Старцев требовательный, борзый, резкий. Но, зато мы все живы. Это точно то же самое, что было на Зубе Дракона с Хайретдиновым. Солдаты задрочены, душманы убиты. Лучше так, чем наоборот. Война, как говорится. Стреляли…
         Вниз мы припёрлись почти живыми-здоровыми, почти незадолбанными. Сразу взялись за то, за сё, за всякие привычные мероприятия. Надо было отнести сдать аккумуляторы во Взвод Связи, запихнуть вещмешок под нары. А потом побежать на речку Гуват и воды-воды-воды!!! Отпиться, отсосаться, наглотаться! Плюхать воду во рту, лить себе на рожу, лить на коротко подстриженную башку. За шиворот налить, в пищевод пальцем её проталкивать, когда самотёком перестанет туда заливаться. В жопу бы ещё затолкать, но жопа за спиной, её плохо видно.
       Потом, когда отпился, отглотался, отплескался, потом надо развалиться на берегу Гуватки. Поставить рядом с собой пулемёт на сошке, положить ТРИ ПОЛНЫХ полуторалитровых фляги холодной прозрачной воды. А самому разлечься, как пан, пузо полное воды выкатить. Затем пихнуть в рот кусок сахара-рафинада и цедить через него воду из четвёртой фляги. Я - богач! Я сказочно богат потому что у меня СТОЛЬКО ВОДЫ!!!