Подземный ход

    Незабвенны дни, прожитые на Украине в городе Ахтырка и на хуторе Буймеровка.
  Ахтырка (укр. Охтирка, произносится [охтырка]) – небольшой город на юге Сумской области Украины в центре своеобразного треугольника областных центров – Сумы, Харькова и Полтавы. Город раскинулся на левом берегу одной из голубых жемчужин Украины – реки Ворсклы.  Ахтырка – город казацкой и гусарской славы. Существует несколько версий происхождения названия города. По одной из них, наиболее достоверной, его название происходит от названия одноимённой реки, которая протекает через город. В переводе с тюркского, она значит «ленивая река». По мнению других, название города с того же тюркского, переводится как «место, где устраивают закрому», «белая крепость».        Основали Ахтырку украинские крестьяне-казаки, переселившиеся с Правобережной на Слободскую Украину, название которой идёт от казачьих поселений – слобод. Первое письменное упоминание об Ахтырке относится к 1641 году, когда город вошёл в состав Речи Посполитой. А в 1647 году, согласно Поляновскому договору по акту размежевания границ, Ахтырка отошла к России. В 1655-1658 годах был создан Ахтырский слободской казацкий полк, который просуществовал до 1765 года, когда по приказу Екатерины ІІ все слободские полки были ликвидированы. В 1709 году территория Ахтырского казацкого полка становится ареной ожесточенной борьбы со шведами. Больше ста лет казачий полк боролся против нашествия крымских татар, разделял с русскими войсками горечь поражений и величественную славу побед над турками, татарами, шведами. Позже Ахтырский казачий полк переформирован в гусарский. В нём служили Денис Давыдов, поэт М.Ю. Лермонтов, композитор А.А. Алябьев, декабрист А.З. Муравьёв.
Источник: http://www.calend.ru/travel/1858/

  Иногда мы с мамой жили у Клавдии Игнатьевны - дедушкиной сестры, напротив железнодорожного вокзала. Иногда жили у Стешенко, напротив Зелёного озера, а когда я научился хорошо плавать, мы стали жить на хуторе Буймеровка у тёти Гали
Живя у Зелёного озера, мы, тем не менее, ходили купаться и на Ворсклу в место, которое называлось Дубины. Около этого места был остров, на котором виднелись руины монастыря, разрушенного во время Великой Отечественной Войны.
Свято-Троицкий монастырь   Именно сюда крестным ходом из Покровского собора носили Ахтырскую Чудотворную Икону Божьей Матери.
 
В топографическом описании Слободско-Украинской губернии 1782 г. сказано: «В нем (в монастыре) сад небольшой регулярный, а за оградою другой виноградный». Остатки садов видны и ныне.
В 1787 г. монастырь был закрыт.
В 1842 г. преосвященный Иннокентий снова вошел с прошением о возобновлении обители, и ноября 30 1842 г. последовало высочайшее соизволение на возобновление монастыря в виде общежития с приютом для 25 душ из вдовых священников и диаконов, страждущих увечьем или от преклонности лет.
Монастырь был окружен каменною стеною на протяжении 600 сажень, внутри ее построены три деревянных корпуса и четвертый каменный; за оградою три гостиницы, в соборном храме возобновлен иконостас.
В 20-х годах прошлого века монастырь разграбили и выгнали монахов, там открыли детский городок для беспризорников. Что-то разрушили в 30-х большевики, что-то война. После войны жители села, которое лежит под горой, подчистили все до последнего кирпичика, отстраивали жилье. К 50-м годам от былой роскоши осталась только оборонная колокольня с огромной дырой от артснаряда. А на месте самого монастыря была испытательная площадка завода «Промсвязь».
Еще и теперь остаются пещеры, выкопанные внутри горы, но заваленные камнями во время запустения монастыря. Киевские подвижники пещер и здесь возбуждали иноков подражать дивной труженической жизни их.
Как мне рассказывала мама, после революции в помещениях бывшего Свято-Троицкого монастыря на острове реки Ворсклы, была устроена детская колония для беспризорников, в которой преподавал её отец, а из монастыря в Покровский собор Ахтырки был подземный ход, по которому водили экскурсии.
Конечно, и мне захотелось пройти по этому подземелью.
  Рядом с Покровским собором стояла Введенская церковь, с которой начиналась наша улица Пушкина, на которой мы жили. Я много раз приглядывался к обвалившимся кирпичным аркам, уходящим в подвальные пространства церкви, но эти подвалы никуда не вели. В помещении собора в пятидесятых годах двадцатого века находился продуктовый склад. Естественно, он запирался на висячий амбарный замок. И вот, однажды, во время разгрузки какого-то грузовика мне удалось проникнуть в собор. Когда разгрузка закончилась входные двери заперли, и я смог свободно ходить по всему помещению, заставленному какими-то ящиками и вонючими бочками, с селёдкой или хамсой, в поисках входа в подземелье. Я ничего не нашёл, кроме приставной лестницы на колокольню. Лестница была очень высокая и шаталась. Я взобрался по ней до самого верха и уселся у высокого окна без стёкол, распугав голубей. Прекрасным видом из окна мне пришлось наслаждаться целый день. Хорошо ещё, что только один. К вечеру приехала какая-то подвода за товаром. Прячась за бочками, я прокрался к дверям и пулей вылетел на волю. Опасаясь погони я бежал до самого дома.
Со следующего лета мы стали жить на хуторе Буймеровка. Дядя Иван предоставил в моё распоряжение плоскодонку. Если она была кем-нибудь занята, то я мог брать один из двух его челнов, выдолбленных из ствола дерева. У Ивана был внук, Вовка, на несколько лет младше меня, но он был постоянным моим напарником в рыбалке и путешествиях.
 
Однажды я предложил Вовке доплыть до монастыря и поискать там вход в подземелье. Он, конечно, согласился, и мы стали готовиться к экспедиции. Мы взяли хлеба, спички, катушку ниток и фонарик, удочки и червей, и в одно прекрасное утро отправились в путь.
На месте бывшей мельницы осталась плотина, но мы её обплыли по левому рукаву Ворсклы. Раньше мы никогда не плавали вверх по реке, и поэтому для нас всё было незнакомо и неизвестно. На большой песчаной косе мы увидели гнездовье чаек, и захотели подойти поближе к гнёздам. Очень скоро нам пришлось бежать к лодке, преследуемыми сотнями орущих и гадящих на нас чаек.
Часа через два мы доплыли до острова, на котором стояла полуразрушенная колокольня. Облазив её снизу доверху мы не нашли ничего интересного.
 
А вот пониже её основания мы заметили небольшое полукруглое отверстие на склоне холма, верх которого был выложен кирпичами. В диаметре оно было около метра. Мы, по очереди, пролезли в него и оказались в довольно высоком зальце с кирпичными стенами и таким же потолком. Света было маловато, и мы включили фонарик. С левой и с правой стороны были какие-то тёмные проходы. Мы пошли по правому проходу, и вскоре очутились в таком же зальце. Из него выходило три коридорчика.
Один закончился через несколько метров высокой нишей в стене. Мы вернулись назад и пошли по другому коридорчику. Он вывел нас в новый зальчик, из которого опять выходило три коридорчика.
 Один также, как и предыдущий, закончился через несколько метров высокой нишей в стене. Мы опять вернулись назад и пошли по другому коридорчику. Он вывел нас в новый зальчик, из которого опять выходило три коридорчика.
И так повторилось несколько раз, пока я не заметил на стене ранее виденные надписи. Тут мы поняли, что мы заблудились. Катушка с нитками лежала в кармане, мы совсем забыли про неё, когда забрались в подземелье. Мы, конечно, попытались вспомнить, куда и сколько раз мы поворачивали, но наши воспоминания не сходились. Тогда мы выключили фонарик, и пошли на ощупь из одного зальца в другой в надежде увидеть свет в том зале, куда мы попали с заросшего травой склона холма.
Через какое-то время, часов-то у нас конечно, не было, мы наконец увидели просвет в одном из коридоров. Он нас и вывел в тот зал, с которого началось наше путешествие.
 
Это нас сильно приободрило! Мы закрепили нитку около лаза, и пошли по левому проходу. Он вывел нас в зал, из которого опять было три выхода. Один - закончился нишей, а два других обсыпались и были заложены кирпичами. Пришлось возвращаться на поверхность, так и не пройдя подземным ходом в Ахтырку.
После недолгой рыбалки мы поймали на живца приличную щуку. Среди мусора в развалинах монастыря мы нашли длинный кусок толстой проволоки, на который насадили щуку, и укрепили его над костром. Щука получилась вкуснейшая, с дымком. Жаль только, что у нас не было с собой соли. Этот способ приготовления рыбы я применял и в армейских условиях, но такой вкусной щуки я больше никогда не ел.
Однажды мы с Вовкой поплыли до села Скелька, где жили какие-то родственники, надеясь в пути поохотиться на кабанов, так как у меня была финка, найденная на стоянке туристов, сплавлявшихся по Ворскле. Слава богу, кабаны нам в тот раз не встретились, а то бы я не писал эти строки. Переночевали мы в Журавном у других родственников, и они отговорили нас от дальнейшего путешествия. В итоге мы вернулись домой, не добыв кабана, хотя видели их следы на сырой земле в зарослях орешника.
 
Потом мы видели стаи кабанов, ломящихся через подлесок, и перебегающих с диким топотом лесную дорогу в клубах пыли, и только тогда поняли, что идти на них с финкой – самоубийство!
Самая увлекательная рыбалка у нас с Вовкой была с помощью проволочной петли. Проволока выдёргивалась из многожильного электропровода, и привязывалась к концу полутораметровой палки. Медленно сплавляясь по течению на байдочке, мы внимательно вглядывались в подводный мир. Сквозь прозрачную, как хрусталь, воду видны были, как в аквариуме, проплывавшие под нами большие рыбы и стайки плотвы. Между зарослями водорослей на песчаных полянках головами против течения стояли стайки окуней. Но нас интересовали щурята, стоявшие в засаде между длинными стеблями осоки. Остановив лодку мы медленно подводили к щурёнку палку с петлёй. Он обычно пятился немного назад, как нам казалось, в недоумении. Надев петлю ему на голову мы резко поднимали палку. Щурёнок, пытавшийся избежать опасности, стрелой мчался вперёд, и петля затягивалась уже у него на животе.
Таким способом нам удавалось за день поймать два – три десятка щурят длиной до полуметра. Это было очень спортивно.
 

Когда мы подросли, дед Иван изредка разрешал нам ловить саком. Сак – это снасть, напоминающая хоккейные ворота, обшитые мелкой сетью, с небольшой мотнёй. Двое рыбаков, стоящих в воде по грудь, придерживая сак по краям одной рукой, устанавливают его метрах в двух от берега. В другой руке они держат хрокало. Это - такой длинный шест с жестяным раструбом на конце. Когда этот конец с силой погружают в воду, раздаётся громкое бульканье – хрюканье, и вся живность от берега устремляется на глубину, где их ждёт сак. Несколько раз похрокав вдоль берега, мы поднимали сак, и доставали из мотни всех жителей прибрежных водорослей. Нам попадались и раки, и маленькие черепашата, и большие черепахи, и щуки, и лини, и плотва, и прочая рыбья мелочь. Мы выбирали и складывали в сумки крупную рыбу и раков, а всех остальных выпускали на волю. Пройдя вдоль берега несколько метров мы опять ставили сак и всё повторялось. Через час такой ловли мы возвращались домой с полными сумками рыбы и незабываемыми переживаниями.
А как интересно было ловить окуней на живца! Обычно я, налив воды в кормовой отсек байдочки, ловил на червя полтора десятка пескарей, и запускал их туда плавать. Затем, отплыв от берега и найдя стайку окуней, я подводил к первому в стае окуню живца. Вожак стаи, как правило, не трогал живца и пропускал его внутрь стаи. Ну а там уже какой-нибудь голодный окунь заглатывал бедного пескарика. Следовала подсечка, и начиналась борьба окуня за жизнь. Удочка изгибалась в дугу, лёска резала воду, а моё сердце трепетало от счастья! После вываживания рыбины всё повторялось - насаживался на крючок следующий пескарь и подводился к стае жадных окуней. Иногда он проплывал никем не атакованный, и тогда процесс повторялся. Когда стая успокаивалась, опять находился окушок, желающий подкрепиться, и опять звенела лёска, и рука напрягалась от вырывающегося из неё удилища.
Когда я вечером засыпал в своём сарае, на матрасе набитым соломой, перед моими глазами блестела в лучах солнца вода, зеленела осока и нырял краснопёрый поплавок.

https://www.youtube.com/watch?v=rJLmKbhxnnM