Бусинки мои. О школьных друзьях. Часть 2

Фото автора: На коллаже  фото 1: Слева Валентин, которому адресовано "письмо". Справа мой друг Копчёный. На фото 2: школьный оркестр с участием автора - он по центру с кларнетом. За барабанами - Виталий, герой второй части миниатюры,впоследствии видный в городе кардиохирург; за роялем Владимир Огарков - будущий профессор Белградской консерватории, лауреат международного конкурса Шопена и лауреат конкурса Чайковского.   

Начало: http://www.proza.ru/2019/11/09/758

      
                Дружба… Написал и задумался. Друг – не друг. Близкий – не близкий. Приятель? Товарищ? Каждого из нас по жизни сопровождают близкие люди. Кто они?

                - Вечно ты копаешься, - с досадой ответил на вопрос Копчёный, - вот сидим с тобой, поминаем Вальку, а ты «друг – не друг». Приятель – неприятель. Такой же, как в детстве, чёрт возьми: всё тебе надо классифицировать, разложить по полкам. Скучно всё это. Мы с тобой друзья! Этого достаточно.
 
                - Друзья, конечно, - подумал я, - но друзья детства и юности. Что у нас сейчас  общего, кроме детства – ничего. Профессиональные интересы разошлись, общекультурные то же. Быт, собаки да увлечение фотографией, хотя это тоже не мало… 
                А Валька кто? Он не из нашей компании. Ну, учились в одном классе, а вспомнить нечего, кроме дороги в школу. Почему тогда вспомнил? Потому, что безвременно ушёл из жизни и самому мне под восемьдесят.

                - Помнишь, Вадь, - вернул меня "на землю" Копчёный, - как мы лежали на снежной дороге? Романтики! Я когда поднимался над облаками (Борька лётчик), часто вспоминал те, наши детские картинки!
                - Конечно, помню, но, как это не печально на смену юношескому романтизму неизбежно приходит старческий ревматизм.
                - Ну, что за характер, - с досадой ответил Борис, - опять ты всё испортил! Он замолчал и налил стаканы:
                - А вот Виталик, друг или приятель по твоей классификации? Он же тоже не из нашей компании, но всегда готов был прийти на помощь. Или он тоже товарищ, как Валька?
                - Виталик врач, хирург – клятву давал людям помогать.
                Копчёный вопросительно посмотрел на меня.
                - Да шучу я, Виталий действительно мужик стоящий, приятель во всех отношениях, надёжный, как скала. Ты что всех из нашего класса помянуть хочешь?

                Виталий стал видным кардиохирургом. Отделением заведовал. «Хирург от Бога» - так о нём говорили в городе. Всю жизнь посвятил сердцам людей, а сам умер от повторного инфаркта.
                За неделю до смерти пришёл ко мне на работу:
                - Выпить есть что? – спросил Виталик угрюмо уже с порога кабинета.
                -Тебе нельзя, меня, Мария Николаевна предупреждала…
                - Мне почти шестьдесят, а мама за мной, как за ребёнком! К чёрту всё, устал. Сегодня полез к себе в холодильник, а мои всё убрали, подчистую. Пинкертоны, следят за мной, всей ординаторской. Не хуже матери. Все бутылки попрятали. А я четыре часа у стола простоял – сложный случай, да к тебе почти час добирался. За дорогу развилась острая алкогольная недостаточность, мне расслабиться нужно. Наливай по половинке.
                Выпили. Виталий оживился:
                - Я в среду машину получаю, шестёрку! Десять лет собирал, да очередь ждал. Наконец. Поедем вместе, из меня водитель так себе, только права получил. Выбрать поможешь.

                В советское время врачей благодарили пакетами со спиртным, цветами и продуктами. Таксу, как сейчас, не устанавливали и никого не «раздевали». На Мерседесах не ездили, зато бесплатно лечить умели. Однако, частенько появлялась зависимость от спиртного, особенно у хирургов.  У Виталия в кабинете коньяком были забиты шкафы и холодильник.

                Получили мы с ним машину. Какую хотел: цвет спелой вишни. Приехали домой, машину во двор, сами за стол. Мама пельменей наделала. Вкусно готовила, Мария Николаевна.
                А в понедельник встретил её в чёрном платочке. Виталик нагнулся с тряпкой над ведром и упал: хотел машину вымыть. Ему бы жить да жить: до шестидесяти год не дотянул.

                Полгорода на похороны пришло. С тех пор я машину не мою. Жена трудится и поругивает, мол, хитрожёлтый больно (она изящно выражается, не мне чета), а я ни-ни. Тряпку не рукой ни ногой! Грязь на езду не влияет! Живей буду. Инфаркт уже был!

                Редеет наше послевоенное племя. Всё новые и новые лица на улицах Лесного, не как  раньше: «здрасьте, здрастье, привет!»… Где вы Факир, Север, Кроха, Керя, Момадыр, Туз, Голова, Ахмед, Огрызок, Яшка? А в ответ тишина. Не стоит возвращаться в прошлое – там никого нет.

                Мы с Борькой старожилы. Копчёным здоров, как бык, только зубов нет. Лётчик-вертолётчик. Подполковник в запасе. Жёсткие чёрные волосы покрылись «пеплом», но всё такой же деятельный, мастеровой и беспокойный. Три дочери! Куча внуков, две лайки в вольере и вороватый толстый рыжий кот Чубайс.  Тащит всё подряд. Из кипящего борща мясо стянул. Лапу пожёг, а «кусмяку» говядины вытащил!
                Борькина мать, глубокая старушка, тётя Ася по-прежнему меня любит и  ласково зовёт Вадичком. У неё редкая и необъяснимая для меня потеря памяти: она не узнаёт сына.
                Пытался её разубедить, но она упорно называет его дядькой:
                - Знаешь, Вадичек, мне легче стало, когда этот дядька приехал. Он добрый. Кормит меня и жалеет. Пуховый платок подарил. Хороший дядька, я его люблю.

                - Тётя Ася, он не дядька, - пытаюсь убедить её,  это ваш сын Боря. Он заботится о вас.
                - Нет, Вадичек, Боря летает… В Венгрии, потом в Германии, а сейчас на Дальнем Востоке. Деньги мне присылает. Вот и ты меня не забываешь, гостинец принёс!
                Что удивительно: Борька действительно там служил. Как  она это помнит? Сына не узнаёт, а все места его службы знает досконально. Показывает его письма и открытки.

                В детстве мы с Копчёным были «не разлей вода». Друг за друга горой. Однако дороги разошлись. У него военное училище, служба, у меня институт, работа… Разная жизнь, разные интересы и хоть с Борькой мы до сих пор близки, но встречаемся редко.
 
                А почему я вдруг пишу именно тебе, Валька? Не знаю… Может потому, что Копчёного рядом нет, а сам в больнице «отдыхаю» – вот и вспомнил. Грустно в нашем отделении: ходят в поясах, ножками семеня, как солисты ансамбля "Берёзка" - юбки не колышаться, а кто и ходунки освоил, коляски... Вот обстановка и навевает.  Пишу в никуда. Кому нужны мои мысли, воспоминания? Никому.
                Дачный сезон окончен, во дворе городской квартиры скамейка возле песочницы и, как говорится, «привет любимые грабли». Нет, нет, вы не ошиблись, это опять я!
                А как выпадет снег и обледенеет, придётся дома сидеть. Всю зиму.

                Пишу - дело привычное. Не писать не могу. Не писать – значит лишить себя общения, а без него какая жизнь? Старость — это когда знаешь всё на свете, но никто тебя не спрашивает. Сижу.


                Супруга, конечно… Вот она точно друг. И верная подруга на сайте советует больше с женой беседовать, но бабушка треть дня болтает по телефону с подругами. То сидя в кресле, то лёжа на диване. Хохочет, заливается. Меня на этот праздник жизни никто не приглашает, да и по телефону я болтать не люблю.
                Давно во времена событий в Чили в газете напечатали фото президента Сальвадора Альенде в белом костюме с телефонной трубкой. Вот и проболтал он своё президентство по телефону, а ему бы в Ростов двигать! Так я бабушку  часто Сальвадорой называю, когда по телефону болтает. Обижается, конечно, но болтать продолжает - ей Ростов не нужен! Подруги новости сообщают по скидкам в супермаркетах. А ещё шьёт чего-то, чистит-блистит - ей некогда, не до моих рассказов. Говорит, что за пятьдесят восемь лет надоел своими историями, как горькая редька.  Теперь будет читать только новое. Так, что всё у нас впереди – это и тревожит!

Окончание: http://proza.ru/2019/11/14/630