Ох и прокатился!

Когда мне было шестнадцать лет, у меня был друг-тезка Чапа, его тоже звали Володька. Чапа, это его фамилия, взял меня с собой в деревню отдыхать, в Даниловку. Сам он был коренастым, белобрысым мальчуганом. Шепелявил, правда, маленько.

 

Я никогда раньше не ездил на лошадях и никогда не думал, что буду на них ездить. Мне даже в голову это не приходило. Вот Чапа и говорит:

 

- На вечерней зорьке пойдем на лошадях покататься.

 

- А где ты видишь здесь лошадей? За яблоками мы лазили. Коровник и свинарник чистили. Но лошадей я у тебя здесь не видел.

 

- Увидишь.

 

Он тут же что-то сделал из веревок и говорит:

 

- Айда.

 

Когда вышли за околицу, там собралось человек девять. И мы друг за другом гучечком ломанулись на берег реки. А там на мост. Перешли мост.

 

- И что интересно, тихо, - сказал Чапа, - это чужой район. Если чё, рви когти, плавать умеешь, плыви на тот берег.

 

Я молча мотнул головой. Смотрел, что они будут делать дальше. Они исчезли в траве и появились среди коней, которые как раз пили воду. Послышался слабый вскрик, настала тишина. Ни одна лошадь не заржала. Потом услышал топот.

 

- Чира, иди сюда! - услышал оклик.

 

Думал Чапа меня зовет. Я пошел на голос. Стоит Чапа, в руках у него веревка, типа узды, накинутая на лошадь.

 

- Забирайся!

 

- Куда?

 

- Куда-куда, на лошадь! Поехали!

 

- А как?

 

- Как-как! - расхохотались мальчишки.

 

- Да вот так!

 

Мальшишки лихо вскочили на своих лошадей. Я пытался забраться на лошадь, но никак не получалось, хотел сзади зайти. Мне сказали:

 

- Не взумай! Будешь так лететь-пердеть!

 

Заехали с двух сторон и затащили меня на лошадь. Я кое-как уселся.

 

- Дуй за нами! - сказали они и поскакали вперед, один Чапа со мной остался.

 

Ага щас! То ли лошадь дура, то ли я дурак. Как бы я не нукал, она стояла как вкопанная. Все ускакали, а она стояла, как вкопанная.

 

- Ты в уши подуй, погладь!

 

Я подул, погладил и уши потянул по его совету. Он надо мной издевался и хохотал.

 

- Ну ладно, скажу один секрет, - дает хворостину. - Подымаешь ее вверх, закрываешь глаза, за веревку крепко держишься, прижимаешься к гриве, а хворостиной на отмашь как дай и она пойдет туда, куда ты хочешь, понял? Животное надо приучать, - сказал Чапа.

 

Я взял хворостину, крепко взялся за веревку, почти лег на гриву, размахнулся, как хлобыстнул, закрыв глаза! Как она понеслась! Да без седла, чуть яйца не отбил! Бросил веревку, ухватился за шею лошади. Кричу: «Мама!» А она несется, ногами пытаюсь за нее держаться, задницей бьюсь об ее круп, съезжаю потихоньку. Она несется и несется, ухватиться не за что. Только воздух хватать, да про себя материться: «Выживу я, Чапа, прибью тебя лично!»

 

Не знаю, куда я ускакал и как долго это продолжалось. Вдруг лошадь встает, как вкопанная, и я, как ворона, только и успел каркнуть задней частью своего тела, да так громко, что сам удивился, пока летел!

 

То что землю пропахал, не страшно, ведь ничего не сломал, так как приземлился я на пашню, земля была как пух, рот был полон землицы. Плевался и матился я долго!

 

- Ну что, наездник, как прокатился, понравилось? - услышал я голос Чапы.

 

- Убью падлюгу! - сказал я. - Слезай с лошади, подойди, я тебе объясню! - сказал я, сжав кулаки.

 

- Ага, расписался, сечас, расписался, мне еще сыть охота, - прошепелявил Чапа.

 

- Сыть, сыть ему охота, гадёныш! - злость пропала, что я могу ему сделать, друг ведь. Отряхнулся и пошел.

 

Как ни странно, лошадь стояла, он держал ее за веревку.

 

- Ну чё, поедешь еще?

 

- Не, я уже наездился. Яйца, жопа и рожа болят!

 

- Зря, а до дому далеко. Тем более, мы на чужой территории и кони чужие. Так что смываться надо.

 

Покряхтел-покряхтел, подумал, что надо забираться, но не на эту лошадь, а позади Чапы. Ухватился я за него и поскакали.

 

Как он держался на лошади, хрен его знает. Ну как влитой! Меня же подбрасывало, как мешок с картошкой. Я так ничего не мог ему сказать, я бы зубы отбил и язык бы откусил.

 

Вернулись домой. Куда лошади делись, не знаю. Но мое знакомство с лошадью и катание на ней мне запомнились на всю жизнь. И когда мы встречаемся с Чапой, этот момент мы вспоминаем и хохочем до упаду!