Фотография

Эта история случилась во второй половине двадцатого столетия, а если точнее, в 1982 году. Руководство Центрального комитета профсоюза работников культуры решило провести в Новосибирске для руководителей отделов и рядовых сотрудников республиканских и областных профсоюзов семинар-совещание.
Для нас, относительно молодых, к коим я отношу тридцатилетних, ещё жаждущих экстрима и новых впечатлений, подобные  поездки окрашивали прозу рабочих дней, добавляли в обыденную жизнь чиновника несколько капель поэзии, а потому, мы с особым наслаждением рвались в эти командировки.
И так, съехались в городе Новосибирск с полсотни молодых людей со всего Союза. Собрались в указанной гостинице, разместились, и принялись знакомиться. Не успел я расположиться, как в дверь постучали, в комнату, не дожидаясь приглашения вошёл, как потом выяснилось, мой коллега из Грузии.
- Дарагой мой, я давно ждал этой встречи, - вскричал он, - ты представляешь у моего брата есть друг армэнин, они так крепко дружат, что я ему всегда завидавал. Теперь и у меня будэт друг- армэнин.
Он подошел, крепко сжал мою руку и потянул к себе, в свой номер, дверь оказалась распахнутой настежь и, заставленный продуктами стол, казалось, с нетерпением ждал дорогого гостя из Армении.
- Меня зовут Эдуард, а фамилия Багратиони… Да, да, он мой прапрапрадед, мы все такие воинственные. Я даже похож на него, то что рисуют, всякие картинки, это неправда, он точь-точь такой как я. В нашем древнем роду все мы свято храним его образ. Даже, мой дед говорил, - ”Ты очень похож на великого предка”. В армии я уже через полгода сержантом стал, три лычки имел.
Наконец он остановился, и я поспешил назвать себя, так как не было уверенности в том, что он вновь не заговорит и неизвестно когда остановится.
- Ваагн.
- А я Эдуард, давай садысь.
И легко орудуя острым ножом, отрезал ломтик бастурмы, насадил на вилку и протянул мне.
Так началась наша дружба.  На занятиях сидели рядом, всё свободное время проводили вместе. Но с третьего дня, он по вечерам стал пропадать.
Вскоре выяснилось, что ему приглянулась кокетка из Омска Светлана Островская, полногрудая высокая красавица. К слову сказать на полголовы выше Эдуарда, но это нисколько не смущало его. По вечерам они занимали один из углов многочисленных коридоров гостиницы и вели, судя по всему, увлекательную беседу, расходились далеко за полночь. Эдуард  делал робкие попытки затянуть её к себе в комнату, и уже в другой атмосфере продолжать романтическое общение, но Светлана оказалась стойкой девушкой, её больше устраивал простор и коридорный свежий воздух. Коллеги, посмеиваясь, шушукались, - Эдуард в Тбилиси, точно, не один отправится.
Уже в последний день за завтраком Светлана подошла к нашему столу и протянула мне свою визитку.
- Ваагн, вдруг окажетесь в наших краях, будет кому позвонить,- весело произнесла она, не обращая внимания на приунывшего Эдуарда.
И я тоже, изливаясь в чувствах благодарности, как подобает истинному джентльмену, предложил ей свою визитку, не очень-то представляя, как мой номер телефона может понадобиться жительнице Омска. Но вслух заверил, преданно глядя в её удивительной глубины голубые глаза, мол если она окажется в Ереване, то может полностью на меня рассчитывать.
Её взволнованный голос из телефонной трубки, из далёкого Омска, тем не менее обескуражил меня. Я отвечал на расспросы, о моём здоровье, о житье-бытье невпопад, пребывая в полном недоумении, пока Светлана не перешла к конкретному разговору.
В те времена особой популярностью пользовалась армянская обувь фирмы “Масис”, вот они с подругой и решили подзаработать, приехать в Ереван за обувью. Напросилась в гости. Я не задумываясь ответил согласием, только попросил, хотя бы за неделю сообщить о приезде.
Тянуло позвонить в Тбилиси и обрадовать Эдуарда, но отказался от этой затеи, так как знал, что они не общаются, да и поймёт ли тот правильно, не был уверен. А вдруг устроит сцену ревности?
Через несколько дней новый звонок из Омска, Светлана, не растягивая разговор, сообщила дату прилёта в Ереван. Я в тот же день забронировал номер в гостинице, договорился с частными предпринимателями-обувщиками, чтобы они спустили и без того низкие цены, привлекающие любителей поиметь с этого выгоду со всего Советского Союза.
Встретил девушек в аэропорту с букетиком цветов. Помог разместиться в гостинице.
Они остались довольны, моим приёмом. В первый же день, не особо торгуясь, мои гости накупили несколько мешков обуви и оставшиеся два дня, пребывая в хорошем настроении, провели в своё удовольствие посещая музеи и просто прогуливаясь по улицам красивого южного города, иногда в моём сопровождении. Уже перед отлётом, увидев на улице фотографа с обезьянкой, решили сфотографироваться на память, но от обезьянки отказались, заменили её моей персоной.
Через несколько дней я получил фотографии и отправил в Омск по почте, сохранив одну для себя.
Здесь я вынужден поставить точку и познакомить читателя с одной особенностью, имеющей место в нашем коллективе, потому как это связано с дальнейшим повествованием. Наша секретарша, лучезарная девушка по имени Лусинэ, пользуясь особым отношением остальных членов коллектива к её мини-юбке со стройными ножками, порхала между кабинетами как бабочка, и вносила в общий интерьер каждого кабинета изменения по своему вкусу. Переставляла цветочные горшки, меняла местами карты и картины, иногда сдвигала с места и рабочие столы, и никто не смел ей перечить; смеясь и подшучивая принимали её “указания”. Распоряжалась и моим рабочим столом, время от времени передвигая телефоны, убирая папки, выуживая из нижнего выдвижного ящика  приглянувшуюся ей фотографию и выставляя её напоказ.
Я, погруженный в свои мысли и дела, не всегда замечал эти изменения, вернее не обращал внимания.
А теперь продолжу рассказ, и мы вернемся к моему грузинскому другу. Расставшись в Новосибирске, мы не порвали наши отношения, созванивались, при возможности посылали друг другу подарки, в моем холодильнике не переводились грузинские деликатесы, за что я ему был очень благодарен. Я надеюсь, и мои посылки воспринимались адекватно с его стороны. Передавали при случае приветы и пожелания здравствовать и не болеть.
Однажды, спустя несколько лет, он позвонил мне и возбуждённым и радостным голосом заявил, что пора наконец-то нам встретиться и что он вместе со своими друзьями, намеревается приехать в Ереван.
Армяно-грузинская встреча, как писали бы журналисты в своих передовицах, если бы оказались с нами за одним столом, прошла в тёплой и дружеской обстановке.
Прямо с аэропорта, ещё до гостиницы, лица кавказской национальности заехали в придорожный ресторан, запах шашлыка которого не просто пьянил, а с ума сводил голодные желудки. Пили много, чередуя армянский и грузинский коньяк, который мои дальновидные гости привезли с собой.
Львиная доля тостов посвящалась, и это естественно, нашей дружбе с Эдуардом, искренней и бескорыстной, что, впрочем, соответствовало истине. Если возьмусь восстанавливать по памяти произнесённые тосты, то рассказ превратиться в повесть, что в мои планы никак не входит, поэтому ограничусь только этим замечанием.
До гостиницы добрались уже далеко за полночь. В следующие дни мои гости отправились колесить по Армении, а по вечерам опять встречались и вновь шашлыки, тосты, армянский и грузинский коньяки.( Указываю армянский коньяк первым исключительно ссылаясь   на русский алфавит.)
В последний день мои грузинские друзья решили посетить меня на работе, познакомиться с моими коллегами. В небольшом кабинете сгрудилось много народу, гости, перебивая друг друга, с упоением рассказывали работникам нашей организации, какой хороший у них коллега, а мои сотоварищи, чтобы не ударить в грязь лицом, рассказывали "пришельцам", какой замечательный у них коллега.
Но я обратил внимание на Эдуарда, он, переступив порог моего кабинета, как-то сник, замкнулся, улыбка исчезла с его лица. Стараясь избегать моего взгляда, он сосредоточенно рассматривал книги на книжной полке. Затем заинтересовался графиком проведения мероприятий и надолго застрял в нём.
“Ему не терпится уйти”, - с горечью подумал я, глядя на его мрачное лицо,-
неужели все застольные лобызания являлись лишь следствием алкогольного опьянения и спонтанного ажиотажа? Не хотелось бы в это верить.
Его мрачное настроение не могли не заметить и его друзья. Они почувствовали себя неловко, бросали вопросительные и укоряющие взгляды на Эдуарда, пытаясь осадить его и сгладить неловкую ситуацию, но он оставался твёрд и непреклонен в своём решении не менять показушно-задумчивого и мрачного образа.
Уже внизу, у автомобиля, Эдуард, не прощаясь, первым юркнул в салон и забрался подальше на заднее сиденье, чем окончательно испортил настроение и мне и своим друзьям. Они стушевались и укоротив “церемонию прощания”, торопливо расселись по своим местам. Дружно, но кисло улыбаясь, помахали мне ручкой. Автомобиль резко отъехал, обдав меня выхлопными газами горькой досады, приютившейся в грудной клетке каждого героя этого рассказа.
Постоял я, озадаченный странным поведением Эдуарда, и вернулся в здание профсоюзов. Медленно, останавливаясь на каждой ступеньке, с тяжелым сердцем поднимался я по лестнице на третий этаж.
“Что и говорить, - думал я, - настроение хуже некуда. А как хорошо начиналось. Понять бы ещё что произошло? Почему он так поступил?”
Я прокручивал в голове все перипетии встречи, в поисках возможной причины, резкой смены настроения Эдуарда, но не находил.
Открыл дверь кабинета, зашёл и первое, что бросилось в глаза - фотография над моим рабочим столом на стене, которую на сей раз выбрала Лусинэ для всеобщего обозрения. На фото я в окружении девушек, они трепетно прижимаются ко мне, а у меня рот до ушей, весь сияю. И по правую руку от меня не кто нибудь, а та самая Светлана Островская, девушка из Омска, которую с таким упоением ласкал в своих мечтах мой, теперь уже бывший друг, Эдуард Багратиони, прапраправнук великого русского полководца.