Не моя любовь

        Как обычно, легкомысленно болтая и смеясь, мы с Людмилой спустились по ступенькам в фойе механического института. Мое сердце было свободно, а моя голова на ходу придумывала всякую "всячину", лишь бы рассмешить Людмилу. У нее была обворожительная улыбка, которая вдохновляла меня на новые шутки и остроты. И уж  берегись, кто попадался мне на язычок. С Людмилой нас связывала дружба по работе в ИНИТИ, а теперь и по учебе в институте.
        По обе стороны между колоннами тянулась раздевалка, смотрящая в проход зеркалами. Как всегда здесь толпилось много студентов: дневников, вечерников и заочников, и гомон от их разговоров напоминал птичий базар. Они бурно обсуждали свои проблемы, раздеваясь на ходу и растекаясь по аудиториям.
В конце раздевалки  стоял молодой человек, издалека бросаясь в глаза своим ростом и гладко уложенными на косой пробор чёрными блестящими волосами, перекликающимися по цвету с изящными небольшими усиками.
       - Люд! Смотри, какой набриалиненный - сказала я, и мы в очередной раз рассмеялись, проходя мимо и глядя прямо на молодого человека. Вдруг он подал знак рукой подойти. От неожиданности я испугалась и в первый момент остановилась в нерешительности.
       - Ну вот - подумала я - досмеялась, сейчас будет тебе "на орехи" за "набриалиненного". Но в следующий момент, уже приободрившись и, сказав Людмиле - "Жди!", - уверенно подошла. 
       - Сколько у вас сегодня пар? - поинтересовался без предисловий молодой человек.
       - Одна, а что?- удивленно спросила я.
       - Буду ждать Вас после первой пары у выхода - сказал он.
       - Ждите - беспечно бросила я на ходу, уже догоняя Людмилку, и мы опять рассмеялись.
Сережа оказался немногословным и застенчивым, несмотря на внешний лоск.
       - Вот идут две колонны - думала я, глядя на нас со стороны глазами прохожих. Ростом нас Бог не обидел. Разговор не клеился и был какой-то нескладный.От Сергея я узнала, что в прошлом году он в первый раз увидел меня в коридоре нового корпуса механического института с группой абитуриентов, сдававших экзамены, но подойти не решился. Потом он пытался меня разыскать, но поиски не увенчались успехом. В институт поступить ему не удалось, так как стало известно, что один из экзаменов за него сдавал брат. Нынче Сергей снова сдавал экзамены и поступил. Теперь он иногда стоял в фойе, поглядывая по сторонам с надеждой встретить ту, которая так бесследно исчезла на целый год. Мне со своей стороны тоже было интересно постигать человека нового с его своеобразной манерой изъясняться, рассуждать и двигаться.
       - Это хорошо - думала я, - значит, есть во мне  какая-то изюминка, которая обращает на себя внимание, да еще так надолго западает в душу. Наши встречи стали повторяться каждый день. И с каждым днем я ощущала, что удаляюсь от него без видимых на то причин, даже не приблизившись. Все в нем было для меня чужим, и, удовлетворив первоначальное любопытство, меня больше не посещало желание продолжать наше знакомство.
       Тем не менее, когда он пригласил меня к себе домой, что говорило о его доверительном отношении  ко мне, я, идя на поводу своего женского любопытства, все-таки согласилась. Дом в центре города у старой телевышки, квартира старой планировки, высокие потолки, большие комнаты, добротная мебель и в придачу ко всему большой сибирский кот.
      - Будь с ним поосторожнее, - предупредил Сергей - он у нас иногда кусается.
Но кота, как и меня, иногда одолевало любопытство и мы быстро, хотя и с некоторым недоверием, нашли "общий язык". Он терся о мои ноги, а я поглаживала его по пушистой шерстке. Сережа смотрел на нас с умилением и был доволен, что обошлось без грубого вмешательства в наши внутренние дела.
Осматривая квартиру, я подумала: "Заманчивая перспектива быть женой сына главного инженера". Родители в это время были в длительной заграничной командировке. За квартирой приглядывала Сережина тетка, изредка проходившая мимо комнаты, где мы сидели на массивном кожаном диване. По телевизору шел футбол, и я с тоской в душе сидела, устремив глаза в телевизор и делая вид, что мне  интересно. Это оттого, что я безумно боялась встретиться с Сережкиными глазами. А он смотрел на меня своими черными блестящими бусинами и словно на что-то хотел и не мог решиться. Вдруг он робко поцеловал меня в щеку, и я резко встала, сказав, что мне пора домой. Он был моложе меня на три года.
        Каждый день он аккуратно ждал меня у дверей института, и каждый день я думала, что надо объясниться, пока отношения не зашли слишком далеко, потом будет еще сложнее. Но как это сделать поделикатнее, ведь он смотрит на меня такими влюбленными глазами. Я чувствовала, что с каждым днем он все сильнее привязывается ко мне, а я веду нечестную игру и не знаю, как теперь из нее выйти. Если бы я была ему безразлична, все было бы гораздо проще.
        Мы шли по улице Ленина, вдоль трамвайной линии, держась за руки и ведя никчемный разговор. Был темный зимний вечер, летел легкий снежок, поблескивая яркими звездочками под лучами фонарей. Трамваи торопливо пробегали навстречу друг другу. Наступила пауза, как будто каждый из нас готовился к какому-то поступку, и напряжение передавалось друг другу.
       - Теперь или никогда - подумала я. Но Сергей опередил меня - взял за руки, развернул к себе и решительно сказал:
       - Я люблю тебя, Света!
Первый раз в жизни услышала я эти слова по отношению к себе. Я про них читала, слышала в кино, много раз представляла, как мне их скажут, и все-таки они застали меня врасплох. Ах, как жаль, такие волнующие слова и вдруг от Сережки. Так не во время, так нелепо и от всей души! Я видела, что он не врет. Он и в самом деле верит в то, что говорит. Я рассмеялась.
       -  Это очень смешно? - спросил он.
       -  Нет - ответила я - просто неожиданно, ведь прошел всего какой-то месяц нашего знакомства.
Придя домой, я приняла решение объясниться с Сергеем. После такого признания не так-то просто ответить: "А я тебя не люблю". Банальная ситуация. Хорошо, что он не знает моего адреса. Придется не ходить на занятия -  благо, что на заочном отделении это возможно. Трусливое решение, но в данный момент я больше ничего не могла придумать. Может со временем все как-нибудь само - собой рассосется. Стала заниматься дома, писать контрольные. Прошло две недели. Для таких отношений срок немалый.
С бьющимся сердцем я вошла в институт, чтобы сдать в деканат свои работы. Главное проскочить фойе. Озираясь по сторонам, разделась, сдала пальто. Сергея нигде не было видно. Теперь осталось только завернуть за угол, а там по первому этажу на второй в деканат. Время было на пределе, прозвенел звонок. Последние студенты убегали на занятия, и у меня отлегло от души. Я решительно свернула за угол и ... "О,  ужас!", лицом к лицу столкнулась с Сережкой, который как будь-то разгадав мои намерения, занял стратегическую позицию за углом. Мне казалось, что сейчас ударит молния и гром упреков обрушиться на мою голову. А он улыбнулся такой обезоруживающей улыбкой, в которой было все: прощение, надежда и любовь. Оказывается, он уже несколько дней караулит меня в институте, узнал все аудитории, где проходили наши занятия, и даже адрес, как выяснилось в последствии. Счастливая улыбка соскочила с его лица и, выражение мольбы и отчаяния сменило ее.
       - Меня забирают в армию, придешь провожать? - на одном дыхании выпалил он. Я облегченно вздохнула и согласилась. Вот он выход - армия. Все складывается само - собой. По тому, как быстро я согласилась, он не поверил, что я приду, решил, что я опять обману.
       - Поклянись - потребовал он. Я готова была пообещать ему все, что угодно, предвидя близкую развязку наших отношений. И все-таки, накануне "провожанок" он пришел ко мне домой.
Во дворе залаяла собака. Я тогда жили на Восточном поселке в угловом доме с высоким крыльцом. Мама сообщила мне, что у калитки меня ждут два молодых человека. Один из них был Сережа. Он снова взял с меня слово, что я приду, и попросил взять с собой подружку.
И вот в положенный день в условленный час мы с подругой пришли к Сереже. Он был очень обходительным кавалером, помог нам раздеться и проводил в большую комнату. Был накрыт стол. На столе стояло шампанское, разные блюда и такие дорогие по тем временам шоколадные конфеты трюфели. Ребята подходили друг за другом, и скоро комната наполнилась в основном мужскими, а точнее юношескими голосами. В восемнадцать лет еще мало у кого были девушки. Сережа меня, как старую знакомую, попросил по-хозяйски помочь тетке. Тетя не оказывала мне особых знаков внимания, да и я не претендовала на них. Зато Сережка не выпускал моих рук из своих. У него было такое глупое и счастливое лицо. А мне было противно от того, что я не могу ответить ему взаимностью и смущенно и жеманно увертывалась от всевозможных знаков внимания. Потом мы танцевали. Я не помню, что делали ребята и девчонки, только помню, что мы с Сережей танцевали все танцы подряд, медленно передвигая ногами. Он держал меня близко-близко, гладил и целовал мои волосы и приговаривал: "Света, Света". Кода музыка закончилась, он утащил меня на лестничную площадку и стал страстно целовать, по - мальчишески неумело, больно затягивая мои губы. Мне хотелось плакать от отчаяния, и я все повторяла: "Не надо, Сережа, не надо!". Что делать, ведь он уходит в армию, а там всякое случается, и я бы себе не простила, если бы в такой момент не пришла на проводы.
Был мороз, а он в черных "корочках" пошел меня провожать. Я больше всего боялась, что он начнет меня уговаривать писать письма, которые все-таки вселяют надежду и к чему-то обязывают. Сережа, не подозревая о моих мыслях, под впечатлением последнего, свободного вечера, выпитого шампанского и хорошего настроения, светился как фонарь, и всю дорогу  прижимал меня, как самое дорогое существо на свете. И вот наступил самый решительный момент. Когда мы подошли к дому, я вспомнила слова из песни:
       - Вы служите, мы вас подождем!- Он поправил: " ...мы замуж пойдем". Я ответила, что так тоже бывает. Тогда он взял мои руки, прижал их к губам и сказал:
       - Я тебя очень люблю и прошу - не выходи без меня замуж. Я вернусь и женюсь на тебе. Пиши мне, пожалуйста! И тут я произнесла приговор, который уже давно готов был сорваться с моих губ:
       - Сережа! Не обижайся! Я не буду тебе писать, чтобы ни в чем тебя не обнадеживать. Я не могу тебя обманывать и не могу быть тебе больше друга. Он помрачнел, не ожидая такого поворота дела, сдержал в горле давящий комок, чувствуя, как рушатся его надежды.
       - Хорошо, я не буду тебе писать. Ты свободна - подавленным голосом сказал он.
Ровно год от него не было никаких известий. Воспоминания о нем отдавались в душе тяжелой болью. Меня по началу мучила совесть, что я с таким тяжелым сердцем проводила человека в армию. Но жизнь берет свое, и постепенно другие события вытеснили мои мысли о Сереже. Ведь год в этом возрасте значит много.
        И вот я невеста и через день моя свадьба. Вдруг приходит открытка с праздником Великого Октября без обратного адреса и имени. Но я ни минуты не сомневалась, что это от него. Видимо там, далеко, он почувствовал своим сердцем, что решается моя и его судьба. Предчувствия и надежда заставили послать его следом еще одну открытку с тем же праздником, но уже с обратным адресом. Увы! Ни он, ни я уже не в силах были отвести тот "дамоклов меч", который завис над моей головой. Я выпросила у жениха согласие на единственное и последнее письмо, в котором были всего две строчки: "Не пиши мне по этому адресу по причине, о которой ты и сам догадаешься".
       Но это был не конец. И через год Сережа снова ждал меня у дверей института. Увидев его, я растерялась и не знала как повести себя: проскочить, сделав вид, что не заметила или сухо поздороваться и пройти мимо. Возмужавший, повзрослевший - он смотрел на меня, будто говорил: "Не вели казнить, вели слово молвить". А вслух сказал:
       - Здравствуй, я пришел, чтобы увидеть тебя. Еще никого не видел: ни родителей, ни друзей, бросил вещи и сразу сюда. Я ни на один день не забывал о тебе.
       - Это невозможно, я замужем, у меня ребенок - смущенно оправдывалась я.
       - Я догадывался, но все равно каждый день буду тебя встречать.
Личная жизнь моя не сложилась, дело близилось к разводу, и от мужа можно было ожидать любых глупостей, поэтому я попросила Сережу не докучать мне своим вниманием. И, тем не менее, его появление добавило мне сил на этом тяжелом отрезке моего жизненного пути. Я любима! Обо мне думают, меня ценят - какое это счастье на фоне всех моих бед и слез. Жизнь все туже затягивала гайки  в моей голове. Сначала развод. Потом в растрепанных чувствах сдавала математику. В результате всех этих головоломок и перетрубаций осталось два долговых экзамена. Я боролась, как могла: недосыпала по ночам, делая курсовые работы вперемешку с разводом и болезнями сына. Но секретарша в деканате одним росчерком пера вычеркнула меня в журнале успеваемости студентов в то время, как я уже принесла готовый курсовой проект. Эта старая накрашенная кукла (с рыжими пружинками на голове и в вульгарном  декольтированном платье, с десятиклассным образованием, занимающая это место только благодаря своему мужу профессору), видимо решила сыграть на руку моей свекрови, в свое время снабжавшей ее дефицитными лекарствами. Я предприняла попытку поговорить с ней, как женщина с женщиной, пытаясь объяснить ей, что я договорилась с деканом о сдаче задолженностей, что у меня на руках полугодовалый ребенок, что осталось всего-то два экзамена.
        - Тут не пансион милосердия - оборвала она все попытки объясниться.
Я стояла в коридоре института на втором этаже у окна в обнимку с "курсовым" и слезы градом катились из моих глаз. Казалось, что жизнь моя оборвалась.  Я ненавидела весь мир и только Сережина любовь ко мне пыталась хоть как-нибудь уравновесить чашу весов моей не сложившейся жизни. Мне нужна была хоть какая-нибудь поддержка. Я бродила по улицам, опустошенная своими бедами, в надежде встретить его. Но встречи не получилось и я, переполненная чувствами, выплеснулась в стихи:
         Я не знаю, зачем ты мне нужен, но тебя целый день я искала,
         Может быть, ты недавно стал мужем, и тебе безразличной я стала.

         Было время, когда ты был рядом, но в то время ты не был мне нужен.
         Я была твоим встречам не рада, потому что не ладила с мужем.

         Потому что был крошечным сын мой, потому что пыталась учиться,
         Потому что пришлось в одиночку  на работе и дома крутиться.

         Ты не знал, что я с мужем рассталась. Я тебе не сказала при встрече.
         Я тогда еще много страдала, и подумала, так будет легче.

Мне так сейчас нужна была его любовь, его поддержка. Он был как лучик света в темном царстве моего горя, отчаяния и безысходности. И, о чудо! То ли совпадение, то ли так сильны были мои биотоки, что вскоре вечером он постучал в мое окно. Озираясь по сторонам, он вошел в низкую дверь моего старого, сырого, прогнившего подвала, который я снимала. Наверно я показалась ему Золушкой среди этой допотопной обстановки и убожества, окружавшего меня. Мне было стыдно и горько за свой жалкий вид. Но не в моих силах было что-либо изменить. К родителям вернуться не позволяло самолюбие, снять квартиру не позволяли финансы.
       - А где муж? - спросил он.
       - Разошлись - сказала я.
       - А чья бритва на окошке? - опять спросил он.
       - Это коробка из под бритвы - терпеливо ответила я.
Он стал приходить каждый день. Мы брали коляску с ребенком и отправлялись гулять по улицам нашего города. Он вез коляску и как всегда больше молчал. А я глядела на него с умилением и в голове прокручивались, как пластинка, одни и те же слова: "Увидел тебя и влюбился, глухо как в танке. Зимой и летом, стоя на посту, на снегу и на песке я писал твое имя".
        Я была бесконечно благодарна ему за то, что он появился в самый тяжелый момент моей жизни, когда глаза не просыхали от слез и были красными от постоянных бессонных ночей. Он вселял в меня жизнь и надежду, что не все еще кончено и меня кто-то любит. И я с ужасом вспоминала тот момент, когда в полной безысходности, горе и отчаянии, хотела броситься с маленьким ребенком, еще только начинавшим жить, под трамвай, мчавшийся возле дома в гору на большой скорости.
       Сережа сделал мне предложение, пообещав усыновить моего ребенка. Я готова была лизать ему руки, как собачонка, в благодарность за его преданность и великодушие, но не готова была полюбить его. Мое сердце день и ночь ныло от боли, тоски и утраты, и никакие, даже самые лучшие чувства, не могли пролить бальзам на его больные раны.
По вечерам, когда засыпал мой маленький сын, мы с Сережей садились друг против друга за кухонный стол, как за стол переговоров, и вставали из-за него, так и не приняв никаких решений. Я мучилась сама и мучила его. Меня тошнило при мысли, что он подойдет, обнимет меня, и будет целовать. Передо мной вставало лицо мужа, которого я любила и ненавидела одновременно. Однажды, он долго донимал меня своей любовью, и я решила попробовать перешагнуть через свой внутренний барьер: отдалась ему - будь что будет. Но он перегорел и не смог воспользоваться этой минутой. И это было последней каплей, переполнявшей чашу моего терпения.
       -  Сережа! Ты не моя любовь - сказала я, решившись на разрыв, - и ничего не могу с этим поделать. Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты вытащил меня из глубокой депрессии, когда жизнь для меня потеряла всякий смысл. Но больше не приходи. Не мучай себя и меня.
       -  Может быть, это и к лучшему - сказал он - тем более уже восемь месяцев, как я женат и моя жена беременна.
       -  Как же ты мог? - с возмущением спросила я. Ведь она сейчас, как никогда, нуждается в твоей поддержке и внимании.
       -  Я не люблю ее - ответил он - я не могу слышать ее голос, не могу видеть, как она двигается, уже с порога все вызывает во мне отвращение. Я не смог забыть тебя.
       Мы расстались. Через год я узнала, что он с женой развелся. При каждой случайной  встрече на улице он повторял, что все еще любит меня. Но время лечит. Он женился во второй раз, у него двое детей. А моя жизнь так и не сложилась. Но каждый раз, когда мне было очень плохо, я мысленно возвращалась к Сереже, как к своему ангелу хранителю, который вдохнул в меня жизнь, придал мне силы учиться, работать и воспитывать сына.