Черви

Мне становилось все холоднее и холоднее с каждой минутой. Я чувствовала, как силы покидают меня вновь и вновь и казалось, что мне вот-вот наступит конец. Мне уже было трудно дышать и каждый вздох мой сопровождался мрачным хрипом, вызывающим гримасы ужаса на лицах тех, кто сейчас находился подле меня. Мне хотелось, чтобы они ушли, чтобы они не видели меня такой: слабой и побежденной, но выдавить из себя хоть слово было мне не по возможности.

Я почувствовала слабое прикосновение к своей руке. «Дыхание смерти,» - подумала я, но оказалась не права. Джонатан смотрел на меня большими зелеными глазами, полными слез и поглаживал своим маленьким указательным пальцем мои посиневшие от холода костяшки. Гладя на него, мне тоже захотелось заплакать, но сделать это не представлялось возможности. Именно сейчас я ощущала сухость во всем теле как никогда раньше. Слез не было, оставалось лишь всеобъемлющее сожаление о несбывшихся мечтах и о том, что все заканчивается так и не успев начаться.

Мама взяла Джонатана за свободную руку и, что-то прошептав ему на ухо, посмотрела на меня. Мальчик отпустил мою руку и, взглянув на мое умирающее тело в последний раз, печально скрылся за дверью в комнату. Мы остались наедине. Она долго молчала, будто не решаясь сказать мне что-то важное, теребила край своего бледно-розового хлопкового платья и грустно смотрела в окно, вглядываясь вдаль. Мне вдруг тоже захотелось увидеть тот пейзаж за окном вновь. Те золотистые поля с сухой травой, наваленной кучами то тут, то там; размытую весенними дождями тропинку, всю изрытую следами от ботинок кого-то большого и старую мельницу, покрытую пеплом ушедших лет.

 - Доченька, - вздохнула мама и я успела проследить как из правого глаза ее скатилась серебряная слеза, задержавшись на подбородке. Я попыталась взять ее руку в свои холодные пальцы, но все что смогла сделать, это лишь сдвинуть ее на ничтожно малое расстояние. Мама заметила это и, не теряя ни секунды, сцепила наши пальцы так, как мы делали это всегда, когда делились друг с другом чем-то сокровенным. Я поняла, что она хочет сказать что-то, но не может подобрать нужных слов.

 - Малышка, я даже не знаю, что тебе сказать, - наконец начала мама, - ты смотришь на меня таким внимательным взглядом, но я не могу сказать тебе совершенно ничего. В моей голове пустота и сердце разрывается на тысячи кусочков, когда я вижу тебя такой.

Она тихо заплакала, но быстро утерла свои слезы, наверное, надеясь, что они не будут замечены мной. Но она опоздала. Плакать было уже слишком поздно. Я знала, что она понимает это и потому ее сердце мечется из-за своего бессилия.

Я хотела окликнуть ее, но не успела. Сумерки, проникающие сквозь распахнутые шторы окна, вдруг рассеялись, уступая место яркому нежно-золотому свету, наполнившему комнату. Ощущение легкости и свободы наполнило мое тело и я, неожиданно для себя, почувствовала, что могу встать. Это чувство наполнило все мои конечности, а вместо рук будто появились крылья с бархатными перьями. Я поднялась с кровати, снова взглянула на маму и ее опустошенный вид. На кровати лежала я, мои веки были закрыты, а грудь боле не вздымалась от девичьего дыхания. Я поняла, что я, больше не я, а лишь пустая оболочка, которая просто отправится в свой подземный путь, где будет прекрасной пищей для червей. Но столь мрачные мысли не занимали мою голову.

Я подошла к маме, обняла ее за плечи, едва коснувшись ее щеки губами. Я почувствовала ее тепло и грусть и оттого лицо мое озарила печальная улыбка.
Я понимала, что мне пора уходить, но оставлять маму наедине с самой собой мне не хотелось. Между тем свет в комнате начинал блекнуть, а силуэт мой растворяться на глазах. Я еще раз обвела комнату взглядом: все-так же, как и было прежде, только вот из магнитофона больше не слышно музыки. Вместо нее теперь будет только тихий плач…