Глава 5. Ночной рейд. Июль 44-го года

    Знойное лето 1944 года застало Ивана Александрова в должности пулемётчика 1-й роты 9-й гвардейской механизированной бригады в составе 3-го гвардейского Сталинградского механизированного корпуса. Корпус активно участвовал в освобождении Белоруссии, после которой, преодолев заметную только на карте границу между Белоруссией и Литвой, вместе с другими соединениями и частями участвовал в освобождении столицы Литвы города Вильнюс. И только после этого 16-го июля их бригаду остановили у населённого пункта Скодуцишки Паневежского района Литвы и дали возможность отдохнуть.
    Никто в бригаде и не знал, что пока они форсировали Березину и освобождали Вильнюс, немцев, пленённых в ходе операции «Багратион» по освобождению Белоруссии, ускоренными темпами направляют в Москву, но не всех, а тех, физическое состояние которых позволяет выдержать длительный марш. Нет, не переезд в Москву, а пеший марш по Москве. 17 июля остатки немецких дивизий, мечтавших три года назад пройти победным маршем по Красной площади, гигантской унылой пешей колонной в количестве 57 600 человек, из них 13 генералов, с опущенными головами под презрительные взгляды москвичей и вспышки многочисленных фотокамер советских и иностранных журналистов прошли по улице Горького, затем – по Садовому кольцу до мест погрузки.
    И вот прошло десять дней отдыха, приведения в порядок матчасти, вооружения и автотранспорта, пополнения личным составом, техникой и боеприпасами. Иван своими глазами видел, как мимо их лагеря неспешно проследовала танковая колонна с десятком необычных танков. Как сказал Ивану лейтенант Чечулин, взводный из разведроты, – это американские танки «Шеридан». Как и положено, эти танки направились в район, где располагался 45-й танковый полк их бригады. Чечулину в таких технических вопросах можно было верить, так как он – командир взвода лёгких бронемашин разведывательной роты, а официальное его звание – «техник-лейтенант», точнее, – «гвардии техник-лейтенант».
    Иван с бригадными разведчиками дружил, потому что не раз приходилось их поддерживать огнём своего пулемёта. При освобождении белорусского города Молодечно именно рота, где служил Иван, вовремя помогла разведчикам, попавшим почти в окружение на окраине города, без потерь выйти из боя, причём с немалыми трофеями. Разведывательная рота блокировала дорогу, по которой отходила колонна противника. Но тут к немцам подоспела помощь. И уже разведчики оказались блокированными. В результате упорного боя всё разрешилось благополучно, и бригада пополнилась трофейной немецкой техникой, оружием и даже провиантом, в том числе тремя абсолютно исправными немецкими бронетранспортёрами SdKfz 251.
    Иван как раз охранял эту захваченную у немцев технику в тот день в ожидании прибытия сюда командира бригады, который вскоре подъехал вместе с начальником штаба.
    Трофеи представлял командир разведроты капитан Григорий Галуза, темноволосый, с непокорным чубом, который всё норовил выскочить из-под фуражки, из-за чего она всегда была чуть-чуть набекрень. Но бравому капитану прощались со стороны начальства не только такие мелочи, но кое-что и посолиднее, так как невыполняемых задач для разведроты бригады практически не было. Опыт Финской кампании и трёх лет войны с немцами, помноженный на крестьянскую смекалку и природный ум, сделал начальника беконного цеха Днепропетровского мясокомбината настоящим профессионалом разведывательного дела.
    Командир бригады подполковник Стародубцев Сергей Васильевич в первую очередь подошёл к немецким бронетранспортёрам, около которых, приняв положение «смирно», вытянулись три водителя в немецкой форме.
– Это ещё что за цирк? – спросил комбриг командира разведроты. – Что они тут делают? Отправьте их в общую группу. Пленных мне ещё тут не хватало.
– Никак нет, товарищ подполковник! Это не пленные, – объяснил Галуза. – Это добровольцы, водители, пожелавшие повоевать за освобождение свободной Германии от Гитлера.
– Что-что? – переспросил подошедший начальник штаба полковник Бачурин. – Григорий, как это понимать?
– А вы у немцев спросите, товарищ полковник, – ответил Галуза.
    Начальник штаба повернулся к немцам:
– Вы кто?
– Гитлер капут! – бодро заявил правофланговый солдат, добавив несколько слов по-немецки.
– Господин офицер, – с акцентом, но вполне разборчиво сказал второй, – мы не хотим плен, мы хотим воевать за Германия без Гитлера.
    Третий солдат, поддерживая эти слова, активно закивал головой.
    Начальник штаба растерянно повернулся к командиру бригады:
– Сергей Васильевич! Только ты сможет разрулить эту ситуацию.
– Тут дело в чём? – опять в разговор включился командир разведчиков. – Эти бронетранспортёры очень нам пригодятся. Бронированные, скоростные, но в то же время высоко проходимые. Они же колёсно-гусеничные.
– Это я и без тебя знаю… и вижу, – сказал командир бригады. – Речь идёт о водителях.
– Вот именно! – согласился с начальником Галуза. – Нет у меня лишних водителей. И во всей бригаде нет специалистов по немецким бронетранспортёрам. Никто лучше этих… – командир разведроты сделал паузу, подбирая слова, – …солдат с такой задачей не справится. А они справятся! Причём, как вы видите, добровольно.
– Логично! – сказал начальник штаба. – Тебе решать, Сергей Васильевич. Но я поддерживаю разведчика.
– Хорошо! Пусть особист с ними побеседует. Но, Галуза, ты же понимаешь, что это под мою и под твою ответственность?
– Понимаю! Спасибо, товарищ подполковник, – закончил разговор на эту тему бравый командир разведроты.
    Вечером того же дня личному составу бригады было доведено, что за освобождение города Молодечно всем объявлена благодарность от Верховного Главнокомандующего маршала И. В. Сталина.
    А позавчера, 24 июля, пришло известие о том, что 9-й гвардейской механизированной бригаде за отличие в боях по освобождению белорусского города Молодечно присвоено почётное наименование «Молодечненская». Замполит, выступая по этому поводу перед личным составом, сказал, что недалеко от Молодечно в 1941-м году лётчик Герой Советского Союза Николай Гастелло совершил свой подвиг, направив подбитый самолёт на вражескую колонну. Родился Гастелло в Белоруссии, жил в Москве, а на лётчика выучился в Луганске. Это ещё одно свидетельство дружбы между народами, которая помогает сегодня всем вместе громить ненавистного врага. Советская власть заботится о героях и их семьях. В прошлом году, несмотря на тяжёлые условия продолжающейся войны, в стране открыты суворовские военные училища для детей-сирот. Вот сын лётчика-героя Гастелло уже учится в таком училище. А бойцы бригады, получившей высокое наименование «Молодечненская», должны достойно продолжать дела героев, с честью и мужеством громить врага, освобождая нашу землю от фашистской нечисти.
    Иван, конечно, знал, что в Луганске есть лётная школа. Приезжая в свой областной центр по разным делам, а то и без дела, видел этих курсантов. Кстати, именно в Луганске он познакомился с Клавой и вначале не очень-то верил, что такая красивая девушка обратит на него, простого шахтёра, внимание, когда по городу прохаживаются такие весёлые и задиристые курсанты-лётчики. Один раз даже пришлось постоять за себя. Нет, он не дрался… Он просто на глазах у нескольких курсантов (и на глазах у Клавы) взял и согнул толстый металлический прут, декоративную часть ограждения в городском парке. А когда курсанты, трезво оценив ситуацию и посчитав, что с этим парнем, как и с его девушкой, связываться не стоит, ушли, он, молча, разогнул прут, привёл его, так сказать, в первоначальное состояние.
    Этот случай и стал переломным в их отношениях с Клавой. Когда после окончания училища Клаву распределили в город Краснодон, в котором у неё был только один знакомый человек, которого звали Иван Александров, то они оба поняли, что это знак судьбы, и, недолго думая, направились в ЗАГС.
    «Наверное, не только один Гастелло стал из тех луганских курсантов героем, – подумал Иван после выступления замполита. – А вот, если со мной что случится, примут ли моего сына в это самое суворовское училище? Или для этого надо, чтобы отец был героем? Нет! Мой сын, как и я, станет шахтёром! А со мной ничего не случится. Если почти за три года ничего серьёзного не произошло, то за оставшиеся до конца войны несколько месяцев – тем более».
    Но все эти размышления, как и текущие дела, остались в прошлом, а сегодня Иван Александров узнал, что отделение, в котором он служит, передаётся на усиление разведчикам и включается в состав группы, которая завтра впереди основных сил бригады двинется, выполнять новую боевую задачу.
Прибыв в расположение разведчиков, замкомвзвод сержант Фролов доложил командиру разведроты капитану Галуза о прибытии пехоты.
Галуза подошёл к строю пехотинцев, поздоровался со всеми, а потом, увидев в строю рядового Ивана Александрова, которого знал хорошо, улыбнулся ему и персонально пожал руку со словами: «Вот и опять встретились. На этот раз поедем, а не пешком пойдём».
    Дело в том, что уже несколько раз, а после боя за Молодечно особенно, капитан Галуза предлагал пулемётчику Ивану Александрову перейти в его разведроту. Но Александров всё не соглашался.
– Да поймите вы, товарищ капитан, что это не такой простой вопрос, – пытался Иван объяснить свой отказ в ходе последнего их разговора. – Да, мне дали пулемёт, потому что я парень здоровый. А здоровый я, потому что шахтёр. На шахте я сначала грузил уголь, и меня к отбойному молотку не подпускали. А когда физически окреп, дали в руки отбойный молоток. Чтоб с ним работать – надо иметь силу и в руках, и в плечах.  А когда Стаханов выдал свою норму на-гора, то тут такое началось! Мама, не горюй. Все же бросились пытаться эту норму перевыполнить. А это не так просто, там вся шахта на него работала. Одним словом, семейными делами некогда было заниматься. Хорошо, что успел сына родить… в смысле, мы с женой… успели … до Стахановского движения.
–  Но сын –  это тоже по-стахановски, –  заметил Галуза. – Как назвали?
– Сына? Леонидом. Так что дома меня ждут жена Клава и сын –  Леонид Иванович. Так это я к чему? Не к тому, что по этой причине я в разведку идти не могу. Дело в том, что у меня есть одна болячка. Меня, когда я на шахте начал работать, вагонеткой придавило, в смысле – ногу я повредил.  Вы же как в разведку идёте? Быстро, а возвращаетесь ещё быстрее, без оглядки, только пятки сверкают. И при этом ещё «языка» тащите.
– Почему же без оглядки? С оглядкой! – уточнил с улыбкой разведчик.
– А я сорву вам всю операцию. Я не могу бегать. Просто так хожу вроде ничего, но бежать не могу.
– А на фронт ты как попал? – поинтересовался Галуза. – Тебя же не должны были на войну брать с такой ногой?
– Меня не должны были как шахтёра брать. А про ногу военком в Валуйках и не спрашивал. Да и я ему сам не говорил. Война – не дождь, который можно в хате пересидеть. И потом, что значит, не должны? Хорошо, допустим, меня не послали на фронт, и я не оказался бы намедни в Молодечно со своим пулемётом… в нужное время в нужном месте, когда вас немцы прижали и вы даже головы не могли поднять, Кому бы от этого стало легче? То-то! Так что я лучше в пехоте останусь.
    А сегодня, как понял Иван, в усиленную разведгруппу включены три немецких бронетранспортёра, два танка Т-80 и три бронеавтомобиля БА-64. Возглавил группу капитан Галуза на первом немецком бронетранспортёре. Пехотинцев разместили во втором, а в третьем – опять разведчики. Иван сразу же занялся проверкой штатного немецкого пулемёта МГ-42, установленного в их транспортёре сверху за добротным броневым щитом. Свой родной пулемёт, неоднократно проверенный в боях, Иван на всякий случай примостил рядом. Мало ли что? Карпенко с их отделения взялся проверять второй пулемёт, установленный на корме. Старшим экипажа был назначен сержант Фролов, а управлял машиной бывший немецкий солдат с военным именем Вальтер.
    Всех красноармейцев переодели в мундиры вермахта. На технику нанесли немецкие кресты. Командир роты собрал всех офицеров и сержантов – старших машин, поставил задачи, объяснил, что и как надо делать в той или иной ситуации и по каким сигналам. Особое внимание – световым сигналам.
    Так как действовать они должны были в отрыве от основных сил бригады, то каждый экипаж должен был знать общую задачу: со станции Мешкуйчай, что находится в 25 километрах северо-восточнее города Шяуляй, выдвинуться в направлении на север, перерезать шоссе Шяуляй-Рига и двинуться по нему в сторону Латвии, расчищая дорогу для основных сил бригады.
    Пока готовились, Иван успел уточнить у лейтенанта Чечулина, руководившего тремя бронеавтомобилями, а не лучше ли было взять с собой на марш не наши танки Т-80, а американские… Как их там? «Шериданы» что ли?
    Из ответа офицера Александров понял, что с его мозгами в разведке делать нечего. Как немцы, увидев американские танки, даже с десятком крестов на башнях, поверят, что это немецкие танки? А на трофейных советских немцы воюют, как дословно сказал Чечулин, «аж гай шумит!» Даже на свои бронепоезда (Оказывается, и такая техника у немцев есть!) они умудряются башни от Т-34 ставить. И потом, экипажи этих двух танков Т-80 уже участвовали вместе с разведчиками кое-в-каких авантюрах, раздвигающих понимание возможностей как нашей техники, так и людей, ею управляющих. Одна история, когда танкисты вместе с разведчиками угнали немецкий танк пару месяцев назад, чего стоит. Отдали его в танковый полк, где все механики-водители поездили на немецком танке. Кто знает, что может пригодиться на войне?
    Вечером 27 июля около 22.30 прозвучала команда: «Вперёд!». И они двинулись.
Как уже говорилось, видимой границы между Белоруссией и Литвой не было, но разница в том, что вокруг видели глаза, была ощутимой. И природа была какая-то… более ухоженная, что ли. И строения, и дороги… Вот они уже выскочили на шоссе. Иван не помнил, чтобы в Белоруссии встречал такие добротные дороги. Понятно, что шоссе, ведущее из города Шяуляй в столицу Латвии Ригу – это не дорога между двумя сёлами, но…
– Внимание! – крикнул сержант. – Пулемётчики и правый борт, приготовиться к бою!
    Александров увидел, что впереди на шоссе стоят два мотоцикла и несколько тёмных фигур, одна из которых подняла руку, приказывая этим жестом, остановиться. Справа от дороги виднелся то ли окоп, то ли укрытие, из которого торчала голова в каске. Иван успел подумать, что в это время на родной Луганщине уже темно, а здесь, недалеко от Балтийского моря, намного светлее, как первый бронетранспортёр открыл огонь по противнику. Иван тут же поддержал его огнём своего пулемёта, целясь в ту голову, что виднелась справа от дороги. Первая машина, приняв вправо, своим боком отшвырнула мотоцикл в кювет, а машина, где был Иван, приняв влево, столкнула с дороги второй мотоцикл. Когда они проскочили этот импровизированный немецкий пост, Карпенко из кормового пулемёта полоснул ещё раз по укрытию около дороги.
    Через полкилометра они догнали несколько гружённых грузовых автомобилей, которые были обстреляны, а когда те остановились, то ими занялись танки, растолкав их по сторонам.
    Вскоре на шоссе замаячил ещё один пост. Когда колонна подошла к нему, Иван увидел, что он выставлен у моста через неширокую речку. Дорога к мосту поднималась вверх по небольшой насыпи, а слева на берегу реки стоял автомобиль, из которого несколько солдат выгружали ящики. При въезде на мост у начала перил стоял мотоцикл с коляской, откуда торчал пулемёт. Один немецкий солдат стоял около мотоцикла, а второй сидел в коляске.
    Колонна сбросила скорость и спокойно двигалась вперёд. Пулемётчики в машинах застыли в готовности услышать команду на открытие огня, держа пальцы на спусковых крючках своих пулемётов.
    Стоящий у мотоцикла невысокий грузный солдат с добродушным выражением круглого лица поправил каску и повёл стволом автомата с сторону моста, мол, проезжайте. А сам что-то сказал пулемётчику в коляске. 
    Тот ответил, и они оба громко рассмеялись.
    Как только пост скрылся за высоким кустарником, колонна остановилась. По команде командира роты разведчики из первого бронетранспортёра спешились и под руководством сержанта Самодеева по кювету побежали назад в сторону моста. Галуза подал знак, вызывая к себе старших машин, уточнил им задачи.
    Вернувшийся после инструктажа сержант Фролов сказал:
– Позади немцы минируют мост через речку Муса. Разведчики сейчас с ними разберутся, и мы двинем дальше.
    Действительно, через несколько минут со стороны моста раздалась стрельба, закончившаяся громким взрывом.
– Вы что – мост взорвали?! – успел Иван сверху крикнуть пробегающим мимо его бронетранспортёра запыхавшимся разведчикам.
– Ну да! – весело ответил один из них, по фамилии Погодин. – Положили его вдоль реки. Наши подойдут, обратно вернут.
    Замыкающим возвращался сержант. Перейдя с бега на шаг, он сказал Ивану:
– Грузовик взорвали, а там взрывчатки ящиков десять. Не оставлять же её немцам. Аж уши заложило! А что, и здесь было слышно?
    Как только разведчики запрыгнули в свой БТР, колонна продолжила путь.
Так они и продвигались по шоссе, почти не замедляя хода, уничтожая всё, что догоняли, или то, что мешало их движению.
    Через какое-то время Фролов крикнул:
– Никому не дёргаться. Слева нас обгоняет легковушка! Не стрелять!
    Иван оглянулся. Их колонну принялся обгонять легковой автомобиль чёрного цвета. Но, как только он подошёл к голове колонны, первый БТР, приняв влево, прижал легковую машину к обочине и, перекрыв дорогу, заставил остановиться. Тут же из бронетранспортёра выскочили четыре разведчика и окружили легковушку, из передней дверцы которой вышел немецкий офицер, громко ругаясь и крича что-то по-немецки, размахивая при этом какой-то бумажкой. Из бронетранспортёра высунулся водитель и что-то крикнул офицеру, махнув рукой, приглашая того подойти поближе.
    Офицер взял из машины портфель и направился к бронетранспортёру.  Как только он к нему подошёл, тут же с помощью разведчиков был заброшен вместе с портфелем внутрь. Вслед за ним на броню взлетели разведчики и, как только бронетранспортёр тронулся, внутри подпрыгнувшей легковой машины раздался взрыв. Салон деформировался, во все стороны полетели стёкла, распахнулись перекошенные дверцы. А колонна двинулась дальше.
    Окончательно стемнело, и ориентироваться приходилось только по габаритным огням и тому, что освещалось фарами. Хорошо ещё, что на каждом немецком бронетранспортёре был установлен прожектор, с помощью которого хорошо было проверять результаты скоротечных боестолкновений.
    Около часа ночи их колонна уткнулась в шлагбаум. Иван подумал, что, как обычно, первый бронетранспортёр снесёт эту полосатую жердину, и они, поливая всё вокруг огнём со всех бортов, понесутся вперёд. Но командирский БТР послушно остановился. К нему подошёл немецкий солдат с автоматом наперевес и громко что-то крикнул с вопросительной интонацией. Ему по-немецки ответил водитель с первого бронетранспортёра. После некоторой паузы, тянувшейся, как показалось Ивану, слишком долго, и он уже готов был открыть огонь по небольшому домику справа от шлагбаума, тем более, что оттуда появился ещё один немец, вероятно, начальник поста или караула, махнувший рукой, шлагбаум поднялся, освобождая дорогу.
– Это город Янишки! – громко сказал сержант Фролов, когда колонна тронулась. – Вальтер, почему нас пропустили?
– Курт сказал часовой, что мы… окружение… были окружение. Пароль не знаем!
    «Как   же непросто быть разведчиком, –  подумал Иван. –  Всякий раз надо искать разные решения одной и той же задачи: громить немцев в хвост и в гриву!»
Ощетинившись стволами во все стороны, колонна подошла к центральной городской площади и остановилась.
    Галуза, вызвав к себе водителей из бронетранспортёров, сформировал три небольшие группы разведчиков, распределив в каждую по водителю, и оправил их пешим порядком в разные стороны площади. Задача у всех была одна: срочно найти или захватить любых людей, местных жителей или военных, кто знает ситуацию в городе.
    Вскоре группы вернулись: одна – с немецким солдатом, охранявшим танки, вторая – с немецким офицером, проверявшим посты, третья – с двумя местными жителями.
    Пока разведчики искали то, с чем вернулись, командир роты связался по радиостанции со следовавшим позади, километрах в пятнадцати от них, передовым отрядом. Дальность работы данной радиостанции была в пределах 25-ти километров, поэтому сильно отрываться от своих разведчиков не стоило. Передовой отряд в свою очередь связался с командованием бригады, имевшей более полную информацию об обстановке на их направлении. После получения её, допроса пленных и расспроса местных жителей выяснилось, что в настоящее время в городе Янишки дислоцируются: 15-я панцер-гренадёрская бригада СС, 62-й пехотный батальон вермахта, сапёрная рота, две артиллерийские и несколько миномётных батарей. В общей сложности получалось, что в городе мирно спят не менее 5000 немецких солдат и офицеров. А из лесного массива, что находился западнее Янишек, к окраинам города подошёл отряд литовских партизан…  нормальных   партизан, воюющих с немцами.
    Галуза понимал, что тихо покинуть спящий город и уехать дальше он не может, потому что утром все эти отдохнувшие немцы проснутся и со свежими силами вступят в бой с их подошедшей сюда бригадой. Завязать бой сейчас – чревато разными осложнениями, в том числе появится проблема в организации взаимодействия с партизанами: разведгруппа-то переодета в немецкую форму, по которой будет стрелять даже самый ленивый партизан. 
    «Значит, – рассуждал командир разведгруппы, – нужен третий вариант действий, нестандартный, неожиданный, непредсказуемый. По-русски – это называется «заварить кашу», которую не смогут расхлебать немцы со всеми своими чертами: педантичностью, пунктуальностью, организованностью и предсказуемостью. Пусть порядок бьёт класс, но есть и то, что побьёт немецкий порядок. Как там говорил Суворов? Быстрота и натиск?! А мы добавим ещё и неожиданность».
    Далее в небольшом литовском городке, пафосное название которого «Ионишкас» было в 1940 году изменено на простое и весёлое «Янишки», началось невообразимое.
    Танкисты под руководством лейтенанта Чечулина последовательно завели и вывели на площадь немецкие танки, колонна которых стояла вдоль центральной улицы. БТР с пулемётчиком Иваном Александровым в это время блокировал главный вход в здание, где отдыхали немецкие танкисты. Пока бойцы забрасывали в окна гранаты, Иван расстреливал всех, кто пытался выбежать со здания из центрального входа. А Карпенко, в свою очередь, блокировал во дворе второй выход со здания.
    Третий их БТР в это время поливал огнём штаб бригады, а бронеавтомобили с местными жителями, показывающими дорогу, носились по городу, наводя панику стрельбой и разрывами гранат.
    Когда начальник гарнизона генерал полиции Фридрих Еккельн, поднятый с постели ординарцем, выбежал на балкон, то стрельба уже шла по всему городу, везде что-то горело и взрывалось, так как и партизаны, услышав стрельбу в центре, начали продвигаться в город. Но, главное, что поразило немецкого генерала, это немецкие танки, стоявшие на площади, на башне одного из которых развевалось… красное знамя. Вот один из танков опустил пушку и… выстрелил прямо по бывшей городской ратуше.
    Это было слишком! Фридрих Еккельн, конечно, слышал, что неделю назад, 20 июля, на фюрера в его ставке «Волчье логово» было совершено очередное покушение. Еккельн знал, что не русские его организовали, как и все предыдущие, а высшие офицеры вермахта. Кто бы мог подумать, что бомбу на совещание к фюреру принесёт граф Клаус Филипп Мария Шенк фон Штауффенберг, начальник штаба резервной армии, полковник вермахта, герой войны в Северной Африке, где потерял левый глаз кисть правой руки и два пальца на левой и, несмотря на это, остался в строю. Остался, чтобы организовать покушение на фюрера?
    Как официально было всем доведено, Гитлер 20 июля не пострадал.
    «А может, всё-таки пострадал? – подумал начальник немецкого гарнизона. – И сейчас силы, выступающие против войны с Советами, против той дорогой цены, которую платит в этой войне немецкий народ, страдая от постоянных лишений и бомбардировок, подняли восстание и массово переходят на сторону врага, пользуясь тем, что войска Красной армии – на подходе? Но до них, судя по вечернему докладу, – более чем сорок километров! Или это всё же русские? Неужели они высадили воздушный десант и уже захватили город? Или они объединились с восставшими немецкими частями?»
    Генерал полиции Фридрих Еккельн до этого успешно воевал только с белорусскими партизанами и местными жителями. Так прошлой зимой, в феврале-апреле 1943-го года, он был одним из исполнителей анти- партизанской акции «Зимнее волшебство» на севере Белоруссии, когда немцы и их пособники, в том числе и подразделения Украинской повстанческой армии (УПА) уничтожили десятки тысяч мирных жителей и партизан. А сейчас Еккельн понял одно: если разобраться в обстановке невозможно, то обстановку нужно сменить. И он дал команду на немедленный отход своего гарнизона из города.
    Когда литовские партизаны дошли до центра города, отряд капитана Галуза уже покинул Янишки, поэтому любой, кто в немецкой форме попадался на глаза партизанам, был врагом, которого следовало уничтожить или взять в плен. На центральной площади стояли немецкие танки со стволами, задранными вверх, а на башне одного из них под импровизированным красным стягом сидели… в майках два раненых бойца. Один был ранен в правую руку, второй – в ногу. Капитан Галуза оставил двух своих раненых, чтобы охраняли танки и пленных немцев: двух офицеров и одного солдата, что связанными лежали около танка с красным флагом, и передали их нашим, которые уже подходили к Янишкам.
    Было ещё темно, когда колонна под командованием капитана Галуза догнала на шоссе немецкую колонну. Та двигалась довольно медленно. В колонне было несколько тягачей, тащивших на буксире неисправную технику.
    Решение пришло быстро. Танки Т-80, скорость которых по шоссе чуть-чуть превышала 40 километров в час, оставить в конце немецкой колонны с задачей, открыть по ней огонь, когда начнётся стрельба, а остальными машинами на максимальной скорости просто-напросто обогнать колонну. А там будет видно, что делать дальше; во всяком случае, станет ясно, что это за колонна, сколько в ней машин, есть ли артиллерия или пехота?
    Бронетранспортёры и бронеавтомобили на полной скорости начали обгонять немецкую колонну, а два советских танка поплелись в её хвосте.
    Когда Галуза достиг голову колонны, обогнав по пути примерно 50 немецких машин разных марок, то понял, что просто на ходу обстрелять её не получится. Вернее, обстрелять-то можно, но должного результата не будет.  В данном случае результат надо достигать другим путём.
    Не сбавляя скорости, они проследовали вперёд, оторвались от немецкой колонны на несколько километров и остановились в удобном, как решил командир, месте. Удобном для организации засады. Бойцы спешились, технику быстро расставили по укрытиям. Сапёр Абдулов успел даже две мины установить при въезде на небольшой мостик.
    Вдоль дороги тянулся неширокий канал, куда немецкие машины не сунутся. С другой стороны, куда они могли бы сунуться, расположились наши солдаты. Как только первая немецкая машина подорвалась на мостике, а за ней, объезжая её, подорвалась вторая машина, заблокировав таким образом дорогу, был открыт огонь по колонне. Услышав стрельбу, огонь открыли и танки. Последовательно стреляя бронебойными и осколочными снарядами, они одна за одной уничтожали немецкие автомашины, постепенно приближаясь к голове колонны, к которой подошли примерно через полчаса, оставив на своём пути костры от горящих автомобилей, осветивших весь участок шоссе и небольшую рощу справа от дороги.
    И тут случилось непредвиденное. Как только наша колонна стала выстраиваться для дальнейшего движения, подтягиваясь к головной машине командира, раздался взрыв, справа от колонны, затем – второй, ближе к ней. Судя по мощности разрывов, по ним стреляла артиллерия или танки. Откуда?
– Бронепоезд!!! – крикнул Фролов. – Там!.. Слева!.. У рощи!
    Действительно, получасовой бой привлёк к себе внимание немецкого бронепоезда, курсирующего между станциями Платоне и Димзас. Он потихоньку подошёл к месту боя, так как железнодорожное полотно тут приближалось к шоссе, и открыл огонь по нашей колонне.
– Рассредоточиться!  – крикнул Галуза.  –  Противник слева!
    Третий выстрел из танковой башни, установленной на платформе немецкого бронепоезда, оказался точным. Танковый снаряд разорвался у левой гусеницы командирского бронетранспортёра, который, как показалось, Ивану, подпрыгнул, накренился сначала в правую сторону, затем – в левую… С металлическим лязгом с катков слетела перебитая гусеница, вверх поднялось облако пыли, грязи, земли… Осколки забарабанили по броне стоящих недалеко других бронетранспортёров.
    На месте погибли водитель Курт и разведчик Погодин. Капитан Галуза и сержант Самодеев были ранены.
    Наши танки тут же открыли ответный огонь по бронепоезду.  Начало светать, и ориентироваться, как и корректировать огонь, стало легче.
    Понимая, что русские такой интенсивной стрельбой могут повредить рельсы, бронепоезд начал движение в сторону Димзаса.
    К подбитому бронетранспортёру на полной скорости подъехал бронеавтомобиль, из которого выскочил лейтенант Чечулин.
– Фролов! – крикнул он, – меняемся местами! Ты – в мою машину, я – в твою. Командование беру на себя! Раненых – в машины: командира в мою, сержанта – в третий БТР. Построение колонны прежнее. Продолжаем выполнять задачу! Начало движения – через пять минут!
    Иван Александров с Ильёй Карпенко приняли раненого командира, положили на пол десантного отделения. Лейтенант Чечулин занял место старшего машины и скомандовал Вальтеру: «Вперёд!» Потом повернул голову в сторону пулемёта и крикнул:
– Иван, смотри в оба! Что увидишь – докладывай!
    Уже рассвело, когда они подъехали к окраине города Елгава. Несколько сгоревших автомобилей продолжали дымиться позади. Две пушки, захваченные при подъезде к городу, уже были развёрнуты и готовы к открытию огня. А трое раненых (к капитану Галуза и сержанту Самодееву добавился водитель бронеавтомобиля Шмыгин) комфортно расположились в немецкой санитарной машине, своевременно попавшейся разведчикам по дороге. Вальтер убедил пожилого водителя немецкой «санитарки», что сильно дёргаться не стоит, потому что эти русские солдаты немецкого языка не знают, и их лучше не злить. Они ведь практически подошли к границам Восточной Пруссии, так что скоро война закончится. А такое событие лучше встретить живым.
– Его как зовут? Водителя? – спросил Галуза, когда Иван с Вальтером занесли раненого командира в немецкую машину. –  Чтобы я знал, кому «Гитлер капут» сделать, если что…
– Фриц! – сказал Вальтер.
– Я знаю, что он – фриц… немец… Я спрашиваю, как его зовут?
– Его зовут Фриц Гаан, – уточнил Вальтер. – Русских немцы называют «иванами», а вы немцев называете «фрицами». Вот он – и есть Фриц.
– А я есть Иван! – сказал Иван Александров.
– Командир, всё будет хорошо. – успокоил Галузу Вальтер. – У Фрица… Гаана… вся семья погибла при бомбардировке в феврале этого года, погибла из-за этой войны, из-за тех, кто её развязал.   
    Немецкий водитель-санитар по имени Фриц осмотрел раны и по-новому перевязал троих тяжело раненых русских, что появились в его машине. Оказывая помощь ещё и двоим легко раненным русским разведчикам, которые после перевязки принялись разворачивать немецкую пушку, Фриц подумал о том, что прав был водитель Вальтер, говоривший о неадекватности русских. Раненый солдат должен лежать и спокойно ожидать врача. А эти двое собираются стрелять из пушки. О чём тут говорить? Да и Отто фон Бисмарк об этом
же предупреждал.
    Водитель был грамотным, начитанным немцем. Ещё до войны он читал высказывание-предостережение Отто фон Бисмарка: «Заключайте союзы с кем угодно, развязывайте любые войны, но никогда не трогайте русских… Не надейтесь, что, единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут – не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас оправдывающие. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть».
    «Господи, спаси немецкий народ, – думал Гаан, – кроме тех, кто необдуманно решил напасть на русских, на их огромную страну!»
    Фриц, семья которого осталась в Дрездене и погибла там, точнее, сгорела, в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года во время бомбардировки города, понимал, что проще всего назвать одного Гитлера виноватым в той ситуации, в которой оказался сейчас немецкий народ. А где был сам народ, когда Гитлер приходил к власти? Почему простые люди так легко поддались всяким посулам и обещаниям, поверили, что они лучше других народов, что они, ни много ни мало – высшая раса? Конечно, народ прозревает, но это такой болезненный процесс. И армия, состоящая, вообще-то, тоже из народа, начинает прозревать. Вот 20 июля опять было покушение на фюрера. Так там, наверху, ничего лучшего не придумали, как после покушения запретить в армии общепризнанное традиционное военное приветствие: поднесением руки к козырьку или ободку стального шлема. Теперь военные, приветствуя друг друга, должны вскидывать вперёд правую вытянутую руку. А это партийное приветствие, нацистское, которое в армии всегда считалось смешным и непрактичным. Такое насильственное давление на мозги, взгляды, убеждения людей рано или поздно скажется… и приведёт к непредсказуемым последствиям, от которых у тех, кто наверху, искры посыплются…
    «И вообще, лестницу метут сверху, а не снизу», – подумал водитель, вспомнив, что, после того, как он получил известие о гибели своей семьи в феврале, в войсках объявили приказ Гитлера, по которому семьи солдат и офицеров, сдающихся в плен русским, немедленно должны подвергаться репрессиям согласно законам военного времени.
    «А мою семью репрессировали досрочно!» – с сарказмом подумал Фриц Гаан.
    Тем временем разведгруппа под командованием лейтенанта Чечулина уже вошла в город Елгава. На перекрёсток выскочил немецкий бронетранспортёр, притормозил, пропуская двух своих собратьев, из которых вылетело по одной ручной гранате, синхронно взорвавшихся внутри. Следовавший за ним ещё один немецкий БТР уже попал в прицел танка Т-80 и тут же задымился от бронебойного снаряда, разворотившего его внутренности.
– К машине! – скомандовал Чечулин.
    Бойцы спешились и двинулись вперёд. За ночь они проехали 75 километров, катание закончилось. Пора и ноги размять, то есть приступить к своим непосредственным обязанностям: разведчикам – пробираться к мостам через реки Дрикса и Лиелупе, чтобы не позволить немцам их взорвать, а пехоте – вести бой в городе, занять выгодный рубеж, обеспечить развёртывание и ввод в бой основных сил бригады. А судя по всё усиливающейся стрельбе и слева, и справа, передовой отряд уже входил в город.
    Продвигаясь со своим пулемётом по тротуару вдоль аккуратной улицы латвийского города Елгава, Иван Александров подумал о том, что дороги в Германии, наверное, не хуже, чем в Прибалтике, так что скорости там возрастут. Значит, через несколько месяцев можно дойти до Берлина… Тогда война закончится, и он, дай Бог, вернётся домой, где его ждут жена Клава и сын Лёня.
    До конца войны с фашистской Германией оставалось девять долгих месяцев.