Горе сближает близких. трилогия

ПРОЛОГ

Октябрь 2019.

Горе объединяет, но только самых близких людей. Дальнее родство, вероятно, уже не тот признак. И родоплеменные отношения сейчас не в приоритете.

У моей Викули, самого близкого мне человека, умер папа. После тяжелой (рак кишечника), продолжительной (как выяснилось, это появилось несколько лет назад), но обнаруженной совсем недавно, болезни. Умер ночью того же дня, когда мы его госпитализировали. В больнице и суток не пробыл.

Смерть – это таинство, это Переход, переход в иной мир. И видимо настолько сильна энергия этого Перехода, что закручивает всех, кто рядом, в водоворот событий. И словно сепаратор, раскладывает людей, их души, поступки и помыслы; расставляет в итоге всех по заслуженным местам. И невозможно было избежать этого фильтра, каждый в итоге попадал на ту клетку, которую заслуживал. Все становились как на ладони.

Эта неделя Дьявольским вихрем просто перевернула нашу жизнь вверх дном. Черная дыра этого события втягивала, засасывала и выжимала всех, кто оказался рядом или был хоть как-то связан, родством или обязательствами… Врачи, ритуальные работники, родственники, друзья… Все смешалось. Боль и радость, любовь и предательство, трансфобия и прощение, толерантность и равнодушие…

И вот, после того ада, в котором мы горели целую неделю, начиная с момента перевоза отца Виктории к нам домой, и до его смерти, недели между больницей, аптеками, моргом и ритуальными конторами, без нормального сна и отдыха, наступил день похорон.

… Сейчас, наверное, ещё очень свежи воспоминания, не затянулась боль. В голове каша, сумбур, хотя эмоций было – на год хватит. Но какая-то вязкая сила, как болото охватила всё моё существо, не дает легких движений. Усталость. Разбитость. Опустошенность. Еще сильнее у Вики, естественно.

Хочу обо всем этом написать. Несмотря на подавленность, на усталость. Эта боль, боль потери близкого человека, помноженная на боль от Викулиных страданий и возведенная в двукратную степень от предательства и черствости, от демонстративной трансфобии и презрительного равнодушия – требует выхода. Иначе она меня сожжет, эта боль. Вике только этого еще не хватало.

И кто знает, но может хоть один человек, человек не из этой темы, совершенно посторонний, прочитав эту повесть, эту маленькую трилогию, переосмыслит свое отношение к «иным» (на самом же деле – точно к таким же, просто все мы разные!) людям? Даже тогда я буду считать, что выстрадала эту повесть не зря. И весь мир, который не стоит и слезинки замученного ребенка, уже никогда не будет прежним.

Ч. 1 ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Февраль 2016 г.

…Я-мужчина, Иван, встречался с её родственниками и раньше. Последний раз несколько лет назад, на похоронах ее мамы. И, как и в этот раз, тогда тоже все было организовано мною. Все были благодарны Ивану, и было очень доброе, тёплое отношение. Водка с хорошей едой на поминках, душевные разговоры, благодарность, объятия, слёзы и воспоминания…

То ли дело сейчас…

Июль 2018-го.

После долгого отсутствия и тревожных расспросов со стороны племянницы, куда делся Иван и что случилось, я решила приехать и сделать камин-аут. Мы же все любили друг друга, я в меру сил всегда им помогала. Помогла им удачно обменять квартиру, сделала им хороший ремонт по-нашему же с Викой дизайн-проекту. Они никогда в жизни не жили в столь качественной квартире. Да и по мелочи в жизни - где советом, где делом; то родителям, то племяннице...

И вот уже год, как я там не появлялась. Год как начала Трансгендерный Переход, сделала операцию. И как это обычно бывает в нашей среде, либо исчезаешь из поля зрения навсегда, если не уверен в их толерантности, либо рискуешь и рассказываешь о себе все. Тоже лотерея, с непредсказуемым исходом. Они либо признают твое право быть тем, кем ты являешься, и примут тебя; либо нет. Мне не хотелось расставаться с ними навсегда. Надеялась и верила, что уж они-то точно поймут, каково это - жить и рвать зубами давящую действительность, чтоб вырваться и попросту выжить…

Приехали. Иван после операции совершенно не похож на себя прежнего. Да и на мужчину-то, собственно, не очень похож, даром что в мужском. Меня еще издали сочли за женщину; удивились, кого это Вика привезла. Ждали же Ивана. Знали, что он сделал операцию на нос, ну так то же по медицинским показаниям, перелом устраняли. Вначале шутки ради я попыталась изобразить нового Викиного мужчину. Моложе, покрасивее. Мол, вы только Ивану не говорите. У них глаза на лоб полезли от удивления. А у Вики от возмущения – нет у меня никакого другого мужчины, не неси ерунды! Тем более папе. И вообще, какой-то уж очень женственный, этот «мужчина». Пришлось раскрыться, не затягивая, без подготовки. Но все прошло удачно. Меня приняли, меня любили. На радостях я даже решила, что буду менять документы у них, в Переславле, чтобы в своем городе не светиться. Они согласились меня прописать, тем более, что полквартиры принадлежит Вике. Счастливые и довольные, мы поехали с ней на три дня на Валдай.

Но через три дня по дороге обратно от её племянницы пришло смс. Она написала, что у дедушки обнаружилась опухоль, и это – из-за нас. Так сильно он переживал после того разговора. Что у неё у самой приступы мигрени. Тоже, разумеется, из-за меня. И что прописывать меня они не собираются. «Решайте свои проблемы без нас. Как хотите так и живите, что хотите делайте, но у нас не впутывайте. У меня маленький ребёнок я не хочу чтобы он это видел. Дедушка полностью со мной согласен» (пунктуация сохранена). У Вики чуть удар не случился. Срочно созвонились. Ничего нового, племянница просто слово в слово повторила смс. А дед уже в больнице. Гнойную опухоль вырезали. А почему только сейчас написали?! – в ответ тишина.

Почти полночь, темно, дождь. Скользкая летняя загруженная отпускниками трасса... У меня круги перед глазами. Но Вику за руль, чтоб сменить меня, как обычно мы делаем в дальней дороге, в такой ситуации вообще нельзя. Еле-еле, с частыми остановками, на сердечных каплях, но доползли. Дома не было сил даже раздеться, не то что ясно сформулировать вопросы, хотя они, неосознанные и тяжёлые, как рой вертелись и жалили. Что с дедом, что за опухоль? За три дня? И из-за меня?? Что за разговоры, с чего вдруг?! За что так ко мне?! Все ж было хорошо! Что вообще происходит, черт возьми??!

Не спали всю ночь. Поддерживая и откачивая друг друга, дотянули до утра.

После разговора со старшей сестрой Виктории мы выяснили, что такого позора у них ещё не было. Что им Вику очень жаль; с кем она потом будет жить – с тем, что от меня останется? Так и сказала: что от него останется. «С хорошей доброй женщиной», - ответила Вика, но морока от сестры продолжалась, словно ей ничего и не сказали. Далее мы узнали, что прописаться я там хочу, чтобы – не больше, не меньше – отнять квартиру и выгнать племянницу с ребёнком на улицу!..

Я чуть дар речи не потеряла. С таким диким и беспочвенным обвинением, да еще на фоне глухого незнания законов, и такой агрессией, да еще от близких людей, которым я столько хорошего сделала, я в жизни не сталкивалась! Даже как-то растерялась. Все же было хорошо! Что случилось? Откуда это всё?! Что за бред?!

…Сейчас, после анализа всего произошедшего, после прочтения массы подобных историй и комментариев под моими разными постами, после разговоров с психологами, я поняла, что это. Трансфобия обыкновенная, Transphobia communia. Трансфобия не как ненависть, а просто – как страх необычного, затуманивший мозги. Настолько, что ни непосредственное общение (да вот же я, сижу с вами и разговариваю, и крыша у меня та-же самая!), ни мои способности убеждать, ни написанные мною-же, а не какими-то далекими английскими учеными, сотни маленьких постов и больших статей – этот надуманный страх не развеяли. Мужик сошел с ума. В бабу наряжается. А дальше темы трансвеститов они не знали, и самое противное – знать не хотели. Более того, для них и травести-актер, переодевающийся для работы, и просто увлеченный своим хобби переодевания в противоположный пол кроссдрессер, и транссексуал, сделавший операцию и круто изменивший свою жизнь – все одно, все одно. Хотя «мужик» этот был уже с красивым женским лицом. И когда три дня назад, когда меня приняли, я переоделась из ненавистной мужской в свою женскую одежду (мы ее предусмотрительно взяли с собой), при них сама накрасилась (а разве мужчина-переодевашка сможет так легко наложить макияж? Без ежедневной практики и жизни в режиме фуллтайм?), и мы пошли в город – они ж видели, что все окружающие, прохожие - воспринимают меня однозначно! Женщина, и точка! Красивая, к тому же, будем объективны, стройная и спортивная. Не чета прошлогоднему Ивану, с кривым сломанным носом и на 17 кг тяжелее. Племянница сама тогда стала называть меня красоткой. И вот тут осенила вторая догадка.

Чёрт, да это же обычная банальная чёрная зависть! Как однажды мне сказала кто-то из подруг: «Ты слишком хорошо выглядишь для бывшего мужчины. Аж зло берет»... Особенно молодую еще племянницу, наверное; незамужнюю, но с ребенком.

При этом многих обычных женщин я, напротив, мотивирую к жизни, стимулирую больше заниматься собой и становиться еще женственнее. Да-да, мне часто об этом пишут и говорят. И в этом я вижу еще одну свою миссию, что бы не говорили и какой бы желчью не изводились радикальные (подчеркиваю – радикальные!) феминистки. Которые, как известно, всегда против красивых трансгендерных женщин. Поиздеваться над мужиками с волосатыми ногами в колготках и юбках, как на медведях в цирке – это они с удовольствием; а согласиться, что в среде обычных женщин «полку прибыло» – выше всяких сил! От этого у них, по всей видимости, скулы сводит! Причем во всем мире; помню, на одном из кинофестивалей «Бок о бок» был даже документальный фильм, с каким боем в свое время в США трансгендерные женщины вливались в строй феминистского движения (на тот момент борющегося за очень адекватные преобразования, не чета нынешним радикалкам, чаще всего просто желающим о себе крикнуть. Погромче). Так что да, зависть – черная штука!

* * * * * * * * * * * * * * * * * *
(Лирическое отступление: комментарий в facebook под презентацией моего рассказа «Селфи» на стене подруги, писателя Жени Монастырской, где шла речь в том числе и о моей травле трансфобами. Из-за Перехода, из-за гендерной идентичности.)

Цитата:

«Эту красивую женщину гнобили? Вообще, что ли монстры? Такая эффектная и хорошая красавица. Может от зависти. Многие от зависти. Недавно расследовала одно дело. Брат уничтожил семью брата от многолетней зависти. Сам же не попытался устроить свою жизнь, полюбить женщину и жить с ней в мире и любви, построить свое сказочное царство со своей королевой. Некчемное дерьмо. Низкое отродие в виде человека. Обманным путем зашел в дом брата и в тяжелых пытках и муках убил его супругу, украв все золото и деньги. Но мотив был другой. Его слова были – «Мне надоели их счастливые и влюбленные рожи». С каждым годом муж и жена все больше и больше обожали друг друга. Жена была как цветущая роза. В свои 62 года она была полна энергии, и была красивая как царица. Их дом был для них раем. Хорошая влюбленная красивая семья. И в одночасье ее не стало. Со смертью супруги мужа разбил инсульт. Крик и вой раненного волка слышен был на весь район, его любимую зверски убили. Настал мрак в его жизни. И только из-за чего? Из-за зависти. Люди сегодня злые. И гомофобия совсем не причем. Люди ненавидят потому что кто-то счастливее их и чего-то достиг, добился. Ладу ненавидели не из-за того, что она была трансгендером, нет. Из-за того, что она добилась чего хотела, она успешна, она красива. Будь она с рождения девочкой, но успешной и красивой, ее бы тоже ненавидели, потому что она лучше. Лучших и счастливых не любят, поверь Женя. Знаю семью девушек темные, когда они были богаты, и помогали своим родственникам и друзьям, никто не смотрел на их ориентацию. Говорили: -"Ну, подумаешь. Это не наше дело. Каждый живет с тем, с кем хочет. Главное, что они идеальные и хорошие девочки". А как упал их бизнес и они обеднели и соответственно перестали всем помогать - вот, тут и нажили себе врагов. И грязными лесбухами стали и всем прочим ругательством. Так что не существует гомофобии, существует зависть и злоба».

Конец цитаты.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
… В итоге, несмотря на то, что Вика эту ситуацию со временем разрулила, и племянница дала нотариальное согласие на мою прописку, я, естественно, от этого отказалась. Поменяла все документы у себя, в своем городе. Нет худа без добра – я не только не столкнулась с трансфобным неприятием со стороны чиновников и госслужащих, а еще и познакомилась, и подружилась со многими замечательными людьми! В том числе и при погонах, при должностях в госструктурах. Были и очень запоминающиеся встречи, например, в ГАИ и ЗАГСе; об этом я уже рассказывала. А одна из новых знакомых была потом на моем, именно моем, Лады, дне рождения. А с Переславскими я отношения уже не поддерживала. Не приняли, и не приняли; Бог им судья.

                (КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ)

Часть 2. МИР НИКОГДА НЕ БУДЕТ ПРЕЖНИМ

Октябрь 2019-го.

Целый год Вика возила отца на Каширку, в онкологический центр. Без меня. Естественно, разговаривали и обо мне, она много рассказывала. Он, правда, тогда все равно отвечал, что не может этого понять. Но видимо вода камень точит. И когда он с обострением попал в Переславскую больницу, где толком не давали никакого лечения, я предложила Виктории вместе поехать к нему. Поговорить с врачами. Добиться нормального лечения. И конечно же, лично его увидеть. Посмотреть ему в глаза. Ведь вначале, год назад, он меня принял, и мы расстались хорошо, а вся его трансфобия произошла потом. И была передана мне заочно. Я хотела понять, что движет им? И надеялась все-таки на лучшее. На изменение его позиции, ведь раньше мы хорошо общались, много разговаривали, да и вообще – он сразу нас с Викой благословил, как только увидел, много лет назад… Заранее подбирала слова, вспоминала все мои предыдущие камин-ауты, планировала ход беседы…

Своим предложением я очень удивила Вику. Она знает моё отношение к тем, кто меня предал. Но… Это же пожилой консервативный мужчина. И не его вина, что он совершенно ничего не знал и не слышал о трансгендерных людях. Ничего, кроме бредятины из государственных СМИ. Да и чисто по-человечески – хочется его увидеть, поддержать… Это же рак, даже не воспаление легких…

Забегая вперед, скажу, что мое общение с врачом привело к улучшению отношения и лечения. Без рубля взятки. Просто, поговорили.

...В палате его соседи отнеслись ко мне как и большинство мужчин в последнее время. Доброжелательно, немного кокетливо. А сам он лишь через Вику догадался, что за женщина к нему пришла. Настолько я изменилась еще за один год. И, встав навстречу, подошел и обнял. Очень бережно и нежно. Без слов... И попросил прощения. Никакой трансфобии.

Я его простила.

* *
В общем, от его неприятия не осталось и следа. А про обвинения в мой адрес по поводу прописки он и не знал, и тем более под ними не подписывался, как это преподнесла племянница. Да уж. Неприятный осадок от ее поведения и лжи стал ещё горше. Хорошо хоть, с умирающим тестем все восстановилось.

Через неделю-две после выписки из той больницы он попросил Вику забрать его к нам. Внучка (Викина племянница) не всегда ночует дома, и даже кушать он иногда готовил себе сам. Забрали на следующий же день.

Пока ехали – племянница весь его нехитрый скарб собрала, за час. Для меня было важно – как она теперь ко мне отнесётся? Останется по-прежнему трансфобной, или в связи с последними событиями изменит свое отношение? Все-таки у дедушки смертельная болезнь, сам он меня принял уже, и именно я опять им помогаю…

…Племянница открыла дверь. Поздоровалась с Викой, на меня глянула вскользь, промолчала. Вика по аналогии с моими прошлыми камин-аутами говорит: «Познакомься, это Лада». Хотя меня, именно меня, Ладу – она уже видела и общалась. И не приняла. Промолчала и сейчас.

Мы зашли. Тесть в постели. Увидев меня, обрадовался, поманил рукой. Когда я присела рядом и взяла его за руку – положил вторую сверху на мою, гладил. Племянница явно не в восторге от моего появления, на любой вопрос отвечает раздраженно. Ну, мне до одного места её раздражение. Убедились, что все документы приготовлены, тёплые вещи есть, и подняли деда с постели. Поехали.

…Я знала, что дела его плохи, но не думала, что он сдаст так быстро! Непонятно, что с ним три недели делали в переславской больнице, но он еле-еле дошел до машины, опираясь на палочку и под локоть за Вику. Ночью несколько раз потел насквозь, и температурил до 40. Утром я позвонила своей подруге – доктору. Описала ситуацию. Она объяснила, что можно и без прописки, даже без временной регистрации, поставить гражданина России на учёт в поликлинике. И что нужно вызывать врача на дом в любом случае. Если будет необходимость – врач выпишет направление на госпитализацию. И его в таком случае по любому госпитализируют. Будь он хоть с северного полюса, если он россиянин! Что мы и сделали.

Пришел врач, посмотрел, послушал. Выписал направление в больницу. Вика пошла в поликлинику, ставить отца на учёт. И оформила по всем канцеляриям. Вот же твою мать! А в Переславле ничего подобного! Он перед госпитализацией должен все анализы сдать, говорили. Несмотря на постоянную прописку, и на то, что он уже просто лежачий больной! И пусть как хочет, так и доползает до поликлиники, и высиживает очереди. И только потом, может быть, возьмут в больницу. Несмотря на рак, бешеные скачки температуры и обмороки. Так его туда, в эту больницу, еще и по блату устроили. Хотя толку все равно не было…

Пока Вика ходила и оформляла отца в больницу, я сидела дома и ухаживала за ним. Носила воду, обтирала пот, водила в туалет. Разговаривала. Он рассказывал, как ходил в молодости на охоту, какие особенности при приготовлении настоящего туркменского плова, как правильно подсекать рыбу… Про свою работу на железной дороге, до развала Союза и при тоталитарном туркменском государстве (они, будучи русскими, родились и выросли в Туркмении, при СССР). Про то, как государство там стало собственностью президента, буквально. Про случай, свидетелем которого был он сам. Когда кто-то из крупных железнодорожных руководителей отказался передавать взятку Самому, и даже послал его при всех, открытым текстом. А потом покончил с собой, положив голову на рельсы…

Я слушала его и понимала, какой подвиг совершила и сколько труда вложила Вика, одна, без мужа, с маленьким ребенком, организовав переезд из этого тоталитарного нецивилизованного средневекового государства в Россию. Себя, ребенка и пожилых родителей. И племянницы, мама которой, сестра Викули, наплевав на всех и бросив дочь на стариков, уехала из Туркмении одна в Америку. И осталась там нелегальной иммигранткой. Викуля же одна сумела продать там три квартиры (свою, сестры и родителей), перевезти всех в незнакомую, холодную, но исторически свою родную, страну; купить квартиру в России (денег хватило лишь на одну), причем всего в 4-5-ти часах от Москвы, в Смоленской области. Смогла воспользоваться государственной программой возвращения соотечественников, оформить всем гражданство, ребенка в школу, родителям – пенсию, и самой устроиться на работу в Москве и снять там себе комнату. И жить вахтовым методом, по выходным приезжая к своим. В то время как родная старшая сестра, архитектор по образованию, жила там одна и работала сиделкой у инвалида и упорно искала способ зацепиться и стать законной гражданкой США. Надо отдать должное – деньги родителям она высылала (считая на этом свои обязательства выполненными), и по Скайпу общалась. А Вика весь этот воз тянула буквально. В Реале, не по Скайпу.

…Наконец, направление в больницу полностью оформлено. Но поскольку уже было послеобеденное время, смысла нам туда его везти сейчас – никакого. Врачей там уже нет, кроме дежурного, ничего ему там делать не будут. Просто положат, и всё. Хоть умирай. И я знаю такие случаи – умирали. Поэтому мы решили вызвать скорую завтра утром. Ночь ухаживать самим, спокойно подготовиться, утром его одеть и вызвать Скорую.

Вдруг, когда мы его очередной раз переодевали и обтирали пот, у него исказилось лицо. Спрашиваю, что – говорит, грудь давит, общее состояние жуткое, голову распирает и дышать трудно. Я просто помню, что у него и сердце слабое, и бегом за валидолом. Положили под язык, тихонько уложили, широко открыли окно. Он лежит, я растираю ему плечи, руки, грудь. Немножко ритмично надавливаю, слабенький массаж сердца. Смотрю внимательно. Он кивает. Помогает значит. Продолжаю. Вроде пронесло.

Такое предынфарктное состояние повторилось ещё раз. Два или три валидола подряд, «Валокардин», массаж, открытое окно и ожидание. Пронесло второй раз. Говорю Вике – третий раз однозначно вызываем скорую. Хотя я прекрасно понимаю, что скорая просто отвезёт его в больницу, а там тётеньки в приемном отделении два часа будут заниматься оформлением. И хорошо если в это время он будет лежать. Огромная вероятность, что придётся сидеть. На табуретке. А оформив – просто отвезут в палату. И лежи себе дальше. Это только в кино бегут, одновременно капельницу держат, и тут же на стол к хирургу. Хорошо бы так, но реалии другие, и это надо учитывать. Я просто связывалась с кардиологами, убеждалась что всё делаю правильно, и продолжала это делать. А завтра в больницу, с утра.

И тут я почувствовала нечто, что холодом пронзило спину. А если, не дай бог, всё-таки что-то случится – виновата я? И тут прямо в тему, как в анекдоте, посыпались звонки от Викулиных родственников. Причём на его телефон. По их мнению, умирающий от онкологии и кардиологии, ослабший пожилой мужчина будет каждому по телефону разъяснения давать. Лично. Трубку брали, естественно, мы. И каждый требовал от Вики объяснение, каждый давал указания, что делать и как лечить. Ситуация становилась просто гротескной.

Я целый день возле больного, я договариваюсь о госпитализации, вижу своими глазами, что именно на данный момент с ним происходит, оперативно принимаю решения, которые его спасают. Целый день за ним ухаживаю. Вика носится по кабинетам, оформляет, бегает по магазинам и аптекам, готовит. А родственники отвлекают и дают ценные указания. Причем говорят так, будто она одна с ним, хотя прекрасно знают, где сейчас дед и кто за ним ухаживает. Меня-то для них не существует. Трудно передать то невыносимое чувство давящего раздражения, разочарования и обиды, которые я испытала…

Человек был-был, и словно растворился, стал пустым местом. Из-за того, что узнали, что ты рыжий, или левша. Несмотря на предыдущие хорошие отношения и немалую помощь. Мне кажется, что если бы на моем месте был просто посторонний человек, сиделка, или соседка, или санитарка со Скорой – и то, этот человек заслужил бы благодарность и уважение. И наверняка получил бы и то, и другое. Во всяком случае давным-давно, на поминки по одному из родственников, вдова умершего приглашала медсестру, ухаживавшую в больнице последние дни за умершим. А вот извращенцам типа меня несмотря ни на что – все равно не место в их благородном семействе! Видимо, весь лимит толерантности у них достался одной Вике. ))

Но в любом случае, если не дай бог что-то и вправду случилось бы, на меня стопроцентно посыпались бы их проклятия! И обвинения. И вот дилемма: сдать его на ночь глядя в больницу и снять с себя всю ответственность, при этом обречь его на возможный летальный исход, или продолжать ухаживать – а это совсем не просто - всю ночь, и подготовить к утренней госпитализации, но взять на себя все риски? Он сам просит скорую не вызывать, говорит – Лада, ты такая заботливая!..

И сколько таких случаев с врачами по всей стране?! Поэтому всё меньше и меньше ответственных докторов. Куда безопаснее сделать все по инструкции, и плевать на смерти пациентов. Зачем лечить, надо спасаться самому!

В 6 утра на Скорой его отвезли, и только через три часа он оказался в палате. Повсюду в воздухе висела какая-то ненависть. Врачи и санитары орут, буквально орут, то на родственников пациента, то друг на друга. При всех говорят друг другу гадости и рассказывают пациентам о некомпетентности друг друга. И то сказать – первая фраза врача скорой, еще и плохо говорящего по-русски, это - «Мы вам нэ таксиы». И что они и не таких больных видали, наш дед и сам доберется. В итоге, когда я демонстративно включила диктофон и прямо попросила подтвердить, что они отказываются увозить больного, выяснилось, что я не так их поняла. Заберут, что вы, девушка, не надо скандалить. Просто у них в нет ни носилок, ни санитаров. Поэтому ведите его сами, или идите и зовите соседей, в 6 утра. Я пытаюсь им объяснить, что вести под руки его невозможно, он не может идти вообще, даже стоять не может. Как будто это наша с Викой вина, что они без носилок. И включаю уже видео. Вдруг откуда-то нашлась у них коляска, и деда просто на ней довезли до машины.

Довезли. Оформили за 40 минут, он лежал на каталке. Сделали УЗИ и рентген легких. Хотели взять анализы, но мочу он сдать не смог, а катетер ставить прямо там не стали. Подозрение на пневмонию. Вот те раз! Ни разу ведь не кашлянул! Ну и что, говорят, бывает и так… Отвезли в отделение. В терапевтическое. И там дед ещё почти полдня лежал и ждал начала лечения. Несмотря на нечеловеческие усилия Вики ускорить этот процесс. Ночью он умер.


17 октября 2019г. 2 часа ночи.

Я никогда не забуду эту ночь. Викулин крик, крик отчаяния и боли моего самого близкого и родного человека, просто разорвал моё сознание и душу.

...Она очень любила своего папу. Все детство сидела рядом и помогала ему готовить удочки, а став постарше – помогала снаряжать патронташ с дробью на уток. Иногда ходила с ним на рыбалку. В те не очень сытные годы их реально выручал и улов рыбы - сомы, судаки и сазаны; и охотничьи трофеи... Хотя он не был профессиональным охотником или рыбаком, это просто была его страсть. Но теперь понимаю, что это именно он научил Вику любить мир и природу полной грудью, во всём его многообразии. Таким, какой он есть, этот мир.

Но мир уже никогда не будет прежним.

* * *

17 октября 2019 г. Утро, день, вечер и ночь.

Как ни странно, следующий день я помню чётко. Видимо, ответственность за свою любимую, и перед памятью её отца, меня сконцентрировала. Я была собрана, внимательна, и практична. Благодаря друзьям, знавшим меня-мужчину и принявшим меня-женщину, все было устроено за один день. Несмотря на непростую ситуацию, когда в морге лежит не местный, и забирать его будут не на местное кладбище. Оплатили услуги морга. После проведенного вскрытия, привела Вику к патологоанатому. Надо, Солнышко, надо выяснить причину смерти. Держись, я рядом. Рак, метастазы, и итоговая интоксикация.

Ездили по конторам, ритуальным службам, знакомым… Договорились о машине, выбрали Mercedes; купили венки и корзины, и конечно же последнюю «квартиру» усопшего… Красивую, он этого достоин. Но взяли с нас недорого, видимо без накруток. А Вика, хоть и страдала, переживала, но держалась стойко.

Она ведь сильная, моя девочка...

Все сделали и поехали в Переславль. На ночь глядя, с ночевкой.

18 октября 2019г.

Поужинали там, в Переславле. Отношение ко мне племянницы ожидаемо не изменилось, но это сейчас совершенно не важно. Мы делаем одно дело, мы сейчас в одной лодке. За ужином обсудили план дальнейших действий, день похорон, закупки на поминки… Опять пришлось включать свой опыт планирования и распределения ответственностей. Не без трения и напрягов, но обо всем договорились.

С утра поехали по делам. Втроем. Договорились на кладбище и в морге, насчёт землекопов. Вырыть могилу, похоронить. В мягкой осенней земле, рядом с могилой супруги. Вытащить гроб из катафалка для отпевания в церковь, и загрузить его обратно. И за эту работу с нас в Переславском морге взяли в полтора раза больше, чем я заплатила за целый день аренды Мерседеса – поездки с гробом и пассажирами в другую область, и ездой между церковью, квартирой и кладбищем. И чеки не дали, сколько не спрашивала. Пишу и вспоминаю, как смотритель Переславского кладбища сам возмущался сложившейся практикой вымогательства, и гордо рассказывал, что теперь они это устранили. Теперь все по закону. Ну да, видела я, какие у них там «законы». Про бессовестный похоронный бизнес с использованием состояния людей, хоронящих своих близких, только ленивый не в курсе. В своем городе я с этим так и не столкнулась, в Переславле – добро пожаловать. Вероятно, местные власти разные. Или друзей хороших нет.

Потом поехали в церковь и договорились о предстоящем отпевании. Заказали сорокоуст. Там цен не называли, сказали – сколько сочтёте нужным, столько и опустите в ящик. Матушка от руки переписала нам молитву, самую простенькую, и дала. Просто так, от души. А отпевать папу будет монах из монастыря, что по дороге к Синему Камню. Забегая вперед, скажу, что мне очень понравилось, как он это сделал. Искренне, от души, и это было видно! И после обязательной старославянской речи говорил слова утешения на обычном, родном для нас языке. И доходили его слова до самого сердца.

…По дороге в супермаркет заехали в ЗАГС. Вика за 15 минут получила Свидетельство о смерти, сдав Справку о смерти из нашего, подмосковного морга. Отдала племяннице, чтоб та получила хоть мизерную, но помощь на погребение. От Пенсионного фонда.

Накупили продуктов. Приехали в квартиру, забрали вещи для передачи в морг, одеть покойного дедушку, и уехали к себе. Домой, в Подмосковье. Чтобы ранним утром успеть к открытию морга. Отдать вещи, забрать покойного, и навсегда отвезти в Переславль-Залесский. Завтра тяжелый день. Ложись, моё Солнышко, нам надо выспаться...

                (КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ)

Часть 3-я. ГРОБОВАЯ ТРАНСФОБИЯ. Похороны.

Утром в субботу я встала на час раньше Вики, впрочем, как всегда. Разница лишь, что это было не половина восьмого, а половина шестого утра. Мне ж надо ежеутреннюю часовую процедуру экзекуции пройти, нарастающие волоски на лице найти и обезвредить. Выдернуть. Потом зарядка, без этого я плохо себя чувствую, завтрак и сборы. Надо тщательно нанести макияж. Я итак всегда это делаю тщательно, но сегодня нужно выглядеть просто идеально. Меня увидят ее родственники, до того видевшие только Ивана, меня-мужчину из прошлой жизни. Самый для меня неопределённый, но важный момент. И тест, и камин-аут. Меня настоящую, Ладу, они вживую ещё не видели. Но осудили... И теплилась надежда, что в связи с таким трагическим событием меня будут оценивать по делам, по помощи, по поддержке, но уж никак не по вбитой в голову трансфобии… В конце концов, от того, как меня примут, зависит, увидимся ли мы еще когда-либо…

Если бы можно было всем просто заявить, что вот – это Лада, сестра Ивана – всё было бы легко, и не возникло бы никаких вопросов. Эта схема отработана. Напротив, я бы наверняка всем понравилась. Все бы отметили мою лёгкую спортивную походку, приятное интересное общение и возможно – красивую внешность. Так теперь всегда и бывает, при новых знакомствах. Если я – не я, а сестра Ивана. А собой быть нельзя. Вот так. Таковы наши «ценности». Ну хорошо, хотя бы так… Лишь бы относились по-человечески, сестра так сестра.

Но из-за предательства Викиной племянницы, из-за аутинга (разглашения всем без моего разрешения и согласия), устроенного ею и её мамашей год назад после моего раскрытия (несмотря на обещание), все Викулины родственники уже были в курсе. И весь год я чувствовала направленный на себя негатив, при любом телефонном разговоре с ними. Исходившие от них волны трансфобии не выливались в прямые оскорбления. Просто Иван перестал для них существовать. А Лада так и не появилась.

Это надо было видеть, как старательно Вика при каждом разговоре упоминала моё имя: а вот мы с Ладой, вот там-то Лада, вот это вот благодаря Ладе, это сделала Лада; и как демонстративно они обходили всякое упоминание обо мне стороной. Был человек, и нету. Не то что умер, а просто – и не было его. Ни-ког-да. И все что он делал, все, о чем говорила Вика – делалось как-то само. Да, впрочем, им это и неважно. На самом деле им совершенно без разницы, как живет их Викуля, чем занимается, что мы сделали для ее родителей, где они теперь живут… Видимость заботы, за которой скрыта фальшь и пустота.

Я просто начинала задыхаться от обиды и злости; ведь я живу, я живая! Это же я сидела с вами за одним столом, это же я, да-да, я, я помогала вам делать то-то и то-то; это же я живу душа в душу с вашей родственницей, и у нас с ней наш ребёнок, да вы что все – с ума посходили??! Вот она я, рядом с вами! Какая вам разница, похудела я или нет, с бородой я или нет, в мужском я или женском? Я живу с вашей Викой, и она, не я, она сама – говорит вам всем, как мы счастливы! И она продолжает жить со мной! Так какое ваше … дело, черт побери?? Я продолжаю видеть теми же глазами, чувствовать тем же сердцем, которое стало лишь добрее, думать и все планировать той-же головой! Чем вы лучше меня?? Оттого что родились довольные своими телами, а я полжизни жила как в тюрьме?? Для чего нужно так унижать, так демонстрировать свое презрение; за что??!

Обида была тем сильнее, что подобное неприятие встретилось впервые. И не от кого-нибудь, а от родственников, с которыми были хорошие отношения. С посторонними людьми – и то не было таких проблем! Моё преображения спокойно, даже с уважением и неким пиететом приняли все те, кому я раскрывалась: и в стоматологии, и в косметологической клинике, и мои друзья, и одна из моих двоюродных сестёр… Про госслужащих я уже рассказывала.

Но время шло, и ничего не менялось. Только разговоры становились всё реже, Викуле тоже это все было неприятно.

И такой игнор, когда в семье её двоюродного брата, например, с которым у меня до того были прекрасные отношения, теперь не интересовались, как мои дела, не передавали привет и не отвечали на мои приветы - вначале меня просто парализовал. Я столкнулась с совершенно новой для себя, хотя знакомой многим трансгендерам, формой трансфобии. И это ощущалось не как-нибудь, а как предательство. Я смотрела и не могла понять: что я лично вам сделала плохого, почему такое отношение? Переживают за Вику? Ну так она же вам рассказывала, как нам хорошо, мы даже стали лучше жить! Если они её так любят – почему не верят, почему не радуются за нашу новую, куда более лёгкую и приятную жизнь? Я надеялась, что, приехав к нам в гости, за столом во время длинного ночного разговора, они все поймут. Как все те друзья, которым я делала камин-аут. Я даже сейчас в этом уверена, что всё так бы и случилось, если бы они приехали. Если бы… Но они не приехали. И все оставалось в подвешенном состоянии. Предложение читать мои статьи и рассказы, и вообще читать мои группы, поглубже окунуться в транс-тему, услышано не было. Фотографии мои тоже смотреть не захотели. Видимо, думая увидеть там переодетого мужика в юбке с кривыми, стоящими нараскоряку небритыми ногами. На озвученное желание нам самим приехать к ним в гости был вяло промямленный ответ с проглоченными согласными. Все стало ясно окончательно.

Сейчас, после всего произошедшего, я понимаю, как была наивна. Но тогда мне искренне хотелось, чтоб никакой враждебности не осталось и в помине. И чтоб сердце у Викули, итак разбитое уходом последнего из родителей, не добивали из-за такого ко мне отношения.

* *
…К восьми утра, к открытию – надо быть у морга. Передать одежду. Его там оденут, и уложат в гроб. Вынесут в нашу машину, и мы повезем его в последний путь…

И вот машина с покойным подъезжает к дому в Переславле. Викуля в салоне, рядом с гробом, она весь путь была рядом с ним. Я впереди с водителем, показываю дорогу. Сердце бешено колотит. Я-то вижу тех же самых людей, это они видят внешне совершенно другого человека! Но знают, что эта женщина была раньше Иваном… От того, как все пройдёт, зависит очень многое. Будем ли мы, как и раньше – дружить, общаться, интересоваться друг другом, или же всё, финита ля комедия?

Машина останавливается. По нашему плану я должна выйти с водителем, открыть заднюю дверцу; мы снимем крышку гроба и частично выкатим покойного, попрощаться с домом. Все попрощаются, мы закроем крышку, и все вместе поедем в церковь.

Выхожу. Вижу их всех, пять или шесть человек. Знаю каждого. И они все знают меня. Здороваюсь. Нельзя сказать, что меня встретили холодно. Меня вообще никак не встретили. Хоть бы поздоровались как с посторонним! Так нет же, меня просто не увидели. Словно привидение пролетела я мимо них и помогла открыть дверцу машины. Выкатили покойного. Постояли, как полагается. Кто-то плакал. Викуля стояла рядом, я держала её под руку. Попрощались. Поехали в церковь.

Будь другая ситуация – я бы улыбнулась, наполовину их обезоружив. Но сейчас не до улыбок. Надеюсь, мои огромные усилия по созданию внешности принесут свои плоды. Я действительно сейчас выгляжу красиво. И Вика говорит, и сама вижу. И будь я не бывшим Иваном, а действительно его сестрой – меня бы приняли, и очень душевно, я абсолютно в этом уверена! Но ничего не помогло. Словно какая-то невидимая, но туго натянутая леска стояла между нами, и они никак не могут её перейти... Даже то, что я провела с покойным, которого они приехали хоронить, последние дни и часы его жизни, что ухаживала за ним, водила его в туалет, вместе с Викой кормила с ложечки и подносила стакан воды - ни на йоту не приблизило их ко мне. А уж то, что это именно я все организовала так, что все прошло без сучка и задоринки – тем более, не повод для знакомства. С Ладой. И то, что Викуля все время стояла рядом со мной, а я её поддерживала, обнимала и успокаивала, их не тронуло.

Как жаль, что её папа умер! Как жаль, что он уже не сможет рассказать им всем, что я нормальная, обычная, что я живой человек, умеющий любить, ухаживать за больными, сострадать и поддерживать… Не расскажет им, как ему было приятно видеть мою заботу, как мы болтали обо всем на свете, как он жалел, что все так печально получилось, и что он не сразу смог меня принять... Хотя теперь-то мы знаем, кто все так подстроил и настроил против меня, он все рассказал… Я поняла, почему племянница так агрессивно меня встретила, когда мы приехали его забирать… Они не услышат, как он рад нашему с Викой счастью, и что он никогда плохо ко мне не относился! Эх, папа!.. Надеюсь, ты хоть маме все это теперь расскажешь?..

Ведь вы наконец-то встретитесь…

Ни возле церкви, пока мы ждали начало отпевания, ни во время его, ни после – ко мне никто не подошел. Не посмотрел, не проронил ни слова. То же самое на кладбище. Опустили гроб, все кинули по горсточке земли. Я стою крайней. Викулечка подошла и встала рядом. Взяла под руку. Сказала, чтобы я тоже бросила. Я послушалась. Потом все было как обычно. Гроб закопали, на созданный холмик постелили еловые ветки и цветы. Установили венки и корзины с цветами. Корзину от меня поставили поодаль, не на холмик рядом со всеми. «Понявшему и принявшему – от Лады», написано на привязанной ленте.

… На поминки я не осталась. Пошла бродить по городу. Никто из гостей и слова не промолвил. Через три часа ко мне присоединится Вика, и мы уедем домой.

                КОНЕЦ ТРИЛОГИИ

Пост скриптум.

Спустя несколько дней одна родственница, с которой мы раньше дружили, в ответ на просьбу Вики все-таки почитать мою страницу, написала ей. Она прочитала. Лада выглядит конечно прекрасно, «он счастлив за свои надуманные успехи, а другая (то есть Вика) загнана в угол ненужных проблем». Выглядит плохо, и ей нужен психолог. Что мы только и играем в свои ролевые игры «мальчики-девочки». И в-третьих, что при этом ребёнок заброшен, да ещё в таком возрасте, когда нужно влюбляться, остался без родительских советов. Хотя как она это определила, не видя ребенка и не общаясь с ним, непонятно. Наши дети от первых браков (у меня и у Вики) – уже взрослые, живут отдельно. С нами только одна, наша общая. Старшеклассница.

Позвали дочь, речь ведь о ней. Она говорит: я два раза прочитала, но так ничего и не поняла. Ну там да, та еще пунктуация и орфография. Мы ей расшифровали. Три пункта. Что я выгляжу прекрасно и «счастлив и горд собой, своими успехами» (надуманными, кстати!); что мама выглядит плохо и ей нужен психолог; и что дети заброшены из-за наших ролевых игр. Она послушала и говорит – ну, это просто бред.

Девушка 17 лет, заканчивает школу, закончила двухлетние курсы юного журналиста в МГУ и проходит подготовительные курсы к экзаменам, в том числе и в самом МГУ. Готовится к ЕГЭ на онлайн-курсах и посещает английский. Самостоятельно, без нас, встречается с друзьями и ездит в Москву с одногрупниками из МГУ. Вот так она «заброшена».

Вика ответила родственнице: «Спасибо за беспокойство насчёт меня. Но как позавчера - я обычно не выгляжу. Напоминаю, мы не спали пять суток. И я вся изрыдалась. Странно, что это надо объяснять. А Лада держала себя в руках, чтобы действительно произвести впечатление, чтобы вы убедились, что это не игрушки в переодетых мужиков, а действительно – смена пола и гендера, и что все серьезно. И потому, что чувствовала ответственность – ведь все висело на ней. Хотя она тоже со мной плакала, у неё обычный женский гормональный фон. У меня ощущение, что если б она была просто трансвестит, переодетый мужик - вы б тоже ее не приняли, свысока посмеялись. И сказали - вот у мужика крыша поехала. А она выглядит женственно и прекрасно – но вам тоже плохо. Всё, как она и предсказывала, когда мы были втроем в Переславле. Она говорила – всем будет плевать на мои поступки, все будут тщательно разглядывать мою физиономию. И оказалась права, хоть я и не верила.

У любой личности есть потребность быть, и быть признанной, что она есть. И право защищать свою самоценность. И успехи у неё не надуманные. Она добилась многого. Но не за мой счет, а с моей помощью! И она это ценит! У многих трансгендеров рушатся семьи, а мы вместе. Ты не поверишь, просто мы любим друг друга!

А я в угол не загнана. Мы вместе работаем, вместе ведём паблики, вместе гуляем по Москве и Питеру, вместе путешествуем по миру. И живём счастливо.
Вот и дочь послушала, хмыкнула и ответила – «ну, это просто бред». Лучше и не скажешь. Назвать играми (!) – прохождение комиссии психиатров, смену гормонального фона, пластические операции, изменение Гендера, всех документов и всей жизни – действительно, как… бред»

Конец цитаты.

* * *

Эпилог.

С похорон мы ехали на рейсовом автобусе. Тихо разговаривали, прижавшись друг к другу, и были как никогда близки.

…Весь следующий день меня душила адская смесь из боли утраты, переживаний за Вику, и обиды за унизительное отношение. Душила и не давала спокойно все обдумать. Я не могла сосредоточиться и разложить все по полкам, как я привыкла анализировать все сложные ситуации. Словно мощный джип с заклинившим ручным тормозом и тугим рулем, я прыгала на кочках и с ревом вгрызалась в землю, разбрасывая ее сильными колесами по всей округе; но ехать не могла… Спотыкаясь, вся в экспрессии, села писать пост. Наверное, друзья за сотни и тысячи километров почувствовали эту мою темную энергию. Поддержали.

Sarah Heemeyer: Ладочка. Милая. Не унижайся больше, никогда.

Виктория Добронравова: Ладушка, родная, ты ни секунды не унижалась. Ты просто была со мной рядом. Сказать, что я тебе очень благодарна, не сказать ничего.

Наталья Климкина: Ладочка, это было совсем не унижением. А если можно написать такой антоним, то своеобразным «возвышением!». Вика и Лада, вы молодцы, вели себя очень достойно. По- человечески (без разделения по половому признаку).

Василиса Середа: Мои соболезнования Вике. Лада, ты действительно сделала по-человечески, но не твоя вина, что людей там не оказалось.

Любовь Иванова: Светлая память отцу Виктории! Придет время, и остальные родственники может быть поймут! Главное, отец принял!

Олег Белов: Лада, Вика, примите мои искренние соболезнования, и там чуть выше Василиса правильно сказала, полностью соглашаюсь.

Ввалли Иванова: Тяжёлая история, обидно до злости и все же, сдаваться нельзя

Wendy Testaburger: Соболезную. Сама недавно похоронила близкого друга, почти брата. А родственники, ну что же, хорошо конечно, когда их много и все друг за друга горой. Но с другой стороны, если такие вот... может и хорошо что не общаетесь, проблем тоже меньше.

Ксения Маскова: Мои соболезнования ! Жаль, что так получилось у тебя с этими людьми. Боюсь фраза «все будет хорошо!» тут не актуальна. Просто будет как будет! Многие из нас в таком положении, но появляются новые друзья и родные люди, которые намного лучше и преданнее, чем люди в нашем прошлом ....

Анна Андреева: Искренне соболезную. Пока читала, теплилась надежда, что после похорон... ну хоть как-то изменится ситуация... Ну нет, так нет... Хотя, мне кажется, для Вики всё гораздо сложнее... терпения вам обеим.

Феликс Хрулёв: Лада,Вика... Соболезную... Ладочка, ты ни в чём не виновата. Ты реально относилась к ним по-человечески. Это они повели себя как... Даже не знаю, как кто. Сказать, что как свиньи будет слишком мелодраматично. Вику тоже жаль искренне. Мало того, что один любимый человек покинул этот мир навсегда, так ещё и другого любимого ею человека родные втаптывают в грязь. Врагу такого не пожелаю...

Тома Стешенко: До чего же упоротые бараны! Вот просто упоротые без каких-либо причин. Как это еще Вика умудрилась в их среде вырасти человеком, вот что удивительно. Не какая-то абстрактная страна с недалеким лидером их такими сделала, а это они сделали и этого лидера, и эту страну. Поставить венок отдельно... просто на голову не налазит. Две вещи успокаивают - во-1х, покойному безразличны все вытребеньки вокруг могилки. Ему нужна теперь только молитва. Лада и Вика помолятся. Эти вот - не уверена, но это уже их грех. Из чего вытекает во-2х - теперь вы можете никогда с ними не встречаться. Изъять их из обихода. По нашей вере, покойников не жалеют. Это вообще грех, плакать на похоронах, ибо ты жалеешь себя. Помер - значит обрел обитель в доме Отца Небесного. Любила человека - порадуйся за него. Ненавидела - прости и забудь. Так что поминайте покойного, а этих забудьте. Они не знают Ладу, Лада не знает их. За больным Лада ухаживала уж точно не ради их одобрения. Как-нибудь обойдется без их дружбы и в дальнейшем.

* * *
Почитала, стало и вправду легче. Может, я сама и не унижалась, я действительно не клянчила у них снизойти до меня. Но они, они все-таки меня унизили. Сами. А Вику этим оскорбили. И я поняла, что зря мы им что-то доказывали. Свое глухое невежество они преодолевать не собираются. А чем больше у меня успехов в социализации, чем большего я добьюсь в новой жизни как женщина – тем им неприятнее. Это же будет вразрез с их занятой трансфобной позицией. Это же будет опровергать их уверенность, что я просто схожу с ума. И чем лучше у нас жизнь с Викой, чем крепче наша семья (да, пусть и как сестер, а что – мало женщин в обычных семьях практически без секса?) – тем больше разрушается их стереотип о замученной Вике. Поэтому наши интересы расходятся ОБЪЕКТИВНО. Чем нам лучше, тем им хуже, и наоборот. И зачем нам такие родственники??

«Мне плевать, что вы обо мне думаете; я о вас вообще не думаю». (с)

Даже горе их позицию не изменило, и нас не объединило. Горе объединяет, но только самых близких людей.