Карьер

Мирон бежал по полю. Бежал быстро, изо всех сил. Он спотыкался, проваливался в неглубокие рытвины и зачерпывал сандалиями твёрдую земляную крошку. Но ничто не могло остановить его, и он бежал дальше. Зачем? Об этом Мирон не думал. Ему было весело.

Только забежав глубоко в поле, он остановился. Согнувшись от усталости, Мирон стал полным ртом глотать воздух. Наконец утолив жажду, он расхохотался. Бегать так весело! День уже шагнул за полдник, но солнце ещё припекало. И повернувшись к нему, мальчик расставил руки в стороны и закрыл глаза. Чистое летнее небо, залитое светом солнца, превратилось для него в розовую тень посреди темноты. Жар медленно проникал сквозь кожу, слабо щекоча в горле.

«Я горячая печка», – подумал Мирон. – «Интересно, если съесть сырое яйцо и согреться, оно превратиться в животе в яичницу? Главное очень аккуратно глотать желток. А то будет яйцо всмятку!».

Стоять под солнцем Мирону быстро надоело. И правда – ни в каком кино люди так не стоят. Вот лечь в траву, да ещё соломинку закусить – совсем другое дело. И мальчик рухнул на землю, не открывая глаз. Лежать было неудобно. Но разве это важно? Гораздо важнее что это… Круто? Да. Круто!

– Ну что? Остаёмся здесь? – тихо расплылся в полуденном зное женский голос.

Мирон вскочил.

– Нет! Ты что! – он очень испугался. – Ты забыла? Ты же обещала на карьер сходить?
– Тогда пошли, - ответила мама и улыбнулась. – Эх, весь перепачкался опять.
– А я целиком буду плавать и отмоюсь!
– Тогда ладно.
– А когда обратно пойду на мне все и выгладится. Как раз как для меня надо, а то ты ведь точно не знаешь, когда гладишь – где надо ровно, а где нет!

Мама рассмеялась, и они пошли к тропинке, ведущей через поле. Найти её было не просто: в этот год пшеницу не засевали и среди серых осыпавшихся борозд, поросших молодой травой, дорожка почти не выделялась.

– Ма-ам..
– Да?
– Как думаешь, поле не сильно устало, когда я лежал?
– Нет… А почему ты спрашиваешь?
– Ну-у, ты говорила, тут не сажают потому, что оно устало.
– А-а, нет, оно от этого точно не устанет.
– Хорошо. А знаешь, что я придумал?
– Что?
– Можно наесться сырых яиц и лечь на солнце, а они в животе сварятся в яичницу!
– Вот как?
– Ага! Давай, как придём, так сделаем, а тебе готовить не нужно будет.
– А вдруг они сварятся в омлет? Ведь в животе всё перемешается.
– Не-е-ет! – сказал Мирон и поморщился. – Я омлет не хочу.

Мама остановилась и осмотрела по сторонам.

– Ох, ну и далеко ты забежал. Где же дорога?..
– Да вон там! Где гладиолусы.
– Какие гладиолусы?
– Синие.
– Это же васильки.
– Я знаю.
– А что же говоришь, что гладиолусы?
– Потому что гладиолус! – Мирон расхохотался. Он даже упал на колени от того, как ему было смешно, а мама, закрыв глаза и глубоко вздохнув, подумала: «ведь и я была когда-то такой же?» – и на пару мгновений её унесло далеко-далеко в ясные, безоблачные дали, где все было так легко, понятно и просто.

Вскоре они вышли к тропинке и продолжили путь. Полоса примятой травы вилась и петляла, то и дело исчезая в зарослях полевых цветов. Мама нередко наклонялась, чтобы их сорвать.

– Ну ма-а-ам! Пойдём уже!
– Хорошо, хорошо… только ещё чуть-чуть соберу.

Ещё чуть-чуть для Мирона всегда значило только одно – невыносимую пытку бесконечным ожиданием.

– Вот теперь и на венок хватит.

Наконец-то мучения Мирона закончились. Как можно тратить время на такую ерунду, когда совсем рядом столько неизвестного?

Когда мама сплела венок, он попросил себе такой же.

Путешествие по полю подходило к концу – мелькавший вдали лес вдруг начал приближаться. Он рос на глазах, и Мирон радостно крикнув, бросился к опушке.

Стоило ему немного привыкнуть к полю, как оно тут же ему наскучило.

Да и где видано, чтобы в пути было интереснее, чем в конце? Кому ж тогда такой путь нужен – ходи и ходи себе, а газировку пить когда? На ходу это неудобно!

Тропинка в последний раз подпрыгнув на пригорке, устремилась вниз и скрылась в небольшом проёме между деревьев. Мирон, не медля, ринулся вслед за ней и скрылся под кронами старых деревьев.

Вокруг воцарилась тьма. День сгинул и осталась только пустая чернота. Казалось будто жизнь закрасила глаза чёрной краской. Но господство мрака длилось лишь мгновение, и вот уже перед мальчиком появился из пустоты неизвестный сумрачный край. Голая земля местами вырывалась из-под поредевшего ковра травы. Она была сырой и от того настолько насыщенной цветом, что перед ней серела и блекла древесина стволов.

Деревья тесно обступили тропинку и вместе с ней забирались на высокий холм, скрывавший дальнейший путь.

Воздух разрезали трели лесных птиц, где-то за холмом пел ручей.

Из горящих ворот света за спиной Мирона появилась высокая тень.

– Осторожнее здесь, хорошо? – сказала тень.
– Да, – ответил Мирон и побежал дальше.

За пригорком лежал пологий склон, спускавшийся к бурлящему ручью. В месте, где он разрезал тропу, были навалены валуны. Деревья ближе к воде становились реже и выше. Иногда ветер трогал, шевелил их кроны и среди тех загорались просветы и бреши, через которые солнечные лучи прорывались в полутень леса, рисуя чудные узоры сквозь калейдоскоп листьев.

Мирон с мамой стали перебираться через ручей.

Переходить по скользким камням было страшно. Но стоило Мирону на середине пути подумать, что такое приключение под силу только настоящему Тарзану (и его маме), как он пожалел, что переправа такая маленькая.

За ручьём лес снова сгустился, но ненадолго – вот деревья стали редеть и уменьшаться, полог сверху потрескался, разошёлся в стороны, превратившись в тёмные острова. Их окружили цепи изумрудных рифов, которые разрезали лазурные волны небесного океана.

Впереди между последних деревьев загорелся проход. За ним открылось… другое поле? Нет. Наверное, поле – это то, что пришлось бы с тоской в душе сказать, чтобы хоть как-то, системно и блекло, описать то место, человеку ни разу его не видевшему.

На самом деле это было не поле, это была прекрасная картина, но без толстой рамы и подписи знаменитого художника в углу. Это было видение счастья, мирный праздник жизни.

Здесь не было ни чрезмерного буйства красок, ни пышности. Это был тихий залив, где позолоченные волны дикого овса, мерно качаясь под дуновениями ветерка, разбивались о гладь голубого берега небес. Среди них невидимый художник взрастил взмахом кисти застенчивые соцветия полевых цветов. Местами виднелись комки неразглаженной соломенной краски. Поодаль росли несколько карликовых берёз с выгоревшей на солнце листвой, а за ними все кончалось, обрывалось, падало вниз. И дальше простиралось только неподвижное голубое небо.

Мирон забыл обо всем, бесконечная простота и краса мира поглотили его.

Он осторожно потрогал золотую воду и нырнул в неё. Он отдался на волю течения. В волнах громко пели цикады. Их заливистое стрекотание превращалось в мягкую, тягучую песню. Песню о старых временах. Цикады пели о засухах и пустынях, о великом властителе песков, чьё имя забыто людьми, но звучит ещё в песнях под палящим солнцем. В голосах, кто помнит.

Дождевая туча закрыла своим краем солнце. Цикады умолкли, только вдалеке звучал треск одинокого кузнечика. Мирон посмотрел на небо. Он был в центре мира, он был его зрителем, единственным зрителем бесконечного представления в бродячем цирке жизни. Туча неохотно приподняла подол и пошла под руку с гурьбой ребятишек-ветров, которые вели почтенную старушку к плодородным землям. Туда, где должен был пролиться сладкий, ласковый дождь.

Мирон выплыл к отрогу, окружённому берёзами. За ним из желтизны появилась мама. Впереди земля срывалась вниз крутым, почти отвесным склоном. В нем были вырыты и утоптаны небольшие ступени, узкой вереницей уходящие вниз.

Сидевшие на краю пропасти деревья весело покачивали корнями в воздухе и смотрели перед собой, туда, где за обрывом раскинулись белые барханы, прорезанные озёрами и проливами, уходившими к горизонту и сливавшимися там в единую водную гладь.

– Это море? – восторженно спросил Мирон.
– Нет, только озеро, но очень большое, почти как маленькое море, – ответила мама, но сын ей не поверил (ведь это точно было море, даже океан!) – Это и есть карьер. Здесь раньше песок добывали, но давно перестали. Даже машины некоторые не увезли.

В озёрном крае проступали тонущие в песках ржавые горы.

– Понятно, а как мы туда спустимся?
– Так вот спуск.
– Э-э.. может где есть получше? – Мирон подумал, что приключений для Тарзана на сегодня полне достаточно.
– Да, нет. Пойдем, это не страшно!
– Это страшно, - протянул Мирон, но мама уже начала спускаться.
– Ну все, давай ко мне! – крикнула она, преодолев половину пути. – Я поймаю, если что!

Мирон кое-как, с трудом слез, повернувшись к карьеру спиной и хватаясь руками за всю растительность по пути.

– Ну вот, а ты боялся, – сказала мама, когда Мирон спустился. – Пойдём, тут уже не круто.
– И там было не круто, – пробурчал мальчик, – вообще не круто…

Склон дальше и вправду был пологий и они быстро прошли его и оказались у песчаной равнины.

– Побежали! – крикнула мама. – Кто первый до воды!

Она взяла в руки шлёпанцы и босиком побежала вперёд.

– Эй, стой! Так нечестно! – Мирон ринулся в вдогонку.
– Снимай сандалеты! Так приятно… – сказала мама на бегу.
– Ты убежишь! Ни за что!
– Ладно, я жду. Давай, - мама улыбнулась.

Мирон остановился и скинул обувь. Песок обжог ноги.

– Все, – пробормотал Мирон. – Стой! Не беги! На раз-два-три. Раз. Два… Три!

И они побежали вперёд, взобрались на невысокую дюну, поросшую сухим голым кустарником и жёсткими травами, перебрались через нее и вместе бросились в воду спрятавшегося за ней озерца, напоминающего огромную кляксу на полях песчаной тетради.

Длинный шлейф мели тянулся вдоль берега и там было так неглубоко, что жаркое солнце согрело не только воду, но и дно.

Что могло быть лучше, чем плескаться в такой хороший день рядом с берегом в горячей воде, прыгая и пританцовывая ногами на твёрдом песчаном дне, разлинованном узкими складками?

– Мам, что это… за полоски?
– На дне?
– Да.
– Так песок ложиться из-за волн. Когда волна ударяется о берег она ослабевает и уходит назад, и песок двигается вместе с ней. И так он потихоньку накапливается.
– Понятно.

Мирон остановился, нащупал на дне одну из складок и растёр её пяткой.

– А откуда берутся волны?
– Это озеро дышит.
– Ну мам, так не бывает!
– С этим озером бывает, - задумчиво ответила мама.

Мирон ничего не ответил. «Думает, что я ещё маленький», - подумал он.

Мама ушла вглубь озера плавать, а мальчик остался играть у берега. Он бегал по мели, брызгая водой в разные стороны.

Много времени прошло прежде, чем он вышел из воды и обессилев рухнул на полотенце рядом с мамой, которая уже давно лежала на берегу, укрывшись широкополой шляпой. «Хорошо то как», – думала она. Думать дальше ей не хотелось.

Мирон повернулся на спину. Он долго вглядывался в проплывающие над ним облака, открывая в них причудливые картины. Но потом ему стало скучно.

– Можно я пойду погуляю тут?
– Да. Только сильно далеко не уходи!
– Хорошо, - Мирон обрадовался и побежал в ту сторону, где вдалеке за холмами должно быть море.

Забравшись на возвышенность, мальчик увидел прекрасный залив. Он видел его и сверху, когда стоял на отроге, но истинная красота этого места, спрятанная за фатой расстояния, открылась ему только сейчас.

Водная гладь перед Мироном была полна маленьких островов, светлых подводных перешейков между ними, смежавшихся иссиня-темными пятнами глубины.

Это было затопленное пустынное королевство и неизведанный архипелаг в океане!

– Точно море, – прошептал Мирон. – А там океан!

Он долго бродил по долине. Доплывал до островков, блуждал по лабиринтам подводных мелей, прыгал бомбочкой в подводные чаны глубин, где с испокон веков бурлит тайна, приправленная щепоткой страха.

Вдоволь навеселившись Мирон сел на берегу одного из островков и стал бросать плоские камушки, запуская их блинчиком по воде.

Ноги медленно уходили в сырой песок. «А вдруг я сел в зыбучие пески, и меня с головой засосёт? Тогда мне столько песка в глаза набьётся!» - Мирон вскочил и отошёл от жуткого места.

Вдали на склоне песчаного холма он завидел что-то большое и тёмное, походившее на двухэтажный ржавый дом. Он утопал в дюнах и от двери осталась только маленькая чернеющая щель сверху. Рядом из склона, на котором дом стоял, вырывался плоский пандус, который словно великанья горка спускался к берегу озера, рассыпаясь там на груду металлолома. В его сторону как раз шла широкая мель и Мирон побрёл по ней, чтобы вблизи рассмотреть поверженного исполина.

Мальчик уже почти достиг берега, как внезапно дно исчезло из под ног, и он с головой ушёл под воду.

Мрачная зеленоватая вселенная поглотила его. Глаза защипало от попавшей в них воды, от испуга Мирон глубоко открыл рос и вдохнул. Вода попала в лёгкие. «Я тону? Я задыхаюсь?» - пронеслось в голове. И спустя мгновение с треском ломающегося маятника в грудь ударило – «Я умру?».

С хриплым криком Мирон вынырнул. Песок словно хватал его за ноги мокрыми лапищами, но мальчик отчаянно вырывался. Он дополз на коленях до берега и там откашлялся. Как только Мирон нашёл в себе силы подняться ему захотелось бежать прочь, но прежде, чем он успел это сделать из-за спины до Мирона донеслось хлюпанье. Громкий заливистый смех.

– Это не смешно! – обернувшись, закричал рассерженный мальчик. – Это страшно!

Озеро захохотало ещё громче. Высокие волны посреди него вздымались так высоко, что переваливались через острова.

– Хватит! Хватит смеяться!
– Х-ха! Ох… Прости, но это все же очень смешно, - громогласный голос наполнил долину, но тут же поутих, стал выше и тоньше, превратившись в терпимый для ушей смеющийся говор. Только вот не человеческий. – Прости, но ты очень смешно выскочил. А заорал то как!
– Прекрати! – Мирону стало обидно, но любопытство быстро пересилило. – Кто ты? Ты озеро?
– Я озёрный бог. Я озеро, но не вода. Вода, но не озеро.

Мирон замолчал и призадумался, но различив лёгкий смешок, что принесло горячее дуновение ветра, тут же выпалил:

– Это как? Объясни!
– Тогда объясни, кто ты такой.
– Я человек!
– А это что?
– Я!
– А мама твоя не человек?
– Человек.
– Но ты же не мама?
– Нет.
– Так вот и я не озеро. Вы люди, знаете, эгоисты страшные! Были б у вас слова в языке – не только себя описывать, я бы тебе толком объяснил.

Мирон молчал.

– В общем, я под водой живу только ты меня от воды не отличишь.
– А ты вылези! Пожа-а-а-луйста! Мне очень интересно.
– Не могу, что мне на суше делать? Мне тут нравится. Ты можешь вон на других посмотреть, которые вылезли.

Мирон испуганно отшатнулся. Только сейчас он понял, что встретился лицом к лицу с чем-то необычным и волшебным, и неизвестно, не окажется ли этот странный бог злым, коварным обманщиком.

«Вдруг он хочет отвлечь меня, а сам со спины схватит и утащит?»

Но собравшись с силами Мирон медленно обернулся – все же никто в сказках злодеев первыми не встречает. Берег за ним был пуст, около проржавевших высохших листьев рыжеватый песок был завален мёртвыми ветвями и высохшей тиной.

– Но тут никого нет.
– Присмотрись.

Мирон вгляделся. В посеревших корягах, камнях и сосульках из бурых водорослей он угадал древних сказочных существ. Мёртвые божества и демоны застыли на пустынном берегу.

– Вот что происходит с теми, кто выходит на сушу, – после длительного молчания заговорил озёрный бог. - Там совсем волшебства не осталось.

Ошеломлённый зрелищем Мирон молчал.

– Всё волшебное ещё давно запряталось в непроходимые чащи да вглубь пустынь. Только леса вырубают, а в пустынях прокладывают дороги, да и машины их не боятся. Теперь даже под землёй не безопасно. Я ведь был подземным богом. Но кто-то землю просверлил и меня наверх вытянуло. Теперь только в водной глубине и прячься, если что. А кто на сушу от страха полезет, тот там и застынет. Станет бревном и все тут. Нечем дышать там давно, где падает человеческий взор… Больно жадный он. Мы бы все тут засохли на самом деле, если бы не Акту.
– А кто такой Акту?
– Это бог Великого моря. Подземного моря! Он всеми водами да ключами под землёй повелевает. Да только его владения тоже людишки, что здесь копали, потревожили. Хорошо, что забросили это дело, а то бы мы все исчезли.
– Вы бы тоже стали ветками?
– Кто как. Не знаю… Тебя зовут то как вообще?
– Мирон.
– А, точно! Забыл.
– Но… я ведь не говорил. Откуда ты знаешь?
– Ох, ну маму то я твою знаю.
– Правда? А я думал, что все как в сказках будет… Если скажу ей и приведу, то ты пропадёшь, и она не поверит.
– Ну мы не сказке. Правда, если ты её позовёшь, я, наверное, так и сделаю. Она меня не очень любит. Говорит, у меня характер плохой. А сама с этими занудами все болтает.
– Но характер у тебя правда странный… и глупый. – сказал Мирон, вспоминая то, как внезапно ушёл под воду.
– Ну и наглец! – озёрный бог рассмеялся волнами и окатил Мирона с ног до головы.
– Эй! – возмутился мальчик.
– А нечего обзываться!
– Получай! – крикнул Мирон и бросился в волны корягой.
– Я сейчас в тебя человеческими костями кидаться начну!
– Правда? Давай!
– Что?
– Я обожаю скелеты. Можешь выкинуть череп?
– Никогда не понимал вас, людей... Нету у меня костей. И убери этого сопляка отсюда, - озеро выплюнуло старую палку.
– Эм… э… озёрный бог, …
– Я Ови.
– Ови, а это там вдалеке… это море?
– И да, и нет. Это озеро над Великим морем. Там под ним живёт Акту.
– А он большой?
– Да, очень! Он один из истинных божеств! Именно он наполнял этот край жизнью и даже когда люди потревожили его дом, он не предал своё предназначение. Благодаря ему мы, духи и божества, конечно не такие значимые… хотя среди нас много достойных и даже очень… Я бы сказал почти истинных.
– Так что благодаря ему?
– А… Ты про это? Благодаря ему мы живём тут. В нем всё волшебство этих мест. Таких богов почти не осталось.
– А он больше дома?
– Конечно! Хочешь посмотреть, что ли?
– Да, но…
– Ну так давай я тебя к нему отведу. Отведу! Да уж, язык у вас конечно не признает подводных жителей. Доплывём вместе до него, в общем.
– Доплывём? Под водой? – после последнего погружения Мирону совсем не хотелось вновь лезть в воду.
– Да ты не бойся! Не задохнёшься! Я дыхание задержу, и ты как на суше будешь. А не дышать могу я долго – я вон какой, – голос Ови снова наполнился силой и загремел так сильно, что задрожала земля.

Вода у берега закружилась, превратилась в клокочущий водоворот.

– Давай!
– Э… А там нет ила?
– Ты за кого меня принимаешь? Ил! Ещё чего! У нас только Мерро ила да грязи всякой не брезгует. Подземный бог… А на деле дух болотный!

Мирон никак не мог решиться шагнуть в бурлящую воду, сомнения и страхи одолевали его.

– Все, надоел, – водяная длань, вытянувшись из волны, схватила мальчика и утащила под воду. Вокруг головы его надулся крупный пузырь.

Ови устремился вниз и юркнул в тонкую трещину на дне озера. Сначала было темно, но вскоре тусклое сияние осветила узкий ход, который все ширился, и вот уже Мирон оказался в быстрой подводной реке.

Золотые прожилки на дне её сверкали, но наполнявшее поток слабое свечение исходило не от них.

Мирон удивлённо вертел головой, пытаясь найти, откуда идёт свет. Вода стала чище и прозрачнее, а река стала полноводнее и тише. Тогда мальчик увидел их.

Подводные бабочки, чудесные грациозные создания, они медленно порхали вокруг Мирона своими тончайшими перепончатыми крыльями, так плавно и неспешно, что казалось будто время для них замедлило шаг и вот-вот остановится. Глаза их сияли как драгоценные камни.

Впереди заслышался рокот, поток ускорился, и Ови понёсся по затопленным подземным лабиринтам.

Стало светлее.

Свет исходил от самих стен проходов.

Иногда длинные тоннели заканчивались, сменялись гротами, пещерами, бескрайними просторами. Мирон увидел таинственные руины древних городов, неизвестные подземные страны. Он видел царство бабочек, раскинувшееся на коралловых лугах. Гигантский Архонт парил над ними, глаза его сияли словно два Солнца.

Ови молчал, набрав полный рот воздуха для Мирона, но мысли его тихо шептали мальчику загадочные имена и старые сказания, что загорались на мгновение огнём знаний и тут же забывались. Боги бережно хранили свои тайны.

Перед Мироном проплыли Пределы Авгуров. Там в подводных джунглях великие мудрецы читали истории будущего, написанные полётом глубинных птиц.

Ови спускался все ниже. Он пролетел сквозь тёмные пещеры, под сводом которых тускло горели драгоценные камни. Они повторяли древние созвездия и старые духи, жившие на заре мира, собирались здесь, чтобы вспомнить времена, когда волшебство ещё наполняло ночные луга и лесные поляны, и они встречались на них, чтобы пуститься в дикий пляс.

Память духов слилась в густые клубы дыма и зазвучала эхом песен давно забытых на Земле. Мирон закашлялся, его начало тянуть в неведанное ему прошлое. Чёрный мир освещённый только всполохами факелов и костров, полный диких воплей и сумасшедших криков привиделся ему. Но водный бог вылетел из пещеры и видение исчезло.

Они опускались все ниже и всё чаще вокруг им попадались понятия и чувства, витавшие в глубинах Земли как вещи, просторы, царства.

Тоска в беспамятстве, радость чистого голубого небосвода встречались мальчику. Он ощущал понимание мира и зависть силы.

Идеи становились все проще и проще, пока перед Мироном не разверзлась чёрная бездна бескрайности.

Смерть.

Ови взмыл вверх и в широкой трещине засверкало солнце. Жизнь обняла их. Она медленно осела вокруг и приняла очертания каменистого дна. Воды блаженства наполнили подземное море. А счастье обратилось в исполина посреди его вод.

– Акту, – прошептал мальчик.

Гигантский морской бог предстал перед гостями. Он менялся, сотни образов и картин рождались в нем и сразу ускользали от взора.

Лишь круглое стеклянное око оставалось неизменным. Остальное непостоянное, вытянутое и обтекаемое, тело исчезало во тьме глубин. Счастье постепенно покрылось слоем грусти, которая падала из трещины в своде над морем. Оттуда шёл солнечный свет, но преломляясь сквозь толщу воды лучи его казались черными.

В блестящем глазу Акту отразились все радости и печали, что ждали Мирона впереди. Мальчик заворожённо смотрел на себя в будущем. Он понял, что не сможет унести с собой знание, но это только радовало его. Не страшно узнать, что впереди, если все забудешь.

Акту показал Мирону его жизнь, жизнь хорошую и безбедную, но из божественного глаза скатилась и растворилась в блаженстве крупная слеза.

Мальчику показалось, что он понимает почему плачет бог и ему хотелось плакать вместе с ним, но как не старался Мирон вспомнить, мысли покинули его. Он зажмурился, что не заплакать и тогда неожиданно со спины на него прыгнул сон как большой пушистый кот, становясь все больше и больше кот повалил Мирона с ног и сморил, усыпил спокойным мягким пением.

Очнулся мальчик уже на берегу озера. Время клонилось к закату.

– Бог!.. Ови! Ови, ты тут? – опомнившись закричал он.
– Чего ты так кричишь?
– Я думал, ты исчез или что мне все приснилось! Так ведь всегда бывает! Так в сказках…
– Как же вы люди себя любите. Напридумывали себе про нас. Якобы это мы такие трусы и невежды. Уйдём, не попрощавшись, или смоемся по-тихому. А на деле сами спешат смыться, стоит хоть какое волшебство встретить.
– Но ведь это мог быть сон!
– Но ведь сны реальнее того, что люди зовут реальным.
– Да?
– Акту по-твоему что?
– Я… я не помню совсем его, - все произошедшее в подземном мире теперь казалось Мирону чем-то далёким и смутным.
– Это сон. Прекрасный сон мира.
– Он что-то мне показывал, но я все забыл.
– Сны быстро забываются. А! Кстати, тебя мама звала.
– Мама?! – тут же все происходящее стало для Мирона неважно. – Давно?
– Да, нет. Она быстро перестала, так что я не стал тебя будить. Но я думаю, стоит к ней сходить.
– Я побежал!
– Пока, парень, - сказал ему вслед Ови, но до Мирона донёсся только свист ветра.

Стоило ему оббежать озеро – вода была уже слишком холодная чтобы переходить вброд, как воспоминания о прошедшем дне померкли. Он ни капельки не сомневался, что это было взаправду… Может только чуть-чуть. Но нет! Это точно было, и Мирон твёрдо решил вернуться сюда на следующий день. Но вспомнить, что происходило он в точности не мог. Он только знал, что это было волшебство.

Когда он пересёк дюны и оказался у озера, к которому они с мамой спустились, солнце начало скрываться за горизонтом.

Мама сидела на берегу спиной к Мирону и не сразу заметила его.

– …и вот так вот всегда, а я же не молодею! – долетел до мальчика обрывок фразы.

– Мам!
– А? – мама, вздрогнув, обернулась, - Вот где ты?
– Ты меня звала?
– Да, я тебя потеряла. Пойдём, уже темнее. А то ночью в лесу просыпаются монстры, - изобразив кровожадное лицо (Мирону определённо так показалось) она бросилась к сыну и начала его щекотать.

Затем они собрались и двинулись в путь.

– Это место волшебное, - сказал Мирон.
– Да, тут хорошо.
– Нет, оно по-настоящему волшебное.
– Может быть, - задумчиво сказала мама.

Они вернулись домой в сумерках. На фиолетовом небе просыпались от дневного сна первые звезды. Мирон так устал, что стоило ему коснуться подушки, он сразу уснул.

На следующий день они снова купались на карьере. И через день, и через два.

Мирон подружился с Ови другими озёрными богами. Даже с противным илистым Мерро. Хотя тот и казался на первый взгляд казался жутким занудой и злюкой, стоило потерпеть его какое-то время, и Мерро становился самым что ни на есть добрым весельчаком. Правда нередко, шутя, пугал Мирона ещё похуже Ови.

Все вместе они играли и веселились, шутили и рассказывали друг другу разные истории. Мирон с упоением слушал древние легенды и сказания, что быстро забывались, но оставляли на своём месте счастье и бесконечное чувство единения со всем огромным миром.

Богам же Мирон рассказывал истории из жизни людей, над чем Ови любил пошутить.

Нередко Ови отвозил мальчика в подземной царство, никогда не упуская случая встретится с Акту. Мирон каждый раз был вне себя от радости, когда озёрный бог, сворачивался водоворотом чтобы подхватить его и отправиться в путь.

Но каждый раз, возвращаясь, он чувствовал слабую, но непреодолимую тоску на сердце. Иногда во снах ему являлся Акту, он плакал, но даже в царстве дрёмы, единясь со всем волшебным миром, Мирон никак не мог вспомнить почему.

Так незаметно пролетело лето и Мирону нужно было уезжать в город.

– Жду как только расцветут одуванчики! И ни днем позже, - на прощание сказал Ови.
– Конечно, - обещал Мирон.

Но ни следующим летом, ни через год он не вернулся.

Городская жизнь захватила мальчика. Он перешёл в среднюю школу и встретил там много новых друзей, с которыми не скучно было летом и в городе. Да какое скучно! Куда интересней, чем одному в лужах плескаться.

И Мирон все меньше вспоминал об их дачном домике, бескрайних полях вокруг, о карьере. И воспоминания эти посерели и выцвели, он не помнил больше Акту и озёрных богов. Даже Ови казался ему глупой детской выдумкой.

Мама Мирона тоже почти не бывала на даче – ее повысили в должности и теперь ей еле хватало времени изредка встретиться с сыном.

Прошло много лет. Мирон закончил школу и поступил в институт. В жизни у него было все неплохо, только мама в последнее время заставляла его тревожиться – она сильно постарела и с каждым днём она казалась все слабее.

Однажды в конце августа Мирону понадобилось съездить на дачу – ни у кого не было времени и сил там работать, и они решили продать участок.

Покупатели нашлись быстро, нужно было только показать им дом.

Застучали колеса поезда и через два часа Мирон уже стоял на знакомой станции, от которой уходила и терялась в полях выщербленная асфальтовая дорога.

На удивление после поездки даже не хотелось курить. Вокруг стояла тишина. День был пасмурный и вот-вот собирался дождь, поэтому Мирон не стал медлить и побыстрее отправился в деревню.

По пути на него нахлынули старые воспоминания, и, показывая дом, он сильно грустил о том, что сюда скорее всего больше никогда не вернётся. Скорее всего? Зачем себе врать? Он больше не увидит этого места. Никогда.

Покупатели быстро оглядели участок и долго не думая согласились на предложенную цену.

– Всё равно, мы тут все будем переделывать, - сказала толстая женщина в ожерелье из крупных красных бусин, которое натянулось на шее так, что могло запросто разорваться. Её муж, точнее мятая широкополая шляпа, скрывавшая её мужа, – кивнула и тихо хмыкнула.

Договорившись о встрече для покупки и оставшейся бумажной волокиты, Мирон проводил их к калитке.

– Эти деревья нужно будет вырубить, - говорила женщина.
– Угу.
– А на их месте сделаем газон.
– Да, да. Я тоже думаю.

Небо почернело и заморосил дождь. Нужно было ехать домой, но что-то заставило Мирона задержаться.

В деревне было так тихо и спокойно. Он вышел на поле за участками. Пшеницу снова не засевали, но теперь земля была разбита – глубокие следы от грузовых машин пересекали его и сходились в прокатанную дорогу. Грязь, намокая под дождём, стекала в широкие колеи и заливала формы, оставленные рисунком протектора.

Вдалеке виднелся лес. Он больше не лежал непроницаемой зелёной полосой на горизонте. Теперь словно протёршийся дырявый ковёр свисал он с небесной стены.

Мирон побежал к лесу.

Картины детства встали у него перед глазами.

Он не замечал ни грязи, ни усиливавшегося дождя. Он снова стал мальчиком, который спешил в озёрный край. Но по неясной этому мальчику причине теперь не радость и интерес, а отчаяние и страх гнали его вперёд.

Добежав до леса Мирон остановился передохнуть. Сил больше не было, в груди бешено колотилось сердце.

– Надо бросать.

Он медленно пошёл вперёд. Лес вырубали: ещё не убранные деревья лежали на земле, рядом с ним валялись инструменты. Людей поблизости не было, но издалека доносился рёв бензопил. С рваным голосом инструмента сливался другой, жуткий шум, который шёл со стороны карьера.

Ручей, протекавший раньше посреди перелеска, высох, брод завалили землёй, накидав сверху досок.

Впереди из земли не торчали даже пни – только ямы и рытвины остались на их месте. Золотое море за лесом тоже исчезло – на месте его начинался пологий земляной склон, переходивший в перемешанный с грязью тёмный песок. Воды не было.

– Нет, - прошептал Мирон.

Он прибавил шаг и начал спускаться к карьеру.

– Эй! – донеслось сзади. – Мужик, туда нельзя! Поворачивай.

Но Мирон даже не понял, что кричал рабочий. Он спустился к песку, туда, где раньше начинался отрог. Озеро-клякса, в котором он купался с мамой, осушили и засыпали, превратив в пологую равнину. Мирон направился к разглаженным дюнам, за которыми должен быть залив Ови.

Сзади мелькнула тень.

– Эй, урод! Стоять! – прогремело прямо за спиной.

Мирон побежал.

– Нет! – кричал он. – Ови! Мерро!

Перебравшись через песчаный холм, он увидел знакомую дюну. Залива больше не было, только в редких впадинах темнела грязная вода. В ужасе Мирон закричал, голос сорвался на визг.

Подбежавший рабочий попытался схватить его за куртку, но Мирон вырвался. «Море! Море не могло исчезнуть. Нет! Акту!» - стучало в голове.

Он бежал по исчезнувшему заливу, спотыкался, чуть не падая, перепрыгивал через ямы и глубокие колеи. Ветер свистел в ушах.

Мирон добежал до бархана на противоположном берегу. Железную рубку с подъёмом перестроили. Она стала выше и больше, а уродливые клешни пандуса без конца загребали песок в чёрной луже у основания холма.

– Люди нас убили, - послышался глухой стон из мутной воды.

Мирон стал карабкаться по склону около подъёмника. Рабочие не отставали ни на шаг.

Добежав до вершины, он замешкался и лишь на мгновение – прежде чем его повалили на землю, – увидел на месте Великого моря глубокий котлован. Сотни машин, врезаясь в землю, копали всё глубже, а посреди торчали исполинские камни. Высокие белые скалы, походившие на скелет огромной рыбы.