Бедная вдова

Шурочка – весёлая хохотушка да болтушка, с самого раннего возраста ловко умела извлекать из всего происходящего себе выгоду. Она, конечно, всё тщательно продумывала, просчитывала, но с этим талантом девочка всё-таки родилась. Бывает, люди рождаются с призванием петь, рисовать, танцевать, а она появилась на свет с даром поймать свою удачу за хвост. Всегда и везде. В зависимости от желаний. А желания у неё были простые и приземлённые, но крайне выгодные и удобные для жизни.

Улыбчивая черноглазая малышка родилась в интеллигентной семье, но слишком бедной и гордой – в ней чувства собственного достоинства и самоуважения ставились выше любой добродетели, и девочка слишком рано поняла, что гордость, взращённая не на собственных достижениях и приобретениях, а в силу принадлежности к успешным и достойным предкам – есть несусветная глупость. Нет, родители её честно трудились на педагогической ниве, но жизненные катаклизмы, такие, как перевороты, революции, войны, разорили благородное семейство до нитки. Полученное образование, подкреплённое хорошим воспитанием и обучением в семье «из бывших», сделало из них отличных учителей и можно было бы ещё подрабатывать репетиторством, продавать излишки с огорода и неплохо жить, но, увы – именно здесь и занеслась гордость, подкреплённая обидой на удары судьбы, от них независящие. Произошло, как в пословице: «Гордый покичился да во прах скатился».

Шурочка, сделав правильные лично для себя выводы, своё чувство гордости переиначила и взрастила его до великой гордыни. Она прикрыла её праведными речами, суждениями и с помощью интуиции, умения проявлять гибкость, рисковать, быть напористой и беспринципной, удачно построила свою жизнь. Её успехи нельзя было считать случайными, она подсознательно, имея врождённый дар управлять своей удачей, развивала этот талант всеми своими делами. Бывают такие вот везунчики по жизни.
Под чёртовой опекой, служа делом, словом и мыслью сатане, жизнь её всё время складывалась неплохо. Как и мечтала – рано вышла замуж, да столь удачно, что сама себе позавидовала. Муж – тоже по имени Александр – крепко полюбил колготную неугомонную молодую жену, полюбил до замирания сердца. А как не любить её: черноокую да чернобровую, кучерявую да краснощёкую, стройную, весёлую, находчивую и столь предприимчивую, что самому и ни о чём думать не надо. Она была начитана, хорошо образованна и в целом вовсе не глупа, но вырвавшись из родительской нищеты, возвела Шурочка материальные блага в ранг высших достижений и её меркантильность превысила все необходимые жизненные потребности.

Александр не был богатым и не имел высокого положения, но он безумно любил жену и беспрекословно исполнял любые её желания. Они меняли квартиры, увеличивая количество комнат, прописывая родственников на своей жилплощади. Всеми правдами и неправдами в числе первых у них появились новые «Жигули». Хрустальные люстры, немецкие перламутровые сервизы, ковры и прочие дефициты муж доставал по первому требованию супруги.

Мозг её работал словно калькулятор и она столь умело просчитывала возможные пути и способы добычи желаемого, что, казалось, для неё открыты все дороги. Хорошо жила Шурочка.
Между делами, которые исполнял муж, она родила двух девочек. И они тоже, подрастая, преданно и самозабвенно служили маме. Были предельно послушны, исполнительны и никогда не доставляли особых хлопот. А если и случались неприятности – на это был Александр. Он и лечил их, и на родительские собрания ходил, и задачки с ними решал, и одежду перешивал.

Умная и деловая была Шура. Она ловко просчитала развал Союза и вовремя переехала в Россию из мятежной ныне республики. Она словно предвидела денежный коллапс и своевременно перевела рублёвые сбережения в валюту. Всё у неё ловко получалось: устроиться на лёгкую удобную работу; выгодно купить – успешно перепродать; встретить нужного человека чуть ли не в туалете на вокзале.
Даже дочек выдала замуж вовремя да столь удачно для себя, что поверила в собственную непогрешимость и ещё выше взлетала самооценка.

Дочки разъехались далеко и в разных направлениях. «Слава Богу, – думала про себя Шурочка, – не надо будет с внуками нянчиться». Но при этом, встречая знакомых, жаловалась, что «бедные её девочки» сами растят детей и она не имеет счастья им помочь. Скромно опускала глаза, вытирая слёзы, и сочиняла про свою материальную поддержку им: «Ну, чем могу… чем могу…» Она действительно придумывала, потому, что её меркантильность к этому времени уже достигла наивысшей ступени. Говорила она всегда правильно и то, что надо, а поступала только по своему усмотрению и никогда никому не помогала. Даже внучатам... к праздничку, ко дню рождению... почему-то забывала… Она копила, она копила… И грели сердце накопления, давали уверенность в завтрашнем дне и жизнь её была прекрасна.

Страну разрывали на части перемены и дочкам её пришлось вкусить все перестроечные тяготы. Шурочку они тоже коснулись, но к этому времени они с Александром уже прочно обосновались в одном из лучших городов страны. Будучи умной и расчётливой, она сумела заполнить не только банковские счета приличными суммами и вовремя ими воспользоваться, но и тайники дома ценными вещами и конвертируемой валютой. А ещё её муж получил от государства даже очень приличную пенсию. Они конечно же уже давно сделали себе инвалидность и получали льготы. Всё у неё было просчитано и складывалась ладно. Были Шура и Александр по-своему очень счастливы. А что дети и внуки перестали проведывать, так может оно и лучше – лишних хлопоты, чужие проблемы... Зачем?
«Взяли моду с зятьями приезжать да ещё всем кагалом, – ворчала она мужу, – корми их. Никаких денег не хватит». И, продолжая якобы приглашать, ловко при этом изворачивалась и закрывала тему приезда.

Жадность и любовь к деньгам стали основным смыслом её жизни. Она не просто любила их, она ими и пользовалась, но расчётливо и чаще только для себя лично. Она до глубокой старости скупала золото и обновляла гардероб, а Александр перешивал себе брюки и куртки из старых. А зачем ему новые? Он же, словно раб, трудился дома, на даче, собирал ягоды и грибы в лесу, излишки которых продавал на рынке. И складывали они копеечку к копеечке, высчитывая, выгадывая, да радовались жизни.

Дочки, зная страсть мамы к деньгам частенько незлобиво напевали песенку:
         «…Ах денежки,
         Как я люблю вас, мои денежки,
         Вы в жизни счастье, мои денежки,
         Приносите с собой.
         И ваше нежное шуршание
         Приводит сердце в трепетание,
         Вы лучше самой легкой музыки
         Приносите покой».
И все смеялись, и называли эту страсть, незлобиво «слабостью».

– Там царь Кощей над златом чахнет, – внучек рассмеялся, увидев с каким трепетным чувством она перебирала ювелирные украшения… Бабушка обиделась!
Эта всепоглощающая страсть стяжательства и жадности действительно казалось всем невинной.

И вдруг на 85 году Александр умер. Вдруг, потому, что физически крепкая и активная старушка не замечала возраст и о смерти не задумывалась. Боялась её и, как малый ребёнок, гнала от себя мысли о ней. Друзей хоронить не ходила и кладбище обходила стороной. Боялась. Но вот её Сашенька взял да умер... Инсульт случился. Три дня полежал и ещё через три дня похоронили.
Для Шуры солнце зашло, небо скрылось под чёрными тучами. Воздуха не хватало, тишина дома подавляла. Главное, слов любви она больше не слышала и обожания мужа не видела, но ещё главнее – верного слуги и раба не стало. Самой приходилось ей чистить картошку, самой варить, самой посуду, полы мыть да в магазин ходить. На даче пропадал урожай, а главное – заморозили на полгода вклад на сберкнижке Александра.
Неожиданным оказалось, что на эти деньги есть ещё наследники – дочки – обе уже тоже пенсионеры.
«Какие-то квёлые, – ворчала она в своё время мужу, – вечно больные. И в кого только? Зарабатывать не научились, в клуш превратились: то за мужьями ходят, то за внуками. Жить совсем не умеют, дуры». И вот эти «дуры», оказывается уже тоже пенсионерки, да ещё и малоимущие.
И в душе Шурочки поселился страх: «А вдруг дочки не откажутся от своей доли?» Страх такой, что потеряла она покой. Это были, конечно, не последние деньги и свою трудовую пенсию она быстро переоформила на более выгодную по потере кормильца, но в целом-то доход изменился и пережить его уменьшение ей оказалось не по силам. Она перестала спать, есть и начала болеть.

Ведь всё просчитала в своё время Шурочка и супружеская чета оформили своё движимое и недвижимое имущество друг на друга, чтобы нечаянно ничего после смерти одного из них не досталось детям. Но не предусмотрела она, что ко времени их смерти её дочки тоже постареют. И в данном случае доля Александра должна делиться на троих. И приличный загородный дом с надворными постройками, баней, беседкой и хорошим садом, Шурочка не имела уже права продать без разрешения дочек. Как же она себя корила! Как серчала на саму себя, что не предусмотрела подобный случай! «Надо же было такому случиться, – плакала она в пустой квартире глядя на фотографию мужа, – какое право ты имел умирать!» Кричала, топала, искривлённой старостью ногой и стучала кулаком по столу в мёртвой тишине опустевший квартиры.

И предприимчивая, не потерявшая деловую хватку, седая, морщинистая сгорбленная Шурочка стала звонить дочкам с требованием прислать нотариально заверенный отказ от отцовской доли наследства.   

– Мама, – уверяла старшая, стараясь перекричать внуков, что играли дома в космическую войну и носились с грозными воплями по комнатам, – я конечно же ничего у тебя не возьму. Но мне сейчас некогда ходить по нотариусам. Я приеду и сделаем это у тебя.
– А когда ты приедешь? – волновалась Шурочка.
– В любом случае до зимы приеду, – дочка понимала, что мать стара и ездить к ней теперь станет необходимостью. А сама болела, да пять внуков на ней. И у мужа  слабое здоровье.
Правда, прожив в родительском доме после похорон папы две недели, с радостью отметила, что мама бодра и вполне ещё способна жить самостоятельно. Да и обросла она за долгие десятилетия жизни на одном месте полезными и добрыми знакомствами: врачами, медсестрами, подругами и отзывчивыми соседями, которые не оставляли вдову без внимания.
Но Шурочка не успокаивалась. Звонками донимала и вторую дочь также с просьбой прислать отказ. И у младшей были нелёгкие хлопоты, но она также твёрдо пообещала не претендовать ни на что.

– Мы всю жизнь прожили самостоятельно, – говорили меж собой сёстры, – и никогда у родителей ничего не просили. И конечно же сейчас мы ничего не возьмём.

Но их приезд задерживали разные проблемы и идти заверять нотариальный отказ стоил дорого.
– Мама, – успокаивала старшая, – даже если мы ничего не напишем, то через полгода ты вступаешь в наследство, – и если наследники не появятся, то ты остаёшься единственной претенденткой.

– А вдруг у вас возникнут форс мажорные обстоятельства, – нервничала старушка, – заболеете или ещё что… и тогда вы начнёте претендовать на свою долю. А напишите отказ и всё – возврата не будет.

Шура даже не понимала кощунство своих слов.   

– Мама, – закричала дочь, гневаясь, – если у меня возникнут форс мажорные обстоятельства, я встану побираться у церкви, но к тебе не приду и у тебя ничего не попрошу. Неужели ты за столько времени этого не поняла?

– Ишь, как с матерью заговорила, – злобно прошепелявила в трубку Шура, – в любом случае только через суд сможете их отнять у меня. И сестре своей беспутной это передай.
И отключалась, обидевшись.

Не могла успокоиться Шурочка. Пятьсот тысяч рублей на книжке Александра не давали спокойно жить. Она знала, что дочки – непутёвые и неумные по её понятию, живут бедно. Но считала, что виноваты в этом они сами и никто им не обязан. Тем более она – бедная старая вдова.

При этом начинала плакать, жалея себя, и делила-делила на калькуляторе пятьсот на три. Её пугало множество шестёрок и постаревшим мозгом она в первую очередь видела сто шестьдесят шесть и хваталась за сердце: «Как мало! Это же грабёж! Неужели они посмеют!»

В надежде уговорить работников банка выдать ей эти злополучные пятьсот тысяч, она подходила к каждому и обещала заплатить пятьдесят тысяч за это из вклада, но никто не соглашался. Уже каждый работник знал, что вдова совсем и не бедная: она имела валютный вклад в этом же банке и, гарантированные к выдачи любого краха, семьсот тысяч спокойно лежали тут же на её счёте под самые выгодные проценты. Они правда не знали, что столько же в своё время Шурочка и попрятала в квартире в самых неожиданных местах.

Постепенно сетование и плачь по поводу смерти Александра вытеснили пятьсот тысяч рублей на вкладе и все разговоры теперь крутились только вокруг наследства. Её предприимчивый мозг, умея извлекать выгоду даже из таких горестных событий, видимо тоже постарел и она совсем потеряла бдительность: она уже раздражала всех своими жалобами.

Соседи и знакомые стали её избегать, да и родные дочки не всегда отвечали на звонки. Столь скверны были разговоры, что от одного вида на телефоне «Мама» поднималось давление. Они знали о непомерной маминой жадности, но эта ситуация была крайне неприятной.

Они клялись и обещали не претендовать на наследство, но приезд их задерживался в силу уважительных причин: старшая с мужем по очереди лежали в больнице, а младшая на старости лет затеяла переезд в другой город в связи с женитьбой сына. Это была тяжёлая необходимость.

И Шурочка, обиженная на всех, озлобилась, замкнулась и тут же неминуемо стала подкрадываться деменция, ударив в первую очередь по памяти. Она вдруг стала забывать, в каких местах хранятся сбережения. Судорожно трясла книги, бельё, пересыпала крупы и даже обыскивала балкон и не могла вспомнить. Паниковала, что её обворовали, обвиняла соседок, что заходили к ней и даже внуков и зятя, которые приезжали проведать и помочь. Но и из этой ситуации Шурочка нашла выход: вспоминая, она составила список тайников, предварительно зашифровав его, и положила в каждой комнате. Ну кто обратит внимание на листки, исписанные неровным старческим почерком, валяющиеся в вазах на столе? Теперь всё у неё было на контроле.

Время для Шурочки тянулось необыкновенно медленно. Дочки не ехали, и на последнем месяце ожидания она затаилась в тревоге, уже боясь их появления – а вдруг форс-мажор... Тем более, что у старшей серьёзно заболел муж, а младшая умудрилась на пенсии взять огромный кредит. И обе нуждались в деньгах. Вот мать и перестала тревожить их звонками, а когда звонили они – ловко закругляла разговор. Всё остальное, кроме наследства, её не интересовало.

– Дуры непутёвые, – осуждала про себя дочек, – толку от вас никакого! У других дети, как дети, холодильники дарят, путёвки в санаторий родителям покупают, а мои… Лучше бы и не рожала.   

И переживала, а вдруг не откажутся… Невинная, как казалось, страсть тихо убивала "бедную" вдову. Она рвала душу, сердце и даже тело. Волнуюсь, в предвкушении получения приятно пахнущих шуршащих денежных купюр, она мучилась он жестокой бессонницы, давления и постоянной тошноты. Презренные богатства словно спрут опутывали и душили её, затуманивали мозг. Ожидания были столь тягостны, что порой не хватало воздуха и загрудинная боль не давала возможности встать. Тогда она злобно кляла детей, но верила, что скоро всё успокоится и она вновь заживёт полной жизнью.      

Ночами, плотно зашторив окна, старуха алчно пересчитывала свои денежные накопления – они усмиряли, согревали, и давали надежду на будущее. Также раскладывала на столе золотые украшения и тоже мысленно оценивала их стоимость.

– Да, – радовалась, – правильную я жизнь прожила – пришла к старости прилично обеспеченной и независимой, а это – самое главное.

Прошло ровно полгода после смерти мужа. Близилось утро. Скоро, совсем скоро – всего лишь через три часа, нарядная Шурочка зайдёт в банк и получит деньги. Она выставит на продажу загородный дом и на вырученные средства поедет в Турцию: «А что? Имею права, я ведь так люблю солнце», – думала она и уже совсем не тосковала по мужу.

Она примеряла серёжки и колье, когда в подъезде неожиданно громко хлопнула дверь и послышались мужские шаги. Кто-то остановился у её квартиры, и Шурочка не на шутку испугалась. Замерла, прислушиваясь. Затряслись руки, сдавило болью виски. Показалось, услышала чужое дыхание за дверью и ужасающий страх парализовал её. Звякнули ключи и жар – болезненный невыносимый разорвал голову и грудь нестерпимой болью. Нечем стало дышать… Золотое колье выпало из рук, и старушка, неловко заваливаясь в кресле, с обидой прошептала: «Ну как не повезло…»
А это сосед вернулся из командировки…

В сбербанке удивились: «бедная вдова» чуть ли не каждый день ходила, а сегодня – в день получения, не пришла…

– Могли бы и приехать, – упрекнули дочек на похоронах соседки, – мать-то так сильно переживала! Так ждала вас! Так скучала! Крепкая была старуха... от тоски померла, брошенная всеми…
Две пожилые женщины стыдливо опустили глаза.
– Да, – вздыхали другие, – так и не получила мужнино наследство…  Это же надо, умерла ровно через полгода… Пятьсот тысяч! Пятьсот тысяч – деньжищи-то какие!
– Будь они неладны, – плакали дочки...

История из жизни.

12.11.2019


Рецензии
Добрый день, дорогая Людмила!

История очень жизненная.
Юношеские слабости с годами усугубляются, становятся дурными привычками, а в старости - настоящей паранойей.

Так случилось и с милой ловкой героиней, в конце жизни превратившейся в сумасшедшую скупую старуху. И убили её не болезни, а страх потерять накопленное и разделить наследство с родными дочерями.
По классической литературе мы знаем эти образы - Гобсек, Плюшкин.
Живучи они и в наши дни, к сожалению.

Спасибо автору за правду!
Желаю здоровья и творческого настроения!

Елена Бетнер   22.06.2021 18:10     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Елена!
Повторюсь, но вновь хочу написать о том, как же нравятся мне Ваши отзывы.
Я очень благодарна Вам за столь внимательное чтение, за неравнодушные отклики, за подсказки.
Спасибо Вам за это.
Всех благ Вам.
С уважением, Людмила


Людмила Колбасова   24.06.2021 12:16   Заявить о нарушении
На это произведение написано 17 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.