Дуновение времени. Гл. 41 Развитие событий

Глава сорок первая. Развитие событий.

Правитель сидел у стола на угловом стуле, закинув левую руку с трубкой за его спинку, а правой складывая на столешнице простой домик из спичек. Волизан, расположившись неподалёку, просматривал свежие газеты. Оба они делали вид, что поглощены своим занятием, хотя мысленно непрерывно перебирали в голове детали прошедшей встречи и беседы с военными. И если до нежданого появления сегодняшних гостей их будущее рисовалось в целом относительно однозначно, различаясь в процессе анализа мелкими деталями, то теперь планирование приходилось начинать практически сызнова.
    Участие в обсуждении ситуации Маршала Миланоза в корне поменяло подход к выработке решения. Он упрямо считал Президиум Правительства уголовными преступниками и требовал прежде всего суда над этой шайкой, нагло посягнувшей на жизнь Верховного Правителя и пытающейся сейчас узурпировать власть в стране. Желание Суливана отойти от дел и засесть за мемуары, Миланоз воспринял отрицательно, как мешающее выполнению основной задачи – суду и наказанию высокопоставленных преступников, с каждым из которых у Маршала, как и у любого из военных руководителей его уровня, были свои счеты. Все они, так или иначе, мешали его полководческой деятельности, и политически, и экономически. А Берупен и Булаган попросту угрожали его жизни и благополучию.   
    Суливан, настроенный менее радикально и целеустремленно, пытался свести воедино все факторы, давлеющие над предстоящими им решениями. Но ситуация, существенно изменившись, становилась фактически нейправля-емой. Хотя, с одной стороны, твердость и решительность Маршала в какой-то степени освобождала всех их от ответственности, защищала от реальной внешней угрозы, но с другой – возбуждала страх, сомнения и колебания, порожденные снижением свободы собственного выбора, да и физической свободы обитателей виллы вообще.
    - Все эти Маршалы, -  раздраженно прикидывал Суливан. – ярые вояки, со своей туповатой резкостью и бешеным упорством при достижении ими поставленной цели, хороши были во время Великой Войны, когда враг вломился в пределы государства и бесчинствовал на его просторах. А как только супостат был повержен, то их сокрушительная энергия представляла собой уже огромную опасность для стабильности существующей власти и его самого. И нам, победив, пришлось принять серьёзные меры для обуздания этой служилой кагорты, разобщив и перенацелив её.
    А тут вот, на тебе, снова один из них вот-вот ухватит такие всеобъемлющие полномочия, да ещё и в условиях, когда сам я, как Правитель, от кормила власти практически отрешен. – рассуждал Великий Вождь. – И управы на любое маршальское самоуправство у меня уже нет. А поставила нас в такое сложное положение самодеятельность Луготана, который так нерасчетливо и беззаветно рванулся оценивать и выявлять источники смертельной опасности, исходящей от дивизионов залпового огня. Хотя, при чем здесь Луготан. Это его служебная обязанность следить за безопасностью Правителя. Должностная инструкция ему это предписывает. Но что, если военные пытаются провести на мякине и его, и нас.
    Нужно ещё и правильно оценить поступок Суригона, первым сообщившего о надвигающейся угрозе. Тут может происходить и более запутанная игра, в которой взаимодействуют уже три или более стороны, а не только я в борьбе с Президиумом. И все в этой игре зависит от того, кто и какой информацией располагает. А мы сегодня ввели в круг интересантов Маршала Миланоза, не зная и не понимая до конца всех его мотивов, рассчитывая лишь на одну его солдатскую преданность. Но, если хорошо припомнить, то именно Миланоз выступил вопреки партийной линии и гражданской власти при попытке расправиться со ставшим опасным и много возомнившим о себе моим заместителем Маршалом Жужелоном, для которого всё кончилось тогда лишь безобидными выговором и ссылкой командующим в тыловой округ, где тот фактически бездельничает, развлекаясь охотой, развратом и пьянством. И куда теперь занесут Миланоза так нерасчетливо делегированные сегодня нами полномочия, можно будет определить уже только после полного разруливания ситуации. А где в это время можем оказаться мы, один Бог знает.
    Правая рука Правителя при этой мысли дрогнула, четыре спички верхнего венца, зацепившись друг за друга, перекосились и нарушив баланс строения обвалили его целиком. Суливан выругался и, с досады смахнув остатки своей неудачной постройки в мусорную корзину, повернулся к увлеченному чтением прессы другу.
- Спать пора! – сам для себя выговорил Правитель, но, обратив внимание на заваленного прессой приятеля, поинтересовался. - А что там, Воли-друг, интересного пишут во вчерашних газетах?
- Медицинское заключение о твоей смерти опубликовали.
- И что же там в нем убийственного значится? Что там со мной, горемычным, произошло? – пародируя ситуацию, заинтересовался Правитель.
- Инсульт у тебя случился, причем какой-то редкой разновидности, гем-мо-ра-ги-чес-кий. – по складам прочитал Волизан. - Старый добрый удар или апоплексию никто уже не поминает и не признаёт. Пиявками пациента уже не пользуют. Всё теперь не на давление, а на атеросклероз и стенки сосудов валят... – Волизан перечитывал плотные строки текста.      
- Склероз – это же с памятью связано, когда забываешь. При чем тут инсульт?
- А кто его знает... – Волизан сложил газету. – Ты я смотрю, чем-то озабочен, Суло-царь? Разбередил тебе душу Миланоз? Как бы он нам бузу со стрельбой не устроил, разнеся половину столицы под шумок вместе с Президиумом Правительства. Вояки это любят! Чтобы потом торжественный парад и марш «Гром Победы раздавайся», и всякое такое. Ордена, опять же...
- Не понравился тебе Маршал, Воли-друг?
- Нет, не понравился… Или да, не понравился. Не знаю, как правильней, но я ведь нестроевой и к службе негодный, и как всякая тыловая крыса бравым молодцам в погонах завидую. Поэтому своё мнение не рекомендую признавать объективным.
- Это ты зря, Воли-друг. Иной раз и польза от них, от Маршалов, бывает, но только нужно, чтобы не увлекались, когда коней пришпоривают и саблями машут. Хотя, как за этим уследить в такое сложное время, тоже непонятно!
- Так может быть не стоит возводить весь этот обмундиренный защитный забор? Объявить нейтралитет и полное невмешательство и жить в ус не дуя?
- Тут ведь, если бы внешней угрозы не существовало вообще, то ладно. А так как она существует, то и нам приходится держать порох сухим, а идеологию заточенной всяческими шапкозакидательскими лозунгами. Ну и Маршалов с генералами приходится держать тоже. И армию трехмиллионную. Да и союзникт наши бывшие у себя не меньше держат. Я тут пытался представить себе мир без войн, не получилось. И страны без Маршалов тоже как-то не вышло.
- Столько лет, с самого начала века, шла и идет «борьба за мир». Каждая мировая война объявляется последней, на мирной конференции агрессора клеймят и в мирных намерениях все до одного клянуться! И что же, как ты любишь говорить, в сухом остатке?  Народ наш уже анекдоты слагает про то, что ещё немного, и от «борьбы за мир» камня на камне мы в мире не оставим. А ты себе мир без войн представить не можешь! А кто же тогда должен себе его представлять, как не ты? Один из самых могучих Правителей Мира не знает, как мир в Мире для людей устроить! Это же нонсенс! Гаркни мы «Мир!» на весь Мир, и мир во всем Мире сразу и установиться. Сразу же и немедленно! А у нас, вместо этого, сплошная война. Не здесь, так там. Не горячая, так холодная! Честно сказать, такое мрачное положение по оконча-нию последней Великой Войны просто страшно и трудно осознавать становит-ся. – разшумелся Волизан, размахивая руками в своей коляске.
- Почему страшно? И что трудного? В чем вопрос? Если положение осознать трудно, то установить Мир и вовсе нельзя! Но если тебе даже понять трудно, то я вот давно и запросто всё это осознал. При этом рассуждал наиболее простым образом. Прежде всего я исходил из того, что в современном мире все государственные системы построены на принципах тирании, то есть угнетения населения (так называемых граждан), выражаемой внешне в относительно благородной форме объединения народных или национальных самозащитных усилий. Потом это может быть названо уже по-разному – обобществление, или справедливое распределение, или несправедливое присвоение, суть дела от этого не меняется. Власть в государстве осуществляется людьми и над людьми за счет сбора в единый властный кулак какой-то части результатов их труда. По-другому ещё люди не додумались, как защищать себя от внешнего и внутреннего разбоя. Только, объединившись в государство, которое в части того же самого разбоя есть зло наименьшее! Ну, просто за счет массовости поборов! Это, если начинать рассуждать о разбое внутреннем. Но стоит только посмотреть через забор наружу, опасность оттуда превышает все возможные представления. Чем больше ты тут богатеешь, внутри забора, тем сильнее тебе сосед завидует. И тем больше у него соблазн разогревается не купить, а отнять у тебя все это. Одному земли не хватает, другому плодов этой земли, третьему ресурсы недр твоих урвать хочется. А есть такие, что им ты лично просто не нравишься. Лицом, фигурой, речью, культурой. И вот тут-то и начинаются страшные проблемы.
- И чем же они так страшны?
    А тем, что во многом зависят от государственного управления, а оно, точнее – власть, бывает при этом трех основных типов – тирания монархическая или наследственная, тирания захватническая или сменяемая стохастически, и тирания, именуемая демократической, систематической или выборной, когда прорыв к власти осуществляется посменно, наименее болезненным, а точнее, наиболее безболезненным для населения путем, на определенное время и в ограниченных конституцией рамках.
    Но начинал я свое повествование со слова ЛЮДИ. При их объединении возникает СТРАНА ЛЮДЕЙ. И вот при всех тех вышеперечисленных условиях управление страной осуществляется конретными людьми, обладающими конкретными человеческими характерами и свойствами, и, в соответствии с ними выполняющими конкретные оперативные функции. Люди эти под-разделяются на несколько вполне определенных видов, чтобы не сказать ещё вернее - пород! Начнем сверху и пойдем вниз.
Сверху у нас располагается Лидер – Царь, Король, Шах, Президент, Премьер – которым делегируются властные полномочия. Они считают эту страну своей собственностью и как всякий собственник заботятся о её сохранности и преумножении. А это масштабная и сложная задача, и для её осуществления и реализации любому из них требуется, помимо недюжинного ума, ещё и властность, жестокость, безжалостность и целеустремленность. Такова вот вершина властной пирамиды. А стоит она, эта вершина, на трех слонах ли, китах ли… Короче, стоит она на трех основных опорах. Это политики, чиновники и военные.
Политик – слуга власти, хотя, уже довольно давно, бия себя в белые груди, везде и всюду повторяет что он, якобы – слуга народа. И главное его свойство и навык в том состоит, чтобы идеально уметь врать и изворачиваться, всегда и во всем оправдывая действия Верховной власти. Любые, в том числе, самые оголтелые.
- А если он оппозиционный политик? – поинтересовался Воли-друг.
- Это возможно только при тирании третьего, демократического типа, когда две политические силы вступают в соревнование, а точнее в сговор, постоянно меняясь местами на троне Правителя. Это несколько улучшает положение народа и расширяет его права, но в тоже время следует учитывать и видимую аморальность подобного сговора, как суперотрицательное явление.
- Но название «оппозиционный» подразумевает совсем другое.
- Видишь ли, оно пришло к нам из прошлого, с одной стороны, из Юростанской политической традиции, с другой. Но вовсе не значит, что два эти явления, две эти ягоды из одной корзинки. Современное социал-демократическое истолкование задач оппозиции, равно как и радикальных партий, состоит в том, чтобы набраться сил и мощи к следующим выборам и прорваться вверх, захватив трон и власть. Арифметика тут простая и однозначная.
- А какова же роль двух других помогал Верховной власти, помянутых тобой?
Что касается Чиновника – тут всё просто, он лакей и слуга власти, он знает только одно чёткое и явное правило грабить народ в пользу власти, вводить и осуществлять всевозможные запреты, то есть «держать и не пущать», но, есть ещё и неявное, это брать на лапу. В этих рядах ни совести, ни чести, равно, как и достоинства, как жизненного принципа, не встретишь. И если, кто в наших властных структурах и есть «враг народа», то это именно чиновник!
А вот третья опора - Военный – это уже слуга власти с явной претензией на честь и достоинство, хотя тоже регулярно заявляет, что служит якобы родному народу. Этим он подчеркивает, что основные свои агрессивные навыки и мастерство принуждать, командовать и убивать освоил с общественной, а не личной целью. Их он, военный, всегда готов применить против внешнего врага... Хотя, если приглядеться, то у него это неплохо получается и на внутренних (антимятежных) баталиях. Есть ведь даже и такая специализация военных, как внутренние войска.
- И при чем же тут твои генералы и маршалы?
- Ответ тут очень простой, если хорошо покопаться в детских стихах Самуила Маршака, это, ваш – гудим, кстати. Там у него среди переводов с бринкского есть история о споре Короля и Солдата, когда они взялись выяснять, кто из них важнее. Как и положено в споре, взяли они третейского судью. И конец спора оказался таким:
Ты проживешь без Королей? –
Солдат сказал, изволь!
А ты без гвардии своей?
Ну нет! – вскричал Король.
- Так в чем же их профессиональная функция, кроме бряцания оружием на парадах и в карауле, который они неусыпно и бдительно несут вокруг трона.
- Во-первых они должны открыто отпугивать внешнего врага и скрытно запугивать врага внутреннего. А во-вторых – внимательно следить друг за другом, чтобы никто из них, владеющих оружием, не применил его против трона и Правителя.
- И ты так долго шел к выводу о том, что маршалы наши просто шестерки и стукачи.
- Ты неправ, Воли-друг. Не стоит так обижать маршалов. Они владеют оружием, они изучают и разрабатывают современную стратегию и тактику, они…
- Оружием владеют солдаты! А стратегия наша и тактика, тем более её маршальский уровень, как я недавно прочитал где-то, они выстраиваются на опыте прошлой войны. А когда возникает война новая, то оказывается, как в начале той, Великой Войны, что ни хрена маршалы твои (или наши) не знают и не умеют. Вот ведь какая песня про «Если завтра война, если враг нападет…» у нас получается. Это моя, штатская точка зрения. Но, впрочем, я тебя утомил. Ты ведь ко сну склонялся, помнится. Хрен с ней, с Войной! Завтра довоюем, мой дорогой Суло-царь.
- Согласен, Бог с ними. Пойдем отдыхать, дорогой Волизан. В подушку нос, под одеяло - хвост, как моя доча в детстве говорила. – Правитель поднялся и направился в сторону спален. – Доброй ночи!
- И тебе, дорогой, спокойной ночи! Боюсь только с таким настроем, как у нас после разговора с этим Миланозом, уже вовсе не заснуть будет.
- Значит, не судьба нам спать сегодня. – Суливан остановился у двери и после недолгого колебания спросил. – А как ты думаешь, Воли, наш майор уже переметнулся на их сторону, или ещё нашей линии держится?
- Трудно сказать. Но мне хотелось бы ответить тебе, что он нашей линии верен. Ведь у гудимов нет страшней преступления, чем предать отца.
- Вот так даже? Ну, конечно! «Чти отца своего» - это из их заповедей взято! Тогда будем надеяться на лучшее. Хотя, если хорошо подумать, отец отцу тоже рознь. – протянул Правитель, которому припомнился пьяный сапожник, не называть которого отцом он старался всю свою сознательную жизнь.
    Хотя в случае серьёзных его собственных пригрешений и выходок, когда мать, которую он боготворил в детстве, хотела его серьёзно наказать и бралась за розги, она обычно приговаривала: «Ну, стервец, весь в отца пошёл!»
_ * _
    Светало поздно, поэтому Луготан успел доставить и скрытно расположить на местности ввереный ему комендантский взвод. При этом задачу командиру взвода он поставил сугубо оборонительную, то есть от внешнего нападения. А после этого, приняв после бессонной ночи обеспечивающие работоспособность талетки, майор решил заняться инструктажом собствен-ных подчиненных.
    Он долго выбирал место, где ЗвеноТ могло бы уединиться, и в конце концов остановил выбор на оранжерее Великого Вождя. Телефонный аппарат на тумбочке при входе на всякий случай накрыли в три слоя старыми мешками из-под торфа. Бойцы №3 и №8 остались на дежурстве в основном здании, а все свободные от вахты расселись на чем попало между тремя высоченными пальмами в главном помещении, где круглые сутки полыхало специальное освещение.
    Луготан проинформировал бойцов о порядке предполагаемой эвакуации, включая транспортирование обитателей виллы№1 и их собственных семей с места жительства на аэродром. Он особо остановился на нюансах, связанных с ожиданием решения Правительства Бринсксии на острове Кирупакс и на возможном изменении маршрута полета в сторону Гудимэля.
    Майор отметил в своем сообщении и трудности, проявившиеся в прошедшие сутки и связанные с двумя вновь возникшими обстоятельствами. Первое из них определялось резким нарушением психического состояния Великого Вождя, произошедшем при простом упоминании дублирующего маршрута, а второе -  неожиданным вклиниванием в планирование Маршала Миланоза. Ситуация тем самым всерьёз усложнилась, что требует теперь гораздо большей собранности и сосредоточенности при решении стоящих перед звеномТ задач.
  - Основной из них, - подчеркнул Луготан. - является организованное отступление по команде с территории виллы на станцию электродрезин, погрузка и отправление в направлении аэропорта. И самой большой проблемой из возможных в этой ситуации может явиться полное нежелание Правителя грузиться в лифт и спускаться вниз на станцию. Такие мысли им уже высказывались в беседе с Волизаном, и не исключено, что, в связи с появлением новых участников процесса, это я про Маршала Миланоза говорю, подобное решение у него возобладает над другими.
- Все мы тут в соответствии с Присягой и нашей должностной инструкцией, не говоря уже о своей собственной совести, - продолжил майор. - ответственны за жизнь и здоровье Великого Вождя. Ответственность перед Президиумом правительства я могу считать уже не действующей. Но ведь остаются ещё и прямые указания самого Верховного Главнокомандующего лично. И это, видимо, самый сложный вопрос, который нам, возможно... – запнулся Луготан. - Я повторяю... нам, возможно, придется решать этот вопрос по реальным обстоятельствам, то есть вопреки его воле. Оставить его на объекте одного мы с вами не имеем права, оставаясь же с ним, мы нарушаем всю последовательную цепочку распланированных ранее очень непростых действий, результаты которых потом будет просто не расхлебать. Поэтому я принимаю очень тяжелое и волевое решение в случае явного сопротивления принудить Правителя, путем отключения работы мозга на всё время отхода. В сознание мы его приведем уже на борту самолета, объяснив случившееся глубоким гипертоническим кризом. Три года назад с ним такое уже случалось на заседании президиума, и я хорошо помню все детали в работе врачей, проходившей тогда под полным моим контролем.
    Способ отключения сознания мною разрабатывается с химлабораторией, и, я думаю, мы используем средства для бесшумного похищения «языков» противника, предусматривающие безболезненный и дистанционный впрыск снотворного препарата оглушающего действия. Для дальнейшего перемеще-ния тела спящего необходимо позаботиться о носилках или иных более удобных средствах. Ответственность за их подготовку мы возложим на бойцов Буза№4 и Буза№7. Вопросы?
- А как насчет юридической и этической сторон наших действий при таком вот принудительном перемещении? – озаботился Буза№3.
- Я считаю, что те условия, в которых мы с вами действуем находятся вне правового поля, поскольку мы противостоим незаконной узурпации власти и попыткам физического уничтожения Верховного Правителя Страны. – внятно произнёс майор. – А сами мы, Правитель, Волизан и Я фактически объявлены вне закона. У меня имеются доказательства такого утверждения, с которыми предлагаю вам ознакомиться.
    И Луготан пустил по рукам оба экземпляра разыскного письма с четкими фотографиями. Когда же листки были просмотрены и прочитаны, их, молча, вернули майору, и он уже твердо распорядился:
- На сегодня – все свободны. Каждый действует по индивидуальному боевому расписанию. Расходимся по одному. Я ухожу первым, а далее по номерам остальные с интервалом не менее 2 минут, двигаясь правым кругом к основному входу, чтобы ни в кое случае не быть замеченными из окон хозяйственного блока.