Первые морозы

   
   «Всё пропало, товарищи», - с горечью в голосе докладывает капитан-лейтенант Ахметшарафов, слишком быстро вернувшийся на подводную лодку. Старший лейтенант Руденко настороженно интересуется: «На КПП колбасу и консервы вышмонали?» «Я за тридцать шагов до КПП перекинул рундук сэкономленных мной продуктов через забор. После вертушки снова отсчитал тридцать шагов, а рундука нет, только трава примята». «И вокруг никого?» «Вдалеке по дороге шёл человек в гражданском плаще и шляпе, а в воздухе витал сигаретный дым». «Крыса береговая рундук утянула». «Товарищи, что делать? У меня на берегу жена и дети. На талоны сейчас толком ничего не купишь. Продукты-то редко завозят. Дома провизии – мешок картошки и три хвоста кеты. А у нас с вами сегодня на две недели неожиданный выход в море». «Раз в неделю кета – деликатес, а каждый день рыбный день это чересчур. Моя семья на материке. Вот Вам, товарищ капитан-лейтенант, ключи от моей квартиры. Колбаса и сыр в холодильнике, консервы под столом прикрыты пледом. И, если Вас не затруднит, затяните мешок картошки с балкона в комнату. Пока мы ходим в моря, ударят первые морозы». 

   Всё пропало, и мешок картошки, и ведро морковки. Зря я постеснялся попросить капитан-лейтенанта Ахметшарафова заскочить и в мою квартиру, затащить овощи с балкона в комнату, когда он перед выходом в море ходил в посёлок. Выбрасывать замёрзшую картошку жалко, в магазине другую вряд ли куплю. Кладу картошину в кастрюлю с тёплой водой, она превращается в медузу. Следующую опускаю в тёплую воду на несколько секунд. Мундир с картошины слетает на раз-два. Так чищу необходимое количество, режу и жарю на сковороде. Готовое блюдо по вкусу напоминает тушёную капусту. Угощаю, пришедших ко мне в гости, товарищей Ахметшарафова и Руденко. Ужинаем перед цветным телевизором, глядя на него, Ахметшарафов спрашивает: «Где такой аппарат достал?» «У барыги в городе купил». «Моя семья бесцветный телевизор смотрит. Дай координаты барыги». Даю ему клочок бумаги с адресом, предупреждая: «Звони в дверь три коротких, три длинных, три коротких». «Цифры это дом и квартира. К. М. это Карла Маркса, что ли?» - произносит друг, взглянув на шифровку. «Ну не Карла Мюнхгаузена же». Улыбающийся друг шутит: «А я думал, Мюнхгаузена зовут Тотсамый». 

   Сопки погружаются в океан весенней зелени, лишь их вершины ещё покрыты снегом. За моей спиной несколько двухнедельных выходов в море и почти трёхмесячное автономное плавание, передаём подводную лодку второму экипажу и готовимся к отпуску. Сослуживцы советуются друг с другом, где купить копчёную рыбу и красную икру на подарки родственникам. Обсуждают, что вклады заморожены, и цены во всех магазинах растут на глазах, как сейчас черемша на каждой обочине. Лава вулкана перестройки уменьшает земли Советского Союза, закрывая дымом прежние цели и накрывая пеплом старые планы. Ахметшарафов спрашивает Руденко: «Чего молчишь, как в рот воды набрал?» «О своём думаю». «Познакомишь со своим, о котором думаешь?» «Мне не до шуток. Шо делать? Всё пропало…», - опустив голову, отвечает Руденко. «Что случилось?» «Я осенью почти новую машину продал, хотел в отпуске на материке новую купить». «Цены на машины скакнули?» «Ещё как скакнули. Теперь на неё надо мешок денег. Моя мечта сгорела, как сигарета. Шляпа я. Сейчас денег за проданную машину только на гражданский плащ хватает…»