Магдолина и павший ангел

В.В. Прокофьев

Философская-религиозная
Фантастическая повесть

*   *   *

Под куполом неба Вселенной парил,
Взлетал ещё выше из всех своих сил,
Старался стать ярче, затмить Белый свет,
И в славе купаться один бездну лет.

И тайны творенья всем Легам назло
Пудовым балластом взвалил на крыло.
Под тяжестью груза он ниже взлетал
И с неба низвергнут, на землю он пал.

Расстаться с добычей никак не хотел,
Отвергнутый Светом, свой принял удел.
Он ищет того, кто бы часть груза снял,
Покорным слугой с ним бы к небу поднял.

Хоть путь тот нелёгок, лелеет во тьме
Свой замысел тайный на грешной земле.
Проверены им миллионы замков,
Не найден секрет чародейских оков.

Он гордый и вольный не может принять
Всей помощи Света, ведь он Ночи князь.
Сочувствие чуждо натуре его,
Он так одинок... нет друзей у него.

Уолт-стрит — Улица стены. Сколько их приходило сюда, на эту улицу, обращаясь к богу своему, словно к «стене плача», и бог внимал их молитвам и открывал проход самым устремлённым и даровал символ своей силы — деньги. Но, лишь единицы смогли использовать эту силу до конца и не оказаться поверженными тяжкой ношей. Нерадивых бог наказывает быстро и жестоко, лишая их своей поддержки, отбирая богатство, почитание завистливых неудачников и очень часто — самое драгоценное — жизнь. Стена — это всего лишь символ. Наивные полагают, что её нет в других мирах. Это иллюзия, она есть в каждой стране, в каждом городе. Иногда эта стена не на улице и не на площади, но всегда возле святыни. Эта святыня строится не одним поколением, и чем больше кровавых жертв падёт для её возведения и упрочения в веках, тем ближе бог к взывающим к нему. Это не тот бог, что дарует свободу, честь и совесть, но тот, который лишает их в обмен на власть.

Пролог

Был разгар июня. Москву опутал невыносимый зной, схожий разве только с адской сковородкой, которой в детстве пугала его мама. Ни ветерка, ни облачка, ни дождинки, ничто не радовало изнывающих людей. Они, как уж повелось у русского народа, безропотно приняли эту кару, заслуженную далеко не всеми членами общества. Анатолий пробежал глазами только что написанное и с раздражением выругался. Что за бред лезет в голову? Ни одному нормальному человеку не придёт в голову досмотреть до конца фильм с таким вот сценарием. Какое-то извращение вместо нормальной человеческой любви, мафиозные межпланетарные разборки, идиоты-сыщики которым никак не удаётся поймать главного героя сериала, а по сути — садиста и убийцу. И так продолжается уже целый год. А ведь смотрят все! Вчера сам слышал, как бабки на лавочке у подъезда ахали: какой же несчастный в любви этот отморозок Балтасар! Да если бы только старухи, соседи по лестничной клетке — Петька с Юлькой и те смотрят сериал, и это в двадцать то лет! Заняться дурням больше нечем, шли бы лучше на роликах кататься в парке. «Толь, а Машку он когда-нибудь замуж возьмёт? Жалко же девку»…  — это Юлька. А Петруха, тот просто с ума сошёл: — «Ну, скоро уже твой Балтасар всех правителей-недоумков поставит на колени? А то на море хотели съездить». Можно подумать, я на море их не пускаю!
В раздражении Анатолий смачно сплюнул, полагая, что он делает это в уме и, в недоумении, вытаращился на монитор, а после быстренько принялся стирать носовым платком свой плевок с экрана. Надо же, как достали все! Особенно этот продюсер Шныркович, чтоб ему не видать ни одного приличного фильма до конца жизни! И ведь никуда не денешься. За квартиру взносы платить нужно? За тачку-срамомарку, что буквально навязали на студии в рассрочку? Вообще-то он был вполне доволен и своей прежней девяткой, так нет же, подался уговорам. Носами фыркать стали — не престижно мол! И как это его угораздило повестись на откровенную раскрутку?
Вначале всё казалось очень здорово. Чувствовать завистливые и восторженные взгляды всем нутром дано не каждому, а только самым удачливым в этой жизни. Некоторые из кожи вон лезут, строчат ночи напролёт, и ни кому не нужна их мазня, а ему сразу подфартило. Только сдал статью на пробу, и сразу приглашение на главный канал в проклятом «зомбоцентре», без всякого блата. А теперь не отвертишься, повязали по рукам и ногам: в проекте ещё двести тридцать серий. Как здорово было в прежней жизни! Армия, что ни говори, это не сахар, но зато всё было на своих местах. Вся жизнь прописана в уставе и распорядке дня. Ни за что не отвечаешь: скажут стрелять — стреляешь, скажут не стрелять — пожалуйста. Не плохо бы Шнырковича туда: можно было бы поучить его уму-разуму, а ещё лучше, чтобы оказался он среди боевиков! Анатолий поймал скользнувшую мысль и представил себе продюсера, но только с бородой от уха до уха. Похож ведь зараза на них, отметил он. Ну, вылитый чечен-боевик! Он уже начал представлять себе это лицо в перекрестье оптики винтовки, но с досадой оборвал мечты.

     — Хватит, хватит! — прикрикнул сам на себя. Эта бессмысленная бойня, которой он посвятил лучшие молодые годы, не отпускала его до сих пор. Сколько лет нужно, чтобы всё забыть? Многие так и остаются отравленными войной навсегда. Их с удовольствием приглашают работать в спец. подразделения. А вот он не захотел с ними больше иметь никаких дел, и точка! Защищать упитанные туши главных виновников всего беспредела, льющих потоки крови чужими руками, ради бумажных фантиков? Пусть ищут других дураков, с него хватит!
     Сообразив, что он больше не хочет даже притрагиваться к клавишам компьютера, Анатолий раздосадовано выключил его и, быстренько освежившись под холодным душем, хлопнул дверью квартиры, выскакивая на улицу. Через минуту он уже сидел за рулём в своего новенького «Шевроле» и направлялся к окраине города. Хотелось просто развеяться: жутко надоел мегаполис с его шумом, гамом, осточертевшей рекламой на тротуарах, по радио и телевизору. Постепенно желание сформировалось и поразило его самого необычайной смелостью и наглостью: он поедет в деревню! Шныркович потерпит, устроит выходные актёрам и избавит телевидение на денёк другой от их совместного бреда. В конце концов, «попал» не только он. Продюсер тоже в какой-то мере теперь зависит от него. Придя к такому выводу, он остановил машину у обочины и, отправив мобильное сообщение своему работодателю, выключив телефон, продолжил путь.
      Только когда многоэтажные дома столицы остались далеко позади, а дорога нырнула под сень белоствольных берёз, он осознал, как давно не был дома и не видел маму. Месяц после окончания контракта службы в вооружённых силах — не в счёт. Город закружил, завертел и затянул в свою трясину с бесконечными проблемами денег, нехваткой свободного времени, искушениями и обязанностями. Оглянуться на прожитые годы не было возможности. Уже тридцать два года, а семьи нет, как и не бывало. Ни одна девица из тех, что вились сейчас вокруг него стаями словно прожорливые акулы, не вызывали желания связывать с ними жизнь. Внезапно Анатолий вспомнил, что он совсем позабыл послать денег матери ко дню рождения и даже не поздравил и тут же обругал себя последними словами. Запоздалое сожаление о том, что следовало бы сделать, но не было им сделано, вдруг навалилось, беспощадно терзая своим ядовитым жалом. Нога сама вдавливала педаль в пол, и машина ускоряла и без того бешеную скорость.
     Первым, кто его встретил, был пятнистый пёсик Муха, любимец матери. Поглядев на Анатолия, он взвыл дурным голосом, переходящим в стон. Никогда прежде Анатолий не подозревал, что собака способна стонать, как смертельно раненый человек. Он ещё не перешагнул порог родимого дома, как всё вдруг понял.
  *   *   *

     Знал же, что когда-нибудь это произойдёт, но как всё неожиданно и некстати! Сосед Мишка повёз деревенских баб на дырявом уазике обратно, а его оставили, догадываясь, что ему нужно ещё чуточку побыть рядом с той, что когда-то подарила ему этот мир. Анатолий бессильно опустился на колени и зачем-то зачерпнул полные пригоршни рыхлой земли со свежего могильного холмика. Потом, размазал её по лицу, словно умываясь, и долго сдерживаемые слёзы хлынули рекой. Как много хотел он ей сказать, да так вот и не успел. Мысленно разговаривая с мамой и отчаянно принося ей запоздалые извинения, он потерял счёт времени.
     Неожиданно кто-то прикоснулся к его плечу. Поспешно утерев рукавом щёки, отчего лицо превратилось в грязевую маску, Анатолий, не поворачиваясь, угрожающе прошипел:
     — Прочь!
     Он подумал, что это Мишка, отвезя старух, вернулся за ним.
     — Пойдём, — послышалось в ответ. — Вставай, пойдём!
Голос был женский, чуть нетерпеливый и снисходительный. Разглядев стоящую возле него женщину, Анатолий опешил. Глафира, а это была она — бабка ворожея, не спуская с него строгих бесцветных глаз, повторила:
     — Пойдём уже. Негоже гостей оставлять одних, без хозяина.
     — Я не звал никого, — буркнул сердито Анатолий но, всё же, повинуясь, встал и покорно побрёл следом, не разбирая дороги.
     Глафира, не оборачиваясь, шла впереди лёгкой поступью, словно её не давил груз лет, что было довольно неестественно. Впрочем, в ней многое казалось неестественным. Сколько он помнил себя, она всегда выглядела так, словно время не имело над нею власти. Её боялись все, даже разнузданные недоросли, вечно пьяные и задиристые, наводящие шороху в главном поселке увидев её, разбредались кто куда. Бабки за глаза зло называли её ведьмой и украдкой плевались вслед, но стоило кому-либо из них прихворнуть, бежали к ней же, с поклоном, и она помогала. У края деревни, возле колодца она остановилась и принялась опускать ведро на ржавой цепи в тёмную глубину. Легко, как и передвигалась, Глафира крутила ворот и, подхватив показавшееся ведро, поставила его на край колодезного сруба.
     — Умойся, — велела она. — Не перед всеми пристало показываться в слабости.
     — Кому какое дело до меня? — возразил Анатолий, но всё же, покорно принялся черпать ладонями воду и плескать в лицо.
     — Вот про то я и толкую: не всем есть дело до души соседа — кивнула Глафира.
     — Дальше сам иди.
     — А как же… — удивился, было, он.
     — Не люблю я оханий и стенаний, так принятых при поминках. И ты запомни:
     Уходящего не держи, пришедшему двери настежь.
Окинув Анатолия напоследок своим строгим взглядом, она пошла прочь. Но странно: ему не показался этот взгляд пугающим как раньше, скорее он говорил — ещё увидимся!
     Невероятно: в этот самый момент загремел гром, и непродолжительный дождик окатил его, пока он брёл к хате. В избе хозяйничали соседки, уставляя стол неприхотливыми деревенскими угощениями: варёной картошкой, квашеной капустой, селёдочкой и блинами. Мужик был один единственный — Мишка, бывший однокашник. Он один и остался в деревне, остальные поразъехались по стране. Подняли рюмки за упокой, и завязались бестолковые разговоры о сене и надоях. Глафира ошибалась: оханий и стенаний не было. Одна лишь баба Нина заикнулась о том, что Анатолий теперь сиротинушкой остался на целом свете, но стенаний не получилось — её не поддержал никто. Вскоре все стали расходиться, Мишка последний. С трудом ворочая языком, поскольку отдуваться ему пришлось за всех, так как старухи не пили, он сделал робкое приглашение переночевать у него.
     — Ты не волнуйся за меня, — отклонил предложение Анатолий. — Сам-то дойдёшь?
     — И выпимший и невыпимший, свой дом мимо не пройду.
     Вышли на крылечко. Закат был ясным, предвещая ещё один пекельный денёк на завтра.
     — Хорошо, что ты успел вовремя, Толян. А я всё гадал: поспеет телеграмма или не поспеет?
     — Какая телеграмма? Не получал я ничего.
     — Ну, значит, Глафира отчебучила, — совсем непонятно отозвался Мишка и замысловатыми кругами направился к своему дому.
Оставшись один, Анатолий удобно расположился на диване и стал перебирать старые фотографии, их оказалось не так много: с десяток изображений его самого, да три матери с отцом. С фоток родители глядели на него как-то строго, хотя возрастом там они были такие же, как он сейчас, если не моложе. Ему казалось, что он говорит с ними, а они отвечают ему. Голова отяжелела, и сон наступил внезапно. Опять снилась война: он куда-то шёл с такими же, как и он, бойцами по лесистым горам, вдалеке слышались звуки боя. Они спешили туда, на выручку, но выстрелы становились не ближе, а наоборот, всё дальше и глуше, пока не смолкли совсем. И тогда безмерное отчаяние охватило всё его существо, смешав горечь разочарования, жажду мести и смертельную тоску в адские муки безысходности. Во сне он знал, как всё исправить но, проснувшись не смог вспомнить ничего.

     Глава 1

     Шныркович на удивление вёл себя предупредительнее прежнего. Видимо наконец-то понял, что без Анатолия сериал постигнет крах.
     — Хочешь, отпуск дам? — заглядывая в глаза, допытывался он. — Чуть-чуть ещё потерпи, оформим сценарий на десяток получасовок, и поезжай!
     — А я чуть было не поверил в бескорыстность своего работодателя, — съязвил Анатолий.
     — Да, брось ты! Что, я не понимаю тебя что ли?
«Что ты понимаешь, так это деньги», — ответил про себя Анатолий.
     — А хочешь дам совет? — И на удивлённый взгляд Анатолия, доверительно посоветовал, зачем-то понизив голос до шёпота: — Тебе нужно в церковь сходить.
     — А может прямо в синагогу? Говорят она поближе к богу то.
Продюсер, извлёк носовой платок и вытер вспотевшую лоснящуюся лысину, не забыв напоследок промокнуть и выпирающий горбатый нос. После, этим же платком принялся протирать очки с толстенными стёклами. «Обидел я старого еврея. Бес меня за язык тянет», — мысленно осадил себя Анатолий. Но как оказалось напрасно, Шныркович не был создан для обид или по привычке протискиваться к своей цели любыми путями, просто отвык показывать вид.
     — В синагогу можно мне. Тебя туда не пустят, — серьёзно пояснил он. А в церкви тоже помогут. Свечку поставишь за упокой, ну и так далее.
     — Мне нет нужды свечки ставить.
     — Тебе нет, а покойникам есть. Впрочем, как знаешь. Я дал совет, а решать тебе. Жду тебя во вторник.
 *   *   *

     Упоминание церкви запало в душу. Когда-то на селе была большая красивая церковь, её разрушили при большевиках. Так люди говорили. Сам Анатолий застал только развалины, но мать, как только наведывалась в город, обязательно посещала тамошнюю церковь. Маленького Толю она привела туда в пятилетнем возрасте — крестить. Этот день он сохранил в памяти. Когда его и ещё троих ребятишек разного возраста батюшка водил по кругу, распевая молитвы, Толя веселился, это было похоже на хоровод. Когда же дело дошло до состригания прядки волос, он принялся вырываться, норовя убежать. Напрасно мать и батюшка уговаривали его, обещая, что больно не будет: он укусил батюшку за палец, выскользнул из рук матери и опрометью бросился вон. Слова, что ему неслись вслед, тоже запомнились: — «Бес вселился!»  Мать очень расстроилась, а он упёрся и слышать больше не хотел ни о какой церкви. Позже он пытался понять, что же такое бес, но заумные объяснения по поводу нечистой силы всерьёз не воспринимал.
     Маме, наверное, было бы приятно, если он поставит свечку за упокой, но очень сомневался, будет ли от этого какой-нибудь толк. Следовало срочно покреститься. Завтрашняя суббота оказалась тем самым роковым днём, который он поначалу воспринял как путь к спасению души. Деньги решили всё. Его не только сразу же допустили к крещению, но и снабдили алюминиевым крестиком и полотенцем. Вот ведь шельмецы, рассудил он, и здесь деньги в первые ряды ведут. Недаром толстосумы вроде Шнырковича, норовят стяжать злато до самого последнего вздоха, наверное, на суд божий, на том свете, тоже без очереди умудрятся проскочить. Процедура была им хорошо запомнена, и он вздрогнул, когда батюшка Михаил спросил его шёпотом, чтобы не слышали другие, о том, чего он никак не ожидал.
     — Какие-нибудь заповеди нарушал?
Заповедям его учила мама и он, как и любой русский человек знал их все, даже не читая никогда библию и не посещая церковь. Он замялся, а батюшка, желая помочь, сам уточнил:
     — Прелюбодейство было?
Подумав, Анатолий кивнул. Если он до сих пор не женат, следовательно, все его отношения с противоположным полом можно смело отнести к прелюбодейству.
     — Господь прощает тебе это, — загнусавил отец Михаил. — Впредь не греши. Ну, а ещё чего было? Чужое брал?
     — Не брал, не желал, разве только, убивал.
Анатолия понесло. Какое-то раздражение возникло в нём. Об этом можно было бы и промолчать, то тогда этот обряд оказался бы просто фарсом. А глаза батюшки расширились. Даже челюсть под патлатой бородой начала отваливаться, но ряса остановила это падение.
     — Зачем же ты тогда припёрся, раб божий? — взяв себя в руки, но выйдя из роли, произнёс отец Михаил, пытливо сверля Анатолия изучающим взглядом.
     — Солдатом был я, — устремив пылающий взор на священника, пояснил Анатолий.
     — Тогда другое дело, — вновь смиренно забормотал тот. — Этот грех не на тебе, на других. На тех, кто виновен в войне.
     — А если мне спать не дают покойники эти?
     — Господь прощает тебе и этот грех, впредь не греши, — не обращая внимания на реплику, продолжал бормотать священник, размашисто крестя его массивным золотым крестом и усердно поливая голову святой водой из серебряного чана. После, крестообразно помазав его каким-то маслом янтарного цвета, закончил неразборчиво:
     — Налагаю на раба божьего печать … — далее  скомкал слова, сделав их совсем уж непонятными.
     — Что за печать такая? — вновь не сдержался Анатолий.
     — У меня ещё двадцать человек помимо тебя, а через час ещё одно крещение! — взмолился священник. — Иди с богом. Отныне ты чист перед отцом нашим, как младенец. А со своими вопросами зайди как-нибудь в будни.
Отойдя в сторонку, Анатолий ещё понаблюдал немного за процедурой таинства, непроизвольно отмечая, что после наложения печати, хнычущие младенцы, сидящие на руках своих родителей и крёстных, начинают уже просто заходиться истерикой. Не все. Только чистопородные блондины. Это немного озадачило его, напомнив ему его собственное детство и слова матери, что мол, бес вселился. Что-то не сходится, решил он, оставив свои вопросы на потом.
     Выйдя из церкви, Анатолий подумал, что своё новое рождение следует отметить, но как? Он не выпивал уже очень давно и, главное, вовсе не хотелось начинать с грехов, даже неупомянутых в заповедях Христа. Позвоню ка я лучше Нинке, подумал он. Через несколько секунд в трубке раздался звонкий голосок.
     — Привет, Нинуль! Узнала?
     — Привет. Рада бы забыть, да номер высветился.
     — Давай встретимся сегодня, — предложил Анатолий, игнорируя явную холодность девушки.
     — Я не могу сегодня.
     — Жаль. А у меня сегодня праздник, я покрестился.
     — Самое время бросить грешить.
     — Батюшка мне тоже так сказал, вот я и надумал сделать тебе предложение.
     — Спасибо. Опоздал ты только.
     — Не понял?
     — Не звони мне больше…
В трубке наступила тишина. На экране высветилась надпись: разговор завершён. Напрасно он пытался повторно набрать номер, Нина больше не желала отвечать. Этого и следовало ожидать. Он сам гадал: когда же их редкие свидания ей надоедят? Но что бы она сама его бросила, было ударом под дых. Это уже третья за последние полгода, машинально отметил он. На первых двух было откровенно наплевать. Настоящие пустышки: на щеках из пудры кляксы, а в глазах тряпьё и баксы. Но Нинка! У них ведь так всё хорошо складывалось. Почти год они встречались, проводя вместе каждую свободную минуту, но чем дальше, тем свидания становились реже и реже, а меж ними вырастала стена какой-то недоговорённости. Как только Анатолий познакомившись с ней поближе вдруг понял, что другой спутницы ему в жизни ни за что не найти, и его тут же обуял страх семейной жизни. Ведь всем давно известно: где появляются законные отношения, там исчезает любовь. Но, Нинка оказалась не из тех, кто целеустремлённо тащит своего ухажёра в ЗАГС невзирая, ни на какие препятствия. Слишком уж он долго тянул с предложением, какой порядочной девушке это понравится?
     Всё потому, что он подозревал в каждой своей воздыхательнице явную или потенциальную охотницу за его положением. Как однажды сказал Виктор Иванович — их оператор, смотревший на жизнь в свои пятьдесят лет с хвостиком несколько иначе, — к чему любовь женщин, если денег куры не клюют? Анатолий смог только горестно вздохнуть, оценив этот афоризм по достоинству.
     В квартире его поджидала гнетущая тишина. Собаку завести что ли, с тоской подумал он. Вот старые девы и одинокие старухи души не чают в животных. Для них вонючий кот или шелудивый пёс — единственное общение. На душе стало вдруг очень отвратительно, да ещё разболелся бок. Он прилёг на диван и принялся глядеть в потолок, пережидая внезапно обрушившийся приступ. Давненько такого с ним не было, с самого госпиталя в Ростове, где извлекли осколок мины и заштопали кишки.
Плохой видимо я человек, рассуждал он. Ни друзей, ни преданной девчонки, ни родных. Нинка, в отличие от других существ противоположного пола, в постель к нему не прыгала. Ни в первый раз, ни после. Другой бы приложил все усилия, чтобы жениться на такой, создать семью, завести детей, а он со смехом отвергал несовременную любовь этой девушки. А любовь была. По её печальным глазам он видел, что она страдает от его пренебрежения, но не пренебрежением было это. Анатолий боялся сделать предложение понравившейся девушке, опасаясь, что он не принесёт ей ожидаемого счастья. Они были разными: Нина углублённо изучала древнюю историю, а его занятие литературой называла не иначе как — перетасовкой фактов и вымысла. До этого дня он и не подозревал, как она дорога ему.
     — Отказала, — вслух с отчаянием проговорил он. — Будь же счастлива с другим. По сути дела, я вовсе никому в этом мире не нужен. К богу и то пришёл, можно сказать, по принуждению. Деньги есть, а даже купить на них видимость дружбы не умею. Шныркович вон этим не страдает, его не любит никто на студии, а все ищут его дружбы. Чему я научился за свою жизнь? Убивать? С подозрением и презрением относиться к женщинам? Да ведь и меняться нет никакого желания! К чему вся эта суета? Конец всё равно у всех один — сырая земля или печь крематория. Да и есть ли вообще разница между жизнью и смертью?
*   *   *   

     Понедельник оказался самым чёрным днём в его биографии. Его он встретил не на работе, а на больничной койке, куда его привезли на «скорой». Куча обследований, просвечиваний, анализов остались позади. Даже сделали надрез, чтоб запустить зонд в брюшную полость. Во время обхода главврач, пожилой седовласый, похожий чем-то на полковника Аверина, печально помялся, прежде чем уселся на краешек койки и только после этого заговорил.
     — Вообще-то, я не нахожу никаких аномалий, предшествовавших подобному процессу.
     — Не тяните, доктор, — попросил Анатолий.
     — Что ж, — сдался хирург. — Вы бывший солдат, и я не буду темнить. — Злокачественное новообразование.
     — Не понимаю?
     — Рак. В последней стадии. Как такое могло произойти незамеченным Вами прежде… Нонсенс!
     — Что можно сделать? — автоматически спросил Анатолий, уже понимая, что ему только что зачитали приговор.
     — На западе делают операции… — начал тот и смолк.
     — И..?
     — Чисто моё мнение, не для посторонних ушей. — Врач посмотрел сурово и в то же время виновато в глаза Анатолию, совсем как Аверин, посылающий бойцов в бой. — Разводка это всё. Перевод денег со счетов клиента. А поезжайте-ка Вы лучше подальше из столицы, да насладитесь жизнью. Глядишь, и не так быстро всё закончится. Ведь не зря говориться, что время относительно! В повседневной рутине — оно одно, а в праздном ничегонеделании — совсем другое.
     Родной дом встретил его ещё более неприветливо, чем в предыдущий раз. Словно старый друг обиделся, что его несправедливо забыли. Анатолий принёс из колодца воды, погрел её и принялся все отмывать, сначала с неохотой, но постепенно всё более воодушевляясь. Даже боль, не отпускавшая ни на минуту, словно забыла о нём. Муха залаял, исправно играя роль домашнего звонка и возвещая о приходе гостя. Гостем оказался Мишка.
     — Совсем озверел!? — отмахивался он прутом от наседавшего Мухтара. — Хозяин приехал, так сразу врагом стал я тебе, да? Вот больше не принесу тебе хлебушка, будешь знать.
Услышав слово хлеб, пёс словно опомнившись, перестал брехать и отошёл в сторонку.
     — Вот стервец! — восхитился Мишка. — Дружба дружбой, а службу знает. Надолго ли к нам, Толян?
     — Как бог даст, — задумчиво отозвался Анатолий.
Боль, словно дожидаясь этих слов, проснулась и заворочалась, вынуждая опуститься на лавочку возле калитки под сенью красавицы трехствольной берёзы, непроизвольно прижимая ладонь к больному месту. Мишка заметил этот жест и задумчиво почесал затылок.
     — Прихворнул никак? У меня были какие-то таблетки, может, пойдём, пороемся вместе?
     — Не стоит время тратить, пройдёт. Всё в мире этом не вечно: ни жизнь, ни слава, ни любовь.
     — Это верно! — согласился приятель, присаживаясь рядом и закуривая. — В отпуск, что ли?
     — Можно сказать и так. Уволился я.
     — Да, брось!
     — Точно говорю.
     — Вот здорово! Пошли на охоту завтра.
     — Разве весной можно охотиться?
     — Можно, коли зайцы не дают моим яблонькам продохнуть. Все ветки погрызли ещё в зиму стервецы и продолжают изгаляться, несмотря на то, что на дворе лето. Уму непостижимо, сколько паразитов окружает нас! Мыши, мухи, комары, осы, зайцы те же. Кабан мечтает под осень картошечку в огороде выкопать, соседская коза Машка — капусту схрямсать. Не дать им отпора, так вовсе поселяться вместо меня в избе моей.
     — Что ж это получается, по-твоему, кругом война что ли?
     — Вот-вот, Толян, в самую точку! Кругом идёт необъявленная война. Вся наша жизнь война. С женой Катькой и то воюем: то носки я не там бросил, то она вместо супа мне щи к обеду состряпала.
     — Выходит, что поп был прав: если война — грех, то мы не виноваты в том, что воюем. Просто мы рабы Божие, вершим волю господа нашего.
     — Ты что это Толь? В монахи записался?
     — Покрестился я. Мать всегда хотела этого, ну я и… того.
     — Понятно, — задумчиво протянул Мишка. — А я наверно никогда не созрею для того, чтобы стать набожным, не хочется считать себя рабом чьим-то.
     — Ну, это только так говорится, что мол, раб божий. Я вот созрел.
     — И как, стало легче?
     — Отвечу, не поверишь. Умираю.
И Анатолий рассказал всё без утайки. Мишка слушал внимательно, выпучив глаза от изумления. А когда рассказ подошёл к концу, спросил:
     — Ну, а что батюшка ответил тебе на это?
     — А ничего вразумительного. Мол, слишком долго был без внимания божьего. Теперь остаётся молиться и надеяться на спасение души своей.
     — И всё?
     — Всё.
     — Не верю я всей этой истории с молитвами. Вот, как хочешь!
     — Вот и я гадаю: толи попы молятся за нас, считая, будто мы не знаем о том, что это бесполезно; толи попы делают вид, будто молятся за нас, не ведая о том, что это помогает.
     — Завтра что-нибудь придумаем, Толян, — потряс ему руку Мишка, прощаясь. — Пойду кур загонять. А то Катька все кости перемоет, нутром чую. Ты не журись. Мало ли, что врачи скажут? На то они и врачи чтобы врать.
     Оставшись вновь один, Анатолий решил пораньше лечь спать, чтобы завтра спозаранку встать и встретить нарождающееся солнышко. Он так давно не встречал рассвет. И вообще, звуки обыденной жизни природы вторгались в него, вытесняя опостылевшее гудение автомобилей, что будило его поутру в Москве и не давали спокойно заснуть вечером. Птичье щебетание разносилось по всей округе, наполняя воздух чарующей музыкой, понять которую способен любой, кто не разучился слушать.
  *   *   *

     Рассвет он всё же проспал. Солнце было уже высоко, когда Анатолий открыл глаза. Впервые за много лет он почувствовал себя выспавшимся и безмятежным. Куда безмятежней, чем человек, проснувшийся в субботу, ибо не было даже следа мысли, что в понедельник кончится свобода и начнётся неделя полу подневольной суеты. Мысль о деньгах не пугала: их должно хватить не менее чем на полгода, а там будет видно. Важнее другое: проживёт ли он больше, чтобы встал вопрос о поисках средств к пропитанию. Как только эта мысль скользнула в сознание, сразу же возникла уже знакомая боль, начиная терзать его и своей злой волей вынуждая полностью предаться ей.
     — Хозяин дома?
Скрипучий женский голос нарушил тишину избы.
Анатолий вскочил с кровати, впопыхах натягивая штаны. Занавеска отдёрнулась, и возникло розовощёкое лицо чуть полноватой молодой женщины. Катька довольно бесцеремонно вторглась в его личное пространство, воспользовавшись незапертой дверью.
     — Молочка принесла я, завтракай на здоровье, Толик.
     — Спасибо, конечно, но я ещё не умывался.
     — Ну и горазд ты дрыхнуть! — фыркнула она. — Михаил уже сгонял спозаранку к ведьме нашей. — Катька, отвернувшись, перекрестилась на иконку Николая-чудотворца, — ждёт она тебя.
     — А он где? — ничего не понимая, протискиваясь между печкой и Катькой, спросил Анатолий.
     — Коров пасёт.
«Ну и шустро взялись они за меня», — подумал он, обливаясь на улице водой. — «Не успел приехать, уже всё решать за меня норовят».
Вернулся, он застал только банку молока на столе, а Катьки и след простыл. Когда она проскочила мимо него, он даже не заметил. Прихлёбывая молоко, он дивился, как это ему самому не пришло в голову обратиться к Глафире. Конечно, она исцеляла многих, но с такой болезнью…
     — Абсурд! Совсем спятил. — Выругал он себя вслух, подавляя вспыхнувшую надежду. — Доктор сказал в морг, значит в морг!
  *   *   *

     Старики говаривали, что до войны деревня насчитывала больше полутысячи домов. Сейчас в это никак невозможно было поверить. Глядя на десяток развалюх, в которых ещё теплилась крестьянская жизнь, трудно было представить себе что-либо иное. Жаркие бои знаменитой Курской дуги, когда линия фронта меняла своё местоположение изо дня в день, не оставили здесь ничего, кроме каменных погребов, сохранивших жизни старикам и женщинам. От цветущих деревень остались только пепелища. После войны вернулись уцелевшие мужчины и постепенно отстроили дома заново. Но, восстановленная деревня вышла уже значительно меньше — население убавилось, и столько жилищ уже не требовалось. Свидетелями былых сражений и трагедий человеческих жизней оставались лишь противотанковые рвы, постепенно превратившиеся в рукотворные овраги.
     Дом Глафиры, единственный помимо оврагов свидетель старины, стоял особняком у самой кромки леса. Он был словно заколдован: ни бомбы, ни пожары той страшной годины не тронули его. Лишь время оставило свой неумолимый след. Перекошенная крыша, вросшие в землю серые бревенчатые стены не изменились со времён детства Анатолия, словно неведомыми силами законсервировались в своей ветхости. Поговаривали, что душа прежней хозяйки этого домишки — матери Глафиры до сих пор бродит рядом, охраняя свою дочь. Другие утверждали, что Глафира и есть та самая старая ведьма и мать дочери погибшей в войну, которой она должна была передать, по поверьям, своё мастерство, но не успела и теперь не может никак умереть. Паспорта её никто не видел, а может быть, его и не было вовсе: ни в сельсовет за пенсией, ни к каким иным представителям властей с другими просьбами она никогда не обращалась.
     Вместо забора, дом был окружён непролазными зарослями крапивы и малины, но тропинка была, и вела она к самому порогу. Нигде в округе не было такой ароматной малины, да ещё в таком изобилии. Будучи мальчишкой, Анатолий со сверстниками частенько наведывались сюда полакомиться, за что им влетало от родителей. Считалось, что беспокоить ведьму без особой нужды — к несчастью. Впрочем, ребята так не думали, да и Глафира тоже, никак не реагируя на проделки малолетних сорванцов.
     Внутри дома Анатолий не был никогда и сейчас замялся, раздумывая, каким способом оповестить хозяйку о своём прибытии: постучать в дверь, которая была открыта или крикнуть. В конце концов, он раздавил очередного комара на лбу и просто переступил порог, громко кашлянув, рассчитывая таким образом привлечь внимание. Глаза медленно привыкали к полутьме после солнечного света. Глафира сидела на сундуке в углу вполоборота к нему, глаза её были прикрыты веками, седые волосы заплетены в аккуратную косу и перевязаны шерстяной ниткой. Ему подумалось, что он остался незамеченным, но это оказалось не так. Не оборачиваясь, Глафира указала ему в сторону лавки стоящую под маленьким окошком. Послушно опустившись на нее, он принялся ждать, оглядывая жилище колдуньи. Практически пустая изба состояла из одной единственной комнаты без всяких перегородок. Он не заметил нигде печи и удивился, прикидывая, чем же отапливалась изба в лютые зимние морозы? Электричества у Глафиры не было, и речь о дорогостоящем электрическом отоплении не шла вовсе. К тому же, несмотря на распахнутую настежь дверь, он не приметил ни одного комара или мухи, не дававших продохнуть ему на подходе к дому, словно какая-то сказочная стража.
     — Зря уезжал.
Анатолий вздрогнул от неожиданности. Глафира не поворачиваясь, глядела на этот раз прямо на него, через маленькое зеркальце на длинной ручке. Анатолий заёрзал под её взглядом, почему-то ощущая смущение. Под этим взглядом он почувствовал себя насекомым под микроскопом учёного, начиная догадываться, что сейчас подвергается самому тщательному изучению. Все его затаённые мысли, страхи, постыдные поступки всей жизни непрошено всплыли в памяти. Он почувствовал, как краска заливает его шею, постепенно поднимаясь всё выше и выше. Глафира внезапно отложила зеркальце и повернулась к нему. Сразу все неприятные ощущения отхлынули.
     — В церковь сходил?
     — Сходил. Не помогло.
     — Знаю. Свет знаний нужен тебе, а не религия. Религия — для смирившихся, знания — для ищущих.
     Анатолий промолчал, не зная, что отвечать.
     — На чудо надеешься, а в чудеса не веришь, — продолжала Глафира. — В неверии и кроется погибель. Лучше бы ты не ходил никуда, а сразу пришёл ко мне. Чувствовала смятение в тебе, да не успела вовремя предостеречь. Моя вина.
     — От чего предостеречь?
     — От посыпания головы пеплом. В этом и есть нарушение заповедей бога. Каются для того, чтобы исправить содеянное, а не для того чтобы ждать прощения. Вместо выбора другого пути, запущен тобою механизм самоуничтожения. Значит, и отвечать тебе перед создателем за разрушение жизни ему одному принадлежащей.
Анатолий покрутил головой пытаясь переварить услышанное. Батюшка Михаил предал бы Глафиру анафеме за такое толкование библейских законов, но ведь всё сходится! Пока искренне — всей душой не покаялся в грехах своих, то и жил прекрасно.
     — Что же получается? Не каяться нужно было, а самого себя простить вместо господа? А попы тогда для чего?
     — Бог в тебе, а ты в нём. Слыхал такую фразу?
     — А то, как же! Только непонятна она мне.
     — Потому, что объяснить её не каждый может. А кто может, предпочитает молчать, чтобы дураком не обозвали. В такое время живём — безбожное.
Что-то у Глафиры не сходились концы с концами: вроде она в бога верует, а в то же время осуждает деятельность церкви. Ну, ладно, после разберёмся, если время у меня ещё будет. Тут же, словно в наказание за эту мысль, нестерпимая, ещё ранее им никогда не испытываемая боль согнула его пополам и, не в силах противостоять ей, он повалился бочком на лавку.
     Глафира вдруг оказалась возле него. Она приподняла его голову и подсев рядом, положила себе на колени, держа её обеими руками. Сквозь шум в ушах он услышал её голос, бормочущий непонятные слова. Боль резко стихла, но силы оставили его. Анатолий не мог пошевелиться: руки и ноги больше не принадлежали ему. Сознание тоже мерцало, словно он находился на грани обморока от обезболивающих уколов, как было с ним во время операции в госпитале и, сквозь угасающее сознание, он различил слова обращённые к нему:
     — Иди в мир свой. Найди врага своего. Победи его.

     Глава 2

     Серое и бесформенное нечто окружало, пронизывало и составляло саму сущность существа, воспринимавшего эту непонятную картину. Постепенно начали проступать границы этого «нечто», вернее оно разделилось на составляющие его разноцветные шары: от ослепительно белых до тошнотворно коричневых и даже зловеще чёрных, которые росли, накатывались и поглощали друг друга. Почему-то в результате этого процесса цвет шаров становился всё мрачнее и мрачнее. Всё это вызывало ужасную тоску и безысходное чувство беспомощности, от которой хотелось выть. Мысль, что это он сам и есть это существо, страдающее и чувствующее происходящее вокруг, показалась безумной, но постепенно вошла полностью в сознание и прочно угнездилась в нём.
Тут же память услужливо заработала, напомнив последнюю разумную картину, которую он видел: Глафиру и её избушку. В таком случае, где же он? Анатолий постарался закрыть глаза, но это не удалось: непонятные массы странного вещества, вначале принятые им почему-то за шары продолжали сталкиваться и пожирать друг друга. Он поднял руку, чтобы поглядеть на неё. Вернее он сделал попытку поднять её, но тело отказывалось повиноваться. Руки и ноги были словно ватные, точнее он вовсе их не чувствовал. Догадка пришла как бы извне: их вовсе нет. Нет ни рук, ни ног, ни глаз. Его Анатолия нет вовсе. Страх попытался овладеть его невидимым существом, но он привычным усилием, как бывало перед боем, подавил его и принялся рассуждать.
     Если он спит, то нужно скорее проснуться… нет, это больше похоже на смерть. Анатолий вспомнил, как ему стало очень плохо в самый последний момент, как он начал терять сознание от боли… Глафира держала его голову в своих руках и что-то шептала. Нет, это не может быть смерть! Она же послала его куда-то в «свой мир». Что бы это могло означать?  Он должен что-то найти, но что? Он не помнил. Вот ведь ведьма! Своё тело найти бы и то было бы уже здорово. А может быть, это всё же смерть? Странно как-то: меня вроде нет, но я всё же чем-то вижу и думаю. Эх.
     Правду говорят, покой нам только снится!
     Картина сталкивающихся разноцветных шаров-субстанций, от которой не было никакого спасения, начинала уже надоедать, хотя уже не так пугала как раньше. Но хотелось светлого, а не мрака, который постепенно заглатывал все остальные цвета. Стоило ему подумать о светлом, как он тут же устремился к ближайшему голубому шару. Он не ощущал движения, но знал что летит, причём стремительно приближается к границе этого шара. Дух захватывало от восторга полёта: как птица, как самолёт. Можно было выполнять фигуры высшего пилотажа, что он и сделал, сорвавшись в пике вниз — к манящему, словно небо, голубому кусочку субстанции и растворился в нём.
Сначала он ничего не увидел, но почувствовал, как его наполняет, ни с чем несравнимое ощущение спокойствия и благодати. Словно он погрузился в родную давно забытую стихию. Этого нельзя было объяснить даже мыслями, не то что словами. Наверное, такое ощущение соответствует детскому восприятию мира, когда только начинаешь познавать его, а он несёт в себе так много неизведанного и интересного, без страхов и печалей, без прошлого и будущего, с одним лишь сейчас, радостно простирающимся в бесконечность. Однако, желание оказаться в счастливом уголке бесконечности было значительно слабее желания оказаться на твёрдой земле с жизнью и радостями, дарованными ею.
     Где-то всплыла фраза — «мысль материальна» и он тут же получил доказательство этого утверждения. Больше не было бесконечного простора, под ним возникла твердь, уходящая к горизонту. Это понравилось Анатолию больше всего: он мог здесь творить! Словно дитё играющее в песочнице, но значительно лучше: всё о чём он мог помыслить, тут же обретало материальную форму — цветы, деревья, горы, реки, моря и океаны. Он боялся лишь одного: кончится день, а он не успеет закончить своё творение. Страхи были напрасными, единственное, что возникло без его мыслей — солнце. Оно было, может только чуть, менее ярким привычного ему родного светила, но ласково пригревало этот мир и не собиралось никуда уходить. «Мой мир»! — подумал он с гордостью и вдруг вспомнил слова Глафиры. Она посылала его в «ЕГО мир».
     Наверное, я просто сошёл с ума, — мелькнула мысль, — лежу сейчас где-нибудь в психушке и брежу. Проснуться не удаётся, выйти из беспамятства тоже. Хотя, не должно было этого со мной произойти, я ведь просто-напросто умирал от рака кишок, а не от черепно-мозговой травмы. Жаль, что она не сказал подробнее, что мне нужно делать. И главное, для чего вообще что-либо делать после смерти?
Творить больше не хотелось. Вернее это было здорово, но как-то всё спонтанно получалось. Без смысла, что ли? Вдруг он понял: мир его вышел безжизненным! Да и мой ли это мир? Уж очень всё просто получается у меня. Не имея представления о тонкостях биологии, химии, геологии, астрономии и ещё бог ведает каких науках, он запросто создавал сложнейшие структуры, словно кто-то за него делал это, руководствуясь его пожеланиями. Нужно было посоветоваться, но с кем?
     Это был не сон, но что-то очень похожее на него. Сознание словно впало в коматозное состояние, но когда он вышел из него, он знал ответы. Да он был не один. Кто-то непостижимо могущественный и добрый незримо помогал ему в его работе, но было и что-то другое — тёмное и зловещее, завистливое и в тоже время, подталкивающее его вперёд к какой-то своей цели, так же помогая ему, и в то же время со скрытым злорадством и неподдельным интересом, ожидающее чего-то. Этот мир был, по сути своей, матрицей с набором готовых элементов, как детский конструктор. Впервые стало вдруг скучно, захотелось даже зевнуть, что, конечно же, оказалось невозможным. И тогда послышался голос.
     Анатолий от неожиданности вздрогнул. Голос шёл откуда-то из глубины его собственной сущности, и это был кто-то очень хорошо знакомый ему, но он никак не мог вспомнить кто.
     — Скучаешь? — спросил голос.
     — Кто ты? — ответил вопросом на вопрос Анатолий.
     — Друг. Самый искренний друг.
Невидимка явно лукавил. Это так и чувствовалось в его насмешливой речи. Но, в то же время, Анатолию хотелось лучше узнать собеседника, к тому же, как избавиться от неизвестного, если он сидит где-то в глубине его самого?
     — Где ты? Почему я не вижу тебя?
     — Ты меня чувствуешь, слышишь мои слова обращённые к тебе, чего же ещё желать?
     — Мне кажется, я знаю тебя целую вечность, — прямиком заявил Анатолий.
     — Это точно! Ведь я всегда тут. Слово «вечность» очень удачно выражает наши взаимоотношения, поскольку, для нас время не играет роли. Или же ты хочешь, чтобы время всё же имело место быть? — закончил слегка обеспокоено свой ответ голос.
Анатолий подметил именно последнюю оговорку и уцепился за нею.
     — Конечно, хочу! Что это за существование без времени? Поспать и то нельзя, всё время рабочая смена.
     — Ха - ха! — хохотнул голос одобрительно. — Это ты здорово ввернул: «Без времени — всё время»! Вот, что значит — мастер пера! Поправить существование можно, —  продолжил голос без всякого перехода, —  но, ты не сможешь со мной говорить тогда.
     — Как же это? —  удивился Анатолий.
     — Много народу. Мешают. После, как-нибудь.
Анатолий не успел ничего толком понять из этого загадочного ответа, а всё вокруг него стало вдруг стремительно меняться. То, что он вначале принял за шары, а после оказалось подобием планет, вновь превратилось в шары, которые двигались вокруг него в стремительном танце, с каждым мгновением ускоряя свой бег.
     «Путешествие началось» —  сказал он сам себе. Что его путешествие началось именно сейчас, а не с Глафиры, он догадался сам, без подсказок. До сих пор кто-то за ним, словно, наблюдал и вот...
     На этот раз он не увидел перед собой ничего, но почувствовал рядом твердь. Сознание ускользало, если это можно было назвать сознанием — состояние в котором он пребывал с момента окончания «земной жизни». Оно словно раздваивалось: свирепые чувства овладевали им. Не было ни сил, ни желания противиться этим чувствам, словно шёл бой, а перед ним был враг, такой же свирепый и беспощадный, как он сам. Давно позабытый урок выживания на войне сам собой подчинил его своему бескомпромиссному правилу: бей первым, отдай себя во власть контролируемой ярости и забудь жалость и страх. Он ещё удивился такой внезапной перемене в нём, но только на миг. Время вступило в него или он проник во время! Нарастающий шум пульсирующей крови в ушах толчком подавил прежние сомнения в правильности выбора. У него были уши! У него было тело! Он снова жив! Он поглядел вниз и увидел огромную когтистую лапу, покрытую густой серой шерстью. Звук ужаса готов был уже сорваться с его губ, но в последний момент подавленный им, перешёл в леденящий душу вой.
  *   *   *

     Была ночь. Вверху сверкали холодным светом звёзды, землю укрывал белый снег. Большего разглядеть ему не хватило времени, он щёлкнул зубами и отскочил назад. Первый враг упал с разорванной глоткой,  снег под упавшим волком сразу сделался алым. Второй был более осторожным и не спешил, кружа на безопасном расстоянии от его зубов. Это был вожак стаи, опытный воин, закалённый в сражениях за своё право быть первым. Молниеносный выпад последовал сразу же, как только чужак попытался краем глаза разглядеть, сколько же ещё противников за его спиной. Он отскочил и сразу почувствовал боль в левой конечности. От вожака исходила слепая ненависть и страх. Да, именно страх. Оно и было понятно: любое существо, пробравшись на верхушку лестницы в своём социальном положении, боялся скатиться вниз. Это было равносильно гибели, а законы стаи предусматривали именно такое наказание — смерть!
     Его — чужака могли принять в это дикое сообщество, если он покорится с позором, но ему это не было нужно. Страха не было вовсе, один холодный расчёт и нестерпимая жажда крови, вкус которой сладко щекотал язык. Трус смелеет при виде труса, и вожак допустил оплошность, бросившись на чужака, униженно падающего на спину. Вожак приготовился задать хорошую трёпку, втайне ликуя от лёгкой победы, но вместо этого, чужак одним движением когтя распорол брюхо нависшего над ним противника и, вскочив, ударом плеча свалил теряющего кишки вожака на истоптанный лапами снег, молниеносно вонзая зубы в тёплую плоть.
Стая застыла, шокированная неожиданным окончанием битвы. На его вызов, исторгнутый из глотки страшным рычанием, никто не посмел ответить. Тогда он с гордо поднятой головой двинулся сквозь окружавшее его кольцо волков. Те поспешно расступились, и вскоре перед ним была только холодная заснеженная пустыня.
Куда теперь? Что он здесь делает? В животе ещё переваривалось мясо убитого им день тому назад оленя. А что дальше? Может быть, следовало принять молчаливое предложение стаи? Подумав об этом, он оглянулся и обнаружил, что слева и справа от него бредут волки, выдерживая почтительное расстояние. Какая-то молодая волчица взглянула на него весёлым глазом, выражая своё расположение, и он хмуро подумал, что теперь все волчицы стаи будут увиваться за ним. Это будет продолжаться до тех пор, пока однажды его самого кто-нибудь не  прикончит.
     — И съест! —  мыслю, коснулась его весёлая волчица.
Он промолчал в ответ, подумав, что зря  не избежал драки.
     — Теперь не отвертишься! — продолжала она. — Вожак был старый, совсем не вкусный. Стая голодна. Ты теперь должен заботиться о нас. Веди на охоту!
     —  Ладно, — мысленно ответил он. Чему бывать, того не миновать.
     — А ты оказывается философ! — сообщила она, дружески подталкивая носом в бок. — Сейчас будем спать, я залечу тебе лапу.
     Зарывшись поглубже в снег стая залегла, отдыхая от длительного голодного  перехода в безнадёжных поисках пищи. Волчица, видя его благодушие по отношению к ней, устроилась рядом и принялась зализывать подраненную в схватке лапу, а он в полудрёме пытался вспомнить: кто он и откуда пришёл в эти негостеприимные земли.
  *   *   *

     Наверное, ему просто везло, но охота вдруг наладилась. Скоро не осталось ни одного голодного волка в стае. Дичь валила ну просто валом: то отбившийся от стада олень, то медведица с медвежатами. Конечно, нападать на медведей было очень опасно, но он презирал опасность. Он в одиночку уводил жертву от детёнышей, оставляя их стае. Все были очень довольны им. Хотя за сутки приходилось покрывать огромные расстояния, но оно того стоило. Сначала он думал, что шестое чувство, движущее им в поисках дичи, врождённое качество каждого волка, но скоро убедился, что это не так. Его прозрения приходили чаще всего перед рассветом, когда спят все живые существа, покоряясь неодолимому чувству бессилия, навеваемому, несомненно, демонами ночи. И тогда он уверился в своей неповторимости.
Весёлая волчица была единственной, с кем он сблизился, хотя и глуповата, но другие и подобными мыслями не обладали: охотиться, спать, размножаться, когда время того потребует. Тоска могла запросто удушить его, если б не постоянные заботы.
     Согласно всем признакам приближалось тепло. Дни становились длиннее, а мороз уже не был таким лютым. Волки держались парами, выбрав себе друг дружку для продолжения рода. Самцы поначалу боязливо косились на него, но его реакция явно отличалась от реакции прежнего вожака, и скоро все успокоились. А вот волчица с каждым приближающимся днём весны, явно, становилась всё озабоченней, не получая на свои проявления влюблённости ответных шагов. Однажды не выдержав, она спросила:
     — Что с тобой? Разве ты болен? Ты сильнее всех, а ведёшь себя во всём как старик, кроме охоты конечно.
Что он мог ей ответить? Что не помнит, кто он и откуда пришёл? Но даже это мимолётное сомнение не осталось ею незамеченным. Она ухитрялась ловить каждую его мысль.
     — Так вот почему ты такой? Это пройдёт. У меня тоже были подобные сомнения, но я от них избавилась. Пути другого отсюда нет, а этот путь неприемлем для волка!
      — О чём ты? — Спросил он. — Какого такого другого пути?
      — Да ты не от мира сего!
      — Я догадываюсь об этом.
      — Разве ты не знаешь, что уйти из этого мира, возможно только умерев?
      — И куда я попаду?
      — Никто не знает этого.
      Они больше не говорили в этот день. Но когда он бросал взгляд в её сторону он чувствовал: она от него не отстанет, даже если он решиться поступить так, как не поступают волки.
      Они шли на юг. Это он выбрал маршрут, никогда прежде не  выбираемый этим племенем. Некоторые поначалу роптали, но большинство было рады этому. Только сильная стая могла рассчитывать укрепиться в южных землях, где много всякой дичи, но много и врагов. Сказывали, что есть там звери-великаны, способные затоптать волка ногами-колонами. А ещё дикие кошки, тоже огромные и жутко свирепые, с когтями и клыками размером с голову взрослого волка.
  *   *   *

     Волчата подросли и самые крепкие уже постигали искусство охоты. Жизнь полная крови и сражений ими воспринималась как единственная возможная в этом мире. Но он видел и другую жизнь. Олени, косули, зайцы никогда не ели мясо животных, но рано или поздно оказывались в зубах хищников. Странно всё устроено. Они едят травку, я ем их. Умеют ли они думать как я? Если да, тогда чем я лучше? Хотел бы я быть таким как они, беспомощным перед  врагом? Ну, уж нет! Лучше погибнуть в бою, чем прозябать. Хотя этого нельзя сказать о мастодонтах, они огромны, хотя и не охотятся. Нет, такой горой он бы тоже не хотел быть. День-деньской жевать и переваривать тонны травы! Разве можно при этом о чём-то ещё думать?
Его размышления были оборванны на самом интересном месте: он почуял приближение двоих молодых волков, выполнявших сегодня роль дозорных. С некоторых пор приходилось принимать меры предосторожности, чтобы местные хищники не застали врасплох. Приближающиеся волки были встревожены не на шутку. По их мыслям и поскуливанию, он догадался, что наступает час великой битвы, начало которой он оттягивал столько, сколько мог. Это была неизбежность, но дав возможность молодым подрасти и достигнуть зрелого возраста, он усилил силы стаи. Все это понимали и были благодарны своему вожаку.
     Короткими рыками он отдавал распоряжения. Молодняк бросился на розыски сегодняшних охотников, чтобы привести их поскорее назад. Там были основные силы — опытные охотники, закалённые в первых боях за обладание этим краем. К тому же их потомство было здесь и отчаянно нуждалось в их защите. С саблезубыми кошками встречаться уже приходилось, но их спасал численный перевес. Шакалы были не в счёт. Их хотя и было много, но они были трусливы и совсем не умели драться. Если молодняк не напутал, то сейчас на них шли и те и другие. Вынудить хозяев этих краёв объединиться могла только необходимость избавиться от более удачливых конкурентов. Поторапливая малышню и кормящих самок, он направился прочь из гостеприимной лощины к заранее назначенной им для подобного сбора пещере. Охотники должны были прийти именно сюда. Здесь проходила граница лесистой области и пустынных предгорий. Ещё выше сверкали на солнце белоснежные пики гор.
Проследив, как последняя волчица, подгоняя своего детёныша, растворилась в извилистом лазе, он с оставшимися в строю двинулся назад, навстречу неприятелю. Их было немного, не больше когтей двух волков. Но никто не сомневался, что им удастся победить, как они побеждали всякий раз, с тех пор как он стал их вожаком. Взобравшись на скалу, он осторожно выглянул и опешил. Разведчики не ошиблись: в глазах рябило от неисчислимых полчищ, идущих  на них. Не хватило бы когтей всей стаи, чтобы сосчитать врагов. Сколько он не вглядывался, разглядеть позади спешащих на выручку охотников-волков он не смог.
     — Что-то помешало им вовремя вернуться, — проворковала сзади весёлая волчица. — Пожалуй, сегодня многие уйдут в другой мир.
     В её рыке не чувствовалось страха. Не было и ярости. Она последнее время как-то сникла. Он понимал её: все самки, даже моложе её обзавелись потомством, лишь она одна осталась пустой. Он не мешал ей завести волчат с любым другим волком но, она лишь отгоняла клыками чересчур назойливых ухажёров и оставалась подле него, надеясь неизвестно на что.
     — Нет. Не многие, — запоздало ответил мыслью он.
Повернувшись, он двинулся навстречу толпам рыжебоких кошек и облезлых шакалов. Остальные молча следовали за ним, ободрённые заявлением своего вожака. Поворот тропинки открыл их присутствие, и тут же предгорья сотряслись от шипения, оглушительных рыков и тявканья наступающих. Они оставались на месте ровно столько, сколько потребовалось чтобы убедиться, что они замечены врагами и все устремились в их сторону. Повернув назад, он перешёл на неспешный бег вместе со своими немногочисленными товарищами, постепенно подпуская преследователей ближе и ближе. Лишь когда расстояние между ними сократилось до двух хороших прыжков, они прибавили шагу и понеслись вперёд.
     Пролетев мимо поворота к убежищу молодняка, стая устремилась к скальному проходу, расположенному выше. Ему необходимо было убедиться, что ни один шакал, и ни одна кошка не свернут в сторону пещеры-убежища. И чтобы ещё больше распалить врагов и нацелить их внимание только на свой отряд, здесь же, между скал устроили первую засаду. Его рык все отлично поняли и тут же попрятались меж валунов, по обе стороны прохода. Здесь противник не мог воспользоваться своим превосходством в числе, так как проход сужался. На тропе остался только он и не отходящая ни на шаг от него волчица. Саблезубый зверь с ужасающим рёвом направился к нему, в последний миг, бросившись в прыжке, не выдержав наглости чужака. Но приземлился он на пустое место, зато тут же оказался облеплен словно мухами, вылетевшими из засады волками. Не сговариваясь, словно по команде остальные набросились на следующего саблезубого гиганта, походя душа трусливых шакалов, не забывая использовать и приём «коготь», которому он научил их при первом знакомстве.
Он сам и волчица, самые опытные, действовали как слаженный механизм: один отвлекал, другой, метнувшись в сторону, словно спасаясь, тут же кидался назад в ноги преследователям и мощными челюстями рвал сухожилия рыжим кошкам. После первой свалки они отступили, убедившись, что остальные разъярённые недосягаемым противником ринулись следом, мимо тайного укрытия.
     Ещё несколько раз они устраивали подобные засады, теряя при этом одного товарища за другим. Он старался не думать об этом обстоятельстве, неотступно приближающим их всех к окончательному поражению. Всё затмевала ярость и неописуемая жажда крови противников, усиливающая от одной мелкой победы к другой. Его мысли привела в порядок волчица, старательно вылизывающая кровоточащую рану на его плече, которой в пылу битвы он просто не почувствовал. Нужно было уходить, отвлекая полчища преследователей от  молодняка, от спасения которых и зависело будущее его стаи.
     Взбираться ещё выше было тяжело. Холодный, разряжённый воздух резал лёгкие, но то, что тяжело северным волкам, привычным к длительным перебежкам в поисках пищи, для разленившихся в тепле аборигенов было ещё хуже. Когда ступили на припорошённый тонким снежком ледник, и заскользили по нему разъезжающимися лапами, издали донеслись мысли спешащей на подмогу стаи.
     — Хорошо, что их пока не слышно, — прохрипела задыхающаяся волчица. —  Они не догадываются как много врагов собралось против нас.
     — Нужно отрезать им путь к отступлению! Если враги замыслят вернуться назад, то нашим придётся не сладко. Второй раз они могут не пройти так легко мимо молодняка.
     — Тогда конец стае! — с ужасающим спокойствием сказала она.
     Не отвечая ей, он подполз к краю ледника, похожего на сказочный водопад заколдованный белым безмолвием, и поглядел сверху. Они находились как раз над тем местом, где недавно прошли оставив свои следы, а теперь полчище изнурённых погоней врагов пробиралось следом. Им повезло, что их принимали за основную стаю, так и не сумев толком разглядеть, что их всего ничего. Внизу чернел выступающий булыжник, чудом державшийся на отвесной стене, а кругом и насколько хватало взора ниже и выше снег. Грозный снеговой козырёк нависал под булыжником, как раз над движущимся неприятелем.
     Мысль эта пришла внезапно, и не слушая собственные одёргивания себя самого, он укоренился в своём выборе. Отдав распоряжение, он смотрел, как волки послушно перебираются через ледник и исчезают за скальным выступом, одиноко чернеющим на фоне величественно-белой горной пустоши. Толчок в бок вернул его к реальности, оторвав от тяжких дум.
     — Так может поступить только волк!
     — Я же приказал уходить! — грозно прорычал он.
Волчица не двинулась с места.
     — Веса одного тела может оказаться недостаточно. Я уйду вместе с тобой!
Ему нечего было возразить, да и не было время на споры. Скоро враги минуют опасную зону, и тогда может случиться непоправимое: гибель стаи, которую он привёл за собой, завоёвывать новый мир.
Она потёрлась мордой о его грудь и восторженно взвыла, не отрывая от него своих горящих глаз:
     — Ты был мудрым вожаком. Я всегда знала, что встречу тебя в своей жизни. Пошли?
     — Пошли! — глухо отозвался он, впервые переживая раскаяние.
     Два тела со всего маха ударились о висящий над козырьком валун, и снежный ком закрутился, превращаясь в лавину, устремившуюся вниз, своим рёвом заглушившую испуганные вопли незадачливых преследователей, хороня их заживо под своим многометровым, непроницаемым для взора покровом.
Впереди угадывалась новая жизнь стаи.
    
     Глава 3

     Хаоса больше не было. Разноцветные шары определённо были звёздами, и складывались они в очень симпатичные созвездия, границы которых он определял сам. Ему казалось, что с некоторыми он бы мог поговорить если бы захотел, другие излучали явную неприязнь. Как ни странно, но этими другими были как раз цветные. Грязно-бурые, которых было значительно больше, просто излучали всем своим видом восторг и по приятельски подмигивали ему, закатываясь на краткие мгновения, словно от хохота, в невидимость. Это ему не понравилось.
     — Ты здесь? — спросил Анатолий, чувствуя где-то рядом своего давешнего собеседника, назвавшегося другом.
     — Я всегда с тобой, — тут же пришёл ответ.
     — Мне снился странный сон, — признался Анатолий и принялся пересказывать его.
     Собеседник слушал не перебивая. Только когда рассказ подошёл к концу, он выразил своё сожаление о том, что Анатолий поспешил покинуть этот сон.
     — Тебя бы на моё место! Каждый день кого-нибудь убивать, а иногда по несколько раз на дню. Это не каждый выдержит. Наверное, только настоящий волк.
     — Жаль. Мне показалось, что ты получал удовольствие от расправы со своими врагами. Борьба за выживание, ну и всё такое...
     — Так это был не сон!?
Волна холода окатила всю сущность Анатолия. Этот невидимый собеседник, кем бы он ни был, проделал с ним такую шутку! Как? Зачем? Ответ пришёл ещё раньше, чем он до конца осознал, кем на самом деле являлся он сам во всём этом спектакле, принятым им за сон.
     — Не горячись. Я постараюсь всё объяснить. Вот если бы ты хотел есть, что бы ты сделал?
     — Я бы поел.
     — Вот именно. Что ты и сделал.
     — А ты? Какова твоя роль?
     — Я просто наблюдал и питался тем, что мне перепадало с твоего стола. Так что роли моей никакой нет, просто одни питаются травкой, а другим нужна кровь, а третьим нечто особенное — предшествующее и сопровождающее кровь. Жаль, что столько потенциальной пищи погибло даром. Ты её просто заморозил.
     До Анатолия, полного гнева на своего собеседника, не сразу дошёл смысл сказанных им слов, а когда он понял, что тот сокрушается по поводу погибших бескровной смертью под лавиной, его передёрнуло. Если б было чем то, наверное, вывернуло бы, но тела по-прежнему не было, только пустота.
     — Да, кто же ты есть? Вампир, что
     — Я часть тебя, если такой ответ тебя устроит. Так что, убить меня ты не можешь. Попытавшись убить, сам перестанешь существовать, убитый другими, а мне это не очень навредишь. Давай-ка жить дружно. Ты мне, я тебе.
     Наступила тишина. Анатолий переваривал услышанное, стараясь разложить всё по полочкам, заодно зарёкшись не обращаться к собеседнику первым. Если он не может без пищи, а является частью меня, то сам заговорит, решил он. Всё  именно так и оказалось. Спустя какой-то промежуток, показавшийся Анатолию годами, послышался вопрос:
     — Время тебя больше не интересует?
     — Интересует. Только не в виде волка, зебры или ящерицы.
     — Ха! Это не от меня зависит.
     — А от кого?
     — От тебя. Ты выбираешь то, что ближе всего твоему настрою.
     — Я, вообще-то, хочу быть человеком! — заявил Анатолий, ожидая очередной уловки от скользкого собеседника. Но уловок больше не было, во всяком случае, Анатолий ничего подобного не отметил, хотя слушал всё очень внимательно.
     — Хомо сапиенс — это круто! — заявил голос с огромной долей ехидства. — Не сфинкс, не змей трёглавый, а просто — человек. Я, конечно, слегка поражён отсутствием фантазии в таком сложном выборе, но, как говорится, дело твоё.
     — Зубов маловато, да? — съязвил Анатолий.
     — Не в зубах дело, — серьёзно пояснил невидимый собеседник. — Дело в намерениях и приспособленности для убийств. Однако история Вашего Мира знала немало прямоходящих, не имеющих необходимого набора нужных инструментов, которые, тем не менее, добились потрясных успехов с помощью неуёмной фантазии: Гитлер, Сталин, Наполеон ну и так далее.
     — Так ты можешь сделать меня Наполеоном?
     — Ты невнимателен дважды. Я сказал — они в Вашем Мире! А в твоём мире может быть кто-то другой. И второе: пока ты существуешь, правишь только ты! Ты делаешь выбор и следуешь ему. Я могу только пользоваться плодами твоих успехов и помогать советом, если всё будет идти к обоюдному удовлетворению. Волк одиночка  — это только твоё тайное устремление, я к этому не имею ни малейшего отношения. До скорого.
     Голос стих, но мгла вокруг стала приобретать оттенки и прежде, чем Анатолий успел о чём-либо подумать и настроиться на нужный лад, всё уже свершилось.
  *   *   *

     С севера надвигалась лютая зима, и беженцы из тех краёв, рассказывали о переменах в природе, с отчаянной ностальгией вспоминая свою беззаботную былую жизнь полную достатка. На западе было море, на юге пустыня, где обитали свирепые яджуджи. Бежать им было больше некуда, поскольку на востоке бесчинствовали орды скотоводов-кочевников, частенько предпочитавших откровенный разбой своему ремеслу. Обычно, миролюбивым землепашцам, ремесленникам и рыбакам удавалось отбиваться от редких набегов отдельных банд этих грабителей, но всё вдруг резко изменилось. Свершилось невероятное: орды объединились, провозгласив себя империей, под руководством единого правителя — Балтасара Первого.
     Города-государства, образованные когда-то предками, для упорядочения торговли и защиты от набегов паразитов, падали теперь перед империей одно за другим. Поговаривали даже, что яджуджи тоже примкнули к Балтасару Первому, раздвинув её границы, таким образом, до бесконечности. Этому поверить уже мог далеко не каждый, поскольку объединение с существами, имеющими отталкивающий нечеловеческий облик и нечеловеческие нравы, граничило с сумасшествием. Но… так говорил народ.
     Когда перед стенами Назарата, сверкая стальными доспехами, появилось войско императора, дух к сопротивлению уже был сломлен. Город сдался без боя, превратившись из независимого царства, (кто бы мог подумать), аж в столицу империи. На первый взгляд всё осталось без изменений: уровень жизни стал не намного хуже, по-прежнему все продолжали исправно платить в казну за свою защиту, только не десятину, как бывало раньше, а половину всех заработанных средств. Даже прежних правителей никто не тронул, а просто освободили от них дворец для императора и его советников. Только, по прошествии какого-то времени, начались странные аресты отдельных лиц, прежде почитаемых в народе как целители, святые и волхвы, заменяя их постепенно духовными служителями Храма Единого Бога, которые не были, в общем-то, плохими людьми, но и пользы от них не было никакой.
     Трое младенцев родились в ночь, когда над горизонтом, впервые в этом году, поднялись и засияли во всей своей красе четыре звезды — хранительницы мира. Это считалось редким и счастливым предзнаменованием, так предсказывали раньше волхвы. Родившихся в эту ночь отмечали, и по достижению определённого возраста брали в ученики. Волхвов нынче нельзя было отыскать днём с огнём и всё пошло не совсем так, как раньше. Всех мальчиков, кого только смогли найти, забрали в императорский дворец, игнорируя слёзы матерей и мольбы отцов. Той же ночью, но на другом краю земли, в краю, носящем название — Долина Магов, родилась и прекрасная светловолосая девочка. Ей была уготована худшая судьба: всё население Долины, от мала до велика, по велению Балтасара, было предано сожжению заживо. Но девочку нигде не нашли.
  *   *   *

     Глупее работы нарочно не придумаешь. Поднял булыжник и понёс его, пристраиваясь в хвост вереницы таких же идиотов. Видимо тот, кто заменил слово «труд» на «работа» знал разницу. После четвёртой ходки на вершину плоского холма, где все сваливали свой груз прямо на землю, усталость достигла апогея, и он покачнулся, чем сразу же привлёк внимание надсмотрщика. Тонкая, длинная плеть свистнула, рассекая воздух, а свист сменился резкой болью в плечах, проникающей, подобно лезвию, до самых костей. Непроизвольно вскрикнув, он бросил ненавидящий взор в сторону надсмотрщика, но тот ничего  не заметил, увлёкшись новым рабом, так же, посмевшим не удержать свою плоть от проявления слабости.
     — Не гляди на него, — шепнул ему сосед, такой же невольник, с кривым шрамом через всю левую щёку, — запорет до смерти.
Уже на полпути к подножию холма, где разгружались повозки привёзшие булыжники, доброжелатель вновь окликнул его:
     — Меня зовут Симоном. А как тебя?
     Как его зовут? В голове не было ответа на этот простой вопрос. Только сегодня утром проснувшись, он увидел этот мир впервые. Кем он был прежде и как стал рабом, он не помнил. Он ничего не помнил из прежней жизни. Умываясь утром, он увидел в луже своё отражение. Черноволосый с чёрной курчавой бородкой, скрывавшей истинный возраст. Впрочем, он не мог быть стариком, старики в рабстве умирают чрезвычайно скоро.
     — Назар. — губы сами произнесли это.
     — Впервые слышу имя сходное с названием царства. Ты, наверное, из богатой семьи?
     — Не помню.
     — Точно, из богатой. Сразу видно, что не привык к унижениям. Ну, ничего вспомнишь. Целый месяц вовсе не произносил ни слова. Все уже решили, что ты того,
     — Симон многозначительно повертел пальцем возле виска. — Такое здесь случается часто. Либо смерть, либо сумасшествие. А ты ничего, оклемался.
     — Надолго мы сюда попали?
     Симон глянул на него непонимающе, а когда вопрос дошёл до него, он поперхнулся, подавив горестный смешок.
     — Сколько выдержишь, до самого конца.
     Всё становилось более-менее ясно. Они рабы какого-то царя и смены социального статуса для них не было предусмотрено.
     — Что мы строим?
     — Пирамиду, — охотно ответил Симон, взваливая очередной валун. — Балтасар вообразил, что ему бог завещал построить пирамиду, которая принесёт ему великую силу и, следовательно, славу на веки вечные.
     Стражник подозрительно поглядел в их сторону, и пришлось отложить разговор до более подходящего времени. Утреннее солнце пряталось в дымке, почти не давая тепла, но полуголые рабы обливались потом и не замечали прохладного начала дня. Нужно было напрягать все силы, чтобы не отставать от вереницы носильщиков и избежать плети. На его глазах один невольник не выдержал и упал. Он продолжал лежать, невзирая на кнут и пинки надсмотрщика, старавшегося взбодрить его таким образом. Работа не прервалась. Никто и не подумал помочь несчастному. Тогда надсмотрщик сделал жест, пошевелив над головой двумя пальцами. Поскольку добровольцев не оказалось, то он плетью же, отметил худосочного юношу с поникшим взором и его самого. Отложив свои булыжники, они подняли умершего и поволокли его вслед за широко шагавшим надсмотрщиком. Отойдя на приличное расстояние от булыжного холма, призванного впоследствии прославить правителя империи — Балтасара Первого, они остановились на краю глубокой ямы, на дне которой Назар разглядел обглоданные кости. Повинуясь указке надсмотрщика, раскачав, швырнули туда уже похолодевшее тело.
     — Бог милостив к шакалам, раз посылает им пищу каждый день!
     Произнеся свой циничный некролог, надсмотрщик погнал их обратно, в этот раз, замыкая шествие.
     Еду дали только тогда, когда солнце закончило свой трудовой день: набрав силу и выжав все соки жаром из невольников, окончательно утомилось от своей деятельности, так же, как и они, ушло за горизонт. Вновь стало прохладно. Получив глиняную миску с болтушкой, в которой редкой стайкой плавали плохо измельчённые зёрна пшеницы, он уселся радом с Симоном, надеясь на продолжение информации, так ему необходимой. Однако с этим пришлось подождать до окончания обеда, который заменил и ужин. Когда новый знакомый насытился, пришло время откровений. Симон принялся рассказывать о своих злоключениях, приведших его в рабство. Картина, обрисованная им, вызывала недоумение, но не сочувствие. Балтасар напал на его город, который испокон веков не подчинялся ни одному правителю, кроме военного трибунала, избираемого из числа наиболее отличившихся в походах воинов. Симон сам одно время входил в его состав. Этот год был неудачлив, как выразился Симон. Ни одного приличного похода, стоящего понесённых жертв. Голодные горожане уже начинали роптать, как вдруг, откуда ни возьмись, неприятель оказался рядом. После недолгого, но кровопролитного сопротивления, их всех от мала до велика заковали в цепи и пригнали сюда. Назар пытался переварить услышанное, но что-то не умещалось в его голове. Наверное, он совсем забыл очевидные факты.
     — Почему голод? Сейчас что, засуха?
     — Причём здесь засуха? Пусть землепашцы пекутся о хорошей погоде! Мы никогда не оскверняем своих рук мотыгой или заступом. Это другие пусть кормят нас. Такова важнейшая из заповедей нашего господа!
     — Так вы живёте грабежами? — начал догадываться Назар.
     — Глупый ты, — беззлобно констатировал Симон. — Слушай меня и будешь умнеть.
     Вот Балтасар лишил мой народ свободы, он что, ангел? Да, на его полях гнут спины те же рабы! И мы дохнем здесь за здорово живёшь!
Помолчав, он внимательно изучил лицо Назара, и вдруг спросил:
     — А ты случаем не из мирийцев!
     — Кто такие мирийцы?
     — Демагоги, призывающие всех к мирному существованию. Мол, без войн люди жили бы куда как лучше.
     — Нет. Я не из мирийцев. Но разве это не так? Что ж хорошего в войне и грабежах?
     — Снова спорол глупость. А что хорошего в мирной жизни без войн? Одних юродивых расплодилось бы бог весть сколько. А так — чистота! Женщины за детьми и домом приглядывают, а мужчины очищают мир от скверны. Ведь гибнет кто? Тот, кто недостоин жить!
     Довольный своей философией, которую, похоже, разделяли все невольные слушатели, он приготовился отойти ко сну, завалившись на тростниковые носилки, заменявшие рабам постели. Почитателям войн и грабежей не приходило в голову, что завтра они сами смогут стать «недостойными жить», надорвавшись и оказавшись в результате запоротыми надсмотрщиками насмерть.
     Тело болело после булыжников нещадно и, постепенно, все рабы последовали примеру Симона. Назар тоже завалился на носилки рядом, но сон не шёл. О чём же думают эти люди? Они, привыкшие воевать, сейчас, оказавшись невольниками, ведут себя более чем покорно. Неужели нет иного способа сохранить свою жизнь, кроме терпеливого ожидания неминуемой смерти. Поддавшись мгновенному импульсу, он растолкал Симона.
     — Ты, чего? — открыл тот глаза, испуганно таращась спросонок.
     — А если нам убежать?
     — И ты для этого разбудил меня, ненормальный?
     — Ну, да.
     Перевернувшись на другой бок, Симон явно намеривался снова отправиться в сон, но Назар настойчиво повторил:
     — Давай убежим отсюда.
     Раздосадованный Симон глухо заворчал, намериваясь грубо высмеять ничего непонимающего новичка,  но всё же ответил.
     — У тебя что, план есть? Охрана не спит, и они вооружены, нам с ними не справиться.
     — Я справлюсь.
     Симон открыл глаза, которые до этого не хотели открываться. Сон совсем покинул его.
     — Ты? Один?
     Назар кивнул. Он ничего не мог вспомнить о себе: ни то, кем он был до рабства, ни свой род занятий. Однако он вспомнил, как нужно сражаться, видимо он делал это прежде. На миг он даже решил, что у него с Симоном один и тот же бог, и он так же жил прежде разбоем.
    — Когда?
    — Сейчас. Боюсь, ещё одного дня мучений я не выдержу.
    — Как же ты тогда собираешься справиться с охраной, если такой слабак?
    — Моё дело. Я уберу охрану, а ты выведешь меня отсюда.
    — Годиться! — тут же согласился Симон. — Когда всё будет сделано, дашь знать. Только учти, если схватят, не вздумай меня выдать. Я этого не прощу и отправлю тебя на тот свет впереди себя. — Для подкрепления своих слов, он вытащил откуда-то кривой тесак, блеснувший в свете двух лун.
     Назар ответил улыбкой. Действительно, что-то у его знакомого с соображением нелады. Неужели, если бы ему пришла в голову мысль — выдать своего соучастника, то он бы забыл рассказать и о ноже. Однако пора было действовать. Свет лун не был помехой, он сделает его своим подспорьем, легче будет обнаружить в темноте противников. Эта мысль пришла так же внезапно, как и желание бежать немедленно, словно была не его. Растянувшись на земле, он по-пластунски двинулся прочь от навесов служивших рабам спальней.
     Всё вышло, как он и предполагал, ни один охранник не издал даже звука, пока он укладывал их спать приёмами рукопашного боя. Назар насчитал двенадцать охранников. Не так густо как он предполагал, учитывая тысячи невольников, надрывавшихся бок обок с ним в течение дня. Впрочем, он был только рад этой оплошности рабовладельцев, поскольку уже здорово вспотел от ночной гимнастики. Возвращаться за Симоном ему не пришлось, тот появился как из-под земли, стоило ему разделаться с последним. Видимо он следил за каждым его движением, не очень-то доверяя ему.
     Склонившись над лежавшим в глубоком обмороке, Симон первым делом вытащил из-под вялого тела предмет, принятый Назаром за трость, и заткнул её за пояс.
     — Ловко ты разделался с ними! — похвалил он, с удивлением. — Что это ещё за искусство боя? Я такого не видал никогда.
     Назар молчал. Он не мог объяснить, откуда ему известно то, что другим, оказывается, в диковинку. Впрочем, Симон не стал ждать объяснений, догадавшись, что их попросту нет. Чуть позже настало время Назару удивиться. Вся равнина наполнилась тенями, некоторые из которых подступили вплотную, и он узнал в них рабов, которые ещё недавно мирно спали подле них. Он насчитал двадцать человек.
     — Эти с нами, — пояснил Симон.
     — А остальные? — указал Назар рукой на бесчисленные тени, снующие по всему лагерю.
     — А эти сами по себе, — усмехнулся Симон. — Я велел разбудить всех невольников, чтобы погоне было труднее помешать нам.
     — Но, ведь ты говорил, что за попытку побега рабов ждёт суровая кара? Они же здесь не причём!
     — Их проблема, — холодно возразил Симон вставая. — Пора уходить, смена скоро обнаружит вырубленных тобой охранников и начнётся настоящая потеха.
Возразить было нечего. Отряд Симона молча потянулся за ним следом, и Назар решил не отставать. Со своими симпатиями и антипатиями разобраться можно было и позже.
Рассвет застал их далеко к югу от места каторжных работ. Симон распоряжался, став настоящим предводителем. Сразу видно было, что это роль ему знакома. Остальные беспрекословно повиновались его приказам. Четверо разбрелись в разные стороны, заняв места наблюдателей. Остальные получили небольшую передышку до того времени, как светило засверкает в полную силу и своими лучами превратит каменистую землю в жаркую сковородку. Многие повалились тут же вздремнуть, чтобы собрать остатки сил для дальнейшего пути.
     Куда они идут, Назар не представлял себе. Заметив, что Симон и не думает спать, он приблизился к нему и задал мучавший его вопрос.
     — Подальше от лап Балтасара, — последовал ответ.
     — Он плохой человек, раз он способен так мучить людей. Это я уже понял. Но разве не лучше ли будет вернуться и смешаться с мирными людьми?
     — Ты полагаешь, что кто-то возьмётся кормить беглых рабов?
     — Можно будет попробовать заработать на хлеб, — неуверенно предложил Назар, вспомнив с опозданием, что его товарищи по несчастью, все как один, не признавали подобного образа жизни.
Как он и ожидал, в ответ прозвучало презрительное фырканье.
     — Пищу мы скоро получим. Яджуджи дадут нам её. Дальше будет видно.
     — Яджуджи? — переспроси Назар. — Кто это?
Вместо ответа Симон поднял палец вверх, призывая к молчанию. Один из наблюдателей, подавал отчаянные сигналы, чтобы привлечь внимание своего вожака. Тот отлично понял их и, усмехнувшись, прошептал на самое ухо Назару:
     — Сейчас узнаешь, кто это.
     Он одним прыжком оказался возле едва устроившихся на отдых беглецов и мигом растолкал их, отдавая шёпотом указания. После этого, все, быстро выстроившись в цепочку, бегом устремились в указанном им направлении. Назар догнал их уже на холме и залег за камнем, следую всеобщему примеру. Осторожно выглянув он увидел ничем непримечательную картину: караван, состоящий из красивых парнокопытных животных с одним рогом меж ушей и уродливых ящероподобных с жабьими головами, пробирался по дну каменистой лощины. Подобных животных он никогда прежде не видел, но не это изумило его. Наездники однорогих лошадок, вот кто заслуживал изумления.
     Ростом чуть повыше среднего человека, они были покрыты щетиной от длинных остроконечных ушей и до самых пят. Между глаз, имевших странный наклон – к переносице повыше, придававший их владельцам унылый вид, торчали гротескные горбатые носы. Из одежды, на них были только набедренные повязки, не скрывавшие отвислых женских грудей. Прежде чем Назар успел сообразить, что эти существа и есть яджуджи, воздух с треском прочертили ослепительные молнии, и потянуло запахом горелой плоти. В следующий миг в руках уцелевших путников появились тросточки, наподобие тех, что были у поверженных им охранников, и ответный залп был уже направлен в сторону прятавшихся за камнями беглых рабов.
     Возле него песок задымился и на глазах превратился в стекло. Запахло электричеством, как после близкого удара молнии. Совершив по два – три залпа нападавшие и оборонявшиеся, побросав тросточки, оказавшихся страшным оружием, устремились друг к другу. Но меткие выстрелы команды Симона сделали своё дело, яджуджи оказались в меньшинстве. Ответные выстрелы скорее наделали много паники, но не принесли никакого успеха оборонявшимся. Скоро это стало очевидным обеим сторонам. Повинуясь окрикам своего предводителя, беглые рабы бросились сначала к уже поверженным, ловко увёртываясь от кривых кинжалов яджуджей и, быстро вооружившись таким же оружием, вступали в бой. Окружив страшилищ они быстро докончили начатое, не оставив в живых никого.
     Изнурённым непосильным трудом рабам победа досталась нелегко. Некоторые уже не поднялись никогда, но это не опечалило уцелевших. Готовые умереть в любое мгновение в рабстве, они с радостью и даже с некоторым самозабвением рисковали жизнью снова, предпочитая использовать представившийся шанс до конца. Всё это произошло так быстро, что Назар даже не успел решить, что делать ему в этой ситуации.
     Симон оторвал его от созерцания волшебной тросточки, поднятой им возле одного из павших. Она имела на одном из концов небольшое отверстие и выпуклости на другом, служившим рукояткой.
     — Оно не скоро сможет поразить врага вновь. Эти «молнии» должны побыть некоторое время под палящим солнцем, чтобы оказаться вновь оружием. Там, откуда пришли эти, — он кивнул в сторону мёртвых яджуджей, — солнце жарит так, что это оружие способно поразить десять человек подряд. В наших краях оно будет некоторое время бесполезно.
     — Я не то что бы испугался, — попытался объяснить свою заминку Назар. — Просто всё очень неожиданно. Зачем их было убивать? А оружие мне понравилось. Электрическое?
     — Можешь не объяснять, ты малость того! — сердито постучал себя по лбу Симон костяшками пальцев. — К тому же ты своё дело сделал ещё ночью, теперь моя очередь соблюсти договор и вывести тебя  отсюда. Пойдём, посмотрим зверюг, чтобы больше не спрашивал, кто они такие.
     Ближнее рассмотрение яджуджей мало чего добавило к уже увиденному издали. Мёртвые не утратили своей безобразности. Назар обратил внимание, что клыки, несколько великоватые для человека, торчали поверх нижних толстых губ. Симон внимательно наблюдал за лицом Назара, втайне подозревая, что тот просто притворяется ничего не помнящим. Но, не заметив того выражения, которое искал на его лице, вздохнул с разочарованием. Этот человек с именем схожим с названием города Назарата всё больше и больше заинтриговывал его.
     — Они этими зубками, — постучал ногтём по клыку то существо, на которого глядел  Назар, — легко перекусывают сонную артерию.
     — Для чего? — не понял Назар.
     — Кровь пьют! — сделав страшное лицо, прошипел Симон.
     — Не может быть! Женщины?
     — Ну, может я слегка преувеличил: пьют кровь не все, только большие любители. Но с чего ты вдруг решил, что это женщины? Среди яджуджей нет ни женщин, ни мужчин. Они однополые. Не веришь? Хочешь взглянуть под одежду?
     Симон резко задрал набедренную повязку существа, и Назар покраснев, отвернулся, всё же успев убедиться, что Симон не приврал. Тем временем, остальные не теряли время зря. Жабьеподобных ящеров они согнали в стадо, предварительно отведя двоих за камни, чтобы остальные животные не видели, и забили их. Крепкий мужчина лет пятидесяти, который занимался свежеванием, заметив поблизости Назара, улыбнулся ему ртом без передних зубов и сообщил:
     — Из кожи можно делать очень прочную одежду, а мясо м-м-м… Объедение! Царская пища! Ты, наверное, часто его ел?
Назар отрицательно покачал головой.
     — Вспомнишь. Наверняка часто. Ты ведь должно быть царский сын, просто забыл. Я — Пет. Скоро будем сыты! Молодец Симон! И ты молодец! Научишь меня сражаться без оружия?
     Не имея возможности вставить хоть слово в непрерывный монолог беззубого, Назар лишь кивнул, с опозданием сообразив, что говоруна зовут Пет. Пора было поменять своё местоположение, поскольку они всё ещё считались беглецами, и их искали люди императора. Симон помнил об этом и поторапливал. Ели уже на ходу, оседлав красавцев единорогов. Животные оказались очень умными, они сразу же послушно поскакали в избранном ими направлении. Некоторые везли поклажу яджуджей, которую не успели даже распаковать и посмотреть.
     Отряд уже отмахали приличное расстояние, когда внимание Назара привлёк слабый стон откуда-то сбоку. Он вначале подумал, что это один из их товарищей по несчастью, поскольку, от усталости сам едва держался на спине скакуна, вцепившись в гриву обеими руками. Стон повторился, но взгляд, брошенный в ту сторону, откуда он шёл, выделил лишь вьючного единорога, без всадника. Неужели, это единорог издаёт подобные звуки? Тут, как раз, Симон подал сигнал к остановке. Они достигли предгорий и вступили в какое-то тенистое ущелье.
Скорее упав, чем спустившись наземь, Назар огляделся. Остальные выглядели не лучше его. Симон видимо знал это место. Он сделал приглашающий жест и направился к едва приметной трещине в скале, которая скрывала вход в просторную пещеру. Нашарив в углу факел, он поджёг его  и внимательно оглядел пристанище. Оставшись довольным, он заявил:
     — За два года сюда никто не наведывался. Снимайте поклажу и несите её сюда. Лошадок оставим в дальнем конце ущелья.
     — Они не убегут? — поинтересовался Назар.
     — Это едва ли случится. Единороги служат людям и рады избавиться от своих временных хозяев — яджуджей. Слишком отвратительны они даже для лошадей. Что касается ящеров, так они глупы, и никуда от единорогов не уйдут. Будут пастись вместе.
     — А, ящеры служат яджуджам? — догадался Назар.
     — Яджуджи привели  их с собой, когда, пожаловали в земли людей.
     — Ты много знаешь про этих существ.
     Симон усмехнулся невесёлой усмешкой.
     — Однажды, набег этих существ на наши земли увенчался успехом для них, и я провёл длительное время в их обществе. Там я узнал о них намного больше, чем мне бы хотелось.
     Стон слышимый Назаром раньше снова повторился и Симон прервавшись, бросил настороженный взгляд в сторону остальных, занимавшихся разгрузкой отвоёванной поклажи. Один из тюков, сброшенный со спины единорога, зашевелился, вынуждая ближайших к нему людей попятиться. Симон первым догадался, в чём дело и, подскочив, ножом вспорол ткань. Глазам присутствующих предстал старик, который хотя и не был связан, лежал, бессильно распластав руки и не пытаясь встать, ухитряясь при этом рассматривать своих спасителей суровым и пытливым взглядом из-под кустистых, седых бровей. Назар сделал шаг вперёд, чтобы помочь неизвестному подняться, но остановился под пристальным взглядом синих глаз рассматривающих его с каким-то изумлением. После, глаза закрылись, а старик впал в беспамятство.
Укрывшись в пещере от нескромных взглядов и разделившись на группы, которым надлежало, попеременно бодрствуя, охранять вход, беглецы один за другим отходили ко сну. Старик, которого так же втащили внутрь, пришёл в себя, но по-прежнему лежал неподвижно, глядя в потолок, не подавая иных признаков жизни, и Назар закрыл глаза. Сон без сновидений овладел им.
  *   *   *

     Пробуждение было таким же неожиданным. Он почувствовал, что за ним кто-то внимательно следит. Покрутив головой, он не обнаружил никого, кто бы интересовался им, но ощущение слежки осталось. Симон и ещё двое дежурили у входа. Оглянувшись и увидев, что Назар проснулся, он произнёс:
     — Скоро наступит вечер, и мы сможем двигаться дальше.
     — Как старик? — поинтересовался Назар.
     Лицо Симона напряглось, и он нехотя отвёл взгляд.
     — Его придётся оставить. Яджуджи ввели его в такое состояние, из которого нам его не удастся вывести самим. Нужен тот, кто знает об их оружии намного больше нашего.
     — Так это сделано этим жезлом? — удивился Назар.
     — Это не просто оружие. Я видел, как с его помощью они заставляли людей повиноваться их воле, словно тряпичную куклу в руках бродячего артиста. Исцелить его можно лишь этим же предметом, но я не знаю всех его возможностей. Не исключено, что они управляют им мысленно. Я слышал о таком, но не верил до тех пор, пока один из них этой штукой не сделал со мной подобное тому, что сделали со стариком. Я даже не имел ни какой воли, словно в дурном сне следовал их приказам до тех пор, пока он не вернул меня в нормальное состояние. Лучше умереть, чем угодить в их лапы снова, потерять можно куда больше чем просто жизнь.
     Симон передёрнул плечами, словно от холода, вспоминая о пережитом, лицо его при этом сделалось холодным, словно из мрамора. Было видно, что он чего-то не договаривает. Но Назар не стал больше расспрашивать. Теперь становилась понятной его ненависть к отталкивающим существам, населяющим эти места.
     — Если, ты утверждаешь, что мы не можем помочь старику иным способом, следует испытать указанный тобой. Риск навредить ему не больше, чем оставить здесь одного. Один он просто умрёт.
     Нехотя, Симон согласился с доводом Назара. Он достал свой жезл и, опустившись на колено возле лежащего, приступил. По нему было видно, что он не верит в положительный исход этого мероприятия, каждый миг ожидая смерти несчастного. Остальные, присоединились в качестве зрителей, следя за его действиями затаив дыхание. Перебрав различные комбинации выпуклостей оружия яджуджей, он отложил его, проворчав:
     — Так я и думал. Либо оно ещё не действует, либо это недоступно человеку.
Лежащий неподвижно старик неотрывно следил за его действиями, время от времени переводя взгляд с одного лица на другое, словно искал кого-то. Вдруг его глаза встретились с глазами Назара. Взгляд этот был так напряжён, что он с удивлением понял — старик просит помощи именно у него. Не отдавая себе отчёта, Назар протянул руку к жезлу Симона и прикоснулся им ко лбу лежащего, представляя его себе здоровым и свободным от невидимых уз.
     Синие глаза медленно моргнули, и старик закашлялся. После, потянувшись, словно после долгого сна, он медленно попытался подняться, но вновь бессильно упал. На этот раз ему поспешили помочь, посадив его так, чтобы он опирался спиной о стену. Кто-то протянул бутыль с водой, кто-то сунул в руку кусочек мяса. Воду он выпил, но есть не стал. Вместо этого, он вновь посмотрел в лицо Назара, на этот раз с безграничной благодарностью и вдруг, заговорил. Голос был приятный и глубокий, но слова, произносимые им, вызвали недоумение.
     — Спасибо тебе, господи, что не оставил сына своего умереть.
     После этого, он привстал, взмахнул в воздухе крестообразно рукой в сторону Назара и низко поклонился ему. Назар испуганно оглянулся, словно ожидая увидеть сзади самого господа, которого так странно только что поблагодарил старик, но натолкнулся лишь на такие, же испуганные и недоумённые лица товарищей по бегству. Все взгляды были обращены на него и старика, и в них сквозило удивление и даже суеверный страх. Лишь Симон скептически хмыкнул:
     — Ну вот, был один безумный, теперь их стало вдвое больше.
Все потихоньку потянулись вон из пещеры, оставив их наедине. При этом не похоже было, что высказывание вожака избавило их от страха, вызванного воистину волшебным исцелением и непонятной речью старика.
     — Что это ты начертил рукой в воздухе? — спросил Назар, чтобы прервать молчание.
     — Разве ты не знаешь? Не может быть! Это знак, которому ты научил нас, своих верных последователей. Крест!
     — Первый раз слышу, что у меня есть последователи, — заметил Назар. — Как тебя зовут?
     — Меня называют по-разному, но ты зови меня как хочешь.
     — Ладно, буду звать тебя Крестителем. По-видимому, ты многое повидал. Научи меня тому, что знаешь об этой жизни. Так случилось, что я ничего не помню о своей.
     — Нет. Это ты научишь меня и остальных. Тебе необходимо встретиться с одной девушкой, для этого я и искал тебя.
     — Зачем мне встречаться с кем-то кого я не знаю?
     — Так предначертано в книге бытия. Эту задачу я получил по наследству. То, что я должен совершить, передавалось в моём роду от отца к сыну много сотен лет. Не гневайся, ты должен её увидеть. Она, как и ты, родилась в ночь четырёх звёзд и предназначена для тебя. Только она родилась среди моего народа — в долине магов, а не как ты — среди назаратян.
Нет, старик не сумасшедший, отметил про себя Назар. Он знает что-то о моём прошлом, чего я не помню абсолютно. Следовало прислушаться.
     — Где мне найти эту девушку?
     — Она была со мной, пока мы не угодили в лапы яджуджей. Она и теперь там.
     Нам нужно спешить вызволить её.
     Снаружи раздавались выкрики людей, седлающих единорогов и готовящихся к продолжению похода. Словно догадавшись о том, что его тревожит в данную минуту, старик заметил:
     — Нет смысла расставаться прямо сейчас с людьми оказавшими помощь мне, да и тебе тоже. К тому же, наших сил может оказаться недостаточно. Но к следующей остановке, всё разрешиться само собой. Поверь.
  *   *   *

     Ночной марш не был не утомительнее первого, ни легче. Спешились только перед рассветом. Старик, на удивление, совсем не выглядел усталым. Силы вернулись к нему и, похоже было, продолжали прибывать с каждым часом. За время пути он передвигаясь от одного к другому и о чём-то разговаривал с ними, погрузив, таким образом, всех в тягостные раздумья над его словами. О чём он говорил с людьми, Назар не слышал, но к концу пути все выглядели мрачнее, чем во времена своего рабства. Для остановки Симон выбрал в этот раз открытую местность. Толи укромных уголков поблизости не было, толи он решил, что они удалились на достаточное расстояние, и погоня махнула на них рукой. Никто не стал в этот раз разбивать лагерь, все собрались в кружок, ожидая чего-то. Назар чувствовал на себе подозрительные взгляды, но как только он оборачивался, все опускали глаза. Симон вышел в центр круга и прокашлялся, по всему было видно, что он собирается держать речь. Его товарищи замолчали, превратившись в слух.
     — Вот этот сумасшедший старик, — начал он, — утверждает нечто невообразимое.
Он призывает поклоняться нас другому сумасшедшему, как богу! — указательный палец Симона вытянулся в сторону Назара, который недоумённо оглянулся. Но тут же понял, что слух его не обманул, взоры всех устремились на него. А Симон меж тем, повысив голос, продолжил:
     — Мне нет дела до богов, я просто хочу спасти свою жизнь, а заодно и ваши. Однако наш дружок, назвавшийся Назаром, воистину странный! Потому мои пути с завтрашнего дня расходятся с теми, кто предпочитает идти с безумным стариком неведомо куда, ради непонятной цели — спасать жизнь неведомо кого. Я своё обещание сдержал, я вывел вас за пределы империи, и вы теперь свободны.
     — Пусть докажет, что он бог! — послышались выкрики. — Пусть сотворит чудо!
Назар не знал, что ответить, но Креститель вышел вперёд и сказал:
     — Он уже сотворил чудо, исцелив меня. Дайте срок и вы увидите ещё много чудес.
     Не желая больше никого выслушивать, круто повернувшись, Симон направился к своему единорогу. Проходя мимо Назара, он насмешливо проронил:
     — Я, наверное, тоже бог, раз спас всех вас, включая безумцев.
     — Постой! — окликнул его Назар. — Погоди! Я ничего не понимаю. Если кто-то несёт чепуху, причём здесь я?
     Симон даже не оглянулся, седлая своего скакуна. Отряд разделился надвое, большая часть, загудев, словно пчелиный рой, бросились вслед за своим вожаком, не желая подвергать свою жизнь новым испытаниям. Кроме того, с Симоном их ждала привычная жизнь, они возвращались к обыденным разбоям и грабежам, где цель была ясна: нажива, как способ выживания в мире, пронизанном насилием. Уже сидя в седле, Симон оглядел остающихся.
     — Ты, что? Тоже из ума выжил, Пет?
     — Я должен идти с ним, — кивнул тот в сторону Назара. — Останься и ты. Мы много в жизни бессмысленно бились, проливая чужую и свою кровь. Теперь я вижу всё по-иному.
     Симон только отрицательно покрутил головой, и бросил на прощание:
     — Не думаю, что нам ещё придётся когда-либо свидеться, а жаль. Прощай!
     Поредевший отряд скрылся в начинающих сгущаться сумерках. Их осталось четверо, не считая старика и его самого. Всё, действительно разрешилось само собой, как тот и предвидел. Среди лиц, уставившихся на него, Назар узнал одного — Андрэу.  Ещё двое юношей держались рядышком — два брата: старший Оан и младший Авел. Пет выглядел очень понурым но, встретившись взглядом с открытым взором Назара, приободрился.
     Словно по команде, они выстроились перед ним, склонив головы и чего-то ожидая. Пет даже слегка побледнел при этом. Назар посмотрел на старика, рассчитывая на помощь с его стороны, но тот и не думал подсказать, как действовать в сложившейся ситуации. И тогда повинуясь импульсу из обрывков мешанины, всплывающей в голове, он решил последовать жесту старика, вспомнив его слова, и правой рукой крестообразно провёл над головой каждого из склонившихся перед ним мужчин.
     После этого жеста, лица их приняли нормальное и даже слегка радостное выражение. Старик, казалось, остался вполне доволен произошедшим.
    — Это твои новые последователи и самые верные друзья.
    — Что я должен теперь делать?
    — Спасти мир от разрастающейся заразы, что несёт с собой правление Балтасара и тех, кому он обязан своим царствованием. Но, прежде спасти девушку, предназначенную для тебя.
     — Как я найду её?
     — Давай нападём на первых же яджуджей, которые попадутся нам! — предложил Пет. Остальные поддержали его, одобрительно загудев.
Старик отрицательно покачал головой.
     — Нас слишком мало, для открытых боевых действий. Кроме того, это не поможет нам её найти, ведь одна семья яджуджей может и не догадываться о проделках другой семьи.
     По лицу старика Назар догадался, что у того есть ещё не один довод против подобного метода, но он решил ограничиться сказанным. Впрочем, и этого оказалось достаточно. Авел усиленно почесал голову обеими руками и выдавил из себя:
     — Нужно разведать.
     Брат согласно кивнул, и все задумались. Практичный Пет раздал всем по куску мяса жабьеподобных, заметив, что уже поздно, мол, утро вечера мудренее.
Все заснули, не удосужившись даже выставить часовых. Слышно было только невнятное бормотание старика, сидевшего скрестив ноги. Слов разобрать было невозможно. Назар подумал, что Креститель молится, но как вскоре понял, это была не просто молитва, это был разговор с кем-то невидимым. Кажется, Симон был прав: старик совсем не в себе, и его болезнь похуже, чем болезнь его — Назара. Спасти мир это конечно здорово, но почему это должен делать он, Назар? Вот, нелепица! Внезапно старик обратил свой отрешённый взор к небесам и произнёс уже членораздельно:
     — Непознаваемый и всемогущий! Сын твой нуждается в твоей помощи, открой глаза ему. Дай ему волю творить в мире своём, как ты творишь в своём бесконечном царствии.
     Креститель ещё говорил что-то в том же духе, но Назар ошеломлённо подскочил, словно его кольнули иголкой. Вытаращив глаза на старика, он сел.
     — Чёрт побери! — радостно воскликнул он. — Вспомнил!
  *   *   *

     Знакомая мгла распахнула свои объятья, чтобы принять его, словно долгожданного гостя. Анатолий понял всё, или почти всё, но ему не дали ничего сделать. Его выдернули из этого странного места без объяснений. Причём, если в прошлый раз, когда он был волком, ему была дана возможность довести его игру до самого конца, то теперь он был лишён даже этого. Он уже понимал, что его невидимый собеседник обладает беспредельной властью над ним, он словно марионетка в его невидимых проклятых руках.
     — Не сыпь зря проклятиями! Мысль материальна — слышал, наверное?
«Ну вот, тут как тут! Кто про что, а вшивый про баню», — раздражённо подумал Анатолий, рассчитывая донести не только слова, но и своё раздражение до собеседника. Это отличным образом удалось, но не произвело на собеседника ожидаемого действия. Он был в прекрасном настроении, как и всегда, и не подумал обижаться молчанием, которого, втайне, ожидал Анатолий.
     — А, ты преуспел, мой друг! Ещё мгновение, и сам бы осознал себя в другом теле. Прости, что я помешал тебе в этом.
     — Зачем? Разве тебе в этот раз мало перепало пищи?
     — Бывало и побольше, — ехидно заметил собеседник, явно намекая на волчьи аппетиты.
     — Так в чём дело?
     Анатолий и сам уже догадывался в чём, просто не хотел размышлять, опасаясь выдать себя мыслью. Наверняка, он в теле Назара подобрался к чему-то такому, что могло спутать планы этого невидимого существа. Ответ пришёл радушный, но не лишённый плохо скрываемого лукавства.
     — Хочу помочь тебе. Ты ведь оказался в затруднении.
     — Ни чуть. — возразил Анатолий.
     — Чепуха! Ты же не хочешь, в самом деле, нападать на всех попавшихся тебе на глаза яджуджей, чтобы отыскать девушку, которую ищешь? Это, как я понимаю, тебе не очень нравится? Нет, нет! Ты не боишься убивать! Но, стоит ли рисковать быть убитым, когда цель ещё не достигнута?
     Бестелесный голос нравился Анатолию всё меньше и меньше. Попахивало какой-то западнёй, но он не знал, как этого избежать. Одно он понял: без его желания, «друг» не мог отправить его в новое странствие. Следовало быть осторожнее с мыслями.
     — Я хочу вернуться обратно в тело Назара и найти девушку!
     — Этого не избежать. Мир твой, и тебе в нём разбираться самому. Я только могу помочь тебе сделать это рациональнее. Зачем тратить драгоценное время на безуспешные поиски, когда с моей помощью ты найдёшь её сразу?
     Анатолий колебался. Перед мысленным взором вновь всплыло его существование в холодном мире в качестве волка. Вдруг ему уготовано что-то похожее, чтобы он в стремлении к своей, ещё непонятной цели, сделался вновь убийцей? И жертвами станут уже не животные, а люди! Со своей подготовкой умелого воина, впитанной им на уровне инстинкта, как у других — дышать, он натворит непоправимых бед. Не стоило об этом думать, колебание было равносильно согласию. Он сам подписался ещё до того, как осознал это.
     — Договорились, — хихикнул голос. — Никаких животных, только прямоходящее разумное существо.
     — Нет!!!
     В отчаянии он это выкрикнул, или ему так только показалось?
    
     Глава 4

     Осторожно приоткрыв один глаз, Анатолий огляделся, и тут же испуганно вновь сомкнул веки. Картина, которую он увидел, способна была нагнать ужас на любого. В такой близи, да ещё живыми, яджуджи выглядели отвратительнее, нежели мёртвые. Их было здесь, по меньшей мере, сотня: повизгивающих и шипящих на своём языке, поящих водой жабьеподобное стадо, готовящих пищу и приводящих себя в порядок после сна. Судя по положению солнца, было раннее утро. Причесать гриву, спадающую пониже короткой массивной шеи и торчащую во все стороны, было нелёгким занятием. Один из яджуджей этим как раз и занимался, рядышком другой натирал песком свои клыки, жутковато при этом щерясь и любуясь результатом в карманное зеркальце.
Хотелось узнать, кто он теперь: черноволосый Назар или Анатолий? Как ни странно, но он не позабыл, как в прошлые свои воплощения, кто он есть на самом деле. Сказывалось ли в этом колдовство Крестителя, помогшее ему вспомнить себя самого, или это был каприз его невидимого собеседника?
     Ближайший к нему и, пожалуй, самый отталкивающий яджудж приблизился, заметив, что Анатолий не спит. Кто он, пленник? Что же ему делать? Пальцы сами решили за него эту задачу, впившись в горло наклонившегося к нему отвратительного существа. Раскосые, миндалевидные глаза яджуджа выкатились из орбит, а из распахнутой пасти повеяло отвратительной вонью. Анатолий мужественно боролся с тошнотой, уплотняя захват, пока не увидел свои пальцы на шее врага. Руки сами собой разжались и упали вниз, а и из его горла вырвался звук, больше похожий на шипение воздуха вырывающегося из продырявленной автомобильной покрышки, нежели на вопль животного ужаса, обуявшего Анатолия в тот же миг.
     Он вновь закрыл глаза, готовясь к неизбежной смерти. Ему стало всё вдруг безразлично. Только бы не вспоминать свои серые, чешуйчатые четырёхпалые лапы, оканчивающиеся чёрными загнутыми когтями. Ожидаемая смерть не спешила, и с леденящим душу страхом он понял, что и остальные органы его тела ни чем не отличаются от органов его врага. Тогда он медленно распахнул глаза и оглянулся вокруг. Никто не обратил особого внимания на него и валяющегося перед ним яджуджа, который изо всех сил пытался восстановить дыхание. Наконец, тому это удалось, и он, встав на колени, принялся приносить униженные извинения за то, что разбудил господина Цацикла. Слова были незнакомы, но Анатолий прекрасно понял их и даже дал ответ, — (пошёл вон!), который звучал примерно так:
     — Кали-ма гет!
Незадачливый яджудж, пытавшийся угодить своему господину, поспешно удалился, поджав, в буквальном смысле, небольшой, но явно выпирающий хвост. Оставшись один, Анатолий принялся прислушиваться в разговорам остальных, поскольку огромные уши, спадающие на затылок, превосходно подходили для этой цели. Правда, поворачивать их в нужную сторону приходилось лапами, (по другому, они никак не хотели слушаться приказа тела), что он незаметно и проделывал, пока не уяснил себе ситуацию. Оказалось, что он является господином всей этой сотни яджудж: кого-то по родственным узам, а кого-то, захватив в военных операциях, или набегах.
     Хорошо, что «друг» хоть в этом облегчил ему жизнь, — подумал Анатолий. За всё остальное он потихоньку начинал ненавидеть лютой ненавистью это бестелесное создание, оказавшееся: А) таким ловким пройдохой, и Б) к тому же всесильным пройдохой. Как бы то ни было, а он — Анатолий наверняка оказался здесь для того, чтобы поубивать людей во главе своего отряда или клана. Следовало ещё найти девушку, ради спасения которой он и оказался в этом отвратительном теле. Вниз он старался не смотреть, чтобы сохранить остатки иллюзии, относительно своего пола.
Значительно раньше, чем ему этого хотелось, он узнал, как яджуджи производят потомство на свет: один из них возился с каким-то свёртком и Анатолий захотел посмотреть, что это там. Набравшись наглости, он подошёл и потребовал показать ему содержимое, а хозяин свёртка, застенчиво опустив глаза, осторожно раздвинул тряпку, и взору Анатолия предстало внушительных размеров яйцо. Стенки его были прозрачны и эластичны, открывая взору содержимое: маленького монстра, свернувшегося в клубок. Передёрнув плечами, он отошёл, размышляя: удаётся ли яджуджам сразу снести полуметровое яйцо или оно растёт вместе с плодом. Загадку пришлось оставить до другого времени, поскольку подскочивший к нему слуга, опасливо поглядывая на лапы Анатолия и держась от них подальше, доложил о том, что пленница проснулась.
     Такой удачи он даже не смел ожидать. Значит, девушка, которую он ищет, здесь, в его клане! Мысленно поблагодарив своего невидимого собеседника за то, что тот не обманул его ожидания хоть в этом, он зашагал вслед за слугой в шатёр из шкур, одиноко возвышающийся в центре становища кочевников.
     Шагнув в полутьму шатра из шкур рептилий, он остановился у входа и огляделся. Никого внутри не было, кроме пленницы, лежавшей на тюфяке, обтянутом шкурами тех же рептилий. Она была неподвижна, хотя пут удерживающих её видно не было. Когда он начал отчётливее различать черты её лица, он вновь испытал ни с чем несравнимый шок. Ноги его подкосились, и он присел на корточки, не сводя с неё глаз.
     — Нина! — хотел воскликнуть Анатолий, но из горла вырвался лишь жалобный визг яджуджа. Язык, не приспособленный для человеческой речи, ворочался с трудом, исторгая лишь какие-то звуки. Он оставил попытки объясниться, лихорадочно соображая, как она могла оказаться здесь.
     Светлые волосы, какими он их помнил, всегда были заплетённые в толстую косу. Сейчас растрепались, рассыпавшись по ложу, на котором была девушка. Из-под подола длинной цветастой юбки торчала пара пыльных, босых ножек. Но, несмотря на все признаки плохого обращения с ней, она не внушала своим видом жалости. Напротив, от неё исходила невидимая сила несгибаемого духа таящегося в очаровательном и таком хрупком на вид теле. Скользнув по нему равнодушным взглядом, она отвернулась.
     — Опять будешь блеять о том, будто у меня нет другого выхода, как только стать твоей женой?
     От этих слов, Анатолий непроизвольно затряс головой. Не от самих слов, а от того, что она говорила, не поворачивая головы и не открывая рта: голос её раздавался внутри его черепной коробки, нежный и звонкий, но звучал он на языке яджуджей. Окончательно сбитый с толку, Анатолий помялся, но решив внести ясность, принялся за объяснения. Увы, гортань и язык Цацикла по-прежнему издавали только невнятные звуки, словно он подавился куском зелённого мяса рептилий.
     Девушка мыслями так ему и заявила: мол, прожуй вначале, а то, неровён час, подавишься, а родственники обвинят её в убийстве. Возникла пауза, Анатолий напряжённо думал, почему Нинка его не узнаёт. «Ах, да! Я же выгляжу как яджудж»! — стукнул он себя по лбу кулаком и поцарапал при этом когтём шкуру на лбу. Но, почему девушка умеющая внушать свои мысли прямо ему в голову, не может прочесть его мыслей? Впрочем, это оказалось не совсем так, она уже давно пристально смотрела ему в глаза, к чему-то напряжённо прислушиваясь. Тут снаружи послышалось осторожное чмокание, и на пороге возник давешний слуга с глиняной тарелкой, на которой красовалась лепёшка, кусочек уже опротивевшего зелёного мяса и пиала с водой. Но как оказалось, это предназначалось не ему, а пленнице. Судя по тому, что слуга, поставив тарелку на землю возле её изголовья, поскорее выскользнул вон, кормить пленную Цацикл предпочитал сам.
     Было похоже, что девушка обездвижена тем же способом, что и Креститель. Чтобы она смогла поесть, наверняка он должен был сначала вернуть ей подвижность, но каким образом? Подавив в себе омерзение, Анатолий осторожно скосил взгляд на нижнюю часть своего тела. Так и есть! На поясе, на ремне, поддерживающем набедренную повязку, болтался знакомый жезл. Поиграв им в лапе, в надежде, что руки прежнего хозяина тела сами вспомнят комбинацию выпуклостей, которые следовало нажать для подобной процедуры, он с разочарованием констатировал неудачу. Девушка оставалась неподвижна. Тогда решив рискнуть, так же как со стариком, он прикоснулся концом жезла ко лбу девушки и представил её себе двигающейся и разговаривающей. Вышло не совсем так, как в первый раз: девушка задвигала руками и ногами, сгибая их и разгибая. Но, ни слова не вырывалось из её рта, чему Анатолий был несказанно рад, ожидая заслуженное высказывание по поводу его ума.
     Повторная попытка вернуть ей свободу удалась лучше. Она медленно прекратила неконтролируемые движения и села, поглядев на него удивлённо. Анатолий весь вспотел в своём диковинном обличии и опустил глаза, стараясь не встречаться с ней взглядом, чувствуя себя при этом очень глупо. Так ничего и не сказав, девушка принялась за еду, а он бочком, стараясь не дышать, выскользнул вон из шатра. Девушка обладала какой-то притягательной силой; не то, что он был сражён её красотой, (которая ему раньше никогда не казалась такой уж совершенной), скорее наоборот — это была красота ангела воплоти, чарующая и одновременно недоступная.
     Он же, напротив, в теле яджуджа чувствовал себя перед ней, словно жаба перед жар-птицей.
     О том, как она оказалась в этом мире, да ещё пленницей яджудж, следовало выяснить как можно скорее. И главное: невидимка опять его провёл. Он искал некую незнакомку, а нашёл Нину.
     Снаружи происходило кое-что интересное, лагерь готовился к выступлению. Седлались несколько единорогов, остальные запрягались в короткие повозки, навьюченные поклажей. Стадо жабьеголовых уже щипало редкую, побуревшую от жаркого солнца травку где-то возле горизонта, в сопровождении пастухов. Все чего-то ожидали, видимо приказа к выступлению. Решив плюнуть на возможную ошибку в поведении, он просто взгромоздился в седло подведённого слугой скакунка и направил того в сторону стада, рассудив, что ему недолго оставаться вожаком этих существ. Нужно было при первой возможности объясниться с пленницей и вместе уносить ноги.
     Если он и удивил кого-то своим, несвойственным их господину поведением, то вида никто не показал. Объяснялось это уважением к своему вождю или страхом — что было одним и тем же в этом обществе, значения не имело. Спустя какое-то время, когда вереница всадников и повозок заспешила следом за ним, Анатолий к своему удивлению обнаружил, что не только он один пользуется исключительными привилегиями. Белоснежный единорог нес в двуколке только одного яджуджа: без поклажи, но со слугой, который правил скакуном. Слуг он уже безошибочно определял по отсутствию оружия на поясе и грязно-серым набедренным повязкам. К тому же, они выглядели подавленными, наверное, своим социальным положением в этом обществе. Позже выяснилось, что он был прав: слуги были простыми рабами, сделавшимися такими за долги или попавшие в плен из враждебного клана. Чем больше Анатолий разглядывал повозку, тем глаза его раскрывались всё шире и шире. Она не имела колёс, она низко парила над землёй.
     Яджудж сделал знак рукой и Анатолий, постаравшись скрыть своё удивление, не подходящее ему в роли хозяина клана яджуджей, подъехал поближе, гадая, не является ли это существо родственником Цацикла, одолжившего ему своё тело? Это был явно глубокий старец, или старуха. Анатолий так и не определился для себя с этой проблемой. Грива была редкой, с седыми нитями, и даже просвечивались зачатки будущей лысины, а груди плоскими и отвисшими аж до живота. Как с ним себя вести? Решив, что возраст является достаточным оправданием его возможной ошибки в поведении, Анатолий приложил лапу ко лбу, как это делали остальные члены его клана, приветствуя его самого.
     Яджудж выглядел удовлетворённым оказанным ему знаком уважения, и у Анатолия отлегло от сердца. Полдела было сделано, оставалось выяснить, как обращаться к этому существу. Но тот сам разрешил эту проблему, заговорив первым, к тому же, он оказался полон мании величия, поскольку отзывался о себе в третьем лице.
     — Ты зря не прислушиваешься к моим советам, высокородный Цацикл! Мудрый Хадикс не одну сотню лет молится Кале-ма о благополучии твоей семьи. Освобождать человеческую самку от пут было немудрым поступком!
     — Ей некуда здесь бежать, — отозвался Анатолий, вспомнив, что обездвижить пленную девушку он просто не мог, даже если бы и пожелал это сделать для вида.
     — Дорога в святилище ведёт в опасной близости от людей. Там она, несомненно, попытается сбежать. К тому же, колдунья может навести порчу.
     — Я уверен, — сымпровизировал Анатолий, — мудрый Хадикс сумеет защитить нас от её магии.
     — Твоему клану, о высокородный Цацикл, ничто не угрожает. Но за скот и рабов я не стану ручаться.
Высокомерно надув щеки Хадикс задрал подбородок вверх. Решив умаслить это существо, явно пользующееся уважением яджуджей, Анатолий изрёк:
     — Хорошо! Я обездвижу её сегодня же вечером вновь.
     — Ты поступишь мудро, о высокородный! Богиня, мать наша. Кале-ма должна получить заслуженную жертву.
     В глазах Хадикса сквозило торжество. Видимо «высокородный» был ещё тем упрямцем, и старому страшилище редко удавалось выигрывать с ним спор прежде. Анатолий чувствовал как помимо его воли в нём закипает чувство гнева. Следовало хорошенько проучить этих яджуджей. Теперь ему становилась понятной ненависть Симона и остальных рабов, последовавших за своим вожаком.
     Всё становилось более-менее понятно: клан Цацика отправлялся для принесения человеческой жертвы, куда-то в святое для яджуджей место. Но зачем тогда ему хотеть стать мужем человеческой женщины, если он собирался принести её в жертву? Хадикс прояснил и этот вопрос.
     — Если по прибытии на место, она не будет готова стать твоей женой добровольно, то пусть её кровь напоит Кале-ма. Запомни! Одного твоего желания недостаточно. Без её желания, она не родит тебе человеческое дитё, и наша цель останется недостигнутой. Яджуджам нужно стать неотличимыми от людей, чтобы править в мире этом безраздельно! Так указывает нам поступать Кале-ма и мы добьёмся победы! Этот мир будет наш рано или поздно. Мы смешаемся с людьми, и они сами будут истреблять друг друга по нашему желанию, пока не останемся только мы.
«Аминь, — подумал Анатолий. — Этот жрец приговаривает людей к тотальному уничтожению, и помешать им будет непросто. Весь мир будет уничтожен. Кажется, кто-то постоянно мне твердил, что это мой мир? Если я правильно понял, яджуджи готовятся  уничтожить всех людей! Так вот от кого я должен избавить мир! Одно мне так и непонятно, почему все твердят, будто это мой мир, если я его не узнаю, и даже перестал быть тем, кем рождён был когда-то — Анатолием. Может это глубокое прошлое Земли, такое древнее, что и преданий не осталось среди людей? Или наоборот. Не прошлое, а будущее? Но, причём тогда Нина»?
  *   *   *

     Мысленно плюнув на конспирацию, Анатолий направился прямиком к повозке в которой везли пленницу. Пусть кому-то из яджуджей покажется его поведение странным, но он должен открыться девушке как можно скорее. К счастью, ему не нужно было изображать вождя указывающего путь своим поданным. Дорога, которой они следовали, несомненно, была известна всем этим существам, от мала до велика. Ежегодно каждое племя яджуджей посещало священное для них место: иногда, чтобы вознести свои молитвы, но чаще для принесения жертвы, без которой молитва не может быть услышана.
     Прошипев приказ возничему, оставить их, он перебрался в повозку и взял поводья. Девушка следила за его действиями безразличным взглядом. Помня о её даре, разговаривать мыслью, Анатолий снова попробовал обратиться к ней, но, как и прежде, она никак не прореагировала на его слова. Тогда решившись заговорить на доступном ему языке, он приступил к объяснению, понизив голос до минимума, опасаясь быть подслушанным каким-нибудь нескромным обладателем чутких ушей.
     — В это трудно поверить, но я не яджудж. Внутри я такой же человек, как и ты. А в этом теле оказался против своей воли, но для того чтобы спасти тебя.
После, он рассказал о встрече со стариком и о том, каким образом ему удалось его спасти. Когда он закончил, она некоторое время молчала, после в его мозгу прозвучал её недоверчивый голос:
     — Почему тогда ты не умеешь думать по-человечески?
     — Я пробовал, но почему-то ты меня не слышишь.
Презрительное фырканье было ответом. После она добавила обычным способом, произнося человеческие слова вслух:
     — Я слышу какой-то бред, про то, что я раньше с тобой встречалась, и мы были очень близки.
     — Ну, да. Это же я — Анатолий! Ты забыла меня, Нинуль?
     — Я никогда не была знакома с Анатолием прежде. Подозреваю, что это время ещё для меня не настало. И ещё одно: прекращай нести чепуху, в которую не сможет поверить ни один нормальный человек, а лучше говори мыслями. Я слышу их прекрасно.
     Возникло неловкое молчание. Анатолий по-новому глядел на девушку, начиная понимать, что это действительно не Нинка. Но отчего такая схожесть? Пленница первой нарушила молчание.
     — Значит, ты меня спасёшь от жертвоприношения?
     — Я сделаю это! Мы убежим сегодня же ночью.
     — А, я в знак благодарности стану твоей женой?
     Анатолий от неожиданно представившейся ему картины, — свадьбы чудовища и принцессы, — поперхнулся и замешкался с ответом.
     — Ты сносно понимаешь человеческую речь, Цацикл. Но, меня не проведёшь, я отлично слышу мысли всех живых существ. Ты думаешь только на своём языке, и ни на каком другом. Ты постоянно пытаешься задурить мне голову какой-то неправдоподобной небылицей. Оставь это. Давай поговорим начистоту, без обмана.
     — Послушай! — воскликнул Анатолий, выходя из  себя, но твёрдо уяснив, что его воспоминания о Нине всё портят. — Я не знаю, на каком языке я думаю, но ты должна мне поверить! До конца пути осталось всего два дня. Тебе нужно решаться. Если ты хочешь обрести свободу, послушайся меня.
     — Если ты друг, как ты утверждаешь, тогда позволь мне бежать одной. Я забыла добавить, что не верю и в выдумку с моим старым учителем. Вы — яджуджи, вполне могли вырвать все сведения у него силой.
     — Пусть будет так, как ты говоришь, — согласился Анатолий, понимая безнадёжность своей попытки объясниться. Бестелесный хитрец, наверное, сейчас потешается над своей шуткой, но ничего, я придумаю что-нибудь. Девушке же он сказал:
     — Вечером я приду сковать тебя, но это будет уловка. Будь готова бежать, я приведу с собой единорога.
     Больше Анатолий не стал задерживаться и оседлав своего конька, отъехал в сторону, чтобы подумать над своим положением. Девушка имеет все шансы спастись и без него, а ему всё равно в таком виде не стоит появляться в обществе людей. В лучшем случае они его просто убьют. Хотя, возможно, тогда он сможет вернуться в тело Назара. Но его «помощник», как и прежде, явно преследует какую-то свою выгоду. Толи ему необходимы убийства для личного существования, толи он просто так развлекается от скуки одиночества. В любом случае, чтобы отомстить за бесцеремонность, следовало оставить его с носом. Предстояло решить задачу со многими неизвестными. Анатолий браковал один план за другим, все они были слабоваты: он слишком мало знал об этом мире и о характере своего лукавого помощника. Раз тот до сих пор не вмешался, следовательно, его всё пока устраивает.
     С приближением ночи он распорядился разбивать лагерь, не вдаваясь в подробности. Каждый яджудж и так знал свои обязанности. Правда, на этот раз он вызвал своим лаконизмом небольшое недоумение, следовало видимо назначить часовых, о чем ему и было напомнено. Не зная обычаев яджуджей относительно военного дела он, расставляя часовых, видимо допустил ещё немало оплошностей, но делать было нечего. Если они послушны своему господину и не изменят своего местоположения в ближайшие часы, то он сможет безопасно проскочить с девушкой мимо этих постов, а дальше будь что будет. Часового возле палатки, Анатолий отослал и тот послушно удалился, не задавая ненужных вопросов. «Дисциплина у них отменная», — отметил он про себя.
     Девушка вздрогнула, когда он вошёл внутрь. Чтобы не привлекать постороннего внимания, он стал думать на языке яджуджей.
     — Нам пора в путь. Я выведу тебя за пределы лагеря, дальше пойдёшь сама. Мы находимся недалеко от мест населённых людьми. Когда мы расстанемся, иди на север.
— Поблизости нет людей, эти места безлюдны. Ты врёшь.
     Анатолий попытался разглядеть в полутьме шатра выражение её лица. Объяснять, что он сам введён в заблуждение словами жреца не имело смысла. Девушка ему не верила, считая его яджуджем по имени Цацикл.
     — Может ты и права, но другого случая для бегства тебе не представится, — подумав, заключил он. — Пошли!
     Выйдя в темноту он, не скрываясь направился к границам лагеря, якобы для проверки часовых, а она передвигалась за ним ползком, от одной неровности почвы к другой, как только он мыслью сообщал ей, что дорога свободна. Вдруг кто-то толкнул Анатолия под коленку и он, потеряв равновесие, шлёпнулся на землю. Рука вскинула жезл, который он держал наготове и чуть не разрядил его в жабьеголового  ящера, лишь в последнее мгновение, распознав его по характерному чавканью. Отбившись от стада, которое должно было сейчас находиться в центре лагеря, рептилия преспокойно наслаждалась колючками и травой в одиночестве. Облегчённо выдохнув воздух, Анатолий предупредил о препятствии следовавшую за ним по пятам девушку и двинулся дальше. Больше никто им не повстречался, и они благополучно проследовали между двух часовых, находящихся друг от друга на расстоянии окрика. Последнюю часть пути он также проделал ползком.
     — Теперь можешь встать, — сообщил Анатолий, как только они удалились достаточно далеко.
     — Спасибо, — выдохнула она на человеческом языке. — Может, всё-таки пойдёшь со мной, как и предполагал вначале?
     — Нет. Моё общество может оказаться для тебя опасным. Как только я покину это тело, тебе придётся меня убить.
     Он ещё не думал, как он покинет своё нынешнее отвратительное тело, но уверен был, что разрешит эту проблему в своё время. Передав своё оружие девушке,
    Анатолий напоследок спросил:
     — Как всё-таки тебя зовут?
     В голосе её сквозило лёгкое удивление:
     — Как и прежде, Магдолина.
 *   *   *

     Возвращаясь в лагерь яджуджей, он всё же для виду решил проверить часовых. Первый из них дернулся от неожиданности и вскинул свой жезл наизготовку, как только расслышал поступь Анатолия. Бесшумно передвигаться в этом теле ему не удалось. Обменявшись с ним парой фраз, он последовал к тому месту, где должен был находиться следующий, но никого  не нашёл. «Наверное, дрыхнет где-нибудь», —  с презрением подумал он, и отправился прочь. Следовало подумать о себе самом. В течение дня это ему не удалось сделать, приходилось всё время следить за собой и за окружающими его яджуджами. Шатёр, только что покинутый им, представлял собой подходящее убежище. Утром, когда его найдут там спящим, он сможет придумать любую историю, если только будет ещё в этом теле.
     Закрыв за собой полог, Анатолий приготовился завалиться на тюфяк, ещё хранивший тепло Магдолины. Вспыхнул свет, и он невольно зажмурил глаза. Постепенно он стал различать предметы и первое, что он разглядел, это был жезл, испускающий тот самый свет, ослепивший его. Держал его ни кто иной, как сам Хадикс. Вот и ещё одно применение этого многофункционального оружия, отметил автоматически Анатолий. Очень скоро он узнал, что применений ему у яджуджей гораздо больше, чем можно было себе представить.
     — Где же твоя пленница, благородный Цацикл? — глаза жреца излучали откровенное удивление.
     — Её здесь нет? — вопросом на вопрос ответил Анатолий, лихорадочно соображая, зачем это чудище оказалось здесь.
     — Она сбежала. Я полагаю, что ей кто-то помог это сделать. Снять путы наложенные магнеумом возможно только магнеумом.
Впервые услышав настоящее название жезла яджуджей, Анатолий сначала смешался, но Хадикс истолковал эту заминку иначе.
     — Неужели она смогла навести на тебя порчу, благородный Цацикл? И где твой магнеум?
     Анатолий для вида похлопал себя по боку и развёл руками.
     — Не пойму, как я мог его потерять?
     — Ну, ничего, — заключил жрец. — Пока твой магнеум не увидит нового солнца, он не потерян. Мы найдём его, он приведёт нас к бежавшей пленнице. Уверен, что он в её руках.
     Анатолий закусил от досады губу, осознав, что допустил оплошность, передав Мандолине своё оружие. Сказывалось его невежество в обращении с ним. Правда жрец расценил закушенную губу по-своему, да и как можно было бы ещё понять очевидную картинку: ужасное чудовище, скалящее клыки в отвратительной гримасе, могло этим только выражать свою злобу.
     — Теперь ты понимаешь, что я был прав, назвав твой поступок опрометчивым? Колдунья навела порчу на тебя и бежала, ты сам помог ей это сделать. Ты потерял шанс перевоплотиться в тело твоего возможного человеческого ребёнка.
     — Сам… — выдавил из себя Анатолий, предполагая, что он окончательно раскрыт, одновременно пытаясь переварить только что услышанное, про переселение в своего ребёнка.
     — Не волнуйся, пошли скорее со мной. Мудрый Хадикс сказал уже, что она скоро снова будет в наших руках.
   
     Глава 5

     Радости от встречи Магдолины и старика, названным Назаром Крестителем, не было предела. Она передалась и остальным. Пет улыбался беззубым ртом, Андрэу тоже не отставал, восхищаясь чудесным видением прекрасной девушки. Близнецы чуть не поссорились, оспаривая право предложить ей угощение в виде зелёного мяса рептилий. Но ей было не до еды.
     — Я знала, что это ты, учитель! — воскликнула Магдолина.
     — Конечно, знала!— весело вторил он. — Кто же ещё, как не я посылал тебе путеводную звезду, чтоб ты не сбилась с пути?
     — Ты знал, что я сбегу от яджуджей этой ночью?
     — Конечно! Ведь я встретился с тем, для которого мы здесь. Это он спас тебя.
     — Мне помог яджудж, которого зовут Цацикл, — неуверенно возразила она, и вдруг лицо её изменилось. — Как же я могла так ошибиться и не узнать его?!
     — Поверь, девочка моя, это мог быть только он.
     — Он нёс всякую ерунду.
     — Нужно простить ему это, он ещё не до конца осознал самого себя.
     Близнецы первыми прекратили веселье, как только обнаружили, что их молодой товарищ, которого они ещё вчера перед сном почитали как бога, впал в полную прострацию. Он сидел на земле, тупо оглядываясь, словно потерял что-то. Оан тряс его за плечи, а Авел поил водой из фляги.
     — Что случилось? — спросил старик.
     — Он бормочет что-то о Балтасаре во дворце Назарата, — отозвался Оан, оставляя Назара в покое.
     — Следовательно, наш господь ещё не вернулся.
     — Ты хочешь сказать, что он вышел погулять? — уточнил Андрэу.
     — Имейте больше веры, — произнёс старик, обращаясь ко всем и указывая на Назара. — Это тело, для него просто одежда. Он вернётся, но ему нужно помочь, он ещё так молод.
     Близнецы переглянулись, а Пет заявил:
     — Ты знаешь всё, Креститель, но иногда тебя трудно понять. Скажи только одно: он не оставит нас теперь?
     — Не оставит. Он всегда будет с нами и с каждым из нас. Даже с теми, кто ненавидит его, не зная, как он добр. Он скоро вернётся, чтобы исполнить то зачем пришёл — спасти мир.
     В этот самый миг, электрические разряды прошили воздух. Знакомый звук оружия яджуджей заставил всех испуганно оглянуться. Враги были повсюду, неспешно завершая окружение их маленькой группы. Магдолина первой догадалась, что произошло: это она привела яджуджей за собой. Это было не бегство, а невольное предательство: Цацикл вот кто перехитрил её, прикинувшись другом и наплетя небылиц. Рука, которой она попыталась поднять магнеум, отказывалась повиноваться. Бросив взгляд на мужчин, она увидела тоже самое: они топтались на месте, судорожно двигая пальцами рук, висевших вдоль тел, словно плети.
     Старик первым понял, что с ними произошло. С подобным он уже сталкивался, побывав в плену у яджуджей. Разница была лишь в том, что сейчас им никто рот не затыкал, они могли говорить сколько угодно, но двигаться нет. Спинной мозг отказывался проводить приказы головного, но прекрасно повиновался, когда заговорил приблизившийся к ним Хадикс.
     Не слезая с повозки, парящей над землёй, он навёл на них свой жезл и приказал двигаться следом. Яджуджи обезоружили их, и все они покорно потрусили следом. Андрэу бранился сквозь зубы, близнецы не отставали от него по части самых оскорбительных выражений.
     — Чёрт меня дернул поверить твоим небылицам, старик! — продолжал бушевать Андрэу. — Из неволи угодить в ещё худшую неволю!
     — Смирись, но будь готовым воспользоваться случаем, когда он представится.
     — Чтоб тебя, безумец! — не унимался Андрэу. — Что теперь может представиться? Разве от этих исчадий спасёшься?
     — Я же спасся, — возразил старик.
     — Это заметно, — съязвил Андрэу. — Ты и твой сумасшедший, которого ты величаешь богом, ввергли нас в ещё большую беду. Посмотри на него! Ковыляет как будто идёт в царствие небесное, а не в ад. Но нет, не нужно волноваться, он же с нами!
     Ему никто не ответил и не осадил. Молчание товарищей подействовало отрезвляюще и, взяв себя в руки, Андрэу спросил:
     — Ты, что думаешь, Пет?
     — А, что тут думать. Сейчас мы бессильны. Креститель прав, смирись. Лично мне это приключение даже по душе. В рабстве мы были каждый порознь, без веры и надежды, а сейчас мы вместе, и помереть совсем не так страшно.
     — Наверное, ты прав. Что нам бояться? Семи смертям не бывать, а одной не миновать. — Помолчав, он спросил, ни к кому конкретно не обращаясь: — Куда нас ведут?
     Ему ответила девушка.
     — Туда, где я должна была оказаться в одиночестве. Принесут в жертву своему богу.
     После этого пояснения, разговаривать уже расхотелось всем. Только девушка горестно воскликнула:
     — Ну, как я могла поверить яджуджу?!
     — Тут что-то не так, — возразил ей шёпотом старик. — Разум Назара по-прежнему пуст. Так не должно быть. Я ничего не понимаю.
  *   *   *

     Анатолий испытывал то, что называют — всеми муками ада. Осознавать свою вину перед людьми, которых вот-вот должны предать лютой смерти и не знать, как это предотвратить. Тщательно скрывая свои мысли, он глядел вперёд, но тот, что делил с ним повозку и власть над кланом видел его насквозь.
     — Ты, хочешь для неё свободы, Цацикл? — спросил жрец.
     — Мне её жаль, мудрый Хадикс.
     — Яджудж не должен питать жалости к рабам своим, так учит Кале-ма. Я всё понял, это ты помог ей бежать. Не отрицай!
     Анатолий, собиравшийся сделать как раз это, захлопнул рот, так и не произнеся ни слова в своё оправдание.
     — Невольно ты послужил своей семье так, как не смог бы послужить даже я.
     Потому, достоин не порицания, а похвалы. Теперь жертва будет куда более достойной! Кале-ма несомненно услышит наши молитвы и на всех нас снизойдёт его благодать.
     Анатолий оглянулся через плечо, окидывая своих новых друзей ничего не выражающим взглядом яджуджа. На краткий миг, его глаза встретились с глазами Магдолины и он ощутил мысленную поддержку. Смущённо и одновременно обрадовано он вновь устремил взор вперёд. Он ожидал прочесть в её глазах презрение или даже ненависть, но в них была только жалость. Одновременно её голос зазвучал в нём:
     — Мы верим в тебя, наш бог.
     Она обратилась не только к нему. Её услышали все, и люди и яджуджи, но понял только он.
     Хадикс усмехнулся.
     — Они надеются на своего бога, мы на своего. Только так в мире этом!
     Посмотрим, чей бог сильнее. Глупцы! Мои и твои предки, Цацикл, покорили уже много миров и народов. И вот мы здесь, делаем с ними всё, что нам нужно. Пасём их словно своих ящериц, а их бог молчит. На что надеются эти животные?
Анатолий даже поперхнулся от этих слов. Этот урод называет людей животными, сравнивая с жабьемордыми ящерами, сам мало чем отличаясь от них! Какое самомнение! Нужно срочно что-то придумать. Если путь яджуджей закончится раньше, чем он что-нибудь придумает, то закончится путь и этих людей, а может и его путь. Ведь не станет же он молча смотреть, как их предадут пыткам и смерти, спасая свою шкуру. Тогда уж лучше будет в этой серой чешуйчато-бородавочной шкуре и оставаться до конца. Всё же бестелесный пройдоха подсидел его вновь! Ему опять нужна кровь, и он предпочитает в этот раз кровь людей.
     Словно яркая вспышка своим нестерпимым светом пронзила Анатолия, как только он до конца осознал, кто есть его настоящий враг. Враг тоже не дремал. Догадавшись, что личина пала, он тут же предпринял всё, чтобы это запоздалое открытие ни как не повлияло на задуманный исход.
     Следующее, что Анатолий увидел, были стоптанные сандалии и пыльные ноги, шаркающие по каменистому грунту. Человеческие ноги. Его ноги. Он поднял голову и обнаружил, что бредёт за своими друзьями. Креститель, сутулясь, шёл впереди всех, бормоча что-то себе под нос. Наверное, опять молится, решил Анатолий.
     — Эй! — решил он привлечь внимание к себе. — Я здесь.
Первой догадалась повернуть глаза девушка. Их взгляды встретились, и он улыбнулся ей, не пряча больше глаз. Он оправдан. Оправдан тем, кто завлёк их всех в эту ловушку. Но главнее другое: его больше никто не сможет заподозрить в предательстве. Глаза Магдолины расширились, и невидимые лучи её глаз теплом омыли его, наполняя не испытываемой им никогда прежде силой.
     — Теперь я слышу твои мысли гораздо лучше, — заметила она.
     — Это хорошо. Ты понимаешь меня как никто.
     — Что ты сделаешь теперь?
     — Сначала, освобожу нас. Но, на это потребуется время.
     Почему Креститель считал, что эта девушка предназначена ему? Как бы там не было, но она одним взглядом наполнила его такой силой и уверенностью, которой не может обладать обычный человек. Кем она была? Для какой цели стала такой, приняв образ его далёкой-далёкой любимой? Наверняка, она сама этого не ведала. Но тот, кто это ведал, избрал именно её проводником своих сил, и сейчас словно пелена спала с глаз Анатолия. Он знал что делать. Он знал, зачем он здесь.
     Войти в контакт с мозгом того, чьим телом он только что управлял, не составило ровно никакого труда, словно Анатолий занимался этим всегда. Однако, он просто присутствовал разумом в теле яджуджа, но убедить Цацикла в том, что тот не спятил не мог. Яджудж считал себя проспавшим очень длительный срок и, соприкоснувшись с его — Анатолия разумом, попытался спрятаться от самого себя, но безуспешно. Хадикс заметил перемену в Цацикле и осторожно предложил не думать о себе, как о виноватом в чём бы то ни было, отнеся его поведение к угрызениям совести.
     — Кале-ма запрещает обманывать только яджуджей. Люди — это скот. Не станешь же ты упрекать себя за то, что обманул единорога, пообещав ему сочную травку каждый час и вечную жизнь, в придачу? Просто, ты сказал это, чтобы добиться его послушания.
     Анатолий хотел что-нибудь посоветовать Цациклу, чтобы избавиться от надоевшего жреца, но не знал, как это сделать, он пока не мог напрямую разговаривать с ним. Условные рефлексы яджуджа сами выполнили эту простенькую задачу, прорычав направление, в котором Хадиксу надлежало бы удалиться, если б он буквально, последовал совету хозяина клана. По-видимому, первое, что Цацикл произносил после сна, всегда было одним и тем же, чем-то вроде пожелания доброго утра. Выслушав это стандартное — «Кале-ма гет», Хадикс от досады закусил клыком губу, очень огорчившись, что их редкому обоюдному взаимопониманию пришёл конец.
Теперь Анатолий мог продолжать своё дело без помех. Вначале он попробовал подчинить тело Цацикла вновь себе, но скоро понял, что ничего хорошего из этого не выйдет, во всяком случае, пока он бодрствовал. Это было всё равно, как если бы две руки одного человека стали бороться друг с другом за право почесать одно и то же ухо. Увидев, что этот метод не решит проблемы, Анатолий решил попробовать управлять не телом, а самим мозгом. Это было не намного лучше: Цацикл то и дело вспоминал Кале-ма недобрыми словами, по поводу того, что делает не то, что задумал. Так, намериваясь вскочить в седло единорога, он промахнулся и упал на землю, больно ударившись бедром. Оставив и эту попытку, Анатолий пошёл другим путём. Наглядный урок ему был преподан «невидимкой», стоило воспользоваться им.
     — Магдолина! — позвал он, отпустив тело Цацикла и возвращаясь в своё в этом мире, в тело Назара.
     Она откликнулась сразу же. Объяснив ей, что он хочет сделать, он обзавёлся переводчицей мыслей между человеком и яджуджем.
     — Тебе не скучно среди этих пастухов? — невинно поинтересовался Анатолий, воспользовавшись Магдолиной для передачи своих слов Цациклу.
     Поскольку весь их разговор происходил только лишь в мозгу Цацикла, остальные не могли его слышать. Тот вначале перепугался, услышав в себе не свою мысль.
     — Кале-ма побери! Я, кажется, ещё сплю.
     И принялся усердно тереть кулаками глаза. Не успокоившись на этом, ещё и плеснул из фляги воды на голову.
     — Теперь ты проснулся, и мы можем поговорить, — дождавшись конца процедуры, заметил Анатолий. Не получив ответа, но вновь почувствовав испуг Цацикла, он добавил: — Если ты достаточно разумен, то произнеси хоть слово в ответ.
     — Кто ты? — ответная мысль робко объявила о начале контакта.
     — Тот, кто не желает тебе зла, но жестоко накажет за зло, причинённое людям.
     — Кале-ма не считает людей за равных яджуджам, — возразил Цацикл.
     — Но ведь ты неуверен в этом? Может тебе нравиться повторять слова жреца?
     — Я его ненавижу! Он вечно вмешивается в мои действия, и когда-нибудь поплатится за это.
     — А, ты сам, без помощи жреца, когда-либо разговаривал со своим богом?
     Ответ Цацикла поразил Анатолия, словно гром.
     — Совсем недавно. Он часто советует мне, когда я сплю.
     — А ты видел его?
     — Нет! — почти выкрикнул со страхом Цацикл. — Его нельзя видеть, лик его ужасен!
     — Успокойся, я не собираюсь тебе демонстрировать его лик. Тебе просто нужно кое-чем мне помочь. Сделав то, что я тебе скажу, ты поможешь и себе.
     — Что ты хочешь?
     А, что он — Анатолий хочет от Цацикла в действительности: чтобы тот отпустил людей на свободу? Или, чтобы Цацикл перебил свою семью и рабов, включая жреца клана? «Невидимку», он был уверен, устроил бы и такой финал. Похоже, было, что ему всё равно, чья кровь прольётся сегодня, лишь бы её было как можно больше. Нужно было продумать очень многое, но времени оставалось всё меньше и меньше. Реальные события подходили к своей кульминационной части. То, что он издали принял за скалу, оказалось толстенной каменной стеной. По радостным выкрикам яджуджей, Анатолий догадался, что это и есть святилище их божества — Кале-ма.
     — Слушай меня внимательно, высокородный! — быстро заговорил Анатолий, стремясь опередить Хадикса, который слез со своей повозки и теперь направлялся к пленникам. — Ты хочешь власти над миром? Я знаю, ты хочешь её, как должен хотеть каждый из яджуджей. Так вот, это призрачная мечта! Как только кто-нибудь приближается к её воплощению, он умирает. Тот, кого ты называешь своим богом, разве не говорил тебе этого?
    — Нет, — с внутренней дрожью, ответил Цацикл.
    — А не говорил ли он тебе, кем выстроена стена, возле которой вы яджуджы поклоняетесь ему и просите власти?
     — Нет…
     — Мной!!!
     — Неужели ты более велик, нежели Кале-ма? Нет, этому я не могу поверить.
     — И не можешь поверить, что обещания безграничной власти даны не тебе одному? И, что ты умрёшь от рук других соискателей величия?
     Ответа не было. Анатолий почувствовал, как трепещет душа в этом существе. С одной стороны, он был воспитан на принципах слепого повиновения жрецу и страшному богу яджудж, с другой — Цацикл был достаточно разумен, чтобы понимать правоту Анатолия. Следовало воспользоваться колебаниями хозяина клана яджудж, и сделать его союзником, если это возможно.
     — Выход есть. Я не могу обещать тебе власть над всем миром, но могу пообещать власть над тысячами твоих соплеменников. Если Хадикс сейчас уничтожит этих людей, то ты умрёшь вместе с ними, а я займу твоё тело, и сделаю за тебя то, за что ты боишься сейчас взяться. Смотри, не упусти счастливый случай! Мои слова не простая угроза. Гляди!
     Анатолий, улучшив момент, продемонстрировал застывшему в прострации Цациклу свои возможности. Вмешавшись в мозг, он выхватил его руками магнеум и направил ему же в лоб, не касаясь выпуклостей. Подержав так миг другой, он неспешно вернул оружие обратно ему за пояс. В этот раз всё прошло гладко, Цацикл был так поражён всем услышанным и последующей демонстрацией силы, что даже не попытался шевельнуть хотя бы пальцем, чтобы чему-либо помешать.
     — Я верю тебе, — достаточно придя в себя, выдавил Цацикл. — Но как я смогу помешать принесению людей в жертву? Мои соплеменники не поймут меня, если я применю власть и пойду против желания всех.
     — Ты хорошо умеешь пользоваться своим оружием? Хадикс умет делать с его помощью самые невероятные вещи.
     — О, да. Ему доступно даже отпуская жертву, ожидать её возвращения с другими, не подозревающими, что их товарищ невольный пособник яджуджей. Так мы не раз получали новых пленников для жертвоприношений. Я такого не умею. Древняя мудрость наших предков хранится жрецами от остальных в глубокой тайне.
     — Но обездвижить на время всех сразу ты сможешь?
     — Не пробовал. Нужна сила мысли.
     Анатолий, расспрашивая Цацикла, чувствовал, как тот мысленно набирает нужную комбинацию, когда рассказывает об оружии яджуджей, откладывая, на всякий случай, сведения в своей памяти.
     — Время почти настало. Я помогу тебе мыслью. Ты обездвижишь своих, а пленникам дашь свободу.
     Разомкнув контакт, Анатолий окинул ситуацию глазами Назара. Жрец кончил молиться и поглядел на пленников. По его указанию, двое помощников, вооружённые кривыми ножами, подхватили старика и подтащили поближе к стене, к углублению в скальном основании, почерневшему от застарелой запёкшейся крови. Он и остальные люди не могли пошевелить ни руками, ни ногами, застыв в покорности, словно стадо баранов, перед мясником.
     — Пора! — мысленно прокричал он сигнал, приготовившись, в случае отказа Цацикла повиноваться, самому овладеть его телом и попытаться совершить невозможное. Вместо этого в сознание проник сладкий елейный голосок, спутать который он не мог ни с кем во всей вселенной.
     — Прошу прощения. Нам бы переговорить, пока есть шанс всё уладить к обоюдному удовольствию. За друзей не беспокойся, сюжет останется неизменным на время переговоров. Ведь нам не обязательно встречаться во времени. Хи-хи, прошу прощение за каламбур.
     Нельзя было сказать, что Анатолий не ожидал этого вмешательства, но оно как всегда возникло неожиданно. Он мог бы отказаться от переговоров, он теперь знал, что это в его силах. Однако лишнее мгновение отсрочки могло существенно изменить сложившееся печальное положение его друзей и его самого, поскольку с Назаром он стал одним неделимым целым. Никто другой на всей планете не подошёл бы на эту роль — таковы были правила игры, и он принял их, приняв его тело. Пока жив Назар, невидимка не в силах прекратить деятельность Анатолия в этом теле. Он допустил промах, когда позволил ему занять тело свихнувшегося молодого человека, считая это вместилище разума слишком слабым для серьёзного противостояния.
     — Ну, что ты хочешь сказать теперь?
     — Приношу свои извинения, — пискнул голос, довольно серьёзным тоном. —
     Признаю, эту партию ты почти что выиграл.
     — И оставил тебя недокормленным?
     — Брось! В этом мире гибнут ежеминутно десятки людей и яджуджей, а скоро они будут гибнуть сотнями. Какая разница, кто умрёт сегодня, а кто завтра.
     — Так яджуджи — это твоё произведение?
     — И моё оружие. Ты правильно всё рассчитал. Я допустил промах, перенеся твой разум в Цацикла и позволив тебе обрести над ним власть. Я не ожидал, что он окажется таким неверным. Кроме того ты почти раскусил меня. Это позволит в ближайшем будущем нам разговаривать на равных. Открыть, так сказать, все карты.
     — Премного благодарен за доверие, — парировал Анатолий.
     Но невидимка не обращая внимания на сарказм, продолжал:
     — С вербовкой Цацикла ты меня изумил. Я как раз занимался приёмом пожеланий от его наследственного жреца Хадикса, когда заметил, что меня обошли. У меня вопрос: что это за обещания править яджуджами? Власть за предательства раздаю только я и не приемлю самозванцев.
     — А мне всё равно, — возразил Анатолий. — Ты в моём мире, и мне повелевать.
    Голос невидимки стал унылым.
     — Так, ты даже до этого додумался? А, знаешь, я рад открытому таланту. Так знай тогда всё: я сейчас в мире твоём, но коли не сможешь изгнать целиком, пережду и вернусь, как только допустишь первый промах. Это как в шахматах: последняя пешка, за которой не угнался вовремя, станет ферзём и объявит тебе же мат. Такова моя природа. Мир твой и правила твои в нём только пока ты им повелеваешь, а коли отступишь хоть чуть-чуть, — другой править станет и совсем на иной лад. Не нам устанавливать или отменять эти законы. Это прерогатива того, кто вечен и непознаваем.
     — Уяснил, — ответил Анатолий. — У меня встречный вопрос: — Ты тоже вечен?
     — Постарше всего рода твоего буду. Но у каждого рода — свой отец. Утолил я твою жажду познаний?
     — О, да. Жаль, что у нас разные цели.
— Напротив. Цели у нас одинаковые — знания ради существования. Направления разновекторные.
     — Следовательно, — подвёл итог Анатолий. — Переговоры не увенчались успехом.
     — Ну, почему же. Возможен ещё компромисс.
     — Я не хочу никого из яджудж убивать. Какого ещё компромисса тебе нужно?
     — Сейчас поясню. Пока ты болтал с Цациклом, я тоже не терял времени даром. Жрец — мой верный пёс, сделает то, что велено. Девушки тебе не успеть спасти. Старика и остальных спасти можешь, но её нет. Маг-не-ум жреца выпалит раньше, если ты не оставишь Цацикла в покое.
     На языке у Анатолия накопились проклятия в адрес невидимки, но сдержавшись, он холодно уточнил:
     — Я дал ему обещание. По твоему, я должен обмануть яджуджа, поскольку люди племя это считают ниже животных?
     — Выбирай!
     Анатолий уже предвидел конец разговора. И не стал его дожидаться. Он и его разум больше не подчиняются этому самовлюблённому невидимке, он сам может переместиться во время. Миг, и он в теле Цацикла, но тот не позволяет ему вновь властвовать над своим телом. А жезл жреца уже поднимается, и сухой треск молнии распарывает воздух.
     — Ты обещал помочь! — стонет где-то внутри его самого Цацикл от мысленного сверхнапряжения.
     «Затормозить время, выйти из него вовсе. Хотя бы один краткий миг чтобы собраться. Загнать нестерпимую боль потери внутрь и разрядиться импульсом праведного гнева. Истребить всех врагов рода человеческого». И тут же, торопясь успеть, внутри звучит нежный, умоляющий голос женщины, упрашивающий его не карать невинных, сдержать слово, спасти мир. Он сдаётся. Как он может не выполнить её просьбу? Разряд молнии взлетел вверх и, превратившись в серебряный туман, саваном покрыл всю равнину от каменной стены до самого горизонта.
     — Окаменейте! Окаменейте! Окаменейте!
Глаза не видят. Тела нет. Кто он, где он, когда он?
*   *   *

     Голос такой близкий и одновременно далёкий, откуда-то из беспросветной мглы зовёт его. «Нет, я не могу присоединиться к тебе, — хочется ему ответить. — Ты ушла так далеко, а у меня ещё много незавершённых дел».
     — Очнись же! — не оставляет его в покое нежный голос, наполненный такой печалью и надеждой, что он не может больше ему противиться.
Перед глазами темнота. Кажется он снова в шатре из шкур, или нет? Слабые искорки рассыпались над головой и весело и радостно подмигивают ему. Это просто ночь, а он лежит на земле на чём-то мягком. Странно но, кажется, звёзды в небе этого мира Анатолий не видел ещё ни разу.
     — Спасибо тебе, что ты не покинул нас.
     Голос девушки чуть не вынудил его вновь попытаться проснуться. Он сел и убедился, что не спит. Это была она, и никто иной.
     — Я своими глазами видел, как Хадикс выстрелил в тебя! — выпалил он.
Крохотный костерок сине-красного цвета, лениво потрескивая, освещал её, сидящую рядом. Кроме Магдолины здесь были и остальные: Пет, Андрэу, Оан, Авел.
     — А, я видел, — заметил Оан, — как этот дьявол выстрелил в тебя, Назар из Назарата.
     — Чепуха! — громко объявил Авел. — Он целился в того… другого яджуджа. Словом, если бы не Креститель, неизвестно как бы всё обернулось.
     — Где старик? — чуть слышным голосом спросил Анатолий.
     Ему ответила Магдолина:
     — Учитель заслонил собой нас. Его больше нет с нами. — Две хрустальные капли блеснули на её щеках, осветившись полыхнувшим пламенем костра. — Ты упал от перенапряжения и больше не подавал признаков жизни, мы все так перепугались.
     — Не плачь, девочка, — сказал он, протянув ладонь к её лицу, и ласково промокнув мокрые щёки. — Он не мог умереть, как и все мы не можем. Просто он выполнил свой долг до конца.
     А до конца ли... Безумная мысль закрадывалась в голову, но для её исполнения нужно было чуть осмотреться и кое-что обдумать.
Магдолина поглядела мокрыми ещё глазами прямо ему в лицо и, чуть слышно вздохнув, прижалась головой к его плечу.
     — Прости меня, что сразу не догадалась кто ты.
     — Я и сам до сих пор не уверен в том кто я, так что, всё нормально.
     — Я слышала весь твой разговор с «этим», понимаешь?
     «С кем этим?» — хотел переспросить Анатолий и вдруг сам всё понял. Она слышала его разговор с невидимкой, вне времени этого мира! Вот это да! Магдолина была чем-то намного сложней и выше обычного человека, не только этого мира, но и… Он ошарашено повертел головой и, случайно соприкоснувшись щекой с её волосами замер, ощущая, как умиротворение растекается по всему телу. Забытые ощущения вновь наполняли его живительной силой. Не может быть, чтобы Нина не имела никакого отношения к этой странной девушке — Магдолине. Словно одно тело на двоих, как и тело Назара — для него и Анатолия. Не время было сейчас покидать её, хотелось поговорить, узнать больше о них обоих, но он решил, что за краткий миг его отсутствия, всё равно никто ничего не заметит.
     Вернуться к началу трагедии, чтобы оценить всё своими глазами, не составило труда, как и недавно возвратиться в текущее время этого мира. Он сам теперь удивлялся этой перемене в себе, как и тому, почему он раньше был зависим от фокусов «невидимки». Анатолий рассуждал так: если природа молний магнеума электрическая, а сомневаться в этом ему не приходилось, то избежать удара молнии или хотя бы ослабить его можно, лишь ослабив мощь заряда. Хороший кусок металла подошёл бы для этой цели, но где его взять и как поместить между жрецом и Крестителем? Может ли он создать металл из ничего? Если он то, чем его считают в этом мире, то он должен уметь творить самые невообразимые вещи.
Погоди, погоди, — оборвал он сам себя. Что есть железо? Как следовало из химической таблицы, железо состоит из набора атомов и электронов плюс определённая кристаллическая решётка молекул. Сырья под ногами достаточно: камень, песок — на выбор. Нужно синтезировать одно в другое. Только одно плохо, он абсолютно не помнит химию и не представляет, из чего состоит камень, с точки зрения химии. Желание превратить одно в другое было настолько мощным, что приводило его в отчаяние от своей бесполезности.
     Последовавший выстрел жреца лишь заставил его пережить трагедию заново, с той лишь разницей, что в первый раз ему показалось будто пала Магдолина, а теперь это был Креститель. Правда ему почудилось, что небольшая полоска земли между жрецом и его жертвой тускло вспыхнула, но это, скорее всего, ему просто показалось. Он просто очень сильно этого хотел. Креститель лежал без движения.
     — Назад, назад…
Открыв глаза, он выпрямился, отодвигаясь от девушки. Усилием воли стёр разочарование от постигшей неудачи, отбросив его прочь, словно ненужную вещь.
Мужчины, наблюдая эту сцену, чувствовали себя неловко. Только Андрэу не сводил с Анатолия глаз и, воспользовавшись паузой, произнёс:
     — Я был тысячу раз не прав по отношению к тебе. Прости и меня. Я в тебе, было, усомнился.
     — Замётано. Выше нос, впереди ещё много дел. Лучше, расскажите мне, как яджуджи?
     — Сначала окаменели, как истуканы. Тогда, их главный подошёл к жрецу и перерезал ему глотку, не забыв вознести хвалу своей, или своему Кале-ма. После освободил своих, ну а мы, непонятно как, оказались свободны сами. Старика мы присыпали землёй недалеко отсюда, нельзя же похоронить его вблизи их святилища. Завтра заберём тело с собой, подальше от этого гнилого места.
«Старика присыпали землёй! Неплохое лечение от удара молнии. Ах, как не хочется расставаться с надеждой», — подумал Анатолий. Вслух же он спросил:
     — Присыпали с головой?
     — Нет, — ответил Андрэу. — Его лицо казалось таким живым, что мы не посмели.
     — Это хорошо, — похвалил Анатолий. — Я хотел на него взглянуть в последний раз. Яджуджы ещё не ушли?
     — Вон их костёр, — указал рукой Андрэу в сторону. — Главный их ждёт, когда ты вновь поговоришь с ним. Кстати, своим странным, каменным топливом для костра с нами поделились. Впервые вижу такую идиллию! Люди и звери бок о бок.
     — Они не звери, — возразил Анатолий. — Не называй их так. Просто, они не люди.
     — Вот это я и имею в виду, — проворчал Андрэу.
     — Зови их вождя!
     — Что угодно, только не это! — вскрикнул Андрэу. — Я лучше буду твоим рабом, чем сам пойду в их логово.
     Остальные так же опасливо отпрянули. Видно было, что заслуженное отвращение и страх к яджуджам прочно впитались в них. Их нельзя было за это винить. Магдолина пришла на помощь, объявив, что Цацикл извещён ею мысленно и готов прибыть. Ждать пришлось недолго, хозяин клана яджуджей появился из темноты один, без сопровождающих, что говорило о его доверии к тем, кого он спас. Как только массивный яджудж приблизился к костру, люди молча подвинулись, оставив место подле Анатолия.
     Они помолчали, глядя на костёр из каменного угля, и украдкой внимательно разглядывая друг друга. Цацикл видел Анатолия в теле Назара вскользь, а Анатолий вовсе не имел возможности разглядывать это чудище со стороны, в такой близости.
Отцепив от пояса флягу, Цацикл сделал глоток и передал Анатолию. Это было вино и видимо означало ритуал, в знак дружбы. Отказаться было невозможно, если он собирался добиться успеха в этих переговорах. После, Цацикл прикоснулся лапой ко лбу, подтверждая своё уважение. То же самое он проделал по отношению к девушке. Убрав флягу обратно, Цацикл заговорил. Он изъяснялся  на своём языке, но Анатолий прекрасно понимал его. Язык яджуджей стал частью его, после пребывания в теле Цацикла. В свою очередь, тот сносно понимал человеческую речь.
     — Твои друзья называют тебя Назар из Назарата, — начал первым Цацикл.
Услышав такое приветствие, Анатолий невольно содрогнулся. Слишком уж это напоминало библейского персонажа. Это сравнение впервые пришло ему в голову, и он невесело усмехнулся.
     — Называй просто Назаром, высокородный Цацикл.
     — Хорошо, — последовал кивок головы с косматой гривой. — А ты меня зови просто Цац. Ты был некоторое время мною, и мы вместе сражались.
     — Хорошо, Цац. — Согласился Анатолий.
     — Надеюсь, — продолжал Цацикл, — человеческая женщина не держит на меня зла. Я бы и сам не позволил, чтобы ей причинили вред мои подданные.
     — Если забыть неудобства, связанные с лишением подвижности тела, то зла нет, — кивнула Магдолина.
     Извинения были принесены и приняты, после чего потёк неторопливый разговор. Обоим хотелось узнать больше друг о друге.
     — Я поверил тебе потому, что ты можешь больше чем простой человек или яджудж. Ты можешь делать такие вещи, которые никогда бы не сделал даже мой бог: ты вернул убитого к жизни. Ты воистину всемогущ!
     Услышав такие слова, Анатолий не поверил бы своим ушам, если бы не настал черёд не поверить глазам. Его безнадёжная попытка оказалась успешной! Креститель, живой и вполне здоровый присел возле костра и обвёл взглядом всех присутствующих. Выглядел он, как только что проснувшийся человек. Рассеянно стряхивая песок с одежды, он принял флягу из лапы Цацикла и, отхлебнув, поглядел на всех более осмысленным взглядом. Побелевшие лица Пета, Андрэу и братьев выдавали в них суеверный страх. Магдолина, напротив, приняла его появление как должное.
     — Всё закончилось хорошо? — поинтересовался Креститель. — Я, кажется, что-то проспал.
     — Всё просто отлично! — воскликнул Анатолий, обняв старика. — Ты был серьёзно ранен, только и всего.
     — Своими глазами видел его мёртвым, — бормотал Андрэу.
     Креститель задумчиво кивнул и, глянув вскользь на Андрэу, пожевал губами, перед тем как снова спросить, на этот раз яджуджа.
     — Я был когда-то тобою продан другому клану яджуджей?
     — Именно так, — подтвердил Цацикл. — Я не подозревал твоей важности для людей. А если бы подозревал, то убил бы тебя.
     — Следовательно, мне повезло, — заметил Креститель.
     — Можно сказать, — вставил Анатолий, — что нам всем с этим здорово повезло, включая и тебя Цац. А теперь, скажи, что бы ты хотел услышать от меня?
     — Когда сбудется обещанное тобою? Хадикс не раз просил власти над моим кланом у Кале-ма, я знаю. Он эту власть получал каждый раз. Яджуджи повиновались мне, но ему повиновались более охотно. И вот, он умер. Так, как ты и предупреждал меня. Я не предполагал убивать его, но сделал это. Как случилось, что Кале-ма не защитил его? Неужели стена, действительно построена тобой?
     Анатолий поднял руку, останавливая Цацикла. Слишком много он задал вопросов. Объяснять, что стену он придумал в том мире, где был Анатолием — борзописцем телевидения, не имело смысла. Почему она здесь, он и сам до конца ещё не понимал. Он понимал только то, что этот мир называют его миром неспроста. Всё, о чём он думал, имело здесь реальное воплощение: от построек пирамид и повелителя империи
     — Балтасара Первого, до проклятой стены, где князь тьмы выслушивает мольбы своих поданных.
     Сейчас, ему становился понятен даже облик яджуджей, он был отражением его детских страхов. Подобное чудище ему иногда являлось в детстве в кошмарных снах, когда он болел. Он с криком вскакивал с кроватки и бросался к матери, чтобы укрыться в её ласковых объятиях. Мама успокаивала, маленького Толю, прогоняя «бабайку».  Но выдумок Анатолия явно не хватало для всего этого мира. Здесь была ещё чья-то рука, и ему ещё предстояло разобраться: кто это, или что это.
     — Стена не построена мною лично, — начал он. — Но она воплощение моих мыслей. Хочу лишь сказать тебе, Цац, что мои замыслы сбываются. Твой Кале-ма, как ты его называешь, сильную власть имеет над яджуджами, но этот мир мой. Лучше будет тебе это принять на веру. В противном случае, ты рискуешь повторить судьбу вашего жреца. Кале-ма жестокий бог, и наказал жреца за потерю жертвы. Таков был их договор. Кале-ма хотел отнять у нас Магдолину, но не смог отнять жизнь даже у Крестителя.
     — Я тоже так думаю, — кивнул Цацикл. — Скажи мне, Назар: если бы я убил тебя, ты бы умер?
     — Нет, я бы не умер. Но не разговаривал бы сейчас с тобой. А я могу сказать, каким образом ты сможешь стать вождём многих яджуджей. Но это мой план, а не план Кале-ма. По его плану, вы должны уничтожать людей, заселяя их земли собою. Но бог твой умалчивает о том, что в этом случае, вы яджуджы недолго будете властвовать. Все вы закончите свои дни, как только выполните замысел своего бога, ибо ваш бог — бог смерти.
     Цацикл не отвечал, он напряжённо думал, не возражая, но и не соглашаясь. Было видно, что он пытается осмыслить услышанное, соотнося его с известными ему фактами.
     — Если ты сможешь доходчиво объяснишь это своим поданным, то рано или поздно завоюешь единоверцев и в других кланах.
     — Это будет нелегко, — медленно возразил Цацикл. — Нам придётся отказаться от своего бога, а это страшно. Я уверен, многие из нас согласятся на короткую жизнь и близкую смерть ради готовности услужить воле Кале-ма. Наш бог нас не обманывает, он обещает власть и даёт её, пусть и ненадолго.
     — Ты бы хотел, Цац, чтобы твои потомки дышали этим воздухом или предпочитаешь для них небытие?
     Глаза яджуджа сверкнули гневом, который он не смог сдержать.
     — Да! Ты прав! Тысячу раз да!
     Внутренняя борьба в нём оборвалась, но апатия, и нескрываемая тоска овладели этим существом.
     — Я хочу последовать твоему совету, Назаратянин. Может ли меня за это мой бог убить? — выдавил он из себя, упавшим голосом.
     — Если бы хотел этого, то ты не сидел бы сейчас напротив меня. Он не хочет лишиться тебя сейчас, надеясь с твоей помощью победить меня. Пока ты ему нужен, ты жив. Но если ему удастся меня победить, не станет ни тебя, ни людей, ни яджуджей.
     В глазах Цацикла отразился дикий ужас, который он не мог скрыть: странный человек видел его насквозь, видел желание его — Цацикла возвыситься над себе подобными любым способом, видел и искушение услужить своему кровавому Кале-ма, и боязнь его расправы. Все те намерения, которые в действительности скрывались в его уме до последнего мгновения и разочарование в их невыполнимости. И самое главное, он чувствовал на себе взгляд человеческой женщины. Взгляд этот проникал прямо в его мозг, и Цацикл знал, что она читает в его душе словно в открытой книге.
     Вдруг, Креститель, рассеянно клевавший носом в процессе этого разговора, поднял голову и произнёс:
     — Есть в нашем мире старая сказка, которую полезно было бы послушать, как тебе, наш бог, так и представителю иной расы.
     — Обожаю, когда ты рассказываешь старые сказки, учитель, — загорелась Магдолина.
     Она вся обратилась в слух, подперев голову руками, упирающимися в коленки. «Как маленькая», — отметил  про себя Анатолий, невольно умилившись. Девушка перехватила его мысль и весело подмигнула. Услышав про то, что старик сейчас расскажет что-то увлекательное, остальные тоже подтянулись к костру, сгрудившись за спинами Анатолия и Магдолины.

     Глава 6

     В самом начале, Мир был прекрасен и бесконечен. Любовь и Беззаботность царили в нём, и не было других правителей человеческих душ, кроме этих двух. Даже звёзды ещё не так густо усеивали ночной небосвод, они были молоды и бесконечно малы, чтобы люди могли разглядеть их. Да, и смотреть на них было некому: с заходом солнца все засыпали и просыпались только лишь с лучами восходящего солнца. Сон людей хранили высшие сущности, не имеющие плоти, называвшиеся морфеями и альфеями. Их мог чувствовать каждый, не мог только видеть, поскольку это были бестелесные существа. Всё шло своим чередом до тех пор, пока однажды в небе не появились серые звёзды, возникшие из миров тьмы.
Звезды излучали незнакомое людям прежде чувство страха, вынуждавшее просыпаться по ночам, и с раздражением переносить светлый день. Морфеи и альфеи как могли, продолжали оберегать сон, но бороться с серыми звёздами им становилось день ото дня всё труднее и труднее. Те, кто окончательно отвык спать по ночам, сами становились серыми, ибо тела их не видели дневного света.
     Так произошёл раскол среди людей. Они перестали доверять друг другу, и если раньше никто друг друга не боялся, то теперь страх вынуждал строить крепкие дома с крепкими засовами на дверях. Серые люди смеялись над солнечными, над их страхами перед ними, поскольку сами боялись только таких же как они сами — разучившимися спать по ночам. Страхи стали овладевать уже каждым. Солнечным показалось мало дверей и запоров, они стали сами охранять свои жилища по ночам, и глядеть на звёзды, чтобы скоротать время. А звёзды год от года становились менее красочными, из голубых, зелёных, фиолетовых и розовых они превращались в серые. И когда на небе почти не осталось цветных звёзд, случилась беда.
     Впервые люди стали умирать не своей смертью, они погибали в схватках из-за подозрительности друг к другу, причиной которой послужил страх. Присваивать имущество убитых становилось правилом хорошего тона, так же, как и заставлять поникшего перед силой работать на себя. Серые имели огромное преимущество перед солнечными в этой войне, они нападали ночью, когда те спали. Чтобы выжить, всё больше народу прекращали спать по ночам, превращаясь в таких же серых людей. Красоту дня ещё могли замечать дети, но и их со временем поражала всеобщая серая болезнь.
     Стремясь оградить людей ещё не успевших заразиться, морфеи, альфеи и их помощники из невидимых миров света, изолировали серых, переселив их всех на один из двух материков планеты, собрав всех здоровых на другом. Среди солнечных людей вновь воцарился мир и любовь, только беззаботность больше не вернулась. Пока где-то по соседству существовала опасность, беззаботность не могла существовать. Серые, оставшись одни, недолго думая, принялись убивать друг друга. Это продолжалось недолго: самые опытные в воинских доблестях превратили остальных в своих рабов и начали вынашивать планы захвата солнечных людей. Дотянуться до них они не могли и стали заставлять своих рабов выдумывать новые и новые технические новшества, обещающие добраться на другой край земли за вожделенной добычей.
Видя, что силы серых людей растут очень быстро, а к чувствам, внушаемым морфеями и альфеями, они больше не прислушиваются, существа светлых миров решили их остановить, во что бы то ни стало. Но как это было сделать? Уничтожить материк, на который переселены были серые, предлагали одни. Другие этот план отвергали, заявляя, что лишать жизни кого бы то ни было, есть зло ещё большее, чем люди смогут причинить друг другу.
     Пока силы света спорили над судьбой отравленных серостью людей, зло пришедшее вместе с серыми звёздами опередило их. До той поры, пока не было упомянуто о предполагаемом уничтожении материка, где проживали серые люди, невидимые сущности тёмного мира не имели власти в мире людей. Теперь всё изменилось. Неосмотрительное предложение меньшей части морфеев и альфеев — сделать благое деяние одним, лишив права распоряжаться своей жизнью других, по законам невидимого мира позволило тёмным сущностям проникать в мир людей, наравне со светлыми сущностями. И они воспользовались этим правом.
     Завладеть умами серых людей, уже отравленных болезнью страха, не составило большого труда. Один, самый удачливый по части коварства тёмный невидимка, пообещав правящей кучке людей сделать их безраздельными владыками над всеми солнечными людьми, добился беспрекословного повиновения. Оружием, накопленным для уничтожения солнечных людей, был взорван континент, на котором они жили, вместе со всеми рабами, которые больше оказались не нужны, поскольку воины они были неважные, а других рабов впереди ожидалось предостаточно. В результате этого действия, серые звёзды и их тёмные обитатели получили огромный приток энергии, ведь они питались негативными эмоциями людей: их страхами, ненавистью, злобой. Число их стало стремительно расти, а силы увеличиваться. Что касалось правителей серых людей, то они, следуя придуманному  заблаговременно для них невидимкой плану, отплыли на построенном для предполагаемой войны корабле подальше от берега. Казалось, ничто уже не может спасти солнечных людей от беды, но тут случилось непредвиденное. Корабль серых — чудо инженерной мысли, оказался перевёрнут вверх дном огромной волной, возникшей в результате взрыва материка. Помощи ждать было неоткуда, и незадачливые завоеватели, оказавшись за бортом, молили о спасении, которого они, конечно, не заслуживали.
     Тут бы и сказочке конец. Морфеи и альфеи избавились от заразы в мире опекаемом ими, а тёмный невидимка получил темные души серых людей в свой тёмный мир, в довершение к уже погибшим в пламени взрыва их серым жертвам.
Креститель перевёл дух и обведя всех внимательным взглядом из-под кустистых бровей закончил:
     — Однако, как показывают события сегодняшнего дня, сказка на этом не кончилась. Каким-то образом, серым людям удалось уцелеть и вернуться, затерявшись среди солнечных людей, продолжая заражать их своей страшной болезнью.
     — Как же им удалось не утонуть в бескрайнем море? — воскликнул Пет.
     — Ясно как, — ответил ему Андрэу. — Кто-то помог им выжить. Кто-то очень могущественный. Вопрос лишь в том, кто это был?
Оан открыл было рот, но Авел не дал ему сказать, выпалив:
     — Гигантский Рыба-Кит! Он в своей пасти перенёс корабль серых через океан.
     — Дурак! — дождавшись своей очереди, подвёл итог выступлению брата Оан. — Рыба-Кит перенёс в пасти Ёону и её малолетнего сына.
     — Сам дурак! — возразил Авел. — Эту сказку знает каждый живущий, кроме тебя!
     — А, про Ёону каждый кроме тебя!
     — Не стоит сориться, друзья. — Остановил их Анатолий. — Кажется, я знаю, кто этот «очень могущественный» невидимка. Несомненно, это мой старый знакомый прохиндей из мира тьмы, которого Цацикл поминает по имени Кале-ма.
     Все глаза с затаённым ужасом уставились на яджуджа, ожидая опровергнет ли тот высказанное предположение. Но Цацикл не видел этих глаз. Вернее видел, но только одни — глаза девушки-колдуньи. Она видела его мысли. Она уже знала всё.
  *   *   *

     Именно этот могущественный невидимка из мира тьмы и стал божеством по имени Кале-ма, так почитаемым яджуджами, после того, как спас нескольких избранных им правителей серых людей от небытия в мире света. Спас не буквально, но не дал павшим душам этих людей покинуть мир света слишком быстро. Они ещё могли сослужить ему хорошую службу, увеличив своё количество. И он перенёс разум тонущих в иные тела, оказавшиеся под рукой. Это были обитатели морских глубин и несколько амфибий, способных жить как в море, так и на суше. Проникнув в мир людей, и получив власть над смертью отравленных серостью, невидимка уже не хотел так просто расставаться с ролью бога, приносящей несказанную пользу миру тьмы, для обитателей которого насильственная смерть людей, если можно так выразиться, являлась деликатесом.
     Игра с рыбами, пожирающими друг друга, ему быстро надоела, хотелось большего. Что такое холоднокровная рыба, когда неподалёку множились и осваивали просторы континента люди? Неисчислимые стада, ждущие, чтобы их повели на убой и накормили вечно голодных обитателей мира тьмы. Умершие своей смертью от старости не всегда годились для его целей, как и погибшие, но не принявшие правил тёмного мира: ненавидеть, убивать непокорных и бояться быть убитыми. Слабость невидимки была в том, что он не мог создать для захваченных обманом человеческих душ подходящих тел. Он вовсе не мог созидать, для этого нужны были иные качества. Зато он умел коварно обманывать и использовать уже имеющихся в его арсенале существ. И однажды, план порабощения солнечных людей, с последующим уничтожением их созрел окончательно.
 Амфибии перемещённые им на необитаемый островок, поблизости от континента стали ядром будущего войска, готовящимся покорить сухопутный мир. Не имея определённого пола, а совсем недавно и разума, они быстро плодились, поскольку каждая амфибия способна была отложить по десятку яиц с будущим потомством. невидимке оставалось только успевать переселять разум серых людей в новые тела. Нехватки не ощущалось, посеревший мир звёзд поставлял ему каждый день новых кандидатов, из среды заболевших серой болезнью. Нужно было только отбирать наиболее подходящих из них на придуманные им роли. Сменилось всего насколько поколений, и он имел уже в своём распоряжении новую расу — расу яджуджей. Наступал черёд заключительной фазы завоевания — проникновение в мир людей и внедрение в него — обязательных для достижения победы — мировоззрений тёмного мира.
     Эти сведения Магдолина разместила в головах людей за какое-то мгновение, значительно раньше, чем Цацикл успел выйти из ступора, вызванного страхом. Анатолий понимал перед кем этот страх и считал его вполне обоснованным. Подмигнув Цациклу и мысленно послав слова благодарности девушке, он заговорил сам, не дав яджуджу раскрыть рот для ответа.
     — Можешь не отвечать, Цац. Твоему богу это наверняка не понравится. Скажи только одно, давно ли вы яджуджи овладеваете телами людей?
     — Довольно давно, — последовал ответ. Цацикл даже вздохнул облегчённо. На этот простой вопрос ответить он мог, не опасаясь мести кровавого невидимки, создателя своей расы. — Ещё до моего рождения, отдельным вождям яджудж удавалось добиваться благосклонности некоторых человеческих женщин, родившим впоследствии им человеческих детей. Хадикс рассказывал, что это началось при нём. Именно он первым из жрецов довёл до яджудж волю Кале-ма.
     — Кажется Хадикс прожил довольно долгую жизнь? — небрежно поинтересовался Анатолий.
     — Семьсот шестьдесят лет, — подтвердил Цацикл. Яджуджи живут долго, много дольше людей.
     — Много ли у яджуджей кланов?
     — Больше тысячи, наверное. Я точно не знаю.
     Анатолий лихорадочно подсчитывал в уме, скольким яджуджам уже удалось слиться с людьми. Если экспансия продолжается порядка шестисот лет, а хотя бы раз в год один из уродливых браков с людьми оканчивается удачей, а, учитывая число кланов… Получалась зловещая цифра. Шестьсот тысяч, плюс рождённые уже от яджуджей в людском обличии… У него закружилась голова и противно засосало под ложечкой, как когда-то, в первый для него раз, накануне боевой операции.
     Когда он заговорил, голос его был хриплым и неприятным. Анатолий изо всех сил пытался удержать рвущуюся на волю ненависть, возникшую помимо воли и стремительно старавшуюся подчинить разум, чтобы вытеснить страх.
     — Закончим на этом, Цац. Ты узнал, что ты хотел. Я так же узнал, что я хотел. Тебе предстоит долгая борьба за первенство среди твоих сородичей и уединение их на том самом острове, с которого вы начали завоевание солнечных людей. Скоро для яджудж находиться возле людей станет небезопасно.
     — Означает ли это, — спросил помрачневший Цацикл, — что люди начнут против нас открытую войну?
     — Они скоро узнают правду, и я не обещаю, что в моих силах удержать их от законного желания сохранить свои жизни, путём уничтожения яджуджей. Твоему Кале-ма подобный расклад, конечно, тоже на руку. Ему всё равно, чья кровь прольётся завтра, но лично мне хотелось бы сохранить как можно больше человеческих жизней в этой войне. Надеюсь, что и тебе не совсем безразличны жизни твоих будущих подданных.
  *   *   *

     Город превышал представление Анатолия о нём, основанное по впечатлениям от увиденного и услышанного им до сих пор. Ему казалось, что это будет что-то напоминающее городишки-государства древнего востока или Греции известные ему по школьной истории Земли. Однако, Филион не был похож ни на что известное ему прежде. Не то, что бы он имел непривычную Анатолию архитектуру Земли, скорее уж дома обмазанные глиной и побеленные известью, снаружи выглядели примитивными, но при этом общая композиция зданий имела какое-то совершенство в местонахождении и предназначении. Улицы разбегались веером, прерывающимся сплошным кольцом из площадей, отделявших жилища солдат и ремесленников, селившихся поближе к стенам города, от особняков управленцев и военачальников, а так же общественных зданий в центре. На площадях шла торговля, тут же выступали артисты-кукольники, жонглёры, фокусники. Здесь же ремесленники и портные предлагали свои услуги и получали вознаграждение за свой труд.
     Андрэу, оказался самым предприимчивым из всей компании. Быстро сориентировавшись в базарной толчее, он юркнул куда-то и через мгновение уже тащил за рукав огромного верзилу в переднике заляпанному кровью. Схватив Анатолия за руку, он зашептал ему на ухо, заговорщицки подмигивая при этом:
     — Этот мясник желает приобрести пяток наших жабьеголовых.
     — Эй! — удивлённо возразил тот. — Это ты сказал, что у тебя есть товар.
     — Так в чём проблема? — спросил Анатолий. Он был рад избавиться от небольшого стада, которое преподнёс им при расставании Цацикл в знак уважения.
     — Проблема у вас, — пояснил мясник. Этот друг, указал он на Андрэу, отказывается предъявить карточку скотопаса, а без записи в торговом реестре, я буду наказан властями. Ведь вы могли их у кого-нибудь украсть.
     — Это подарок друга, — пояснил Анатолий. — Мы не воры.
     — Тогда я могу, приобрети их у вас за двадцать монет, не больше. Риск наказания тоже что-то стоит.
     Анатолий махнул рукой, соглашаясь. Он не знал настоящей цены, да и ему было всё равно, но Пет объявил, что мясник сам хочет их ограбить, что каждый жабьеголовый в столице стоит по двадцать монет.
     Начался ожесточённый спор, закончившийся после непродолжительного времени, боевой ничьей. Мясник отсчитал пятьдесят монет и в сопровождении Пета прошествовал к воротам, чтобы получить товар, который в продолжении торга мирно пасся у стены города под присмотром братьев. Вырученные от продажи деньги Пет принялся совать Анатолию, но тот вернул их назад, сославшись на свою некомпетентность в этом вопросе.
     — Вот Андрэу оказался самым предприимчивым, а ты Пет самым хозяйственным. Берите всю бухгалтерию в свои руки.
     Зардевшиеся щёки выдали восторг обоих друзей, от оказанного доверия.
     — Неплохо было бы отметить назначение казначея, — пошутил Андрэу.
     — И должность носителя кошелька, — ответствовал Пет.
     Поделив, таким образом, обязанности, они отправились на поиски подходящего для пиршества места, которые привели их на постоялый двор, где Креститель предложил остановиться на ночь: не следовало беглым рабам привлекать нездоровое внимание стражников к своим персонам, которое обязательно возникло бы, заночуй они на земле, под стенами города. Пет тут же приступил к своим обязанностям, и за скромную цену в пол монеты получил две смежные комнаты, напомнившие Анатолию своими размерами залы Эрмитажа, с настоящими металлическими кроватями и длинным столом с обедом, показавшимся бывшим рабам и скитальцам — верхом наслаждения. Зелёное мясо — деликатес для горожан, изрядно уже приелся, потому свежие овощи и фрукты пришлись как нельзя кстати.
     После трапезы, посоветовавшись с Анатолием, Пет и Андрэу вновь исчезли, но вскоре явились с двумя объёмистыми узлами, в которых находилась новая одежда. старую поистрепавшуюся, следовало сменить, чтобы не отличаться от обычных добропорядочных горожан. Больше всех обрадовалась обновкам Магдалина. Обрядившись в нарядное платье, она радостно закружилась по комнате, своим восторгом поднимая настроение всем.
     Наконец они могли слегка расслабиться, а Анатолий восполнить свои пробелы в познании этого удивительного мира. Начать свои расспросы он решил с Крестителя, поскольку тот знал много всего. Главным образом Анатолий ломал голову в попытках ответить на извечный вопрос: что же делать?
     — Не спешить, — посоветовал старик. — Всё уже делается. Вмешавшись в планы яджуджей, ты запустил процесс, который скоро даст свои всходы. Лучшего начала своим деяниям придумать невозможно. Вспомни! Я ведь говорил тебе в самом начале: ты сам узнаешь, как поступить, в своё время. Мы, твои последователи, будем помогать тебе во всех твоих начинаниях, но советовать своему богу, как ему поступать...
     — Давай-ка прекращай свои дифирамбы, Креститель. Какой я бог? Я такой же человек, как и все. Наверное, даже самый примитивный человек: обычных вещей и то не знаю. Выкладывай всё с самого начала: что и откуда ты,  знаешь обо мне. Что я не из вашего мира, или как вы говорите: «не от мира сего», признаю. Мне удаётся кое что менять в цепочке вероятностных последовательностей событий в этом мире, но я не чувствую себя всемогущим.
     — Как же нам тогда называть тебя? — вымолвил Креститель, оказавшись в затруднительном положении.
     — Назаром.
     — Это не твоё имя, но если ты так велишь...
     — Там, откуда я пришёл, моё имя было Анатолий.
     Обведя взглядом своих слушателей, он подумал, что лучше было бы ему промолчать об этом. Лица выражали испуг, рты открылись в немом «о», а глаза уставились поверх его головы, куда-то в бескрайнее небо, что виднелось в широком зеве окна за его спиной. «Ну, да. Конечно. Иегова открылся рабам своим», — усмехнулся про себя Анатолий. Только Магдолина не выразила удивления, её глаза, как всегда, ласково улыбались, когда она глядела на него.
     — Пусть уж для всех я буду зваться Назаром, — вновь повторил он. — Это имя более привычно для вашего слуха.
     — Пусть, — согласно кивнул головой Креститель. — Имя ничего не значит. Ты спас меня дважды, и я знаю, кому это могло оказаться под силу. Но второй раз, ты сделал это зря.
     — Почему?! — выразил общее изумление Андрэу, оказавшийся самым нетерпеливым.
     — Потому, что изменяя реальность уже существующую, порождаешь иной мир. Он как бы близнец: во многом идентичен, и всё же другой. Существует  закон: любой поступок порождает последствия. Спасая меня в первый раз, наш Назар предоставил мне возможность защитить всех вас впоследствии.
     — Во второй раз, я счёл, что ты ещё нужен мне, — сымпровизировал Анатолий. — А, что касается порождения других миров своими поступками, так я считаю, что это как обрезать ветвь у яблоньки весной: появляется боковой побег — молодой и более жизнестойкий.
Такое суждение было неожиданным ему самому, он только что это придумал.
Креститель, молча, склонил перед ним свою седую главу, выражая покорность, а Магдолина заметила:
     — Яджудж всё равно убил бы своего жреца, даже если бы он никому не угрожал в тот момент.
     Креститель вновь выразил своё согласие. После недолгого молчания он спросил:
     — Что ты хочешь знать, Назар?
     — Как я оказался в этом теле? Был ли это мой выбор, или это прихоть того существа, которое яджуджи называют Кале-ма?
     — Сущности темного мира могут вмешиваться в нашу жизнь, посредством слияния с человеком, уже заражённым мировоззрениями тёмного мира. Но никто не способен на полную подмену сущности без согласия Всемогущего и Единого. Даже сам тёмный Ангел не исключение в том, он, как и все, подчинён законам небесной иерархии. Ты, Назар, находишься на своем месте, можешь быть спокоен на этот счёт. Твоё явление миру было предсказано, как я уже упоминал, задолго до моего рождения. Мы, хранители Книги Бытия, призваны лишь оповестить народ твой о счастливом дне, который грядёт вслед за твоим приходом.
     — Ты раньше упоминал, что я родился в ночь четырёх звёзд. Что это?
     — Для помощи в выполнении твоей миссии, было выбрано несколько человек родившихся в указанную дату. Последнее, очень важно! Звёзды должны соответствовать: рождённый на день раньше или позже этой даты, не подошёл бы для твоего пришествия. Когда пришло время, один из них должен был уступить своё тело тебе. Подготовить его к этому была задача волхвов, но Балтасар прознал об этом и уничтожил долину магов вместе с её населением, а совсем недавно и всех вероятных претендентов, рождённых в ночь четырёх звёзд. Назар единственный, кто уцелел. С самого рождения, все эти мальчики жили и воспитывались во дворце, в неведении о своём предназначении. Но, после того, как мне удалось вывести одного из них и отправить подальше от лап Балтасара, он спохватился и уничтожил остальных.
     — Как Балтасар узнал обо всём?
     — Волхвы в своё время предупреждали людей о твоём скором пришествии, а вот каким образом ему удалось выявить претендентов ещё в их детском возрасте, мне неведомо. Возможно у него свои советчики из жрецов яджуджей. Я с Магдолиной нашли родителей Назара и уговорили их помочь открыть сыну тайну его рождения, только им бы он смог поверить в кратчайший срок. Они простые землепашцы — самая незащищённая часть населения империи: страдают и от поборов регулярной армии и от набегов разбойников. Три года Назар прожил вдали от Назарата и поиски его прекратились, а когда время пришло, и мы с Магдолиной решили провести обряд временного удаления его разума прямо в их домике. Всё прошло, как и планировалось нами, за исключением одного: ты не вошёл в его тело в назначенный срок.
     — Кажется, в это время я был очень занят, — задумчиво процедил Анатолий. — Я изучал чувство голода и вкус крови, по просьбе клиента.
Он не собирался никому рассказывать о своей волчьей жизни, но забыл о таланте девушки. Она одна поняла его слова.
     — И на то было разрешение Всемогущего и Единого,  — услышал он её мысль. — Как показали дальнейшие события, это оказалось к лучшему, — добавила она вслух. На следующее утро, после совершения обряда, мы все оказались захвачены в плен отрядом разбойников. Они были вооружены магнеумами и первым делом обездвижили нас. Мы с учителем оказались проданными в рабство яджуджам, а Назара, сочтя слабоумным, продали за бесценок на каменоломню людям Балтасара.
     — Всё, более или менее, встало на свои места, — вздохнул Анатолий. — Вот бы ещё узнать, какие виды имел Балтасар на претендентов, так долго сохраняя им жизнь?
     — Если ты сейчас подумал о принесении в жертву Кали-ма, — ответил Креститель, — то, скорее всего не сразу. Подозреваю, что он хотел пленить самого... то есть, тебя нынешнего, наш Назар, но не знал в чьём именно теле ты проявишься.
     Импульс мгновенной ярости обуял Анатолия, когда он вспомнил об их  недавнем знакомстве со святилищем яджуджей. Похоже, остальные так же почувствовали что-то схожее, поскольку, Пет с треском опустил кулак на крепкий стол, опрокинув при этом свою тарелку. Авел, судя по его поднятой руке, по всей видимости, собирался предпринять нечто похожее но, не желая повторяться, ограничился крепким словечком.
     — Но, теперь всё хорошо! — приободрил друзей Анатолий, обведя их насупившиеся лица. — Ещё немного, и люди узнают о нас, тогда начнётся самое интересное.
  *   *   *

     Но самое интересное началось значительно раньше, чем он мог себе представить. В центре города, куда сходились все улочки, был небольшой сад, окружающий мраморный купол, покоившийся на восьми колоннах из зелёного камня, в тени которого прятался бассейн с бьющим из глубины родником.
     — Как здесь красиво! — невольно восхитился Анатолий, замерев у кромки воды.
Они вдвоём с Магдолиной пришли сюда. Вернее сказать, это она привела его, что совпадало с тайным желанием Анатолия. Он давно хотел поговорить с девушкой, понять, что она такое для него. По счастью, остальные не пожелали следовать за ними. Креститель сослался на свои уставшие ноги, Пет и Андрэу вновь решили посетить кольцо торговых площадей, позвав с собой и Оана с Авелом, которым ещё не удалось толком познакомиться с рыночной толчеёй.
—      Это священное место в Филионе, — рассказывала она. В прежние времена у подобных источников волхвы дарили людям истинные знания, целители исцеляли страждущих. С приходом к власти Балтасара, больше некому  заниматься этим: те из волхвов, кто уцелел от расправы, затаились или ушли прочь, подальше от имперских властей, став отшельниками.
     — Как Креститель и ты?
     — Как он. Я не достигла возраста посвящения, по известным причинам. Но, я получила другое.
     — Что ты имеешь в виду?
     — Я должна быть с тобой в мире этом. Мы связанны крепкими узами.
     Анатолию показалось, что девушка намекает на узы брака, где судьбы мужчины и женщины сливаются воедино, как два ручейка. Он даже задохнулся от волнения, настолько это отвечало прошлому его желанию по отношению к Нине. Следовало разобраться вначале в себе самом. Магдолина нравилась ему, но это нельзя было назвать любовью. К Нине он относился иначе: она была простой и ясной. Они были одинаковы во всём от тел, до повадок, но Магдолина вызывала безотчётную робость, хотя он постоянно чувствовал доброту, излучаемую ею по отношению именно к нему. Но, главное, он до сих пор не понимал, что с ним произошло в его мире: умер он или это что-то иное, чему нет слов и объяснений. Ведь там осталась Нинка, которая любит его, не смотря на то, что он круглый дурак.
     К источнику подошла молодая женщина с ребёнком на руках, чтобы набрать воды в глиняный кувшин. Малыш был не более годика от роду, но глядел на незнакомых мужчину и женщину осмысленным взглядом. Вот она новая жизнь, подумал Анатолий. А ведь я тоже должен был уже давно дать кому-нибудь жизнь — там, на Земле, а вот впустую прожёг свою собственную недолгую жизнь, думая, что живу очень правильно. Однокашник Мишка со своей Катькой уже третьего ждут, а я про себя смеялся, дескать нищету плодят! Как всё перевёрнуто в жизни с ног на голову! То, что считаешь ерундой и обузой, подчас оказывается самым важным делом.
Если Магдолина и уловила его мысли, то не подала виду. Она тихонько подтолкнула
     Анатолия локтём в бок и шепнула:
     — Помоги ей.
     Анатолий повиновался и сделав шаг, протянул руки к кувшину. Женщина робко взглянула на него и отдала кувшин. Наклонившись, он наполнил сосуд водой, стараясь черпнуть поближе к самому истоку, и передал его обратно, мысленно пожелав ей и её близким доброго здравия. Поблагодарив, она пошла назад, прижав кувшин к боку, а ребёнок не отрывал от него своих широко распахнутых глаз. Вроде сделал какую-то мелочь, а на душе стало вдруг приятно, словно какая-то благодать снизошла на него.
     — Вот таким образом, целитель превращает мёртвую воду в живую, — прокомментировала Магдолина. — Мёртвая, это вода очистившаяся от всего плохого, пройдя через почву по своему невидимому пути.
     — А живая — вновь увидевшая свет? — догадался Анатолий.
     — Не только свет. Вода, получившая наговор доброго существа — в тысячу раз живительнее.
     — Вот ведь как! А я думал, что это только батюшкам в церквях под силу?
     — Есть места, где дух человека приумножен силами незримых духов. Этот источник — одно из множества таких мест. Храм Единого Бога строит свои церкви как раз на подобных местах. Ведут их люди тёмные и часто, не ведают они старых истин, оставшись без волхвов, вот и поступают по наитию. Иным внушать приходится, где им лучше построить свой молельный дом, чтобы на пользу людям пошёл он, а не во вред.
Они присели на каменный край священной купели и продолжали свой разговор, перешедший из устного в мысленный. Анатолий, удивляясь, узнавал, что Магдолине ведомы не только тайны этого мира, но и его родного, хотя по её словам, она никогда не покидала своей родной планеты — Ангард.
     — Откуда же твои знания? — спросил он. — Все ваши волхвы знают о моём мире?
     — Я не могу объяснить, как это происходит. Чем больше я говорю с тобой, тем больше открывается мне. Потому это так, что мы с тобой связанны, я уже говорила тебе об этом. Это как будто читаешь книгу. Небесную книгу. Мы не всегда те, кем себя считаем. Но когда-нибудь истина откроется каждому, нужно только набраться терпения.
      — Ты знаешь для чего я здесь. Только не говори, что я должен спасти свой мир! Скажи мне! Магдолина!
     — Я не знаю этого наверняка.
     — Тогда почитай свою небесную книгу. Это очень важно для меня. Знать, зачем я здесь.
     — Не проси. Придёт время, поймёшь. Ты сам должен понять. Каждый сам должен пройти свой путь, иначе пользы не будет никому.
Анатолий и сам уже понял, что ответа он не получит. Пора было как-то разложить полученную информацию по полочкам. Смеркалось, шум городской суеты, долетавший сюда стих. Фонарьщики, — так называвшиеся за свою обязанность зажигать ночные огни городка, — уже приступили к своей работе. Один из них привлёк своей деятельностью его внимание. Приставив лестницу к стене дома, он взобрался наверх, снял прозрачный колпак из толстого оранжевого стекла и снова надел его. Свет фонаря залил улицу. Анатолий мог поклясться, что фонарьщик не чиркал спичками, не открывал газа, или ещё чего-то там, что могло гореть и давать свет. Этот мир поражал его своими техническими возможностями, составляющими контраст с откровенным примитивизмом.
     — Пошли, Толик? — взяла его под руку Магдолина, явно почерпнув это обращение, покопавшись в его воспоминаниях о матери.
     Но эта бесцеремонность не показалась ему обидной или оскорбительной. Откровенно говоря, при своих возможностях она могла бы узнать о нём самые интимные подробности, но толи ей хватало такта молчать иногда, толи ей открывалось только то, что имело хоть какое-то значение, для них обоих и их дружественных взаимоотношениях. В любом случае, он был благодарен ей за это вечер, что он и передал ей мысленно.
     — Спасибо, — улыбнулась она самой ласковой своей улыбкой.
  *   *   *

     Утро принесло неожиданную новость. Влетевший с улицы Пет был переполнен какими-то новостями, которые он намеривался выложить остальным, собравшимся за завтраком. Из-за его плеча высовывался Оан, лицо которого выражало нетерпение.
     — Что случилось, — поинтересовался за всех Андрэу, отставляя в сторону пустую уже кружку. — Вы увидели живого Балтасара?
     — Хуже, — не выдержав медлительности старшего товарища, отозвался Оан. — В городе произошёл неслыханный случай: ожил мертвец. Кто-то намекает, что это дело рук странной компании приезжих путешественников.
     — Да перестань ты тарахтеть, — осадил его Пет. — Тебя вообще не было рядом.
     — Как это не было? — возмутился тот.
     — А, так. Ты бросился бежать, не дослушав всё до конца.
     Видя, что вестники (неизвестно какой вести) уже готовы вступить в перепалку, Магдолина остановила их, подняв руку, одновременно переводя сообщение непосредственно в мозг каждого. Из которого следовало, что у источника собралась огромная толпа, ожидающая прихода Анатолия. Больной родственник вчерашней девушки, ожидал скорой смерти, во всяком случае, так семье несчастного сообщал каждый лекарь из тех, кто пытался лечить его. Вечером, напоив умирающего дядю, девушка с радостным испугом увидела, как он встал на ноги. Болезни как не бывало. Она быстро связала это с руками того, кто помог ей наполнить кувшин.
     — Не понимаю, как это могло прийти ей в голову, — заявил презрительно Анатолий. Я на её месте ни за что так не подумал бы.
     — У нас ещё помнят времена, когда целители лечили страждущих водой, прошедшей через их руки. — Ответил в наступившем молчании Креститель.
     — Да, но...
     — Что ты подумал, когда отдавал ей в руки воду?
     — Я пожелал ей и её близким здоровья.
     — Мне это никогда не удавалось, — задумчиво произнёс старик.
     — Наверное, это просто совпадение, — не сдавался Анатолий.
     — У больного было белокровие в результате запущенной ранки, — заметила Магдолина.
     Веришь, не веришь, а следовало идти к людям, которые ожидали его с надеждой. Белокровием в старину, как он помнил, называли зашедшее слишком далеко заражение крови. Без своевременного вмешательства медиков с антибиотиками и шприцами — это верная и скорая смерть. Но простая вода и пожелания... голова кругом идёт. Наверное, дружок-невидимка в ярости, подумал Анатолий, направляясь к сердцу Филиона. Следовало ещё задать ему жару.
     На постоялом дворе не остался никто. Друзья решили сопровождать его, ради безопасности. Если по какой-либо причине придётся в спешке покидать город, то тем более, следовало держаться вместе. Столпившиеся вокруг источника люди, завидев их, расступились. Опасения были напрасными: Анатолий чувствовал на себе только доброжелательные взгляды, иногда чуть любопытные, иногда восторженные. Будь, что будет, решил он, подходя к купели. Он уже приготовился принять первые протянутые ему кувшины, котелки  и кожаные вёдра, как вдруг уловил совет Магдолины. И тогда погрузив руки в воду и очистив разум от всех мыслей, настроился на самый благожелательный лад. Тут же отступила тяжесть в душе, отпустили думы о неопределённости его положения и непонимании завтрашнего дня. Это и был лад! В нём самом, ниоткуда, возникла медленная и чарующая своей возвышенностью музыка, которой он не слышал никогда в жизни. Сотни невидимых музыкальных инструментов извлекали дивные звуки, вовлекая его в какой-то транс. Казалось, это сама вода пела от его прикосновения, пели кустарники и деревья в саду, в унисон им зачирикали и защебетали птицы. Время вновь перестало существовать, только в этот раз, он  не покидал этого тела.
     Мгновение, длившееся словно бы вечность, оборвалось. Анатолий отступил в сторону и теперь наблюдал, как люди потянулись к источнику, напиться и набрать с собой немножко воды. Кто-то выливал на себя воду и обращал сияющие благодатью лица к небесам. Распознав в Крестителе, по его облику, старого волхва, иные кланялись ему и замирали, чего-то ожидая, и тот не заставлял желающих долго ждать, отпуская над головами склонившихся перед ним крёстное знамение сомкнутыми пальцами правой руки. Засмотревшись, он не сразу заметил перед собой вчерашнюю девушку с младенцем на руках. Решив, что она хочет поблагодарить его за чудесное исцеление дяди, Анатолий смутился и пробормотал:
     — Не стоит ничего говорить. Я рад за тебя.
Но, девушка не спешила уходить. Она протянула ему на вытянутых руках ребёнка и склонила голову, чего-то ожидая. Возникла пауза, теперь все глядели на него. Смолкли даже негромкие голоса в толпе горожан, все чего-то от него ждали. Его выручила Магдолина, прошептав мысленно:
     — Крести! Она просит тебя благословить её малыша.
     — Я не могу, — попытался он взмолиться ей в ответ, так же мысленно. — Кто я такой? Какое я имею право? Пусть это сделает Креститель.
     — Никто не имеет на это права большего, нежели ты. Люди верят в тебя, они ждут. Ты поселил в их сердцах надежду. Не отступи же!
     И тогда он, преодолевая смущение, (сам себя он видел попом без рясы), зачерпнул в пригоршни воды и обрызгал ею ребёнка, глядевшего на него не отрываясь голубыми глазами. После чего, протянул ладонь вперёд с сомкнутыми пальцами и, подражая жесту Крестителя, начертал в воздухе над малышом крест. Анатолий ожидал, что младенец заревёт навзрыд, как ему подобные в церкви, во время его — Анатолия крещении, но он ошибся. Малыш открыл пунцовый ротик и закатился счастливым смехом, к которому скоро присоединились все. Люди радостно улыбались и даже обнимались, не забывая и виновников этого неожиданного праздника.
     Никогда Анатолий, за всё свою жизнь, не ощущал большего счастья и удовлетворения от сделанного. Никогда! Всё было впервые. Казалось, что даже солнышко засияло ярче при виде этого праздника человеческой души.

     Глава 7

     Идея возникла, когда остались далеко позади три городка, внешне очень похожие на первый в их путешествии. Ненадолго останавливаясь в каждом из них, они повторяли то, что уже проделали в первом — Филионе. Креститель, а чаще теперь сам Анатолий, благословляли людей крестным знамением; он наполнял их источники незримой энергией, которая, впрочем, легко ощущалась ими; исцелённые от недугов выказывали всяческую благодарность, в том числе и продуктами, которые Пет, несмотря на неоднократные запреты Анатолия принимал. В конце концов, ему пришлось смириться, когда Креститель встал на защиту «казначея»:
     — Не молитвами одними жив человек. Кто подаёт, тому бог даёт.
     Странно было слышать перефразированные земные поговорки. Но если вдуматься, то суть они несли не меньшую. Деньги от проданных жабьеголовых были не бесконечны, и средства к существованию были важным подспорьем. Вскоре, Оан и Авел, по-дружески посмеиваясь, произвели  Пета из «казначея» в «сборщика податей».
     Местность, где они сделали привал, ещё нельзя было назвать лесом, но рощицы так тесно жались друг к другу, что напоминали родные леса. Прихлёбывая горячую похлёбку, в которой плавали кусочки подстреленной стрелой Андрэу птицы, он спросил Крестителя:
     — Правда, что воду можно насытить любой информацией?
     — Конечно можно. Можно её сделать живой, как это делаешь ты. А можно сделать чистым ядом, как для здоровья, так и для души. Потому раньше не всех учили волховать. Обучать брались только тех, в чьих чистых помыслах сомневаться не приходилось.
     Анатолий обдумывал свою мысль, тщательно взвешивая все за и против. Как он успел уже узнать, на Ангарде не было средств оповещения людей, кроме глашатаев на городских площадях, рассылаемых во всех направлениях Балтасаром, для объявления своей воли народам империи. Кроме того, эти так называемые глашатаи не были глашатаями в полном смысле этого слова. Скорее всего, они были доверенными лицами императора, или попросту полицейскими, поскольку они же раздавали приказы наместным правителям и осуществляли обратную связь. При таком положении дел, скоро об их маленьком отряде станет известно Балтасару, если уже не стало известным. В средствах массовой информации он намного опережал их команду, как бы быстро слух о чудесах творимых ими не распространялся в народе, император всегда мог опередить их приход в то, или иное место, настроив население против них. Если бы он подумал об этом раньше, он бы уже догадался о верности своего предположения.
     Последний городок на их пути, под названием Семирид — тому был явным подтверждением. Только после трёх дней трудов, люди потянулись к его группе, признав наконец-то их равными священникам местного Храма Единого Бога. Оан, Авел и Андрэу все эти три дня разговаривали с людьми города, рассказывая о предыдущих деяниях их кумира, не забывая ввернуть какую-нибудь небылицу, для пущего эффекта.
Андрэу искренне считал, что они не врут, и могущественный Назар из Назарата способен абсолютно на любые чудеса. Так или иначе, очередная победа была одержана, и они оставили в сердцах покидаемых ими людей надежду на возрождение справедливого мира.
     — Креститель! — обратился Анатолий к старцу. — Если воду можно зарядить любой информацией, то нам, наверное, следует поместить в ней информацию о тех, кто виноват в бедах людей? Я имею в виду Балтасара, яджудж с их планами и их неразумных прихлебателей.
     — Не думаю, что это возможно, — возразил тот. — Вода несёт информацию телу, а не разуму. Мысль передаётся иным способом.
     — Следовательно, выпустить стенгазету не удастся.
     — Чего, чего? — переспросил Пет, выразив общее любопытство, вызванное неизвестным словом.
     — Так. Пустое, — вяло отозвался Анатолий. — Просто, мне хотелось ускорить течение времени.
     — В информационной борьбе есть несколько приёмов, — вмешалась Магдолина. — Балтасар и те, кто стоит за ним использовали для своих целей способ торможения прогрессивного мышления людей. Уничтожив волхвов, они лишили население Ангарда самой понимающей его части, постаравшись, по возможности, похоронить и знания уже обретённые мудрецами для всего человечества. Это даёт им возможность единолично управлять населением планеты по своему усмотрению.
     — А поскольку их усмотрение, — вставил Андрэу, — предусматривает уничтожение всех людей, то дело  пахнет навозом жабьеголовых.
     — Тихо ты!  — цыкнул на него Пет. — Дай послушать.
     Магдолина, улыбнувшись на замечание Андрэу, продолжала:
     — Поскольку нам нужно ускорить время, а не затормозить, то следует совершить обратное: возродить волхование, целительство и главным образом, устранить от власти паразитическую опухоль.
     — Точно! — согласился Анатолий. Ему вдруг пришло в голову, что он оказался в этом мире благодаря именно паразитической опухоли в своём теле. — Просто мне, как я уже сказал, хотелось ускорить этот процесс.
     — Понимаю, — согласилась Магдолина, — но созидание не бывает быстрым, в отличие от разрушения. К тому же, время не имеет решающего значения. По сути, оно вовсе не играет никакой роли.
     — Как это? — удивился Оан. — Я старше брата на два года, а если б время не имело значения, то мы могли бы считаться ровесниками.
     — Это не то время, которое имела в виду Магдолина, — объяснил Креститель. — Вот ты, Оан, считаешь себя старшим братом Авела. Так?
     — Несомненно.
     — А считает ли, скажем, Пет себя старшим над нашим Назаром.
Все глаза обратились на Пета, а тот даже побагровел от смущения.
     — По возрасту, — выдавил он из себя, — даже не уверен. А по уму, мудрости и значимости — я перед ним ещё не родился.
     — Уверен, что ты скромничаешь, — возразил Анатолий. — Просто в данном случае, я старше всех вас волею обстоятельств.
     — Или, волею Единого, — подвёл итог Креститель. — Говоря попросту, нас всех не было бы, если б раньше не возник бог.
Анатолий хотел возразить против такого объяснения Крестителя, но поперхнулся.
     — Мы же обещали не гневить Назара его возвышением, которое он считает мнимым, — похлопывая его по спине, высказался за него Пет, принося тем самым, извинения и от себя лично.
     — Есть более простое объяснение течению времени, — вновь вступила в разговор Магдолина. — Бесконечной чередой меняются поколения людей на земле нашей, а она всё такая же, как и прежде. Наши тела это её частицы. Умираем, чтобы родились другие. А взять звёзды: они ещё старше нашей земли. У всех тел перечисленных мною, жизнь одна — на каком-то ограниченном отрезке реальности. Но как же она по-разному воспринимается каждым в отдельности! Что для одного бесконечность, для другого миг.
     — Теперь понятно! — воскликнул Авел. — Как-то завелись у меня блохи в волосах, так я их повывел, и конец им! И несмотря ни на что всё ещё живу.
Хохот, грянувший вслед за откровением младшего из братьев, долго не смолкал, переполошив мелких пичужек, смолкших в непроницаемой для глаз зелёной листве рощи фруктовых деревьев. Здесь было хорошо, не то, что в жарких полупустынях южных земель. Дальше к северу, по словам Крестителя, должны были начаться бесконечные хвойные леса, упирающиеся в высоченные вершины гор, где пряталась когда-то Долина Магов, теперь пустынная и забытая людьми. Анатолий хотел увидеть эти пресловутые места, породившие сокровенную мудрость на Ангарде, которая позже была уничтожена хитростью и коварством — наследниками страха и трусости. Магдолина рассказывала о том, что каждый камень долины несёт в себе дух высшей силы, о том, что только там, где предки познавали своё место во вселенной, возможно глубокое и мгновенное овладение знаниями и силами волхвов.
     Но не только странников, привлекали эти леса. В местах полных дичи блуждали и те, кто не признавал имперских законов, как впрочем, и законов совести. Банды грабителей, называвших себя — свободными  воинами, селились здесь небольшими кочевыми группками, и время от времени совершали рейды в южные районы, чтобы разжиться чужим добром. Всё это поведал Пет, разоткровенничавшись про свою прежнюю жизнь. Он хорошо знал эти места, по былым временам, пока не угодил в руки войскам Балтасара и не попал в рабство.
     Ночью решено было спать по очереди. Первым вызвался дежурить Анатолий. Несмотря на протесты товарищей, он предпочитал разделить с ними тяготы кочевой жизни. Большая луна застыла в самом верху своей траектории, а малая только что выплыла из-за горизонта, сигнализируя ему об окончании его дежурства. Следующими должны были заступать Пет и Оан. Он подошёл к спящим на постели из листвы товарищам и разбудил их, с предвкушением рассчитывая проспать до самого утра. Но только он вытянулся и прикрыл глаза, как ночную тишину разорвал странный крик. Оан от неожиданности и возбуждения, чуть сам не вскрикнул, но хладнокровный Пет вовремя зажал ему рот рукой, не проронив сам при этом ни звука. Они вслушивались, но больше из ночной мглы не донеслось ни звука.
     — Что это могло быть? — шёпотом спросил Оан. 
     — Может птица, а может зверь, — так же шёпотом ответил Пет.
     Анатолий догадался, что тот сам не уверен в своём ответе. Это мог быть и человеческий голос, но сильно изменённый. Втроём они пождали ещё час, но больше крик не повторялся. Успокоившись, Анатолий вновь растянулся на своем ложе, посоветовав Пету предупредить заступающих в третью смену Андрэу и Авела, что б держали уши востро. Сон постепенно сморил его и он уснул. Сон был беспокойный и к утру, ещё до рассвета, он проснулся окончательно, так и не выспавшись. Окинув взглядом товарищей, чтобы убедиться, что всё в порядке, он обнаружил, что Авел безмятежно похрапывает, прислонясь спиной к дереву. Только Андрэу не было нигде видно.
     Анатолий разбудил остальных, и они накинулись с расспросами на Авела, но тот только виновато разводил руками, оправдываясь, что закрыл глаза лишь на минутку. Пет предложил дождаться солнца, тогда он мог попытаться по следам отыскать, в какую сторону ушёл Андрэу. Беспокойство товарищей постепенно перерастало в нервное напряжение и откровенный страх. Слова Магдолины, что она не чувствует поблизости мыслей пропавшего, только усугубили это чувство. До паники дело не дошло: долгожданное солнце взошло и осветило своими лучами окрестности и лица людей. Пет тут же взял след, словно гончая, указав направление, в котором все и двинулись. Анатолий не рискнул вновь разделяться. Он чувствовал себя отчасти виноватым за то, что его маленький отряд оказался совершенно не подготовлен к самообороне. Напряжение сняло как рукой, когда впереди замаячил знакомый силуэт.
     — Где тебя чёрт носит? — накинулся на него Пет.
     — А, что? — как ни в чём не бывало, отозвался Андрэу. — Ты скучал обо мне, любезный друг?
     — Как ты посмел уйти с поста, не предупредив никого! — прервал его зубоскальство Анатолий. — Ты хоть понимаешь, что подвергал опасности жизни всех нас?
     Андрэу сник. Весь его вид выражал раскаяние.
     — Прости меня, Назар, не подумал. Очень захотелось выяснить, что могло издавать этот звук.
     Анатолий смягчился.
     — Тоже слышали? — спросил он.
     — А то, как же, — подтвердил Авел, — дважды! Я чуть было со страху не промочил штаны.
     — Как же ты умудрился тогда задремать?
     — Сам не знаю, — развёл Авел руками, удивляясь не меньше Анатолия.
Всё это показалось Анатолию странным, сам он больше не слышал этого крика, хотя спал урывками.
     — Ну, а ты Андрэу? Не зря сходил?
     — Есть кое-какие следы.
     — Что же ты раньше молчал!? — сердито воскликнул Пет. — Показывай скорее!
     Не дальше трёхсот шагов от места стоянки следов было много. Пет долго ползал по траве, силясь как-то разобраться в этом письме, но вынужден был сдаться. Одно было ясно: здесь были люди, но это было давно.
     — Прошло больше суток, — встав с коленок заявил Пет, отряхивая руки.
     — Ты точно никого не видел?  — повернулся он к Андрэу.
     — Никого.
     Решив больше не тратить время на догадки, они вернулись к выбранному маршруту. Впереди шёл Креститель, остальные цепочкой за ним. Анатолий замыкал шествие, внимательно осматриваясь по сторонам. Он ещё надеялся увидеть что-нибудь необычное. Магдолина остановилась, дожидаясь его.
     — Успокойся. Я бы почувствовала, если б кто-то чужой был неподалёку.
     Но беспокойство не покидало Анатолия. Он знал, что девушка могла слышать мысли любого существа в радиусе, допустимом для неожиданного нападения, но всё равно подозревал, что он упустил что-то важное. Во время дневной остановки, он велел всем собраться вместе и приступил к обучению своих немногочисленных воинов азам военного искусства. Пет, ожидавший этого часа с самого первого дня знакомства, был на верху блаженства. Остальные, кроме, естественно, Крестителя и Магдолины, тоже глядели Анатолию в рот, словно завороженные. Первые три приёма самообороны без оружия, продемонстрированные каждому в отдельности, тут же принялись осваивать друг на друге, да так, что чуть не передрались. Поспешив объявить перерыв в обучении до вечера, он вновь повёл их вперёд.
     Вечерний привал едва дождались. Уступая непроизносимому вслух желанию мужчин, Магдолина взялась сама готовить ужин, а они постигать  следующую ступеньку воинского искусства. Анатолий считал, что это было теперь не лишним. Магнеумы на этой широте не могли произвести больше одного выстрела в день, и рассчитывать на них  не приходилось. Хорошо, что Андрэу и Пет сделали себе луки, с которым недурно умели обращаться.
     После ужина вновь приступили к теории, на этот раз Магдолина слушала Анатолия вместе с остальными и время от времени вставляла свои реплики, оказывающиеся на деле, основой того, во что солдат не принято посвящать, чтобы они не перестали быть материалистами, покорно выполняющими приказы вышестоящих военачальников.
     — Ожидая врага в засаде или подкрадываясь к нему, — говорил Анатолий, — не следует досконально разглядывать его и пристально концентрировать на нём внимание.
     — Как это возможно? — удивился Авел. — Что же, сражаться с закрытыми глазами?
     — Глаза должны быть открытыми, но тактика нападения отработана задолго до встречи с ним, иначе сам будешь раньше обнаружен.
     — Чувства человека способны опережать его самого, сигнализируя врагу вернее крика, — пояснила Магдолина.
     — Именно так! Молодец! — поблагодарил её за подсказку Анатолий. — В ближнем бою применять приёмы обороны и нападения так же следует, не обдумывая их. Они должны быть отработанны до автоматизма. Не следует глядеть в глаза противнику, его нужно видеть целиком, не концентрируя внимание на отдельных частях тела. Так он скорее пропустит твой выпад.
     — Любая мысль прежде улавливается хранителем, а от хранителя поступает к человеку.
     — Теперь я не понял, Магдолина, — опешил Анатолий. — Что это ещё за хранитель?
     — Ну, так называемый дух, следующий за каждым из нас.
     — А, ангел-хранитель!
     — Ты знаешь? — глаза девушки распахнулись чуть удивлённо.
     — Слыхал, но не придавал этому особого значения. Расскажешь?
     — А тренировка? — недовольно зароптали ученики.
     — Тренироваться можно и ночью, если кому нет охоты спать, — возразил Анатолий. — Магдолина больше меня знает о самом необходимом для выживания и победы в бою.
     — В бою не знаю, — смутилась она. — Это, скорее, в повседневной жизни. Можно знать и помогать своему ангелу, а можно не ведать и действовать вразнобой, тем самым не только не помогая, а наоборот — мешая ему заботиться о тебе. При некотором навыке, несложно научиться отличать свои мысли, от мыслей пришедших со стороны. Только следует быть осторожным, чтобы не принять советы недруга за советы своего хранителя.
     — В чём же различие? — уточнил Авел.
     — Не мешай! — попытался оборвать брата Оан. — Тебе не обязательно  это знать, ты ещё зелен, как шпинат.
     — А вдруг, я перепутаю и доверюсь врагу?
     — Уснуть на посту, это и есть довериться врагу, — с изрядной долей сарказма заявил Андрэу.
     Впрочем, он недолго наслаждался своим маленьким триумфом, Авел быстро сравнял счёт:
     — Наверное, так же, как и оставить свой пост.
    Магдолина прервала обоих, объявив, что они сами должны научиться разбираться в своих чувствах и делать правильные выводы, и что ей добавить пока больше нечего. Короткие сумерки подходили к концу, и непроглядная ночь неотвратимо накатывалась, неся с собою безотчётное беспокойство. Пет вяло предложил продолжить практические занятия. Анатолий скользнул взглядом по лицам сидящих у костра друзей, выражавших явное желание предаться отдыху, и вдруг объявил, что они будут играть в прятки. Следовало растормошить их и заодно себя. Ощущение опасности не проходило, но это лишний раз напоминало о необходимости держаться в готовности.
     Загасили костёр, чтобы он не выдавал их присутствия и, оставив дремлющего Крестителя с Магдолиной, разошлись в разные стороны. Андрэу  оказался в паре с Оаном, а Пет с Авелом. Анатолий решил разъединить проштрафившуюся пару, опасаясь, что спор начавшийся на словах может плохо отразиться на их дальнейших взаимоотношениях. Смысл игры заключался в том, чтобы «волки» нашли засаду прячущихся «барсов» и во взаимной борьбе попытались осилить друг друга, используя отработанные ранее приёмы борьбы. Ему самому надлежало быть судьёй в этом поединке. Впрочем, он и себе поставил задачу: обнаружить обе пары задолго до того, как они встретятся.
     Бесшумно скользнув за деревья, он растворился во тьме и, выждав условленное время, приступил к своим поискам. Слева от него где-то прятались Пет и Авел, Оан и Андрэу, играющие роль волков, передвигались справа. Какой выбрать путь, чтобы успеть настигнуть обе пары до их соединения, если конечно «волки» вообще найдут «барсов»? Едва слышный хруст веточки выдал ему местонахождение одной из пар. Хруст донёсся сзади так, что он оказался между предполагаемой парой его учеников и полянкой, где они оставили старика и девушку. Анатолий предположил, что это скорее всего «волки», поскольку, Пету и Авелу надлежало сидеть бесшумно в засаде, а не разгуливать. Привычным усилием он подавил возбуждение, заставив сердце биться реже, и двинулся прочь от полянки на поиски неосторожных преследователей, передвигаясь от одного редко растущему дереву к другому, ползком преодолевая большие прогалины.
     Он двигался бесшумно, сказывалась военная практика. С той стороны, куда он двигался, так же, не доносилось больше ни звука. Чувства подсказывали, что он уже рядом, когда в нём зазвучало предупреждение Магдолины. Слов она не произнесла, это было чувство, предупреждающее об опасности, но оно шло явно от неё. Он уже научился разбирать её мысли обращённые к нему. Едва слышный шорох впереди заставил его замереть на месте. Кто-то передвигался, но не в сторону предполагаемой засады «барсов», а наоборот, навстречу Оану и Андрэу, если те шли сюда же. Беспокойство, возникшее с наступлением темноты, вновь вернулось. Следовало предупредить друзей, но как это сделать? Одна надежда на Магдолину, только поймут ли её они?
     Теперь Анатолий разглядел их: двое, кажется в руках какое-то оружие. Это точно не друзья, они вышли на свою тренировку безоружными. Возможно это и не враги им, но... Пяток быстрых шагов привёли его за спины неизвестным. Удар ребром ладони под основание черепа того, что находился справа вынудил неизвестного расслабленно осесть, а второго шёпотом ругнуться:
     — Жабоед! Тебя слышно за версту.
Говоривший тут же почувствовал неладное и обернулся, мгновенно сообразив, что к чему. Быстро присев, он избежал, таким образом, судьбы своего шумного напарника. Кулак Анатолия скользнул выше его головы, а в следующий миг противник перешёл в наступление, ткнув перед собой оружием, оказавшимся копьём с зазубренным наконечником. Едва увернувшись, Анатолий всё же успел перехватить древко копья и придать нападающему ещё большее ускорение, дёрнув его на себя. Темнота помешала ему, и вместо того, что бы посторониться и поймать потерявшего равновесие на приём с захватом, он столкнулся с ним. В результате, оба оказались на земле. Почувствовав на себе тяжеленную тушу, Анатолий оценил размеры врага. Громадные ручищи, готовые сомкнуться на его горле, он ощутил мигом раньше, чем они добрались до цели. Выпростав одну ногу из под придавившего его тела, он успел подтянуть её и упереть свою ступню ему прямо в горло. Резко распрямившись, Анатолий отбросил противника и тот опрокинулся навзничь. Он даже посочувствовал неудачливому воину, предполагая, как у него должны сейчас болеть горло и поясница. Но докончить начатое и утихомирить его Анатолию снова не удалось. Враг, встретив неожиданно ловкого противника, бросился прочь, не желая полного поражения.
     Подняться с земли было делом секунды, но шаги убегавшего звучали уже довольно далеко. «Хорошие спринтерские данные», — с разочарованием подумал Анатолий, досадуя на себя, что план захвата пленника неожиданно сорвался. Звук падения тела и приглушённый вопль, последовавший за этим, завершился неясным мычанием. Шум возни вскоре стих, и быстро подобравшийся к месту происшествия Анатолий к своему удивлению обнаружил Андрэу и Оана, верхом на поверженном ими верзиле. Оан, как раз затягивал узел на связанных за его спиной руках, а Андрэу заканчивал затыкать рот, куском одежды пленника.
  *   *   *

     Знакомая полянка встретила их полным безлюдьем. Впрочем, опасения за судьбу Магдолины и Крестителя оказались напрасными: мысль девушки вторглась в его мозг и успокоила, указав нужное направление. Через две минуты ходьбы, они натолкнулись на них, прячущихся в зарослях орешника. Пет и Авел тоже были здесь. Пет хотел было обменяться новостями, но Магдолина прикрыла ему рот своей ладошкой, и сообщила мысленно всё, что тот хотел сказать.
      — Здесь было ещё двое неизвестных, но нас не заметили. Пет тоже видел двоих. Я велела ему вернуться к нам.
     — Спасибо, милая, — поблагодарил Анатолий. — Передай всем, что мы уходим, соблюдая тишину.
     Спустя мгновение, она спросила:
     — Пет спрашивает: возьмём ли мы пленников с собой?
Вопрос пришёл вовремя. Анатолий как раз раздумывал, тащить ли с собой обоих, или от одного избавиться. Для допроса достаточно было и одного.
     — Возьмём здоровяка, другого оставим здесь, — передал он распоряжение через Магдолину.
     Пет сделал жест, чтобы уходили без него, а сам повлёк уже пришедшего в себя первого пленника со связанными за спиной руками к полянке, которую они недавно оставили. Соблюдая молчание, все двинулись вслед за Крестителем, который выбирал дорогу по звёздам. Шли очень осторожно, стараясь не шуметь. Пет догнал их спустя полчаса и прошептал на ухо Анатолию.
     — Их около двух десятков, хорошо, что мы вовремя ушли.
     — Как тебе удалось их разглядеть? — поинтересовался Андрэу державшийся рядом.
     — Развёл наш костерок, угли были ещё жаркими. Оставленный там же пленник то же послужил приманкой.
     — Хитро, — отозвался Анатолий.
     Они ещё долго шли, стараясь увеличить расстояние между собой и преследователями. Остановились передохнуть лишь перед самым рассветом. Пленённый Андрэу и Оаном здоровяк тяжело плюхнулся прямо на землю. Спринт ему давался легче, отметил Анатолий. Вначале пути он артачился, но после того Оан накинул ему на шею удавку из шнурка и не церемонясь использовал её, как погонщик использует ошейник для животных, тот вынужден был смириться. Сейчас он не поднимал глаз, явно испытывая страх. По-видимому, он не раз наблюдал обращение с пленниками и ожидал теперь той же участи. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы догадаться об этом: его страхом наполнялось всё окружающее пространство. Оан и то почувствовал это и, сняв с его шеи верёвку, отодвинулся.
     — Что вы со мной сделаете? — выдавил он из себя, тщетно пытаясь разглядеть выражение лиц в тусклом сероватом свете раннего утра.
    — Ответишь на несколько вопросов, — холодно проронил Андрэу.
     — А потом?
     — От тебя зависит, — ещё холоднее пояснил Андрэу и поглядел выжидающе на Анатолия.
     Анатолий хотел посмотреть со стороны на допрос, чтобы иметь независимое мнение о честности ответов пленного, потому, просто кивнул Андрэу, чтоб тот продолжал сам.
     — Сколько вас?
     — Две руки.
     — Ровно двадцать? — уточнил Андрэу. — Не больше, ни меньше?
     — Я не умею считать,  — смутился пленник.  — Было чуть больше, до сегодняшней ночи.
     — Сегодня стало ровно двадцать, — пошутил Авел.
     — Ладно, продолжим, — нахмурился Андрэу.  — Что вам от нас нужно?
     — За вас обещали много денег. Меченный хочет взять вас живьём.
     — Кто такой Меченный? Кто обещал ему много денег?
     — Наш главарь. Он один знает этих людей. Кто-то из влиятельных мира сего. До сих пор они всегда исправно платили за проделанную работу: будь то сжечь урожай у земледельца, или скот отбить. За живых платят больше чем за мёртвых.
     Краткие ответы пленника подтвердили догадки Анатолия и Крестителя: О них уже знали во дворце Балтасара и предприняли попытку остановить, не привлекая внимания сочувствующей публики. Спрашивать больше было не о чем, это стало всем ясно, но Пет, как и Анатолий, не сводивший глаз с лица пленного, всё же спросил:
     — Как настоящее имя Меченного?
     — Я его знаю только под этим именем, — потупя взор ответил здоровяк. — У него шрам на щеке.
     — И никакого другого никогда не слышал?! — с затаённой угрозой в голосе наступал Пет.
     — Да, на что тебе далось его имя? — удивился Андрэу.
     — Мне показалась личность их вожака смутно знакомой, — уклончиво объяснил Пет, вновь устремляя вопрошающий взор на пленника. Тот под этим сверлящим взглядом как-то сник и нехотя выдавил:
     — Слышал однажды, как его называл один из его прежних дружков в личной беседе. Я не придал этому значения. Кажется, он называл главаря Симом.
     — Так я и думал! — воскликнул Пет, хлёстко ударив сжатым кулаком, с побелевшими костяшками пальцев, в ладонь другой руки.
Анатолий ещё не понял удивления товарищей, вызванного этим именем,  но слова Андрэу прояснили всё и ему:
     — Так значит, это наш Симон!
     — Именно! — Взорвался Пет. — Жаль я не пустил стрелу ему в сердце, там, на полянке. Побоялся промазать во тьме.
     Никогда прежде Анатолий не видел Пета в такой ярости, а вид пленника был жалок. Он понял лишь, что имя его вожака не вызвало у этих людей ничего кроме неприязни, и ожидал для себя самого худшего.
     Анатолий пребывал в раздумьях недолго. Выдавать свой маршрут банде следующей за ними по пятам, по-видимому, от самого Семирида, последнего города на их пути, было неразумно.
     — Пусть пленный идёт с нами, — подвёл он итог своим мыслям. — Через два-три дня отпустим.
  *   *   *

     Креститель последний раз сверившись с картой местности, которую он  хранил только в своём мозгу, кивнул Пету, внимательно следившим за выражением лица старца. Всё поняв без слов, Пет встал и подойдя к пленнику велел тому подниматься. Переход выдался не из лёгких, местность стала заметно подниматься в гору, и усталость, охватившая всех после очередного дневного перехода, давила на плечи пудовым грузом.
      Развязав руки здоровяку, Пет развернул его и слегка подтолкнул в ту сторону, откуда они только что пришли. Остальные не выказывая внешнего интереса, наблюдали за ними. Но, пленник, вместо того, чтобы воспользоваться вновь обретённой свободой, повернулся и вдруг и, к всеобщему удивлению, бухнулся на колени. Слова, вылетавшие из его горла, так и остались непонятыми, поскольку он страшно волнуясь, путался и просто бессвязно мычал.
     — Иди уже, — вновь подтолкнул его Пет. — Обалдел от радости, что живым отпускают?
     Тот только отрицательно затряс поникшей головой. Наконец ему удалось справиться с волнением, и он выдавил из себя:
     — Не гоните меня! К тебе обращаюсь Назар из Назарата. Поверь. Я не имею права просить, но прошу...
     Он снова сбился и умолк, умоляюще глядя на Анатолия. Пет озадачено принялся чесать затылок, а Андрэу и братья нахмурились. Анатолий поглядел на старика, но тот, не обращая ни на кого внимания, укладывался на одеяло, готовившись поспать. Магдолина улыбнулась своей загадочной улыбкой и подмигнула. По всему было видно, что решение предоставлялось только ему. Анатолий за последние дни, прошедшие с начала их совместных тренировок,  тоже обрёл новое для себя качество: он научился чувствовать окраску мыслей окружающих. Читать их, как это делала Магдолина, он не мог, но эмоции стал ощущать безошибочно.
     — Оставайся, — ответил он.
     Он ждал чего-то подобного. Здоровяк не таил обиды за своё пленение, а чувство вины за своё ремесло, за дни их совместного путешествия, достигло в нём высшей отметки. Когда он выполнял распоряжение своего главаря, он не подозревал о том, что совершает что-то слишком пакостное, но следуя с этими людьми, слушая их разговоры и узнавая об их целях, он невольно проникся к ним симпатией. Видимо, содержание пленника разительно отличалось от его представлении об этом. А возможно он почувствовал ещё что-то связанное с личностью Анатолия, хотя никто при нём не величал Анатолия богом и не высказывался ещё как-нибудь в том же духе.
Андрэу ошеломлённо поглядел на Анатолия.
     — Он останется с нами? Да он же при первом удобном случае сделает то, за чем пришёл!
     Ответил ему только Пет.
     — Ещё вчера, мы не отличались от этого типа ни чем.
     Пленник согласно закивал, глуповато улыбаясь.
     — Я сожалею о том, что раньше не знал, с кем имею дело. Позвольте мне остаться, и загладить это.
     — А теперь знаешь? — хмуро спросил Пет. — Кстати, как тебя зовут?
     — Кузнецом, — последовал ответ.
     — Я не профессией твоей интересуюсь, а именем.
     — Мать в детстве звала меня Оклх.
     — Пусть уж лучше остаётся Кузнецом, — встрял Оан. — Другое имя не выговорить.
    — Все говорят так же, — согласно кивнул Кузнец и, отвечая на первый вопрос Пета, добавил: — Теперь я знаю, что вы очень хорошие люди. Я слышал, что говорили о вас жители Семирида, но не поверил. Меченый твердил, будто вы все — кучка сумасшедших, за которых правитель империи хорошо заплатит.
     — Ну и ладно. Это очень похоже на Симона, болтать в безверии всякие гадости. Вот что, Кузнец! Тебе сторожить первому!
     Анатолий издали прислушивался к этому разговору, внутренне усмехаясь недоумению недавнего врага, которому вдруг беспечно доверили свои жизни. Он знал, что Пет глаз не сомкнёт, пока не настанет черёд другого стража, хотя и не подаёт вида. Тем безопаснее будет этот привал, решил он, помогая девушке улечься.
     — Ты не должен отдавать мне своё одеяло, — возразила она.
     — Я не хочу пока спать, — возразил он, прекрасно понимая, что слова пусты.
     Он не в состоянии был обмануть её. Просто он не мог смотреть, как слабое существо безропотно переносит тяготы скитаний и нужды, которые способны вогнать в уныние и крепкого мужчину. Лишнее одеяло едва ли могло считаться слишком мягкой периной, но хоть это он мог ей предложить.
     — Тогда спокойной ночи! — прощебетала она, закрывая глаза и подтягивая коленки к подбородку. — Захочешь спать, ложись с краешку.
  *   *   *

     Утро не заставил себя долго ждать. Впечатление было такое, словно он и не ложился. Всю ночь Анатолий не мог надолго сомкнуть глаз, прислушиваясь к каждому шороху. Креститель обещал сегодня сотворить какое-то чудо, чтобы отвести преследователей в ложном направлении, но пока старик, уставший больше всех, спал, следовало усилить бдительность. Несмотря на отсутствие сна, он чувствовал себя абсолютно бодрым, подозревая вмешательство Магдолины, которая, словно ангел-хранитель, ненавязчиво оберегала его от всяческих ошибок и напастей. То-то она предложила лечь рядышком, зная, что ей он не посмеет возразить, видя в ней не только загадочную Магдролину, но и свою Нинку. Это сходство постоянно вызывало в нём какую-то несвойственную ему робость перед ней, словно она знала до мелочей всё, что между Анатолием и его любимой было, от сладостных объятий и поцелуев до обид и размолвок.
     Всё же он был благодарен ей за эту опёку, особенно сегодня, когда бодрость была ему очень кстати. Он поправив вещмешок, который служил ей подушкой и встал, она только сладко почмокала губами во сне. Был черёд дежурства Андрэу. Услышав звук шагов, тот обернулся и Анатолий убедился, что часовой бдителен. Отпустив его жестом вздремнуть часок, Анатолий занял его место. Он ежедневно прививал своим ученикам все возможные азы выживания, и язык глухонемых входил в это число, охотно схватываемый всеми. Здоровяк отдыхал лёжа на боку, повернув голову в сторону часового. Это насторожило Анатолия, но не внушило подозрений. Внимательно приглядевшись, он догадался, что тот не спит. Однако, эмоции излучаемые Кузнецом были не враждебны, а скорее наоборот.
     Положив ему на плечо руку, Анатолий жестом приказал двигаться за ним. В сопровождении нового члена отряда, он отошёл на такое расстояние, чтобы их голоса не могли потревожить спящих.
     — Что тебя заставило, Оклх, принять своё решение, — без вступления начал Анатолий.
     — Твоя необычность. Ты даже имя моё выговариваешь правильно так, что я не сомневаюсь теперь в своём мнении.
     — Ну, это не объяснение. Симон тоже счёл меня необычным при нашей с ним первой встрече, а теперь желает захватить.
Кузнец замялся, было видно, что он что-то скрывает. Впервые Анатолий тщательно разглядел его при дневном свете. Это был ещё довольно молодой парень, не больше двадцати годов от роду.
     — Неудобно глядеть на тебя сверху вниз, — смущённо пояснил он.
     — На других же глядишь.
     — Другие это другие. В общем — так: я вырос в семье священника Храма Единого Бога. Это не был мой родной отец, мой отец умер ещё до моего рождения. Мать вышла замуж лет пять спустя. Своих младших сестру и брата я любил и не чувствовал, что я неродной сын отцу. Но, когда подрос, стал замечать, что смотрю на мир отлично от них. Отец любил вечерами собирать нас вместе и учить вере, которая не была моей. Мне это претило, и со временем стало раздражать. Я убегал из дому и пропадал в таких компаниях, что узнай об этом отчим, его бы хватила кондрашка. Узнала первой мать. Мы с дружками как-то начудили, отобрав выручку у заезжих торгашей шерстью, и славно после повеселились на их денежки. Пострадавшие хорошо запомнили меня, за мой рост, и на следующий день к нам в дом заглянула имперская стража и арестовала меня. Попасть на каторгу мне хотелось меньше всего, и я дал дёру в первой же тёмной подворотне, попутно уложив обоих конвоиров. В шайку Меченного я попал вскоре, когда денежки торговцев уже подошли к концу. Собственно, это они выудили меня из стога сена, в котором я ночевал. Возможно, меня бы и порешили тут же, поскольку я не стал стоять и дал им достойный отпор, не вмешайся сам вожак. Ему понравилась моя прыть и сила.
Кузнец перевёл дух и продолжил:
     — Я очень скоро пожалел, что не согласился на каторгу. Новые друзья обычно убивали свои жертвы, не удовлетворяясь простым грабежом. Большинство из них имело тёмное прошлое: кто был в прошлом неоднократно уличён в убийствах, кто остался без средств к выживанию, после расформирования армии того правителя, под чьим знаменем он служил до объединения в империю. При первом удобном случае я решил бежать от них и вот этот шанс неожиданно представился.
     — В бога ты так и не поверил, — заключил Анатолий.
     — Отчего же, в бога я верю. Не верю в то, что бог учит убивать других людей и присваивать их имущество нажитое честным трудом.
     — А разве Храм Единого учит этому?
     — А как тогда понимать слова: каждый от рождения и до смерти раб божий?
     Послушание Служителю Храма Единого Бога — наипервейшая заслуга перед богом? Балтасар Первый — богом избранный правитель всех живущих? Это Балтасар то? По чьему распоряжению убивают всех несогласных с его первенством и сгоняют на каторгу наравне с убийцами?
     — И многие считают так же?
     — Многие. Только говорить во всеуслышание об этом нормальный человек не будет. Я слышал, что ты и твои друзья помогают людям древними способами, и вы ничего не проповедуете.
     — Отчего же, проповедуем. Мы проповедуем единство людей и непримиримость к паразитам.
     — А кто паразиты? Стражники, управленцы Балтасара?
     — Ты до вчерашнего дня тоже был одним из них, Оклх. Теперь ты свободен в выборе пути. Сотворчество богу — значит быть с ним, паразитизм — уничтожение жизни своей и жизни самого бога. Так как ты поступишь?
     — Я буду с богом, — покраснев, выпалил Кузнец.
     — Ну и бог с тобой будет.
     Анатолий повернулся, собираясь будить товарищей. Но Кузнец вдруг остановил его.
     — Постой! Я хочу сказать ещё кое-что  важное.
     — Это не потерпит?
     — Другим этого знать пока не нужно. Извини, может быть, мои слова покажутся тебе наговором, но я должен сказать. У Меченного есть магнеум.
     — Ну и что? У нас тоже есть это оружие. В этих широтах оно не даёт преимущества.
     — Даёт, если уметь его применять,  — загадочно произнес Кузнец, переходя на шёпот. — Накануне той ночи, когда меня так ловко захватили твои ребята, (что не удалось бы сделать никому из шайки Меченного), он подкрался к вашему лагерю с двумя помощниками на достаточное расстояние и применил его.
     — Что значит применил?
     — Не знаю точно. Я только слышал про это оружие всякие небылицы. Один из старых дружков Меченного сболтнул, что тот когда-то привёл своих друзей прямо в лапы яджуджей, будучи предварительно обработанный магнеумом.
Анатолий напрягся. Сразу вспомнился жуткий ночной крик и странный сон Авела на посту.
     — Вот что сделаем. Ты молчи об этом, мне не хочется подозревать друзей. К тому же, всё в ту ночь обошлось. Отделались лёгким испугом и неожиданным, внеплановым сном. Скоро мы будем там, куда преследователям не проникнуть.
  *   *   *

    Здесь был уже настоящий лес, совсем как в России. Всё чаще попадались огромные ели, а лёгкий подъем становился не таким уж и лёгким. Креститель всё чаще останавливался перевести дух, не прекращая своего бормотания, которое он начал ещё утром. Магдолина шёпотом, чтобы не мешать ему, объяснила Анатолию это занятие.
     — Учитель общается с миром своих предков. Они должны пропустить нас в Долину Магов и закрыть за нами проход. С тех пор, как всё население Долины было предано уничтожению, сюда больше нет прохода для незваных гостей. Хранители сторожат вход, тщательно проверяя немногочисленных путников. Подозревая, что сюда ещё наведываются скрывающиеся волхвы, Балтасар время от времени посылает свои отряды карателей, но  без всякой пользы. Долина не впускает чужих.
     — Жаль, что они не делали этого раньше, — так же шёпотом ответил ей Анатолий.
     — Да, жаль, — согласилась Магдолина.
     Нелёгкий путь продолжался до тех пор, пока они не упёрлись в высоченную скалу. Забраться на неё было под силу разве что экипированным альпинистам, отметил про себя Анатолий. Остальные так же с недоумением взирали на преграду, которую Креститель, по-видимому, собирался каким-то образом преодолеть. Но, вместо того чтобы искать обход, старец просто остановился прекратив своё бормотание и сделал приглашающий жест.
     Магдолина первой двинулась вперёд и протянула вперёд руку, которая просто провалилась в скалу. Задержавшись на миг, чтобы бросить приободряющий взгляд на Анатолия, она шагнула сквозь камень, как сквозь масло и исчезла из виду. Креститель остановил Анатолия, собиравшегося последовать вслед за девушкой, и предложил вначале проделать это остальным. Авел и Оан по очереди проследовали указанным путём и, так же как и Магдолина, исчезли в камне. Пет оказался первым для кого скала осталась скалой.
     — Вот как это происходит, — пробормотал он.
     Пытаясь вновь втиснуться в камень, на это раз с размаху, он только набил себе на лбу шишку и вынужден был отступить, потирая лоб.
     — Тебя скала не пустила, — заметил Андрэу. — Посмотрим, что она скажет по поводу меня.
     Неудача постигла и его, заставив Анатолия всерьёз забеспокоиться. Уж не закрылся ли этот проход вовсе, разделив их. Следуя жесту Крестителя, Кузнец попытал своё счастье и к всеобщему удивлению, легко преодолев преграду, исчез из виду. Андрэу и Пет переглянулись. В ушах Анатолия звучали слова Магдолины, что незваным гостям нет прохода в долину. Его сомнения развеял Креститель.
     — Видимо ваши мысли, друзья, ещё далеки от совершенства, коли проход закрылся перед вами. Не стоит расстраиваться, возможно, в будущем вы будете желанными гостями Долины Магов, но пока вам ещё рано туда.
     — Это что же получается, Креститель! — возмутился Андрэу. — Для этого слона, в человечьем обличии, ещё вчера пытавшимся  нас всех уничтожить, дорога открыта, а перед нами занавес?
     — Силы, охраняющие проход, сочли его более откровенным и безопасным гостем, нежели вас. Не нам оспаривать их решение.
     — На наших руках с тобой, дружище, оказалось крови и грязи значительно больше. Только и всего, — невозмутимо подытожил Пет. — Жаль только, что придётся вот так расстаться.
     — О расставании не может быть и речи! — воскликнул Анатолий, расстроенный не меньше обоих друзей. — Мы встретимся здесь через некоторое время.
Креститель отрицательно покачал головой.
     — Наш путь не имеет возврата по этой дороге. Вход здесь, но где мы покинем долину, я не могу знать.
     — Поступим так! — предложил Анатолий. — Конечной точкой нашего пути, рано или поздно будет Назарат. Предлагайте сами точку встречи, выбрав самый короткий путь.
     — Самый короткий путь в Назарат лежит через море,  — Уныло заметил Пет.
     — Но, в море впадают реки, — заметил Креститель. — Устье ближайшей к нам реки и будет местом встречи. Идите строго на запад и наткнётесь на какой-нибудь ручей. Он то и приведёт вас к реке.
     Не говоря больше ничего, старец направился к скале и исчез из вида. Наступил черёд Анатолия. Он мельком подумал, что будет потеха, если его скала то же не пропустит. Уловив его сомнение, Пет подбодрил:
     — Для тебя везде дорога открыта, наш Назар. Не сомневайся.
     Анатолий обнял обоих. Он сроднился уже с этими людьми, шедшими за ним с самого начала, когда ещё не понятна была цель, когда он ещё не верил сам в себя. Он, так же как и они считал, что с ними поступают несправедливо, не пропуская к заветному месту, куда они так долго стремились. Расставание огорчало его, но Пет уже подбодрил его. Оставалось лишь шагнуть сквозь камень, и он сделал это.

     Глава 8

     Один шаг сквозь непроглядную тьму и он оказался среди остальных, поджидавших его. Оглянувшись назад, он не увидел скалы, но видел на расстоянии окрика Пета и Андрэу. Зрелище было удивительным, он ожидал увидеть вещественную преграду, как и с обратной стороны. Креститель уже удалялся своей неспешной походкой и остальные поторопились за ним. Анатолий невольно обратил внимание, что посох, которым старец обзавёлся в начале их пути, всё чаще используется им как клюка, он опирался на него. Никогда он прежде не задавался вопросом: а сколько же лет Крестителю?
     — Наверное лет сто пятьдесят, — ответила на его немой вопрос Магдолина. — Точно он, наверное, и сам не скажет. Я всегда помнила его очень старым.
     — Так ты родилась здесь?
     — О, да. Здесь моя родина. Вон видишь те цветущие сады? — Указала она рукой вперёд, в лощину, открывшуюся их виду, вслед за очередным поворотом тропинки. — Там была наша деревня.
     Сколько Анатолий не вглядывался, он не заметил и намёка на жильё. Но, следы давних пожаров видны были кругом, прошедшие годы не до конца ещё скрыли груды спекшейся земли и почерневшие камни, когда-то служившие людям кровом. Креститель не стал углубляться в долину, а следуя одному ему известным приметам, свернул влево. Продравшись сквозь колючие заросли кустарников ежевики, они вновь начали подъём.
     Почти через час, нелёгкий путь их подошёл к концу. Они стояли на небольшой площадке где, кроме старого развесистого кедра, не было больше никакой растительности, не считая травы под ногами и обожжённого круга земли в самом центре.
     — Что здесь было? — спросил Анатолий.
     — Костёр. Вечный огонь.
     Анатолий сразу же вспомнил вечный огонь павшим героям в Москве, в Александровском саду. Он ошибся только на чуть-чуть, Магдолина тут же внесла поправку.
     — Этот огонь священный, как и тот, что пылает там — на Мидгарде.
     — Где-где?
     — В мире откуда ты пришёл, — пояснила девушка, то ли делая вид, то ли действительно не замечая, что последними словами сразила Анатолия наповал. Она назвала Землю каким-то чудным названием, которого он никогда прежде не слышал. Почему она так сделала?
     — Под этим названием она известна хранителям, — спокойно пояснила она. — Просто, ты не знал этого. Древнее имя забыто, но речь не о нём. Вечный огонь разряжал напряжённость в среде людей, поскольку хранители с его помощью молили силы Ангарда о сохранении мира и равновесия. Когда был убит последний житель долины, не успевший или не пожелавший скрыться, погас и костёр.
     — Почему, же никто из уцелевших не попытался вернуться и разжечь его вновь?
На этот раз ответил Креститель:
     — Не пришло ещё время мира. Огонь не должен гореть здесь, пока убийцы не будут наказаны за свои ошибки и преступления. Пока Ангард не будет очищен от скверны, он будет пылать неукротимо в сердцах людских, борющихся за справедливость. Только после наступления равновесия он запылает здесь вновь, мирным пламенем.
     С трудом, опираясь на руку, поданную Магдолиной, старец опустился на землю и тяжело перевёл дух, обвёл всех своим прищуренным взглядом.
     — Поздравляю тех, кто преодолел испытание, — непонятно пробормотал он.
Впрочем, Магдолина тут же мыслью пояснила Анатолию то, чего он никак не ожидал услышать:
     — Хранители долины считают, что люди колеблющиеся в выборе пути, а так же, потенциальные предатели своего бога не должны добраться до священного источника, дабы не внести смуту в свои умы.
     — Не понимаю! Разве Пет и Андрэу предатели? Откуда это известно хранителям, и кто эти хранители вообще?
     — Не стоит понимать всё буквально. Я думаю, мы всё скоро узнаем.
     — Каждый узнает о себе и для себя лишь то, что доступно его пониманию, — снова вмешался в мысленный разговор Креститель, не прерывая своей дрёмы, в которую он впадал частенько последнее время.
Самое удивительное, что эти слова Магдолины, как и предшествующий разговор об огне, не коснулись даже краем сознания Кузнеца и обоих братьев. Они любовались открывающимся сверху видом и хищной птицей недвижно парящей почти наравне с их утёсом.
     — Вот бы подстрелить дичь, — мечтательно поцокал языком Оан и тут же себя оборвал: — Только непозволительно охотиться в таком святом месте.
Остальные согласились с ним, провожая взглядами полными сожаления несостоявшийся обед.
     — Я слышал, что здесь может исполниться самое заветное желание, — произнёс задумчиво Кузнец.
     — От кого это ты слышал? — подозрительно спросил Авел. — Уж не от Симона ли?
     — От него, — смущённо признался тот.
     — Враки всё это. Он только, наверное, и может мечтать о деньгах и снова о деньгах.
     — Да, я и сам не очень верю в это, — согласился Кузнец. — Мои мечты слишком приземлённые: обзавестись семьёй, и чтобы было три мальчика и две девочки.
     — Не больше, не меньше? — хохотнул Оан.
     — Тогда, вместе с женой нас будет семеро — семь я.
     — А-а, — протянул Оан. — А нам с Авелом тогда будет достаточно и троих ребятишек на двоих, ведь с его и моей женой нас будет уже четверо. Так, братец?
     — Нет, — серьёзно возразил тот. — У каждого должна быть своя семья, а то он нас обскачет.
     Магдолина весело поглядела на Анатолия, словно спрашивая: а сколько детишек запланировал он? В ответ он мог, только отвести глаза. Таких планов на Земле ему и в голову не приходило планировать, а теперь с сожалением вдруг понял, что о самом главном он так никогда в жизни и не подумывал. Чтобы сгладить своё смущение, которого всё равно скрыть от девушки он не мог, Анатолий неуклюже пошутил:
     — Это не только от меня зависит. Любимая ещё не решилась стать моей женой.
     На что, Магдолина серьёзно ответила:
     — Помогу в этом, когда придёт время. Только не путайся в желаниях, не мне быть ею.
     Анатолию оставалось только прикусить язык и покраснеть, поскольку он по-прежнему иногда смотрел на Магдолину как на Нину, невольно ища различия во внешности, но находя их только внутри. Прекрасно поняв его смущение, девушка сделала шаг вперёд и прижала прохладные ладони своих рук к его разгорячённым щекам. Через мгновение, наступило успокоение, и даже какое-то блаженство, какое может испытывать ребёнок от прикосновений материнских рук. Она, действительно, стала ему за последнее время, как родная, но не мать, а скорее как сестра. Но, сестра старшая: мудрая, более опытная и всё же слабее его.
     — Чего мы ждём? — поинтересовался он через некоторое время.
     — Ждём приглашения, — ответила Магдолина. — Ты сам узнаешь, когда будет пора. Постарайся очистить мысли, так всё произойдёт быстрее.
     — Снова испытание?
     — Нет. На этот раз откровение. Каждый получит своё, после этого мы покинем долину, получив новые силы.
     Девушка расположилась поудобнее и прислонилась спиной к могучему дереву, прикрыв глаза длинными ресницами. Оставалось последовать её примеру, и Анатолий попытался. Отключиться от мыслей никак не удавалось, они навалились на него тяжёлой ношей. Столько событий произошло с ним за то время, как он очутился в избушке Глафиры! Могло ли произойти такое вообще? Что это: жизнь после смерти? А может всё ему только чудится? Не зря же Глафиру величали колдуньей. Что ей стоит ввести человека в состояние транса? Бред полнейший, да и только!
     Он вдруг догадался, что борется сам с собой. Одна его половинка всеми фибрами души верила в реальность Ангарда и людей окружающих его. Другая же напротив: доказывала бессмысленность сказочных событий происходящих с ним, уверяла, что это просто видение, дескать, не может человек вдруг оказаться в чужой шкуре бог весть где. А что, если резко распахнуть глаза? Останется ли всё так, как было минуту назад?
     Он это и сделал. Кедр по-прежнему простирал над ним свои руки-ветви, могучие горы вознесли свои вершины на недостижимую высоту, а дальняя, самая высокая, которую он первоначально принял за облачко, оказалась на самом деле снежной. Но, сколько он ни оглядывался, нигде не было видно его спутников: ни старца, ни девушки, ни верзилы Оклха, ни братьев близнецов. Вот оно что? Так всё-таки сомненья были не безосновательны! Всё это обман, жульничество! Ему стало горько, словно ребёнку, которому дети постарше объясняют, что сказки это ложь, что никогда  в реальной жизни не бывает, так как в сказке, и при этом ещё обидно посмеиваются.
     — Какая жалость. Я уже было поверил в свою великую миcсию — спасения человечества Ангарда, — почти всхлипнул он.
  *   *   *

     Видение чудесного мира рассыпалось, словно мозаика и, перемешиваясь в водовороте, лавиной понеслось в небытиё, увлекая его за собой. Ни низа, ни верха, ни права, ни лева. Такое уже с ним было. Наверное, он сейчас очнётся в избушке на краю родной деревушки, или ещё где-нибудь, чтобы принять смерть, которая так долго и неспешно играла с ним. А может быть и не очнётся вовсе. Может просто будет суд божий, как пишут всякие ополоумевшие мистики, а чудное видение иного мира — это просто наказание за дела земные.
     Он горько хихикнул, издеваясь над самим собой, за то, что поверил, словно ребёнок в нереальные события, будто бы происходящие на самом деле. Ему стало страшно. Впервые по настоящему стало страшно, как не было с ним никогда: ни на идиотской войне, ни на больничной койке, где врачи зачитали ему смертный приговор. Но хихиканье продолжалось. Знакомое хихиканье, которое не хотелось слышать никогда больше. Неужели  это хихиканье и общество одинокого невидимки — всё на что ему остаётся рассчитывать на всём протяжении бесконечного сумасшествия?
     — Страшно, да?
     — Да!!! — хотелось крикнуть. Всё его существо трепетало, но Анатолий вместо этого просто ответил: — пошёл к чёрту!
     — К нему людей посылают, а меня посылают к людям. Ха-ха! Здорово ты запутался! А знаешь? Просто иди ка сам туда, откуда пришёл.
     — Куда это ты мне предлагаешь пойти, невидимое чудовище?
     — Ну, туда, откуда пришёл, на землю породившую тебя. Разве это не очевидно?
     — А ты, конечно, увяжешься за мной?
     — Куда ты, туда и я.
     — Ведь ты всего лишь часть меня, — поиздевался от души над невидимкой Анатолий.
     Ответ раздался откровенный вздох разочарования.
     — Ты так ничего и не понял. Придётся просветить. Я часть не только тебя, я неотъемлемая часть всех смертных. Без вас не могу, вот беда!
     — Зачем ты мне? — искренне удивился Анатолий. — Без тебя мне куда лучше, а тебе сытнее.
     — Пища не причём, — признался собеседник. — Вернее причём, но это не главное. Главное, что таково моё предназначение — пожирать слабых.
     — Не надоедает?
     — Вначале было усладой, а теперь просто привычка, без которой не могу, как некоторые без сигарет или выпивки. Когда-то сам выбрал этот путь, как самый лёгкий на пути к возвышению. Не люблю быть таким как все: безропотным и послушным. Но, вот беда! Без соратников оказалось очень скучно. А ты со мной не хочешь? — внезапно спросил невидимка. Вместе веселей, да и вечность тянется подольше, чем жизнь полная добра для всеобщего блага. Вернее для Его блага.
     — Значит, бог всё-таки есть! А какой он?
     — Непостижимый твоим слабым человеческим умишком. Я не смеюсь и не издеваюсь сейчас над тобой, это так и есть. Хочешь быть с богом?
     — Конечно, хочу.
     — Все хотят, для этого нужно стать как все. Потерять свою индивидуальность, творить только благие дела — не забыв посоветоваться с остальными. Я прекрасно знаю тебя, ты не такой, ты яркая индивидуальность! Быть частицей в бесконечности таких же — для тебя подобно смерти.
     — А ты? Ты так ли свободен, как утверждаешь? Разве нет других тебе подобных?
     — Есть. Но, они — это я, и наоборот.
     — Не понимаю, — опешил Анатолий.
     — Я и говорю, что ты не способен понять своим умишком всего мироздания. Ты думаешь, что бог это личность, а Чёрный ангел это отступник? А на самом деле всё много сложней. Я это он. Я его составляющая, если хочешь. Я его вечная противоборствующая сторона, и я его вечный союзник. Просто, я не один из них — простаков, частиц без своей воли. Я выше, много выше.
     — За это тебя и наказали такой вот участью — пожирать падаль? Если ты утверждаешь, что ты много выше остальных, то как это всё стыкуется?
     — Так и знал. Ты ничего не понял! Попробую объяснить ещё раз. Вот, к примеру, ты был когда-то солдатом: убивал себе подобных, потому только, что какие-то люди, исполняющие роль правителей, приказали тебе поступать так, во имя общего блага. А ты задумался однажды и решил, что эти люди, которых ты, кстати, никогда не видел воочию, просто заблуждающиеся подонки.
     — Я решил, что с меня хватит! Я могу жить и своим умом.
     — Но, не своим собственным государством. Ты не можешь жить с подобными тебе, не принимая участия в их делах. Просто ты был на таком месте, где не каждый из твоих соплеменников способен был бы справиться с поставленной задачей. Это было твоё место в твоём обществе!
     — А твоё место в твоём мире, как я понял, это место мусорщика?
     — Пытаешься оскорбить? Зря. Для того чтобы стать юристом, необходимо вначале подгрести весь мусор и выучиться.
     — И долго учатся на юриста?
     — Можно всю вечность учиться, а так судьёй и не стать. Не стать даже одним из двенадцати присяжных этого суда. Кроме того, это уже для меня не актуально. Я сам и судья, и прокурор, и адвокат, а палачи найдутся. В вашем мире есть сколько угодно крутых бизнесменов с четырьмя вашими классами начальной школы, и ничего, справляются.
     — Нет, история показывает, что самые глупые и преступные дела творятся именно недоучками.
     — Имеешь в виду: фельдфебеля ставшего вождём великой идеи очищения злаков от плевел, и так бездарно прогадившим её? Или семинариста без диплома, возомнившего из себя бога и принёсшего людям не мир, а меч; поднявшего сына на отца и отца на сына, ради любви к Отцу всех народов? Ха-ха! Я же говорю, что ты не прост. Ты умнее большинства тебе подобных. Тебя ждёт великое будущее, если сделаешь сейчас правильный выбор.
     Что-то показалось Анатолию не совсем уместным в этом диалоге: может упоминания выбора, а может ожидание извечного подвоха от невидимого собеседника, но он промолчал всеми мыслями, даже не съязвив по поводу участия своего оппонента в упомянутых им делах земных. Вместо этого, он подумал, что он здесь в небытие делает?
     — А со мной говоришь, — серьёзно прошамкал невидимка, неожиданно старческим голосом. — У того, встречи с которым ты ждешь с нетерпением, не нашлось как видно свободного мига для утешений. Вот ты и говоришь со мной.
     — Я не жду ни с кем встречи.
     — А зачем же ты пришёл в долину магов? Разве не для того, чтобы услышать ответы на свои вопросы? Так слушай: ждёт тебя ещё множество страшных испытаний, в том числе и предательство друзей. Ты не раз усомнишься в правильности выбора и в конце концов пожалеешь о бесполезности своих дел на Ангарде. Конец у всех существ один — смерть. Бежать от неё так же бессмысленно, как искать иголку в стоге сена. Страдать за народ, который тебя толком и узнать не успеет, глупо. Страдать за существ, которые тысячу раз оболгут тебя, переиначат твои слова, усомнятся в твоём существовании — вдвойне глупо. А страдания будут тяжкими, это я тебе обещаю.
     — Ты мне предлагаешь отречься?
     — Я уже предложил: будь со мной. Поверь, я не каждому делаю такое предложение. Я легко забираю их останки в конце их пути, но это, как ты правильно заметил, просто мусор. Ни для чего путного, кроме (так сказать) переплавки, они не годятся. Сделав правильный выбор, ты останешься собой: личностью, причём свободной личностью в безграничной вселенной. Других предложений ты не услышишь, так и знай. Впереди у тебя бесконечность, решай как её лучше провести: в забвении вечном или в делах и почёте.
     — Прощай, мне пора, — просто ответил Анатолий.
     — Тебе не изменить ничего из того, что я сказал! — попытался образумить его невидимка.
     Но, Анатолий в ответ подумал только одно:
     — Если не изменить, то не к чему и вся эта суета. Я встречу судьбу с покорностью и радостью, какой бы она ни была, ибо это угодно богу, а значит и мне.
     Круговерть встала перед глазами, а в душе наступил покой. Мысли вернулись на свои места, а сомнения, по поводу того: живёт ли он, или это ему мерещится, отошли прочь. Только в ушах звучали прощальные слова невидимки, полные изумлённой насмешки:
     — Какой же ты всё-таки глупец!
  *   *   *

     Журчание ручейка первым ворвалось в чувства ощупывающие мир, в котором он возник. Знакомый воздух, наполненный неизвестными ароматами, подтвердил, что он снова на Ангарде. Непонятно всё же, почему не на Земле, и когда кончится этот путь? Анатолий открыл глаза и увидел всех своих друзей. Они настороженно и с волнением вглядывались в его лицо, окружив ложе из трав, на котором он лежал.
     — С добрым здравием! — послышалось приветствие Магдолины.
Очень приятно было слышать её голос, похожий на журчание ручейка разбудившего его. Где он находится, хотел спросить первым делом Анатолий, но не обнаружив среди склонившихся над ним друзей лица Крестителя, вопросительно поглядел на Магдолину.
     — Учитель приказал нам долго жить, сам он ушёл по тропе предков. Не удивляйся, это естественная плата за мудрость, дарованную нам всем долиной. Кто-то должен был остаться в ней навсегда, хранители выбрали его.
Старец умер! И она так спокойно говорит об этом, словно он отлучился ненадолго и скоро вернётся.
     — Мы думали, что ты тоже уже не проснёшься, — пояснил смущённо Кузнец. — Пятые сутки сегодня пошли.
     — Как всё произошло, что случилось?
     — Мы все впали в какой-то дивный сон на той площадке под кедром, а когда проснулись, выяснилось, что Креститель не дышит, а ты дышал, но в сознание так и не приходил. Магдолина вывела нас оттуда какой-то другой тропой, мы принесли тебя сюда и вот мы здесь ждём тебя, Назар.
     Имя девушки Кузнец произносил с какой-то дрожью в голосе, не иначе как со страхом. Окинув его цепким взглядом, Анатолий прикусил язык, он явно ошибался: не страх был написан на лице верзилы, а явное почитание.
     «Влюбился Оклх в мою Нинку», — с печалью подумал Анатолий. И чтобы скрыть своё смущение перед нею за неподобающие мысли рывком вскочил и направился к потоку чистейшей воды умыться. Но, Магдолина не прореагировала на его несдержанную мысль: наверное, даже не обратила внимания. Когда он вернулся к остальным, она как всегда улыбнулась ему своею тёплой улыбкой и предложила поесть перед дальней дорогой.
     — Оан и Авел отличились, наловив в ручейке рыбу. Кто бы мог подумать, что здесь она водится?
     — Уж что-что, а как рыбу выудить, нас с братом учить не нужно, — довольно заявил Авел. — Мы с детства рыбачили с отцом, пока тот не провинился перед дворцовыми лизоблюдами.
     — Это как же? — полюбопытствовал Анатолий.
     — Один из сановников Балтасара подавился косточкой, а обвинили отца, дескать, он поставляет во дворец некачественные продукты.
     Хотелось от души посмеяться, но по серьёзным лицам братьев, Анатолий понял, что это не шутка.
     — После того случая, всех нас арестовали, как неблагонадёжных. Нас с братом закатали на пирамиду, а где отец и мать не знаем до сих пор. Слухи ходят, что есть одно место в южных горах, где людей приковывают к скале, а стервятники заклёвывают их насмерть.
     Странные дела творятся на Ангарде, подумал Анатолий. Впрочем, и на Земле бывали не лучшие времена, когда чума овладевала подавляющей частью душ человечества — сталинские и гитлеровские концлагеря тому наглядный пример. Всё в голове встало на свои места: не отдельные личности творят историю, а обстоятельства созданные специально для появления этих личностей на свет и прихода их к власти. Креститель говорил ему об этом, но как-то иносказательно, видимо сам до конца не предвидя трагический финал этой борьбы с ведьмами. Конечно! Он и не мог осознавать, ведь это ему — Анатолию, а не Крестителю были известны исторические последствия деяний балтасаров и серых ничтожеств, скрывающих свою личину под человеческим обликом. Это в его силах остановить закат совестливости и гуманности на Ангарде, и предотвратить расползание чумы в человеческих душах.
     Он увлёкся своими рассуждениями, впервые не путанными, а чёткими и абсолютно ясными. Он даже почувствовал какую-то тяжесть на своих плечах, как мудрый родитель, от решения которого в тяжёлую минуту зависит будущее его чад. Взгляд Магдолины, который он чувствовал, как осязание, на этот раз не был взглядом воспитательницы или старшей сестры, как он обычно воспринимал её. На него, не отрываясь, глядели расширенные зрачки фиолетовых глаз девочки, напуганной страшной сказкой.
     — Тебе не нужно было в этот раз слушать меня, — печально произнёс он, впервые ощущая себя на Ангарде самым старым, старше самого Крестителя, так неожиданно покинувшего их.
     Она не стала, как обычно, объяснять ему, что это происходит непроизвольно. Она просто глядела, ничего не отвечая, но взгляд больше не выражал страха. Это теперь была боль и это была боль за него. Анатолий даже помотал головой, чтобы стряхнуть с себя этот немой крик, а Магдолина потупилась, как провинившийся ребёнок. Не поднимая глаз, она робко, что было совсем несвойственно ей, произнесла:
     — Прости меня, я вела себя с тобой не так.
     — Что значить не так? Я тот же, что и прежде. Магдолина, очнись! Что происходит?
     — Пелена спала с моих глаз. Я впервые осознала кто я и кто ты.
     Анатолий не понял, что она хотела этим сказать. Просто она, как и все, получила в долине какое-то откровение, которое касалось его. Не хотелось гадать, какое именно, и так было всё ясно. Она по-прежнему его поводырь в этом мире, только теперь осознанный, как и он со своей странной миссией, на которую его обрекла Глафира. Вспомнился её колдовской домик с комарами-стражами. Увидит ли он его когда-нибудь снова?
     — Пора, друзья! — оборвал он сам себя, поднимаясь на ноги.
     — Куда мы сейчас? — деловито поинтересовался Оан, прилаживая свой мешок за плечи.
     — В Назарат конечно. Откуда ушёл Назар, туда ему и возвращаться, причём кратчайшим путём.
     Оан заметил, что Анатолий заговорил о себе в третьем лице, но не удивился.
     — Кратчайший путь не самый лёгкий, — заметил Кузнец. — Я никогда не видел моря и не горю особым желанием покататься на кораблике.
     — Нам нужно обойти множество людей, прежде чем мы достигнем столицы, поэтому тут ты пожалуй прав, — согласился Анатолий.
     Магдолина поднялась первой и двинулась вперёд указывая дорогу, сквозь лес и заросли горной ежевики срезая путь, чтобы не терять время на следование причудливым изгибам ручейка. Остальные последовали за ней.
  *   *   *

     Приморский город, в который впадал их водный проводник, превратившийся из горного ручейка в широкую судоходную реку, встретил их гамом торговцев рыбой и прочими дарами моря. Чем только не торговал народ на улочках Акваилма, превратившихся в стихийный рынок. На самой набережной, куда стекались все улочки города, расположенного полукольцом возле просторной гавани, путешественники издали приметили восторженную толпу.
     — Поглядим? — деловито предложил Авел, усердно работая локтями и врубаясь в самую толчею.
     — Куда же ты, безумец? — попытался осадить брата Оан. — Раздавят ведь!
     Но тот не слышал и словно помешанный продолжал отпихиваться от таких же любопытных, прокладывая дорогу остальным. Им оставалось только не отставать.
     Анатолий ожидал, что кто-нибудь обязательно отвесит подзатыльника нахалу, но он ошибался. Толкались все и лица были обращены только в одну сторону. Там на высоко взметнувшихся ввысь шестах сверкали на солнце всеми мыслимыми оттенками украшения из причудливых раковин и кораллов, вперемешку с жемчугами. Магдолина восторженно что-то прокричала, указывая пальцем вперёд, но разобрать её слов было невозможно из-за базарного шума.
     Ну, если и наша жемчужина оказалась прельщена этими побрякушками, то об остальных и говорить нечего, — решил Анатолий и ошибся. Девушка поглядела на него с укором через плечо, и специально для него повторила свои слова, на этот раз мысленно:
     — Погляди кто продавцы этих сокровищ!
     Анатолий поглядел внимательнее и опешил: двое, бойко отпускающие свои товары и принимающие выручку, были не кем иными, как Андрэу и Петом. Было похоже, что все это заметили, за исключением его самого.
     — Прошу прощения, оказывается, это мне побрякушки затмили взор, — буркнул он, протолкнувшись к круговому прилавку вплотную.
     Пет первым заметил друзей, и хмурое лицо его засияло. Он потянул за локоть приятеля, но тот был очень занят подсчётом монет, за только что проданную им коралловую диадему, украшенную жемчугом и, ни как не хотел отрываться от своего занятия. По всему было видно, «носитель кошелька» был на седьмом небе от блаженства. А ведь парень обрёл своё призвание, подумал Анатолий. Андрэу, ненадолго оторвался от созерцания монет и скользнув по лицам покупателей, отсутствующим взглядом, снова уткнулся в свою ладонь полную сверкающих треугольников.
     — Бросай уже! — крикнул ему в ухо Пет, тормоша за плечо. — Наживка сработала!
     — А? Что? А-а... — приходя в себя, неохотно оторвался от своего занятия Андрэу. — Да, клюнула.
     К разочарованию Андрэу и восторгу ротозеев, Пет вдруг взгромоздился на прилавок, чтоб его было лучше видно, и громогласно объявил:
     — Сегодня, в честь прибытия нашего дорогого учителя, мы объявляем день бесплатных даров! Всё, что осталось от нашего товара счастливчики могут принять совершенно бесплатно!
     Анатолий опешил, как и глазеющие покупатели и зеваки, ожидая начало смертной давки, именно так бы произошло, если бы подобное заявление прозвучало бы где-нибудь в ГУМе. Но не тут-то было. Желающие встретили это заявление ликованием, но никто не полез без очереди, мало того, некоторые, кому украшения были не нужны, оставались в стороне, просто наблюдая за происходящим. Народ ещё не испорчен, как хотели бы Балтасар и компания, решил Анатолий и порадовался этому.
     — У нас частенько продавцы поступают подобным образом, — подтвердила Магдолина. — Продукты могут просто испортиться и не достаться никому.
     — Эти не испортятся, — заметил Анатолий.
     — К тому же, они приносят великолепный доход, — пробурчал Андрэу.
     — Завтра перестанут, — откликнулся отрезвляюще Пет. — Идея Андрэу была великолепной. Никто до нас не торговал соскрёбаным с днищ кораблей мусором по таким сумасшедшим ценам, но пример подан. Завтра это станет обыденным делом.
     — Откуда ты знаешь?
     — Городской сборщик налогов подсказал, недаром я прикармливал его. Сегодня трое уже зарегистрировали свои права на точно такую же деятельность, а завтра их будет уже тридцать три! Завтра мы бы не окупили и половину суммы грабительского налога, к тому же, ты позабыл, зачем мы это затеяли.
     — И то верно, — согласился Андрэу, возбуждённое лицо которого постепенно стало приобретать нормальное выражение. — Мы затеяли нечто необыденное, чтобы привлечь твоё, Назар, внимание, как только вы вступите в город. А то, как бы мы нашли вас?
     — Здорово, это вам удалось! — согласился Анатолий. — Только, если бы не Авел, мы бы прошли мимо. Спасибо ему за зоркий глаз.
     Младший из братьев красноречиво промолчал в ответ. Толпа, между тем, не редела, а как показалось Анатолию, даже стала гуще. Глаза многих  были устремлены на него, словно люди чего-то ждали. Свой план по насыщению воды положительной информацией он опробовал, пока они находились в верховьях реки. Если бы план удался, очень многие жители Ангарда должны были воспрянуть духом и сосредоточить свои умы на улучшении политического устройства империи. Судя по словам Крестителя, ничего путного из этого не должно было получиться, но глаза окруживших их людей продолжали пытливо глядеть на него.
     — Мы немного поработали, пока дожидались твоего прибытия, — склонившись к уху Анатолия, прошептал Пет. — Они всё о тебе знают и ждут твоего слова. Не огорчай их отказом, учитель.
     Этого Анатолий никак ожидать не мог. Тщательно затолкав раздражение глубоко в себя, он задумался. О чём он мог бы поговорить с этими людьми? Они не просили благословения или излечения от каких-либо недугов. Тут как всегда вовремя вмешалась Магдолина, подсказав ему, что собравшиеся перед ними в эту самую минуту, ещё недавно серьёзно страдали различными болячками, а некоторые даже готовились в скором времени принять смерть. Не только такие были здесь, просто слышавшие краем уха о Назаре из Назарата, недовольные властью Балтасара с его новыми законами над некогда свободным народом, подчинявшимся только старейшинам своих родов.
     Эта новость не добавила ясности в ситуацию. Излечила ли их вода, которую они пили, или что-то другое? Но какое это имело значение! Главное: его план сработал: ему удалось излечить многие тела, сейчас оставалось последнее и самое важное — излечить души. Одно без другого не может быть в полном здравии. Так он и сказал. Неожиданно для себя самого он говорил очень долго, приводя примеры, споря со своими слушателями, убеждая и доказывая истины, познанные им самим совсем недавно. Но ему верили, это видно было по лицам людей, по устремлённым на него взорам полным надежд.
     Наверное это могло продолжаться и дольше, народ всё прибывал, и вновь прибывшие не хотели отпускать его, ожидая чего-то нового. Внезапно, сам не отчётливо сознавая, зачем он это делает, Анатолий перешёл на сказку о зарождении жизни на Ангарде, слышанную им и его товарищами от Крестителя в песках, после спасения от жертвоприношения богу яджудж. На набережной наступила тишина, люди ловили каждое его слово. Он давно закончил говорить, а слушатели всё ещё оставались неподвижными, словно загипнотизированные этой сказкой-былью. Тогда он начал протискиваться сквозь толпу, не очень рассчитывая добраться до её внешнего края. Помогли, как ни странно, ему двое стражников.
     Повозка, запряжённая единорогом, двигалась по узким улочкам, повинуюсь одному из них. Анатолий, поначалу решивший, что его собираются арестовать, недоумевал. Пет, оказавшийся рядом с ним, обменялся какими-то жестами с неулыбчивым стражником, после чего, успокоил Анатолия.
     — Эти двое — наши искренние почитатели.
     — Куда мы едем?
     — В дом одного из них — Сабы, для отдыха. Не беспокойся, Андрэу доставит остальных следом.
  *   *   *

     Всё так и произошло. Дом оказался просторным, никто не докучал им расспросами. Было неплохо провести ночь не под открытым небом, а в относительном комфорте: на чистых простынях, после купания в бане. Утро оказалось расписано по минутам: Андрэу и Пэт успели обзавестись кучей сторонников в предстоящей борьбе с имперской властью. Анатолий скоро выдохся и целиком взвалил эти дела на широкие плечи обоих прытких организаторов, а сам решил уединиться во внутреннем дворике, вдали от шума, чтобы обдумать свои дальнейшие шаги. Расхаживая между стволами винограда, заплетённого в роскошный тенистый навес и увивающего крышу дома, он пытался найти выход из ситуации, в которую оказался втянут помимо своей воли: неожиданное решение о выступлении против существующей имперской власти созрело само собой в среде самих горожан. Анатолий подозревал, что дело уже не ограничивается одним Акваилмом. Это было несколько неожиданно, это шло вразрез с его планом, не предусматривающем использование мирных граждан, во избежание бессмысленных жертв, которые обязательно будут, как только приближённые Балтасара узнают об угрозе своей власти. Выхода он не находил: отделиться от своих почитателей — означало предать их, они уже не остановятся на своём пути к возрождению прежней свободной жизни, но и роль этакого дедушки Ленина абсолютно
не импонировала.
     Магдолина спасла его от безумия, в которое он потихоньку вгонял сам себя. Она появилась во время его мысленного монолога, чтобы задать свой вопрос:
     — Кто такой дедушка Ленин?
     — Вождь мирового пролетариата.
     — Никогда не слышала о таком.
     — Это потому, — ответил он, — что пролетариат на Ангарде ещё не осознал себя классом, но когда это произойдёт, будет большая буча и много крови.
Внезапно Анатолия осенило: всё происходящее не случайно, кто-то опередил его и постарался повернуть дело по своему, в нужное для себя русло. Ответ он знал ещё до того, как ляпнул про Ленина. Ни кто иной, кроме его «друга» невидимки не способен на такое.  Его делишки сами кричали за себя, но как он это проделал?
     — Думаешь, бог яджудж вмешивается в твои планы?
     — Ещё как, милая, — ответил он. — Вопрос в том, как перехитрить его, если он наперёд знает каждый мой шаг.
Девушка ненадолго задумалась, она действительно была мудрее всех мудрецов вместе взятых.
     — Следует использовать его знания о своих действиях во благо, понять чего он боится, и загнать его в ситуацию — в которой его прозорливость бессильна будет нам помешать.
     — Спасибо, Магдолина, — поблагодарил Анатолий, не в первый раз поражаясь всей этой истории случившейся с ним, где Магдолина — это девушка, предназначенная для него, как говорил Креститель.
     Он долго не понимал смысла этой фразы, до нынешнего дня. Только сейчас, мало-помалу, её присутствие возле него становилось понятным: она как советник подле него, как какая-то библиотека, способная дать ответ на любой вопрос. Она, по её словам, и по словам Крестителя, была выбрана  мудрецами своего народа, как и Назар. Только Назар для тела, а она для разума. Словно связующая нить с чем-то или кем-то, вроде могущественных хранителей Долины Магов. Всё было как-то очень сложно, он не понимал этого, но понял, что Магдолина ответит на любой вопрос, какой он задаст ей.
     — Расскажи мне об устройстве вселенной, Магда. Можно я буду называть тебя так?
     — Меня никто ещё так не называл. Мне нравится это имя! Что рассказать?
     — О звёздах. Почему, сколько я ни смотрю на них, я не вижу ни одного знакомого созвездия? Где-то там мой дом, но я не знаю где.
     — Звёзды никогда не образуют постоянный узор, они всегда в движении, а твой мир... Ты не найдёшь его над головой.
     — Как это? Этого не может быть... Откуда же я тогда взялся на Ангарде, Магда?
     — Откуда берутся все — от Создателя. Просто, твой мир выше моего.
     — Если я правильно понял, мой мир главней?
     — Для Создателя все миры однозначны, среди них нет главных и второстепенных.
     Они дополняют друг друга и поддерживают в равновесии. Если какой-нибудь один рушится, то и другие испытывают последствия на себе.
     — Но, я не мир, Магда! Я просто человек. В чём же заключается моя значимость для существования Ангарда?
     — Ты не хочешь понять одного: каждый человек — это целый мир! От жизни каждого зависит целостность всего сущего.
     — Не потому ли земная церковь осуждает самоубийц?
     — Любое правильное учение осуждает самоубийство, как неправомерное вмешательство в деяния Создателя. Человек решившись на такое, должен сознавать последствия своего поступка не только для себя, но и для других существ. Порою, этим он перечёркивает труды миллиардов разумных существ куда более достойных перед лицом Создателя, нежели он сам.
     — Храм Единого Бога, как я слышал, не осуждает самоубийц?
     — И в этом его главное преступление.
     — Знаешь, Магда, после твоих объяснений, каша в моей голове разбухла до предела и сейчас, того и гляди, полезет наружу из ушей. Давай-ка лучше о чём-нибудь более приземлённом.
     Анатолий давно порывался спросить, любила ли девушка кого-нибудь в своей жизни, но опасался неправильного понимания с её стороны. Вот и сейчас, как только эта мысль мелькнула у него, он передумал спрашивать. Однако, отвести в сторону взгляд не удавалось. Словно зачарованный он глядел в глаза Магдолины, которая и не думала смутиться незаданным вопросом, она уже начала отвечать, на этот раз мыслью, словно опасаясь быть услышанной посторонним.
     — Любила и люблю, как и всякий человек способный чувствовать. Любовь  к своему близкому не отличается от любви к избраннику, с которым ты готов произвести на свет наследника. Просто, последнее — есть вершина совершенствования, на которую влюблённые должны взойти рука об руку, чтобы постичь тайну сотворения мира. А окружающий мир, ещё раньше, выбирает подходящие для этой великой цели пары и ведёт их по этому пути, заботясь о них и о плодах их любви.
     — Что же есть мир, который заботится обо мне, и который подбирает мне пару?
     — Это совокупность всех видимых и невидимых сил природы, и конечно, множества существ, в обязанность которых входит поддержание мира, вверенного их заботам, в равновесии. Собственно, это одно и то же. Ты поймёшь это. Поймёшь уже скоро.
     Возникло неловкое молчание: Анатолий никак не решался задать вслух главный мучавший его вопрос, а Магдолина не спешила отвечать на него. Кто же она? Зачем она в его судьбе? Почему он её встретил в образе своей любимой девушки, которая отвергла его в земном мире? Что это: шутка богов, или наказание? Там она была для него недоступна по его глупости, здесь — по своей воле.
     — Ты хочешь знать, — промолвила Магдолина, каким-то грудным голосом, какого он никогда от неё не слышал прежде, — смог бы ты устоять перед моими чарами, захоти я получить тебя для себя одной?
     Со стыдом, Анатолий хотел воскликнуть: нет! Но фиолетовые огоньки её глаз вспыхнули, словно два факела, проникая прямо в сердце, скручивая волю в узел и зажигая всепоглощающим огнём страсти самые тёмные глубины разума. Он просто плыл по течению в этом водовороте, и когда, казалось, уже никакая сила не способна его спасти, и он сейчас захлебнётся, превратившись из человека в животное, всё кончилось. Перед ним стояла обычная Магдолина в своём простеньком платьице, купленном ей в первом городе на их совместном пути — Филионе.
     — Как много во мне, оказывается, от самца, — мрачно заметил Анатолий. — Спасибо, что показала мне это.
     — Не правда. В тебе очень сильная воля и аналитический разум, а так же то, чего нет ни в одном мужчине Ангарда. Ты сопротивлялся моим чарам и развеял их по собственной воле.
     — Я этого не помню, — возразил Анатолий.
     — Тем не менее, это так.
     — Просто-напросто, я не про тебя, Магда. Меня ждёт Нинка, и я должен обязательно к ней вернуться, только пока не знаю как.
     Магдолина не отвечала. Девушка выглядела очень несчастной, глаза помутнели, а капельки слёз застыли на ресницах. Сердце невольно сжалось при виде — такой вот — необычной, всегда сильной Магдолины. Он невольно сделал шаг к ней и обнял за плечи, положив её голову к себе на плечо. Она всхлипнула как маленькая и, успокаиваясь, прошептала:
     — Это не ты не про меня, это я не про тебя, а как...
     Она замолчала не докончив. К ней постепенно возвращался прежний облик неприступной богини.
     — Я люблю тебя такой чистой любовью, какой ты представить себе пока не можешь. Но, я не для наслаждений тебе предназначена. Разделить тяготы и утешить в тяжёлую минуту — вот мой удел.

     глава 9

     Что-то разбудило его, он открыл глаза и уставился в кромешную тьму. Окошко выходило во внутренний дворик, неосвещённый, в отличие от улиц. Ни звука не проникало в комнату отведённую ему. Он хотел воспротивиться такому комфорту: остальным, досталась просторная гостиная за дверью, отделяющей его от остальных. Только ему и Магдолине была оказана подобная честь, но после настойчивых уговоров хозяина и друзей, он в конце концов, смирился. Полежав так с минуту, Анатолий хотел уже повернуться на другой бок, но вдруг ему показалось, что он слышит мысленный зов. Он снова прислушался, на этот раз к себе, но больше ничего подобного не повторялось, зато сон совсем улетучился. Осторожно поднявшись и ругнув про себя скрипнувшую кровать, он оделся и на цыпочках проскользнул в дверь.
     Безмятежное сопение спящих друзей, перекрывало мощное похрапывание Кузнеца, наполняя помещение спокойствием. Но что-то его разбудило, а он давно уже привык доверять чувствам, Чтобы успокоить себя, Анатолий пересёк комнату и подошёл к двери в спальню девушки. Дверь была плотно прикрыта, сквозь неё не проникало ни звука. Он уже собирался толкнуть её, но мысль о том, что подумают о нём друзья, ели кто-нибудь из них сейчас проснётся, остановила его. Реакция Магдолины на подобное вторжение не интересовала его: он был уверен в том, что девушка поймёт всё правильно. Кляня свою нерешительность, он отступил и тут же оказался в чьих-то мощных объятиях. Человек, схвативший его сзади с натугой сопел, но не ослаблял свою хватку. Именно в этот миг до Анатолия вдруг дошло, что он не слышит храпа Кузнеца.
     — Оклх? — шёпотом выдохнул Анатолий.
     — Учитель? — облёгчённо вздохнул верзила и разомкнул свои медвежьи объятья.
     — Я уж давно прислушиваюсь к шорохам, вдруг какой недруг прокрался?
     — Давно, — автоматически повторил за ним Анатолий и сражённый мелькнувшей мыслью бросился назад к двери.
Пустая постель Магдолины, озарилась вспышкой света из-за плеча. Пет державший в руках зажжённую им только что свечу, протиснулся вперёд к распахнутому настежь окну.
     — Верёвка, — констатировал он.
     Анатолий не успел удивиться такой быстрой реакции друзей, он лихорадочно соображал, что же делать дальше. Пет опередил его: не тратя времени даром, сунул свечу ему в руку и вскарабкался на подоконник.
     — Я на крышу, ты во двор, — коротко приказал он Кузнецу.
     Анатолию оставалось лишь разбудить остальных и ждать результатов разведки, небезосновательно полагая, что схватить похитителей сразу не удастся — если бы Магдолина была неподалёку, она подала бы весточку мысленно. Взяв с собой Оана, он отправился известить о случившемся несчастии гостеприимного хозяина. Пересекая двор, они заметили возвращающегося Кузнеца, по удручённому виду которого результат его поисков был ясен и без слов. Зато у двери в хозяйские покои их ждал ещё один неприятный сюрприз: бездыханное тело в луже крови. Анатолий помертвел от ужаса, но осветив свечой тело, немного успокоился. Это была не Магдолина, это был сам хозяин дома.
     Тут их внимание привлекли странные звуки доносившиеся из-за двери, на пороге которой недавно разыгралась трагедия. Оан встрепенулся, словно гончая почуявшая след и попытался ударом ноги вышибить дверь, которая оказалась незапертой. Звуки, вызвавшие подозрение, тут же превратились в отчётливые женские рыдания. Пламя свечи высветило женщину, почти лишившуюся чувств от ужаса и девушку прижимающую её голову к своей груди и пытающуюся унять её рыдания. Девушка выглядела сильно потрясённой случившимся несчастьем, но сохраняла хладнокровие. Анатолий узнал в этой паре жену и дочь хозяина дома. Оан помялся, не зная, что же делать дальше.
     — Мы не причиним вам вреда, — произнёс Анатолий.
     — Вы уже причинили! — воскликнула сквозь рыдания женщина, узнав его. — Это из-за вас они пришли в наш дом и убили мужа!
     Вот и началось, — подумал Анатолий. — Первая невинная жертва в результате моего появления в этом мире.
  *   *   *

      Собравшись в своей комнате, друзья в ожидании возвращения Пета, негромко вели военный совет. О том, что война, начатая императором (или теми, кто стоял за ним), против Назара из Назарата, перешла в новую стадию, сомнений не было. Было только неясно пока, чего противники хотели добиться этим похищением? Об этом Анатолий прямо и сказал, не особенно рассчитывая на подсказку. Оан и Авел глубокомысленно почёсывали затылки, Андрэу отрешённо глядел в потолок, словно пытался разглядеть там что-то. Что касается Кузнеца, тот был больше увлечён опёкой над новой знакомой — Айной. Не смотря на возражения её матери, им удалось убедить их держаться в эту ночь поближе к мужчинам. Девушка ещё не отошла от шока, вызванного трагедией, но охотно отвечала на вопросы, и постепенно картина происшествия начинала вырисовываться.
     Ночной посетитель не вызвал подозрений у Сабы, поскольку был его другом по службе в городской страже. Он пустил его во двор, якобы для важного разговора. Девушка слышала часть беседы. Посетитель горячо убеждал в чём-то отца девушки, но тот гневно ответил отказом.
     — Как ты посмел прийти ко мне с этим, Мерлик? Как ты посмел предложить мне предать доверившихся моему гостеприимству людей?!
     — Он самозванец, Саба. Выдав его, ты получишь славу и деньги.
     — Из-за монет Балтасара весь мир сошёл с ума.
     — Подумай!
     — Убирайся. Больше ты мне не друг.
     Всё произошло очень быстро: откуда-то сбоку появились ещё люди и, не говоря ни слова, набросились на него с ножами. Сабе удалось сшибить с ног первого из нападавших и отобрать его оружие. Размахивая перед собой ножом, он пятился к двери, удерживая врагов на расстоянии. Ещё один из нападавших тихо вскрикнул — нож полоснул его по груди. В тот же миг, не принимавший участия в сражении приятель Сабы, предательски, вонзил ему клинок в спину, остальные тут же докончили своё дело. Девушка в ужасе захлопнула дверь. Напавшие пытались взломать её, но это было непросто, учитывая, что шума они поднимать не хотели. Напоследок хриплый голос предупредил, чтобы женщины сидели тихо, иначе их спалят вместе с домом.
     Лицо девушки подёргивалось, когда она говорила о предательстве человека, которого отец считал своим другом. Кузнец вполголоса успокаивал её, Но не очень успешно.
     — Беда ещё не закончилась, — шептала она, ни к кому конкретно не обращаясь.
Анатолий мучился той же проблемой. Коли беда пришла от человека представляющего власть империи в этом городе, то не станут ли они вскоре яблоком раздора для горожан? Ответ пришёл раньше, чем он рассчитывал. С улицы послышались громкие крики, затем последовал стук в ворота, ведущие во двор. Перекрывая шум, в раскрытое окно ворвался повелительный приказ:
     — Открывайте!
     Первым прореагировал Кузнец.
     — Ну, что? Откроем и зададим жару, кто бы там не был?
     В руках он вертел узловатую дубину, где прихваченную им. Оан и Авел согласно вскочили со своих мест, извлекая из заплечных мешков кривые яджудские сабли. Магнеумы, а их было только три, могли сделать лишь по одному выстрелу, потому не стоило особенно рассчитывать на них. Анатолий жестом остановил друзей, он всё ещё колебался перед необходимостью убивать. Кто-то наверняка должен был заплатить за смерть Сабы, но находились ли виновные в его смерти тут — за воротами? Они, скорее всего, сейчас были далеко, и в их руках находилась Магдолина. Это он и высказал.
     — Тогда наверх! — указал Оан на верёвку, всё ещё свисавшую из окна.
     — Бежать как ворам? — возмутился Кузнец. — Ну, уж нет.
     — Узнаем вначале, — решил Анатолий, — кто так хочет ворваться сюда и зачем.
     Он решительно двинулся к воротам, а остальные, окружив его, последовали за ним, держа оружие наготове. За воротами мелькал свет факелов, и слышно было бряцанье подкованных сапог — отличительной особенности одежды стражников.
     — Что вам нужно?! — громко спросил Анатолий.
     Ответ прозвучал сразу, и он ошеломил.
     — Немедленно откройте ворота и выдайте убийцу Сабы — Назара.
     Чего угодно ожидал Анатолий услышать в ответ, но только не это.
     — Чего-то ты путаешь, недотёпа! — выкрикнул Андрэу. — И откуда ты знаешь, что Саба убит?
     — Если мои сведенья неверны, пусть хозяин дома сам скажет об этом.
     Ответом стражнику было недоумённое молчание, которое тот сразу же истолковал в пользу своего обвинения.
     — Значит, я прав!
     — Скажи вначале, куда ты девал девушку, которую похитил? — не унимался Андрэу. — И вообще, ты слишком много знаешь! Уж не от твоей ли предательской руки пал Саба?
     Он всячески пытался внести смуту в умы команды стражников, вызвав обоснованные подозрения против человека распоряжающегося ими. Но тот, понимая, что его с минуту на минуту выведут на чистую воду, поспешил отдать приказ:
     — Ломайте ворота!
     Снаружи забарабанили чем-то тяжёлым, и дерево застонало под ударами.
     — Погодите! — воскликнул Анатолий, всё ещё надеясь рассеять недоразумение. — Я сейчас сам выйду!
     Он принялся понимать тяжёлый засов, но друзья вовремя схватили его.
     — Он сошёл с ума! — воскликнул Оан. — Тащим его назад, в дом.
     Кузнец и Авел подхватили его с обеих сторон под руки и, наверное, друзьям пришлось бы совершить задуманное, продержись ворота ещё чуть-чуть. Но, топор сделал своё дело и в распахнувшуюся створку устремились нападавшие, мгновенно окружив их полукольцом. Дубина в руках Кузнеца взвилась вверх и в сторону и, опустившись, проредила ряды. Оан и Авел молниеносными выпадами своих сабель удерживали смельчаков, пытавшихся прорвать оборону с флангов, а Андрэу уложив тремя выстрелами из магнеумов ближайших стражников, засунул бесполезное теперь оружие обратно в мешок. Некоторые, из державших в руках факелы, оказались в числе поверженных. Тьма поглотила сражающихся, и нападавшие умерили пыл, отступив за ворота.
     — Нам тоже стоит отступить, — переведя дух, объявил Кузнец. — Их там слишком много. Согласен даже уподобиться ворам и махнуть по следу Пета.
Его поддержали остальные. Один Анатолий, по-прежнему, пребывал в каком-то ступоре. Ему нужно было взять на себя командование маленьким отрядом в возникшей критической ситуации, а он ни как не мог избавиться от сомнений, словно кто-то вмешивался в его разум. Из голосов, доносившихся с улицы, следовало, что сейчас последует новая атака. Андрэу тряхнул его за плечо и что-то прокричал прямо в ухо, чего он не расслышал. В ответ Анатолий спросил:
     — Надеюсь ты целился в ноги?
     Андрэу недоумённо переглянулся с остальными и проворчал, дескать при полу разряженных магнеумах, выстрелы наверняка не смертельны, и скоро поверженные им стражники пополнят ряды их будущих убийц, если они не поторопятся убраться отсюда. Вдруг Анатолий понял, что его мучило и не давало чётко мыслить: Магдолина пыталась связаться с ним, Уже давно пыталась мысленно связаться и не могла. Виной могло быть расстояние или что-то другое.
     — Быстро в дом, — скомандовал он. — Мне нужно пару секунд.
     Хотя, зачем ему пара секунд? Он прекрасно может проигнорировать текущее время, как делал это раньше. Что-то с головой не в порядке, Оан прав, я сошёл с ума. Нужно тело, в которое он мог бы проникнуть разумом на краткий миг, чтобы узнать, где Магдолина. Но этого он никогда не делал, да и в кого? Неужели в саму Магдолину? Больше не в кого, никого из похитителей он не знает даже в лицо. Но это вряд ли ему под силу! Девушка с таким необычным умом — это не какой-нибудь там яджудж, или животное. Он остановился на пол дороге, когда понял, что она сама давно приглашает его войти в своё сознание. Вот, что мешало ему связно думать! Наконец-то он понял продиктованную ему мысль!
  *   *   *

     Лицо склонившегося над ним человека показалось знакомым. Оно заслоняло светлеющее небо и от того черты были неразличимы.
     — Очнулась? Голова не болит?
Не дождавшись ответа, он добавил:
     — Потерпишь. Скоро будем в Назарате, а там тебе помогут дворцовые лекари.
     Как раз предстанешь перед императором в отличной форме.
Голова действительно болела нестерпимо. По-видимому, от удара. Осознав, что переход удался и он в теле Магдолины, Анатолий зашёлся гневом. Даже яджуджи не посмели причинять девушке физических страданий, а эти ублюдки ударили её чем-то тяжёлым по голове, чтобы оглушить, причём во сне. Видимо, они откуда-то знали, что иначе её пленить было бы сложно. Стиснув зубы от нестерпимой боли, он попытался подняться, но это не удалось: тело Магдолины отказывалось подчиняться ему. На миг ему подумалось, будто девушка ранена намного серьёзнее, как вдруг, он, не прилагая никаких усилий, перевернулся на бок, а рука помогла принять сидячее положение.
     Стараясь подавить головокружение, Анатолий осторожно огляделся и обнаружил, что сидит на палубе корабля, стремительно несущегося сквозь невысокие волны. Берега видно не было, как и парусов на мачтах. Зато неподалёку отдыхали несколько отвратного вида мужчин, бросая в их сторону гадкие взгляды, разбавленные изрядной долей страха. Лицо говорившего с ней, всё ещё казалось знакомым. Первый лучик восходящего солнца осветил это лицо и рваный шрам через всю левую щёку. Голос Магдолины произнёс:
     — Меченный.
     — Да, это я, — сразу же отозвался тот. — Мы, кажется, не успели познакомиться. Разминулись на чуть-чуть. Если бы я остался с твоим полоумным Назаром, тогда бы точно встретились. Пришлось здорово погоняться, чтоб сделать знакомство.
     Наконец-то, Анатолий узнал его, это был ни кто иной, как Симон. Полнейшая путаница возникла в мозгу в связи с этим неожиданным открытием. Хотя, почему это неожиданным? Ещё Пет заподозрил в главаре преследующей их банды старого знакомого, некогда, возглавившего побег рабов. Он тогда не поверил. Да и как можно было такому поверить? Человек, не имеющий никаких дел с имперскими властями, видящий в них своих врагов, и считавший их причиной всех своих бед, вдруг оказался их же усердным служакой. Он хотел о многом поговорить с Симоном, раз представился такой случай, но язык Магдолины, как и её тело, ему не повиновались. Она была где-то рядом, Анатолий чувствовал это, но не мог обменяться с ней ни единой мыслью. Зато она прекрасно улавливала всё, что он думал, и в некоторых случаях соглашаясь с ним, делала те движения, которые ему были нужны, и говорила то, что он хотел сказать.
     — Теперь может, скажешь, за что тебя прозвали Меченным? — произнесла она, — за шрам?
     — Я давно отмечен ими. Шрам это просто совпадение, — загадочно ответил он.
     — Я знаю кем.
     — Ты не можешь этого знать, — вздрогнул Симон. — Этого никто не знает кроме…
     — Яджуджей?
     «Не выдавай себя! Пусть не знает, твоих способностей», — мысленно крикнул Анатолий. Магдолина тут же добавила:
     — Я была у яджуджей в плену.
     — Тебе повезло больше, чем мне, — заметил Симон, недобро прищурившись. — Они не только отпустили тебя, но и снабдили информацией обо мне. Не верю! Лучше выкладывай, зачем ты могла понадобиться Балтасару?
— Наверно для того же, для чего ты служишь ему, Меченный.
     Симон несколько раз прошёлся от борта к борту, нервно сжимая и разжимая рукоять кинжала заткнутого за пояс. Анатолий стал опасаться самого худшего, по его  лицу было видно, как его взбесили последние слова Магдолины. Но, Симон сдержал свои эмоции и вновь остановился возле сидящей на палубе девушки.
     — Как ты ушла от яджуджей?
     — Меня спас он.
     — Назар? Ты имеешь в виду Назара, говоря он?!
     — Я имею в виду бога, — просто ответила Магдолина.
     — Почему же бог не спас меня? — вкрадчиво прошептал Симон, пододвигаясь вплотную и впиваясь глазами в глаза.
     Анатолию в этот момент неодолимо захотелось засветить кулаком прямо в переносицу собеседнику, чтоб погасить этот злобный взгляд. К счастью для девушки, она не уступила контроль над своим телом Анатолию, иначе его мимолётное желание погубило бы её. Вместо этого, она спокойно ответила:
    — Потому, что ты оставил его.
     — Я… А-а-а? Ты тоже будешь мне плести про божественную сущность умалишённого?
     Симон круто развернулся, чтобы уйти, но Магдолина остановила его словами.
     — Но он ещё спасёт тебя. Он не знал о твоей беде, пока ты боялся признаться ему, но теперь другое дело.
     Симон прирос к месту успев сделать только шаг, словно остановленный стрелой вонзившейся ему в спину, Анатолий застыл тоже, не понимая, что имеет в виду Магдолина. А она продолжала, понизив голос, чтобы её не расслышали остальные члены банды.
     — Яджуджи лишили воли человека и подарили ему жизнь в обмен на ещё большие человеческие жизни. Ты ошибаешься. Жизнь даётся только Единым и Всемогущим. Даже яджуджам. Тебе обещали забвение преступления, совершённого тобой под гипнотическим воздействием магнеума? Обещали, что после этого дела, никто никогда не узнает, как ты неоднократно возвращался к яджуджам, приводя с собой новые и новые человеческие жизни для их жертвоприношений? Это ложь. Тебя не оставят в покое, пока ты сам не признаешься во всём. Только Бог может простить тебя за это.
Симон с остановившимся лицом повернулся и скорее упал, чем опустился на одно колено перед Магдолиной.
     — Что я должен сделать для своего прощения?
     — Ты сам поймёшь, чем искупить злодеяние. Время твоё придёт. Для того тебе и сохранена жизнь, несмотря на все совершённые тобой против него преступления.
     — Почему Балтасар указал мне на тебя, велев оставить его в покое? Кто ты?
     — Я ЕГО проводник в мире заблудших. Но Балтасар ошибся, мой захват ему не поможет. ОН всё знает и всё слышит, ОН всегда во мне, а я в нём. Ты тоже останешься в нём, ОН в тебе нуждается.
     Анатолий почувствовал себя ещё большим дураком, чем выглядел Симон в момент произнесения ею этой маленькой речи. Море и небо заскользили вбок, и краткое забвение сменилось деревянной лестницей в неверном свете свечи. Он висел между Кузнецом и Оаном, которые тащили его по ступенькам на второй этаж дома, в котором в эту ночь разыгралась нежданная трагедия.
  *   *   *

     Воспользоваться верёвкой не пришлось. Вдалеке послышался приближающийся рокот, постепенно переходящий в гул толпы. Улица осветилась как во время иллюминации. Сотни факелов и звуки тысячи шагов и голосов взорвали ночь. Всё изменилось в мгновение ока. Никто толком не успел понять, что происходит, как приблизившаяся толпа людей перешла с шага на бег и буквально смяла осаждающих. Дубины пошли в ход и скоро армия стражников, смятая и деморализованная, толпилась в том самом дворе, в который они так и не сумели попасть с помощью своей силы. После недолгих объяснений с пленниками, командующего стражей Акваилма, отделили от остальных и куда-то потащили.
     — Я брежу, или это наш Пет? — бросил через плечо Оан, свесившийся с подоконника, чтобы лучше разглядеть разворачивающийся спектакль.
     — Наверняка бредишь, — ответил ему Авел, протискиваясь между его рукой и подоконником.
     Подтверждение пришло от самого Пета. Он взмахнул рукой и крикнул:
     — Подождите секундочку, я сейчас!
     Оба брата сбежали вниз, не дожидаясь его прихода. Понятно было только одно: горожане откликнулись на их беду, и пришли на помощь, выступив против узаконенной империей городской стражи. Нестройные выкрики: «Долой Балтасара и его беззаконную власть над нами»! — слились в дружное скандирование:
     — Назарат! Назарат!
     — Кажется, ты был против массового выступления народа? — спросил Андрэу Анатолия, хмуро поглядывая на беснующихся внизу людей. — Теперь я понимаю почему. Они же полные дураки. Скажи им: бей — будут бить. Скажи: целуйте — целовать будут.
     — Поэтому, пусть Оклх с женщинами разъяснят, что здесь произошло, пока не натворили чего похуже. Начальник стражи наверняка был в сговоре с похитителями и убийцами, остальные не обязательно. Так и передай Пету, Окхл!
Кузнец понимающе кивнул и заспешил вместе с женщинами вниз. Когда они остались только вдвоём, Анатолий спросил:
     — Надолго я вырубился?
     — Секунд десять, не более, — ответил Андрэу. — Опять видения посетили?
     — Они, — коротко согласился Анатолий.
     — Предупредил бы, что ли? — расстроено, заметил Андрэу. — Мы здорово струхнули.
     — Извини, не успел. Об Магдолине беспокоился.
Андрэу, не произнеся ни слова, вопрошающе поглядел на Анатолия.
     — Пока с ней всё хорошо, но нужно спешить. Нужен корабль.
Андрэу думал не долго.
     — Будет корабль. Я думаю, теперь всё будет прекрасно. Не менее половины города за нас. Помогут.
Вскоре забрезжил рассвет. Анатолий с легким удивлением застыл перед окном, сложив на груди руки. Второй раз он встречал его сегодня: глазами Магдолины и своими.
Вернее глазами Назара, поправил он сам себя. Всё-таки, удивительно всё случившиеся с ним за последние месяцы жизни. Никто, и тем более он, представить не мог такого!
*   *   *

     Погода испортилась: солнце не успело разогреть город после ночной прохлады, как тучи затянули всё небо от края до края. Они находились на набережной, продуваемой промозглым ветерком, нёсшим с собой отвратительную морось. Их уже было куда больше ночной тысячи защитников, а люди всё прибывали и прибывали. Толпа уплотнялась возле него, с воодушевлением и надеждой бросая откровенно восхищённые взгляды на Анатолия. Некоторые, время от времени, бросали призывы к согражданам — быть смелыми и настойчивыми в достижении цели. Другие кричали лично ему:
     — Веди нас на Назарат!
Анатолий заметил, что у каждого было какое-нибудь оружие: у некоторых мечи и луки, у некоторых остроги, багры, дубины или просто кухонные ножи. По суровым лицам людей было видно: они готовы ко всему. Анатолий устал удивляться этой солидарности вспыхнувшей в одно мгновение, с гордостью осознавая, что его присутствие было тому важным обстоятельством. Пет и Андрэу где-то задерживались, а всё подходившие люди без вопросов присоединялись к прибывшим ранее.
     — Такого корабля не существует, — заметил Кузнец. — Ни за что всем желающим не увязаться за нами, даже если наберётся хоть целая флотилия судов.
     — Только Чудо справится, — подтвердила Айна.
     Она покинула мать, заявив, что обязана отомстить за отца. Этого Анатолий и опасался: Жажда пролить кровь за кровь способна сжечь человека изнутри, только порождая новых и новых мстителей, не принеся никому из них ожидаемого удовлетворения. Начальник городских стражников во всём признался: Он и Мерлик получили не только приказ из столицы повиноваться указаниям доверенного лица Балтасара, предъявившего императорскую грамоту, но и денежное вознаграждение. Стражники, собранные для атаки дома Сабы, узнав в процессе допроса про деньги, сами растерзали своего предводителя, а Мерлика, к его счастью, не нашли. Айна могла бы считать себя отчасти удовлетворённой, но не тут-то было.
     Зато Кузнец откровенно радовался её присутствию. Похоже, было, за краткий срок их знакомства, между ними пробежала та самая искра, порождающая волшебные чувства. Анатолий надеялся, что это всего лишь так, а месть здесь не причём.
     — Чудо — это только сказка, — снисходительно заметил Кузнец.
     — Вовсе не сказка! — возразила она. — Откуда, по-твоему, возле нашего города взялся мыс Кита?
     — Анатолий рассеянно уточнил:
     — Это вы не про Чудо-Юдо речь ведёте?
     — Про него! — возбуждённо ответила Айна и, повернувшись к Кузнецу, принялась приводить новые доводы своей правоты, загибая пальцы.
     Глаза у Анатолия полезли на лоб но, заметив за собой это, он надвинул капюшон плаща пониже. Бред какой-то! А, если не бред? — сам себя вопрошал он. Здесь на Ангарде много такого, о чём он не подозревал, пока не познакомился воочию. Между тем толпа людей загудела, и началось какое-то движение. К ним пробился радостный и возбуждённый Андрэу.
     — Пошли к памятнику, — позвал он, Анатолия и остальных. — Пет нашёл какого-то старикана, и тот обещал помочь нам.
Огромная каменная фигура женщины, кутающей в подол юбки мальчугана, стоящего возле её ног, ещё накануне привлекла внимание Анатолия. Неизвестный скульптор высек этот памятник из целого куска скалы, придав лицам выражение надежды. Во всяком случае, вчера Анатолию выражение их лиц показалось именно таким. Пет был уже там, причём не с одним «стариканом», а с тремя. Стоявший в середине, показался Анатолию Крестителем. Сердце радостно подпрыгнуло, и он почти побежал, но вблизи понял, что просто ошибся. Сходство выражалось в пытливом взгляде синих, как и у Крестителя глаз и седою головой, но на этом и кончалось. Остальные двое были чуть помоложе.
     Пет взял Анатолия за руку и подвёл к старику. Тот, не мигая следил за его приближением, а когда Анатолий подошёл вплотную, протянул вперёд руку и, ткнув в грудь, принялся ощупывать, постепенно поднимаясь к лицу. Старец слеп. Рука замерла на лбу и задержавшись на миг, опустилась.
     — Не могу, — прошамкал старик. — Моя сила была в глазах, когда меня ослепили, я потерял её безвозвратно.
     Как можно ослепить человека, не тронув его глаз, Анатолий не понял. А Пет быстро зашептал ему на ухо, что этот старик — единственный выживший в Акваилме волхв.
     — Прости меня, любезный, — произнёс бывший волхв. — Не могу признать тебя, но силу в тебе чувствую. Если не помогу сейчас из сомнений, может случиться, больше подобный случай на моём веку мне не представится.
     — О чём это он? — зашептал он Пету.
     — Это хранитель истории города. Речь идёт о корабле. Самый большой корабль, какой только существовал на всём протяжении времён, прибыл сюда ведомый морфеями и альфеями, неся на себе три жизни: Ёону, её сына и дочь, родившуюся уже на берегу. Этих троих почитают, как основателей города Акваилма.
     Старец, видимо, обладал чутким слухом, как и все незрячие, о чём он дал понять, продолжив объяснения Пета, притом, сделав это ненавязчиво. Он повернулся к каменному изваянию и, поклонившись, провозгласил:
     — О, хранительница очага, мать наша, мудрая Ёона! О, защитник и покровитель всех мужей и жён, храбрый Йон! О, дарующая весну и любовь в сердце, прекрасная Йо! Вашей прошу помощи для человека несущего в себе мир и свет нашей жизни!
Люди умолкли, как только старец начал свою странную молитву. Было слышно только его одного, да ветер и шум морского прибоя. Смолкнув, он откинулся, поддерживаемый двумя другими стариками, обратив свой невидящий взор к небу. Анатолий невольно проследил за его взглядом, как и остальные, увидев, в тот же миг, луч солнца, пробившийся сквозь пелену сырых туч. Он перестал удивляться: есть божества — есть и знаки свыше. А, почему бы нет?
  *   *   *

     — Как бы велик не оказался чудо корабль, — заметил Пет, — но надо быть готовыми к тому, что большая часть желающих не вместится. Им придётся дождаться следующего рейса или передвигаться по берегу, что займёт, конечно, куда больше времени. Идущие пешком должны будут описать приличную дугу, да и скорость передвижения посуху не та.
     — Откуда тебе известно о размерах корабля? — спросил Анатолий.
     — Очень неопределённый ответ старичков навёл меня на эту мысль. Похоже, они сами не знают возможностей обещанного транспорта.
     — Тогда необходимо разделиться, — ответил Анатолий. — Кто-то из наших должен пойти с сухопутной частью войска. — Я бы посоветовал тебе, Пет, возглавить остающихся.
Но, Пет отказался наотрез, чем огорошил Анатолия. Обычно покладистый во всём, особенно в соблюдении походной дисциплины, на этот раз он проявил неизвестную ещё часть своего характера.
     — Оан и Авел прекрасно справятся. А я пойду с тобой.
     — Ты, что не доверяешь кому-либо из наших товарищей? — почувствовав нечто новое в тоне, каким это было сказано, тихонько спросил Анатолий.
     — Не знаю. Просто чувствую, что должен быть рядом с тобой в этом походе.
Это было что-то новое: до сего дня, Пет не отличался какой либо чувствительностью, чем здорово огорошил Анатолия. Сам того не желая, он сдался, идя навстречу умоляющему взгляду открытого лица Пета. Вообще-то, он предпочитал в сражении иметь возле себя опытного и хладнокровного воина, такого как Пет, чем рисковать жизнью молодёжи. Он бы и Оклха с Айной попросил остаться, но это уже было бы совсем не понято остальными. Какая-то заноза в душе вдруг кольнула и сразу же всё прошло. Кивком подтвердив своё согласие, он отвернулся, чтобы по лицу никто из друзей не прочёл гложущие его сомнения.
     Оан и Авел с воодушевлением принялись выстраивать в походный порядок ту часть добровольцев, которая поступала под их командование. Вскоре они двинулись в путь, прочь из города, а остальные за Анатолием и тремя старцами.
Место, именуемое в народе мысом Кита, с воздуха, наверное, так и выглядело — лежащим на морской глади огромным китом: узкий перешеек расширялся к середине и сходился у оконечности. Множество рыболовецких корабликов сновало неподалёку и стояло на якоре. Судя по размерам, ни один из них не мог нести на своём борту больше одного, от силы двух десятков человек. Это были скорее большие лодки. Анатолий недоумевал, да и не он один: никакой иной посудины способной вместить тысячу воинов, как пообещал слепой хранитель, поблизости не было.
     — Ну, и где же это самое Чудо-Юдо? — первым высказал своё недоверие Кузнец.
     — Имей терпение, — отвечала ему Айна. — Мы пришли как раз к тому месту, о котором я говорила, значит, будет и Чудо-Юдо.
     — Ну-ну, — скептически отозвался Кузнец, поглядывая на трёх стариков, замерших у оконечности мыса. — Чего это они там делают? Не иначе как обещанную посудину ищут?
     Айна заалела, собираясь дать гневную отповедь насмешнику, но сора с девушкой в планы Кузнеца никак не входила. Он быстро протрубил отступление.
     — Извини, Айна. Шучу я так.
     — Все кузнецы так шутят? — выпалила она, гордо вздёргивая носик.
     — Наверное. Я других не знаю собственно. Ты, вот, лучше чего мне растолкуй, всё спросить недосуг, было: каким образом корабли движутся в море?
     — Эх ты! Такой большой, а не знаешь простых истин! — отходчиво проворчала Айна. Анатолий повернулся к ней, его так же интересовал этот вопрос, но в отличии от Кузнеца, спрашивать он постеснялся. — Прилипалы движут, а моряки ими управляют! — Выпалила она, очень довольная, что кое в чём разбирается.
Окинув победным взглядом обоих мужчин и прочтя в их глазах полное недоумение, она пояснила:
     — Ну, прилипалы, которые в воде живут — головоногие такие. Чем больше поток воды, тем больше у прилипал еды. Поэтому, они любят прилипать к днищам кораблей. А моряки с детства учатся у своих отцов управлять ими силой мысли.
     — Постой, постой, — изумлённо вставил Анатолий. — Ты хочешь сказать, что морские существа играют роль паруса и двигателя?
     — Ну, да.
     — А многие в Акваилме умеют управлять ими?
     — Почти все. Вот только собирать их в поход могут не все, только самые лучшие: избранные капитанами судов и их старшими помощниками. Наверное, огромному кораблю нужны огромные прилипалы потому, старцы и решили этим заняться сами. Кто лучше них справится с подобной задачей!
     Вся тысяча горожан, готовая сопровождать их, заполнила мыс и глядела в прибрежную воду, та буквально кипела от множества тел разного калибра осьминогов и кальмаров. Были и ещё кое-какие странные существа жутковатого вида — что-то среднее между моллюском и головоногим. Раковины, которыми недавно торговали Андрэу и Пет, наверняка принадлежали раньше именно этим животным. Все они сгрудились вдоль берега, и казалось, словно звери в зоопарке, ждали от зрителей подачек.
     Очень скоро ему, как и остальным, стало ясно, что у хранителей истории города что-то не ладится. Морская живность теснилась у самых ног, а корабля по-прежнему было не видно. Тут он вдруг вспомнил, как слепец сказал, будто сила его кроется в глазах. «Может, я могу ему помочь»? — несколько запоздало подумал он, вспоминая, как ему удалось в первый раз наговором на воду спасти обречённого человека. Он шагнул вперёд, пересекая пустое пространство, отделяющее толпящихся мужчин и женщин от трёх старцев.
     Тот, к которому он направлялся, повернулся навстречу, едва Анатолий сделал несколько шагов по направлению к нему.
     — Не подходить ближе! — воскликнул он. — Чужие мысли могут помешать нам!
     — Совсем наоборот, — отозвался Анатолий, подходя вплотную. — Я постараюсь помочь обрести тебе былую силу. У кого есть питьевая вода? — обернулся он через плечо.
     Вода нашлась, Андрэу передал свою походную фляжку Анатолию в руки. Смоченным платком, Анатолий прикоснулся к обоим глазам старца. Подержав так руку с минуту, он отнял ладонь. Старец заморгал глазами и вдруг по его лицу потекли слёзы. Анатолий даже перепугался, уж не сделал ли он своим вмешательством хуже. Но… нет! Синие глаза смотрели осмысленно.
     — Я не ошибся, поверив людской молве о тебе, — произнёс он просто. — Я снова вижу.
     В эти, такие незамысловатые слова было вложено столько чувств, что сердце Анатолия застучало вдвое быстрее. Даже если ему никогда не придётся увидеть родину, ради вот таких мгновений стоило прожить свою короткую жизнь. Повернувшись, он возвратился на своё место. Не было ни восторженных криков, ни восхищённого шёпота. Были только взгляды: полные люби и преданности.
Случилось всё очень неожиданно. Чудо корабль так и не показался на горизонте, зато морские животные исчезли из вида, нырнув под воду. Ощущение было такое, словно скорый поезд, измучив ожиданием пассажиров и дождавшись пока их глаза не отворотятся от созерцания перрона, вдруг плавно пошёл, незаметно набирая ход. Почти никто не заметил как мыс Кита, тысячелетиями украшавший собой городскую бухту, перестал быть мысом. Полоска морской глади, разделившая трещиной основание мыса от материковой земли, всё ширилась, быстро превращаясь в пролив. Те, кто стоял за чертой и вовремя не догадался или не успел перепрыгнуть, теперь огорошено размахивали вдали руками.
     — Вот тебе и Чудо-Юдо, — оторопело выпалил Кузнец, всматриваясь в далёкий уже берег и часть их войска оставшегося на нём.
     — И билеты сдать некуда, — поддакнул Анатолий в унисон своим ощущениям.
     — Какие билеты?
     — Так. Неважно.
     Стоявшая подле них Айна, не упустила своего часа торжества:
     — Ну, что теперь скажешь?
     — Признаю свою ошибку, — покорно склонил голову Кузнец, словно ожидая заслуженного подзатыльника от строгого папочки. — Кто бы мог представить, что глыба камня может плавать на поверхности, как пробка?
     Подзатыльника не последовало. Вместо этого, она вызывающе объявила, что не мешало бы подкрепиться. Понаблюдав с минуту за удручёнными пожатиями плеч четверых друзей, она открыла свою сумку и извлекла оттуда нехитрую снедь, предусмотрительно прихваченную ею.
     — Куда же вы без женщин?
     Анатолий огляделся. Самоотверженные женщины, отправившиеся с ними, были заняты примерно тем же: расстилали тканевые салфеточки, раскладывали на них хлеб, рыбу и овощи. «Ну, чисто поезд», — подумал Анатолий, с интересом ковыряя почву под ногами. Неглубокий слой плодородной земли, покрытый чахлой травой, быстро кончился, дальше шла пористая порода, больше похожая на пемзу, лишь издали она казалась чем-то более твёрдым. Заметив его исследования, Айна подтвердила его догадку:
     — Магмоид, окаменелость. Результат древней вулканической деятельности. Мы не строим свои корабли из дерева, как жители Назарата или других береговых провинций.
     Всё это было очень интересно, однако, не следовало терять даром отпущенное им время, нужно было установить хоть маломальский порядок среди добровольцев, отплывших с ним. После обеда, Пет быстро сориентировался в поставленной задаче: Потенциальных командиров будущих отрядов, он уже наметил среди тех активистов, которые пришли с ним ночью на выручку к дому Сабы. Теперь вместе с ним он поделили людей, стараясь, чтобы в каждом отряде оказалось равное количество умеющих обращаться с оружием. Сам Анатолий обошёл их ряды и выбрал полсотни человек, по одному с каждого отряда, из которых он намеривался сколотить отряд особого назначения. На них он возлагал основную надежду, намериваясь обучить их основным хитростям разведчиков, владеющих искусством рукопашного боя.
     — Сырые овощи у нас, — проворчал Андрэу, приглядываясь к неуклюжим движениям новобранцев.
     — А вы думали, будет иначе, когда отрывали их от мирного труда? — мрачно ответил Анатолий, он и сам уже понимал, тщётность своей попытки сделать из них приличных солдат в столь сжатые сроки.
     Пет потупился, запоздало осознавая правоту Анатолия, когда тот противился вооруженному противостоянию имперским войскам.
     — Ладно, не дрейфь, моряк! — пошутил Анатолий. — Если б я ставил на этих ребят, я точно был бы безумцем. У меня другой план, а эта гвардия — для страховки. Пусть не проверенные, а всё же лучше чем всемером против всего мира.
После этих слов, Андрэу и Пет, прихватив с собой Кузнеца, присоединились к Анатолию, чтобы наверстать время и помочь новобранцам в усвоении ими боевых навыков. К вечеру этого дня с несчастных сошло неисчислимое количество потов, но они были довольны и не жаловались. В остальных отрядах тоже шла муштра, под руководством своих командиров новобранцы так же учились ратному делу.
     До Назарата путь был не близким, но старцы обещали, что корабль достигнет цели уже к исходу третьего дня. Вечерело, пора было подумать о ночлеге. Все принялись устраиваться, как могли, на походных одеялах, когда Анатолий почувствовал знакомое беспокойство в голове: Магдолина вновь пыталась связаться с ним.
*   *   *
     Одинокий фонарь освещал кормовую часть корабля и двоих: капитана судна и Симона, о чём-то шепчущихся. По-видимому, речь шла о чём-то важном, так как Симон явно выходил из себя. Анатолий напряг слух.
    — Ты же утверждал, что твоё корыто быстрее всех в этих водах!
    — Я и мои помощники делаем всё возможное, но то, что нагоняет нас, движется вдвое быстрей. Никто о таком даже не слышал.
    — А с чего ты взял, будто оно нагоняет именно нас? — с подозрением спросил, нехорошо прищурив глаза Симон.
    Капитан неопределённо пожал плечами, уклоняясь от прямого ответа, чтобы не злить неприятного пассажира. Впрочем, Симон и сам понимал праздность вопроса. Его разговоры с Магдолиной были услышаны командой, и те свято уверились в божественном происхождении Магдолины, что наполнило их страхом, перед ожидаемым возмездием.
    — Погаси фонарь и меняй курс, идём к берегу!
    — Вы хотите здесь высадится? Но, это невозможно, тут везде скалы, да ещё ночь!
    — Шлюпку я заберу, — хмуро оборвал его Симон, — в счёт потерянной впустую предоплаты, за незаконченный рейс. Надеюсь, ты не станешь возражать?
    Глаза капитана задержались на руке собеседника, опустившейся на рукоятку ножа за поясом, и он счёл благоразумным кивнуть в ответ.
    — Вот и договорились.
    Симон подошёл к девушке, лежащей на тюфяке из сушённых водорослей, и склонился к ней.
    — Ты всё слышала. Нет сомнений, что твои друзья организовали погоню, поэтому, мы уходим на шлюпке.
    — Ты совершаешь ошибку, убегая от них и упуская шанс уйти от лап Балтасара.
    — Пока ты со мной, мне ничего не грозит, — хладнокровно возразил Симон. — К тому же мне необходимо разобраться кое в чём, прежде чем мне помешают в этом.
Анатолий лихорадочно попытался воспротивиться девушке, покорно поднявшейся и приготовившейся следовать за Симоном, он умолял её потянуть время ещё чуть-чуть.
    Слова, прозвучавшие из её уст, предназначались именно ему:
    — В таком случае, я охотно пойду с тобой, Симон. Мне тоже не помешает кое в чём разобраться.
    Анатолий вырвался из паутины удерживавшей его разум в контакте с разумом Магдолины как только она дала согласие добровольно следовать за Симоном.  Рывком поднявшись, он бросился на нос, к старцам. Нужно было как можно скорее перехватить судно, но он не был уверен, что успеет. «Это безумие с её стороны», — думал он, — «если они все не разобьются о скалы, то её выдадут Балтасару». Двое сыновей хранителя отдыхали, их заменяло пять-шесть добровольцев. Но, прозревший слепец был на посту, с наслаждением вглядываясь в звёзды. Он Анатолию и был нужен. Быстро объяснив ситуацию, Анатолий ждал, пока судоводители обнаружат корабль, а им это пока не удавалось. Наверное, он был очень мал, и никто в сгустившейся тьме так и не смог разглядеть его. Зато, хранитель мысленно уловил скопление морских животных, рассудив, что это, скорее всего, и есть те, что вели разыскиваемый ими корабль.
    — Движется почти поперёк нашего курса, — объявил он.
    — Пытаются уйти, — скрипнул зубами Анатолий.
    — Уже обездвижен, — сообщил хранитель. — Морские твари по моему приказу покинули его, чтобы примкнуть к нашему кораблю. Потерпи, скоро мы его настигнем: минута или две.
  *   *   *

    Шлюпка уже качалась возле борта. Двое из команды Симона на ощупь обнаружили под водой  средних размеров прилипалу и теперь подсовывали под него рыболовную сеть, намериваясь оторвать его от корабельного корпуса.
    — Зачем это? — удивилась девушка. — Одно животное не сможет быстро вести шлюпку, да и управлять им вам не под силу.
Симон усмехнулся.
    — Шлюпкой управлять нам под силу только вёслами, ты права. Но эта гигантская креветка, поможет провести шлюпку между скал, избежав столкновения. Я бы назвал этот способ — спасением своих жизней при помощи инстинкта самосохранения. Не волнуйся, я тоже не вчера родился.
    Сеть с пленённым морским животным привязали к носу шлюпки, и Симон отдал приказ садиться. Четверо сели на вёсла, а Магдолина на корму. Последнего желающего спуститься по трапу в шлюпку, Симон остановил остриём ножа.
    — Ты ошибся, Мерлик, тебе не сюда.
    — За что? — с ужасом в голосе залебезил тот. — Я же с вами теперь! Ты сам сказал, что я нужен.
    — Ты хорошо сыграл свою роль, продав дружка. Теперь пора получить вознаграждение. Прощай.
    Когда силуэт корабля растаял в темноте, а лодка взяла курс в сторону доносившегося до них шума прибоя, он добавил, чтобы слышала только Магдолина:
    — С момента нашей встречи с тобой, я перестал уважать предателей.
    — А себя?
    — В первую очередь, но я не самоубийца. Пусть это сделает со мной кто-нибудь другой, если сможет.
    Некоторое время никто не произносил ни слова. Гребцы орудовали вёслами, стараясь как можно быстрее покинуть точку в морских просторах, становившуюся с каждой минутой опасной для разбойников. Скоро к рокоту прибоя прибавился фосфоресцирующие блики от волн, разбивающихся об береговые утёсы. По команде Симона гребцы прекратили свою работу: лодка и так приближалась к опасному берегу, подталкиваемая волнами. Момент, когда можно было ещё повернуть назад миновал, теперь оставалось только надеяться на удачу. Сеть привязанная к носу задёргалась и повернула нос лодки чуть правее.
    — Гребите! Помогайте ему! — крикнул Симон, а после обратился к Магдолине: — Видишь? Оно хочет жить! Мой план работает.
    Как раз слева вынырнул остроконечный хребет рифа, и лодка едва не зацепилась за него. Но на этом удача покинула их. Инстинкт самосохранения у пленённого прилипалы оказался сильнее, чем предполагал Симон, и прочная сеть бессильно обвисла, констатируя тот факт, что животному удалось вырваться на свободу. Проверять не было времени: впереди вырастала каменная стена, и их несло прямо на неё. Бандиты побросали вёсла, а один даже бросился за борт, надеясь спастись вплавь. На миг воцарилась паника: все кричали наперебой, не слыша друг друга, в отчаянии пытаясь вёслами заставить судёнышко сбавить ход, но тщетно. Треск рассыпающихся, словно спички, досок не был слышен за громовым рёвом прибоя. Корма, подброшенная волной, задралась вверх, и Магдолину вместе с Симоном, по дуге швырнуло вперёд, прямо на плоскую площадку, которой заканчивался прибрежный риф, вставший на их пути.
  *   *   *

    Абордаж оказался ни к чему, быстро сформированный Петом отряд, перейдя на борт захваченного судна, безрезультатно обыскивал закоулки. Едва гигантский корабль ударился бортом о борт рыбаков, команда вместе с капитаном покорно выстроилась перед превосходящей силой. Они и не собирались отбиваться, как втайне предвкушал Пет, мечтавший обеспечить боевым опытом отряд особого назначения. Капитан тут же рассказал, кого он вёз и сколько ему за это уплачено. Когда речь зашла о сбежавших в последнюю минуту бандитах, матросы тут же вытолкали вперёд Мерлика, прятавшегося за их спинами.
    В свете корабельного фонаря, Айна первая узнала бывшего дружка своего отца и вцепилась ему в волосы, спихивая его за борт. Никто и не подумал останавливать её, только Кузнец, опасаясь за девушку, поспешил вытащить обоих рывком из воды. За краткое мгновение лицо девушки разительно изменилось, превратившись в маску разъярённой тигрицы с оскаленными от ненависти зубами. Когда Анатолию удалось разжать её пальцы, Мерлик не дышал. Сотрясаемая рыданиями, она бросилась на грудь Кузнецу, а он растерянно обнял её за плечи и стал гладить её волосы, успокаивая.
    — Ладно, побережём слёзы, — хмуро заключил Анатолий. — Хотя жаль, что это сделала ты.
    После инцидента, корабль рыбаков отпустили на все четыре стороны. Подошёл Пет и спросил:
    — Мы отправим отряд в погоню?
    — Не стоит зря рисковать жизнями людей. Высадиться здесь мог только безумец. Верней всего будет обнаружить Магдолину в Назарате, Симон ведёт её туда.
    — Но тогда она прямиком попадёт в лапы Балтасару!
    — С ней всё будет хорошо. Разве ты не понял, что безумцу удалась высадка только потому, что она была рядом с ним. Я уверен, что он не причинит ей вред. Он чувствует это.
    Оба замолчали, снова укладываясь, в надежде уснуть после сегодняшних злоключений. Пет ещё долго сопел, ворочаясь с боку на бок, потом снова спросил:
    — Она ведь твой ангел-хранитель, да?
    — Она ангел-хранитель, — согласился Анатолий, отметив точность определения для Магдолины, подмеченного Петом.
    — Тогда причём здесь Меченный?
    — Значит, она нужней мне там.
    После продолжительного молчания, когда Анатолий подумал, что Пет уже заснул, тот заговорил вновь:
    — Теперь я знаю, почему мне не хотелось расставаться с тобой в этом походе.
    — Почему же?
    — Я нужнее здесь, пока её нет с нами.
    Слова этого, уже не молодого человека, привязавшегося к Анатолию по велению своего сердца, тронули до глубины души. Чтобы голос не выдал, он просто нашарил в темноте и крепко пожал его руку.
  *   *   *

    В ближайшей деревне, Симон вынул из пояса монеты и купил двух единорогов у пастуха. Он не стал торговаться или прибегать к угрозам, хотя хозяин заломил непомерную сумму. Это было неожиданным для Магдолины. Заметив её изучающий взгляд, он криво усмехнулся.
    — Я всегда мечтал делать широкие жесты, но натура и воспитание прежде мне делать этого не позволяли. Пусть этот скотовод сегодня тоже порадуется, в прежние времена я бы просто отобрал нужное мне, да заставил его самого расстаться с кошельком.
    — Что же изменилось? Ты не пожалел своих приятелей гибнущих у нас на глазах, а теперь жалеешь чужого тебе человека.
    — Спасти утопающих мы не могли, потому я и удержал тебя от бессмысленного шага. К тому же, таких как они — наёмных убийц по земле ходит много. А, вот скотовод пусть теперь жирует за их упокой. Я всё равно задолжал им кучу денег за их работу, — объяснил он напоследок истинную причину свое щедрости.
Некоторое время они ехали молча, лишь иногда Симон сверял дорогу по ориентирам, известным ему из прежних путешествий.
    — Ты спешишь в Назарат? — нарушила молчание Магдолина, когда после двухчасовой скачки, животные сбавили шаг, выбившись из сил.
    — Спешу уйти от возможного преследования твоих друзей.
    — Много тебе пообещали за меня?
    — Достаточно, чтобы любой согласился продать родную мать. Хотя много меньше, чем за Назара, и это удивляет меня.
    — Отчего же?
    — Потому, что ты умеешь делать вещи, на которые не способен обычный человек, а Назар нет. Наконец, ты просто красивее, — хохотнул Симон. — Я не понимаю, почему вы — его последователи называете его богом. Знаешь, он наверное был бы со мной сейчас, если бы не тот старикан, которого мы освободили из плена яджуджей, и который позвал его с собой спасать тебя.
     — Ты ничего не понимаешь. За меня не получишь ничего из того, что наобещали тебе.
    — Шучу, не заводись. Если бы Назар был простой умалишённый, как я думал в самом начале, о нём не ходило бы столько разговоров в самом Назарате. Он за короткий миг всё изменил, и скажу тебе по секрету: люди ждут, не дождутся его, чтоб выступить против имперской власти. Я, конечно, многого не понимаю, но у меня не было другого выхода, я тебе уже говорил. А теперь я просто хочу разузнать правду про тебя и про Назара из лживых уст того, кто последнее время держал меня на коротком поводке, как какую-то собачку.
    — Думаешь, Балтасар признается тебе, что хочет уничтожить бога? Ему не захочется в последний момент потерять ещё одного верного союзника, в твоём лице.
    — Разве я говорил тебе, красавица, что буду спрашивать Балтасара? Да я его в глаза никогда не видел! Тип, который мною крутит, какая-то тайная фигура в империи, но власти у него достаточно, как и денег. Но теперь, всё. Амба!
    — Не боишься, что тебя принудят продолжать начатое магнеумом.
    — Ха-ха! Это и есть мой козырный туз. Меня так много шарахали этим оружием, что я стал невосприимчив к приказам, внушаемым мне с его помощью. Тебе говорю первой, знаю, что ты меня не выдашь.
    — Откуда такая уверенность у того, кто собирается продать меня как мясо жабьеголовых?
    — Ты прекрасно знаешь, что я тебя отпущу, как только мы достигнем города. — Симон многозначительно поглядел ей в глаза. — Я думаю, что ты знаешь. Ведь это ты перевернула всё у меня в голове. Так ведь?
    — Я просто сделала твой разум восприимчивым к людским чаяньям, остальное делаешь ты сам. Но я хочу присутствовать при твоём свидании с этой таинственной личностью, чувствую — это может оказаться важным.
    Два дня спустя, они благополучно добрались до стен Назарата. По дороге Симон ещё трижды менял единорогов, по-прежнему не скупясь на расходы. Этот человек разительно переменился. В самом городе творилось что-то невообразимое: люди смеялись и были приветливы друг с другом, как не бывало с момента захвата его империей. Симона это заинтересовало. Не долго думая, он остановил первого встречного прохожего и задал ему вопрос: по какому поводу веселье. Тот смерил обоих подозрительным взглядом, но разглядев запылённую одежду, сразу признал в них путников, только что прибывших в город.
    — Радость у всех людей Ангарда! Сегодня утром к нам прибыл наш долгожданный защитник и кудесник — Назар. Завтра Балтасар примет его во дворце и повинуясь воле народа, сложит с себя полномочия императора. И знаете, — понизив голос, заявил прохожий, — поговаривают, что Назар это не Назар вовсе, а сам бог наш, сошедший к нам для защиты своего народа от беззакония императора.
    — Вот как! — заявил Симон, изображая притворную радость на лице. — Мы просто горим желанием увидеть его.
    Прошагав немного по улице, он затормозился у двери лавки с одеждой. Лавка уже закрывалась, но вняв просьбе Симона, (дескать, неприлично разгуливать в пыльном платье во время такого события), торговец сделал одолжение.
    — Ты хочешь купить новую одежду? — удивлённо спросила Магдолина.
    — Я давно приметил, что ты читаешь мои мысли, — ответил Симон.
    Магдолина подозрительно поглядела на своего спутника. Она ни разу не выдала своё умение ему, но он это знал. Вопрос — откуда? Неужели он ухитряется прикрывать свой разум от неё, затевая что-то нехорошее? Предать он её может в любой момент, не смотря на своё обещание. Что ни говори, но реальная власть Балтасара по-прежнему существует и таит опасность для неё и её друзей. Неужели она ошиблась в отношении него?
    — Ну, что ты остановилась, красавица? — как ни в чём небывало спросил Симон. — Неужели ты думаешь в женском платье войти в двери заведения, куда порядочным женщинам входить не принято?
    — Это что? Какое-то заведение, где подают мужчинам дурманящие напитки?
    — Не только напитки. При, всеми нами любимом, императоре там творится кое-что поинтереснее.
    Магдолина и сама уже уловила его мысли, и уши её невольно покраснели, что не укрылось от, внимательно наблюдавшего за её реакцией, Симона.
    — Вот оно как… — тут же хмыкнул он. Значит, это правда? Ты читаешь мои мысли?
    А я, признаться, не верил тому типу, на которого ты мечтаешь поглядеть.
    — Тебе не нужно было этого знать, — заявила она, поняв, что попалась. Симон оказался, действительно, не прост.
    — А вдруг я думал о девушках? Разве прилично вторгаться в интимные мысли другого человека?
    Заметив, как наливается краской уже всё её лицо, он расхохотался.
    — Ладно. Плевать мне на это твоё умение. Лучше постарайся не краснеть в том заведении, куда мы сейчас направимся, это выдаст тебя. Продажная любовь это то, что так необходимо Балтасару и его приближённым, поскольку ни одна уважающая женщина не согласилась бы полюбить уродство, лишь отдалённо напоминающее обычного мужчину.
    — Разве Балтасар уродлив? — выдавила она из себя.
    — Как я уже упоминал, я его не видел, но судя по тому, что я знаю теперь, наверняка самый уродливый в мире. С некоторыми типами из его окружения я встречался. Да, что там говорить, сама скоро увидишь.
    Выбрав мужское платье, он велел надеть его прямо здесь. Придирчиво оглядев её, он нахлобучил шляпу с широкими полями ей на голову и остался доволен. Расплачиваясь за покупку, он подмигнул лавочнику.
    — Сегодня будет карнавал в честь долгожданного освободителя. Мы, с моей кузиной не хотим ударить лицом в грязь.
    — Карнавал? — оживился тот. — Я и не слышал. Но, вы собрались кажется на маскарад!
    — Это одно и то же в городе Акваилме, откуда к вам прибыл Назаратянин.
    — Очень любезно с его стороны принести нам такой праздник! — воскликнул лавочник. — Я обязательно присоединюсь.
Раскланявшись, они поскорее удалились, пока лавочник не раскусил явную насмешку Симона.
    — Тебе это доставило удовольствие, — отметила она.
    — А, почему бы нет? Они ведь все дурни. Они вообразили, что Балтасар уже разбит и кается. На самом деле, к новым порядкам эти торгаши отменно приспособились и старые им не очень-то нужны.
    — Мне думается, что ты ошибаешься.
    — Ничуть. Погоди немного и сама всё увидишь. Неужели ваш бог думает так же, как и ты? Я разочарован.
    — Назар думает по возможности избежать кровопролития, но устранить тех, кого ты называешь уродами, лишь отдалённо напоминающими мужчин. И дело здесь не в отталкивающей внешности, а в неприемлемом внутреннем содержании оболочки.
    — Вот это мне больше нравится. Видно, что мой бог не так уж глуп, как показался мне вначале нашего с ним знакомства. Однако тс-с-с. Мы пришли. Садись за любой столик подальше от меня, чтоб тебя не заметили. Тот, с которым я встречаюсь, не бывает один. Услышать то, что тебе захочется услышать, я подозреваю, ты сможешь и на расстоянии.
    — Без малейших проблем. Но, откуда ты знаешь, что он сегодня будет здесь?
    — Он всегда здесь, когда бы я ни пришёл.
    Это было невероятно, это совсем не укладывалось в её голове. Она остановилась и сказала:
    — Я начинаю сомневаться в целесообразности этой встречи.
    Магдолина хотела предложить прийти попозже, вместе с кем-нибудь из друзей, но опоздала.
    «Поздно», — мысленно отозвался Симон, переступая через порог. — «Он уже обнаружил и ждёт меня».

    Глава 10

    Мыс Кита, превращённый в корабль, Или, как его пассажиры называли его в память о старой легенде — Чудо-Юдо, преодолел путь даже быстрее, чем обещал хранитель городской истории. В общей сложности, через двое с половиной суток, на рассвете, они вошли в самый большой рукав, из бесчисленных рукавов залива, углубляющегося в материк. В сущности, Назарат располагался на полусотни островов, разделённых, относительно неширокими, водными каналами с, перекинутыми через них, каменными мостами. С трёх сторон город был окружён крепкой каменной стеной, а со стороны моря имел свободный доступ, что сводило на нет смысл стен. Анатолию показались странными умственные способности его архитекторов, о чём он и сказал Пету.
    — Это только сейчас город беззащитен, — пояснил тот. — Когда его завоевали кочевники с будущим императором во главе, горожане просто открыли ворота. А со стороны моря никто даже не помышлял сделать попытку захвата. Вражеские суда просто теряли ход и разбивались о камни. Волхвы надёжно стерегли город: обнаружить с моря его было не под силу ни одному обычному человеку, преодолеть силу соткавшую иллюзию бескрайнего моря мог только такой же маг.
    — Наверное, волхвы пользовались для этого таким же способом, как наш старикан остановил кораблик, на котором плыла Магдолина? — догадался Анатолий.
    — Совершенно верно. А если враг пробовал высадиться на вёсельных лодках или под парусом, прилипалы тут же буксировали их подальше в море.
Анатолий оглядывался, поражаясь таланту архитекторов. Одних памятников здесь было больше чем он мог себе представить: тут были высечены из камня изображения птиц и рыб, зверей, невиданных им никогда, изображения людей и даже существ, лишь отдалённо похожих на людей. Высокие башни, величественные дома — больше похожие на дворцы с колоннадами из мрамора, и конечно зелень. Не было ни одной улицы, где не росли деревья и кустарники. Люди толпились на набережных и многие следовали вслед за судном. То и дело раздавались радостные возгласы, упоминающие его имя.
    — Что это значит? — удивился Анатолий. — Каким образом, жители Назарата узнали обо мне? Или я чего-то не понимаю?
Недоумение разделяли и остальные члены его команды, хотя были рады удивительному обстоятельству и не скрывали этого. Прозревший старец, незаметно подошёл сзади и прикоснулся к его плечу. Анатолий повернулся ему навстречу и увидел на его лице счастливейшую улыбку.
    — Ничего удивительного нет, дорогой Назар. Твоё пришествие на этом величайшем корабле всех времён было предсказано самым мудрым из всех волхвов, когда-либо рождённым на земле Ангарда — Соколом. Его предсказания мог уловить каждый из посвящённых, я из их числа. В Назарате наверняка остался в живых хоть один из нас, и разнёс эту весть. Когда в мире происходит что-то важное, мы всегда слышим друг друга.
    — Я никогда не слышал ничего о Соколе, — смущённо признался Анатолий.
    — Не может быть! — удивился старец. — Его наследной задачей было распознать тебя среди живущих и помочь. Неужели он мог не выполнить своё предназначение?
    — Креститель! — воскликнул Анатолий. — Это наверняка его — ты называешь Соколом.
    — Не знаю такого имени, — покачал головой старец. — Вообще-то он носил разные имена, с тех пор, как империя объявила нас врагами людей.
    — Это он, — твёрдо произнёс Анатолий. — Больше некому.
    «Магдолина наверняка знала настоящее имя Крестителя, но её нет со мной», — подумал Анатолий. «Где же она? Молчит уже вторые сутки».
    — Как твоё имя, добрый человек? — спросил он старца.
    — Все зовут меня сейчас первым хранителем городской истории. Зови и ты так. У волхвов не принято носить имя, данное при рождении.
    — Буду звать тебя Первым, — невнятно пробурчал Анатолий, слегка раздражённый этими отсутствиями имён.
    Вот теперь всё стало более-менее понятно. Магдолина скорее всего не знала настоящего имени Крестителя. Хотя, она знала его имя — Анатолий, данное ему при рождении. Интересно получается: А она носит своё имя, или тоже не родное? При случае обязательно спрошу, решил он.
    Место, где причалил корабль, тут же заполнилось горожанами. Они жаждали лично увидеть его. В толпе встречающих взгляд сразу натыкался на седобородого старика. Такого древнего и с такой длиннющей бородой старика, Анатолию ещё никогда не доводилось видеть. Его поддерживали с обеих сторон, и было похоже, что если провожатые отпустят его, старик тут же рухнет. Но, Первый, кажется, знал его.
    — Это главный хранитель истории Назарата, — шепнул он. — Не ожидал, что он ещё жив. Если даже он пришёл встречать, значит, люди верят в тебя.
В руках хранитель держал что-то закутанное в живописно вытканную скатёрку. Анатолий первым сошёл на берег и, сделав два шага навстречу, остановился перед стариком, слегка поклонившись. В ответ старик протянул свёрток. Анатолию вспомнилось, что таким образов в средние века на земле, вручали завоевателям символический ключ от города. Он смутился этой неожиданной церемонии. Поддерживающие старика мужчины, одновременным движением приподняли край ткани, и  Анатолий смутился ещё больше. Это оказался не ключ из папье-маше, а настоящий боевой меч, отливающий синевой. Эфес представлял собой перекладину, образуя с рукояткой и лезвием крест, как и положено древнему оружию. Старик прошамкал беззубым ртом:
     — Это оружие ждало многие века тебя, наш Назар. Оно ковалось, в ожидании этого дня, для освобождения мира твоего от нечисти. Владей им.
    С облегчением, Анатолий понял, что церемония на этом и закончилась. Никто не бросал цветы к его ногам, женщины не посылали воздушные поцелую. Это было прекрасно, но скоро он понял, что ошибся. Назаратяне собирались его поприветствовать по особенному. Слухи о его способности излечивать от различных недугов добрались сюда давно, и толпы страждущих робко переминались у прекрасного, как и все сооружения в Назарате, фонтана. Они ждали его. Пет заметил его движение в ту сторону и торопливо зашептал:
    — Только не сейчас, Назар, прошу не надо. У нас много дел: нужно увеличить нашу армию, пока Балтасар не сделал это в свою пользу. Столкновение произойдёт рано или поздно, этого не избежать. Нужно спешить, помни, что за ним вся мощь империи, а у нас только кучка не умеющих держать в руках оружие.
    — Ты с командирами отрядов этим и займёшься. Я не могу им отказать, я чувствую, что это важнее всего сейчас. Мне тут ничего не грозит, — добавил он, видя колебания на лице Пета. — Андрэу и Оклха будет достаточно. Кстати, возьми этот меч и владей им.
    Пет смутился и отрицательно замотал головой, даже спрятав руки за спину.
    — Говорю: бери! — повысил он голос. — Мне всё равно не научиться фехтованию, я предпочитаю современное оружие. Ты самый достойный из нас носить и пользоваться им.
    Пет, смутившись, взял в руки оружие и заткнул за пояс, не сводя глаз с него. Тем временем, Анатолий подошёл к фонтану и заинтересовался им. Такого он ещё на
Ангарде не видел: небольшой колодец, выложенный камнем, примерно метр в диаметре, уходил вглубь как в бездну, во всяком случае, дна не было видно. Вода к фонтану поступала из него по червячному валу, наподобие мясорубки, опрокинутой набок. Что приводило в действие этот механизм — оставалась загадкой. Любопытно было ещё то, что червяк вращался медленнее, чем вода, закручивающаяся и двигающаяся вверх, непостижимым образом удерживаясь у центра вала — ближе к его оси. Он попробовал воду на вкус сам и приступил к ставшему уже традиционным у него занятию, по пришествии в новый город.
    Вереница людей, терпеливо дожидающаяся своей очереди, не имела конца и края. Он дико устал, но продолжал до тех пор, пока не понял, что толку от такого лечения не будет, пока он не отдохнёт. По его просьбе, Кузнец громогласно объявил перерыв до завтра. После чего они двое и Айна удалились в приготовленный для них дом.
    — Наконец-то мы сможем перекусить, — заявил Кузнец. — С самого отплытия ничего приличного не было во рту, а ведь сегодня вообще целый день провели на ногах и только пили воду.
    — Чем тебе не понравилась моя пища? — решила сердито уточнить Айна.
    — Только тем, дорогая, что она быстро кончилась, — отшутился он.
    — Я действительно дорогая? — сменив гнев на милость, уточнила Айна.
    — Конечно! Ты мне очень…
    — Ладно, ладно. Сейчас что-нибудь придумаем.
    Девушка, схватив корзинку, попавшуюся под руку, хотела уже выскользнуть на улицу, но столкнулась с домовладелицей, симпатичной пожилой женщиной, явившейся пригласить их к столу.
    — Делу время, но желудку нужен хоть час в сутки, — заявила она с порога. —
    Меня зовут Белоцвета. Я наблюдала, как вы без отдыха дарили людям самое дорогое в их жизни — здоровье. Сама не удержалась, и трижды получила от вас исцеление.
    — А что беспокоило, — как профессиональный врач осведомился Анатолий.
    — Да, ничего. Я решила, хуже не будет.
    — Если остальные страждущие так же активны, то Назаратянам отпущен длиннющий век, — заметил Андрэу.
    «И завтра нужно заканчивать с этим», — отметил про себя Анатолий. Неожиданно для себя он зевнул и ощутил, что есть ему совсем не хочется, а хочется спать. Объявив это, он прилёг на мягкий диван в комнате отведённой ему и почувствовал, как без всякого предупреждения, разум его стремиться соединиться с разумом Магдолины. «Ну, наконец-то», — обрадовался он, не предполагая даже, что его ожидает в ближайшем будущем.
  *   *   *

    Он постарался, не двигаясь и не меняя позы, оглядеться, чтобы иметь точное представление о месте в котором оказался по желанию Магдолины, вернее увидеть её глазами место в котором находилась она. Полутёмное просторное помещение, без единого окошка походило на подвал, но выглядело отнюдь не подвалом. Массивные канделябры с настоящими свечами, подчёркивали дорогое убранство этого помещения. Стены, задрапированные гобеленами с вытканными на них изображениями,  напоминали посетителям, десятки фантастических миров. А посетителей было множество: в основном мужчины, сидящие в удобных креслах или на диванах, вокруг которых вились редкими стайками полуобнажённые девушки, разносящие по столикам, стоящим перед гостями, яства и напитки. Время от времени раздавались их визги и грубый хохот мужчин, когда одному из них удавалось ущипнуть кого-нибудь из девушек. Тут были и парочки, в объятиях друг у друга, словно подростки, встречающиеся тайком от строгих родителей. Время от времени, некоторые из них исчезали в боковых проходах и это, чуть-чуть, прояснило назначение заведения.
    Взгляд упал вниз, и Анатолий обратил внимание на довольно неподходящий для Магдолины наряд: бархатные шаровары и мягкие сапоги из телячьей кожи, потом в поле зрения девушки попала часть её рук, лежащих на коленях, судя по рукавам такой же бархатной курточки. На ней была мужская одежда. Что вынудило её переодеться, не представляло загадки, загадка была в том, зачем она здесь? Судя по тому, что поблизости никого постороннего не было, она была здесь по своей воле. Склонившаяся к ней улыбающаяся девушка в вызывающем, своей открытостью наряде, предложила ей поднос с напитками. Рука Магдолины потянулась вперёд и дрогнула, девушка, явно, не представляла назначение этих бокалов, она явно нуждалась в его помощи. Сам он, тоже, не представлял последствия принятия внутрь этого угощения, но не сомневался, что это — дурманящий разум алкоголь, поэтому подсказал мыслью, чтобы она брала что угодно, но просто для отвода глаз. Следующий вопрос разносчицы напитков, вынудил Магдолину, непроизвольно покраснеть:
    — Господин пожелает девочку или мальчика?
    Анатолий даже почувствовал жар, окативший её. Магдолина сама справилась с этой ситуацией, ответив, что ожидает кое-кого. Оставшись одна на уютном диванчике, перед столиком с бокалом на тонкой ножке, в котором плескалось что-то цвета сапфира, она вздохнула с облегчением. Анатолий признался себе, что он тоже готов был вздохнуть вместе с ней, если бы мог это сделать, деля с ней её тело. Что она здесь делает, хотел он спросить, но она опередила его, тихо прошептав:
    — Вон в том углу, видишь?
Она перевела взгляд из-под полуопущенных ресниц в угол. Со стороны, это наверное казалось так, словно пьяный вдрызг молодой человек, разговаривает сам с собой. «Так и держись», — похвалил он её, пытаясь разобрать, кто её заинтересовал до такой степени, что она пошла на этот шаг.
    Группа людей воинственного вида стояла поодаль развалившего на широком диване человека, в пурпурном плаще с капюшоном, скрывающим черты его лица. Казалось, он спал, во всяком случае, он абсолютно не обращал никакого внимания на Симона, склонившегося перед ним в полупоклоне. Остальные также, не проявляли особого интереса к гостю, хотя было заметно, что не спускали с него не только глаз, но и оружия, спрятанного под такими же плащами, только серого цвета. Наконец Симон выпрямился и присел напротив на табурет. Это становилось всё более и более интересным: кто был этот незнакомец, обладавший властью над разбойником, не придерживающимся ни каких законов и правил? Магдолина снова зашептала:
    — Я не слышу ни одной мысли из головы этого человека.
    «Может, он действительно спит»? — уточнил Анатолий.
    — Такое впечатление, что он не думает или под плащом никого нет. Стоп! Он просыпается и он очень чем-то доволен. Симон хочет его спросить о тебе и обо мне: зачем, мол, ему понадобилась наша жизнь? Но… что это? Ох!
    Стон боли невольно вырвался из уст Магдолины, и в тот же миг Анатолий ощутил, как его голова раскалывается от нестерпимой боли, словно стальной обруч сдавил череп и продолжает стягиваться. С остановившемся взором, Магдолина сползла боком и осталась лежать так, не в силах отвести глаз от сверкающего взгляда из-под пурпурного капюшона. «Всё-таки попалась Магдолина», мысленно охнул от досады Анатолий. Но размеры постигшей их катастрофы, он понял только некоторое время спустя: он не смог освободиться от сплетения их разумов и вернуться в своё тело — тело Назара. Он, как и Магдолина, оказался в плену неизвестного противника, хитрого и сильного, остававшегося в тени до самого последнего мгновения.
   Не обращая внимания на Симона, человек в пурпурном плаще встал и направился прямо к дивану, на котором лежала Магдолина в мужском наряде. Капюшон упал на плечи, и из-под него показалась безволосая голова пожилого человека, с тщательно выбритым лицом, неопределённого возраста. Вернее, издали ему можно было дать лет тридцать пять – сорок, Но морщинки в уголках глаз портили первоначальное впечатление. При более тщательном рассмотрении он казался глубоким стариком, хотя не мог быть им, судя по мощному телосложению и лёгкости движений. Остановившись перед Магдолиной, он заглянул ей глаза. Этот колючий взгляд пронизывал насквозь и был пугающим и неприятным, словно он раздевал им, но не от одежд, а саму плоть. Симон устремившийся вслед за ним, с перекошенным от злобы лицом, был остановлен множеством рук телохранителей в серых плащах. Не оборачиваясь, неизвестный сделал рукой знак, и Симону разрешили приблизиться. Впрочем, цепкие руки не выпускали его ни на мгновение. Голос, произнёсший издевательские слова, тоже был неприятным и лишённым каких-либо эмоций:
    — Ты славно потрудился, Меченный, можешь получить свою награду.
    — И не подумаю притронуться к твоим мерзким деньгам. Ты… грязный мошенник, думаешь, если провёл меня, так значит твоя взяла? Ты просто…
Дальше Симон добавил несколько слов, абсолютно не предназначенных для женских ушей. Анатолию стало страшно за Симона, когда он увидел в колючих глазах неизвестного сверкнувшую на мгновение молнию. Впрочем, глаза потухли так же быстро, не отразившись никак на его манерах.
    — Тебя, Меченный, уже кто-то оправдал за прежние проданные тобой жизни?
Казалось, что Симон сейчас вцепится в насмешника зубами, так побелели костяшки пальцев, стиснутых в кулаки рук, которые по-прежнему, цепко держали безмолвные телохранители.
    — Я не тот, кто безнаказанно сносит оскорбления, особенно, со стороны раба. Я не отвечу на твои оскорбления в мой адрес, Меченный, я просто открою тебе твоё скорое будущее.
    Незнакомец с бесстрастным выражением лица, снял с указательного пальца правой руки золотое кольцо, со странным узором и, сжав его крепкими пальцами, прижал к виску Симона. Глаза Симона моментально распахнулись в неописуемой муке. Он с ужасом взирал на того, кто давно уже распоряжался его жизнью. Когда он отдёрнул голову, на виске проступили ожогом две буквы — «К.М.»
    — Моя печать несколько запоздала, с твоей точки зрения, Меченный, но не с моей. Я то предвидел сегодняшний день, как предвижу и последний день в твоей жизни. Только не очень пугайся тому, что узнал сейчас, это произойдёт не сегодня. Мне искренне жаль тебя, теперь тебе трудно будет вернуться в человеческое сообщество, а мне ты больше не нужен.
    Телохранители уволокли вырывающегося Симона прочь, а пурпурный плащ предложил принять Магдолине вертикальное положение и уселся рядом. Шок от оглушающего поражения магнеумом уже прошёл, но тело всё ещё не слушалось хозяйки, повинуясь приказам извне. Поблизости этот человек показался как-то уж очень знакомым Анатолию и он тщётно напрягал память, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах они встречались? К его крайнему удивлению, он читал мысли не хуже Магдолины. Игнорируя её разум вовсе, он ответил на незаданный вслух вопрос Анатолия:
    — Нет, ты ошибаешься. Ты впервые видишь советника императора, а я тело этой девушки — оно очаровательно. Поздравляю с обновкой.
Магдолина, повинуясь приказу насмешника, глядела прямо в его глаза, и Анатолий, с трудом выдерживая этот взгляд, мысленно скрежетал зубами от беспомощности.
    — Мы не виделись никогда прежде, — повторил пурпурный плащ, делая ударение на слове — «виделись».
    «Но много разговаривали»! — воскликнул Анатолий, догадавшись наконец, кто заманил его в хитроумную ловушку.
    — О, да, разговаривали, — согласился собеседник. — Согласись, мною очень даже удачно разыграна хитроумная многоходовая комбинацию. Только не обольщайся, будто узнаешь меня всюду. Тело тайного советника Балтасара для меня тоже самое, что для тебя сейчас тело твоёй Магдолины, с одной только разницей: для меня это свободный выбор, для тебя — капкан.
    «Ну и что дальше думаешь делать»? — осведомился Анатолий, беря себя в руки, и успокаиваясь.
    — Придётся подождать, пока её кто-нибудь не освободит от воздействия моего магнеума, — и советник, приподняв полу плаща, продемонстрировал упомянутое оружие. — Ну а после, ты угодишь в другую мою ловушку. Род человеческий слаб, уж поверь на слово.
    «Зачем же тогда позволять освобождать её, не проще ли убить нас обоих»?
    — В этом то и заковыка, так сказать — правила игры. Ты любишь шахматы? Ах, да, не любишь. Так и думал. Короля нельзя убить, его можно победить, только лишив армии, или загнав в безвыходное положение. Её жизнь мне не принадлежит, она вне моей власти. Если бы не впустила тебя сейчас в свою голову, то с ней не произошло бы этого. А вот твоя жизнь — другое дело, но опять-таки, не всё так просто: пока, как ты не старался, ты только фигура в этой партии, вот если ты станешь игроком... Я предлагаю тебе заключить со мной договор на случай проигрыша, было бы много проще.
    «Договора с тобой не будет. Будем считать, что ход за мной», — заявил Анатолий.
    Тайный советник не смог сдержать вздоха разочарования.
    — А пока думаешь над следующим ходом, смотри, чтобы флажок не упал. Время на Ангарде мне идёт на руку.
    Этим зловещим замечанием, невидимка обозначил конец разговора, как обычно, опередив Анатолия. Встав, он вновь закутался в свой плащ цвета крови и удалился, а подступившие телохранители подняли безвольную девушку и под руки повлекли вглубь развратного заведения, постепенно спускаясь по ступенькам всё глубже и глубже.
  *   *   *

    — Ну, как он? — в который раз спрашивала Айна.
    Кузнец только молча разводил руками.
    — Только не говори мне, что Назар сошёл с ума!
    — Я и не говорю этого, — виновато оправдывался он, хотя, это было единственным, что приходило ему в голову. — Скоро, наверное, вернётся Пет, он лучше знает, что делать нам теперь.
    Пет, действительно слегка успокоил обоих, хотя и был удивлён тем, что Назар не приходит в себя со вчерашнего вечера.
    — У него много забот не только в мире видимом, — заявил он.
    — Но он, же должен встречаться сегодня с Балтасаром! — заметил Кузнец. — Как он сделает это, в таком состоянии?
    — У богов свои секреты, которые нам знать ни к чему, — глубокомысленно изрёк Пет, подняв к потолку указательный палец, решив, что самое простое объяснение, способное успокоить всех — это объяснение которое не поймёт никто. — Нам, друзья, пора заняться делом. Если к вечеру император не сложит с себя полномочия и не освободит от своего присутствия город, нам предстоит помочь ему в этом. Так что, отправляйтесь оба к войскам и пришлите мне Андрэу. Скажите ему… впрочем, ничего не говорите. Может быть, к тому времени всё уже разрешиться само собой.
    Подняв, таким образом, боевой дух товарищей, он вошёл в спальню, где находился Назар и плотно закрыл за собой дверь. Невыносимая боль сдавила на миг храброе сердце Пета, когда он увидел картину полной отрешённости, написанную на лице Назара. Таким он его видел только раз, когда их влекли яджуджи с собой, для принесения в жертву. Как и тогда, Назар, поникнув головой, что-то невнятно бормотал, не дожидаясь ни от кого никакого ответа. Пет остановился перед ним, взял его голову руками и заглянул в глаза.
    — Где же ты, мой бог? Услышь меня, прошу. Не оставляй нас сейчас одних. Слышишь?
    На миг осмысленность вернулась в черты лица Назара. Он как-то тепло улыбнулся, словно подбадривал испуганного ребёнка. Это длилось какой-то миг и тут же исчезло, спряталось глубоко внутрь. Назар вырвался из рук Пета и принялся тихонько бродить по комнате, больше не реагируя на слова Пета, как тот ни старался привлечь к себе внимания.
Раздался стук в дверь и Пет, приоткрыв её, выскользнул наружу. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел Назара — надежду и путеводную звезду всего восстания — в подобном состоянии. Белоцвета, всё же успела бросить короткий любопытный взгляд внутрь.
    — Перед домом люди, они ждут исцеления, — заявила она.
    — Сегодня спаситель не будет исцелять. У него много других дел.
    — Но они, же ждут, — не сдавалась женщина.
    — Пусть те из них, кто ещё способен держать оружие в руках, готовятся к великому сражению. Остальные пусть ждут освобождения города от заразы, — жёстко ответил Пет.
    По его раздражённым интонациям, Белоцвета догадалась, что её запланированное сегодняшнее водолечение сорвалось. Поджав губы, она затопала по лестнице вниз, столкнувшись по дороге с человеком в низко надвинутой на глаза рыбацкой шляпе. Смерив его неприязненным взглядом, она проворчала, дескать, дом превратился со вчерашнего вечера в проходной двор, и гордо вздёрнув голову, выскочила за дверь. Ну вот, ещё одного выставлять, разозлился Пет, сожалея, что не захватил с собой пары-тройки новобранцев. Но когда его глаза встретились с глазами вновь пришедшего, кровь вскипела в нём и мгновенно прилила к лицу. Рука непроизвольно опустилась на эфес старинного меча.
    Некоторое время, двое глядели друг на друга. Пришедший не выказывал никаких признаков агрессии, чем удивил Пета. Наконец с трудом сдерживая ярость, он спросил:
    — Как ты набрался наглости явиться сюда? Ты знаешь, что я тебя убью сейчас?
    — Нам нужно было встретиться, брат.
    — После всего, что ты посмел сделать, ты мне не брат больше. Ты хитрая и
    злобная продажная тварь. А-а-а, понимаю! Ты пришёл забрать его жизнь?
Меч, взвившийся над головой склонившегося перед Петом, застыл. Нежданный гость, по-прежнему, был покорен, словно он пришёл только затем, чтобы принять смерть от руки того, кого он назвал братом.
    — Хочешь, убей. Мне теперь без разницы. Ты давно должен был сделать это, когда впервые узнал о моём падении.
Рука Пета сама опустилась, а слова были полны горечи и сожаления:
    — Я всегда гордился, что у меня такой умный младший братец, потому и слушался тебя словно сам младший. Я тебя любил больше всех на свете, в этом и моя вина, что я слишком увлёкся почитанием, и ты совершил то, что совершил, Симон. Но, когда я разглядел в обычном смертном — высшую сущность, ты восстал против меня и против всех честных людей. Тебе не достаточно было, что ты стольких невинных передал в руки яджуджей, спасая свою жизнь, теперь ты замахнулся и на святых, создателем отмеченных.
    — Тебе повезло в жизни больше, чем мне, Пет. Ты служишь богу, уверовав в простого смертного, а я служил всё это время его врагам, уверовав только в неотвратимое наказание. После встречи с вашей Магдолиной, я осознал: — оттягивая наказание, только усугубляю свою вину перед людьми. Поэтому я здесь без оружия, с одной только просьбой: прости и дай мне смерть.
    — Ты продал и её, трус! Она всем нам была сестрою, ангелом воплоти. Почему ты сделал это, Симон?
    — Я не продавал её, она сама попала в ловушку Балтасара.
    — Я спрашиваю: почему ты не пошёл с нами, тогда, в пустыне? Снова струсил?
    — Я не верил в бога. Я не верю в него и сейчас. Я верю только в неё.
    — Слепец, он в тебя верил! До конца. Верил, что ты не сможешь причинить ей вреда. Неужели он ошибался?
    — Нет! Это вышло случайно. Я недооценил силы её врага. Если не прикончишь меня сейчас, то…
    — Что? Что ты ещё хочешь сделать в своей несчастной жизни?
    — Помоги мне искупить хотя бы последнюю ошибку, Пет. Дай мне людей, я спасу её.
    Пет провёл ладонью по лицу, словно умываясь, взвешивая в уме слова Симона. Он только сейчас обратил внимание, что тот уже давно стоит перед ним на коленях, а на верхней ступеньке лестницы застыл Андрэу, не в силах прервать сцену, свидетелем которой он стал. Новая надежда озарила Пета, вливая новые силы.
    — Если ты сделаешь это, то я снова назову тебя братом перед лицом своих товарищей, не стесняясь этого больше. Пойдёмте со мной оба, вам нужно узнать ещё кое-что.
    И он распахнул дверь в спальню Назара.
*   *   *

    Улицы Назарата были залиты светом, льющимся из тысячи светильников. Сторонний наблюдатель мог бы принять это за какой-то праздник, но это было далеко не так. В назначенный час, гонец, отправленный в императорский дворец, не вышел оттуда. Не было и никаких других вестей о капитуляции Балтасара и его приближённых. Ворота были на запоре, а по звяканью оружия за стенами дворца, становилось ясно, что их не собираются впускать внутрь и сдаваться никто не собирается. Все предварительные обещания — исполнить волю народа, были способом оттянуть их атаку. Балтасар ждал подкрепления, это становилось ясно каждому.
    — И в такой час его нет с нами, — заметил Андрэу.
    — Боишься ответственности за жизни рекрутов? — огрызнулся Пет. — Возьмём Балтасара и без них, не волнуйся, Если Симон мне сказал правду, то мы сможем небольшим отрядом захватить дворец изнутри.
    — А если он соврал, то попадём в ловушку, как попала Магдолина.
    Пет раздражённо отмахнулся от этого предупреждения, хотя на самом деле  тоже сомневался в благоразумности своего решения.
    — Не лучше ли нам подождать немного, — настаивал Андрэу. — Близнецы должны со дня на день привести с собой ещё пару тысяч добровольцев, тогда нас станет уже почти пять тысяч, и мы просто разнесём дворец по кирпичикам.
    — Ждать нельзя, армия империи тоже растёт. Когда последний отряд присоединится к ней, мы потерпим полный крах. Все наши добровольцы, перед лицом опытных вояк, окажутся просто стадом жабьеголовых бредущих под ножи мясников.
    Большинство командиров согласились с последним доводом Пета, но его триумф оказался недолгим, они тут же единогласно воспротивились его участию в намечающейся операции. За смелость в принятии решений, ему давно отдали должное в военном руководстве и повиновались как главнокомандующему. Сейчас, воспользовавшись последней минуткой перед битвой, они настаивали на принятии им официального звания. Седовласый Лепард — один из первых новоприобретённых друзей в Акваилме, бывший стражник, пользовавшийся уважением своих земляков, вышел вперёд и заявил:
    — Ты сейчас единственный кто имеет право распоряжаться нами и вести нас в бой. Если ты попадёшь в лапы Балтасара в самом начале компании, кто поведёт нас? Ты не должен без необходимости рисковать собой, отныне ты не только себе принадлежишь. Прими командование повстанческой армии в свои руки и назначь заместителя.
    Пет намеревался отвергнуть это предложение, но увидев сотни пар глаз, смотрящих на него с безграничным доверием и ожиданием, вдруг согласился. Заместителем тут же был назначен Андрэу, а его помощником сам Лепард. Отряд отправлявшийся с Симоном состоял из двадцати бойцов, из тех кого готовил Анатолий ещё в пути. Подозвав к себе Кузнеца, Пет приказал ему возглавить этот отряд.
    — Твой бывший главарь, находится в твоём подчинении, а не наоборот. Это тебе ясно?
    Кузнец, оторопев, сглотнул и только после этого кивнул, подтверждая приказ.
    — Если заприметишь его в двуличии, можешь убить на месте, но лучше постарайся привести его ко мне. Слушай дальше: возможно Магдолина томиться в темнице дворца. Если это так, спаси её даже ценой своей жизни.
    — Я хотел бы взять с собой Айну, — робко заявил Кузнец, переминаясь с ноги на ногу.
    — Это твоё дело, бери любого, кого сочтёшь нужным. Но я бы на твоём месте не рисковал жизнью той, которую любишь.
    — Я бы тоже, но… — вновь смутился верзила.
    — Иди уже, — внезапно рассмеялся Пет и хлопнул по плечу Кузнеца, вспомнив при этом, как Анатолий тщательно выговаривал его непроизносимое имя. — Удачи. Да хранит тебя бог, Оклх.
  *   *   *

    Симон давно уже заприметил потайной ход, ещё в прежние свои посещения вертепа. Однажды, для виду предаваясь любовным утехам в объятиях отвратительной особы с крючковатым носом, слюнявым ртом и хищным блеском глаз, он увидел, как один из охраны советника протопал мимо. С облегчением отделавшись от знойной особы, (всучив ей денег, он отправил её за дурманящими напитками и сладостями), а сам нырнул в заинтересовавший его коридор. Шаги охранника удалялись, и он на цыпочках припустил следом. Послышалось звяканье ключа о замочную скважину, и хлопнула дверь. Добравшись до конца коридора, он нашёл за занавеской дверь, окованную железом. Отметив про себя этот факт, Симон решил до поры до времени забыть об этой находке, находящейся в таком странном месте. И вот время выяснить эту тайну наступило.
    По его соображениям, тайный ход должен был иметь вторую дверь и ни где-нибудь, а в месте более значимом, чем подвал сомнительное заведение, а поскольку дворец императора находился неподалёку, то Симон уверен был, что приведёт отряд бойцов именно туда. Сегодня заведение было пусто, ни женщин, ни посетителей, словно все внезапно вымерли. Впрочем, нельзя было сказать, что хозяева подземного хода были совсем беспечны. Когда они вступили в безлюдный коридор, ведущей к подземному ходу, Симон вдруг остановился и прислушался.
    — Что случилось? — спросил Кузнец, невольно переходя на шёпот.
    — Всё это подозрительно, — ответил тот. — Ни единой души, будто и сторожить своё добро необязательно.
    Он не один почувствовал опасность, кроющуюся в этом тёмном подвале, освещаемым, только светом их факелов. Остальные тоже озирались на задёрнутые занавеси, скрывающие комнаты для увеселения гостей, которых сегодня не было. Несмотря на меры предосторожности, нападение оказалось неожиданным. Несколько молний прошипели, найдя своих жертв и приведя остальных в состояние лёгкой паники. Симон метнулся в сторону, прижимаясь спиной к стене.
    — Магнеумы! — выкрикнул он. — Рассредоточьтесь!
    Кузнец же рассудил иначе.
    — Больше зарядов у них нет, вперёд! Выбьем их с ходу!
    И он бросился к ближайшей занавеси, срывая её и выуживая стрелка, готового уже пустить в ход лук со стрелами. Бойцы, воодушевлённые примером, разметали всё вокруг. В две минуты охрана была снята, десять человек в серых плащах кривились в центре коридора, окружённые со всех сторон бойцами-новичками, распалёнными первой удачной боевой стычкой. Не тратя время на поздравления и объяснения, Симон быстро нашёл кладовую, закрывавшуюся снаружи на засов. Туда они и затолкали пленников, продолжив своё движение, которое вскоре привело к вождёлённой двери.
    Ключа взять было негде, и решено было применить магнеумы. Это была задумка Симона, он специально выпросил у Пета два, единственных на сегодняшний день бывших в их распоряжении. Точный выстрел превратил металл в сверкающий огонь, сочащийся багровыми каплями и быстро остывающий. Не теряя времени, Кузнец ударом ноги вышиб дверь внутрь.
    — Нужно было захватить кувалду в запас, — удовлетворённо отметил Симон, глядя как Кузнец, потирает зашибленную ногу.
    — Ничего, у меня есть ещё три кувалды в запасе — две руки и вторая нога.
Перешагнув порог, команда растянулась по одному, поскольку новый коридор оказался значительнее уже первого. Симон предположил, что они сейчас проходят под мостовой, отделяющей здание с подвалом, от стен дворца. Проход сворачивал налево под прямым углом и упирался в новую дверь. Замерев, он подал остальным знак остановиться и отступил сам. Оставив факел, он вернулся к двери и тщательно ощупал её. Она оказалась так же надёжно закрыта, как и первая.
    — Ну что, палим по замку и вперёд, Кузнец? — предложил он.
    — Теперь у меня появились сомнения, Меченный.
    — Не называй меня больше так. Я — Симон и останусь теперь только Симоном — до конца своих дней.
    — А меня зовут Оклх, — невозмутимо ответил тот.
    — Пусть будет Окл.
    — Оклх.
    — Короче! Признайся, ты потерял свои кувалды в темноте.
    — Просто не хотелось поднимать шума, пока нет уверенности, что впереди не встретится ещё одно препятствие. Мы забыли допросить пленных, может быть, у кого из них был ключ?
    — Неужели ты думаешь, что противник дурак и преподнесёт ключи тебе на блюдечке? Забудь. Нужно атаковать, лишь в этом наше преимущество.
    — Я командую на этом задании, так сказал Пет, — возразил, Кузнец.
    — Командуй себе на здоровье, только задания у нас разные. Мне нужно спасти девушку, а тебе открыть ворота для атакующих.
    Неизвестно, сколько бы продолжались эти пререкания, если бы не послышались голоса и скрип ключа в замочной скважине. Кто бы ни шёл сюда, но сделал он это вовремя. Открывший дверь замешкался, когда увидел свет факела и Симон помог ему разрешить сомнения. Он схватился за рукоятку двери и что было сил рванул её на себя, да так, что готовящийся шагнуть в коридор неизвестный, так же крепко держащийся за ручку, только со своей стороны, перелетел через порог и оказался в медвежьи объятия Кузнеца. Впереди замаячило освещённое караульное помещение и наведённые на них посохи четырёх магнеумов. Вот-вот должен был раздаться залп. Стремясь опередить летящую смерть, Симон кувырком прокатился между охранниками и оказался за их спиной как раз вовремя. Четыре молнии разом ударили в дверь, кем-то в последнюю минуту захлопнутую. Струйки металла потекли на землю. Кузнец попытавшийся ухватиться за дверную скобу рукой, спрятанной в рукав, обнаружил, что её нет, она расплавилась и стекала длинным ручейком по всей двери до самого порога. Симон оказался отрезанным от остальных.
    Пока Кузнец просовывал лезвие ножа в щель неплотно прикрытой двери, из-за неё раздавались звуки борьбы и редкие крики боли. Наконец, её удалось  распахнуть, но помощь запоздала. Трое из четверых валялись, как попало, на полу в лужах крови, а Симон с перекошенным лицом оседлав последнего, готовился перерезать и ему горло своим кривым ножом. Его буквально пришлось отдирать от последнего уцелевшего. Новобранцы с ужасом взирали на Симона и трупы возле его ног, только Кузнец, знакомый с подвигами бандитов не понаслышке, не очень удивился.
    — Хорошо, что Пет отговорил меня взять с собой Айну, — произнёс он.
    — То-то расстроилась, поди, — мрачно усмехнулся Симон, вытирая нож об одежду одного из убитого. — Узнал бы дорогу, пока я занят, — кивнул он в сторону трясущегося дворцового стражника.
    Вопросы задавать не пришлось, тот и сам уже подробно рассказывал о том, куда вела первая дверь из караулки, а куда вторая. После этого, двух уцелевших скрутили ремнями, привязав их, друг к другу. Симон явно был недоволен задержкой, он считал, что обоих быстрее было бы убить. Посоветовав завязать им рты, он снял с крючка на стене связку ключей и отомкнул замок левой двери.
    — Я пойду сюда, а вы двигайтесь во дворец, по правому коридору.
Кузнец поймал брошенную ему связку и отомкнул свою дверь. Перед тем как расстаться, поручил двоим из своей команды сопровождать Симона, который надеялся найти пленницу в избранном им направлении. После, построившись по двое, они погасили факелы и бесшумно двинулись по коридору, ведущему во дворец.
    Буквально, через два десятка шагов впереди забрезжил свет фонаря в креплении на стене. Ещё один стражник был на посту и прогуливался взад-вперёд, но оказался недостаточно бдителен. Скорее всего, он вовсе не ожидал нападения с этой стороны, в то время, как перед дворцом скопилась вся повстанческая армия. По знаку Кузнеца, один из воинов осторожно подкрался сзади и, сдавив ему рукой горло, оттащил беспомощно дрыгающегося стражника назад, где его встретили остальные, и буквально в четверть минуты спеленали по рукам и ногам остатками его же одежды, разорванной на полоски, не забыв воткнуть кляп в рот, запомнив совет Симона. Кузнец прокрался дальше и выглянул из-за поворота, но тут же отпрянул назад.
    — Вроде всё так, как и признался пленный, — сообщил он остальным шёпотом. — Видна парадная лестница, но там скопилось множество серых плащей. Они как раз отделяют нас от двери наружу. Есть два магнеума, один оставшийся у нас, второй тот что отобран у охранника открывшим нам дверь и не успевшего выстрелить. Будем надеяться, что он полностью заряжен, но их нужно поберечь для двери. Я не уверен, что ключи к ней у нас будет время искать, численное превосходство на их стороне, примерно трое, против одного нашего.
    — Может, следует поискать другой вход во дворец из подземелья? — усомнился из темноты недавно отличившийся мускулистый парень по имени Алсей.
    — Мы всё равно не пройдём незамеченными мимо этих, — ткнул пальцем вперёд Кузнец. — Вход во дворец один и его стерегут. Поступим так: поскольку все они глазеют в другую сторону, то мы сможем добежать до противника и оказаться в самой его гуще. Тогда магнеумы применить они не смогут, рискуя, перестрелять друг друга. Сковываем солдат императора рукопашным боем, в котором им далеко до нас. Я и ещё двое прорываемся к двери и взламываем её, остальные прикрывают. Приготовьте луки, у кого они есть, у нас будет только один залп.
    Решив, что таким образом он поднял боевой дух своего войска, Кузнец постарался унять свою собственную дрожь в коленках, поскольку, благополучный исход битвы для многих из них казался под большим вопросом. Махнув рукой, он пошёл впереди, ощущая затылком взволнованное дыхание. Проём выхода из подземного коридора позволял выстроиться по трое вряд. Поднявшись по короткой лестнице, передние присели на одно колено, чтобы не мешать, лучникам целиться, и дожидались, пока весь отряд не соберётся воедино. Кузнец бдительно следил за противником, чтобы опередить их, если они окажутся замеченными. Его опасения оказались напрасными: дворцовая стража, сбившись в группки по двое-трое в центре зала, нервно переговаривалась, прислушиваясь к шуму, доносившемуся с улицы и опасливо поглядывая на дверь. С тыла нападения никто из них не ждал, не подозревая, что аванпосты в подземном ходе уже пали. Им повезло, их по-прежнему никто не замечал, и им удалось прокрасться ещё чуть-чуть вперёд, пока один из охранников не повернул голову. Его рот открылся, толи от изумления, толи для крика, но громогласный крик Кузнеца прозвучал раньше.
    — Залп! — скомандовал он. Едва просвистели стрелы, они устремились бегом в гущу врага, под крики: — Вперёд! Бей их!
    Начало было хорошим, как они и предвидели, ответного залпа из магнеумов не последовало, и повстанцы благополучно вклинились в толпу стражи. Им приходилось нелегко, но каждый успел ловким приёмом или ударами кулаков уложить по одному противнику на мраморный пол. Кузнец, тут же стал пробиваться сквозь гущу врагов к двери, валя на землю каждым взмахом рук по одному, а то и по двое солдат императора, оправдывая своё прозвище. Остальные умело связали рукопашным боем остальных, и путь к огромной, в два роста человека, двустворчатой золоченой двери очень скоро оказался свободен. По команде Кузнеца, двое помощников одновременно выпустили из своих магнеумов электрические молнии, и втроём, живым тараном, они обрушились на истекающую золотом дверь, обжигаясь и шипя от боли.
    Раздался гулкий удар, но дверь устояла. Это было неожиданным и обескураживающим фактом. Тут же зал наполнился дымом и запахом озона. Оглянувшись, Кузнец увидел подкрепление, пришедшее к имперцам в виде ещё более многочисленного отряда, появившегося на самом верху парадной лестницы. Последовавший залп их оружия внёс смятение в ряды нападавших. Молнии не пощадили и своих, безжалостно разя всех без разбору. Снаружи тоже послышались удары в дверь: это начался штурм дворца с улицы. Нужно было повторить попытку распахнуть дверь, но оружие яджуджей было разряжено. Победа обернулась поражением, когда на каждого из повстанцев, пришлось по пять, а то и по шесть имперских солдат. Всё чаще то один, то другой падали, увеличивая и без того огромное преимущество врага.
    Взревев от ярости и отчаяния, Кузнец бросился обратно, в гущу сражающихся и лежащих под ногами тел, выискивая не побывавшие ещё в бою магнеумы первых убитых солдат противника. Казалось на него обрушилось целое войско: столько ударов по голове он ещё не получал никогда в жизни. Проигнорировав несколько неглубоких ножевых ран, продолжая увёртываться, он изловчился и перебросил Алсею, находившемуся ближе всех к двери, два магнеума и тут нестерпимая боль в ноге подкосила его. Дальнейшее он плохо помнил. Когда очнулся ненадолго, мимо уже бежали повстанцы, с победным рёвом заполняя просторное помещение. Дворец императора пал.

    Глава 11

    В кромешной тьме время потеряло свои законы, был день или ночь — определить не было возможности. За решёткой из толстых стальных прутьев ни кого не было. Магдолина была предоставлена сама себе, её просто втолкнули в тесную камеру и заперев, ушли. Её тело не находилось ни под чьим контролем, но и ей не повиновалось.
    «Вот гады», — ругнулся Анатолий, как только она смогла проговорить это, чтобы он понял, в каком она положении. — «Ничего, вместе не так одиноко, как если бы ты была одна».
    — Тебе нужно уйти, только находясь в теле Назара, ты сможешь помочь мне.
    Он и сам скоро понял это. Время шло, а за ними никто не приходил. Он не думал, что про неё забыли, тут был какой-то другой замысел, но какой? Неужели проклятый невидимка надеется, что никто никогда не найдёт её здесь? А может он и прав. Кто из друзей знает об их участи? На Симона полагаться не стоило, да и остался ли он на свободе сам? Если и свободен, то у него, похоже, своих проблем больше чем нужно. Интересно, чем его припугнул при расставании их «друг»? В этом подземелье, начинавшемся из дальнего конца притона, поворотов и разветвлений достаточно, как и крепких дверей. Хорошо, что он, глядя её глазами, запомнил дорогу. Нужно было оставить Магдолину, чтобы помочь ей. Он выключил сознание, стараясь вернуться в тело Назара.
    Ничего не произошло. Это было неожиданным, поворотом событий. «Помоги мне, Магдолина», — попросил он. Но и она не смогла изменить сложившейся ситуации.
«Этот тип опять провёл меня. Вот почему никто не охраняет нас с тобой, Магда. Он знал, что это произойдёт. Наверное, поражение твоей воли магнеумом — тому виной».
    — Может быть, не в том дело, — несвязно возразила она. — Мне не следовало делать это.
     «Что не следовало делать»?
     — Слишком часто допускать твой разум в своё тело.
Новые попытки покинуть тюрьму, не изменили ничего. А, тем временем, с отчаянием подумал Анатолий, на воле события стремительно развиваются, и он устранён от них. Ну, точно! Невидимка знал, что делал. Его отсутствие в такой момент может повлечь за собой непредсказуемые последствия: когда люди уже не понимая, из-за чего началась заварушка, по инерции продолжают уничтожать и врагов и друзей, вызывая цепную реакцию в обществе. Последствием такого вот расклада, может оказаться полное забвение достижений прежних поколений, а следовательно — деградация сообщества людей и его полное вымирание. После, яджуджам останется лишь добить немногих оставшихся и заполняя собой все земли Ангарда. Да, флажок может и упасть
    — чертовски прав этот шахматист!
    — Что такое – чертовски прав? — спросила Магдолина.
    Анатолий увлёкся и забыл, что он не один в её голове, да и вообще о её способности читать чужие мысли.
«Видишь ли, — принялся он объяснять, — я не знаю, откуда пошло такое выражение. Чёртом у нас там, откуда я, называют мифическое существо, с хвостом, рогами и копытами. Это существо во все времена вредило людям, но следует отметить, его никто никогда не видел воочию».
    — Следовательно, чёрт не существует?
    «Не совсем так. Есть люди, которые не верят ни в бога, ни в чёрта, есть такие, которые верят во всё, что им не наплетут. А по сути, нет ни одного человека, у которого всё в жизни шло бы гладко: то неприятности какие случатся, то болезнь, то сам выкинет что-то совсем уж непотребное, и поневоле начинаешь верить во вмешательство кого-то невидимого. Есть даже поговорка: мол, чёрт под руку толкнул».
    — Ну, хорошо. А причём здесь игра в шахматы?
    «О-о-о, это совсем интересная история, очень похожая на сказку, — всплыл вдруг в памяти рассказ полковника Аверина. — Игра эта древняя, как сам белый свет. Символизирует собой извечную борьбу добра со злом, светлых с чёрными. Светлые — значит от бога или от света, чёрные — от слова чёрт, наверное, или из мрака, где последнему приходится находиться. Чёрт всё время пытается выбраться из мрака на свет и жить среди людей и повелевать ими, поскольку завидует светлым, но светлые ему всячески препятствуют в этом. А поскольку чёрт с богом не ладит, то и идут у них разногласия с тех самых пор, как создан человек».
    — Действительно, старая сказка, — улыбнулась Магдолина, непроизвольно зевнув. — У нас почти такая же есть, только там всё намного сложнее: не две личности — а множество, объединённых в одном стремлении. Светлые могут пасть и стать тёмными, и наоборот — тёмные могут заслужить возвышения, избавившись от зависти и стать светлыми. Мне хочется спать, ничего не могу поделать с этим.
    «А, ты закрывай глаза и спи, всё равно смотреть не на что, кругом кромешная тьма».
    Девушка покорно приложила голову к стене, поскольку прилечь здесь было некуда, и через минуту дыхание её выровнялось. Она спала, а Анатолий в который уже раз, попробовал вновь покинуть её тело. Он даже представил, что встаёт, открывает решётку тюрьмы и идёт по длинному подземному коридору, в конце которого мелькает свет, ведущий его к свободе. Свет всё ближе и ближе, вот сейчас он откроет глаза в теле Назара, решил он с облегчением, но вместо этого, разглядел нежные руки Магдолины уцепившиеся за решётку, перегораживающую путь к свободе, и руки эти принадлежали его собственному телу. А свет всё приближался и скоро стали различимы шаги нескольких людей.
    Он зажмурился и вновь открыл глаза — ничего не изменилось, только свет и шаги стали ближе. Вскоре свет факела осветил его целиком, а так же Симона и двух молодых людей из отряда особого назначения, который совсем недавно он сам и готовил. Симона он меньше всего ожидал увидеть здесь, но удивляться перемене написанной на его лице времени не было.
    — Это ты? — воскликнул он, разглядев кто перед ним. — Некогда извиняться, отойди в дальний угол, я сейчас открою замок.
    Симон на глазах удивлённых помощников, вынул из-за пазухи магнеум, о существовании которого не обмолвился до этого ни словом и не пустил его в ход в недавней стычке, грозившей ему смертью. Заметив их вытаращенные глаза, он криво усмехнулся.
    — Я не привык докладывать о своих планах и козырях всем и вся. Приготовьтесь выломать эту решётку, как только замок достаточно расплавиться.
Он выпустил короткую молнию, и втроём им удалось с первой попытки устранить препятствие.
    — Висячий замок — не окованная железом дверь, он облегчил нам жизнь и сэкономил заряд. Ну, может пол заряда. Здесь наверняка есть путь и за пределы города, но не стоит сейчас его искать. Ничего кроме неприятностей там мы не найдём, а вот вернувшись прежним путём, можем поспеть к основному веселью.
Анатолий не знал, как и сказать им, кто перед ними на самом деле, тем более, что поверить такому мог далеко не каждый, разве что те, кто был с ним в его походе с самого начала — Пет, Андрэу, Оан и Авел. Он решил пока промолчать, поскольку, тело девушки слушалось его, чего раньше, когда она бодрствовала, не было. Хотя ему не очень это нравилось, он кивнул головой, соглашаясь с приведённым Симоном доводом. Нужно было поблагодарить избавителей, что Магдолина конечно сделала бы сразу, но он вдруг подумал, что голос её будет мало походить на прежний. Поборов сомнения, поскольку Симон и так таращил глаза, словно уже заподозрил подмену, он открыл рот и произнёс с какой-то хрипотой:
    — Ты можешь магнеумом нейтрализовать воздействие такого же оружия на мой мозг?
    Симон не удивился вопросу, а просто развёл руками.
    — Это может сделать только тот, кто применил его к тебе, так устроено это оружие. Нужно знать, какая мысль вложена в тебя, при его применении. С минуты на минуту, Пет и его команда возьмут штурмом дворец, и если ему повезёт и он пленит советника императора, который это сделал, то шанс будет.
    — Пошли, — просто сказал Анатолий, ничего больше не спрашивая.
    Он очень сомневался, что это поможет ему и Магдолине, но выбора пока не было. Шагая за Симоном, он здорово измучился: шаги получались короткими и приходилось чаще перебирать ногами. Он даже пожалел всех женщин на свете, за тяготы, выпадающие им за их малый рост и слабые физические силы. Когда по его представлениям они прошли уже половину пути, из-за очередной запертой боковой двери, которых им, время от времени, встречались в этом коридоре, донёсся скрежет ключа, проворачиваемого в замке.
 *   *   *

    Ласковые руки коснулись лба, оставив после себя невероятное ощущение свежести, сравнить его Кузнецу было не с чем. Он открыл глаза и встретился с трепетным взволнованным взглядом из-под ресниц.
    — Айна, — губы плохо слушались, и он сам не узнал своего голоса.
    Девушка приложила палец к его губам, но взгляд её изменился: теперь он выражал радость.
    — Ничего не говори, — произнесла она. — Ты очнулся. Я так этому рада.
    — Как наши дела? — выдавил он из себя. Голос противно дрожал, словно говорил кто-то другой за него. Приподнявшись на локте он попытался осмотреть помещение, в котором находился, а увидел свои голые ноги. Правая была пугающего багрового цвета, почти чёрная. Ему стало стыдно, что Айна видит его в таком виде.
    — Наши дела очень хороши, ты герой дня. Мы взяли дворец и пленили множество нелюдей. Но тебе придётся временно полежать, пока не заживут твои раны.
Он хотел ещё спросить о потерях, но она закрыла ладошкой ему рот. Ради этого прикосновения стоило и помолчать. Ему хотелось ещё говорить с ней, видеть её, слушать её голос, но он невольно подчинился и покорно закрыл глаза.
    Когда он вновь открыл их, был вечер. Айна была первой, кого он увидел и кого хотел увидеть. Она покормила его словно маленького с ложечки. Сон пошёл ему на пользу, он чувствовал себя почти здоровым, только раненная нога горела огнём. Мазь, составленная Айной из трав и масел, утихомирила боль. Осторожно втирая её, девушка рассказывала обо всём случившимся минувшей ночью.
    Потери были велики: только в передовом отряде Кузнеца на ногах осталось не более трети состава, остальные погибли в неравном бою или были сёрьёзно изранены. Кузнецу повезло: заряд магнеума, предназначавшийся ему, задел ногу вскользь, притянутый металлическим панцирем поверженного имперского солдата, чьим оружием он завладел в последний момент. Ворвавшись во дворец, повстанцы оттеснили его защитников наверх и сломили их сопротивление в ожесточённой рукопашной схватке. Апартаменты, принадлежащие императору, оказались пустыми, но за дверьми комнат, соседствующих с ними, были найдены его приближённые. Несмотря на то, что пленники не сопротивлялись, началось постыдное побоище, вовремя прекращённое Петом. Пет разделял чувства повстанцев, овладевшие ими: этих пленников нельзя было назвать людьми в полном смысле этого слова, скорее это были уродцы. Большинство имело непропорционально большую голову на тщедушном теле, покрытом слишком густым для нормального человека волосяным покровом. Крючковатые носы, почти упиравшиеся в расплющенные губы и, явно нечеловеческие, остроконечные уши на лысом черепе подчёркивали противоестественный облик этих существ. Только когда они в отчаянии заголосили обыкновенными испуганными голосами, людская жалость охладила пыл разъярённых повстанцев, овладевших дворцом. Всех пленных стали выводить в просторный зал, где, как говорят, Балтасар собирал наместников со всех концов империи и диктовал им свою волю. На этом месте Кузнец перебил Айну:
    — Да я тысячу раз видал таких людей! Это пустынники-кочевники, Балтасар их привёл с собой. Почти в каждом городе, среди наместников-распорядителей, есть подобных, император им, наверное, доверял больше, чем местным жителям. Мой отчим, мне припоминается, часто общался с некоторыми из них. Конечно, они противны на вид, но в остальном не отличаются от обыкновенных людей.
    — Пет и Андрэу считают иначе, но об этом позже. Поверь мне, когда толпу этих существ мы выстроили вдоль стен, оказалось, они скрывали в своей гуще самого старого и самого отвратительного карлика, с длиннющей бородой, начинающей расти из-под самых глаз и заканчивающейся где-то на груди — глубоко под нарядным халатом, в который был выряжен этот уродец. И кто ты думаешь, это оказался?
    — Неужели…
    — Именно! Тот, кто правил людьми Ангарда всё это время. Балтасар Первый!
  *   *   *

    Бессловесный жест девушки, которым она приказала приготовиться к бою, слегка удивил помощников Симона. С этими сигналами они совсем недавно были ознакомлены самим Назаром на чудесном корабле, во время своей муштровки. Симон и не понимая сигнала, сам обо всём догадался, быстро затоптав факел, который держал в руке. Разбившись на две пары по обе стороны двери, они затаились, приготовившись наброситься на неизвестных, если они окажутся недругами. Можно было просто ускорить движение и скрыться, вряд ли их стали бы преследовать, но что-то подсказывало Анатолию — сейчас важней обзавестись «языком».
    Как только первый шагнул в проём двери, пригнув голову, тут же маленькая ручка Мадолины рванула его за ворот в сторону, а вторая нанесла рубящий удар в основание черепа. Всё же, они оказались слабоваты для неженской работы. Серый охранник издал приглушенный возглас, когда ножка, обутая в сапог с твёрдым каблуком врезалась куда положено, чтобы прекратить трепыхание. Второй как раз проскользнул в проём с факелов в руке, чтобы успеть доглядеть, как недавняя пленница укладывает отдыхать его собрата.
    Оба новобранца действовали синхронно, по отработанному в процессе обучения сценарию: подсечка с захватом правой руки, выкручивание левой и сдавливание сонной артерии. Факел выпал и покатился по полу, осветив последнего в красном плаще. Симон просто взревел, словно дикий зверь, узнав своего мучителя, и бросился к нему с приготовленным для удара ножом, прежде чем тот успел обратиться в бегство. Оба упали и принялись возиться на полу. Советник императора, а это оказался именно он, оказался значительно сильнее и мгновенно придавил Симона сверху. Рука его уже тянулась к магнеуму, высовывающемся из-под плаща, но Анатолий опередил его, вцепившись в эту руку. Подобной силы Анатолий не ожидал: не смотря на то, что он всем весом давил на руку советника, эта рука, не прилагая особых усилий, двигалась, причём, вместе с ним. Хруст сломанной кости, не остановил это движение: неестественным образом вывернутая рука, извлекла оружие и направила прямо в Симона. Вдруг, когда беды было уже не избежать, тело врага ослабло, и Симон с усилием оттолкнул его в сторону, выбираясь из-под него. С его ножа стекала кровь, и Анатолий всё понял.
    — Не знаю, кто учил тебя этим приёмчикам, — отдуваясь, прохрипел Симон, — но, кажется, начинаю догадываться. Я однажды видел работу Назара.
    — Советник был бы полезнее живым, — произнёс Анатолий.
    — Извини, девушка, меня Назар не обучал этому искусству, поэтому — уж как умею.
    Винить Симона не было смысла, и он не стал этого делать. В это самое время, рука советника шевельнулась и ухватилась за щиколотку Симона.
    — Впрочем, ещё есть шанс, — прокомментировал он, наклоняясь и беззлобно разжимая пальцы, вновь бессильно обмякшие.
    Первым делом, поручив помощникам надёжно связать пленённых врагов, Анатолий и Симон принялись рвать пурпурный плащ на полосы и бинтовать его хозяину рану в боку. Скоро он открыл глаза, обвёл внимательным взглядом склонившиеся над ним лица и заговорил:
    — Думаешь это тебе поможет, Меченный? Ха-ха. Мне даже не больно. Твоя судьба останется неизменной, ты же всё видел!
Симон просто потерял дар речи, услышав это из уст побеждённого и умирающего врага, оставшимся безжалостным мучителем до самого конца.
    — Хорошо ли тебе, девица красная, в своём пригожем теле? — хихикнул он Анатолию. — Это было всё славно спланировано мною. Правда, великолепный сценарий? Ты убиваешь своего врага думая, что победил, на самом деле, обрёк себя на дальнейшие мучения.
    — Всего лишь, неудобства, — возразил Анатолий.
    — Ну, пусть будут неудобства, — согласился советник морщась. — Мне тоже что-то стало неудобно в этом теле… Твой ход оказался напрасным, я делаю рокировку и…
    Пока!
    Глаза раненного советника закрылись и снова медленно открылись.
    — Кто вы? Где я?
    — Память отшибло наверное, — мрачно заметил Симон.
    Однако, Анатолий сразу понял в чём дело: хитрый и бессовестный враг покинул тело, ненужное ему теперь. Исправить содеянное он всё равно бы не согласился, так что, расстраиваться не стоило. Симон пришёл к подобному же выводу, хотя не понимал всего.
    — Может быть, слегка свихнувшегося советника будет проще уговорить сделать то, что нужно тебе?
    — Давай попробуем, — согласился Анатолий. — Только мне кажется, что он умирает.
    Ему хотелось лишь одного, поскорее покинуть тело Магдолины и предоставить свободу её разуму. Усадив раненого к стене, он присел возле и начал говорить. Это была полу ложь, правде никто бы не поверил. Было неприятно обманывать умирающего, но только от его воли зависело: освободиться ли он от пут, которыми невидимка привязал его к Магдолине, или его постигнет бесславный крах, а народное освобождение захлебнётся. Анатолию пришло в голову простое объяснение, которому мог поверить любой, знакомый с секретами яджуджей: он внушил умирающему, что тот всё последнее время находился под действием магнеума и подчинялся не своей воле. Напоследок он пообещал спасти советнику жизнь, если всё получится.
    — Если я сделаю то, о чём ты меня просишь, — прохрипел советник императора, вглядываясь мутными глазами в глаза девушке присевшей возле него, — то меня настигнет кара большая, чем просто смерть. Тот, кому я поклялся служить, не прощает предательства. Если ваша взяла, и Балтасар пал, то это ещё не конец империи. Будет Балтасар Второй, затем Третий…
    Нужно было как-то переубедить его, но у Анатолия больше не было доводов. Каждое новое обещание или разубеждение — было откровенной ложью, и слова не шли на язык. Анатолий лучше кого-либо понимал, что тот, кто недавно пребывал в теле советника, всегда сможет взять реванш, уничтожив неугодного ему не только физически. На помощь пришёл Симон, чего он никак не мог от него ожидать.
    — Слушай меня! — громогласно воскликнул он. Эхо разнеслось по всем закоулкам подземелья, усиливая торжественность его речи. — Я недавно был таким же как ты — зависимым от твоих хозяев. Я десятками предавал товарищей, ради спасения своей жизни веря, что кара не настигнет меня. Чушь! За каждую уничтоженную жизнь богоугодного существа наказание страшнее, чем гнев того, кто помыкал тобой и с помощью твоего невольного участия — мной!
    Складывалось впечатление, что Симон поверил вымыслу Анатолия больше, чем сам советник.
    — Ты думаешь, коли яджуджи ждут от тебя подвигов, так они и наградят тебя? Чушь! Ты для них не больше чем оружие, ты человек, а значит их враг! Но они прекрасно понимают, что ты пока лучший шанс на пути к их власти над всем Ангардом, и не хотят это оружие потерять, пугая даже на краю смерти. Недавно ты мне открыл глаза, (возможно, ты не помнишь всего того, что было между нами), но твоё откровение было страшно, ибо, ты им вынес мне смертный приговор. Я безумно хочу уничтожить тебя за это, но… это был не ты. Ты в настоящий момент не тот, кто принёс мне столько страданий, превратив мою жизнь в спектакль, что разыгрывают каждый день кукольники на базарной площади. Теперь я понял: ты такая же кукла, как и я. Если хочешь смерти сейчас, опасаясь кары большей, чем уже понёс, пусть так и будет. Тебе даже не придётся ждать её прихода, страдая от боли: один удар ножом, и я подарю тебе её без торга и оговорок.
    Сталь кинжала блеснула в неверном свете факела в руке Симона. На глаза раненого опустились веки, но он не излучал страха, он просто обдумывал слова Симона, тщательно взвешивая всё. Такое хладнокровие не могли не вызвать симпатии, и Анатолий с Симоном невольно переглянулись.
    — Я согласен рискнуть, — поглядев прямо в глаза своих победителей, произнёс советник. — Но я не помню заклятья, которым я сковал твою волю, девушка. Могут быть непредсказуемые последствия.
    До Анатолия не сразу дошло, что эти слова адресованы ему, как и обращение — «девушка». А когда он понял, что всё зависит теперь от врага, он заколебался. Это было неразумно: доверять жизнь всех людей Ангарда и последующих поколений людей человеку, чья воля, возможно, до сих пор находится под контролем его злейшего врага. Выражение — «поставить всё на карту», как нельзя точно подходила к этой ситуации. Пока он колебался, Симон, расценив его молчание как согласие, вложил в руки советника магнеум, тот самый, что был наполовину разряжен. Он так же, не до конца доверял врагу и решил подстраховаться, на случай, если советник притворяется. Был шанс, что заряда в оружии не хватит, чтобы убить Магдолину. Сейчас, как никогда, не помешала бы помощь самой девушки, умевшей читать мысли. Анатолий с опозданием понял, что Симон знавший об её даре и не услышавший протеста с его стороны, уверился в благоприятном исходе. Наверное, нужно было остановить это, оставшись в теле Магдолины, так была хоть какая-то надежда, но он опоздал.
  *   *   *

    Тьма, привычная непроглядная тьма без низа и верха, на этот раз не была такой уж непроглядной. Искорки шаров заполняли её, переливаясь разными неописуемыми цветами. Среди этих соцветий были и такие невообразимые для понимания, о которых он не подозревал никогда. Неужели конец? Непонятно как-то.
    — Нет, это ещё не конец. Тайм-аут.
    — Опять ты?
    — А как же? Куда ты, туда и я, ведь я твой друг, — знакомо хихикнул невидимый собеседник.
    — Если не конец, — терпеливо проигнорировал насмешку Анатолий, — тогда почему ты вновь распоряжаешься?
    — Это потому, что тайм-аут взял я, а не ты. Признаю, что я поспешил оставить советника Балтасара в покое, а сделанный ход отменить нельзя.
    — Не по правилам, да?
    — Именно.
    — Следовательно, мне удалось избавиться из твоей ловушки?
    — Ненадолго, не обольщайся. Но, мне нравиться твой настрой, ты почти не злишься на меня, ещё немного и ты поймёшь меня.
    — Тебя я уже давно понял. Ты главный мой враг.
    — Не враг, а соперник. Соперник может быть кем угодно, даже твоим другом. И наоборот: друг может стать врагом.
    — Прекрасно это понимаю, — ответил Анатолий. — Не понимаю, зачем тебе нужен этот, как ты выражаешься, тайм-аут?
    — Просто захотелось поболтать. Скучно всё время общаться только с недоумками и эгоистами, хотя с ними намного проще, от них нет проблем. Твой успех поражает меня и чуть-чуть печалит. Как было бы здорово, если бы ты смог поладить со мной.
    — Что тогда? Половину царства пожалуешь?
    — Легко.
    Странное предложение невидимки как обычно было подвохом, но в чём он крылся?
    — Никакого подвоха.
    Анатолий с досады хотел закусить губу, но вовремя сообразил, что ничего из этого не выйдет. Он совсем позабыл, что не следует думать про себя, в присутствии этого существа.
    — Нет, правда! Поцарствуй, сколько захочешь, мне не жаль. Всё равно это не навсегда — жизнь человеческая имеет пределы.
    — А, не боишься, что я натворю такого, чего тебе не разгрести и за всю свою жизнь?
    — Ха-ха! Нет. В моих понятиях нет ограниченности во времени, к тому же тебе придётся заниматься разгребанием мусора. Смущает? Напрасно. Ты неплохо взялся за это дело: сколько трупов! — Невидимка просто упивался восторгом. — А сколько ещё предстоит подгрести! Ну? Соглашайся!
    Злость и непонимание в одно и то же время захлестнули разум Анатолия, он злился на коварного врага за слова, в которых была только правда. Но если правда в том, что взявшись за «уборку мусора», как выражался невидимка, он играет на руку своему врагу, тогда спрашивается: что же вообще происходит? Где выход и в чём он? Эмоции выдали его с головой, но как это, ни не было неожиданным, невидимка не торжествовал, словно решил поиграть в благородство, которое было ему чуждо.
     — Трудно сыграть роль бога, не замаравшись при этом, правда? А кое-кто считает иначе и осуждает. А вот я не стану тебя осуждать. Погибли люди, ну и что? Они всё равно когда-нибудь умрут: кто раньше, кто попозже. Главное сыграть отпущенную тебе роль до конца, разве ты не согласен?
     — Погоди, погоди! — воскликнул Анатолий, отчаявшись понять и цепляясь за слова собеседника. — Так, тебя осудили!? И ты ищешь себе замену?
     — Ну, ты и дал сейчас! Осудили… замену… Я могу справляться со своими делами и сам, а при необходимости присутствовать в нескольких местах одновременно.
    Анатолий почувствовал себя очень глупым перед своим собеседником, впервые ощутив его немыслимое превосходство над собой, поняв только одно: невидимка уже не раз проходил по маршруту, выпавшему на его — Анатолия долю. Но сочувствие оказалось излишним, или Анатолий слишком глубоко вторгся на запретную территорию, тем не менее, невидимке, видимо, надоело вести разговоры, и он неожиданно закончил диалог:
    — Ну, пора нам продолжить нашу партию, развязка близка.
  *   *   *

    Над ним был белый потолок, а не бесконечность пустоты и не каменные своды подземелья, теряющиеся во мраке. В окно вливался яркий солнечный свет, наполняющий тело радостью существования и вселяющий надежды. Анатолий поднялся с постели и огляделся, он узнал комнату, в которой прилёг на диван, когда Магдолина мысленно позвала его для воссоединения. Разочарование пронзило сердце: он ожидал чего-то другого. Несколько шагов привели его к зеркалу над комодом, из которого на него смотрело лицо Назара. Он, в тайне, от себя самого, надеялся очнуться в стареньком домишке Глафиры, но реальность была иная — если это и было реальностью. Отражение выдавало его тяжкие думы, и он принялся разглядывать своё лицо. Бороду, наверное, следовало сбрить, но она почему-то ему нравилась, придавая лицу строгое выражение, которого Назар был лишён, толи по причине молодости, толи по складу своего характера.
    Никого в комнате кроме него не было и он, найдя свою одежду, облачился и подошёл к двери. Ручка повернулась раньше, чем он успел прикоснуться к ней. Пет и Симон во все глаза глядели на него, не решаясь переступить порог и заговорить. Анатолий сам догадался, чем вызвана эта неловкость.
    — Я это, я. Вернулся.
    — Давно пора, — облегчённо выдохнул Пет. — Тут столько произошло, а тебя всё нет и нет.
    — В общих чертах знаю, но просвети. Да, чуть не забыл. Рад видеть тебя Симон!
    Тот в ответ произнёс что-то невразумительное, никак не ожидая такого простого оборота. Пет выступил вперёд, собираясь поведать о присоединении Симона к ним, но Анатолий остановил его жестом.
    — Можешь не тратить зря времени, всё знаю. Ты обрёл старого друга.
    — Брата, Назар. Симон мой младший брат.
    — Вот как! Всегда подозревал, что самые великие тайны рано или поздно становятся общественным достоянием. Можешь доверить ему, Пет, какой-нибудь отряд, он не подведёт тебя. Где Магдолина и советник?
    Оставив переглядывающихся братьев в недоумении, он устремился в соседний дом, ставший временно лазаретом. Девушка была там. Одного взгляда хватило, чтобы понять: она не вернулась. Тело лежало перед ним, но сознание отсутствовало. Анатолий встретился с взволнованным взглядом Айны и поспешил успокоить её:
    — С ней всё будет хорошо, как и с остальными.
    Если б он был так же уверен в том, что обещал. Нужно было помочь подняться на ноги доброй сотне раненых, и он занялся этим, присоединившись к городскому лекарю. Первым пациентом стал Кузнец, радостно приветствовавший его поднятием руки в воздух.
    — Как ты, Оклх?
    — Лучше чем был вчера, но хотел бы встать поскорее в строй, а местный старикан, — Кузнец понизил голос, кивнув в сторону седобородого лекаря, — приговаривает к месяцу инвалидности.
    — Завтра будешь бегать, показывай свои раны.
    Кузнец радостно заворочался, разматывая повязки и морщась от боли, но с надеждой, написанной на его простодушном лице.
    — Рассказывай всё, — шёпотом попросил Анатолий, аккуратно прикасаясь к ожогам, покрытым какой-то мазью. — Я чего-то пропустил.
    Он избрал другой путь лечения, мысленно меняя структуру снадобий и улучшая её действие. К тому времени, как закончился его рассказ, Кузнец ощутил прилив сил и отсутствие боли. Раны затягивались на глазах, приковав внимание не только соседних раненых, но и старого лекаря, следившего за его непонятными действиями. «Ну, хоть на что-то я годен», — удовлетворённо отметил про себя Анатолий, переходя к следующему.
    Советник Балтасара, доставленный Симоном и его командой в лазарет больше походил на труп: воздух с хрипами просачивался сквозь стиснутые губы. Всё указывало на то, что нож Симона задел какие-то важные органы, поэтому его даже не пытались лечить, ожидая его смерти с минуту на минуту, а он, словно назло, продолжал дышать, не приходя в сознание.
    — Девушка обещала помочь ему, но он сам не помог ей.
     Анатолий обернулся и встретился глазами с напряжённым взглядом Симона. Казалось, тот не то колеблется, не то сожалеет о чём-то. Анатолий не угадал.
    — Когда она потеряла сознание, я хотел добить его, а потом подумал: вдруг он ещё пригодиться. Вот и велел ребятам тащить его следом.
    — Ты как всегда практичен, Симон, но ты не всё понимаешь. Он помог мне, хотя не смог помочь ей, а поскольку я дал обещание, то должен его выполнить. Ты хорошо поступил, доставив его сюда.
    — Я действительно многого не понимаю, — потупил взгляд Симон. — Я всегда считал тебя обыкновенным безумцем. Да и как можно иначе истолковать только что сказанное тобой? Так я думал, пока не встретил её. А она сказала, что ты всегда с ней. Это теперь объясняет — откуда ты знаешь то, что не мог никак знать. Но, общаясь вновь с тобой, я сам становлюсь безумным. Ответь мне: разве не она давала обещание помочь этому существу? — кивнул он в сторону советника.
    — И она, и я. Не забивай голову, я не могу этого тебе объяснить.
    — Конечно, я не заслуживаю доверия… — начал Симон, но Анатолий остановил его.
    — Я тебе доверился уже, и ты оправдал моё доверие, спася её. Просто,
    Магдолина выше даже моего понимания. А теперь помоги мне, найди иголку и прочную нить.
    Вдвоём они приподняли раненого и сняли грязную повязку. Чистой водой, предварительно произнеся про себя необходимые для выздоравливания слова, Анатолий омыл рану, сразу приступив к зашиванию. Он видел как это делали в полевом госпитале, где он отлёживался, дожидаясь вертолёта для отправки на «большую землю», вместе с другими тяжело ранеными. Хорошо, что нитки оказались не обычными – ткацкими, а из сухожилий какого-то водоплавающего, которыми пользовались моряки Акваилма.
    Возможно, толку от этого зашивания для сращивания тканей уже не было, ведь время прошло изрядно, но зато прекратило кровотечение. По глазам вконец обалдевшего лекаря, Анатолий догадался: он только что внёс в местную медицину новаторский метод. Чтоб вывести старикана из ступора, Анатолий попросил его приготовить заживляющую мазь из его набора снадобий. По-хорошему, нужно было бы влить в раненого литра два крови, но это было невозможно. Оставалось рассчитывать на его крепкий организм.
    — Он выживет? — с недоверием спросил Симон.
    Анатолий пожал плечами.
    — Он выбран был моим врагом для своей миссии со всей тщательностью, предполагаю, этот выбор был не из кого попало.
    Симон вопросительно поднял глаза, но Анатолий не стал объяснять больше ничего. Он смотрел в лицо раненого, веки которого начали подёргиваться, следом открылись глаза и поглядели прямо ему в лицо. Говорить советник не мог, но взгляд выражал удивление, смешанное с благодарностью. До самого вечера этого дня, Анатолий оставался в лазарете, переходя от одного раненого к другому, пока опасность их жизням  не миновала. Только той, которой он так хотел помочь он не смог ничего полезного сделать. Он пытался говорить с Магдолиной, держа за руку, глубоко сожалея при этом, что не в силах вдохнуть в неё жизнь. Глубоко за полночь, когда он уже вовсю клевал носом от усталости, в лазарет влетела растрёпанная Айна. Её встревоженное лицо горело от возбуждения. По всему было видно, что она собирается с силами, чтобы огорошить какой-то неприятной новостью. Анатолий встал и прижал палец к её губам, поманив её за собой прочь из госпиталя. Больных ни к чему было огорчать, им нужно было поскорее выздоравливать. Новость, какая бы она не была, могла чуть-чуть подождать. Да и что это за новость, он уже знал: его враг сделал новый ход, на который нужно отвечать без промедления.
  *   *   *

    Военный совет, собранный Петом, дожидался его. Кроме Пета и Симона тут был Лепард с командирами повстанческой армии, Андрэу и один из младших хранителей истории Акваилма. Собственно, старцы и обнаружили угрозу, надвигающуюся на только что завоёванную столицу империи, в виде имперских войск спешащих со всех сторон к городу. По словам старца, враги подойдут к городу на рассвете.
    — Я уже отдал приказ выдвинуть наши силы к стенам, — начал Пет. — Хранители истории обещали перекрыть вход с моря, восстановив его прежнюю защиту. Вопрос в том, удержим мы город или впустую потеряем людей. Войска хорошо вооружены, и пока они не ворвутся внутрь, у них нет преимуществ, но если это случится, то не знаю…
Остальные молчали, ожидая, что скажет Анатолий. А он осознавал, что взятие столицы было преждевременным и вообще, любой полководец начал бы с ликвидации армии, но теперь поздно было что-либо менять. В осаждённом городе они могли продержаться достаточно долго, могли и просто-напросто воспользоваться морем и выйти из города, но тогда моральное преимущество было бы потерянно и скорее всего остальные жители Ангарда, после такого бесславного начала, уже никогда не решаться оказать им поддержку.
    — Друзья! — начал он. — Сделаем так: не позволим врагу сбить нас с пути, который мы выбрали, оставив мирную жизнь и отправившись в этот поход. Насколько я понимаю, укрепления города позволяют нам удерживать его в своих руках достаточно долго. Воспользуемся этим и продолжим начатое — привлечём на свою сторону всех людей Ангарда. Для этого нужно выбрать некоторых из вас. Исход нашего дела зависит целиком от единой воли всего народа. Все они хотят освободиться от паразитов, силой и обманом прочно усевшихся на шеи простых людей. Балтасару и его приспешникам удалось сковать главное, что сильнее всякого оружия — волю людей, посеять в них террором страх и покорность творящим беззакония. Они легко наделяли властью в империи самых отвратительных людей, готовых ради наживы и спокойной жизни верно служить новым хозяевам и их целям. Цель врага уже не являются тайной — это полное вытеснение людей из этого мира, с постепенной заменой их яджуджами. Если кто-то не понимает — как это возможно, попрошу внимательнее приглядеться к захваченным вами в бою сановникам Балтасара и к нему самому. Кто-то назвал их уродцами, но это далеко не так, всё совершенно наоборот. Эти существа — новая раса, выращенная согласно древнейшим замыслам яджудских жрецов — помесь двух разумных народов Ангарда. С виду люди, но внутри — яджуджи, со своими притязаниями на этот мир, мнящими себя единственными достойными жить в нём. Если мы не скинем с них маску и не очистим от них себя и мир свой, мы в скором времени окончательно потеряем его.
    Он закончил, обведя взглядом лица товарищей. На многих, особенно новобранцев, его откровение произвело неизгладимое впечатление, им нужно было время, чтобы осознать всё сказанное им. По лицу Симона блуждала мрачная ухмылка.
    — Позволено ли мне будет, Назар…
    — Стать палачом пленников? — Опередил Анатолий вопрос, удивившись своей проницательности не меньше остальных. — Я не подразумевал под очищением мира — откровенное убийство. Так мы не будем ничем отличаться от яджуджей.
    — Жаль, — заметил непримиримый Симон. — Будем мило улыбаться им?
    — Отправим в пустыню к родственникам, — высказал сою точку зрения Пет. — Или будем перевоспитывать.
    — Вот это было бы здорово! — похвалил его Анатолий. — Научить выращивать хлеб насущный в поте лица — чем не исправление духа.
    — Ну-ну, — язвительно отозвался Симон. — Перевоспитатели нашлись. Да эти гоблины, стоит предоставить их самих себе, тут же смоются и снова примутся за своё.
    — Жаль, что Магдолины пока нет с нами, — вздохнул Андрэу. — Она наверняка знает об их слабых сторонах больше нашего, всё же она провела в плену у яджуджей достаточно много времени.
    — Но есть волхвы, — заметил Анатолий.
    — Где их теперь найдёшь? — непримиримо возразил Симон.
    Анатолий устремил свой взгляд на старца, он отчётливо разобрал мелькнувшую в его голове мысль, снова удивившись этому.
    — Наши судоводители помогут в этом, по возможности. —  кивнул он.
    — Тогда поспешим, друзья! — сказал Анатолий. — Обороной города руководить будет Пет и те, кого он выберет для этого. Остальных прошу готовиться покинуть город, чтобы оповестить людей Ангарда и приобретать новых союзников в этой борьбе. Это нужно сделать как можно скорее.
    Дружное покашливание за спиной, вынудило Анатолия повернуться. Оан и Авел присоединились как раз вовремя, чтобы услышать последнее его распоряжение.
    — Давно хотел обратить твоё внимание на этих молодцев, — вставил Симон,
    — Мы добрались, — воспользовавшись паузой, сообщил Оан. — Помимо жителей Акваилма, к нам вчера присоединилась ещё тысяча воинов.
    — И добрую сотню мы потеряли по пути сюда, — уныло добавил Авел.
    — Как это потеряли? — спросил Пет.
    — Натолкнулись на отряд имперских войск, отправленных императором в Акваилм.
    Это случилось на второй день нашего пути, — пояснил Оан, укоризненно поглядев на брата. — Они напали неожиданно, к тому же они были все верхом, а половина наших даже не вооружена.
     — Половина не вооружена? — переспросил Симон? — Как же вам удалось улизнуть, воины?
     — Мы не улизнули! — возмущённо воскликнул Авел. — И вообще, кто-нибудь скажет, что этот тип здесь делает?
     — Всё в порядке, — ответил Анатолий. — Симон тоже теперь с нами.
     — А-а-а, — протянули оба хором, переглянувшись.
После, Оан на правах старшего продолжил:
     — В общем было так. Пока ты бандитствовал, Симон, Назар нас научил сражаться, и мы с братом успели передать азы добровольцам, по дороге сюда.
     — Бежали они — имперцы! — не выдержал Авел. — Каждый наш воин погибая, унёс с собой в могилу хотя бы одного врага, да и остальные не просто стояли.
     — Что же вы молчали об этом? — отступил Симон.
Анатолий обнял обоих разволновавшихся братьев, успокаивая их.
     — Вы просто молодцы! Вины вашей нет ни в чём, только заслуга. Смерть каждого человека на Ангарде, это только моя вина. Нам нужно очень постараться, — оборачиваясь к остальным добавил он, — чтобы каждый из нас сделал столько, сколько сделали эти ребята.
  *   *   *

     Старший из хранителей, названый Анатолием — Первым, отнял свою морщинистую руку ото лба Магдолины и скорбно поглядел на Анатолия из под кустистых бровей.
     — Я не смогу помочь ей. Душа не рассталась с телом, как ты опасался, но она словно спит. Я о таком никогда не слышал за всю свою жизнь.
     — Летаргический сон?
     — Не знаю, как это называется. Я не слышал о таком никогда. Думаю, только ты сможешь ей помочь.
     Анатолий разочарованно вздохнул. Был ещё один вопрос, который очень беспокоил его.
    — Можно ли помочь нашим пленникам расстаться с вбитой в них с младенчества идеологией высшей расы?
    — Мы уже пробовали. Что-то цепко держит их, не допуская вмешательства. Я бы даже сказал — кто-то. Словно они все психологически обработаны с помощью магнеума.
    — Я так и думал. Ладно, возвращайтесь к вашим делам. Гавань должна быть надёжно скрыта от взоров посторонних.
    — Не беспокойся. Не прошмыгнёт и моллюск, без нашего разрешения.
Старик удалился, оставив Анатолия наедине с девушкой. Ему было о чём подумать: со вчерашнего дня, после его попытки разбудить Магдолину, с ним стали происходить странныё вещи, словно её дар передался ему. Даже сегодня он предугадывал слова, которые ему говорил Первый. Что же могло произойти такого, что не позволяло ей проснуться?
    — Ах, чёрт! — выругался он. — Неужели это очередная проделка моего старого знакомца!? Я с ней не расстался до сих пор, а только сменил тело!
Тут же отчётливо возникла мысль, подтверждающая его догадку.
    — Ах, милая Магдолина, прости за необдуманный поступок меня. Мы что-нибудь придумаем, обязательно! Важно лишь то, что ты по-прежнему со мной.
Ответная мысль на этот раз была нечёткой, словно разум девушки не решался сказать ему всё. Он разобрал лишь одно: ему предлагалось не волноваться по этому поводу, а заниматься неотложными делами. Немного успокоенный он покорился и направился навестить советника, поскольку только его жизнь ещё была под вопросом. Конечно, для выздоровления требовалось времени значительно больше, но он подозревал, что не только тяжесть ранения тормозит лечение. Остальные раненые чувствовали себя превосходно: часть уже покинула лазарет, а оставшиеся грозились улизнуть завтра, клянясь старому лекарю в том, что находятся самом наилучшем состоянии. Тот только разводил руками, слегка расстраиваясь сокращающейся на глазах практике.
    Анатолий не ошибся: советник лежал с открытыми глазами, словно выздоравливающий, но смертельная бледность и синева вокруг глаз выдавали его истинное состояние. Лекарь подошёл на зов Анатолия.
    — Есть какие-нибудь изменения к лучшему?
    — Ничем не могу обнадёжить, — зашептал тот. — Он должен был давно умереть, но он жив. Кажется, будто ему лучше, но вместо сна, (нормальной реакции организма в таком состоянии), он бодрствует. Он не похож на остальных больных, на них чудное лечение подействовало сразу.
    — Ну, а ты как сам думаешь? — положил руку на плечо раненому Анатолий, чтобы привлечь его внимание.
    Советник даже не повёл глазами. Казалось, он не расслышал вопроса и не почувствовал прикосновения. Лекарь покачал головой и заковылял прочь. Но, как оказалось, раненый только этого и ждал. Едва они остались одни, он тут же спросил:
     — Ты, тот, кого он желает сокрушить?
    — Кто это он? — не понял Анатолий.
    — Как? Ты не знаешь? Конечно, я говорю о Нём, о том кто князь мира сего.
    — А, о моём старом знакомце! — догадался Анатолий. — Да, что-то такое он желает, наверное. Яджуджи называют его своим богом и ещё Кале-ма. Разве вы — перерождённые не зовёте его так?
    — Яджуджи тёмные существа, они не ведают ничего о боге. Бог для всех един, а Он княжит от имени бога, наделённый всеми соответствующими полномочиями. Имени ему нет, оно для человеческого языка не произносимо.
    — Очень интересно. А, я считал, что вы перерождённые — такие же яджуджи только с человечьим телом.
    — Это не так. Яджуджи всего лишь промежуточное звено.
    — А вы — вершина Его творения, так что ли?
    — Можно сказать и так, — согласился советник, едва заметно кивнув.
    «Интересно получается», — обдумывал Анатолий про себя новость. — «Невидимка княжит, так сказать, от имени бога! А мне почему-то не обмолвился об этом. И кто такой, в таком случае, я? Узурпатор, что ли»?
    Мысль Магдолины пришла на выручку: «Твой мир это Толик. Не позволяй сомнениям вынудить потерять его. Твои сомнения породили противоборствующую сторону, которую ведёт Он. Его цель отобрать у тебя всё, уничтожив жизнь на Ангарде, а после этого, и во всей твоей вселенной. Если ты отступишь, тогда его победа откроет пути совсем иным существам, куда более отвратительным чем яджуджи, безжалостным, не ведающим слова любовь, покорным только силе мрака небытия. Подобным образом они отобрали у света уже не один мир, а ведь для возвращения его обратно, придётся дожидаться пока эти существа не уничтожат сами себя, очистив, таким образом захваченный мир, для нового правления света».
    «Зачем ждать? Разве у света не хватит сил отобрать его назад и установить достойное правление»?
    «Такое действие будет являться преступлением, на всё есть установленный порядок. Ни одна травинка не получит для своего роста силу, пока её отживший предшественник не сгниёт и не превратиться в тлен, чтобы напитать её. Если хоть одна печать охраняющая мир от хаоса будет сорвана, великая катастрофа неизбежна. Этого никто не пожелает допустить. Есть только одна альтернатива из двух: ты, или претендент на твой мир».
    — Ну, спасибо! — вслух произнёс Анатолий с досадой.
    — За, что? — удивился советник.
    — За то, что помог мне, — вывернулся Анатолий.
    — Я помог девушке, тебе бы я ни за что не согласился помогать.
    — Увы, ты заблуждаешься, помог ты только мне. Ей тебе помочь не удалось, она до сих пор не пришла в себя. Ну, ладно об этом. Ты жить хочешь? Только учти, я не могу помочь твоему телу, если ты не оставишь мыслями своего князя, или как там его непроизносимое имя? Мне ты уже помог, вернув мой разум в моё тело. Да-да, я был в тот момент в плену — в её теле. Повторяю: помог ты только мне!
    Глаза советника расширились до предела, а на губах появилась кровавая пена. Мучение было написано на его лице, когда он через силу выталкивал последние слова:
    — Ты заставил меня нарушить договор. Моё положение и всё чего я достиг, повелевая людьми Ангарда, от имени Балтасара, и сама жизнь теперь обратились в прах.
    Он хотел ещё что-то добавить, но его тело свело судорогой. Агония была недолгой, вскоре он выпрямился, глядя в потолок непримиримым взглядом. Анатолий не почувствовал даже тени сожаления — ещё одно создание тьмы отправляется к своему хозяину, только и всего. Он поднялся и прикрыл простынёй лицо, брезгливо стараясь не прикоснуться к покойнику. Рука советника выползла из-под простыни и бессильно свесилась с койки. Золотой перстень, блеснувший на указательном пальце, показался знакомым. Старик лекарь появился на пороге комнаты как раз в этот момент.
    — Скорее, кажется, она приходит в себя!
    Анатолий бросился в другой конец дома, в комнату, где находилась Магдолина и замер подле неё. Рядом сидела испуганная Айна, так и не покидавшая надолго её, с того самого момента, как она была доставлена Симоном в лазарет. Веки Магдолины подёргивались, словно она пыталась открыть глаза, но странный сон, ни как не хотел отпускать. Анатолий не знал что делать, он знал только одно: каким-то неведомым образом, её душа была связанна с его душой, и человек, сделавший это магнеумом под управлением невидимки, только что умер. В этом угадывалась какая-то связь. Подсказок изнутри больше не приходило, и он понял, что Магдолина делает всё, чтобы воссоединиться со своим телом. Он должен был немедленно помочь, если и эта попытка не увенчается успехом, тогда всё пропало. Взяв её лицо в ладони, Анатолий мыслью пытался оживить это прекрасное тело. На миг ему почудилось, что это никакая не Магдолина, а его драгоценная Нинка; и вот она гибнет на его глазах, а он ничего не может сделать. Какой же он после этого бог! И тогда так и не решившись прикоснуться к устам, он поцеловал её глаза... Её губы сами поцеловали его, но это не был поцелуй возлюбленной, так поцеловала бы мать своё дитя. Потом эти губы ласково, словно успокаивая, прошептали:
    — Ты тот, кто ты есть и, конечно же, ты бог.

    Глава 12

    Совсем немного времени прошло, с того дня, как он со своими новыми друзьями проходил этим маршрутом. Тогда их вёл Креститель, и будущее было неясным, но полным планов и надежд, теперь их стало больше, а будущее чётко намечено. Оклх с Айной остались защищать Назарат, так же как и Пет, остальные ехали на единорогах рядом, но скоро и их дороги должны были разойтись. Оан и Авел ещё с утра с несколькими помощниками, повернули к востоку, взяв направление на Филион и Семирид, городам уже поверившим в Назара. Симон, побывавший там чуть позднее Анатолия, уверен был, что каждый житель легко согласится поддержать Назарат.
— Ты из них сделал каких то фанатов, — сказал он. — Только и слышно было на каждом углу: Долой Балтасара и его Храм Единого Бога! Я со своей компанией не стал там долго задерживаться — не очень ласково они встретили меня.
    Он потёр задумчиво скулу, видимо вспоминая неприятный момент своей разбойничьей деятельности. Самым простым он считал свой и Андрэу предстоящий поход к бывшему месту их каторги.
    — Вот где нас встретят, как родных, будь спокоен! Небось, ждут – не дождутся. Только скинем тамошнего наместника и всю армаду рабов бросим на имперцев, вот тогда им не позавидовать!
    — Только на тех, — напомнил Анатолий, — кому не захочется расстаться с властью, данной им Балтасаром.
    — Само собой! — успокоил его Андрэу. — Можешь положиться на нас. Эту ораву, — кивнул он на добровольцев, — ещё потренируем, пока доберёмся до места. К нужному моменту равных им в бою не сыщется. Я больше беспокоюсь за тебя и Магдолину. Как можно идти без всякой охраны, когда тебя ищет вся трясущаяся знать империи, да ещё к яджуджам в лапы?
    — Мы не пропадём, — возразил Анатолий. — У нас договор с Цациклом. Забыл?
    — Не верю я в договоры с яджуджами, — вставил Симон. — Уж если рисковать, так в бою. К тому же Пет, строго настрого наказал мне не отпускать тебя без охраны.
    — Но, ведь ты не всегда слушался брата, правда? — парировал Анатолий.
Никто не стал с ним спорить. Большинство придерживалось той же точки зрения, что и Симон, но предпочитали не оспаривать решение принятое Назаром. Пустив единорогов вскачь, они вскоре приблизились к населённому пункту, у которого должны были разойтись. Он имел странное название — Околесица. Это не было городом, поскольку не имело стен и чётких границ, но селом называться не могло, поскольку достигало приличных размеров, главным образом в длину. Фактически это была одна длиннющая улица в степи, даже леса, упоминаемого в названии, не было видно. Население было довольно разношёрстным: от купцов и скотоводов, до беглых преступников и скрывающихся меж ними от имперских властей вольнолюбивых кочевников. Каждый, решивший обосноваться здесь, просто пристраивал лачугу с краю Околесицы, таким образом, удлиняя её ещё больше.
    — Здесь нет имперской власти, — заявил Симон, побывавший за свою жизнь во многих местах. — Балтасар и компания не сочли за труд устанавливать здесь её. Но и сторонников здесь нам не найти. Здесь пребывают отбросы общества, причём пребывают временно, пока не подвернётся удача перебраться в богатые места, или наоборот, скатиться до бродяг.
    — Нужно было бы назвать это место — Чистилищем, — пошутил Анатолий, пристально вглядываясь в бедные хатки.
    Построены они были, из чего придётся, где не хватало камня, в ход шла глина и солома. Жителей им почти не попадалось, а те которые выглядывали из своих домов, старались быть как можно незаметнее, провожая отряд неприязненными и боязливыми взглядами.
    — Пожалуй ты прав, — согласился Анатолий.
    — Почему? — спросила Магдолина.
    — Потому, что здесь каждый за себя. Этакий рай авантюристов.
    — Конца этой улице не видно, — проворчал Андрэу. — С глубокой ночи во рту крошки не было, неплохо было бы раздобыть еду и подумать о ночлеге.
    — Сделаем это в середине, — согласился Симон. — Там селятся наиболее успешные, а у нищих мы не найдём ни того, ни другого. Кстати, до середины ещё ехать и ехать, давайте пошевелимся.
    За рядами домиков, что тянулись слева и справа, виднелись фруктовые садики и огородики, в большинстве своём заросшие травой, колючки колосящиеся там и тут, мало походили на что-либо съедобное. Ну, чисто ленивые дачники, отметил про себя Анатолий. По мере продвижения вглубь, хозяйства стали более ухоженные, кое-кто даже трудился на них.
    — Наверное, здесь поселились самые трудолюбивые, — заметил Анатолий.
    — Неверное суждение, — возразил Симон. — Это самые предприимчивые, а вовсе не самые трудолюбивые. Трудолюбивых тут нет вовсе. Нищие вынуждены вкалывать на их
    участках земли ловкачей, принося им небольшой доход.
    — Отчего же они не вырастят свой собственный урожай? — полюбопытствовала Магдолина. — Земли хватает.
    — Свой урожай землепашцу нужно будет довезти до ближайшего города и найти кому продать, а это связанно с новыми проблемами, — объяснил Симон. — Поскольку все эта деятельность жителей Околесицы не узаконена, то и продать в городе им никто не позволит. В лучшем случае, перекупщики возьмут у него продукты за бесценок, а он заработает на обратную дорогу. Городские рынки наводнились перекупщиками, только им под силу заплатить налоги, за счёт большого оборота товаров. В результате, продукты стоят для горожан непомерно дорого, а производителю продуктов питания не хватает на самое необходимое, хорошо только имперской казне.
    — А как же другие умудряются продавать — те, на которых эти нищие трудятся?
    — Легко. Они же самые предприимчивые! Нужно знать того, кто не откажется от взяток, а для этого нужны связи. Все трудяги со временем выбьются в люди, если не будут лениться. Предприимчивые разбогатеют и переберутся в город — торговать, а голытьба займёт их место и будет им же сбывать свой урожай, по бросовой цене.
    — Но, ведь от этого мало проку, — изумился Андрэу. — Я бы, на их месте, с таким же успехом мог делать это всё, не таясь, просто платя налоги!
    — Толи ты не слышал, что я тебе рассказывал, толи мимо ушей пропустил. Это в до имперские времена, каждый мог продать свой урожай, а теперь можно продать только чужой.
    — Всё равно, можно было бы что-нибудь придумать, — не соглашался Андрэу.
    — Конечно можно, Только вначале нужно чтобы люди позабыли что ты их грабил много лет или совершал кое-что того похуже. Какая это канцелярия выдаст тебе такое прощение? А потом, я же не утверждаю, что все они мечтают о честной жизни. — Симон поглядел на Андрэу с откровенной насмешкой. — И вот ещё, что хочу спросить у тебя, давно ли ты решил сделаться землепашцем?
    — Это тебя не касается, Симон, — огрызнулся Андрэу.
    — Как быстро мы меняем свои взгляды! Ещё недавно, будучи рабом, ты произносил совсем другие речи.
    — Так-то было при Балтасаре! Когда всё наладится, я не захочу прежней жизни.
    — А я никогда не стану мирянином! — упрямо ответил Симон. — Свергать правительства, а потом влачить жизнь батрака… Бр-р-р.
    — Зря спорите, — вмешался Анатолий. — Кто-то должен будет удерживать новых балтасаров подальше от людей, а кто-то кормить этих людей, лечить, нести им истину. Каждому найдётся дело по его интересам. Тем, кто не захочет ничего такого
    — добро пожаловать в Околесицу, только и всего.
    Но разговоры и споры на затрагивающую всех тему на этом не прекратились, они продолжались и во время скоротечной трапезы и после, вовлекая новых и новых участников. Переночевать было решено здесь же: «предприимчивый» счастливчик, совершивший сегодня выгодную сделку с провиантом, везти который на продажу необходимость неожиданно отпала, предложил воспользоваться пустующими домишками на другом конце Околесицы. Поблагодарив его от имени всех, Анатолий отдал необходимые распоряжения, и вскоре лагерь был разбит. Кому не хватило сарайчиков, или какой другой крыши над головой устраивались в сене, не забыв расставить часовых. Усталость взяла своё, едва вечер сменился темнотой. Анатолий тоже решил остаться на улице, предоставив маленькую лачугу Магдолине. Сны почти никогда не посещали его с тех пор, как он стал Назаром, а когда это случалось, то не запоминались. Сегодняшняя ночь приготовила для него сюрприз.
    На протяжении всей ночи его преследовал один и тот же кошмар: чудовище в длинном плаще с капюшоном, скрывавшем черты лица. Куда бы он ни бежал от него: в лес или в поле, залазил ли на пыльный чердак старенького деревенского дома, везде он натыкался на это пугающее существо. Чудовище тянуло к нему свои страшные когтистые лапы, а из-под капюшона раздавалось пугающее рычание и, в конце концов, загнанный им в угол чулана Анатолий заплакал от страха и отчаяния, осознав себя совсем маленьким мальчиком. Он отвернулся, чтобы не видеть длинные желтые клыки, показавшиеся в этот миг из надвинувшейся тьмы капюшона, и уткнулся лицом в колени мамы. Та ласково гладила его по голове и плечам, успокаивая:
    — Не бойся, сынок, я прогнала бабайку. Ну, очнись же скорей, погляди вокруг!
Ещё испытывая липкий ужас, Анатолий приподнялся на локте и стал вглядываться в предрассветный серый туман, высматривая там своего врага. Ласковая рука вновь затеребила его за плечо, и голос Магдолины зашептал на ухо:
    — Очнись же, ну очнись.
    — Что? — спросил он постепенно возвращаясь к реальности.
    Но уточнять причину, заставившую девушку разбудить его, не пришлось: он и сам почувствовал что-то неладное. Взгляд, брошенный на часового, сидевшего возле затухшего костерка, подтвердил его опасения: тот спал. Попытка разбудить его не привела ни к чему хорошему: он просто завалился набок, продолжая пребывать в паутине сна. Анатолий встревожился не на шутку и бросился в соседнюю лачугу, но и здесь его ждало горькое разочарование — все спали странным непробудным сном. Внутреннее беспокойство всё нарастало: кто-то устроил им хитрую ловушку и она вот-вот захлопнется. Наверняка здесь не обошлось без нескольких магнеумов, но каким образом невидимому противнику удалось сковать их разум на расстоянии? О таком он ещё ни разу не слышал. Девушка потянула его за локоть.
    — Я смогу их разбудить, но на это уйдёт время.
    Вместе с Магдолиной они принялись перетаскивать всех в одно место —  поближе к домику, чтобы ей было проще заниматься ими, а ему и тем, кого ей удастся разбудить первыми, защищать остальных. Они на успели закончить эту работу: кошмар донимавший его во сне продолжился наяву, Анатолию даже показалось, что он снова спит. С десяток отвратительнейших яджуджей, скаля длинные клыки, окружило их веером и, выставив перед собой магнеумы и кривые ножи, приближались, постепенно стягивая полукруг, центром которого был он. Только на одно мгновение холодный страх и отчаяние овладели им и тут же ушли. От него одного зависели теперь жизни многих, и он ощутил себя затравленным волком перед стаей таких же опасных и безжалостных хищников. Он уже проходил подобное, он вспомнил это, когда из его горла вырвался леденящий кровь крик.
    Мгновения полетели лавиной: не давая ошеломлённым яджуджам прийти в себя, Анатолий бросился кувырком вперёд, поднырнув под молнии магнеумов, летящие навстречу. С гулким треском заряды вонзились в глиняные стены домика, превращая его в дымящиеся руины, вспыхнула сползающая кровля, высветив закипевший бой. Он не церемонился: уклоняясь от ударов врагов, проскакивая мимо, оставляя их позади, уже мёртвыми. Два кинжала в обеих руках тускло сверкали в лучах пламени, словно волчьи клыки, обагрённые кровью. Он позабыл обо всём: тело послушно двигалось, превратившись в страшное оружие, разящее всё, что оказывалось недостаточно ловким, чтобы увернуться. Пришёл он в себя только тогда, когда никого из яджуджей не осталось на ногах.
    Анатолий обернулся, Магдолина не прекращая своего дела, бросила на него короткий, но выразительный взгляд. Двое уже придя в себя, протирали глаза. Один из них был Симон. Он, не отрываясь, смотрел перед собой, сжимая рукой рукоятку старинного меча, переданному ему братом при расставании.
    — Это всё ты? — изумлённо вымолвил он, вставая на ноги и передёргивая плечами. — Почему я спал, что произошло?
    Анатолий, не говоря ни слова, указал на остальных, ещё не пришедших в себя. Симон понял всё и выругался. Поглядев на пылающую кровлю, он добавил ещё пару крепких слов, потом огляделся ещё раз и шагнув к Анатолию произнёс:
    — Все болтают будто ты бог, а я не верю. Но одно знаю точно — тебе мы обязаны своими жизнями. — Окончательно придя в себя, он вновь спросил: — Остальные где?
    — Не успели всех перетащить сюда. Пошли, поищем.
    Ещё двое ребят окончательно проснувшихся, послушно повиновались указаниям Магдолины, перетаскивая спящих подальше от жаркого пламени и опасно падающих головешек. Один из них был Алсей. Поглядев на молодого, но уже побывавшего в схватке воина, Симон окликнул его:
    — Эй, победитель дворцовых дверей! Тебе я доверяю больше всех из этой кучи сопляков, не проворонь нашу главную драгоценность!
Алсей сначала не понял, но проследив за взглядом Симона и натолкнувшись на Магдолину, кивнул.
    — Вы тоже будьте осторожны! — крикнула она им. — Поблизости есть ещё яджуджи.
Поблагодарив её взглядами, они направились к следующему домику с его пристройками, пригибаясь и поминутно оглядываясь. Всё выглядело мирным и ни звука  не нарушало утреннюю тишину, только часовой во дворе лежал в луже крови. Они остановились перед открытой дверью, прислушиваясь, и тут из полутьмы лачуги выскочили трое яджуджей. Симон взревел от ярости, отскакивая назад и вытаскивая свой меч. Анатолий едва успел пригнуться и уклониться от ножа просвистевшего, как раз в том месте, где недавно была его голова. Всё произошло неожиданно, его выручила только реакция. Вторая лапа свирепого яджуджи сбила его с ног, и он откатился в сторону. Быстро вскочив на ноги Анатолий повернулся к врагу, но того уже настиг меч Симона. Ещё один лежал поверженный им ранее, а треск кустов указал на то, что  последний яджудж обратился в бегство. Симон удовлетворённо вытирал лезвие.
    — Хорошая штука. Спасибо тебе братец, — адресовал он благодарность в пространство. — Первый раз испытываю наслаждение от проделанной работы, прежде всегда оставалась только неутолённая злость.
    Внутри их ждала ужасная картина: все заночевавшие здесь, покоились вечным сном. Вот что делали здесь яджуджи, догадался Анатолий, с ужасом разглядывая окровавленные тела, ещё недавно бывшие их товарищами. Симон окликнул его:
    — Я нашёл Андрэу!
    Вдвоём они подняли тело и вынесли наружу. Он дышал и как только оказался на свежем воздухе открыл глаза и попытался встать.
    — Лежи, — остановил его Анатолий. — Я сейчас осмотрю рану.
Разрезав окровавленную одежду, от тщетно пытался найти рану, но её не было.
    — Да ты, приятель, в рубашке родился, — заметил Симон.
Андрэу действительно, оказался невредим.
    — Что произошло? — спросил он недоумённо. — Мне приснился такой кошмар.
    — Твой кошмар – просто ерунда по сравнению с тем, что произошло в действительности, — ответил Симон и коротко посвятил его в последние трагические события.
    Андрэу смертельно побледнел, выслушав всё до конца. Втроём они направились искать остальных и скоро нашли: ни один из них не выжил, напавшие на лагерь яджуджи позаботились об этом. Андрэу действительно повезло: убийцы видимо просто не успели пронзить его сердце ножом, как поступили со всеми остальными.
    — Послушай, Назар, — сказал Андрэу. — Я должен сказать тебе кое-что.
На нем не было лица, видно было, что он ещё находится под впечатлением обрушившихся на них смертей. К ним уже спешили уцелевшие товарищи, пробуждённые Магдолиной. Анатолий остановил его жестом.
    — Не нужно ничего объяснять, ты не виноват в их смерти.
    — Но я, же уцелел…
    Бледность вновь охватила Андрэу. Мгновением позже, ноги его подкосились, и он рухнул на землю. Анатолий тут же попытался привести его в чувство, но этого не получалось.
    — Раньше он не был таким нервным, — заметил Симон.
    Принесли воды и вылили на лицо, лежавшему навзничь Андрэу. Тот тут же зашевелился и пришёл в себя.
    — Пусть отдохнёт, — решил Анатолий. — Он единственный из нас, кому пришлось проснуться без помощи Магдолины.
    — Я присмотрю за ним, — согласилась она. — Там пришёл человек, он хочет сказать что-то.
    Местный житель, по одежде было видно, что из дармовых работников, испуганно оглядываясь, сообщил о виденных им яджуджах.
    — Давно это было? — осведомился Анатолий.
    — После того, как я увидел пожар, — объяснил, выкатив глаза, работник. — Я вышел, услышав крики, а тут пожар. Я живу вон там, — указал он на сарайчик на противоположной стороне улицы. — А эти страшилы побежали вон туда. Там есть невидный отсюда овражек, так, в прошлом году моя единорожка скатилась туда и сломала ногу. Пришлось её зарезать и с тех пор пашу землю лопатой. А у хозяина земли…
    — Ясно, ясно, — попытался унять его Анатолий, но этот человек ещё долго продолжал рассказывать о своём нелёгком быте, глядя в удаляющиеся спины.
Из полусотни бойцов их осталось только четырнадцать, включая Магдолину и его самого, а численность отряда яджуджей оставалась до сих пор неизвестной. Посоветовавшись с Симоном, он велел разделиться надвое, окружая предполагаемое место. Здесь их догнал Андрэу.
    — Я в порядке, — заявил он, переводя дух.
    — Это точно так? — уточнил Анатолий, вглядываясь в лицо товарища.
    — Я не могу оставаться в стороне, — прозвучал ответ. Глядя Анатолию прямо в глаза, Андрэу добавил: — Мне нужно отомстить за смерть товарищей.
     Хотелось возразить: мол, месть не лучший способ победить врага. Но нельзя было и оставлять врагов за спиной, это он уяснил давно, ещё во времена своей службы на Кавказе. И Анатолий ничего не сказал, трудно было не разделить внезапно обрушившееся горе от постигшей их неудачи.
  *   *   *

    Метко пущенные стрелы настигли врагов на дне оврага, где те сгрудились возле одного из своих собратьев, лежавшего на земле. Окружённые со всех сторон, яджуджи не знали куда бежать. В попытке вырваться из западни, в которую сами и угодили, они бросались вверх по крутому склону, где второй ураган стрел сразил уцелевших. Анатолий остановил разгорячённых бойцов, хотевших немедленно спускаться вниз, чтобы добить раненых — не стоило повторять ошибку врагов и проявлять беспечность. Велев всем залечь наверху и внимательно глядеть по сторонам, он сам спустился вниз в сопровождении Андрэу и ещё двоих бойцов.
    Внимательно разглядывая, сражённых стрелами яджуджей, и передвигаясь от одного трупа к другому, они вытаскивали из их лап оружие. К удовлетворению Анатолия, все были мертвы — он не смог бы хладнокровно разрешить добивать раненых. Зато Андрэу, всегда сдержанного, этот факт, кажется, раздражал. Он первым подобрался к громадному яджуджу, возле которого недавно толпились остальные враги, Андрэу нагнулся над ним, вытаскивая из сжатой лапы кривой нож и, вдруг радостно вскрикнув, занёс его для удара. Этот последний показался ему живым, и он не ошибся. Анатолий крикнул ему, чтобы тот остановился, но опоздал: рука, сжимавшая лезвие уже опустилась вниз, целясь прямо в горло. Анатолий ожидал неизбежного, но к всеобщему удивлению, яджудж, который, казалось, спал или пребывал в без сознательном состоянии, вдруг открыл глаза и молниеносным движением перехватил руку Андрэа.
    Яджудж не собирался умирать и, превосходя своего противника силой, легко повалил Андрэу, оказавшись сверху. Неизвестно чем закончилась бы эта борьба, но яджудж вдруг обмяк. Ничего не понимающий, Анатолий и оба помощника стащили его, чтобы убедиться, что Андрэу тоже не двигается. Наверное он врал, и ещё не совсем отошёл от шока, в котором пребывал после страшного пробуждения. Нужно было выполнить необходимое и прикончить последнего врага, как бы это ни было неприятно. Схватив его одной рукой за гриву, Анатолий откинул голову назад, обнажив горло, но рука, сжимавшая кинжал, не желала слушаться его. Анатолий сам нарушил то, чему учил всегда других: он посмотрел в открывающиеся глаза чудовища и увидел в них боль. Яджудж открыл рот и произнёс на своём языке:
    — Назар из Назарата, я не выполнил нашего с тобой договора.
    Удивлённый Анатолий узнал в лежащем яджудже Цацикла. С облегчением, спрятав нож, он поднялся сам и велел тоже самое сделать Цациклу. После молча наблюдал, как по его приказанию, Пленнику связывают за спиной лапы.
    — Чего это он прошипел? — спросил вновь приходящий в себя Андрэу.
    — Это Цацикл, — пояснил Анатолий. — Ты сам, как?
    — Нормально. А вот он сейчас заплатит за всё. Он, если не ошибаюсь, обещал быть сейчас далеко-далеко отсюда, вместе со своими чудищами!?
    В руке Андрэу возник отобранный им у врагов магнеум и он прикоснулся к нужной кнопке раньше чем Анатолий смог ему помешать. Ничего не произошло, магнеум оказался полностью разряжен. Отбросив его в сторону, Андрэу стал шарить на поясе в поисках ножа, но не мог найти его.
    — Уймись! — прикрикнул на него Анатолий. — Твой кинжал на земле, ты его потерял, когда сражался. Подбери его, но пленника не трогай. Мне необходимо с ним поговорить, прежде чем он умрёт!
    Их взгляды скрестились и ненависть, бившая из глаз Андрэу, вдруг вылилась в ехидное замечание:
    — Надеюсь, ты всласть наговоришься со своим старым другом, когда он приведёт тебя в засаду.
    Это был какой-то неизвестный ещё Андрэу. Наверняка в нём бродили остатки того наваждения, которым яджуджи пленили их разум нынешней ночью, но своими словами он больше не вызывал сочувствия. Казалось, Андрэу сам напрашивается на оплеуху и когда все от них отвернулись, Анатолий с удовольствием позволил себе это. После чего сгрёб странно улыбающегося Андрэу за шиворот и притянув к себе процедил:
    — Разве я позволял думать, будто я пекусь о яджуджах больше, чем о людях? Если бы себе подобное замечание позволил кто-то другой, я бы понял, но ты? Ты, который прошёл со мною все невзгоды? Я не узнаю тебя!
    Проговаривая это, Анатолий тряс Андрэу, и голова его послушно кивала в такт, а неуместная улыбка медленно сползала с лица. Наконец, он превратился почти в прежнего Андрэу. Медленно подняв опущенные глаза, он ответил:
    — Просто я хотел предупредить. Я хотел как лучше, поверь.
    — Извини меня, друг, я не хотел тебя обидеть, — остывая, сказал Анатолий.
    — Ты и не обидел меня — своего друга, ты обидел прежнего Андрэу. Ну и чёрт с ним, пусть не слишком воображает по поводу своей значимости в этом мире.
    Губы Андрэу раздвинулись в кривой улыбке. Анатолий протянул ему руку и они, обменявшись крепким пожатием, заспешили наверх к остальным.
  *   *   *

    Нужно было предать земле прах погибших товарищей и все занялись этим скорбным делом. Похоронить яджуджей не пожелал никто, но в этом помогли местные. Не желая мириться с неприятным соседством, они собрали их трупы и отвезли в тот самый овражек, где и закопали страшноватых, даже после смерти, существ. Когда всё было закончено, Симон подошёл и, указав на Цацикла, с отвращением спросил:
    — Это оно и есть? То существо, которое ты собирался искать?
    — Его самого.
    — Одним делом меньше, само нашлось, — проворчал Симон, поглядывая с нескрываемой ненавистью на предводителя яджудж.
Подойдя к пленнику, Анатолий уселся напротив и заговорил. Ему нужно было многое узнать. Магдолина присутствовала при этом разговоре и читала его мысли, чтобы дать знать, если яджудж соврёт. Первый вопрос касался их прошлого разговора:
    — Что помешало тебе не выполнить наш договор?
    — Не все кланы послушались меня, Кали-ма владеет их умами. Тех, кто послушался, я отвёл в обговоренное нами место. Сейчас там строится город и все они довольны. Но те, кого Кали-ма запугал, выступили, чтобы поддержать власть империи.
    Анатолий ожидал, что так оно и будет, потому не слишком расстроился.
    — Известно ли им, что человеческие дети яджуджей не считают вас себе равными?
    — Совсем недавно стало известно. Мы очень расстроились этому, и это привлекло ко мне ещё больше сторонников, хотя некоторые всё же остались в ваших городах, помогать вершить давно задуманное дело, они не поверили слухам.
    — Если люди проиграют, яджуджи тоже станут не нужны. Ваши потомки, к сожалению, не обладают человеческим миролюбием: ваша жизнь для них значит не больше нашей.
    — Я говорил с приближёнными Балтасара, и мне открылось их презрение к своим предкам, чьи планы они воплощают в жизнь. Нужно признаться, наши предки оказались недальновидными. Я вернулся сюда, чтобы открыть глаза яджуджам, состоящим на службе имперских войск, когда случилось непоправимое.
    — Что именно? — напрягся Анатолий, подозревая новое вмешательство невидимки.
    — Я не пошёл к войскам, я долго бродил но, ни как не мог найти никого из них, и вот я пришёл сюда.
    — Так это ты заставил заснуть мой отряд и убил их во сне?
    От негодования, у Анатолия побелели костяшки пальцев сжатых в кулак.
    — Я не помню этого, но знаю, что я не смог бы справиться с таким числом людей одновременно. Это под силу только Кале-ма. Я окончательно погиб. Если Кале-ма выбирает кого-нибудь чтобы вселиться в него, значит жить избраннику осталось недолго.
    Анатолий поглядел на Магдолину, и девушка ему кивнула, подтверждая честность слов Цацикла. Всё становилось ясным: Цацикл пришёл в себя только в овраге, всё указывало на то.
    — Ты убьёшь меня, Назар? — спросил яджудж.
    Анатолий встал и, обойдя пленника, разрезал ремни, стягивающие его лапы.
    — Похоже на то, что ты выполнял свою часть договора как мог. Твою смерть Кале-ма увидит не так скоро, как ему бы этого хотелось. Ты ещё возглавишь свой объединённый народ. — Друзьям он громко повторил: — Я обещал ему неприкосновенность, поскольку он может сослужить нам хорошую службу, отговорив яджудж умирать за власть империи и тем самым сберечь жизни многих людей.
  *   *   *

    Разъединяться, как это первоначально планировал Анатолий, уже не было смысла, и решено было всем вместе идти к городу под названием Гоффа, возле которого и находилась та самая каторга, с которой всё для Анатолия начиналось на Ангарде. Помимо осужденных императорской властью, влачащих свои последние дни перед неотвратимой смертью на каменоломне и строительстве непонятной пирамиды, город ещё славился обилием церквей Храма Единого Бога, выросших как на дрожжах за время правления Балтасара Первого. Можно было сказать, что сам город возник только при империи, до этого здесь было просто поселение ремесленников по камню. Город стоял на возвышенном плато, недра которого скрывали бесчисленные подземные речушки, вытекающие прямо из скалы грандиозным водопадом, растекающегося, в свою очередь, обширным озером и снова уходящим под землю невидимыми ручейками, чтобы наполнить колодцы людей по всей суше. Пирамида, которую возводил Балтасар, находилась выше города, на самом верхнем плато. В прежние времена это озеро считалось чем-то священным. Здесь волхвы раз в году, когда над горизонтом поднимались четыре звезды — хранительницы мира, творили свои чудеса, наполняя воду самыми светлыми чувствами. Благодаря огромному бездонному водохранилищу, вода оставалась целебной во всех землях Ангарда не только в эти дни, но и в течении всего года.
Сейчас многое изменилось: волхвов не стало, а их деяния были осмеяны и осуждены служителями Храма Единого Бога. Воду наговаривать было некому и многие люди приобрели неизлечимые болезни — телесные, а чаще духовные.
    — Вот почему все так радовались, когда ты воскресил древние силы воды, — закончила знакомить Анатолия с реальностью Ангарда Магдолина.
    — Вот бы возобновить старые способы! — восторженно подхватил он, любуясь бездонной синевой озера.
    — А так, несомненно, всё снова и будет, когда ты победишь.
    — Мы победим, — поправил он девушку.
    — Если победишь ты, то победа достанется всем людям Ангарда. Множество миров ждёт её, веря в тебя.
    — Я не очень понимаю, того, что ты сейчас сказала, Магда, но что-то в твоём голосе указывает на наше скорое расставание.
    Она вздохнула и отвернулась, глядя в глубины вод своим ясным взглядом.
    — Разве ты не хочешь назад, на Землю? К своим близким, к своей любимой?
    — Конечно, хочу, но… я не хочу потерять и это всё, — задумчиво ответил он ей.
    — Ты не потеряешь, ты только начинаешь приобретать.
    Она взяла его за руку и попросила прикрыть глаза. Чудом было то, что он увидел:
    Яркие разноцветные шары в бесконечном пространстве, как тогда когда он впервые находился вне тела, только всё было куда веселей. Шары подмигивали ему, словно говорили о том, как им хорошо и весело там, и он, кажется, начал понемногу понимать их язык. Они говорили о той, которая стояла рядом с ним, а так же, о той непостижимой сущности, что в трудную минуту — посылает каждому нуждающемуся свою поддержку. Он только начал погружаться в этот хоровод огней, как вдруг всё кончилось. Анатолий открыл глаза и встретился с девушкой взглядом.
    — Кто ты, Магда? — его голос дрожал от волнения.
    Она улыбнулась ему в ответ странной улыбкой, в которой было больше печали, чем радости.
    — Дело не в том, кто я, дело в том, кто ты…
    С досадой Анатолий услышал звук приближающихся шагов и обернулся. Из-за поворота тропинки показался Симон, он выглядел очень довольным.
    — Где остальные? — спросил Анатолий.
    — Ни за что не поверишь!
    Не очень-то спеша Симон утер пот, потом напился воды и только после уселся на травку и принялся разворачивать узелок, принесённый им с собой.
    — Сейчас всё расскажу. Я добыл для вас и себя отменной пищи! Оказывается, эти служители Единого любят вкусно поесть. А я, давненько хотел выяснить, чем они так набивают брюхо, что почти каждый второй поддерживает его руками.
    Анатолий и Магдолина не заставили себя упрашивать дважды. Пища действительно, оказалась изысканной, и скоро от неё ничего не осталось. Симон обсасывая косточку принадлежавшую ранее бедру какой-то огромной птицы, задумчиво разглядывал её.
    — Знаешь, Назар, а Андрэу был прав, а ты нет. Если всю жизнь размахивать саблей и не получать достойной пищи, то это очень скучно. Осяду я, пожалуй, и буду разводить этих воробышков. В каждом килограммов на двадцать объедения! Вот заживу тогда! Жрут попы до одури хорошо, так что, пора их распустить. И это всё что тебе нужно сделать.
    Анатолий понимающе кивнул.
    — Однако, поскольку их с недавних пор охраняют яджуджи, это самая опасная часть твоей миссии.
    — Вот это интересно! — заметила Магдолина. — Надо понимать, что Храм Единого
Бога нужен яджуджам больше чем людям? А кого тогда они понимают под Единым? Своего Кале-ма?
    — Этого я выяснить не успел, поскольку не так хорошо понимаю их шипение, как наш Назар. Словом, будем надеяться, что Цацикл договорится со своими яджуджами.
    — Ему ничего другого не остаётся, — согласился Анатолий. — Если они не поверят ему, то…
    — Если не поверят, — перебил его Симон. — То у нас есть запасной план, мы решили подстраховаться. В полночь Андрэу приведёт с собой рабов к городскому саду, которых мы скоро освободим.
    — Ты думаешь, их удастся освободить так просто?
    — Вообще-то рабы уже свободны, только попики Единой и яджуджи ещё не знают об этом.
    Рассказчик снова выдержал паузу, чтобы поковырять острой косточкой в зубах и раздразнить любопытство слушателей. Но, так и не дождавшись нетерпеливых расспросов, он вынужден был продолжить.
    — Словом, я встретил кое-кого из прежних своих друзей, которые оказались надсмотрщиками там, где мы с тобой загибались. Надо же! Если бы они пристроились туда год назад, тогда всё оказалось бы много проще.
    — Мне кажется, побег в тот раз удался довольно просто, — заметил Анатолий.
    — Не совсем: я встретился с тобой, а ты перевернул, в конце концов, мою жизнь. В общем, я хочу сказать, что слух о тебе идёт семивёрстными шагами. Охранники и заключённые спелись, а кто ещё не ЗА, тем сегодня придёт конец. Все только ждали тебя, чтобы выступить против сановников и попиков Единой. Андрэу с бойцами облегчат им возню с лизоблюдами и приведут их в город. Ночью это можно сделать, не будоража любопытных. Если яджуджи к тому времени не сбегут, то им крышка.
    Симон, довольный собой, завалился на спину, задрав ногу на ногу.
    — Собственно, можно было бы обойтись и без потери времени на служителей
Единой, но их следует прогнать. К тому же, этими служителями наверняка командуют перерожденцы. Как хорошо, что ты открыл всем глаза на этих недолюдей, недояджудж!
    — Само собой, — согласно кивнул Анатолий.
    Он немного волновался за благополучное выполнение задуманного друзьями. Но и вмешиваться постоянно в их действия не годилось, так они никогда не привыкнут к самостоятельности и ответственности за принимаемые решения. А ведь это им предстоит дальше восстанавливать нормальную жизнь людей и разрушенную цепочку причин и следствий в этом мире. От него уже мало что зависело. Только бы поскорее разобраться с враждебными силами гнетущими этот город, и тогда можно спокойно вернуться и разбить остатки сил империи, осаждавшие сейчас Назарат. Неплохо было бы поработать и с водой этого места, пока разрозненные и скрывающиеся волхвы вновь не возобновят свою деятельность, по поддержанию целостности и гармонии этого мира.
    — Что ж, остаётся ждать вечера и готовиться к решающему бою, если он вообще состоится, — подытожил свои рассуждения Анатолий вслух.
    — Ты лучше готовься вправлять мозги людям, которые завтра отправятся освобождать землю от засилья яджудской-поповской идеологии, — отозвался Симон, собираясь вздремнуть часок другой. — Им следует промыть мозги правдой. Ты сделаешь это, а мы как-нибудь справимся со всем остальным сами.
  *   *   *

    Уличное освещение в Гоффе отсутствовало. Чтобы не привлекать внимание они решили не пользоваться факелами. Симон знал дорогу, поэтому Анатолий и Магдолина шли за ним, держась за руки. Улица стала шире и вскоре совсем исчезла. Деревья городского сада обступили друзей со всех сторон, предвещая скорое окончание пути. Ещё через несколько шагов, Симон остановился и прошептал:
    — Здесь. Мы договорились встретиться под этим самым платаном.
    Ночь не была слишком тёмной: сегодня обе луны сияли с небес, подсвечивая листву сада серебристо-голубоватым светом. Это было неописуемым по своей таинственной красоте зрелищем. Ждать пришлось долго.
    — Уже давно миновала полночь, — спокойно напомнил Анатолий Симону, тщательно скрывая своё волнение.
    — Может просто сбились с пути, или какая-то заминка, — отвечал тот, то и дело, поглядывая на убегающие к горизонту спутники планеты. — Еще подождём немного. Всё равно, если даже план провалился, до утра мы сто раз успеем убраться из города.
    Голос Симона тоже выдавал скрываемое недоумение. Анатолий огляделся, но в пределах видимости не обнаружил никого подозрительного. Вдруг до них донеслось нестройное шарканье множества ног.
    — Идут, — облегчённо выдохнул Симон. — Оставайтесь здесь, я сейчас.
Но отправляться на разведку ему не пришлось. Послышался условный свист.
    — Это Андрэу, — воскликнул он. Издав ответный свист, он вышел на открытое место. — Где это вас носило? — недовольно спросил он, подошедшего к ним Андрэу.
    Они обменялись рукопожатием и вместе направились к ним, беседуя на ходу. Вдруг рука Магдолины напряглась в руке Анатолия и она растерянно прошептала:
    — Я не слышу его мыслей.
    Он не сразу понял, кого имеет в виду девушка. Андрэу подошёл вплотную и, улыбаясь, обнял его, словно после долгой разлуки. Взгляд, устремлённый через его плечо, автоматически отметил отряд яджуджей окруживший их. Тут же тело застыло, перестав слушаться.
    «Беги, Магда! Немедленно беги»! — мысленно крикнул он ещё раньше, чем Андрэу резко отшатнулся и Анатолий, потеряв равновесие, не в силах пошевелить хотя бы пальцем, рухнул на землю. Слабая молния вылетела из темноты и Симон упал рядом. Меч, которым он уже снёс голову первому, приблизившемуся к нему яджуджу, выпал из его руки и воткнулся в землю.
    — Символическое окончание, — хихикнул Андрэу, разглядывая торчащий из земли наподобие креста меч но, не трогая его. — Ты научился крестить людей и им это нравилось. Теперь тебя ждёт иной крест, Назар из Назарата. Шах и Мат!

    глава 13

    Первослужитель Храма Единого Бога, в праздничных одеждах, председательствовал в суде собранном на главной площади Гоффа, перед величественным храмом, именуемым — Золотым. Корона из золота на голове первослужителя,  отлитая в форме миниатюрного храма, перед которым развернулся судебный фарс, поблёскивала в первых утренних лучах солнца. Развернув свиток, который ему подал с низким поклоном служка в чёрном балахоне, первослужитель откашлялся и принялся читать приговор:
    — Обвиняемый Назар из Назарата, бежавший с каторги, занимавшийся колдовством — запрещённым законом, подбивавший народ Ангарда к бунту и неповиновению законной власти империи, силой отстранивший Балтасара Первого от власти, данной ему от имени Единого, а так же посмевшим называть себя богом, приговаривается к смерти.
Обвиняемых не лишали возможности говорить но, ни о чём и не спросили, а так же не предоставили слова в свою защиту. Всё шло согласно кем-то заранее расписанному сценарию. Кто подготовил этот сценарий сомнений не вызывало, его враг ещё предшествующей ночью объявил ему шах и мат. Повинуясь жесту первослужителя, двое солдат, поддерживающих его во время зачтения приговора, оттащили непослушное тело в угол клетки и бросили на пол. После настал черёд Симона. Его поставили перед первослужителем и заставили выслушивать примерно такие же обвинения, к которым добавилось обвинение в разбойничестве. Симон выслушал все обвинения довольно спокойно, чем заслужил молчаливое одобрение Анатолия. Не стоило унижаться просьбами или отрицанием сделанного, перед тысячами ненавидящих глаз яджудж, войско которых полностью присутствовало на площади, не оставив места даже любопытным зевакам из людей. Под конец, Симон немного испортил впечатление о себе, смачно плюнув в жирное лицо судьи с трясущимся тройным подбородком, прежде чем его успели оттащить. Анатолию показалось, что солдаты исполняющие роль тюремщиков, нарочно не спешили помешать этому.
    Сюрприз был приготовлен к финалу пьесы. Войска яджудж, опоясывающие площадь расступились, и единорог запряжённый в повозку вкатил на площадь ещё одну клетку, в которой находился ни кто иной, как Цацикл. Бывший предводитель яджудж был так же обездвижен магнеумом, как и они оба. На этот раз, обвиняемого не стали даже выводить из клетки. Один из яджудж подошёл к первослужителю, получил от него листок с обвинением и зачитал его на своём шипящем языке. Ему вменялось нарушение воли бога яджудж — Кали-ма. Анатолий нашёл это довольно смешным: бог передал своего отступника для наказания людям, не испепелив его самолично. Но смеялся он один, немногочисленные присутствующие люди не поняли ни слова, а войско яджуджей не заметило подвоха, видимо, в силу своих видовых особенностей.
    У них оставались ещё целые сутки, казнь должна была состояться на этом же месте, утром завтрашнего дня. Их приговорили к испепелению магнеумами. Каземат, где они должны были ожидать смерти, оказался неподалёку — в подвале Золотого храма.
    — Место для тюрьмы не вполне подходящее, — заметил Симон, когда их оставили одних, в разных углах одной и той же камеры.
    — Отнюдь, — с горьким юмором возразил Анатолий. — Внизу темница для тела, а над головой — для духа.
    Цацикл не произносил ни слова, похоже, было он смирился с неизбежным. Зато Симон не мог молчать.
    — Выти бы отсюда хоть ненадолго, покрошить нашего друга на кусочки, а после можно и вернуться.
    — Андрэу не при чём, разве ты до сих пор не понял? Его разум оказался подавлен силой тьмы. — Анатолий помолчал, а потом добавил: — Я боюсь за него.
    — Лучше бы ты боялся за себя, Назар из Назарата.
Вдруг Цацикл подал голос:
    — Нет хуже пытки, чем осознавать, что твоими руками и разумом правит неправая сторона.
    — Чего это он сказал? — спросил Симон.
Анатолий перевёл.
    — Тогда твой яджуджа пожалуй мудрец. Я подобное испытал и могу сказать, что настроение это не поднимает. Иногда по ночам покойники, которых ты предал, приходят к тебе и смотрят на тебя с жалостью, а наутро остаётся ненависть ко всему окружающему, потому, что вокруг всё хорошо и все живут правильно, а ты сделал неверный ход и бесконечная расплата всё тянется и тянется. Зато, я теперь даже рад, что всё завершилось, нет больше сомнений в правоте окружающего мира, только гад советник наврал: меня не должны убить магнеумом.
    — Может это от того, что это ещё не конец? — спросил Анатолий. — Пока ещё не всё потеряно. — Будто в ответ на его вопрос, в голове возникла её мысль. Очень слабая, словно шла издалека. — Магдолина свободна!
    — Если бы наша дюжина бойцов была на свободе, мы не попались бы так глупо, а девушка одна не сможет нам помочь.
    — Ты не понял, Симон. Она свободна, как и наша дюжина! Не задавай вопросов, я должен поговорить с нею мысленно.
Симон до сих пор не подозревал о таком умении Анатолия, поэтому проворчал, но как-то неуверенно:
    — Не сходи снова с ума.
    Анатолий расслабился. Это оказалось несложно, поскольку бесчувственное тело не являлось обузой, и мгновенно оказался там, где его дожидалась она. Анатолий открыл глаза и огляделся. Прямо над головой был навес, а по сторонам простиралась пыльное полотно знакомого места — каторга, встретившая его разум первой в этом мире. Рабы были тоже, но девушка, кажется, не была невольницей, в отличии от них.
«Как ты»? — первым делом подумал он.
    — Превосходно, — негромко ответила вслух Магдолина. — Меня никто даже не преследовал.
    «В пошлый раз, он сказал мне, что покушаться на твою жизнь и свободу не по правилам».
    — Видно, он просто не может сделать этого, не навредив себе. Но зато, я могу помочь тебе, а почему это так, сейчас не важно. Симон был прав: рабы и их надсмотрщики готовы ринуться в бой, особенно их желание распалилось, когда они узнали о том, как тебя осудили на смерть.
    «Они не сказали, почему всё сорвалось минувшей ночью»?
    — Они прождали Андрэу, который должен был их вести к обговоренному месту, но прождали зря. Все наши тоже здесь. Они и отговорили остальных, полагая, что выступив без приказа, нарушат твои планы.
«Зря я им так сказал», — ответил Анатолий. — «Но, что сделано, то сделано. Выступайте этой ночью, до утра, когда должна состояться наша казнь, времени будет предостаточно. И ещё одно: невидимка, захватив тело Андрэу, мог вполне узнать о наших планах. Это меня настораживает».
    Он увидел, что толпа людей возле навеса, под которым находилась Магдолина, растёт. Люди как-то неловко топтались, Догадывались ли они, чем она занята, или нет, но они не желая ей мешать, держась на расстоянии.
    — Здесь ничего не указывает на то, что враги догадываются об этом. Не думаешь, что на всякий случай нужно начать пораньше? Скоро у нас намечается совет, можешь присутствовать на нём сам.
    «Мне нужно вернуться в своё тело, не хочется предстать перед палачами умалишённым, такая весть их только порадует и разнесётся далеко за пределы тюрьмы: сошедший с ума от страха бог! Как это звучит»?
    — Мы скоро освободим тебя.
    «Я предпочитаю, чтобы вы дождались ночи, так можно будет оставаться незамеченными дольше. Меня огорчит, если многие погибнут ради моей персоны».
    — Для всех твоя жизнь и освобождение Ангарда от ига чужаков — неразделимые понятия.
    Связь их разумов разорвалась раньше, чем Магдолина успела закончить фразу.
Под каменными сводами поземной тюрьмы гулко послышался топот приближающихся шагов. Кто-то неведомым способом дал ему знать об этом. Загремел засов и решётчатая дверь распахнулась. Анатолий не мог повернуть голову, чтобы увидеть вошедшего, но не сомневался, что это ОН. Голос Симона дрожащий он ненависти, подтвердил его догадку.
    — Сними личину, ублюдок!
    В ответ, послышался знакомый голос Андрэу.
    — Заткните его, он мешает.
    Не обращая больше никакого внимания на Симона, Андрэу подошёл к Анатолию и, приподняв его за отвороты куртки, усадил так, чтобы он мог всё видеть. Двоё яджуджей самого отвратительного вида, подступив к Симону, принялись избивать его. Это было отвратительно, поскольку обездвиженный магнеумом пленник не мог даже увернуться. Единственное, что он мог — это продолжать оскорблять виновника их пленения, что он и проделывал с большим удовольствием, не обращая никакого внимания на сыплющиеся удары.
    — Ты портишь мне последние минуты наслаждения! — повернув голову к Симону, воскликнул Андрэу. — Ах, это я сам виноват, прости меня Симон! — вдруг закончил Андрэу изменившимся голосом и с выпученными глазами.
    Завладев вниманием своих пленников, он вдруг истерически расхохотался. Анатолий подумал, что невидимка оставил и это тело, чтобы поиздеваться вдоволь над своими пленниками и главным образом, над Андрэу, осознавшим всю глубину последствий своего неожиданного поступка. Но, он вновь ошибся.
    — Я совсем забыл… — захлёбываясь от жуткого смеха, пояснил он. — Совсем забыл, что яджуджи не понимают ни человеческого языка, ни человеческого юмора. Я хотел им сказать, чтобы обездвижили его язык.
    Внезапно став серьёзным, он произнёс этот приказ на языке яджудж и снова повернулся к Анатолию.
    — Я пришёл, чтобы ты смог попрощаться со своим другом, который предал тебя. Не правда ли смешно? Нет? Не хочешь c ним проститься? Как хочешь.
    Анатолий просто молчал, не желая отвечать на издёвку победителя, и тем самым усиливать то, что он хочет усилить — своё наслаждение.
    — А он бы хотел. Ты совершил свой промах, когда отвесил ему оплеуху, а он был не виноват в том, что я хотел убрать за собой ненужного свидетеля. — Андрэу указал глазами на Цацикла. — Этой оплеухой ты обидел его, но не меня — твоего старого друга. Он тогда ещё не понимал, каким образом я смог воспользоваться его телом.
    Анатолий не отвечал. Он отключился от всяких эмоций, не желая их впускать в себя. Он просто лихорадочно соображал: для чего враг пришёл сюда? Неужели только для того, чтобы его унизить? Это было на него не похоже. Впрочем, лицо Андрэу больше не улыбалось, оставаясь серьёзным.
    — У твоего друга Андрэу была малюсенькая слабость — он очень любил держать в руках деньги, или то, что их олицетворяет. Нет, он не хотел власти. (Вот уж действительно чудак)! Он хотел ими распоряжаться на благо своих друзей и тебя в том числе. Что ему стоило проигнорировать золотое колечко, валявшееся в траве — на дне оврага, возле Цацикла? Так, нет! Его душа сочла расточительством оставить его покоиться с миром.
    — Так ты имел в виду не яджуджа, а Андрэу, когда говорил, что мой друг приведёт меня в засаду? — воскликнул Анатолий, ошарашенный вспыхнувшим воспоминанием их разговора с Андрэу, на дне того злополучного оврага.
    Лицо Андрэу расплылось от удовольствия.
    — Долго же ты думал. А Цацикл получил моё колечко накануне от нищего, за лепёшку хлеба. Он, то, оказался сообразительнее: как только начал творить не то, что хотел, сразу постарался избавиться от него.
    — Каким образом оно так быстро могло попасть в иные края? Я видел его на пальце покойного советника всего три дня назад?
    — Не веришь? Смотри. Это, тот самый перстень, что оставил нашему с тобой другу Симону печать на черепе. Он не может надолго оставаться без хозяина в этом мире потому, что этот мир теперь только МОЙ.
    Андрэу протянул руку к самому лицу Анатолия и он узнал перстень. Выступающий узор был зеркально перевёрнутыми буквами К.М. — Кали-Ма. Анатолий мог поклясться, что он не задумывал того, что совершил далее. Руки задвигались, не подчиняясь больше вражеской воле сковавшей их. Одним движением выкрутив протянутую к его лицу руку за спину своему владельцу, он сорвал перстень и оттолкнул Андрэу в сторону. Три молнии выпущенные яджуджами должны были испепелить его, но вместо этого, словно притянутые магнитом, с треском вонзились в кулак, сжимавший кольцо. Анатолий не почувствовал боли, но когда обугленный кулак разжался, то капелька золота скользнула на пол и покатившись застыла в щели между плит. Боль накатила спустя несколько секунд.
    — Нет, — сдерживая животный крик, рвущийся изнутри, процедил Анатолий. — Не твой это мир, и твоим он не станет. Пока я жив, я этого не допущу!
    Андрэу только моргал глазами, бессмысленно таращась на него. Зато отчётливая мысль возникла вслед за его криком: «Ты понимаешь, что сам не оставил мне выбора»?
    — Назар! — раздался вопль Андрэу, только теперь он не злорадствовал, а умолял. — Прости!!!
    На шум подоспели новые враги, и прежде чем Анатолий смог проанализировать всё услышанное им, Андрэу вытащили из клетки и повлекли прочь. Он то и дело оглядывался через плечо, бросая в сторону Анатолий умоляющий взор. Боль в обожженной руке слегка притупилась, и он смог открыть рот, чтобы срывающимся голосом произнести несколько запоздалых слов вслед стихающим шагам конвоиров, исчезнувших за поворотом вместе с Андрэу:
    — Это ты меня прости, друг.
    Его больше не пытались обездвижить магнеумом, наверное, невидимка успел оставить распоряжения на этот счёт. Когда волоком вытащили Цацикла из клетки, а за тем подобным же образом Симона, стало ясно, что и иные распоряжения так же оставлены. Ему предложили следовать своими ногами, однако, сколько бы он попыток не предпринимал, сдвинуться с места ему не удалось. Руки тоже больше не слушались, вместе с способностью двигаться исчезла и боль с сожжённой руке, всё вернулось обратно. Яджуджи недолго переглядывались, подхватив под руки, они вытащили его, подобно остальным. В маленьком хозяйственном дворике, скрытом от посторонних взглядов, всех троих покидали, словно дрова в двуосную повозку, прикрыв сверху сеном. Огромный яджудж взгромоздился спереди и взяв в руки вожжи, погнал единорога прочь.
    — Почему нас решили перевезти куда-то, если казнь назначена на завтрашнее утро, Да, ещё, скрытно? — спросил он мысленно сам себя.
Ответ возник сразу и совсем не его собственный ответ:
«Прошу прощения, но я не слеп! Не могу же я допустить, чтобы почти выигранная партия оказалась патом в самую последнюю минутку».
    — Как ты надоел мне! — скрипнул зубами от раздражения Анатолий.
    «Потерпи, финал близок. Просто, не нужно сопротивляться и тем самым затягивать агонию», — почти ласково ответил невидимка.
    — А, мы сегодня болтаем не там где обычно, — вложив, как можно больше язвительности, заметил Анатолий. — Что? Потеряв колечко, не можешь упорхнуть в никуда?
    «Отчего же? Я могу всё, только ты не сможешь».
    — Это ещё почему?
    «Не оставишь же ты безвинную душу Назара страдать в покинутом тобой теле, от невыносимой боли».
    — Так это он помог уничтожить мне твоё кольцо? Да, это он, — догадался Анатолий, вспомнив, как его тело в каземате на краткий миг вырвалось из пут.
«Легко было играть чужою жизнью, да? Скоро у тебя не станет этой возможности, а он будет убит твоим упрямством и эгоизмом. Он сослужил для тебя хорошую службу, пожертвовав свою жизнь для твоего блага, а ты отплатишь ему неблагодарностью. Знаешь, а я могу всё ещё исправить, только откажись от своей неразумной затеи».
    — Я не сдамся, иначе его жизнь и его жертва будет напрасной.
    «Выбор мы делаем сами», — уныло вздохнул невидимка. — «Кстати, Меченный не сказал тебе, как он умрёт? Какой эгоизм с его стороны! Ведь вы все трое умрёте одной и той же смертью».
    Анатолий решил в этот раз промолчать. Ему и в голову не приходило, расспрашивать Симона о том, что открыл ему невидимка, находясь в теле советника. Но невидимку игнорирование его вопроса никак не расстроило.
    «Можно было бы конечно обойтись всего лишь испепелением молнией магнеума, но только привык я в конце сказа ставить свой автограф, ты уж прости меня за эту привычку. Не то, чтобы подобный сюжет мне не приелся, или я не смог бы придумать другого. Отнюдь, я очень изобретателен. Но каждый должен пройти до конца тот путь, по которому следует. Ну, что же ты молчишь? Это, в конце концов, невежливо».
    — Скажу, что зря теряю с тобой время.
    «Ах, да. Ты хотел бы напоследок побыть с друзьями и думаешь, что это я лишаю тебя такой возможности. Иди, но помни о страданиях, которые, в твоё отсутствие выпадут на долю Назара. Торопись! Скоро, тебе предстоит оценить работу потомков яджуджей, которых ты назвал — перерожденцами, на самом деле — моих верных рабов и исполнителей моей воли. Оцени их тяжкий труд, по превращению людей в таких же рабов для одной единственной цели — поместить тебя туда и пригвоздить на веки вечные, оставив твой мир мне. Я оказываю тебе почести сравнимые только с почестями оказываемые богам: пирамида для тебя построена точно в срок».
  *   *   *

    Анатолий колебался между желанием связаться с Магдолиной и сообщить об изменившихся планах врагов и предупреждением невидимки, полагая, что последний не лукавил, говоря о страданиях ожидающих Назара. Анатолий это понял, как только вспомнил, как разум Назара помог ему и как уступил тело назад, сражённый приступом нестерпимой боли. Он сам, обладая врождённым высоким болевым порогом, едва её стерпел, а Назар, скорее всего, просто потерял сознание. Почему проснулся разум Назара? Вот что его занимало больше всего! Неужели, действительно, пребывание Анатолия в этом мире подходило к концу, и Назар чувствовал это?
Размышления его были прерваны. Повозка остановилась, и он увидел небо, как только сено было сброшено на землю рядом. Судя по положению солнца на небе, уже был полдень. Время пролетело слишком быстро. Возможно, путь в повозке столько и длился, но разговор с невидимкой не был столь долгим. Каким-то образом врагу снова удалось обмануть его, притормозив (его — Анатолия) время. Он не видел того, что делают с остальными, не в силах повернуть голову, с него в это время сдирали одежду. Закончив с этим двое яджуджей держа за руки, а третий за ноги понесли куда-то и опустили на твёрдую поверхность. Яджуджи готовили что-то необычное, насколько он мог судить по их раздражённым разговорам о тупых гвоздях, которые кузнец выковал неправильно. Стук молотка возвестил о какой-то плотницкой работе, происходившей рядом. Потом небо перед глазами поплыло и далеко-далеко показалось синее озеро. Внизу уходили уступами камни пирамиды, а он находился на самой верхней плоской площадке рукотворной горы, построенной людьми, над тем самым грандиозным водопадом.
    Наконец, прекратилась суета и разговоры яджудж, и он почувствовал свободу в теле — сковывающее действие магнеума было нейтрализовано. Руки были раскинуты в обе стороны, словно он готовился обнять весь необъятный и так сильно нуждающийся в его помощи мир людей, раскинувшийся далеко-далеко внизу под его ногами. И тогда нечеловеческая боль вонзилась, словно копьё, в руки и ноги, стремительно нарастая с каждым мигом со звоном в ушах, заполняя всё вокруг, не позволяя ни о чём другом думать. Закусив губы до крови, что б подавить рвущийся на волю стон, он, приложив нечеловеческое усилие, повернул голову налево, затем направо и уронил вниз, поняв всё до конца.
*  *  *

    Магдолина вскрикнула, и сердце заколотилось в её груди с бешеной силой. Алсей удивлённо поглядел на неё и спросил, что случилось. Видя, что девушка держит на груди руку, он даже подумал, что она чем-то ранена и попытался утащить её за угол дома, подальше от летящих стрел и редких молний яджудских магнеумов, пытаясь выяснить в чём же дело.
    — Мы опоздали, — с болью выдавила она из себя.
Взгляд её был направлен куда-то в пустоту, он пронизывал Алсея насквозь, не видя его.
    — Да, что же случилось? Объясни толком.
Наконец её глаза увидели того, кто находился перед ней, и крепко сжав своей рукой его руку, глядя прямо в глаза, воскликнула:
    — Он умирает!
    — Постой! — обескуражено воскликнул юноша. — Успокойся, до победы осталось чуть-чуть. Он не может умереть!
    — Нас обманули. Его там нет.
    Она повернулась и побежала назад, вверх по дороге, которой они недавно вошли в городок. Алсей растерянно поглядел ей вслед, разрываемый противоречивыми желаниями. Он боялся за неё, но и оставить всех поднятых ими для этой битвы людей, а самому покинуть поле брани было невозможно. Нужно поскорее разделаться с врагами, прочно засевшими в нижней части города, находившегося ближе к равнине. Только он подумал об этом, как впереди раздались панические крики и шипение яджудж. Выстрелы с той стороны прекратились, но шум битвы продолжался и даже усиливался. Что-то в тылу врага происходило непонятное. Сообразив, что это их шанс, и они теряют зря время, прячась в подворотнях и выжидая неизвестно чего, он вскочил, и призывно взмахнув рукой, бросился вперёд. Остальные: рабы и его товарищи устремились следом, боясь только одного — отстать.
    Это действительно был единственный шанс: до сих пор их наступление сдерживалось меткими выстрелами противника, имевшего приспособленное для этого оружие, а у них почти не было луков и стрел, а магнеумы — те, что имелись у примкнувших к восстанию охранников, уже своё отработали и были пока бесполезны. Зато теперь им представился случай приблизиться к врагам вплотную для рукопашной схватки, они не имели права его упускать и не упустили. Сопротивление имперской армии оказалось неожиданно слабым, нападавшим противостоял совсем небольшой отряд. Рабы, обладая численным перевесом, яростно набрасывались на яджуджей, не щадя ни себя, ни ненавистных врагов. В ход шли дубинки, камни и просто кулаки. Скоро улица, ведущая к Золотому храму, оказалась отвоёвана, а перед самыми воротами ведущими на центральную площадь, к всеобщему изумлению шёл ожесточённый бой. Алсей, да и остальные оторопели: вооружённые, так же как и они — кто чем, неизвестные им люди ожесточённо сражались, прокладывая путь к воротам. Было не время размышлять о том кто это. Если воюют против имперцев, значит свои. Увлекая за собой остальных, он побежал на подмогу сражающимся с яджуджами людям.
    Несколькими минутами спустя всё было кончено.
Остатки имперской армии, побросав оружие, толпились в центре огромной площади, куда сгоняли и остальных, вылавливаемых по всему городу. Тут были и человеческие представители и клыкастые яджуджи, наводившие страх одним своим видом. Алсей не сразу узнал в решительно настроенном командире, невесть откуда взявшихся помощников, Оана. Они обменялись радостными приветствиями, сходу делясь информацией о последних событиях.
    Авел с жителями Семирида, примкнувшими к восставшим, уже были на пути к Назарату, а Оан с филионцами решил, что вначале было бы не худо помочь рабам освободить Гоффу.
    — Кажется, мы рассчитали всё правильно, — рассказывал Оан. — Мы добрались сюда на раз вовремя. Услышали шум битвы и поняли, что пора ударить по врагу с тыла.
    В ответ Алсей поделился нерадостными событиями произошедшими тут. Оан наморщился соображая.
    — Следовательно, если Назара нет в казематах этого храма, то Магдолина права. И тогда нужно спешить к нему на выручку. Только нужно сперва узнать, куда именно. Назад, как сказала тебе Магдолина, это слишком неопределённо. Она конечно могла знать больше, но её уже здесь нет. Вначале проверим всё тут.
    Он отдал несколько распоряжений своим людям и скоро к ним вытолкали из толпы пленников несколько священнослужителей Храма Единого Бога. Те выглядели не очень хорошо. Кое-кто был слегка помят, не особо церемонившимися с ними повстанцами, но на вопросы они отвечали охотно. Несколько тут же отправились показывать подвалы и закоулки храмового комплекса но, упавший духом, Алсей уже не надеялся ни на что. Он клял себя, что не пошёл сразу с Магдолиной. Пришлось Оану отдёрнуть его.
    — Ты не мог оставить такую огромную толпу без командования, большинство рабов погибло бы бессмысленно, Назар бы это не одобрил. Он нас учил не поворачиваться спиной к врагу. Ты поступил правильно.
Скоро все подозрения подтвердились. Казематы Золотого храма были пусты, а найденный первослужитель Храма Единого Бога, тряс толстыми, серыми от страха щеками, боясь поднять глаза на повстанцев.
    — Я от имени всех людей выступивших для освобождения Ангарда от власти чужеземцев, объявляю тебя предателем человеческого рода, как и остальных, прислуживавших яджуджам на своей собственной земле. — Оан мрачно сверкнул на него глазами. — Говори! Куда вы дели осуждённых тобой сегодня?
    Но тот только в страхе разводил руками, не в силах открыть рот. Если главный судья не знал куда девались заключённые, следовательно тут стоило поискать кого-то другого. Алсей знал кого искать, в память прочно врезались отталкивающие черты перерожденцев. Врезавшись в толпу пленных, он выискивал глазами этих существ, а они конечно же здесь были.
    — Думаешь, эти что-то знают? — спросил Оан Алсея, разглядывая десяток отвратного вида людей, вытолкнутых им из толпы, среди которых были и трое священников.
    — Это копии Балтасара. Наверняка они и есть его тайные сановники. Я просто не сомневаюсь, что кто-нибудь из них в курсе интересующих нас событий.
    — Зато я сомневаюсь, что они добровольно согласятся нам всё рассказать, — нахмурившись, произнёс Оан. — Во всяком случае, пока ни один добровольно не открыл рта. Боятся они кого-то побольше чем нас. — Он помолчал, видимо колеблясь, но потом снова вздохнул и докончил: — Хотя, Назар этого никогда не одобрит, но придётся наступить на свою совесть. Эй, ребята! — окликнул он своих бойцов. — Приготовьте длинные верёвки. Будем подвешивать их по одному за ноги на этих воротах, пока кто-нибудь не признается, куда они дели Назара с Симоном.
  *   *   *

    Солнце нещадно жгло сквозные раны в ладонях и ступнях ног прибитых к деревянному кресту, но оно больше не приносит тех страданий, какие он ожидал. По мере вытекания крови, притуплялась и боль, голова кружилась, а сознание меркло, чтобы через некоторое время вернуться, а ещё через мгновение вновь покинуть его.
    — Ты веришь в вечную жизнь, Назар?
    Голос слаб и неузнаваем. Кажется, это Симон, он справа.
    — Верь и ты. Мы ещё не раз встретимся в ней.
    — Тебе легко говорить. Ты бог. Боги не умирают. А, я могу только надеяться.
    Тяжело шевелить пересохшими губами. Нужно что-то сказать важное, но невозможно собраться с мыслями.
    — Ты должен верить. Так и будет.
    Молчание. Кажется, Симон вновь потерял сознание. Цацикла, что слева от него, не слышно, но слышны его мысли. Бродит он со своими яджуджами по пустыням и ищет для них выход к лучшей жизни, а выход спрятан от его взора далеко-далеко.
    Чувства обострены до предела, и тело ещё живёт. «Я что-то хотел сделать важное для Ангарда, но не успел. Что же? Не могу вспомнить… ах да! Вода. Она наполняет всё и всему несёт жизнь. Это самое важное — жизнь, а не смерть. Она здесь, рядом, её видно —  это священное озеро, оно питает все подземные источники равнины. На севере есть горные реки, но здесь только это озеро. Как странно…»
    Что-то влажное касается ног. Он только догадывается об этом, кожа занемевшего тела ничего не ощущает. Не видно. Нет же, нужно просто открыть глаза. Это просто слёзы. Слёзы из глаз любимого лица девушки. «Не нужно слёз, Магда, они солёные, нужна живая вода».
    «Оставь его, — просит она. — Назар уже сможет сам. Уже нет боли, ты победил боль. Ты победил смерть».
    Солнце неожиданно начинает тускнеть, закатываясь за один из спутников планеты, а крайне редкий в этих краях дождик устремляется потоком с почти чистого неба к земле.
*   *   *
День наступил, наверно самый важный,
Когда час пробил подвести итог,
С друзьями распроститься и отважно
Переступить таинственный порог.

Быть легче птицы и быстрее мысли
Эфирным парусом, подвластным чувств ветрам,
Всегда любить вас, только к вам стремиться,
(Неслышным более), желая счастья вам.

Оберегать вас от беды и скуки
И навевать спокойный сон ночной,
Хранить в пути, ведя вас всех за руки,
И ограждать от горя всех стеной.

Нет, я не умер. Я как прежде рядом,
Коль позовёте, тут же прилечу,
Не много нужно мне; лишь в том моя отрада —
Незримым ангелом быть подле вас хочу.

    Нет лучше ощущения, чем полёт птицы. Когда свободный дух устремляется вниз к земле и пронизывает ураганом толщу атмосферы, без всплеска погружаясь в изумрудные водоёмы, весело гонит гладь синих морей ревущими волнами или взбивает свистящими смерчами пахоту в полях. Ещё лучше ощущать близкого человека и беседовать с ним, даже если он тебя не видит, а только догадывается.
    «Не время уходить от дел Пет, многие ждут от тебя мудрого совета. Все верят в тебя и твою удачу. Кто как не ты выиграл битву под стенами Назарата без единой жертвы? Разве не ты заставил поверить себе и сложить оружие имперские войска, а яджуджи даже не попытались после этого противостоять силе людей? Они ждут, что ты поделишься с ними этой тайной силой, чтобы противостоять любым врагам, которые посмеют когда-либо попытаться вновь разорить Ангард. И не вини себя, ты ни в чём не виноват, я всё равно бы ушёл. Просто у меня ещё много других дел».
    Конечно, не со всеми так легко, как с Петом. Оан и его братец Авел нашли себе подходящего по духу друга. Вместе с Алсеем они гонят по пустыням яджуджей, оттесняя их всё дольше и дальше от территорий людских и того самого священного места, где они раньше приносили человеческие жертвы своему кровавому Кали-Ма.
«Не нужно, Оан, отправлять служителей Единого Бога в изгнание. Их вера непонятна только для молодых умов, для остальных она всего лишь один из множества путей к пониманию всей сложности мироустройства. Не лишай и их самих возможности познать непостижимое. Каждый разум должен окрепнуть и подняться на ступень выше».
    Нет. Оан и Авел просто не слышат. Думают, что это происки врага рода человеческого. Зато Алсей, избравший навсегда путь воина, не закостенел ещё в своих заблуждениях, с ним интересно поговорить на все темы. Он даже начинает догадываться, кто ему в душу лезет. Правда зовёт это совестью.
    Бедный Андрэу. Он не смог жить в том мире, о котором так мечтал. В городском саду, на вторые сутки после освобождения Гоффа тело его вынули из петли. Он выбрал тот самый злополучный платан…
    А вот с Айной и Оклхом говорить пока бесполезно, они никого кроме друг друга не замечают. Кажется, упросили уже Создателя, и он готовит им в подарок новую, совсем ещё чистую душу.
    Скоро, совсем скоро вечный огонь — Хранитель мира Ангарда, вновь запылает своим священным пламенем в Долине Магов. Там уже вовсю кипит жизнь, уцелевшие волхвы вернулись и готовят себе смену.
    Пора назад, проститься с самыми близкими.
  *   *   *

    Две могилы ничем особым не отмеченные неподалёку от Гоффа. Прах праху — сказал перед погребением Оан. И он прав. Симон и Цац уже далеко в иных мирах, непостижимым даже Магдолиной, они заслужили это своим противостоянием ЕМУ.
    Третьей нет и быть не может. Магдолина упросила друзей отнести тело Назара к самому берегу озера и погрузить в него. Друзья ушли, чтобы не мешать ей, и больше никогда не встретят Магду и Назара. Так задумано.
    — Ты говоришь, Магдолина, они бредут по дорогам Ангарда? Но я их не вижу.
    — Я тоже не вижу их, Толик. Но будь уверен, они живы. Они радуются исполненной миссии и теперь могут продолжить свою жизнь, как того хотели. Он станет целителем, а она ему верной женой. Разве это плохо?
    — Это хорошо. Столько страданий выпало на их долю!
    — Не волнуйся, они их даже не помнят.
    — А как же мы? Мы встретимся ещё?
    — Не печалься, мы с тобой верим в вечную жизнь. Напоследок я должна передать следующее: Как ты просил за Симона и Цацикла, так и за тебя прошено. Возвращайся!
И ещё одно, если ты не против, конечно…
    — Ну, чего не сделаешь ради старого друга, — расхохотался Анатолий.
  *   *   *

    Цветные и очень весёлые шарики подмигивали со всех ракурсов одновременно. Они приветствовали его, как самого лучшего друга, как самоё важное, что только может быть в мире, без чего никак нельзя.
    «Ты продержался молодцом», — голос в этот раз был серьёзным и слегка печальным.
    — А ты не очень, — так же серьёзно ответил Анатолий. — Опытный гроссмейстер, а пропустил пешку в ферзя.
    «Должен признать, что не одну. Твои с виду никчёмные друзья стали вполне самостоятельными фигурами».
    — Может быть, стареешь? — подзадорил невидимку Анатолий.
    «Ха-ха! Смешно. Я не могу состариться, застрахован, так сказать. Но мне будет немного скучно без тебя, это есть».
    — Вот как? Скучно?
    «А ты как думал? Сколько полезного ты приобрёл, сражаясь в этой войне! Научился убивать врагов без жалости и жертвовать друзьями. Этому тебя никто другой не научил бы. Вот учёба твоя закончена, а без учеников чувствуешь себя никчёмным. Впрочем, я загнул немного. Я ведь не расстаюсь ещё, я всегда с тобой, так и знай. Буду надеяться, что когда-нибудь ты начнёшь думать обо мне лучше».
    — И стану тебе другом?
    «А, что? Может быть. Поверь, это гораздо лучше, чем быть частью чего-то абстрактного, даже если эта абстракция имеет имя девушки или, к примеру, носит имя Зевса Громовержца, или…»
    — Достаточно! — прервал его Анатолий. — Не говори больше ничего, не хочу знать. Не думаю, что твои заботы когда-нибудь заинтересуют меня. Одиночеством я уже насытился. У меня другие планы.
    «Ни, за какие деньги»?
    — Ни за какие деньги. До свидания.
    «Свидания больше не будет. Такой шанс дважды не повторяется. Ты снова улизнул».
 
    эпилог

    Глафира отвела руки от головы Анатолия. Он встал и огляделся. Всё было так же, как и тогда, когда он переступил порог этой покосившейся избушки. Даже солнце так же пробивалось сквозь дверной проём. Сколько же он проспал?
    — Долго я был в отключке? — озабочено спросил он её, разыскивая глазами часы.
Это оказалось напрасным занятием, часов у Глафиры нигде не было.
    — Это тебе виднее, мил человек. Для меня прошло не больше минуты.
    Анатолий опешил. Неужели этого всего не было? Неужели всё привиделось?
    — Мне приснился сон, — начал он.
    — Как чувствуешь себя? — перебила его Глафира.
    Анатолий ощупал себя и поднял оба больших пальца вверх.
    — Я просила за тебя. Теперь всё будет хорошо.
    — Спасибо огромное. Не знаю, как и благодарить Вас, — растроганно произнёс он.
    — Когда узнаешь, тогда и отблагодаришь. А сейчас домой поспешил бы. Девка ждёт ведь тебя целую вечность.
    Продираясь сквозь заросли малины, он ломал голову, откуда Глафира узнала про какую-то девку, когда он сам об этом не знал. Нужно позвонить Нинке. Нет, не буду звонить, решил он. Просто поеду и встречу её возле института после работы. И пусть говорит, что не любит сколько ей угодно, я то знаю, что любит. Дойдя до Мишкиного дома, он хотел спросить, который сегодня день, но раздумал, ещё подумают, что спятил от страха за свою драгоценную жизнь и, миновав, побежал к своему. Муха выскочил навстречу и принялся громко лаять, радостно подпрыгивая и норовя дотянуться, чтоб лизнуть в нос. Растроганно потрепав псу загривок, он перешагнул порог и замер.
    В избе что-то было не так. Никакого беспорядка Анатолий не видел, но почувствовал чьё-то присутствие. Такого ещё с ним никогда не бывало. Тут же лёгкие шаги устремились за спину, и тёплые ладошки закрыли глаза.
Анатолий опешил.
    — Нина? — неуверенно спросил он. — Нинка! Ниночка, родная!
    Анатолий повернулся и подхватил в объятия ту, которая никак не могла быть здесь. Он никогда не говорил ей о своей родной деревне. Она просто не знала о её существовании, которая и на картах то не на всех значилась. Объятия их становились всё крепче.
    — Как ты нашла меня? — зашептал он.
    — По твоей телеграмме, глупенький.
    — Я не посылал…
    — Что ты такое говоришь, Толик? — не открывая глаз, проворковала она.
    — Ничего, это я так. Наверное, Глафира отчебучила…
    — Знаешь, а мне после твоего звонка каждую ночь снится один и тот же сон, в котором мы с тобой на прекрасной планете, где всё не так как здесь.
    — Знаю, Ниночка. Мне он тоже сегодня приснился.
  *   *   *

    — Ничего не понимаю, — седовласый главврач, почти касаясь носом бумаги, изучал снимки и расшифровку своих коллег. — Такого я за свою практику никогда не встречал. Поговаривали, правда…
    — Так я здоров? — весело глядя на смущённого хирурга, спросил Анатолий.
    — Более, чем. Мне бы так! Вот видите? — показал он порез на правой ладони, — уже неделю не желает затягиваться. Люди ждут операций, а я не могу им помочь. — Порывшись ещё немного в результатах обследований, он неуверенно добавил: — Иногда аппендицит так проявляется. Может, сделаем операцию на всякий случай? Это совершенно безвредно.
    — Нет уж, спасибо большое.
    — Ну, нет, так нет. Можете возвращаться к своей  работе. Зрители телевидения, наверное, давно ждут — не дождутся продолжения этой… как её?
    — Другое посмотрят. Я уволен и не собираюсь назад.
    Врач поглядел на Анатолия с интересом.
    — Чем же теперь намериваетесь заняться, если не секрет?
    — Поеду с женой в деревню, там воздух полезнее. Позвольте пожать на прощание вашу руку, профессор.
    Изумлённое восклицание хирурга догнало Анатолия уже у двери кабинета.
    — Как это вы сделали?!
    Врач, задрав очки на лоб, изучал свою ладонь, на которой не было и следа раны.
    — Вы же сами научили меня в прошлый раз: время, оно относительно. Для одних — оно одно, а для других — совершенно другое.

19.02.2012.


Рецензии
Интересно.
Поддержу для читателей.

Виктор Николаевич Левашов   19.02.2024 10:34     Заявить о нарушении
Благо дарю, Виктор Николаевич!

Прокофьев Валентин   23.02.2024 22:25   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.