ИМР. Реальность жизни

ИМР. Реальность жизни

Это случилось ночью - в соседней палате умер человек.

Три недели назад его привезли в клинику и разместили в соседней двухместной палате, переселив из неё двоих «постояльцев». Ходить он не мог, был худой как мумия и жёлтый как лимон - такое можно было увидеть только в документальных фильмах про узников фашистских концлагерей.
И вскоре уже все, в гематологическом отделении, знали всё или почти всё о нём: кто он, откуда и как «дошёл», вернее сказать, как «довели» этого человека до такого ужасного состояния врачи в его городе. Ему не повезло: диагноз был поставлен не верно, лечение проходило не правильно, а потом он и вовсе был «посажен» на сильные обезболивающие лекарства, став наркоманом. Все пациенты этой клиники тоже не были счастливчиками судьбы, но им повезло больше: врачи на местах честно взвесили свои возможности, не побоялись признаться в том, что они не имеют соответствующего оборудования и квалификации для лечения онкологии, и направили людей в московские институты, тем самым спасли им жизни.
Первые две недели через стенку постоянно были слышны стоны, особенно в ночное время, потом врачи сумели поднять его на ноги, кто-то даже видел, как он стоял на костылях возле окна своей палаты. «Значит, пошёл на поправку» - шептались в отделении. Но еще через неделю стоны прекратились. Ночью, почти под утро, Володя вышел в коридор и в это время из соседней палаты санитары выкатили каталку, на которой кто-то лежал, укрытый простыней. Это была впервые увиденная им реальная смерть человека.
Видимо, так устроена человеческая жизнь, что в ней происходят события, которые вносят поправки в судьбу человека. Где-то он читал или слышал, что перед каждым человеком, в определённые моменты жизни, встаёт вопрос: какое принять решение и по какой из двух дорог следует идти? Вот и сегодня, после произошедшего, он ясно осознал то, о чём ему, по молодости лет, ещё ни разу не приходилось задумываться. Оказалось, что жизнь очень хрупка и мимолётна, и за неё надо бороться. И решение родилось, как бы, само собой, но зрело: «Лечение будет долгим, поэтому нужно отвлечь себя от этой больничной повседневности! Как? Чтением книг?.. Да-да, чтением! Это должно помочь. И надо жить, чтобы быть…».
При институте была шикарная библиотека. И уже через несколько дней он стал одним из постоянных её посетителей, потом библиотекарь сама начала делать подборку для него: пять - шесть книг в неделю по психологии, медицинским наукам, вперемежку с книгами по любимой теме о разведчиках и истории.
Вечерами, в десять часов, в соответствии с правилами клиники, в отделении выключался основной свет, и палаты затихали для сна, а он выходил в полуосвещённый коридор, усаживался за стол рядом с дежурной медсестрой и читал, иногда до часу-двух ночи. Постепенно, глядя на него, в холле стали задерживаться и другие, не очень-то желающие спать. Дни для них были однотипны и как вечность: казалось, что только проснулся, прошёл по всем процедурным кабинетам, а уже и вечер подкатил: такой нудный зимний вечер с чернотой за окном, чужим городом и с обязательным стаканом кефира перед сном.
Опостылело…
За месяц до Нового 1975 года большая часть лечившихся в гематологическом отделении тоже начала «жить» вечерней свободной жизнью - одни играли в шахматы или карты, другие коллективно разгадывали кроссворды, а кто-то просто сидел в небольшой компании и делился своими радостями или горестями, рассказывая житейские истории. Иногда, некоторые, парами уединялись в длинной стеклянной галерее, соединяющей здания клиники. Там была дружба и любовь.
В этих вечерних посиделках забывались и отодвигались в дальний уголок мысли и переживания о болезни, о её возможных последствиях. Медсёстры, дежурившие в ночь, первое время слегка возмущались, но потом, видимо, махнули рукой на эти «нарушения», тем более что и дежурные врачи не возмущались по этому поводу.
Но эти «нарушения больничного режима» не могли продолжаться долго и незаметно.
В один из декабрьских дней Володю пригласил к себе, «на беседу» - сказала старшая медсестра, показывая указательным пальцем на потолок, заведующий гематологическим отделением, Григорий Давидович Байсоголов, неведомо откуда узнавший, что это он, косвенно, стал инициатором этих всех вечерних посиделок, и с лёгким кавказским акцентом повёл «беседу». Почему он, известный учёный, профессор, решил провести с ним, семнадцатилетним парнем, тот короткий разговор, так и осталось для Владимира непонятным:
-  Это хорошо, молодой человек, что ты пошёл на поправку! Это радует! Радует и то, что духом не падаешь, стойко относишься к своему … положению в качестве пациента нашей клиники, как мужчина относишься. Молодец! Но, понимаешь, есть определённые нормы и правила. Распорядок называется. Подъём, процедуры, завтрак-обед, тихий час и отбой на ночной отдых. Это не мной придумано. Так должно быть. Люди лечатся здесь и должны вовремя и полноценно отдыхать. Прохождение курса лечения для вас – это тот же труд, тяжёлый труд. Понимаешь?
- Понимаю. Но, знаете, как-то казарменно: строго в палаты и отбой. Я же просто читал сначала. И другим больным тоже не всегда хочется рано спать ложиться. Они же не как дома. Дома-то всё равно позже ложились бы. Вот они и стали…
- Казарменно! Ты думаешь, мы ничего не понимаем. Бездуховные все здесь. Пойми, есть распорядок, его нужно соблюдать, всем надо отдыхать, лечение не из лёгких, трудное лечение, нам же хочется вам помочь, получить хорошие результаты, а ты вот – нарушаешь, вначале один был, а теперь вон сколько уже. Медсестёр я накажу.
- Сестёр-то за что?
- Это уже моё дело, молодой человек! Можешь идти в отделение. Подумай там, на досуге.
Вернувшись в палату, он лёг на кровать и уставился в потолок. «И чего это он меня-то только к себе пригласил? Конечно, прав профессор – порядок есть порядок, дай нам волю, то мы и до утра будем гужевать. Но вот сестричкам попадёт – это не очень хорошо! Подвел я их под монастырь. Одна надежда, что может он просто их пожурит. Профессор, вроде, дядька на вид хоть и серьёзный, но чувствуется что не злой, нормальный мужик!»
О своём разговоре он рассказал соседям по палате – в этот вечер коридор отделения был пуст: все к десяти часам потушили свет в своих палатах.
Дня через два время «отбоя» было перенесено на одиннадцать часов вечера. Да и медсестёр, видимо, особо не наказали, а может, они вида не показывали.
И этот час, добавленный профессором, был очень им необходим для общения. В общении жизнь продолжалась.
Утро начиналось для всех обыденно, как по «нотам», с ежедневных процедур: проверка крови на лейкоциты, сканирование, лучевая терапия - если количество лейкоцитов в крови не упало до критического значения, а если упало - тогда "отдых" от лечения на несколько дней, а это отдаляло дату выписки.
А как хочется домой!
Очень хочется!

Перед началом сеансов лечения лучевой терапией, на его теле: груди, спине и плечах начертили каким-то мелком красного цвета несмываемые уголки и крестики. Лечащий врач объяснила их назначение:
- Это делается для того, чтобы обозначить границы, в пределах которых необходимо воздействовать гамма-лучами в нужных местах. Потом, со временем, эти крестики сотрутся.
Институт медицинской радиологии занимал большую площадь и располагался в нескольких зданиях, которые соединялись длинными остеклёнными галереями. В одном из дальних зданий находилась радиологическая лаборатория, где и происходило то самое лечение гамма-лучами. Туда-то он и начал ежедневно ходить как на работу. В первый день его встретила медсестра-лаборант и провела по серому коридору с металлическими стенами (позднее он  узнал, что эти стены были из свинца и защищали окружающее от радиации) в небольшую прохладную комнату с такими же серыми стенами без окон. Посреди комнаты стоял большой белый аппарат, напоминающий увеличенный в несколько раз фотоувеличитель. Под ним находился лежак. После того как он ложился, из аппарата через небольшой глазок начинал струиться тоненький лучик зеленоватого света и врач, "поколдовав" со свинцовыми брусочками, расставив их на стеклянной полке под глазком, уходил, а он оставался в этой серой прохладной тишине, нарушаемой изредка негромким, монотонным звуком работающего аппарата. Ни каких болевых или неприятных ощущений, только прохлада комнаты. Минут через пятнадцать сеанс заканчивался.
Какое-то время казалось, что ничего особенного с ним и не происходит, всё как обычно. Но через пять или шесть дней он вдруг обнаружил, что в расчёске при расчёсывании осталось очень много волос. Что это? Он запустил руку в свою длинную прическу типа "битлз", и в его руке оказалась добрая прядь волос, боли при их выдёргивании не чувствовалось.
И тогда он вспомнил свой первый день поступления в клинику: во время обеда за одним с ним столом сидел парень с длинными как у него волосами, тогда-то тот парень ему и сказал:
- Это хорошо, что у тебя волосы длинные. - И приподнял рукой свою шевелюру. –  Видишь? - От шеи и до затылка под волосами было лысо.
Теперь с каждым днём его волосы всё больше и быстрее стали покидать голову. Но постепенно он смирился и с этим, так как в отделении было много таких же, как он, да и врачи объяснили, что это всё временное явление, а через полгода волосы снова отрастут, и будет всё нормально.
«А что остаётся делать? Остаётся только верить словам врачей - им видней. И нечего грустить по прошлому, потому что нужно жить сейчас и будущим. Жить! Значит, будем жить! – Мысль сама пришла как будто изнутри, и он принял её. -  Нужно жить сейчас, и нет ничего лучшего, чем жить! Жить, чтобы быть, а прошлое - пусть будет в прошлом...»

По утрам Володя стал с трудом просыпаться, чего раньше с ним не бывало, сон не отпускал его и «желал» своего продолжения, но с другой стороны ежедневные утренние лечебные процедуры требовали раннего подъёма. А организм упорно хотел спать. Сказывались последствия лучевой терапии - снижение лейкоцитов и гемоглобина в крови, а это могло отодвинуть момент его выписки, уже определённый лечащим врачом на середину января. Нужно было что-то делать. Послеобеденные прогулки на свежем морозном воздухе по расчищенным от снега дорожкам территории клиники, поедание грецких и кедровых орехов, ежевечернее потребление кефира давали определённые результаты, но этого было мало: лейкоциты приближались к минимально-допустимому количеству. Однажды он, после «лучевой», решил немного изменить маршрут своего возвращения и пройтись по другим отделениям. В одном из них он обратил внимание на группу из несколько мужиков, сидящих в холле, и у всех в руке было по бутылке пива! Нет, он не ошибся – это было пиво. И они спокойно сидели и пили.
- Привет, мужики! А как это вы так, в открытую, пиво пьёте?
- А, что? Тоже хочется? – Спросил один из них.
- Это мы лейкоциты в кровь загоняем. – Сказал другой.
- И что, помогает?
- Ещё как помогает! Вот сегодня бутылочки по две примем, а завтра с утречка и на лучевую.
- И никто вас не ругает за распитие?
- Нам можно. Теперь уже нам всё можно. – Прокомментировал третий и добавил, - Все мы здесь подопытные. Как кролики или крысы, потому нам и пиво не в грех.
- Ну, что ты, Валера, опять понёс про кроликов. Чего парня пугаешь!
- А что его пугать, он сам, наверное, знает про это. Не маленький, чай. Такой же, как мы все здесь, горемыка!
Володя, как-то вначале пропустил про «кроликов» мимо ушей:
- А мы, у нас в отделении, кефир пьём и орехи едим.
- А ты орехи с пивом попробуй – здорово помогает. И домой быстрей поедешь.
- А что там насчёт кроликов?
- Да так он просто, шутканул…
Вернувшись в свою палату, Володя, во время обхода спросил у своего лечащего врача про пиво.
- Можно, - ответила она. - Но я тебе об этом не говорила. И это даст только временное повышение лейкоцитов, потом они опять быстро снизятся. Это может сильно навредить.
- Хорошо, я понял. – Ответил он, а сам подумал: «Сегодня же сделаю вылазку в город и куплю пару бутылок. Или три. И проверю, что и как».
Он уже давно собирался прогуляться по городу, вырваться на волю. Здесь он был заперт, в этой территории ограждённой железобетонным забором с декоративными решётками, а там за забором - была обычная, нормальная жизнь.
И он ушёл в "самоволку".
До него многие тоже ходили в город по магазинам и в кинотеатр, главное было в этих походах - не попасться на глаза «самому», так называли директора института, иначе тогда досрочная выписка была обеспечена и навсегда. А может, это просто так говорили. Ещё говорили, что у этого "самого" была очень хорошая зрительная память и пациентов он, мол, сразу видел, хотя "чужака" в этом небольшом городе можно было сразу определить и без обладания хорошей зрительной памятью. После первой «вылазки» были и другие. Он просто гулял по вечернему Обнинску, улицы которого напоминали ему о Норильске. Только там сейчас декабрьская пурга и мороз под сорок, а здесь крупные, лёгкие и пушистые снежинки приятно падали на лицо и щекотали нос. И мороз почти не ощущался, так себе, морозец.
Однажды небольшой компанией из пяти человек они зашли в городской ресторан. Среди посетителей оказались нескольких знакомых медсестер и врачей. Они тоже их узнали: женщины помахали им рукой, а мужчины подмигивали и снисходительно улыбались. Всё происходило как-то не так, вроде бы обычный ресторан, музыка, люди, но как-то всё чуждо, Владимиру показалось, что они здесь чужие, и все смотрят на них, зная это. Тогда они даже не стали дожидаться официанта, а просто встали и ушли, чувствуя себя лишними в этом заведении, ущемлёнными, может быть. И посетить  это заведение повторного желания больше не возникало, по крайней мере, у него.
А вечером того первого дня Владимир, возвращаясь из «самоволки», нёс в сумке три бутылки жигулёвского, предвкушая удовольствие от вечернего ужина с кружкой пенистого пива. Пиво с орехами оказали своё положительное действие: лейкоциты держались в норме, а значит, выписка и отъезд домой не откладывался, тем более что и билеты на самолёт им были уже куплены на 19 января.
Больничные вечера становились интереснее, добавленный час сделал своё положительное дело: в каждом холле стало собираться по пятнадцать-двадцать человек, кто-то играл в карты, кто-то в шахматы, кто-то травил анекдоты, а кто-то рассказывал свои жизненные истории, которые слушались с большим интересом. Обстановка непринуждённости и раскованности сближала их и отодвигала в дальний уголок неприятные мысли о болезни, хотя бы на короткое время, что даже самые хмурые и молчаливые тоже начинали рассказывать о своём пережитом когда-то. 

г. Обнинск.
Декабрь 1974


*Григо;рий Дави;дович Байсого;лов (1921—2003) — советский и российский врач-радиолог, доктор медицинских наук, профессор, крупный учёный в области профпатологии, гематологии и радиационной медицины, один из основателей Филиала Института биофизики Минздрава СССР в Челябинске-40, лауреат Ленинской премии. (1974- руководитель отделения гематологии)