Любовь, разорваная шрапнелью

Беседую с девяносто четырех летней «узницей камеры-одиночки» - современной квартиры со всеми удобствами, кроме самого важного — возможности пообщаться. Жаловаться на судьбу не стоит: навещают родственники. Как известно, и в тюрьмах бывают краткосрочные свидания.
Было бы идеально: чистенькие, ухоженные бабули- ветераны войны или труда, а если помечтать, то и простые пенсионерки - в райском уголке государственного пансиона, мирно общаются в тени липовых аллей, за ними заботливо и с усердием присматривают сестры милосердия... Впрочем, что же это я.... В России — есть и у нас когда-нибудь будет!

Шрапнелью разорванные судьбы в вечном огне сокровенной любви

Иди-и-и-, сюда-а-а иди. Ве-е-е тер был. Я-а-а блок нападало! Собира-а-ай, вон их ско-о-олько!
Дедушка, смотри вот, и еще — вот! Ах, дедушка!- я и по сей день его только таким вспоминаю.
Как мимолетное видение - детство, в младенческом лепете листвы, в ласковом аромате дедушкиных мичуринских садов, в «яблочном» восторге!
Из 94 лет Будниковой Татьяны Емельяновны 90, будто ретировались пред неповторимой свежестью ее воспоминаний. Только не надейся читатель на хронологически четкое повествование, архивы — горят, в “архиве” памяти — многое размыто... Документально достоверно только то, что корнями древо жизни Татьяны Емельяновны уходит в глубь России, в Рязанскую область, «прорастая» через Ижевский район в село ...
... Стариково, Малеево, Кустово – красивые русские названия новых сел, колхозного “сродства”.
-А наше село – Деревенское. Что- попало название, какой-то непутевое, зато село большое-большое, церковь большая-большая, колокольня, а колокол такой – за 7 километров слышно!
Далее корневая система приводит нас к красивому кирпичному дому семьи Ивановых, крестьян-единоличников, которым в революцию кроме того, чем рожь молотили, кроме пчел, молотильной машины, добротного дома, свиней, коими раз в год оскорамливались, лошади да коровы, да станка, на коем полотно для холщовых рубах ткали, привычного деревенского уклада, одним словом, терять было «нечего». Вот этими-то «цопами» и была скована душа крестьянина-единоличника. Кабы его единоличное величество вместе со всем этим, да в лаптях, да на родной теплой печи, где все 6 детей с больной матерью спали, гуляющими по селу гармошками, керосиновой люстрой, и .... занавескам из вырезанной узорами газеты, да в «комунизьм» взяли... а то...
Корову отнимають, лошадь отнимають — коллективизация называется.
В колхоз идти уговаривали?
А как же? У нас в школе, в первом классе такой урок был, «сельское хозяйство», назывался. «Вот у вас, -говорят, -корова одна, она не телится и - вы без молока, а в колхозе всегда с молоком будете». Или: «Вы сеяли руками, где густо — где пусто. В колхозе — сеялка, сеять будет ровно».
От таких уговоров душа единоличника только «цопами» позвякивала, да частушкой покрякивала: “Как у нас колхоз «Ударник», а другой колхоз «Компрос». «Компрос» зарезали мерина, две недели кишки ели вспоминали Ленина...»
И все же «колхоз начался».
Вы записались в колхоз?
А вы?- “не записаться боялись – скажут “враг народу” , а записаться – неохота: особого хозяйства нету, за “так “ работали – трудодень пишуть, а что трудодень?”
«Что трудодень?» – понять могут только студенты, да школьники, они и по сей день трудодни на летней практике отрабатывают.
Я сама еще девчонкой в колхозе рабоенитала, лен дергали – колючий такой. Трудодень не заработаешь – нормы такие были высокие, два-три дня за трудодень работаешь, а на ентот трудодень – ничего не давали...
“Куды пошлють” - работал ее отец. “К примеру, скажет бригадир: ты пойдешь сено косить, ты – дрова рубить...”- вот такая она колхозная демократия. Все делают то, что скажет главный колхозный демократ.
- Вы записались в колхоз?
Нет,- пойдут, выпишутся.
А вы бы, читатель, записались? А вот коровы, была бы их власть, только из-за силоса бы....
Яму выкопають, туда всякую траву поскидають, а кто будет такое исть? У нас такие луга, сено хорошее, коровы привыкли хорошее исть, а то намешають с землею пополам.
“Шла корова из колхоза, говорила про селос, отрубите хвост и вымя – не пойду боле в колхоз”- спой тогда такое – выселка, все поють и все бояться. Правы были старые народники, что с крестьянином еще нужно поработать, просветить его «социалистическую душу».И все же, коллективизация — это
« первый шаг» неопытного в ходьбе младенца- будущего «спринтера»-победителя. Села стали гордостью экономики страны! А пока ....
Люди в колхоз на работу идут - все босые, а потом и голод начался.
Вернулись родненькие корова да лошадка из коллективной жизни -только подчевать нежданных гостюшек не чем, разве что сенцом колхозным...(далее некоторые факты история умалчивает)...
Зато от других у “видавшей виды” истории “на глазах -слезы”:
Голод началси – пришли к нам хлеб отбирать, который с колхоза дали. Я уцепилась за ларь с мукой: “Ой! Что мы завтра будем кушать? Отец побледнел...А все ж - забрали.
«Вот этот хлеб дали Сурковы, этот Орловы»,- приговаривает сестра Рая и шесть пар голодных глаз смотрят как ложатся на стол бесценные кусочки человеческого сострадания.
А мне стыдно побираться – то. Пойду на другую улицу, думаю – там меня никто не знает. Стучу в дом: “Ой, да это никак Иванова Емельяна Трофимыча дочка”, -и большой кусок отрежуть. И к кому ни зайду, все: “Ой, это Емельяна Трофимыча дочка!”...Сумка-то моя уж больно большая стала, иду – люди из церкви возвращаються...Под крыльцом той самой единственной “казенки” где водку официально продавать разрешали, схоронилась дочка Емельяна Трофимовича от ложного стыда пред лицом православной общественности...
А в стоге сена, да на крыше соседского сарая в опасные «прятки» с местной властью “играл” сам Емельян Трофимович.
Приехал председатель сельсовета:”Иванова срочно в сельсовет требують”, а Иванов догадался, зачем требують..
Под “подолом” настигшей ночи, 25 километров “цельняком” шагал до станции Шилово или Ясаково - так и “ пропал наш папочка”.
Потом помню – пасха. Христос воскрес – и папка наш явился! К самому Калинину в Москуву ходил справедливость искать. Тот Калинин – хороший был дядька, царство ему небесное.
Историю, к сожалению, вершит,как известно, царство земное и чрез 2-3 года:
Послали его за лесами – знали: он все достанет. И он все достал, привез, стал лошадь отпрягать - “вы арестованы”....
“Собирайтесь,”- нам говорять,- вас высылають на 5 лет. И “зазвенели милые оковы” и зашлась болью душа крестьян-единоличников....А ничего из того, что есть на высылку не возьмешь – взяли дерюгу, да чугунок. ..
Москва “гостеприимно” приняла долгожданных в объятия тюремных камер.
На окнах ящики. “Тут,- говорять,- опасные преступники сидели – мимо окон нельзя пройти – вот ящики и поставили.” И мы попали в эту “палату”,- по-больничному выразилась Татьяна Емельяновна, так привычнее - 50 лет медсестрой в стационаре проработала,- Больша-а-ая там параша стояла, бочек железный, раз в сутки выносили. Детям давали 3 куска рафинада, взрослым – два. Всякие люди с нами сидели, И бабушки... Месяц - сидим, 2 – сидим. Стали на прогулки, в баню водить...
Пока нескоро простившихся с гостеприимной тюрьмой , иронией судьбы, точнее, сарказмом истории загнанных в “Столыпинские вагоны” везут в Акмолинск....
Вы, набравшие 25 баллов по истории в ЕНТ, поймете ли вы , друзья парадокса, этот сарказм?... Прервав стук вагонных колес- остановив состав повествования , поясняю: в “Столыпинских вагонах” в 1911г. везли в Казахстан вышедших из крестьянской общины малоземельных крестьян – политика ликвидации малоземелья при сохранении помещичьего землевладения. Крылатая во времена Столыпинских времен фраза: “Дальше едешь – тише будешь” “долетела” и до Сталинских реформ...Удалось ли нам - “археологам судеб” докопаться до сути исторических событий – судите сами:
Привезли к Акмолинску (г.Астана), где человеческая нога не была, а кто нам там приготовил что? Голая степь, да бараки – самана из глины сделаны, землей покрыты, полы земляные. Ни топить – ни варить: деревьев нет. Поставили чугунок на кирпичи, засыпали зерном, из Ишима воды зачерпнули, да , кизяком растопили по новой для них технологии...
Нетерпеливо поджидала уморившихся с дороги варфоломеевская ночь: наши уставшие “гугеноты” вместе с многочисленными семьями, спавшими на полу, были заживо отданы на съедение раскормленным и разъяренным блохам....
Испытав всю прелесть жизни без частной собственности, труда за кусок хлеба – пять лет в “школе нестяжания», в атмосфере торжества интернационализма: “ с нами жили белорусы, русские, татары, мордва, узбеки., перед войной поляков прислали, а во время войны – чечен”.....- и – вернувшийся отец пишет карагандинским властям:”Есть ли в Советском Союзе вечная ссылка?” - неволя и птиц петь научит.
“Ваше заявление рассмотрено – отправлено в Алма-Ату.....Ваше заявление рассмотрено - отправлено в Москву” и ,наконец – приговор, в сущности, смертный: “Ваше заявление рассмотрено и оставлено без последствий....”. Как говорится:суд царев, да воля Божия:
Я навсегда освобожу Вас, - прогремела Великая Отечественная война.
И словно из “тьмы веков” из, нерушимых во все времена, застенок рабства вырываются слова освобожденного Эзопа: “Где тут пропасть для свободного человека?”: так и не доехав до фронта, в разгромленном бомбами вагоне навсегда получили свободу души двух ее братьев....
Отец - в трудовой армии...
Сестричка , открой форточку,- у молодых раненных бойцов в госпитале приступ головокружения известной “этиологии”. В форточку устремляется свежий воздух, а в карман медсестры нашей Танечки – записки: крик раненной в бою, но не убитой молодой страсти: “Я тебя люблю”, “Давай познакомимся”. И – познакомились, будущий муж, Захар, среди раненных оказался...
Настал момент прервать повествование и порыться в стареньком чемоданчике, с которым и собирается Татьяна Емельяновна отправиться, взяв самое ценное с собой. Вот уже и дорожные наряды готовы: два раза меняла “смертное”, только смерти этой никак не угодишь, не присылает кучера с каретой, видно «пассажирка» не готова еще...И тут происходит неожиданное:
Подносит к губам, целует, как икону, плачет и дрожащими руками передает мне свою святыню . Знаю, что недостойна, знаю, что вероломно вторглась в человеческую судьбу, но перед таким вот – встала бы на колени: “Положите на грудь моего любимого Петю. Любимый мой, никем не заменимый, неповторимый, погиб на поле брани в 1943 году.” Юные он и она – лик нестареющей любви на фотографии военных лет. Читаю: “Фотографировались в г. Акмолинске, я училась в медицинском техникуме. Положите мне это фото на грудь, когда я умру, уйду к нему”... Спустя столько лет!...Пусть это многоточие станет минутой нашего с тобой молчания, читатель. А пока мы молчим, пусть звучит песня, сочиненная солдатами из акмолинского госпиталя, спетая моей собеседницей:
“Ночь прошла в полевом лазарете,
Где дежурили доктор с сестрой.
И в туманном осеннем рассвете
Умирает от раны герой.
Он собрал все последние силы
И диктует сестре, что писать.
Не спросясь своей близкой кончины,
Он не хочет родных огорчать.
В изголовье склонилась сестра,
Письмо пишет и плачет сама.
“Я любимых деток целую,
Ближе к сердцу хочу их прижать,
И целую жену молодую,
И отца , и любимую мать.
А любимому брату сообщите,
Что наш полк отличился в бою.
Вдруг шрапнель пролетел, разорвался,
Разорвало шрапнелью плечо.
И навеки я с вами прощаюсь,
И целую я вас горячо.”
Вопреки непреодолимому желанию продолжить рассказ, в этой судьбе – “залежи” интересного, вопреки твоему любопытству читатель, я все же ставлю ...нет, не точку – опять многоточие — может в вечности соединяться эти "шрапнелью разорванные судьбы" - любовь «никогда не перестает».


 газета Усть-Каменогорск 27 сентября 2012г. №39(90)