1
Всё началось с того самого момента, когда невесть как, невесть откуда, невесть зачем и почему, я оказался кружившим в танце с какой-то незнакомкой на балу. Зал был невероятных размеров; огромный и слабоосвещённый, с зачернённым потолком, от чего создавалось впечатление, будто здесь должны были бы жить не люди, а великаны, которые не особо любили яркий свет: тусклое пламя свечей, не доходя до потолка и плавно затухая к центру, рассеивалось вдоль очень отдалённых стен. Вокруг витал запах сырой земли, сладкого вина и цветов – создавалось впечатление, будто этот колоссально просторный зал находился глубоко под землёй, подобно одному из залов Мории Дж. Толкина, которые превосходно были показаны в кинокартине Питера Джексона «Властелин колец». Помню, как перед глазами вихрем проносились размытые очертания в виде невероятных по высоте циклопических колонн, напоминавших могучие стволы деревьев, чьи вершины бесследно терялись в царящей тьме готических затемнённых сводах необъятного потолка. Огромные мутные очертания каких-то фигур, похожие на люстры, свисали с потолка: одна по центру зала, другие же были намного выше, уходя в разные стороны во мраке. Множество белоснежных бюстов на столбах с человеческий рост каких-то мужчин и женщин, – наверное, выдающихся людей, располагались по всему периметру зала.
Какое изысканное подземелье...
Вокруг меня и моей спутницы кружило бесчисленное множество загадочных кавалеров и их дам: до меня дошло понимание того, что я присутствовал на настоящем бал-маскараде: каждый кавалер был в широком чёрном плаще, под которым был чёрный костюм и носил на лице серую бауту; каждая дама была в одной и той же красной пачке, закрывающей плечи и декольте, с пышной, тяжёлой, доходящей до пола юбкой; у всех дам волосы были прибраны в одну ту же изысканную, но строгую причёску; и все они носили одну и ту же маску – чёрную моретту.
И только она была в белом… Моя незнакомка... Её платье было лёгким, едва достигавшим щиколоток прелестных маленьких стоп – она танцевала босиком. Маски она не носила, но лица её я разглядеть не мог: чем пристальнее я вглядывался, тем сильнее её лицо становилось мутным сгустком, как- будто меня поражает ослепляющий недуг дальнозоркости в крайне тяжёлой форме. Каждый раз, когда я всматривался в неё, я слышал её чудный, мелодичный смех.
И вот я уже перевожу взгляд на её распущенные густые каштановые волосы, из которых начали прорастать сочные яркие бутоны живых маков (невероятно!), хитроумно образуя прелестный алый цветочный ободок. Затем эти дивные маки, подобно милым маленьким крохам с их игривой задорностью и озорством, плавно выныривали вереницами и на её белоснежном платье, весело распускаясь и кружась в разные стороны в такт нарастающего темпа дивного вальса.
Здесь не было оркестра: музыка, как будто сама себя воспроизводила, рассеиваясь вокруг гулким эхом. Удивительные гармоничные созвучия органа, симфонического оркестра, электрогитары и даже множества атмосферичных звуков электронной музыки с разными звуками природы, воспроизводили очень странную, но невероятно красивую мелодию. Но меня больше поражали горловые распевы огромного хора, который был слышен повсюду, но я не мог разобрать, откуда он исходит: одни голоса доносились издалека, словно с другого края поля (стены удалялись до тех пор, пока не скрывались во мраке), другие голоса – кружили, подобно сотням душ вокруг (я видел то, что слышал), совсем рядом, соединяясь в приятный гул. – Их было словно сотни, а может и тысячи: таких наинижайших и высоких голосов я не слышал ранее. Удивительная игра мелизмов, крешендо, экспрессивные вибрато, исполнение которых я себе даже представить не мог! – Великолепные гармонические созвучия этих голосов. Я не мог понять, откуда они доносятся:
Я стал пристальнее оглядываться вокруг, отчего уже забыл о самом бале, и ноги мои танцевали за меня. Я же смотрел и всё больше и больше поражался тому, что видел: пол был выложен из больших, квадратных, серых плит, между которыми пробивались ростки зелени. Переведя взгляд на стены, я поразился укладкой больших кирпичей, в расщелинах которых, причудливыми узорами, также росла маленькая трава со свисающими, широко распустившимися на маленьких стебельках бутонами маков. Цветущие кирпичи на стенах постепенно исчезали, переходя всё выше и выше в выточенный скульптурный горный рельеф, принимая образ многочисленных вьющихся корней, пробивающихся сквозь выступы, какие бывают на скалах. Выглядело это более чем реалистично: создавалось впечатление, словно нас сверху окружал горный мир, с торчащими, напоминающими костлявые сухие старческие кривые руки, деревьями. Здесь же я заметил множество скульптур маленьких, худощавых, курносых, с непропорционально большими ладонями и вывернутыми в обратную сторону коленями, босоногих, кажется рогатых, застывших карликов с одной и той же престранной улыбкой на лице, как у Чеширского Кота Льюиса Кэрролла – все они с каменной неподвижностью смотрели на происходящее торжество. У каждого в руке был рог, из которого пили вино. Голову каждого украшал живой венок из виноградной лозы. Они мне показались довольно жуткими, особенно их взгляд, который устремлён был как бы на нас, но и в «никуда».
И вот уже как будто сама Бездна, выходя из обители своего мрака, царящего над нами, их глазами глядит на нас.
Боги! Чьей руке принадлежит такой чудовищный масштабный труд?! – Этот огромный причудливый мир настенных скульптур напоминал больше не работу величайшего из смертных мастера, чей дар на тысячу голов превосходил гениальность великих художников и скульпторов эпохи ренессанса, а чьё-то таинственное колдовство, словно этот настенный мир был ещё некогда живой, но кто-то обратил всё и всех в камень.
Переводя взгляд на гигантские колонны, меня сначала обдало лёгкой волной ужаса! – Когда я увидел вереницу высеченных голов, плющом вьющиеся от низа до самого мрака потолка: эти каменные вытесанные лица, с чёрными впадинами вместо глаз, то открывали рты, то молчали и как будто ждали своего момента, чтобы снова открыть рот – вот откуда доносились эти голоса! Они пели: каждая свою партию, соединяя всё вместе в один вселенский хорал! Услышав солирующий голос, я обернулся в направлении, откуда он доносился и обнаружил, что это пел один из бюстов. Затем подхватывал другой, третий, а потом я услышал издалека голоса других бюстов. Они как будто перекликались в пении, находясь в разных концах этого необъятного, мрачноватого, но парадоксально уютного зала.
Я посмотрел наверх и понял, что тьму создавало чёрное как сажа облако, но вид его вселял мне удивительное, и даже убедительное спокойствие. Оно ограждало меня от лишнего, как будто ничего больше не имеет значения, кроме того, что есть здесь и сейчас.
«Тебе не должно быть дело до того, как ты тут оказался, и почему именно здесь – просто наслаждайся. У каждого свой рай. Рай – это то, что не нуждается в объяснениях. Истина же заставляет идти порой на самые безрассудные и уничтожающие поступки, превращая не только свою жизнь, но и жизнь окружающих в кошмарные страдания и мучения. Сколько несчастных сложило головы за право давать истине имя. И вот уже другой рвётся её назвать по-своему. Но не понимает никто, что единственное ей имя – убийство. Вся история поколений - это вечная череда этих имён, преходящих через кровь. Кто как не истина, румянит себя кровью сверхчеловека. Истина – убивает, а цена её – глупость, смеющаяся за маской угрюмой мудрости! «Vanitas vanitatum et omnia vanitas» – Шептало мне чёрное облако, эта движущаяся бездна.
Я не чувствовал времени – мне было всё равно. Я просто танцевал и наслаждался обществом своей таинственной незнакомки, вдыхал дивный запах цветов, вина и земли. Я был беззаботным чадом своей планеты. Я получал удовольствие от всего, что мне являлось, подобно дураку.
Открываю глаза: молниеносный страх внезапно до боли стянул судорогой мои плечи! Странные карлики теперь смотрели только на меня! Их пустые глаза были направлены только на меня – все они продолжали стоять на своём месте, и только головы их были повёрнуты в мою сторону! Но лёгкое прикосновение нежных ладоней моей спутницы успокоили меня. Я снова услышал её дивный мелодичный смех. Смотрю на её лицо, и понимаю, что там просто одна сплошная кожа: нет глаз, нет губ, нет бровей – нет ничего! Она безликая на самом деле!
Тогда кто всё это время смеялся?!
Чёрное небо незаметно для меня исчезло.
Появилось алое сказочное закатное небо, откуда медленно кружили, на мгновение, замирая, опускались множество лепестков всё тех же красных маков. Большие объекты, фигуры, некогда считавшиеся мной за огромные люстры, оказались парящими многочисленными земляными островками, покачивающиеся в воздухе, некие земляные глыбы, на которых могло поместиться около двух- трёх человек. На некоторых из них, не таких далёких, я даже мог заметить пышный луг с мелкими цветочками.
Летающие маленькие острова уходили всё выше и выше в открытое, лёгкое, облачное небо, освещавшееся закатным Солнцем – Потолка не было! Горный мир, некогда скрывавшийся во мраке чёрной бездны, теперь как бы растворялся, исчезал в розовых сверкающих облаках необъятного вечернего небосвода. Чёрное облако тайны исчезло: теперь я чувствовал какое-то доверие, словно что-то мне открылось. Ожившие каменные карлики удивительно легко запрыгивали на эти летающие луга: кто-то из них продолжал забираться всё выше и выше, другие же – оставались на месте и сыпали оттуда лепестки маков. Они смеялись, как дети, и пили вино из рога, а потом высовывали свои испачканные красные «чеширские» улыбки, которые уже не пугали, а забавляли.
Поющие колонны обратились в могучие высокие пышно-зелёные деревья. Пение прекратилось, а музыка стала доноситься гулким эхом по всему небу. Я ощущал детство, приятную тоску и ностальгию, щемящую сердце. Алые лучи Солнца падали на нашу цветущую бальную площадку, на танцующие рядом пары, преображая вокруг природную красоту игрой света и теней от деревьев, цветов, и падающих лепестков , делая её ещё более живой и прекрасной.
«Я счастлив! Я безумно счастлив!» – кричал я себе в глубине души! Я чувствовал такую эйфорию, что меня всё сильнее и сильнее стал мучить вопрос: «Все ли окружающие меня сейчас так же счастливы, как я?! »
Я отвернулся посмотреть на кружившие рядом со мной пары, но увидел лишь только безмолвно кружившие маски, без носивших их хозяев! После чего вернулся к моей спутнице…
ОНА ИСЧЕЗЛА! Я только что обнимал её и танцевал с ней! А теперь я обнимаю пустоту!
Что здесь такое…
Вокруг тоже никого нет!
Мёртвое молчание колонн…
Маленькие карлики стояли на своих местах, как и прежде, озирая пустым взглядом некогда то, что было бальным торжеством. Исчезло Солнце и небо – теперь только ветхие готические своды потолка; теперь только заброшенный, пыльный, покрытый толстыми слоями паутины ветхий зал.
Тьма, освещённая лунным светом: я не обратил внимания, что тут были и окна…
Холод. Безумный страх и дрожь. Надо немедленно уходить отсюда! Я всего лишь отвернулся: почему всё так быстро сменилось?!
В конце зала я увидел огромную двухстворчатую дверь, напоминавшую, скорее, врата, и лихорадочно рванулся к ней: она была не заперта к счастью (или нет?!), и огромный зал наполнился отвратительным громким скрипом этих ворот, сквозь которые пробивался серый свет. Не обращая ни на что внимания, ослеплённый животным страхом, я выскочил в ворота и захлопнул дверь.
Затем осмотрелся вокруг и понял, что ад только начался…
Обернулся обратно: ни ворот, ни самого замка, в котором был зал, больше не было. Лишь только…
Свидетельство о публикации №219111301518